сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
Опуститься на колени, поймать изумлённый взгляд и слизать сладкую жидкость — вообще без проблем.
Камилла была этим поступком немало удивлена. Но столь неоднозначно проявленная инициатива её не напугала и не заставила начать кричать безвестным голосом, сорвавшись с места. Странно, но ей этот своеобразный жест польстил, хотя она и старалась скрыть истинную реакцию, моментально переведя разговор в иное русло.
— Ингмар тебя убьёт, — произнесла она, делая небольшие паузы между словами.
Вернуть самообладание получалось с трудом.
Рэймонд с лёгкостью считывал всё, что отражалось в её взгляде, понимал, каким она его видит, что думает. И насколько эти мысли совпадают с высказанными. Уж о ком, о ком, а об Ингмаре она думала в последнюю очередь, несмотря на то, что в момент растерянности прикрывалась его именем, как ширмой.
— А он узнает? — спросил Рэймонд.
— Только, если...
— Ему об этом расскажут. Да?
— Да, — выдохнула Камилла, повернула голову и округлила глаза, чуть приоткрыв рот.
Рэймонд знал наверняка, что могло тому способствовать, потому не удивился, почувствовав, как его ухватили за ворот рубашки и потянули прочь от «мисс Наменлос — 2015».
— Надо поговорить, — произнёс Вэрнон и тут же заткнулся.
Вели Рэймонда на казнь в полном молчании, распространяя вокруг ауру ненависти и бешенства, втянули в каюту и оттолкнули к стене.
Давящее молчание и бесконечное напряжение — борьба взглядов.
— Что за цирк? — прошипел Вэрнон, упираясь ладонью в стену и бесцеремонно вторгаясь в личное пространство.
Не в первый раз.
Не привыкать.
Рэймонд удивился бы, не сделай Вэрнон этого.
И даже разочаровался бы. Слегка.
А, может, сильно.
— Что? — переспросил, способствуя усилению раздражения.
— Твои попытки залезть в трусы к Камилле. Зачем они? Тоже хочешь показать, что у тебя есть вкус и примкнуть к череде любовников куколки?
— Мне нравятся разные тела, — хмыкнул Рэймонд. — Исключение: детские, старческие и мёртвые. Но это немного другое. Если вернуться к первооснове, то замечу: пол значения не имеет. И женщины привлекают меня не меньше, чем мужчины. Она вот привлекает. Что-то ещё? Или закончим разговор? Как вариант, можешь присоединиться к нам. Она будет счастлива. Я тоже не против.
Лгал. Намеренно. Устраивал своеобразную проверку.
Гадал, что ответят.
Согласятся? Откажут?
Выпал третий вариант.
— Часто практиковал подобное в прошлом? — спросил Вэрнон, предпочитая не делать выбор, но устроив анкетирование.
— Случалось.
— Нравилось?
— Периодически. Зависело от тех, кто компанию составлял. Не всегда и не со всеми, но встречались люди, с которыми не отказался бы повторить.
Вэрнон продолжал сверлить его взглядом.
Осматривал с ног до головы.
После признания что-то неуловимо изменилось, и Рэймонд приготовился выслушать немало нового — забытого старого — и крайне нелестного о себе. Шлюха, потаскуха, блядь, подстилка — всё, что на ум придёт и на что фантазии с красноречием хватит. С какой стороны не посмотри, каким словом не обозначь суть, всё будет едино.
Но Вэрнон ничего не сказал, не обвинил, не оскорбил, не ударил. Он просто развернулся и ушёл.
Отдавались гулким эхом в ушах его шаги, а воспоминания об убийственном взгляде душили не хуже, не слабее настоящей удавки или рук, оказавшихся на горле и сдавивших до появления звёздочек перед глазами, порождённых асфиксией и, как следствие, недостатком воздуха.
Вэрнон не предъявлял претензий.
Он предпочитал тихо сгорать в своём недовольстве.
Рэймонд не придавал этому значения, полностью погрузившись в процесс изучения, разбирая представленный объект на составляющие волокна. Тщательно записывая полученные результаты и, как будто потеряв интерес к Вэрнону, поспособствовавшему появлению в списке знакомств ещё одного имени.
Иногда Рэймонд ловил себя на мысли о том, что было бы неплохо оставить этих двоих наедине, а самому перебраться в отель. Всё равно яхту они не использовали по прямому назначению и океан не бороздили, лишь изредка отходя недалеко от берега. Команды с ними не было. Вэрнон исполнял роль капитана судна. Рэймонд, не имевший дел с яхтами в сознательном возрасте, в этом деле был весьма посредственным помощником, потому его помощь заключалась разве что в рассматривании карт, обсуждении маршрутов с Вэрноном и ношении капитанской фуражки. Так себе вклад, если говорить откровенно. Большую часть времени выходов в океан он проводил, лежа в шезлонге, подставляя лицо солнцу и размышляя о том, насколько планы обычно разнятся с результатом реализации.
Морской воздух кружил голову, мысли об опасностях, царивших на территории Наменлоса, отступали и притуплялись, хотя и не покидали его полностью. Терять бдительность мог кто угодно, но не он.
Временами Рэймонд чувствовал на себе пристальный взгляд, чуть приспускал солнцезащитные очки, позволяя им сползти на кончик носа, и смотрел туда, откуда ощущал заинтересованный взгляд. Естественно, наблюдала за ним не Камилла. Взгляд принадлежал Вэрнону.
Романтическая вылазка в тёплые края получилась какой-то совсем не романтической.
Видимо, жизнь недвусмысленно давала понять, что любовная мишура — не его профиль. Этим может упиваться кто-то другой, но не Рэймонд. Не стоило пытаться примерять нестандартную ситуацию к себе. Даже в перспективе. Потому что, как ни крути, а результат получился достаточно плачевным, и повторять подобное не захотелось бы никогда и ни за что.
Календарное Рождество неумолимо приближалось, хотя вспоминать о нём совсем не хотелось. Атмосферы, присущей этому празднику, не ощущалось. Погода не способствовала, неизменные атрибуты на глаза не попадались, не нервировали и не раздражали, как это случалось обычно.
Вэрнон о торжественных мероприятиях не заикался, зато Камилла фонтанировала идеями. Рэймонд был уверен, что она захочет провести вечер на острове, но она сумела удивить своим решением и заявлениями о семейном празднике, который стоит отмечать рядом с родными и близкими. Странное замечание, если принять во внимание тот факт, что ни родных, ни близких Камиллы здесь не было.
— Можем устроить вечеринку, — произнесла она.
— Бессмысленно, — ответил Вэрнон.
— А мне нравится, — сказал Рэймонд, позволив вырваться на свободу духу противоречия и получив в благодарность улыбку Камиллы.
— Готов поспорить, что это будет самая унылая вечеринка, на которой тебе довелось бывать, Рэй, — заверил его Вэрнон.
В словах прочитывался вызов, брошенный не спонтанно, а вполне продуманно.
— Посмотрим, — коротко отозвался Рэймонд.
Вообще-то он не ждал от вечеринки ничего выдающегося, потому и разочарование ему не грозило. Максимум — лёгкое и незначительное, на которое не принято обращать внимание.
Но Вэрнон старался сделать так, чтобы вечер оказался для Рэймонда по-настоящему отвратительным, и он почувствовал себя лишним человеком, заглянувшим по ошибке на праздник жизни. Наблюдателем, которому только и остаётся, что смотреть, облизываться и завидовать, приходя к выводу, что здесь всем будет лучше без него. Закон бумеранга сработал по полной программе. Что отпускаешь в мир, то и получаешь обратно, но не в той же мере, а в троекратном размере. Примерно так можно было бы описать нынешний вечер.
Стоило увидеть тот спектакль, что так старательно для него разыгрывали, и все краски поблекли разом. Декорации обрушились, костюмы стали казаться нелепыми, и желание покинуть яхту стало в разы сильнее. Он понимал прежде, что отъезд — оптимальный вариант, а теперь и вовсе перестал сомневаться, окончательно уверившись в своей правоте.
Он в полной мере осознавал, чем руководствовался в своих поступках Вэрнон, но всё равно не мог проглотить это угощение, ещё более сомнительное, чем кусок «Красного бархата». Если от первого его тошнило на фоне воспоминаний, то здесь... По идее, должно было стать легче, подарив окончательную свободу, разрезав нить, которая появилась настолько внезапно, что он сам от себя не ожидал, отпустить и снова позволить лететь вперёд, к цели.
Но вместо этого стало муторно, и тошнота из периодически всплывающей превратилась в перманентную, не отпускающую ни на мгновение.
Он стоял у приоткрытой двери, молча наблюдая за парой любовников, уделяя большее внимание Вэрнону, внимательно разглядывавшему девушку, сидящую у его ног.
Рэймонд не стал портить им настрой и удовольствие, распахивая дверь настежь и громко комментируя каждое действие, улыбаясь фирменной саркастичной ухмылкой и порядком обоих раздражая. Он лишь дождался, когда Вэрнон перехватит его взгляд, отсалютовал бокалом, медленно и невозможно чувственно провёл языком по верхней губе, оставляя на тонкой коже влажный след. Сделал глоток, запрокинул голову, расстегнул свободной рукой пуговицу на своей рубашке, оттянул воротничок. Кадык едва заметно дёрнулся. Никаких иносказаний, никакого многообразия трактовок.
Всё предельно ясно и просто.
Нет нужды тратить время на разгадку.
Она прочитывается в каждом мельчайшем действии.
Смотри, как это сделал бы я. Смотри, как проглотил бы я. Это могло стать реальностью, если бы не твоя сегодняшняя ошибка. Теперь единственное, что тебе осталось — это только представления и сублимация в постели с другими людьми.
Послал воздушный поцелуй с открытой ладони и удалился восвояси, прихватив бутылку текилы, которую этим мрачным вечером пил не по канонам. Без соли, без лайма, не дозировано. Большими глотками, прямо из горлышка.
Перед уходом он нацарапал короткую записку.
Пара слов, суть коих сводилась к тому, что искать его вовсе не обязательно. Он пошёл отрываться и не хочет, чтобы ему составляли компанию.
Несколько раз поймал себя на мысли о незабытых навыках. Даже потянулся к аптечке, подержал в руках снотворное и швырнул его обратно. План простой, без изысков. Всего-то растолочь одну таблетку, превратив её в пыль, и осторожно подсыпать в коктейль. Лучше выбрать для проведения эксперимента безалкогольный состав, во избежание разного рода неприятностей. Безобидная микроскопическая порция. Крепкий и здоровый сон для Камиллы на всю ночь, а ему — раздолье и возможность остаться наедине с Вэрноном.
Подумав об этом, Рэймонд усмехнулся.
Было бы, за что бороться и ради кого опускаться на самое дно.
Крышка с упаковки слетела, и таблетки разлетелись по полу, став иллюстрацией к фильму о классических самоубийцах, что принимают разом горсть средств и заливают их алкоголем. Собирать снотворное он не стал, оставив валяться на полу и таблетки, и пустую упаковку.
Больше драмы королю драмы.
Не иначе.
Пропавшая бутылка из бара и таблетки вполне могли натолкнуть на мысль о том, что он принял одно с другим, пробудить некие опасения, а то и сильный страх в душе Вэрнона, если бы тот внезапно отстранил Камиллу, присосавшуюся к его члену, и отправился на поиски третьего лишнего. Но он бы не отправился.
Жест со снотворным был провокационным, до невозможности эпатажным и невероятно... детским. Глупее просто не придумать, даже если очень сильно постараться.
Для парня, относительно недавно ставшего совершеннолетним по меркам всего мира, неподобающе.
Для того, кто приближался к цифре ещё большей, поступок и вовсе являлся идиотическим, истеричным и слишком показным, демонстрирующим инфантильность личности.
Рэймонд понимал, но оставил всё на своих местах и покинул яхту, стараясь не шуметь, чтобы лишний раз не отвлекать парочку от интересного занятия. Оказавшись на земле, ускорил шаг, желая поскорее отсюда убраться и не принимать участия в разговорах, не имеющих смысла.
Не то увидел, не так понял, первый начал, это не брошенный вызов, это ответ.
Классика жанра, как она есть.
Он мог без труда затеряться в толпе празднующих туристов, раствориться, стать невидимкой среди них. Возможно, завести новое знакомство и провести эту ночь не на яхте и не на пляже — что в нынешней ситуации стало актуальнее, но в каком-нибудь бунгало, отыскав себе любовника или любовницу за считанные мгновения.
С этим у него проблем не наблюдалось.
Выбор большой, моралью не обременён, готов к кратковременным связям, более того, приветствует их, а не длительные серьёзные отношения.
Но Рэймонда раздражал сам факт присутствия поблизости посторонних людей. Он хотел одиночества, а потому уверенно двигался не туда, куда отчаянно зазывали громкие голоса и яркие языки пламени, рассеивающие ночную мглу, а в обратном направлении. Туда, где царили темнота и тишина.
К первой — не привыкать.
Она давно его подруга.
Он — её часть.
Им хорошо вместе.
Гораздо лучше, чем Вэрнону с Камиллой.
Достаточно удалившись от пристани, Рэймонд сел на песок и откупорил бутылку, с сожалением резюмируя, что она ему ничего не сделает. Не только она. Прихвати он одну, две, три — результат оставался бы прежним. Ни тяжести в голове, ни приятного хмеля, способного развязать язык, позволив всему тайному стать явным.
Пить, не пьянея, независимо от крепости напитка.
Пить, словно воду.
С таким же эффектом.
Он поставил бутылку на тёплый песок. Прикрыл глаза и запрокинул голову, подставляя лицо прохладному ветерку, что изредка давал знать о себе, проходя по побережью. В подобной обстановке хотелось быть беззаботным, чувствовать себя счастливым, свободным от условностей, обязательств и прочих повседневных ограничений-проблем.
Экзотические цветы в волосах, танцы у костра и бесконечная влюблённость.
Для кого-то другого.
У него тяжёлый случай.
Здесь не будет ни цветов, ни танцев, ни влюблённости.
Последнее, впрочем, не так уж и плохо, учитывая некоторые её свойства. Например, способность появляться спонтанно, внезапно, когда её не ждёшь. И — обязательное условие, сопоставимое с законом подлости — придётся она не на того, на кого следовало бы, а на того, кто представляет наибольшую опасность.
Рэймонд знал, что делать с темнотой. Когда она появилась и протянула к нему руку, он сразу понял, что выбор вариантов будет невелик. Либо она поглотит его полностью и уничтожит, либо он станет её частью, и сам начнёт уничтожать.
Выбор очевиден.
Препирательства бессмысленны.
Но влюблённость, дававшая в его душе первые, хрупкие всходы, не была порождением темноты. Она была проявлением света, знатно испорченным, искалеченным, избитым, но поразительно живым.
На спасение заблудшей души не тянула.
Это было исключительно мерзко, учитывая личность того, кто поселился в мыслях едва ли не с момента первой личной встречи, а вообще-то, именно с него. С тех пор, как пламя мелькнуло между ними, освещая, разделяя, отражаясь в зрачках, подпаливая сигарету. С тех пор, как в голове пронеслась шальная мысль об опасных играх с огнём, в которых он не сумеет дойти до финала. Пожалеет, проиграет. С тех пор, как он допустил мысль о возможности романа. Несколько «если бы», переставших иметь значение.
Такая мелочь, выбивающая из колеи. Что может быть хуже?
Многие люди, с которыми ему доводилось сталкиваться на жизненном пути, отчаянно мечтали о любви, считая её величайшим даром. Не все. Были и отпетые циники, и отмороженные суки, под стать ему, не способные на большие чувства, разве что на мелкие и жалкие их суррогаты. Самые разные особи. Всех не вспомнить и не перечислить.
Разный цвет волос, глаз, кожи.
Разный возраст.
Разный пол.
Но большинство всё равно тянулось к чувствам, как к спасению, и ждало перемен, с ними связанных. Рэймонд смеялся и не скрывал своего отношения к заявлениям о том, что высокие чувства способны менять личность до неузнаваемости.
Пока другие гонялись за любовью, он наслаждался не совсем врождённой, но привитой в раннем детстве подозрительностью, ненавистью и невосприимчивостью к проявлениям теплоты.
Другие холили и лелеяли любовь, пестовали, как растение, оберегали, а он...
Он целенаправленно убивал.
Тогда.
В настоящее время он перестал контролировать ситуацию.
Пытался, но не получалось.
Каков человек, такова и любовь.
Он почти физически ощущал, как эта тяга, привязанность и никому не нужная нежность прорастает в его сердце, оплетает его, вонзается ядовитыми чёрными шипами, пробивая в нескольких местах, и капли тёмной крови стекают, заставляя его медленно умирать от осознания, что нет — нет, нет, нет! — у него иммунитета. И те слова, что когда-то довелось услышать от человека, учившего его стрелять, оказались правдивее собственных убеждений.
— Иногда осечки случаются и у признанных профессионалов своего дела, — произнёс Питер, высыпая на стол несколько патронов.
Зачарованно наблюдавший за неторопливыми, размеренными действиями Рэймонд, поднял глаза на собеседника.
— Когда рука дрожит или дыхание сбивается? — спросил, вспоминая недавние лекции о необходимости соблюдения определённых правил, связанных с дыханием.
Питер, услышав высказанное предположение, усмехнулся и покачал головой.
