Текст книги "Четвертый Рим"
Автор книги: В. Галечьян
Соавторы: В. Ольшанецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 48 страниц)
Фортуна отвернулась от Луция и Никодима на обратном пути. Уже все препятствия, казалось, были преодолены. Василий так быстро и аккуратно собрался, что никого не разбудил из своих приятелей по комнате. А их было еще десять учеников. Вышли они из интерната также незаметно, как и вошли, и крались мимо сторожки, почти невидимой в предрассветные смутные часы, боясь разбудить нового, еще более гориллоподобного сторожа. Пустой ночной вагон выбросил их на перрон той самой станции метро, с которой юноши стартовали несколько часов назад. И все прошло у них гладко, только вот напоследок на своей, можно сказать, до последнего угла знакомой остановке судьба уколола Луция, видимо, потому, что оказался он по своему делу не один.
Ночной, самый последний поезд умчался по колее; впереди до самого эскалатора не было видно ни одного человека. Они поднялись, возбужденно болтая, по неподвижному эскалатору, вошли в длинный, тоже абсолютно пустой переход и пошли по нему, уже видя себя в теплой комнате Луция за чаем с последними, тщательно хранимыми остатками сыра и булки. Когда до выхода оставалось буквально несколько метров, из-за угла вышли двое залетных и молча пошли на них. Луций и Никодим встали, заслонив своими спинами мальчишку, примериваясь к будущим противникам.
Не так легко было бы с ними справиться – у каждого в кармане топорщился нож, а у Луция еще был заткнут за пояс молоток, и не впервой было им меряться с отдельно гуляющими по своей ночной работе залетными, но, когда оставалось до сшибки уже метра полтора и Василий, как нашкодивший кутенок, сжался в уголке, один из мужчин, преградивший им выход, поднял круглую голову, недобро рассмеялся и играючи развел полы пиджака. На животе у него под ремнем торчал пистолет. Игра становилась скучной. Более опытный Никодим резко обернулся и с криком "бежим" рванулся к дальнему проходу. В самом деле, казалось, им могут помочь только быстрые ноги. Луций с братом бросились за ним, однако, пробежав несколько десятков метров, они остановились и обернулись как по команде. С гиканьем и прибаутками кампания, состоящая теперь уже из десятка залетных, кричала им вслед, приплясывая и свистя. И было им с чего веселиться. Из-за поворота, к которому они так быстро мчались, вышла вторая бригада бандитов. Вперед высунулась толстая морда с конусовидными ушами и, подбоченившись, стала подходить:
– Ну что, приплыли, гуси лапчатые?!
– Чего надо? – спросил Луций хрипло и вытащил нож.
Однако не такая стояла погода в длинном переходе, чтобы нож что-нибудь решал.
– Храбрый, падла, – восхищенно сказала морда и повернулась к своим: – Какие нам ребята бесстрашные попались, а, Серега. Может пожалеем их?
– Нет, – категорично сплюнул лосеподобный Серега. Большими красными руками он вытащил отливающий белым металлом пистолет с длинным стволом и заорал: – Брось нож, паскуда, а то замочу!
Луций оглянулся. Сзади подходили другие бандиты.
"Забьют, – тоскливо подумал он. – Да и парня жалко. Или продадут на Крымском невольничьем рынке, или заставят колымить на базарах. А потом..."
– Ну что, храбрецы, – звонко крикнул Никодим и длинное лезвие отброшенного им ножа со звоном ударилось о камень. – Кто из вас горазд на кулачках? Да еще с пушками против голых рук.
Подошедшие сзади подозрительно загоготали.
– С этим хочу, – указал на Луция верзила, которого называли Серега. – Он от меня в прошлый раз убег, сейчас отыграться желаю, – и, окончательно повернувшись к Луцию, добавил: – Помнишь, длинномордый, как я тебя добром просил продать мальчонку, а ты что мне в ответ показал? Вот теперь и мальчишку отберем и самого пустим...
– ...По разным городам курьерской скоростью, – добавил стоящий за его спиной пожилой бандит в джинсовой куртке с грубым загорелым лицом.
– С этим потом будешь, сначала со мной попробуй, – крикнул Никодим и вслед за ножом сбросил наземь свою куртку.
– Сейчас ты у меня, петушок, получишь по суслам, – пообещал Серега и сжал мощные татуированные кулаки. – А ну, братва, разойдись!
– Разойдись, разойдись, – засуетился и Никодим и стал расталкивать слишком уж близко сошедшихся с разных сторон бандитов.
Никодим и Серега встали друг против друга и, прежде чем начать битву, примерились. На вид силы, конечно, были неравны, но Никодим, видимо, об этом не думал.
– А что, братва, если я вашего побью, какая нам скощуха будет? – спросил Никодим, принимая боевую стойку, что вызвало целый град насмешек в его адрес.
– Не побьешь, вражина, – выдохнул Серега, и его громадный кулак, как мячик, прыгнул в лицо Никодиму.
Тот, не ожидая такого скорого начала боя, оказался к нему совсем не готов. Отброшенный назад, он упал навзничь и перевернулся со спины на живот. Все замерли. Залетные от того, что бой оказался совсем неинтересным, а Луций – от горестного предчувствия, что поражение Никодима закрывает для них последний просвет.
Серега с удовольствием посмотрел на свой кулак, потом на поверженного Никодима, и озабоченность отразилась на его лице.
– Никак в кровь разбил! – воскликнул он, разглядывая окровавленный кулак. – Вот сука, распорол мне шкуру своими гнилыми зубами.
Он широко, в удовольствие размахнулся и приложил ботинок к Никодимову бедру. Точнее хотел приложить, потому что юноша изогнулся, как кошка, и плотно встал на ноги.
– Иди сюда, – позвал он Серегу, – сейчас я с тобой поговорю.
На худощавом лице Никодима удар вовсе не был заметен. Только нос чуть покраснел и налились губы. Серега от неожиданности попятился, но быстро пришел в себя, и вот уже десятки кулаков обозначились вокруг лица Никодима. Так быстро бандит проводил многоударную серию.
– Ты, кореш, лучше сдавайся, – насмешливо крикнули из толпы, когда последний удар из проведенной серии все-таки достал отступающего Никодима.
– Серега-то у нас дважды Сибирь брал. Он чемпион Енисейской республики.
Никодиму в самом деле было не до советов. Серега оказался боксером высокого класса, и юноша ничего не мог противопоставить его длинным рукам. Уже не надеясь на победу, он решил не отступать более, а, согнувшись, броситься вперед и схватиться с соперником вплотную. Ласточкой пролетел он Сереге в ноги и обхватил их. Однако Сергей поступил очень мудро и, не размышляя, схватил прильнувшего к его ногам Никодима правой рукой за шиворот, а левой за пояс брюк и поднял перед собой.
– Очень интересно, – услышал вдруг Луций, прикрывший глаза, чтобы не видеть бесславного конца своего закадычного друга, мягкий девичий голосок, уместный здесь так же, как взбесившийся бык на вечеринке.
– Отпусти-ка его, он симпатичный, – повторил голос повелительно, и Луций поневоле оторвал взгляд от застывшего в воздухе Никодима.
В двух шагах от себя, за цепью залетных, увидел Луций одиноко стоящую юную девушку, которая вдруг поднесла ладонь к губам и чмокнула ее. В ее золотистых, распущенных волосах выделялся черный полукруг гребенки, шею оторачивало длинное боа и во сне не виданное юношей. Она улыбалась, запрокинув лицо вверх, и схваченный за шиворот Никодим улыбнулся ей разбитым ртом. Однако девушка равнодушно скользнула по нему взглядом и вновь через головы воров послала воздушный поцелуй. Залетные расступились, и девчушка неторопливо прошла в полукруг. Ее высокие каблучки гулким эхом постукивали по камню. Подойдя вплотную к Луцию, девушка обошла его сначала с одной стороны, потом с другой, покачивая головой, обнаружила Василия, который скорчился у стены, ожидая, наверно, смерти, взяла юношу за руку и вывела на середину. Потом посмотрела вверх на Никодима.
Серега воспринял ее взгляд как команду, осторожно подхватил Никодима за штаны и опустил вниз.
– Разбойное нападение, – засмеялась девчонка, и банда ответила ей довольным гоготом.
Девчонка, а это была совсем молоденькая девушка, заголила локоть и достала из-под рукава свитера тускло светившийся браслет. Отстегнув его, она повернулась к Сереге, который улыбаясь ее разглядывал, и протянула ему браслет.
– Выкупаю, – сказала она решительно, – всех троих. Берите, пока не передумала.
Серега осторожно ухватил браслет с ее руки, а потом завладел и всей рукой. Аккуратно оголив ей локоток, он вернул браслет на место и, ловко орудуя распухшими пальцами, застегнул его.
– Ты все хорошеешь, – сказал он. – Отцу привет передавай. Да не броди одна, разбойница.
– Отобьюсь, – махнула рукой девчонка и вновь протянула руку Луцию. – Пойдем, теперь ты мой.
Серега аккуратно обнял ее за плечи, поцеловал в щеку.
– Не ходи одна, – еще раз сказал он с нажимом. – Скоро за тебя кенты резаться начнут.
– А мне-то что? – отмахнулась девица презрительно. – Они уже режутся.
Не веря в неожиданное спасение, Луций смотрел, как расходятся бандиты, не поворачивая к ним лица и не обменявшись словом. Вот уж последние спины скрылись за поворотом подземного перехода, и девчонка со смехом бросила Луцию:
– Чего смотришь? Лучше спасибо скажи, дуралей! И тут Луций узнал ее. Это была та самая отважная деваха, которой помог он с подругой выбраться с разбитой станции метро. Только по сравнению с прошлой встречей она, казалось, повзрослела на пару лет.
– Вот ведь смешная вещь, – прохрипел, поднявшись с земли, Никодим. – Такой малый неповоротливый, а как-то по случаю сумел меня ухватить. Но если бы мы еще раз схватились, все, ему бы пришла смерть.
– Кому пришла смерть? Фраер ты, бедный, – прыснула девчонка. – Это же Серега, вожак Смоленско-Кутузовских. Да он один размел взвод ментов. А с таким шмендриком, как ты, ему и делать нечего. Только дунуть – и ты улетишь.
– Девочка, почему они тебя слушаются? – спросил, растягивая слова, Василий, улыбаясь своим приятным лицом.
– Ты не встревай, малыш, – высокомерно отвечала девица, хотя была старше от силы на два года. – Твое дело солдатское: молчи в тряпочку. Вы двое катитесь отсюда. Если кто пристанет, скажите, Лина пропуск дает, мне с человеком поговорить надо. – И она просунула руку под локоть Луция.
– Где пропуск-то? – спросил Василий тупо, но Лина, вдруг озлившись, вырвала руку из под локтя Луция и яростно крутанула мальчика к дальнему выходу.
– Катись отсюда! – крикнула она. – А то братву назад позову!
– Вы лучше ступайте, ребята, – попросил Луций, – а мы за вами пойдем. – Как вы относитесь к чаю с бутербродами? – уважительно поинтересовался он. – Я бы хотел пригласить вас к себе, если только вас не смутит ночное время.
– Лина, – представилась девчонка и протянула Луцию ладошку.
Сам не зная почему, Луций поднес ее к губам и поцеловал. Тотчас щеки Лины стали розовыми, глаза увлажнились и наполнились теплым блеском. Она стояла в недоумении, не зная, должна ли забрать руку назад, а ей не хотелось, пока Луций сам не выпустил ее.
– Ты меня спасла, – сказал он, – черт побери, без тебя они меня бы съели живьем, но скажи, Лина, почему ты можешь им приказывать?
– Чепуха, – отмахнулась Лина, – просто они знают моего отца, а он... – она осеклась и поскучнела вдруг. – Короче говоря, мой папочка у здешних громил в большом почете. Только мне от этого одни неприятности. В прошлый раз, когда я оторвалась от охраны, знаешь, какую они трепку от отца получили! Он хитрый, понимает, что со мной воевать бесполезно. Так он вымещает на бойцах злобу, а теперь, как я без них пойду, он снова накажет их. А мне так хочется к тебе. Ты точно зовешь меня в гости? Для меня твой лицей все равно, что заколдованный замок. Наши сколько раз пытались в него забраться, только еле ноги уносили.
– За тобой что, охрана все сутки напролет; следит? – спросил Луций почтительно. – А вот сейчас, например, где они?
Лина улыбнулась, привстала на цыпочки и внезапно достала из кармана маленький пистолетик.
– Руки вверх! – крикнула она Луцию и нажала курок.
Раздался оглушительный выстрел, и из дула пистолета повалил дым. Луций еще не успел испугаться, как Лина с триумфом повернулась назад, тыча пальцем в две незамедлительно появившиеся из-за ближайшего угла фигуры в характерных черных кожаных куртках и с толстыми могучими шеями.
– Пистонный, – пояснила девочка и отрицательно помахала фигурам рукой: мол, зря не вылезайте.
Фигуры, ворча что-то невнятное, снова скрылись за углом.
– А если у тебя не будет времени выстрелить? – поинтересовался Луций, поднимаясь вместе с девочкой наверх из перехода.
– Так они же подглядывают, – негодующе крикнула она, – Каждые пять минут свои морды высовывают из укрытия и снова прячутся. Думают, я их не вижу. Вот, вот, смотри.
Лина резко обернулась назад, увлекая за собой студента. Тотчас две головы скрылись за поворотом.
– Вот видишь, – сказала Лина, – я-то в безопасности, но, чтобы пойти к тебе, мне надо отпроситься у них. Иначе весь район на ноги поднимут. Ты иди вперед и не оглядывайся.
Лина сорвалась с места и помчалась назад. Луций, решив подчиниться взбалмошной девчонке, медленно пошел через Кутузовский проспект, высматривая брата и Никодима. Он подумал было, что напрасно отпустил их вдвоем, но, вспомнив, в каком состоянии находился Никодим после битвы, утешился, и тотчас за спиной раздался перестук каблучков Лины. Луций уже дошел до середины проспекта, когда услышал вдалеке характерные звуки сирены.
– Полицейский патруль, – крикнул он. – Бежим!
Лина капризно передернула плечами. Мохнатый свитер вольно облегал ее стройную фигуру. Высокие сапожки и кожаные штаны довершали облик маленькой разбойницы. Патруль приближался. Уже видны были передовые мотоциклы, сопровождающие джип с десятком сидящих в нем полицейских.
"Сейчас задержат, – с тоской отметил Луций. – Начнут проверять документы, руки вывернут, им только дай предлог. Все из-за этой глупой девчонки, у которой, наверно, даже и документов нет и которую запросто могут бросить в спецприемник.
– Двое на трассе, остановитесь! – загремел, казалось, над самым ухом динамик.
"Попили чайку", – грустно подумал юноша. Он остановился и дернул за руку девчонку, которая продолжала идти вперед как ни в чем не бывало.
– Ты что, с ума съехала?! – зло крикнул Луций. – Тебя застрелят прямо на проспекте. Стой!
Лина передернула плечиками, но остановилась, картинно выдвинув ногу. От патруля оторвались два мотоцикла и, разгоняясь, направились к ним. Полицейские мчались на стоящих неподвижно юношу и девочку, как бы стремясь сбить их. Подъехав почти вплотную, мотоциклы заложили крутой вираж и, как по команде, остановились в нескольких сантиметрах от ног Луция.
– Руки за голову, стоять неподвижно, при малейшем движении стреляю! – рявкнул один из мотоциклистов и ловко спрыгнул с подножки своей машины на асфальт.
Остальной патруль вместе с джипом медленно направлялся к ним, когда мимо него на громадной скорости проехало такси. Послышался звон разбитого стекла, из окна такси высунулся ствол и гулкая очередь рассыпала крупу по асфальту. Тотчас патруль развернулся и, набирая скорость, помчался за такси. Полицейский, уже протянувший руку к Лине, внезапно развернулся, вскочил в седло мотоцикла и с ревом умчался догонять своих товарищей. Его коллега отстал от него на несколько секунд.
– Выучка, – уважительно сказал Луций, провожая взглядом виражирующие вверх по проспекту мотоциклы. – Вот это удача! Второй раз вылезаем из дерьма.
– Удача! – высокомерно посмотрела на него Лина. – Для студента у тебя очень скудное воображение. Не слишком много тебе удач! Если бы ты мне не понравился еще тогда, – она махнула рукой, словно показывая, как давно это было, – стала бы я вмешиваться в дела чужой банды. А если ты думаешь, что каждый день по улицам мчатся такси специально, чтобы подстрелить дорожную полицию, значит, ты ничего не понимаешь в жизни.
– Если это твои люди и ты знала, что они из-за тебя подвергают свою жизнь опасности, почему же ты даже шаг не соизволила ускорить? Я тебе удивляюсь. Все-таки не пять лет.
– Я тебе хотела показать, как меня хорошо охраняют, – сказала Лина, – а если ты раздумал приглашать меня к себе, так и скажи. Я как-то тебе не навязываюсь, – и она повернулась к Луцию спиной.
До лицея оставались считанные метры, и юноша снова подумал о том, что девочка спасла ему жизнь. Да и что он знает о жизни залетных, чтобы судить дочку одного из главарей. И вообще причем тут ее отец?
Вместо ответа он взял девочку под руку и осторожно повлек за собой. Несколько мгновений она сопротивлялась его движению, потом подчинилась, храня рассерженное молчание.
– Ты только не воображай, что я к тебе иду, – сказала она напоследок уже перед дверью лицея. – Мне просто твой лицей посмотреть интересно. А в твою комнату я могу и вообще не заходить.
– Как хочешь, – собрался сказать Луций, которого уже качало от вывертов девицы, но в очередной раз промолчал.
Первый, кто им встретился, был старый демократ. Полный пива и благодушия, он, видимо, подыскивал себе очередного слушателя, потому что один и тот же человек не мог длительное время воспринимать его сентенции.
– У нас посетительница, – воскликнул Пузанский, останавливаясь и качая головой, как носорог, случайно вонзивший рог в пальму и не знающий, как выбраться, – и какая прекрасная! Луций, сынок, кого ты привел в наше царство ночи и запустения? А у меня, ты знаешь, бессонница. Лечился до четырех утра и пивом и травником – не помогает. Вышел курить в коридор – и вдруг ты. И с таким прекрасным цветком в петлице, как вас зовут, дорогая?
– Сами вы толстый кактус, – неприязненно сказала Лина. – У кого это я в петлице торчу, хотела бы я спросить? Неправда, я сама по себе.
– Я не хотел тебя обидеть, о дитя ночи, – загудел Пузанский, – и если ты дашь мне возможность, я исправлю свое заблуждение. Сравнение с цветком тебя оскорбило – это выше моего разумения, но красота и юность всегда правы – по определению. Пойдемте ко мне, отрок и юница, и я напою вас крепким чаем и расскажу, что такое любовь.
– Он чокнутый? – осведомилась Лина, ничуть не снижая громкости своего голоса.
– Да, – также громко ответил Луций, – но очень умный. Если хочешь, можем пойти к нему в гости.
– Так вот, любовь, – загудел Пузанский, обнося гостей горячим, заваренным в сервизных расписных чашках коричневым чаем. – Это тонкая штука, и много прекрасных влюбленных расстаются только из-за того, что считают любовь чем-то отлитым в навечно застывшей форме, пожаловавшим навсегда. На самом деле любовь – это не форма и не содержание, это процесс, это жизнь в ее бесконечном развитии и изменении, и если этого не понимать, то можно ее убить. Когда люди встречаются, им кажется, что взаимное чувство друг к другу – это Уже произошедшая любовь. В действительности это только приготовление.
Чтобы перейти к истиной любви, необходимо провести громадную работу совместного движения, надо не уставать и не лениться понимать и узнавать другую личность, чтобы вливать в то первое чувство все новые и новые грани уважения и трепетного нежного удивления. Человек не может раскрыться сразу даже перед самым близким и дорогим ему существом. Ему нужно время, чтобы повернуться то одной, то другой, то третьей гранью своей души и дарования, чтобы в процессе этого взаимопроникновения меняться и расти, отдавая свою личность. Вот поистине пример того соединения, когда чем больше отдаешь другому, тем больше получаешь сам. И если ты искренен, добр и самосущ, то чувство, принимаемое тобой за любовь, изменится и вырастет в истинное чувство, которое поднимается над эросом и привычкой и над всем земным. Сейчас половина того, что я вам говорю, кажется вам неинтересным, а вторая половина воспринимается не разумом, а эмоциями, но пройдет время, и когда-нибудь вы припомните, причем независимо от того, разведет ли вас рок или оставит вместе, припомните, что говорил вам наполненный пивом бурдюк, то есть я.
– Господин учитель, – сказал Луций, потягивая сладкий, чуть горчащий чай и наблюдая за Линой, которая, казалось, была поражена тирадой Пузанского и тихо прихлебывала из своей чашки, – мы только сегодня по-настоящему познакомились. Да и согласитесь, как-то это мудрено все, что вы говорите. Я не силен в философских и исторических определениях любви, но понимаю только одно: если мне человек нравится, то это происходит сразу, а если я к нему безразличен, то пусть он хоть разорвется на сто частей, я все равно не сумею себя переменить.
– И много раз ты проверял свою теорию? – хитро осведомился Пузанский.
"Ни разу", – честно хотелось ответить студенту, но присутствие Лины сдерживало его. – Проверял, – ответил он уклончиво, будто не желая повествовать о многочисленных своих победах.
Педагог рассмеялся, но ничего не сказал, а девчонка нашла в темноте ногу Луция и пребольно надавила на носок своим острым каблучком.
– Пошли, – шепнула Лина ему на ухо. – Я хочу посмотреть, как ты живешь, – и она неодобрительно обвела взглядом громадную пустую залу Пузанского.
Оттого что потолки и стены были выбелены, все пространство расширялось и еще более скудной и нелепой казалась обстановка: два обшарпанных кресла и журнальный столик в одном углу да обеденный стол, за которым они сидели, в другом. Кроме этого во всю длину комнаты тянулся стеллаж с книгами. Лицей когда-то, в легендарные годы, был дворцом великого князя то ли Николая, то ли Михаила. Поэтому до сих пор, многократно изуродованный снаружи, он сохранял внутри монументальность и основательность древних строек. На лестничных клетках пустовали выемки гигантских стенных зеркал, где-то еще горели мозаичные непроницаемые окна, остатки фресок, невыскобленных временем и произволом новых хозяев, проглядывали на почти соборной высоте, под потолком.
Открывая свою многострадальную келью, Луций взглянул на нее как бы чужими глазами и удивительным образом получил удовлетворение. Несколько узкая комната была достаточно длинна, и окно во всю стену от пола до потолка гармонично расширяло ее. Особенно смотрелся высокий камин с деревянными резными обводами и мраморной облицовкой.
Перед тем как отправиться в экспедицию за братом, Луций провел в комнате полную уборку, и яркое сияние старинной латунной лампы это подчеркивало. Оказалось, что оба путешественника, Василий и Никодим, не дождавшись их прихода, мирно спали одетые поперек кровати, что еще больше подчеркивало ее ширину и основательность. Не желая их будить, вошедшие сели за стол поближе друг к другу и стали говорить шепотом, что волей-неволей их как-то сближало. Лина с большим любопытством осматривала комнату. Взгляд ее блуждал от одной стенки к другой, пока не остановился на книжном шкафу, к которому она спорхнула со своего стула.
– Рим, Рим, Рим... – бубнила она, перекладывая книги, потом, не взяв ни одной, вернулась к столу. – Что это у тебя одна история? – удивилась девочка, неодобрительно посмотрев на Луция прямым взглядом светло-серых глаз.
– Из нас готовят специалистов по римской истории, – попытался объяснить ей Луций на самом деле и для него необъяснимое. – Мы должны стать такими же, как древние римляне: смелыми и воинственными, чтобы отвоевать обратно всю страну.
– Какую страну? – удивилась Лина. – Мы разве не в своей стране живем?
– Это очень долго объяснять, – сказал Луций. – Ты в школе-то географию учишь?
– Да ну ее, – отмахнулась девочка. – У нас школа закрыта полгода, учителя бастуют. А до них бастовали строители, которые обещали сделать ремонт. Так что даже если учителя и вернутся на занятия, нам еще ремонтироваться до зимы. Смутное время на Руси? – догадалась она тем не менее. – Когда от союза каких-то стран остались ножки да рожки. И все друг на друга войной пошли. Мне отец много про эти годы рассказывал. Он говорит, что для его работы это было самое счастливое событие, – но тут же она перескочила к более близкой для нее теме. – Что-то я не заметила особой мужественности в твоем дружке, когда Серега его над землей держал.
– Он у нас не учится, – почему-то стал оправдываться Луций. – Это мой друг самый закадычный. Он ко мне в гости пришел.
– Я его где-то видела, – задумчиво сказала Лина. – По-моему, у него какие-то дела с нашими были. Ты вообще с ним осторожнее. У него слишком морда гладкая.
Луций с удивлением и невольным уважением посмотрел на Лину. Правильное лицо Никодима с блестящими от избытка внутренних сил глазами и жесткой линией губ и подбородка, казалось, должно нравиться женщинам. Правда, женщинам, а не девочкам вроде той, которая сейчас сидела рядом с ним. Девочка в самом деле, видимо, забыла о Никодиме и своем отношении к нему. Она в упор смотрела на Луция, скрестив руки на груди, потом положила оба кулачка под подбородок и спросила:
– Почему ты меня не поцелуешь? – Луций от изумления смог только пожать плечами.
Он поднялся и пробурчал нечто невнятное, одинаково смахивающее на "если хочешь, поцелую" или "отстань к черту".
Возмущенная девочка встала, обошла стол и молча направилась к двери. Луций поспешил за ней, но она остановила его сердитым взглядом и так шваркнула дверью, что от грохота проснулся Василий. Не обращая на него внимания, Луций выскочил вслед за быстро уходившей по длинному коридору Линой. Однако, прежде чем он успел ее догнать, открылась одна из студенческих дверей и рыжий педель вышел из нее. Столкнувшись лицом к лицу в седьмом часу утра со свободно разгуливавшей по коридору сверхмодной девицей в туфлях на каблуках, он от неожиданности попятился и встал как вкопанный у стены. Девочка прошла мимо, не заметив его. Тогда педель опомнился и бросился за ней.
– Стой, – закричал он громко, так что, наверно, разбудил весь четвертый этаж и половину третьего, – ты что тут шляешься, шлюха!
При слове "шлюха" Лина остановилась, резко повернулась назад и молча пошла на него. Торжествующий педель, абсолютно не понимая ситуации, как-то не придал значения поведению девочки, которую, как ему казалось, он застукал за платной работой. Мысли о повышении по службе на должность инспектора старших классов, а то и завуча застили перед ним лицо юной девушки.
Луций прибавил шаг. Он не знал, за кого больше боится: за девочку или за педеля, который играл с огнем, сам абсолютно этого не зная. Но он запаздывал, а Лина, подойдя вплотную к воспитателю, абсолютно не задумываясь, высоко подняла вверх правую руку и с силой опустила ее на рыжую голову. Раздался щелчок, напоминающий удар мяча о стенку. Педель отшатнулся, но в следующую минуту схватил Лину за плечо, оттолкнул грубо к стене и ударил кулаком в грудь. В это время Луций добежал до них.
Лина стояла у стены, прижав руки к груди и пытаясь что-то выкрикнуть. Рыжий педель, сбросив с девочки боа, схватил ее за ворот свитера и подтянул к себе.
– Нападение на педагога, – заорал он счастливо. – Будешь в тюрьме ночевать, стерва!
Луций встал между ними и попытался оттолкнуть педеля, но тот, увидев кавалера, ловко вывернул ему руку и повернул к стене, не выпуская при этом девочки.
– К директору пойдем. Он покажет тебе, как баб водить. Грубейшее нарушение лицейского распорядка, караемое отчислением с волчьим паспортом, – злорадствовал рыжий. – Да ты не вертись. От меня не уйдешь.
Пользуясь тем, что внимание педеля было отвлечено, Лина крутанулась и выскочила из свитера, оставшись в одном лифчике, через который просвечивала ее маленькая грудь. Педель бросился за ней, но она вдруг поднесла обе руки к губам и пронзительно засвистела.
Превозмогая боль в вывернутой руке, Луций все же двинулся за рыжим крепышом и настиг его. Когда, растопырив руки, тот навис над девочкой, юноша, подойдя со спины, присел на корточки и рубанул здоровой рукой педеля под коленки. Нелепо замахав руками, рыжий умудрился уцепиться за Лину и, сползая, рванул бретельки лифчика, оголяя грудь. Девочка обернулась и ударила его сжатым кулачком в нос.
– Не так, – произнес чей-то голос. Луций внезапно обнаружил за своей спиной двух удивительно спокойных здоровяков в одинаковых джинсовых рубашках, расстегнутых на груди. Все их отличие состояло в том, что у одного на шее болталась толстая золотая цепь, а у второго проглядывал золотой же крестик с красным камнем. Стоящие молча разглядывали голые Линины груди и разорванный лифчик, лоскуты которого зажимал в руке рыжий. Другой рукой он зажимал нос. Сквозь сжатые пальцы на пол падали черные капли крови. Ничего не замечая от боли и ярости, педель отшвырнул прочь обрывки материи и, вскочив на ноги, схватил свободной рукой Лину за плечо. Девочка крутанулась всем своим худеньким обнаженным тельцем и не смогла высвободиться.
– Сейчас они его зарежут, – в ужасе подумал Луций, – и тогда накрылась моя поездка...
Рыжий, не видя, что происходит у него за спиной, оторвал вторую ладонь от лица и стал заламывать Лине руку за спину. Кровь ручейком стекала с его подбородка на белую рубашку, но он уже ни на что не обращал внимания. Подтянутые молодые люди молча наблюдали за манипуляциями педеля. Потом, к удивлению Луция, один из них почесал переносицу и отвернулся. Второй отступил на шаг как бы для того, чтобы дать простор борющимся.
Луций обхватил педеля сзади и пытался оттащить от девочки, когда раздался легкий шлепок и тело воспитателя обвисло у него в руках. Это охранник ударил педеля в бок носком сапога с разворота. Второй охранник подошел с другой стороны, и голова педеля резко откинулась назад, ударив затылком Луция в грудь. От боли юноша отпустил тело, и оно безвольно распростерлось на полу. Лина выдернула из-под педеля свой заляпанный кровью свитер и натянула его. Один из охранников набросил на нее боа. Морщась от отвращения и боли, девочка встряхнулась, повела плечом, потом упрямо улыбнулась Луцию:
– Мой защитник, – гордо сказала она и, подскочив к студенту, нежно поцеловала в губы.
Не оборачиваясь, троица выскользнула из тесного коридора и бросилась вниз. Педель зашевелился, встал на колени и пополз к выходу. Он повернул голову к Луцию, будто желая что-то сказать, но руки перестали держать тело, и педель распластался на каменном полу.
