сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)
И осознание, как вспышка. Таким способом его не удержать.
Однажды верёвка порвётся, и он выпустит когти.
Но пока он в неволе, можно наслаждаться, не теряя времени. Прикасаться к нему, гладить, сжимать, причинять боль или же, напротив, мучить лаской, пытаясь приручить и приучить к себе. Перепробовать все существующие методы, выбирая наиболее действенные.
Товар, представленный потенциальному покупателю во всей своей красе.
Неизменная маска на лице, частично его скрывающая. Сегодня чёрная. Насыщенный цвет, никаких полумер.
Игра на контрасте со светлыми от природы волосами.
Яниса настолько крыло эмоциями, что — Рэд подозревал — он мог испытать оргазм исключительно от процесса работы и полученного результата. Не прикасаясь к себе, не пытаясь вернуть прошлое и уложить в постель самого Рэда.
Просто.
Так.
Рэд сидел на диване, растирая запястья, пострадавшие от халатности самопровозглашённого гения. Наблюдал за этим экстатическим приходом, и ждал откровений о причинах, послуживших таким спонтанным переменам. Из дома Янис уходил не в лучшем расположении духа, а, вернувшись, начал фонтанировать идеями и одухотворённо творить. Притащил бутылку шампанского, которое обычно игнорировал, и виски. Первое пить не стал, вылив содержимое на свою модель и засняв всё на плёнку. Второй напиток пока так и не открывал, но, несомненно, должен был это сделать в самое ближайшее время.
Он всегда отмечал успехи порцией виски.
Завидные достижения — двойной порцией.
Сегодня он мог бы выхлестать всю бутылку разом.
Покончив с обработкой фотографий, Янис пришёл к своей музе. Опустился перед ней на колени, целовал руки и выглядел поразительно неадекватно.
Рэд, сохранявший спокойствие в большинстве жизненных ситуаций, независимо от того, какими они были, смотрел на этот моноспектакль с привлечением к действиям зрителя, со стандартной отстранённостью, лишь слегка окрашенной пренебрежением.
— Что с тобой? — спросил, усмехнувшись.
Ладонь легла ему на щёку, провела нежно. Подушечка большого пальца погладила уголок губ.
Рэду прикосновение не нравилось. Оно казалось ему липким, пачкающим кожу чем-то, вроде сиропа, а потому противным вдвойне.
— Сегодня самый счастливый день в моей жизни, — произнёс Янис, продолжая распространять вокруг себя ауру счастья и безграничной радости.
— Почему?
— Потому что я не ошибся.
— Относительно?
— Когда сделал выбор и решил сделать тебя своей визитной карточкой. Я с самого начала знал, что так будет.
— О чём ты?
Янис обхватил его лицо руками, заставляя смотреть себе в глаза и не позволяя отвернуться.
Он был пьян без алкоголя и под кайфом без наркотиков.
— О том, что за ночь с тобой многие будут готовы выложить приличную сумму, и эта сумма превзойдёт все мои ожидания. Какое счастье, что я всё-таки смог заполучить тебя тогда. Ты — моё лучшее творение. Восхитительный, неповторимый, нереальный. Истинное произведение искусства. Жаль будет с тобой расставаться, но я всегда знал, что однажды ты станешь украшением чьей-нибудь коллекции, и этот момент наступил.
Он дышал хрипло, находился на грани. Его эйфория достигала пика, и всё, что следовало бы держать в секрете, ныне рвалось наружу, желая быть высказанным. Рэд не останавливал, он внимательно слушал, получая подтверждение всем былым подозрениям и окончательно утверждаясь во мнении, что не напрасно записал Яниса в разряд уродов, думающих исключительно о собственной выгоде и забивающих на тех, кто помогал им пробиваться наверх.
Были люди, позволявшие наступать себе на голову.
Были те, кто принимал подобные — сомнительные — подарки с благоговением и бесконечной благодарностью, продолжая до конца дней своих вспоминать благодетеля добрым словом.
Рэд к их когорте не относился.
И заслуг Яниса в случившемся не видел.
— Давно ты записался в сутенёры?
— Это не то, о чём ты думаешь.
— Откуда тебе знать, о чём я думаю. Насколько помню, навыком чтения мыслей ты никогда не обладал, потому знать наверняка не можешь.
— Я не продаю тебя.
— А что делаешь?
— Устраиваю твою жизнь.
— Конечно.
— Сомневаешься в моей честности?
— Ты почти год меня обманывал, — резюмировал Рэд, проигнорировав вопрос. — Все фотографии, на которых был запечатлён я, ты создавал не для личной коллекции, а для определённого человека и загонял их ему за приличные суммы, из которых я не увидел ни единого цента. Никогда не задумывался об этом прежде, но сейчас склонен думать, что твоё вдохновение было продиктовано его желаниями. Ты снимал меня так, как того хотелось ему. Он получал то, что хотел увидеть.
Судя по звенящему молчанию, прозвучавшее предположение было недалеко от истины.
Рэд не спрашивал, но констатировал факт.
Оттолкнув ладонь, всё ещё касавшуюся щеки, откинулся на спинку дивана, сложил руки на груди и внимательно посмотрел на Яниса. Тот так и продолжал стоять на коленях.
Унизительное положение.
Самая подходящая поза для человека, подобного Янису.
Хорошо, хоть руки к Рэду больше не тянул, не пытался прикоснуться и не клялся в вечной любви. Нет ничего более шаблонного и омерзительного, чем показная любовь, разыгранная по всем правилам, вписывающаяся в классический сценарий. Подвижки к тому были. Янис молчал, но Рэд прекрасно представлял, что ему собираются сказать и какими словами обелить собственный поступок.
Заверения в том, что всё делалось во благо. Не ради денег, но ради благополучного сытого будущего, ради стабильности, ради красивой жизни, если угодно.
Это не проституция.
Всего лишь жизнь на содержании.
Янис оригинальностью не отличался. Он сказал именно то, чего ожидал Рэд.
— Только идиот откажется от заключения подобного соглашения. А ты никогда идиотом не был. За то время, что мы знакомы, я понял, что твоя главная страсть в жизни — это деньги, у него их достаточно. Если этот мужчина готов отвалить такую сумму за посредничество, представь, какими средствами он располагает в принципе?
— И какими? — спросил Рэд.
— Огромными.
— А сколько он готов заплатить за то, что ты сведёшь меня с ним?
Янис не ответил. Поднялся с пола, подошёл к столу, выхватил из стопки чистый лист и быстро размашисто написал сумму, которую ему предложили за организацию встречи. После чего, продолжая хранить молчание, вручил записку Рэду.
Цифра действительно была внушительно-шестизначной.
Кто бы мог подумать, что на свете найдётся кто-то, желающий заплатить за возможность обладания фотомоделью, примерившей на себя многочисленные амплуа, но, по умолчанию, считавшейся шлюхой? Наверное, у того мужчины в дополнение к внушительному счёту в банке прилагалось и психическое расстройство, поскольку человек, рассуждающий здраво, не стал бы бросаться деньгами, чтобы получить в единоличное пользование экземпляр, подобный Рэду. А там... Кто знает? Сам бы Рэд, махнись они с неизвестным местами, точно не стал бы, посчитав такое желание проявлением помутнения рассудка, а не голосом здравого смысла.
— Доллары? — уточнил Рэд. — Будь умницей, Янис, назови валюту, в которой вы собираетесь проводить расчёты?
— Нет, не доллары. Евро.
— Интересно. Пожалуй, начинаю понимать, отчего ты так возбуждён, — усмехнулся Рэд. — Предложи мне какой-то незнакомый хрен такую сумму за символические труды, я бы тоже находился в приподнятом настроении. Хотя, не скажу, что это так уж много. Я в своё время видел больше.
Не лгал. Не пытался пустить пыль в глаза, приписывая то, чего не было и превознося себя хотя бы в рассказах, раз жизнь должным образом не сложилась.
Видел.
Больше.
Намного больше.
В тех выписках со счетов членов семьи Рэдли были как восьми, так и девятизначные суммы.
Больше же он мог унаследовать, не преврати Ингмар Волфери его жизнь в аттракцион безумия, где не было места спокойствию, размеренности и благополучию.
— Почти поверил. Как же. Где ты их мог видеть? В мокрых снах?
— Моя доля? — спросил Рэд, проигнорировав глупые ремарки.
— Что?
Янис, до того пребывавший в эйфории, нахмурился. Брови сошлись у переносицы, а губы искривила надменная усмешка, сказавшая больше возможной, самой проникновенной речи.
— Какой процент от этой суммы получу я, если соглашусь встретиться с твоим клиентом?
— Смеёшься? — спросил Янис.
— Нисколько. Максимально серьёзен. Или ты всерьёз считаешь, что...
Договорить он не успел. Янис склонился над ним, опираясь ладонями в спинку дивана, по обе стороны от его головы. В глазах без труда прочитывалось раздражение, а лицо приобрело хищное выражение, наблюдать которое прежде никогда не доводилось. Сейчас он был не просто рассержен. Слово «злость» не передало бы и сотой доли его истинных настроений.
Янис находился в том состоянии, когда чужая жизнь обесценивается со скоростью света, и насилие становится единственным языком, на котором получается вести диалог со своим оппонентом.
И забрать первую с помощью второго становится проще простого.
Он был полон решимости вытрясти из Рэда либо согласие, либо душу.
Третьего не дано.
— Послушай меня, самовлюблённая мразь, — прошипел угрожающе, — до того, как мы с тобой встретились, ты был никем. И никем же можешь стать, если я выброшу тебя на улицу. Обычно люди испытывают благодарность к тем, кто помог им в жизни, но тебе это чувство, кажется, незнакомо, потому ты изрядно наглеешь. Я вытащил тебя из грязи и сделал звездой. Уже за это ты должен лизать мне ботинки...
Вот только Рэд его нисколько не боялся, и не собирался соглашаться на заключение невыгодной сделки.
— Создал из праха и вдохнул жизнь, — засмеялся он. — У тебя от счастья, кажется, крыша поехала, и ты начал примерять на себя чужую роль. Скажу по секрету, тебе далеко. Очень. И не советую разбрасываться оскорблениями. Только от меня зависит: получишь ты эти деньги или нет. Твоему недомеценату нужен я, а не кто-то другой. Ни одна из твоих шлюх столько не стоила и не приносила тебе столько денег. Так что, тот ещё вопрос: кто кого сделал звездой. То ли ты меня, то ли я тебя, подняв гонорары на новый уровень. Ты и так знатно меня поимел, не выплатив ничего из того, что было получено за снимки, а наварился ты на них неплохо. Я хочу свою долю. Это справедливо, на мой непритязательный взгляд, и я надеюсь на твоё благоразумие.
Он съехал по вычурной скользкой обивке вниз, шире раздвигая ноги, к тому моменту уже обтянутые джинсовой тканью, а не выставленные на всеобщее обозрение в бесстыдной наготе, и саркастически улыбаясь. Он был наглым самодовольным сукиным сыном, повидавшим в свои годы больше, чем многие его сверстники не увидели бы и за всю жизнь, копаясь на приусадебных участках, готовя индейку на день Благодарения, старательно обустраивая семейные гнёзда. Тишина, спокойствие.
Никаких проблем. Никаких форс-мажоров, выходящих за рамки нормальности.
Он вёл себя соответственно выбранному амплуа.
Пощёчина стала неожиданностью.
Кровь, выступившая на губе, катализатором.
Ладонь, сжавшаяся на горле, последним предупреждением.
Зажжённая сигарета — методом маленькой, но неприятной мести, которую невозможно проигнорировать.
Сизый дым, и непредсказуемое движение, поставившее в тупик.
Горящий кончик неожиданным болезненным прикосновением обжёг обнажённую ключицу, лишая преимуществ, заставляя противника разжать руки и податься назад.
— Я мог бы ткнуть эту сигарету тебе в глаз, — хмыкнул Рэд. — Но почему-то не стал этого делать. Наверное, подумал о будущем. Тебе ведь предстоит работать с произведениями искусства, а, чтобы их оценить, нужно хорошее зрение. Отличить подделки от истинных шедевров не так-то просто, вечно ценителей искусства мошенники кинуть норовят, подсунув им какую-нибудь безделушку и впарив по заоблачной цене. Верно, Ян?
Он облизнулся, ощутил на языке привкус крови, сплюнул прямо на пол и с невозмутимым видом затянулся недокуренной сигаретой.
Прихватил куртку, непочатую бутылку виски, предназначенную для празднования заключения выгодной сделки, и направился к выходу.
Лишь на пороге притормозил и произнёс:
— Истинное искусство требует достойной оплаты. Времена, когда художники канонично должны были быть голодными и вдохновенно работали на износ за посмертное признание, остались в прошлом. Кому, как ни тебе это знать.
Тяжёлая пепельница, брошенная ему в голову, разлетелась на куски, соприкоснувшись со стеной.
— Сука неблагодарная! — рявкнул Янис, привыкший к покорности со стороны моделей и не ожидавший сопротивления хотя бы от одного из них. — Дешёвка. Грязная потаскуха, возомнившая о себе невесть что. Никому твоя задница нахер не нужна. Я других найду. Намного лучше, чем ты, и гораздо сговорчивее.
Рэд, стоя за закрытой дверью и прислушиваясь к звукам чужой истерики, криво усмехнулся; вновь щёлкнул зажигалкой, заворожено глядя на тонкое подрагивающее пламя.
— Спорное утверждение, — произнёс тихо.
Истинное искусство требует достойной оплаты.
Он повторил эти слова, открывая список жертв, начавших историю убийцы по имени Рэд.
* * *
Спи спокойно, маленький ангел.
Всего четыре слова, высеченные на камне.
Ещё одна притворная ложь от хозяина Наменлоса, отражённая на надгробии Рэймонда Рэдли.
Скульптура — копия знаменитого ангела скорби
Рядом лежат увядающие цветы, чьи лепестки прихватил мороз, и они покрылись тонким слоем льда.
Рэд прикоснулся к ним несколько дней назад, но до сих пор не мог отделаться от того холода, которым обожгло тогда.
Посмотрел на белоснежные крылья, провёл рукой и по ним, ощущая гладкость камня.
История, которая не забывается.
История, что выжжена в его памяти огненными буквами.
Похоже, только в его. Остальным уже нет дела.
Тихие шаги в темноте. Слабо подрагивающее пламя свечей, отражённое в оконных стёклах. Тревожная мелодия, что плывёт по комнатам, заполняя их. Струны рыдают, когда встречаются со смычком, и чистый высокий звук повисает в воздухе.
Он играет «Реквием».
Непрофессионально.
Но с завидным старанием и усердием.
Он хороший ученик.
Всё, что он делает, должно быть грандиозным.
Музыка — не его призвание, не его стезя. Гораздо сильнее он ладит с той музыкой, что создаётся в сплетении криков боли и отчаяния, приправляется аранжировкой выстрелов и взрывов, доходит до кульминации и стихает, оставляя после себя опустошение.
Скрипка не поддалась — он иногда путает ноты.
Но только иногда.
Чаще всё-таки играет так, как надо.
Шаг, за ним — ещё один.
Переставлять ноги в такт мелодии.
Глаза закрыты.
Зубы до боли прихватывают нижнюю губу, и снова на языке расплывается тот отрезвляющий вкус.
Ориентируется в темноте, не боясь оступиться, свалить что-то на пол или зацепиться за что-то. Он подобен призраку, что свободно перемещается, не ведая преград, не замечая их.
Спи спокойно.
Этот мир слишком жесток. Он убивает невинность, стирает её, вытесняет, замещая грязью. Грязь можно презирать, ненавидеть, отторгать, но однажды приходится признать: без неё не обойтись. Вспоминая наше детство, я всё чаще прихожу к выводу, что ты бы в этом мире — мире Наменлоса — не выжил. Не тот характер, не те амбиции, не те стремления.
Но я всё ещё скучаю по тебе.
Мы были полными противоположностями, но всё равно отлично ладили между собой. Нам не мешали эти различия.
Любить можно не только сильных духом.
Любить можно всех.
До определённого момента любить могут все.
Даже я когда-то это умел...
Смычок в последний раз прошёлся по струнам, и музыка стихла.
Рэд прислонился плечом к стене, продолжая удерживать скрипку в руках.
Много лет назад, в самом раннем детстве, он мог бы расплакаться, думая о несправедливости жизни и о том, что на свете не осталось ни единого человека, ради которого он мог бы жить, мечтать, созидать, а не рушить. Ради которого он сам мог бы стать человеком, а не монстром, который, образно - да и не образно - говоря, режет глотки и вырывает ногти своим жертвам.
Но таких людей действительно больше не осталось, он вырос, попрощался с сожалениями, принял реальность со всеми её неприглядными чертами, смирился с происходящим.
Сейчас глаза его были сухими — ни намёка на слёзы.
Только чёрная, всепоглощающая темнота, затопившая душу и активно рвавшаяся наружу, напоминала о трагедии давно сгоревших дней.
========== Глава 4. Вэрнон. Загадочный мистер Р. ==========
— Кто же ты такой? — задумчиво протянул Вэрнон, опираясь ладонями на балконное ограждение и глядя в темноту, словно она обладала возможностью дать ответ на интересующий вопрос. — И как мне тебя найти?
Рэд — привычное прозвище, сроднившееся с ним, или импровизация, порождённая спонтанным поиском имени, чтобы не оставаться безымянным? — появился внезапно и снова исчез, не давая знать о себе, не напоминая, не присылая писем с угрозами, не оставляя никаких подсказок.
