Текст книги "Четвертый Рим"
Автор книги: В. Галечьян
Соавторы: В. Ольшанецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 48 страниц)
Пока Пузанский витал в высоких политических кругах, братья вышли на разведку. План у них был разузнать, где находится известный в городе Путиловский завод, повертеться вокруг него, заловить какого-нибудь работягу, заманить его в пивную и там выспросить на предмет секретных цехов. Сначала им даже и повезло, когда, спускаясь в прозрачном лифте, они наткнулись на бородатого деда в ливрее, который сидел в кресле и нажимал кнопки.
На первый же вопрос, как проехать к Путиловскому, лифтер ожил, поднялся со стула и объявил, что зовут его дядя Саша, что ему семьдесят лет и из них ровно половину он промудохался на этом самом, мать его во все дырки, заводе. Когда же он поинтересовался, откель взялись не гостиничного вида хлопцы, и узнал, что из древней столицы, то чуть не выпрыгнул из лифта от возбуждения.
– Да я же сам москворецкий, – возопил дядя Саша, – земляки вы мои ненаглядные! Сейчас отпрошусь у метра и пойдем, солнцем палимы, прямо в гостиничный кабак.
И впрямь после недолгой отлучки дядя Саша появился уже одетый не в ливрею и русские сапоги со скрипом, а в цивильный двубортный костюм и борода его была расчесана по всем правилам хорошего тона. После очередного перешептывания с официантом они были допущены в освещенный сотнями ламп знаменитый голубой зал, где, как гласит легенда, еще любил сиживать отец нынешнего регента, пропивая свою скудную профессорскую зарплату.
Сев скромно в уголок за удивительно быстро накрытый столик, новые друзья пустились в разговоры о Москве, о старых и новых порядках в ней. Правда, лифтер Саша быстро погрустнел. О какой бы столичной достопримечательности ни заходил разговор, все было разбито, или обветшало, или попросту сгорело при пожаре.
– А мавзолей, – горячился дядя Саша, – тот самый мавзолей, где тиранозавр лежал. Неужто тоже снесли? Ни в жисть не поверю, хоть сам в вашу Москву езжай. Сколько сейчас поезд в столицу чешет?
Узнав, что до Бологого два часа, а потом еще до Москвы две, а то и три недели, лифтер совсем пригорюнился. Напрасно пытался ему Луций объяснить, что мавзолей вовсе не сгорел, а сам разрушился после того, как в него вьехал кумулятивный снаряд. Большой же театр, напротив, именно сгорел и до сих пор на его восстановление идет сбор средств аж с прошлого века. Что такое ГУМ или ЦУМ, никто из ребят отродясь не слышал, а когда лифтер начал расспрашивать, что можно купить в магазинах, на Луция напал дикий смех. Дяде Саше оказалось абсолютно невозможно объяснить, почему в Москве нет магазинов.
– Да распределение же, – урезонил его Луций. – Каждый все получает в военкомате. Паек или спецпаек, с голода еще у нас никто не умирал. Кроме пенсионеров и калек, конечно. Так те исчезли еще в шамировские времена.
– Как зачем магазины? – не унимался лифтер. С досады он стал сажать одну рюмку за другой, и становилось очевидным, что надолго его не хватит.
– Все у нас да у нас, – разозлился Луций, толкая брата под столом ногой, чтобы он не налегал на осетрину. – Давайте про Петербург поговорим. Как вы-то живете?
Лифтер расцвел и даже отодвинул в сторону графин.
– Мы Европа! – сказал он веско. – Я, брат, за последние пять лет весь мир объездил. И честно скажу – у нас не хуже. За границу каждый работяга может смотаться, как на деревню к дедушке. Свой автомобиль почти в каждой семье. Что касается жратвы, то на нее просто противно смотреть. Видишь этот стол, – показал он небрежно на соседний столик, который официанты уже заставили вкуснятиной, видимо готовясь к приему гостей, – так это тьфу, ничего по сравнению с тем, что у меня набито в холодильнике. И так у всех. А кто кричит, что нас, русских, и в город не пускают, плюнь в глаза. Кому положено – ходит где надо, а всякой шушере делать у нас нечего. Так что, брат, я тебе скажу честно: еще никогда в истории нашей матушки-России не было столь богатого города. И батюшка-царь не забывает. Весь капитал фамильный в Россию перевел.
– Я много слышал о заводах петербургских, – решительно забросил удочку Луций. – Помнится, мы говорили о Путиловском, бывшем Кировском. Как нам все-таки лучше туда добраться? Далеко ли отсюда?
– Почему далеко? – удивился дядя Саша. – Да ты ешь, голубок, – ободрил он Василия, который после пинка брата сидел примерно, и только глазами пожирал судки с икрой, которые как на грех созрели прямо перед ним.
– Значит, вышли вы из гостиницы, перешли перпендикулярно прямо к германскому консульству. Из гранитного камня выложено, найти не трудно. Там встали у указателя с надписью "Автово" и ждите. Минуты через полторы подойдет кар с надписью на боку "Автово". Вы смело на него садитесь, отдаете по доллару за проезд и напрямик доезжаете до Кировского завода. Только чего на него смотреть, не пойму. Место пустое.
– А у нас рубли, – несмело сказал Луций, – тридцать миллионов. А долларов и в помине нет.
– Конвертируем! – уверенно сказал Луцию лифтер. – У официанта. Прямо по курсу.
Дядя Саша не соврал. Уже через час после того, как верткий официант выложил им три тысячи долларов в мятых чаевых купюрах, друзья наши, озираясь, выходили на остановке под названием "Путиловский завод". Райончик в самом деле был какой-то серый, непритязательный. С правой стороны шла высокая каменная стена, а с левой сплошные торговые ряды, магазинчики, навесы с теми же самыми покорившими воображение братьев экзотическими фруктами. Народу слонялось здесь меньше, чем в других местах, но все же достаточно. Идея Луция подобрать какого-нибудь работягу и разговорить его разбилась об то обстоятельство, что работяг в в том смысле слова, как это понимают в Москве, почитай, и не было. Из проходной, которую им удалось обнаружить, выходили прилично одетые, веселые люди, которые явно не видели особого смысла нализываться в пивнушках.
Однако довольно скоро перед растерявшимися братьями возник тип с метлой в руках и в выпущенной поверх грязных джинсов рубашке, лицо которого давало шанс, что его владелец не прочь опохмелиться. Заводской дворник, как Луций определил его, настолько нервно мел, что казалось, при каждом движении метла выпрыгнет у него из рук и улетит за забор. Поймав паузу между двумя взмахами, Луций подошел к нему вплотную и быстро спросил, где приезжий человек может поблизости утолить жажду.
Дворник подозрительно взглянул на Луция, будто пытаясь удостовериться, какую именно жажду тот имеет в виду. Найдя, что, несмотря на юные лица, жажда Луция достойного качества, он буркнул, что рядом есть приличная пивнушка. После чего уговорить его проводить блуждающих братьев и самому дернуть кружечку было даже слишком легко.
Пивнушка представляла собой длинный зал, по одной стороне которого стояли бочки с пивом, а по другой пивные стойки. Каждую бочку окружали дубовые табуреты, народу было немного. В зале господствовал коммунистический принцип самообслуживания. Люди, нагруженные кружками с пивом, ставили их на бочки, и почти сразу раздавалось подозрительное бульканье – это в пиво подливалась водка для крепости.
– Два пива и один лимонад, – заказал Луций, подойдя к стойке, сонливому бармену, но уже навязший в зубах до дрожи душевной голос перебил его:
– Шесть пива и два лимонада! Луций даже не стал оборачиваться. Он сунул бармену деньги, взял пива, сколько мог унести, и пошел к бочке. Никодим явился следом за ним, доставив остальной заказ. Смотрелся он большим барином. На нем был белый свободный костюм, панама и белые парусиновые штиблеты. На руке горел золотой браслет с несуразными большими часами. Перстень с голубым камнем на указательном пальце и синий шелковый галстук дополняли его гардероб. Как истый дворянин, он собственноручно с легким поклоном разлил купленный у того же бармена французский коньяк и сказал:
– За светский город Святого Петра и за первопрестольную. И за нас, чтобы шло у нас здешнее пиво с коньяком слаще меда.
И только они выпили, как снова раздалось уверенное бульканье, и вторая половинка бутылки улеглась в пивную подложку. Уже без тоста, но не давая собутыльникам остыть, Никодим решительно чокнулся и молча наблюдал, как бескомпромиссный дворник, кряхтя и булькая, поглощает свою лошадиную порцию.
– Вы кто, граф? – спросил дворник, бессмысленно выпучив голубые глаза на Никодима. – Мы вас не знаем.
Луций вторую порцию ерша пить не стал. Уже после первой кружки жизнь показалась ему и раем и адом одновременно, как в розовом тумане плавали перед ним лица брата, друга и дворника. Через несколько мгновений туман рассеялся, и где-то вдали, так, что разобрать было почти нельзя, появились родные лица.
– Забыл о нас, – сказал укоризненно отец, – пьешь тут со всякой шушерой, о нас и не думаешь...
– Чего же ради я здесь! – чуть не крикнул Луций, но вовремя опомнился.
Дворник сидел, осоловело изучая пол пивнушки. Никодим, наоборот, находился в самом благодушном настроении. Он слез с табурета, подошел к стойке и заказал целое блюдо копченого угря и салатов.
– Много у вас на заводе народу работает, – пользуясь отсутствием своего друга-врага, обратился Луций к дворнику, но тот не ответил. Втихаря он спер вторую Луциеву кружку и так к ней присосался, что оторвать его можно было только вместе с челюстями.
– Мы могем, – сообщил он, вылизав все до последней капли, – мы метем, соответствуем. Хотите директором устроим, хотите кладовщиком. Только грабить нечего в кладовой. Одни танки лепим.
Таким образом высказавшись, он уронил голову на руки и захрапел.
– Пошел ты к черту вместе со своим угрем, – сказал Луций Никодиму и отвернулся, – Вечно от тебя только грязь и разорение. Я человека привел для дела, а ты его споил, как последнюю свинью, так что через сутки не разбудишь.
– И не надо, – сказал Никодим деловито. – Я за тобой от гостиницы слежу. А мог бы и не следить. И так знаю, куда метнешься. Человек этот вовсе тебе не нужен. Все что надо, я уже решил.
Он, не торопясь, залез во внутренний карман пиджака, и очень долго там рылся. Наконец, нащупав нужный документ, Никодим рванул руку из кармана и положил перед опешившим Луцием две бумажки.
– Вот, – рассмеялся он. – Две индульгенции на кратковременное свидание! Могу я быть прощенным?
Луций жадно схватил бумажки, стал читать, шевеля губами.
– Разрешение на свидание... – шептал он. – Боже мой... да ты волшебник... и вместе с Васей! Когда же я могу их увидеть? Просто не верится.
– Увидеть ты их можешь, например, завтра, – рассмеялся Никодим. – Только ты понимаешь, брат, что просто так ничего не делается. Мне нужна твоя помощь. Взаимно.
– Хоть жизнь проси, – отвечал Луций, сжимая в объятиях того, кто еще секунду назад казался ему недругом. – После того, что ты для меня сделал, как я могу тебе в чем-либо отказать? Ты, наверно, свои деньги заплатил, так я верну, хоть сейчас.
– Денег не надо, – отмахнулся Никодим. – Какие счеты между своими. Ты мне тоже должен свидание устроить. Так сказать баш на баш.
– Свидание... – растерянно пробормотал Луций. – Да с кем же я могу устроить тебе здесь свидание? Разве что...
– С Пузанским, – сказал Никодим и застыл, испытующе глядя на Луция. – Для его же сугубой пользы и сохранения живота. – Он бросил взгляд на пьяницу, который продолжал мирно спать, свесив голову на край стола. – Давай пойдем отсюда. Разговор не для праздных ушей.
Они вышли на улицу и уселись в скверике, где дорожки были посыпаны оранжевым песочком, а на грядках росли голубые анемоны и разноцветные розы.
– Я не могу раскрыть тебе все карты, – с каким-то сожалением сказал Никодим и бросил Василию: – Вот тебе ассигнация, сходи купи себе бананов...
– Да не задерживайся! – крикнул вслед ошалевшему от петербургских вкусностей мальчику Луций.
– Так вот, видит Господь Бог, если он есть, как я хотел бы поделиться с тобой и даже, может быть, взять в дело, но не могу. Не могу потому, что, как ты сам понял, жизнь моя мне не принадлежит. Я выполняю поручения одной весьма могущественной организации, которая хорошо мне платит и удовлетворяет за свой счет страсть мою к приключениям. Но приключения эти не всегда безопасны, а иной раз просто безумно опасны, как последнее путешествие на дрезине. Поэтому, памятуя о детской еще нашей дружбе, я на твою вербовку не пошел и, более того, уговорил своих руководителей, чтобы тебя они оставили в покое. Но есть вещи, которые тебе знать нельзя, а исполнять надо. Тем более что без свидания со мной я не дам за жизнь твоего педагога и кожицу от копченого угря.
Тут Никодим чуть переждал, желая проследить, какое воздействие окажут его слова на Луция. Тот никак не прореагировал, ничуть не удивленный словами друга. Тогда Никодим решил продолжить:
– Ты понимаешь, что я не сам доставал тебе разрешение на кратковременную свиданку, а люди, которые без преувеличения достаточно для этого могущественны. И я при всем при том не буду тебя насиловать и заставлять против воли организовывать встречу. Но не я поставил в прямую пропорцию оба свидания и не мне эту связь отменять.
– Ловко ты меня на крючок взбагрил, – усмехнулся Луций. – Как же, поверил я в байку о других людях. Это вполне в твоем духе так срастить концы, чтобы и задохнуться было нельзя и двигаться вольно невозможно. Мастер!
– С тебя хватит и того, что я тебе сказал. В конце концов, я могу и просто постучаться к твоему шефу в номер. После второй рюмки он меня встретит как родного.
– И это ты знаешь, – восхитился Луций. – Хорошо ваша служба работает, добротно. Поди и сейчас нас слушают. Где у тебя передатчик сидит? Во внутреннем кармане или между ног?
– Сидит у меня передатчик между ног, да не тот, о котором ты думаешь. Такой и у тебя есть. Езжайте с братом в гостиницу, а как появится ваш шеф, я к тебе загляну.
– А родители? Когда можно с ними встретиться?
– На разрешении даты нет, идите хоть сейчас. Не забудь, завод оборонный. Я бы и сам с вами пошел, да боюсь, судьба сыграет в легкую. И так под богом хожу.
С этими словами Никодим исчез.
9. ПУТИЛОВСКИЙ ЗАВОДЕсли бы в пиве не было коньяка, Луций бы вряд ли рискнул так прямо вместе с маленьким братом ринуться на поиски. Но хмель кружился в его веселой голове, все казалось очень простым и легким, надо было только поторопиться, чтобы застать мать и отца на заводе.
Они подошли к стеклянным дверям проходной и остановились в легкой нерешительности. Наконец Луций толкнул дверь, и братья вошли в прохладное фойе, выложенное светлым сверкающим камнем. Около турникета стоял охранник с кобурой на боку и что-то жевал. Дед обладал громадными кулачищами и раздутым сизым носом профессионального алкоголика. Он взглянул на Луция и тотчас отвернулся. Возле турникета стояла стандартная будочка. В ней сидел еще один сизоносый стрелок помоложе.
– Нам куда? – спросил юноша, которому почему-то стыд сдавил горло, хотя понять его происхождение он не мог.
Луций протянул деду разрешение, которое тот после недолгого раздумья принял и стал про себя читать. Видимо, процесс чтения не сопровождался у него просветлением разума, потому что он вернул бумагу юноше со столь же застывшим лицом, как и минуту назад.
– Иди в отдел пропусков, – сказал он хрипло, – там заполнишь маленькую такую бумажку – форму, а потом сюда приходи.
Охранник махнул рукой куда-то в сторону и быстро, пока Луций не стал его снова доставать, спрятался к себе в кабинку.
Отдел пропусков состоял из одного окошечка, заглянув в которое Луций увидел черноволосую девушку, которая мирно пила чай.
– Мне вот пропуск подтвердить к родителям, – волнуясь и переминаясь с одной ноги на другую, начал юноша.
Девушка мельком на него взглянула и продолжила с еще большим удовольствием пить чай. Из большой разукрашенной коробки она достала печенье и стала, не торопясь, намазывать его чем-то весьма аппетитным. Потом еще подлила кипятку, подула на чашку, помешала чай и принялась с большим вкусом есть печенье. Протянутая рука Луция с синей бумажкой в кулаке казалось волновала ее не больше, чем, скажем, восстание каменных истуканов на острове Пасхи под водительством известного в XX веке путешественника Хейердала.
После того как весь чай был выпит, а коробка аккуратно закрыта и убрана, девица соизволила произвести некоторые движения. А именно: она открыла ящик письменного стола и достала оттуда тоненькую пачку бланков.
– Вот анкеты, – сказала она, – заполните их и передайте мне для компьютерного сектора. Да заполняйте тщательней, будут ошибки, придется переписывать, – с этими словами из того же ящика она достала зеркальце и косметичку.
Оглянувшись, Луций взял бумаги и уселся за стол. Анкеты представляли собой вопросник из 322 пунктов; нужно было отвечать "да" или "нет". Оказалось это дело совсем простым, и уже через какой-то час Луций лихо выводил кружочки на 321-м вопросе: "Имели ли вы бисексуальные отношения?"
Не мудрствуя лукаво, он заполнил и анкету Василия. Довольный собой и следя только за тем, чтобы не удрал куда-нибудь братец, который от скуки стал уже кататься по скользкому каменному полу, как по катку, Луций протянул анкеты дремлющей с книжкой девице. Та быстренько встала со стула и куда-то понесла их. Вернулась она буквально через двадцать секунд, без анкет, вся растрепанная и походящая уже не на дремлющую кошечку, а на рассерженного дикобраза.
– С вами будет говорить господин Ман, – профырчала она, и волосы на ее голове встали от злости дыбом.
Господин Ман, чей кабинет, как оказалось, был за ближайшей дверью, встретил их, стоя с анкетами в руках. Это был ничем не примечательный, кроме выпирающего живота и явно еврейского акцента, средних лет бодрячок в стерильном синем костюме, так аккуратно сидящем, что возникало подозрение, не родился ли он в нем.
Девица вышла, едва доведя братьев до кабинета, и господин Ман, уже не сдерживаемый корпоративными приличиями, с места поднял крик:
– Я таких подлых, лживых, я бы сказал, грязных анкет не запускал в анализатор никогда в жизни. Целых три шкалы недостоверности вылезли. Вы что полагаете: здесь сидят одни идиоты?!
– Помилуйте, – обратился к нему Луций, – но откуда, например, мой младший брат знает, как заполнять такие анкеты? Ребенок ответил как мог, но что он мог изобрести в ответ на такой вопрос: "Испытываете ли вы сексуальную тягу: а) к своей матери, б) к отцу, в) к братьям и сестрам, г) собакам или другим домашним животным, д) придуманному вами фетишу, е) ко всему живому. Парень, по-моему, до сих пор испытывает сексуальную тягу к своему футбольному мячу, и то не помнит, когда он играл последний раз. К тому же мы к вам не на работу пришли наниматься. У меня краткосрочное свидание с родственниками.
– Ай эм сорри, – почему-то по-английски извинился господин Ман. – Эта девица весьма невнимательна, она сунула ваши анкеты не в тот компьютер, который нужно было. Да и анкеты вам надо заполнить другие. Эти анкеты для поступающих на завод. Но в вашем случае это отпадает. Прочитав вашу анкету, компьютер поперхнулся и до сих пор молчит. Видимо, переживает. Пойдемте, я вас провожу в секретный отдел. – И весьма довольный, что недоразумение исчерпано, господин Ман быстренько вытолкнул братьев из кабинета.
За дверями их уже ждала все та же девица. Видимо, ее настроение менялось вполне синхронно с настроением шефа, потому что она снова напоминала сытую черную кошку. Секретный отдел тоже был недалеко, и девица, не выпуская из рук пропуска и анкет, быстро довела до него Луция. Оставив его перед окошечком, она самолично влетела в отдел, правда, с большим трудом отодвинув массивную стальную дверь, и вылетела из нее уже с анкетами другого цвета и толщины. Вслед за ней вышел человек во френче и на костыле, который отрекомендовался референтом военного отдела подполковником в отставке Стерлиговым.
Господин Стерлигов пригласил братьев занять глубокий кожаный диван в коридоре и, задымив солдатскую сигаретку "Кэмел", стал расспрашивать. Сначала он поинтересовался, как им понравился Петербург после привоенной Москвы, потом справился о родителях, что было даже как-то странно. Получив ответ, что родители работают на заводе, а пропуск дан, дабы с ними свидеться, подполковник в отставке, ничуть не смутившись, стал расспрашивать, от кого братья получили документ, самолично подписанный генеральным директором завода господином Путиловым-младшим.
– От него и получили, – не моргнув глазом отвечал Луций, поскольку ничего другого он ответить не мог.
Стерлигов, собрав необходимую информацию, с извинениями исчез за дверью и более не появлялся. Иногда окошечко, похожее на щель амбразуры, приоткрывалось, к нему подходили разные господа с папками, портфелями или просто листочками в руках. Проскучав час и чувствуя, что на сегодня свидание с родителями ускользает, Луций решительно поднялся и подошел к окошку секретного отдела. Он долго в него стучал, сначала деликатно, двумя пальчиками, потом все настойчивее, ладонью. И наконец, во всю мощь кулаком. Окошко безмолвствовало, будто секретный отдел весь перешел на нелегальное положение. Энергичные удары в бронированную дверь тоже ничего не принесли.
Отбив кулаки, Луций решил вернуться в отдел пропусков, чтобы там справиться об исчезнувших секретчиках, но запутался в дебрях коридоров и, пройдя их все, вышел назад, откуда пришел. К счастью, дверь оказалась открытой, из нее как раз выходил статный мужчина с выправкой профессионального военного и гвардейскими усами. Луций пропустил его и ринулся было внутрь, но твердая рука удержала его. Оказывается, прямо под дверью стоял охранник в форме и честно делал свою работу: не пускал. Однако он вполне сочувственно выслушал Луция и обещал разыскать господина Стерлигова, как только придет сменщик.
Охранник оказался наиболее пунктуальным из всех служащих завода, с которыми Луцию удалось встретиться, и уже через пять минут двери отворились и из них вышел улыбающийся хромой подполковник под ручку с невысоким улыбчивым крепышом в серой пиджачной паре.
– Мы вас отдали в проверку, – улыбаясь сказал Стерлигов, – не зарегистрированы ли вы или ваш брат в качестве аккредитованного в Санкт-Петербурге шпиона. Не хочется, знаете ли, своими руками на завод врага пускать. Проверка автоматическая, должен длиться поиск полторы-две минуты, но программа оказалась не отлажена, дала сбой. Признаюсь, подлый компьютер сделал нам выборку королев красоты с тысяча девятьсот восемьдесят восьмого по две тысячи пятый год, но вас там не обнаружил. Поэтому запаситесь терпением, а лучше приходите с утра, потому что рабочий день уже как бы закончен. Дальше ваше дело будет вести майор Зюкин, прошу любить и жаловать.
Майор протянул Луцию крепкую руку и пророкотал:
– Очень приятно. Майор Зюкин. Отдел превентивных исследований подрывной деятельности. Заграничный сектор. Второе отделение. В случае чего прошу обращаться. А пока ничем порадовать не могу. Разве только тем, что отрицательных и компрометирующих результатов на вас пока не получено. Будем ждать.
– А завтра во сколько приезжать? – спросил Луций. На глазах его от отчаяния стали наворачиваться слезы, но Зюкин, казалось, их не замечал.
– Лучше всего после обеда, – деловито ответил он. – Потому что в первой половине дня у нас антирезидентские учения. В связи с бездеятельностью царской власти и мэрии во главе со ставленником регента приходится самим бдить.
– Но мы-то не шпионы, – взмолился Луций. – Нам бы своих повидать. И разрешение у нас есть. Неужели нельзя обойтись без поисков агентов хотя бы сейчас? Оформите нам пропуска, пожалуйста.
– Не могу, – признался Зюкин. – Даже если бы умирал от желания, все равно не могу. Инструкция не позволяет. Когда вы пройдете все формальные процедуры и если компьютер найдет, что вам можно доверять, все равно придется пройти тестирование на предмет внутренней оппозиции к власти.
– Сколько же времени займет оформление пропуска? Нам ведь скоро уезжать домой.
– Так, может быть, вам проще встретиться с вашими родными вне завода? – поинтересовался майор.
– Может быть, и проще, – безразлично сказал Луций.
Обратный путь казался ему бесконечным. Коридоры переходили из одного в другой, ветвились, заводили в тупик, потом снова открывали свои темные чрева. За нумерованными дверями, видимо, кипела сумасшедшая работа по выявлению опасных для родины объектов и субъектов.
– А мы не заблудились? – спросил наконец Василий, когда очередной коридор кончился ржавой, в подтеках мазута, запертой на амбарный замок дверью. – Пойдем назад.
– Куда назад? – машинально поинтересовался Луций, вслушиваясь в лязгающие звуки за дверью. – Ты помнишь, этот в штатском говорил, что родители работают в танковом цеху. Послушай, вроде танк прошел совсем рядом.
Луций вплотную привалился к двери, и вскоре братья услышали все тот же лязгающий звук и чихание разогреваемого мотора. Юноша осмотрелся и в углу рядом с ржавым ведром нашел, что искал: тонкий металлический стержень. Стержень согнулся, словно он был пластилиновым. Луций отшвырнул его и поднял глаза к замку, с которого медленно осыпалась ржавчина. В порыве ярости Луций ударил в дверь ногой один раз, второй. После третьего удара ржавые гвозди, державшие засов, не выдержали, и засов отвалился вместе с неповрежденным замком.
Братья очутились в громадном заводском цеху. Сквозь стеклянный потолок на космической высоте било солнце. Конец цеха терялся среди разнообразных металлических конструкций. Вокруг работающего конвейера расположились станки-автоматы, которые то наклонялись к нему, то отступали. Пройдя несколько шагов, Луций остановился. Там, где конвейер уходил под прямым углом в сторону, открывалось окно во всю гигантскую стену цеха. Рядом с окном рос в кадках плотный тропический лес. Лианы обвивали благоухающие пальмы. В больших, висящих в воздухе клетках прыгали разноцветные птицы. Вровень с подоконником стояли аквариумы: один за другим. В них плавали золотые и красные рыбки. За спинами ребят раздалось уже знакомое лязганье и глухое завывание мотора. Только что сошедший с конвейера танк шел к выходу. Смотровые щели танка были закрыты, а орудийная башня чуть наклонена вперед. Танк неспешно проехал мимо братьев и, звеня и бренча гусеницами, скрылся за конвейером.
Братья шли и шли вдоль конвейера, на котором разрозненные детали постепенно монтировались в нечто, напоминающее танковые гусеницы. Луций искал хоть какого-нибудь живого человека, чтобы навести у него справки о работающих на заводе заключенных. На всякий случай то, первое разрешение, как оказалось за подписью самого главного начальника на заводе, было у него с собой. Они шли почти два часа, пока не выбрались из цеха на улицу. Несколько раз мимо них проползали уже готовые танки, проехала легковая машина, наполненная людьми, но юноша побоялся ее останавливать. Напуганный полным отсутствием людей и громадностью строений Василий шел, не выпуская из руки ладонь брата. Он хотел есть и не верил, что где-то среди голого металла и зеленой травы спрятаны его родители. Да в отличие от Луция, Василий и не помнил их. Однако ведомый старшим братом он брел за ним, пока от голода у него не начала кружиться голова и не заныли ноги.
В это время они как раз вышли из цеха и оказались на пыльном голом дворе, уставленном аккуратными большими ящиками. Луций, видя усталость брата, устроил его на одном из ящиков напротив входной двери и велел никуда не отлучаться. Сам же он, полный решимости найти хоть кого-нибудь, вернулся в цех. В самом скором времени юноше повезло. Внимательно обследуя стены, он заметил узенькую стальную дверцу под стать обшивке стен цеха. Луций толкнул ее и очутился в небольшой, хорошо обставленной комнате. На самом видном месте в ней стоял небольшой пульт с микрофоном и очень располагающий ко сну диванчик. Видимо, так полагал и хозяин кабинетика, ибо он мирно спал, прикрывшись простыней, и не помышлял ни о каком вторжении извне.
Пока Луций медлил, не решаясь разбудить спящего, загудел микрофон и суровый голос произнес: "Пятый цех отставание от нормы восемь десятых процента. Можете спать дальше!"
Человек, дремлющий под простыней, заворочался и сел на диване. Увидев юношу, который с большим интересом рассматривал пульт, незнакомец не удивился, а только спросил:
– Откуда бог послал? Новый стажер, что ли? После того, как Луций поведал о своих проблемах и ткнул пропуск незнакомцу в нос, тот как-то одобрительно заворчал и стал одеваться. Вскоре перед юношей предстал пожилой, представительный мужчина, на обшлаге его серого костюма сиял значек с надписью: "Старший энергетик".
– Ты сходи-ка за братом, – предложил энергетик, – а я тут чай соображу. Дело в том, что на заводе твоих родителей нет. Но у меня есть мнение как их можно найти. Так что, бери руки в ноги.
Видимо, мужчина учел, то мальчики с утра на ногах. К их приходу на столе уже появилась вазочка с конфетами, печенье, шоколад и даже бутерброды с колбасой.
– Дело в том, – сказал энергетик, когда ребята утолили первый голод, – что я сам попал под тот жернов, что и ваши. Эх, русский народ, ему бы только щи валенком хлебать и водку дуть. Только мы тогда оправились от великого рабства, только пережили разброд и войну, так стали друг друга стегать. Пришел в Москву казацкий генерал Сбруев со товарищи и быстренько благословился на царство. И потекли доносы полноводной рекой, как при отце родном. Три месяца веет ворон и просидел в Кремле, а народу перевел целую уйму. Слой интеллигенции снял как острым ножом. Мне повезло: как бессрочный дали, так сразу определили на этот завод, тогда он еще не танки, а сковородки конверсионные да сенокосилки выпускал. Спасибо государю, он все сбруевские указы похерил и меня на волю выпустил. Только в Рязань, я сам из Рязани, мне возвращаться и смысла не было. Да вы кушайте, не стесняйтесь. Мои-то козлики не поехали за мной в Петербург, так и не видел их ни разу, как определили в зону. Сейчас я конечно вольный, видели, каким цехом заведую! Отпуск провожу или в Италии, или на Лазурном берегу. Как вы говорите ваших родителей величали?
Выслушав Луция, энергетик покрутил головой.
– Возможно, – сказал он, – сгоряча их могли и запихнут в заводскую лабораторию, но потом, если сразу не выпустили, значит, переправили в секретки. А в них закон не командует. Если люди нужны, тем более по суду лишенные прав и неведомо где обретающиеся, так их по государственному Указу вояки не выпустят. А просто загонят вглубь и будут держать, сколько потребуется. Как я слышал, из репрессированных ученых на волю вышли единицы. Или вовсе бесполезные, или уж слишком звонкие имена. Есть в Санкт-Петербурге центр по реабилитации политических заключенных, а при нем архив. Где-то у меня адресок был. А на заводе сейчас заключенных нет. Последних вывезли лет восемь назад. Так что плюньте в глаза тому, кто вам этот пропуск придумал.
