Текст книги "Заповедник Сказок 2015
(Том 5)"

Автор книги: Валентин Лебедев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

– Да нет, дело не в этом. Дело в том, что я без этой библиотеки не могу. Мы с ней… как бы это сказать… одно целое. Единое и неделимое. – И она снова посмотрела на меня, и я почувствовал, что горы сверну – только бы она никогда больше так печально не смотрела.

– Почему? Что надо сделать, чтобы…

– Ничего нельзя сделать, как ни печально, – вздохнула Ариадна. – А почему… я расскажу. Только… пусть эта история останется тайной. А впрочем, не так уж это важно – в случае чего, всё равно никто не поверит.

И она рассказала.

Много лет назад она родилась в этом доме, получила огромную библиотеку в наследство от бабушки. Ничего она не любила сильнее книг. И книги любили её, разговаривали с ней. Но однажды – ей тогда было восемнадцать – она проснулась от жуткого гула и поняла: горит библиотека! Люди носились по комнатам, вытаскивая все, что можно – но никто не спасал от огня её книги!

– Я в библиотеку – а там так полыхает – попробуй войди. Всё горело. Все мои самые любимые сказки, и романы, и атласы с картами. Я… как будто это я сама горела в огне… – Она подняла глаза, на ресницах дрожали слёзы. – И тогда я закричала: «Господи! Меня возьми, а их оставь!» Дальше ничего не помню. Очнулась, когда всё стихло. Подошла к двери – дверь обгорелая, страшная. Дымится. Толкнула, вошла – а там все мои книжечки, как новенькие! Ничего, ничего с ними не случилось! Я так обрадовалась! Потом уж поняла, что теперь я и они – никуда друг без друга. Что я теперь при них вечный страж. В смысле, вечный библиотекарь, – она смущённо улыбнулась. – Я даже за порог выйти не могу.

– То есть хочешь сказать, ты – привидение?

– Что-то в этом роде, – вздохнула Ариадна.

– Не может быть. А как же пирожки, чай… шарлотка, в конце концов?

– Такая специфика, – вздохнула она. – Не призрак же. Скорее, книжная фея. Но существование моё возможно только здесь, только с ними. И нигде больше.

Сказать, что я был потрясен, – не сказать ничего. Вот тут, в глухом селе, посреди двадцать первого века – привидение. Живое, невозможно прекрасное. Ладно, фея. С феей смириться даже как-то проще. Но делать-то в этой ситуации что?

Первая мысль была – повернуться и уйти. Это она мне голову морочит, чтобы отказом не обижать. И я уже почти собрался, но тут она сказала:

– А хочешь, я свои книжки покажу?

– Да я ведь вроде как уже их видел.

– Да, но далеко не все. Я покажу любимые. Пойдём.

Она легко вскочила со стула и устремилась к двери хранилища. И я, вместо того чтобы повернуться и уйти, встал и зачем-то последовал за ней.

В этот раз пахло сдобой и глинтвейном. Ариадна открыла книгу – старинную, в потрёпанной обложке. И со страниц вспорхнули бабочки – закружились вокруг, заметались по залу, расселись на стенах и потолке. Я завертел головой, а она открыла еще один фолиант – и на стеллажах распустились невиданные цветы, а пол укрыл мягкий травяной ковёр. Третья книга – и где-то вдалеке заплескалась вода. «Наверняка она подсыпала что-то в чай!» – мелькнуло в голове. А моя фея уже тянула меня за руку туда, к реке, где нас ждала венецианская гондола, и гондольер в маске и плаще оттолкнулся от берега, как только мы прыгнули и уселись в его лодке.

– А знаешь, – сказал я ей, – даже если ты фея, тебе никто не запрещает выйти за меня замуж. Я, между прочим, могу и сам сюда переехать.

– Можешь, – улыбнулась она и положила голову мне на плечо. – Но я в такие чудеса давно не верю.

Это была волшебная ночь. И я не буду вам о ней рассказывать. Шехерезада говорила о таких: «И это была ночь из тех, что не идут в счёт ночей жизни». Где мы только не побывали, чего только не повидали! Глинтвейн тоже пили – в малюсеньком баре где-то, кажется, в Голландии. Но главное – она всё время была рядом. И я держал её за руку. И рука была человеческая…

Утром баба Маня трясла меня за плечо, водила перед носом тарелкой с пирожками и уверяла, будто с вечера я умолял её разбудить меня к утренней электричке. И как я попал домой – совершенно непонятно. Оделся, собрался.

– А вещи? – удивилась хозяйка.

– Я в библиотеку зайду, потом на станцию.

– Так а чего тебе там делать? У библиотекарши выходной сегодня, закрыто там!

Я не поверил: никогда там закрыто не было, это я точно знал.

Но библиотека, натурально, была закрыта – на амбарный замок. Снаружи. Я постучался, но никто не открыл. Ага, думаю, выходить, значит, она не может. И замки, стало быть, снаружи тоже вешать не может. Разозлился я: ну, зачем она так? Ох, непростой это был чай! И шарлотка… Но, даже если так, пусть – оно того стоило. Даже если это была просто иллюзия.

Электричка, разумеется, уже ушла, и я вызвал из города такси – по-любому, надо было возвращаться. Еле дождался. Снова полил дождь. Проезжая мимо библиотеки, убедился: висит замок, никуда не делся. И вдруг в окне сверкнули стёклышки очков.

– Тормози! – заорал я, как ненормальный, выскочил из машины и кинулся к тому самому окошку. Под дождём минут пятнадцать во все окна библиотеки колотил, но добился только одного – таксист вышел из машины и поинтересовался: может, мне другую машину вызвать, с красным крестом и синей мигалкой?

С тех пор не прошло и месяца. Я вернулся в город, уволился, нашёл себе удалённую работу и сегодня переезжаю в Рыбалово. Пока поживу у бабы Мани, а там, глядишь, моя Ариадна снимет, наконец, амбарный замок с двери и тоже поверит в чудеса.

Евгения Панкратова
Хомкины сказки

Детская сказка

де-то далеко на севере… или на юге… хотя, возможно, что и на западе… или на востоке… в общем, где-то далеко-далеко растёт непроходимый Заповедный Лес. Водятся в нём всякие диковинные звери и невиданные птицы, хотя и обычного зверья тоже хватает. Присматривает за Лесом, смотритель, зовут его Старый Петри. Говорят, старым он был уже на заре этого мира, а что было до того, и вовсе никому не ведомо… Впрочем, речь не о нём… Старый Петри живёт на опушке леса, подле старого мшистого болота, в доме, который так и называется – Дом-на-Болоте. Дом этот маленький, но очень уютный. Чуть кривенький, с башенкой и круглым окошком, в торцевой стене. Каменный, стены кое-где покрыты мхом, под кухонными окнами растёт диковатый куст штапельной розы, чуть подальше. – огромный дуб, по которому снуют любопытные белки, заглядывая прямо в витражные мансардные окна. Массивная деревянная дверь, ведущая на кухню – скрипучая, со старинными коваными петлями, красивой витой ручкой и сварливым характером. Крыша черепичная, труба кривоватая, за трубой – воронье гнездо. В слуховом окошке часто ночует хитрый голубь, в стрельчатых окнах второго этажа отражается по вечерам рыжее закатное солнце… Хороший такой дом.

Кроме Старого Петри, в Доме-на-Болоте живёт ещё Лада со своей дочкой, уже который год не желающий взрослеть рыжий Котёнок с кисточкой на хвосте, странствующая между звёзд Большая Одинокая Кошка и… Хомяк – маленький, рыжий, толстый, любознательный зверёк, любитель плюшек, мотыльков, ромашек, воздушных змеев и волшебных историй. Вот про них-то – про Хомку и его друзей – эти сказки…

«А вот интересно, откуда же всё-таки они берутся – сказки?» – бормотал Хомяк себе под нос, топая по тропинке к дому. Он слегка косолапил, загребая лапами пыль, но не замечал этого, погружённый в свои мысли. В лапах он бережно нёс большую пузатую банку одуванчикового варенья, выпрошенную по случаю у одной знакомой ведьмы.

«Нет, ну всё-таки… Это же очень интересно! Может быть, где-то есть большой старый сундук – и сказки сложены в нём аккуратной стопочкой? Хотя нет, им было бы очень скучно в сундуке… А может, дупло? Как в большом старом дубе возле нашего дома. И сказки живут там. На зиму они уютно закапываются в прошлогоднюю труху и листья на дне дупла – и сладко спят. А весной просыпаются и начинают танцевать на ветках вместе с последними зимними светлячками. А потом зимние светлячки уходят – а сказки остаются… Но почему же я никогда не видел танцующих сказок? А, знаю! Сказки – это маленькие белоснежные тучки. Они летают себе по небу, играются с ветром и нежно ластятся к старому мудрому солнцу. А иногда они спускаются пониже, заглядывают в наше распахнутое окно – и Старый Петри ловит их за маленькие пушистые хвостики и рассказывает нам – а потом отпускает… Интересно, а у меня получится? Надо попробовать!»

Эта идея так увлекла хомячка, что он решил немедленно проверить, получится ли у него поймать за пушистый хвостик какую-нибудь, хоть самую маленькую, сказочку. Он свернул с тропинки, прошелестел лапами в густой траве, пыхтя, вскарабкался на холм и остановился в растерянности. Небо у него над головой было абсолютно, совершенно безоблачным. Красивого, глубокого василькового цвета, бескрайнее, свободное… Но – безоблачное.

«Вот так всегда, – сердито пробубнил Хомяк. – Только придёт в голову какая-нибудь ценная мысль – и вот, на тебе…»

Сердито сопя, пыхтя и горестно вздыхая, он осторожно спустился с холма, бережно прижимая к пузику банку с вареньем, и поспешно засеменил к дому. Там его уже ждал рыжий Котёнок с кисточкой на хвосте, весело посвистывал закипающий чайник, Лада расставляла на столе любимые чайные чашки – ярко-жёлтые, с большими ромашками. Старый Петри, задумчиво причмокивая губами, доставал с полок пахучие травки – мяту, полынь и сладко пахнущий мёдом липовый цвет. Большая Одинокая Кошка, распушив хвост, сидела на подоконнике широко распахнутого кухонного окна и смотрела на первые торопливые звёздочки, которые смущённо кивали друг другу на ещё не успевшем потемнеть небе. Близился вечер. Еще один тёплый вечер, который был бы совсем другим без Хомяка и пузатой банки с одуванчиковым вареньем…

Про Хомяка и Бормоглота

«Вот так всегда! – бормотал себе под нос Хомяк, заматывая на шее длинный рыжий шарф и сердито сопя. – Как безобразить, так он уже большой! А как к пани Вербене за зельями идти, так он, видите ли, маленький ещё… Хмпф!» – Хомяк возмущённо фыркнул на Котёнка и вышел, громко хлопнув дверью. Котёнок, прятавшийся за книжным шкафом, виновато шмыгнул носом. Ему было стыдно, что Хомке придётся проделать весь путь одному, но страха было все-таки больше – ведь, чтобы попасть к дому пани Вербены, нужно пойти мимо той самой норы! А уже вечереет… Котёнок удручённо вздохнул и вскарабкался на подоконник – ждать возвращения Хомяка.

А Хомка тем временем шустро семенил по тропинке. Он уже перестал дуться на Котёнка и насвистывал под нос свой любимый весёлый мотивчик, попутно здороваясь с каждой встреченной в пути белкой и знакомыми сойками. Вечерело. Над лесом в холодном осеннем воздухе разливалось розовато-рыжее марево заката. Тропинка привычно свернула влево, и Хомка невольно замедлил шаг, пристально вглядываясь в густые заросли орешника. Там была нора. Точнее, Нора! А в Норе жил он – БОРМОГЛОТ!!! Хомяк поморщился и затопал пошустрее. Встречаться с Бормоглотом ему совсем не хотелось.

Вообще-то, Бормоглот был не страшный. Он был вредный, и все его за это не любили и избегали. И, хотя Бормоглот редко отходил от своей норы далеко, избегать его было сложно – нора его была устроена вблизи одной из самых нахоженных тропинок через Заповедный Лес. Завидев кого-нибудь на этой тропинке, Бормоглот загораживал своей тушкой дорогу и начинал нудно и монотонно читать нотации по всем, какие только ни на есть, известным поводам. Как правило, выдержав пару минут, все, за исключением Старого Петри, спасались позорным бегством – а Бормоглот, довольно распушив хвост, гордо и победительно оглядывал окрестности и, удовлетворённый, уползал в свою нору. До следующего раза.

Вот почему, заслышав где-то впереди на тропинке треск сучьев и сосредоточенное сопенье, Хомка поджал уши и затравленно оглянулся. Обходного пути не было – вдоль тропинки с обеих сторон росли густые, непроходимые кусты орешника. И зелья от пани Вербены нужны были именно сегодня. Да и потом, отступать – это как-то не по-хомячески… «Может, это и не он вовсе…», – подбодрил себя хомячок без всякой, впрочем, надежды и обречённо продолжил путь.

Но это был-таки он, Бормоглот. Вредный зверь сосредоточенно и загадочно шуршал чем-то в ореховых кустах, и его пухлая тушка загораживала путь. Стараясь ступать как можно тише, Хомяк на цыпочках обогнул Бормоглотову тушку по самому краешку тропинки и, не веря своему счастью, за-шустрил дальше. Он уже отошёл было на целых двадцать хомячьих шагов, потом не выдержал и оглянулся – Бормоглот сидел на тропинке и тоскливо смотрел Хомке вслед. Хомка от неожиданности споткнулся и на всём ходу плюхнулся на тропинку.

– Б-бор… м-мо… глот, ты чего? – пробормотал он, запинаясь.

Бормоглот тяжело поднялся и прошлёпал большими косолапыми лапами разделявшие их двадцать шагов. Присел рядом, заглянул просительно в Хомкины глаза и вдруг тихо, словно стесняясь, проговорил:

– А у тебя… плюшки… нету?

Хомка оторопело кивнул. У него действительно была с собой сладкая плюшка с малиновым вареньем – он по хомячьей привычке взял её на дорожку, подкрепить силы. Хомка протянул плюшку Бормоглоту, Бормоглот осторожно, как будто с благоговением, взял плюшку обеими лапами, поднёс к носу, потянул ноздрями сдобный плюшковый аромат и вдруг… улыбнулся. Потом осторожно надкусил бесценное лакомство и принялся медленно жевать, полузакрыв от блаженства глаза. Хомяк с удивлением и интересом наблюдал за ним, наклонив вбок мохнатую голову. Бормоглот жевал сосредоточенно, время от времени шмыгая носом.

– Ты думаешь, я отчего вредный? – неожиданно прогундосил он, не открывая глаз. – Это всё от того, что у меня в норе плюшки не водятся. А вообще-то я добрый. Только – ну, ты же знаешь – добреют от сдобы. А у меня в норе одни корешки да орехи – откуда ж там доброте взяться? Как думаешь, одной плюшки теперь на сколько дней доброты хватит?

Тут Хомяка не удержался и заливисто расхохотался, весело толкнув Бормоглота в мохнатый бок. Бормоглот застенчиво улыбнулся.

С тех пор никто не боялся Бормоглота. Всякий путник запасался сладкими сдобными плюшками и с удовольствием останавливался на тропинке поболтать минуту-другую с радушным и улыбчивым Бормоглотом. А Хомка и вовсе стал частым гостем в его Норе. Нет – в опрятной, тёплой и сухой норке. Только вот до сих пор никто так и не знает, куда иногда деваются некоторые плюшки, которые Лада ставит остывать у широко распахнутого окна в Доме-на-Болоте.

Про Хомяка и шахматы

В Доме-на-Болоте уютно шуршал по углам ноябрьский вечер. Пахло свежими плюшками с апельсиновыми корочками, которые только что испекла Лада. В окна, любопытствуя, заглядывали яснолицые осенние звёздочки. Неслышно мурлыкала о чём-то Большая Одинокая Кошка. Хомка с рыжим Котёнком играли в шахматы на пёстром коврике у камина.

– А сейчас моя лошадь делает ход конём! – объявил Котёнок, дёрнув хвостом с кисточкой на конце, и довольно хихикнул. Чёрная резная фигурка всадника на коне совершила невероятный прыжок через всю доску и остановилась прямо под носом белого короля, азартно постукивая копытом.

– Эй, так не честно! – недовольно заворчал Хомяк. – Ты снова жульничаешь!!! Лошади так не ходят!

– Лошади не ходят! Они скачут! – радостно завопил Котёнок, и чёрная резная фигурка совершила замысловатый пируэт. Белый король, позеленев от злости, стукнул чёрного всадника скипетром по голове. Чёрные пешки зароптали, угрожающе потрясая копьями. Белое войско ощетинилось в ответ, а отливающий перламутром белый ферзь с жезлом мага забормотал под нос страшное заклинание. Хомяк грустно поглядел на доску.

– Эх ты, рыжий, опять всё испортил. В шахматы надо играть по правилам, а ты всё перепутал! Как тут теперь разобраться?

Котёнок обиженно насупился.

– А кто это сказал, что именно твои правила правильные? Может, играть нужно по моим правилам?! И в моих правилах кони скачут!!! – рыжий пушистик лапой смахнул с носа сердитую слезу и от злости запустил в Хомку маленькой резной фигуркой. Хомяк ошарашено посмотрел на Котёнка и потёр лапой ушибленное место. Такая мысль не приходила ему в голову. Действительно, почему это в шахматы нужно играть именно по таким правилам?

В шахматы Хомяку научил играть Старый Петри. Когда-то очень давно, когда Хомка ещё только обживался в Доме-на-Болоте, Старый Петри частенько доставал с каминной полки старую, поцарапанную и во многих местах потёртую коробку, аккуратно расставлял фигурки, а потом долго рассказывал Хомяку о дебютах и эндшпилях, о премудростях передвижения фигур, принципах стратегии и тактики. Хомяк мало что уразумел, ещё меньше запомнил, но основные правила уловил. Пешки ходят только вперёд, башни – только по прямой, офицеры – только по диагонали, кони прыгают буквой «Г», а ферзи – или, как их называл Старый Петри, королевы – ходят как угодно. «Кому угодно?» – спросил как-то Хомяка и получил добродушный щелчок по носу. – «Тому, кто играет, разумеется. А король – это самая слабая фигура и нуждается в постоянной защите…»

Хомка так и не понял, как это может быть: чтобы король – и вдруг самый слабый? Он же король! Но предпочёл не спорить. Со временем они стали играть в шахматы всё реже. В Доме появился Рыжий Котёнок, и Хомяку было гораздо интереснее носится с ним по лесам и лугам, чем чопорно переставлять деревянные фигурки. Да и у Старого Петри прибавилось забот-хлопот. Так что коробка с шахматами подолгу пылилась на полке над камином…

Котёнок наткнулся на неё пару дней назад, причём, совершенно случайно. На улице зарядили нудные осенние дожди, сильно похолодало, и Лада не выпускала их бегать по лужам и собирать осенние листья после темноты. Котёнок откровенно заскучал и слонялся по Дому-на-Болоте, приставая ко всем подряд, заглядывая во все углы и закоулки в поисках развлечений. Тогда-то и обнаружилась на полке над камином старая, потрёпанная коробка с шахматами. Котёнок, никогда раньше не знавший этой игры, пришёл в восторг, и хомяк, добродушно посмеиваясь, принялся обучать его шахматным премудростям. Но, как оказалось, играть по правилам Котёнка совершенно не устраивало. То есть играть по старым правилам. Он постоянно придумывал свои. «По понедельникам на клетке F4 королева пьёт чай и потому пропускает ход». «Башни ходят только прямо, но иногда они сворачивают за угол, когда им любопытно». Или вот, сегодня – «кони скачут»…

Хомяку, в общем-то, новые правила нравились. Так было интереснее – да и шахматные фигурки радостно галдели, выписывая по доске непривычные и замысловатые пируэты. Вот только если бы эти правила не менялись каждые полчаса… Хомяк вздохнул.

– Послушай, рыжий…

Котёнок, повернувшийся спиной и сердито сопевший, обиженно дёрнул кисточкой на кончике рыжего хвоста.

– Да послушай же ты! – хомяк добродушно улыбнулся и легонько потянул Котёнка за хвост. – Может ты и прав.

Котёнок заинтересованно шевельнул ухом.

– Может, именно твои правила и есть самые правильные шахматные правила. Но чтобы играть по твоим правилам, нам нужно сначала договориться, понимаешь?

Котёнок, уже повернувшись, сидел в пятне тёплого красноватого света, исходившего от камина, и внимательно смотрел на хомяка.

– А то, видишь, какая штука получается… Ты играешь по своим правилам, а я по своим. И так нам с тобой никогда не встретиться. А вот если сначала договориться, то у нас с тобой такая игра может получиться!

Котёнок ласково потёрся головой о мягкий хомячий бок. и, придвинув одной лапой доску с валяющимися фигурками, согласно закивал. А потом, расставляя заново пешки, башни и ферзей, принялся объяснять.

– Вот, смотри! Если вот эти смогут ходить сюда, а этот – делать так и так… И, как ты думаешь, может стоить покрасить некоторые клеточки в зелёный цвет?..

Хомяк обречённо закатил глаза к потолку и, плюхнувшись на пузо и придвинувшись поближе к Котёнку, принялся расставлять свою половину фигурок, отчаянно споря и размахивая лапами. Большая Одинокая Кошка довольно улыбалась, глядя на хомяка и Котёнка, галдящих у камина. За окном неслышно падал первый в этом году снег.

Как Хомка день рождения праздновал

Как-то солнечным летним полднем хомяк валялся пузом кверху на травке в саду. Он подсчитывал облачка, проплывающие в голубой вышине неба, а заодно придумывал им имена и истории – откуда они плывут, куда направляются, есть ли у них мама и папа, любят ли они фисташковое мороженное и нравится ли им купаться в море. Почему-то Хомке казалось, что облачка очень любят на закате бродить по зеленоватой морской воде и тихими голосами рассказывать о том, что видели за день…

Море в последнее время часто занимало Хомку – впрочем, это случалось каждое лето, когда над Домом-на-Болоте начинала кружить с пронзительными криками чайка. Она прилетала из гавани – каждое лето, перед тем, как начинали цвести липы. И каждое лето, заслышав тревожные чаячьи крики, хомяк принимался тосковать и грустить о море, которого никогда не видел. Он понимал, что вряд ли ему когда-то доведётся побывать в гостях у полынно-зелёных, ласково шелестящих волн – и от этой безысходности тоска его становилась ещё горше…

Впрочем, сегодня Хомка не грустил. Он считал облачка в небе и гадал, скоро ли поспеют плюшки. Всё дело в том, что рыжий хитрец предусмотрительно устроился валяться на травке под кухонным окном, И из этого самого окна, распахнутого настежь, уже полчаса доносились вкуснющие плюшечные ароматы – такие дразнительные, что хомяк периодически сглатывал слюнки и уже пару раз ошибся в подсчётах, так что теперь было непонятно: тридцать четыре облачка проплыло над крышей Дома-на-Болоте, или тридцать семь? По Хомкиным догадкам, ждать уже оставалось недолго – ну не могут же плюшки печься вечность!

Внезапно в кухне раздались голоса – хомячок узнал звонкий голосок Лады и низкий, спокойный голос Старого Петри. Хомка насторожился – уж, не говорят ли они о плюшках?

– Ну как, получилось? – голос Лады дрожал от нетерпения.

– Ага, – ответил ей Старый Петри, и по голосу чувствовалось, что он улыбается. – Мастер – мой старый друг, так что мы быстро договорились. Держи! Филамена сказала, что можно добавить в чай или намазать на булочки. Говорит – раньше им не доводилось творить свой товар в съедобной форме, – Старый Петри расхохотался.

– Ура-ура-ура! – Лада захлопала в ладоши.

Потом послышался какой-то шум, стук, перезвон посуды – и из окна сильнее запахло плюшками. Хомка поводил носом в воздухе – кажется, плюшки были его любимые, с яблочно-коричной начинкой. С другой стороны Дома, от двери, послышался стук и голоса.

Хомяк удивился – у них гости? Внезапно из окна высунулась забавная мордаха Котёнка. Он с самого утра крутился на кухне, и теперь весь был покрыт слоем сахарной пудры и корицы.

– Хомка, иди быстрее!!! Плюшки уже поспели, и гости уже собрались. Будем твой день денья праздновать!

Хомка, вскочивший было при слове «плюшки», снова плюхнулся на траву от удивления.

– Какой-какой день?

– Ну, Лада утром сказала, что сегодня твой день какого-то там денья и нужно приготовить угощение и позвать всех в гости… Ну, иди же, Хомка, плюшки стынут! – и Котёнкина мордаха пропала из окна.

Хомка посидел ещё какое-то время под окном, пытаясь отогнать подозрения, зародившиеся в его голове, и сообразить, о чём это там бормотал Котёнок, а потом, сопя и кряхтя, поднялся и потопал вокруг Дома к дверям. Денье там или не денье, а негоже заставлять плюшки ждать!

Стоило хомяку зайти в Дом, как тут же его обступили гости – тут были и скроллы, и Бормоглот, и Дракон, и пани Вербена с Булем и Берендеем, и Старый Мастер с Филаменой на плече, и Лада с дочуркой, и Старый Петри, и, конечно же, верный друг Котёнок – и все они дружно пели:

 
С Днём Рожденья тебя!
С Днём Рожденья тебя!
С Днём Рожденья, милый Хома!
С Днём Рожденья тебя!
 

Хомка стоял, растроганный, моргая от изумления, и ковырял лапой пол. А потом, когда они допели, принялся обнимать всех друзей своими маленькими лапками, шмыгать носом и приговаривать: «Ну откуда вы знаете? Как же вы догадались? Я же никому не говорил…»

Хомка был растроган. Он не очень любил всякие праздники (и особенно не любил их организовывать), а потому никогда никому не говорил, когда у него день рожденья. Но разве от друзей такую тайну скроешь?!

Потом они все сидели вокруг большого стола, лакомились плюшками и пели песни, дарили хомяку подарки, играли в разные игры, шутили и смеялись. Котёнок, всё ещё немножко белый от сахарной пудры, вызвался прочитать поздравительный стих, но грохнулся с табуретки прямо в корзину с шоколадными конфетами, которую принесли Клар и Карла, и стал совсем уж не рыжим, а белым в сладких разводах и шоколадных точечках.

А вечером, когда на небо, потягиваясь и весело перемигиваясь, принялись вылезать звёздочки, гости стали потихоньку расходиться. Лада оправилась укладывать дочку спать, и скоро на кухне остались только Хомка, Старый Петри и Котёнок. Котёнок, устроившись на пёстром коврике у камина, принялся вылизывать свою рыжую шёрстку. Старый Петри раскурил трубку, и сквозь распахнутое окно к быстро темнеющему небу потянулась вереница дымчатых колечек.

Хомка сидел за столом и задумчиво перебирал подарки. Казалось, он не очень знает, что делать с этим неожиданно свалившимся на него счастьем. Старый Петри, посмотрев на него с улыбкой, сказал:

– Мне кажется, Хома, тебе нужно скушать ещё одну плюшку. Намажь её вот этим, – и он протянул хомяку маленькую пузатую баночку тёмного стекла. Хомка озадаченно повертел баночку в лапах, а потом сунул в неё свой любопытный нос.

– Ой! Там варенье! Кумкаватовое, такое, как нам Юля присылала!! – Хомка облизнулся, вспоминая, как быстро закончилось зимой варенье из солнечных кумкаватов.

– Это не простое варенье! Над ним поколдовал немножко Старый Мастер, так. что как только ты съешь ложечку этого варенья, тебе приснится сон. Особенный сон.

– Какой?

Старый Петри хитро улыбнулся в бороду.

– Ну, вот съешь ложечку – и узнаешь.

Хомка тут же принялся намазывать плюшку тягучим, солнечно-рыжим вареньем. Потом стал сосредоточенно жевать. Потом озадаченно посмотрел на Старого Петри.

– Ну я ничего не чувствую такого особенного, Пе… – тут Хомка пару раз сладко зевнул, положил голову на лапки и сонно засопел. Старый Петри с доброй улыбкой поднял хомяка на руки и отнёс наверх, в хомячью каморку. Уложил в постель, подоткнул одеяло и постоял немножко, глядя, как он уютно сопит во сне.

А Хомке снилось, что он идёт куда-то по золотистому песку. За спиной у него неяркое предзакатное солнце, над головой – тёмной синевы небо, по левую руку шумят о чём-то высокие сосны, а по правую… а по правую руку шелестит море! И они идут куда-то вместе, рука об руку – маленький любопытный хомячок и большое молчаливое море.

Как Хомка дракона лечил

Если вы помните, в некоем Доме-на-Болоте жил себе поживал некий хомяк. Хомяк был вполне себе симпатичный, у него было много друзей, и ещё он всегда попадал во всякие истории. Впрочем, вы, должно быть, знакомы с ним, не правда ли? И даже знаете о том, что у Хомки в комнате есть волшебный шкаф, через который можно попасть к некоему дракону, большому другу хомяка.

На самом деле, дракон этот никакой не некий – это очень даже определённый, вполне себе осязаемый Дракон с обаятельной улыбкой и длинным чешуйчатым хвостом. Дракон этот любит пить мятный чай из большой пёстрой кружки, читать умные книжки, в которых живёт много непонятных слов, лопать мороженое большой столовой ложкой и ловить зелёным сачком пёстрых бабочек. За бабочек вы не беспокойтесь, он их потом обратно выпускает – в самом деле, ну зачем дракону бабочки? Так вот, именно из-за драконьего пристрастия к большим количествам мороженого и произошла эта история…

Как-то раз тёплым апрельским вечером Хомка собрался навестить своего чешуйчатого друга. Привычно набив полные карманы печенюшками, засахарёнными апельсиновыми корочками и имбирными коржиками (всего лишь немножко покусанными), Хомка полез в свой волшебный шкаф. Чуть поплутав там, чтобы чудо в очередной раз успело произойти, он высунул любопытный нос из такого же шкафа в драконьей комнате и тихонько позвал:

– Эй, кто-нибудь дома?

С дивана в дальнем углу донеслось какое-то кряхтение и сопение, и Хомка логично решил, что Дракон дома. Ну не может же диван кряхтеть и сопеть сам по себе, в самом деле! Кое-как выкарабкавшись из шкафа, хомяк деловито потопал в ту сторону, откуда раздавались сопящие и хлюпающие звуки. И вскоре притопал к дивану, на котором, как и ожидалось, восседал Дракон. Но – боже мой! – в каком он был виде!!! Весь Дракон с ног до головы был закутан в полосатый плед. Нос его был красным и распухшим, и Дракон периодически сморкался в огромный клетчатый носовой платок из огнеупорной ткани. Глаза были опухшими и слезились, как у голодного вампирчика, и Дракону приходилось прятать их от неяркого света рыжей лампы под огромными солнечными очками. И даже чешуйчатый хвост – предмет особой драконьей гордости – был каким-то бледным и вялым. Хомяк не на шутку всполошился.

– Дракончик, дорогой, что с тобой случилось?

– Ааааапчхииии! – ответил Дракон. А потом добавил: – Чхуа-чха! Пчи!

Хомка озадачился.

– Ты наконец-то выучил китайский язык, о, мой драгоценно-рождённый чешуйчатый друг? Я безмерно рад за тебя!

Вы только не подумайте, что Хомка издевался. Ну… разве что подтрунивал самую чуточку.

– Но я-то китайского не знаю, – продолжил он, – так что говори толком, что с тобой стряслось!

Дракон с самым несчастным видом указал кончиком хвоста в угол комнаты. Там небольшой пластиковой горкой были сложены литровые контейнеры из-под мороженого – фисташкового, кофейного и крем-брюле. Целых 18 (прописью – восемнадцать!) штук!

– Всё ясно! – провозглосил хомяк, уперев лапы в бока. – Ты облопался мороженого и заболел! У тебя этот… как его… хрипит и соплит в острой форме! И ещё, должно быть, воспаление обаятельной железы – поэтому ты так плохо выглядишь!

– Чха! – согласно чихнул Дракон, восхищённый диагностическим талантом Хомки.

– Ну что же… будем лечить. Я сейчас вернусь, никуда не уходи! – погрозил дракону пальцем хомяк и поспешил к шкафу.

Дракон очень не любил лечиться. Он боязливо нахохлился и постарался сделаться совсем маленьким и незаметным, чтобы Хомка, вернувшись, не нашёл его… Ага! Полуторатонная нахохлившаяся тушка ярко-зелёного цвета на малиновом диване – это очень незаметно!

А Хомка уже деловито шуршал, раскладывая на столе принесённые лекарства: полбанки лучшего малинового варенья Старого Петри, горсть овсяных печенек, маковый бублик, сушёные ромашки, бутылочку бальзамического уксуса и немного ванильной эссенции.

– Сейчас замесю… замешу… в общем, намешаю – и будем лечиться… – бормотал Хомка, тщательно измельчая ингредиенты в маленькой каменной ступке.