сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)
— Умеет производить впечатление. Правда, Тедди? — поинтересовался Рэймонд, обращаясь к своему собеседнику, не реагировавшему на происходящее, но зато внимательно слушающему всё, что ему говорили. — Будь мы немного романтичнее, нас бы пробрало до глубины души. Но мы неромантичные ублюдки, и нас таким не удивить. Что-то подобное мы проходили много лет назад. В другой компании, но, тем не менее, проходили, потому теперь нас схожими трюками не поразить в самое сердце. Однако мистер Волфери старался, и за это ему отдельная благодарность. Жест был красивым. Ночной город, которым нам довелось полюбоваться в его компании — тоже. Вертолёт — шикарным. Шампанское — вкусным. И поцелуй... Не совсем поцелуй, конечно... Ну да ладно. В любом случае, он был приятным. Стоит признать, Тедди, я его хочу. Не поцелуй, само собой. Вэрнона. Смешно, да? Вообще-то мне стоит его ненавидеть. Семья Волфери хорошего мне не сделала, а вот гадостей принесла немало, но желание потрахаться — ненависти не помеха. Одно с другим способно сосуществовать, потому я не думаю, что нарушил какие-то законы логики. Можно совместить приятное с полезным. И я постараюсь это реализовать на практике. Если сегодня у нас всё выгорит, я позволю себе небольшой отдых. Этакое вознаграждение за труды. Подарю его себе перед тем, как добить два последних пункта и отчалить восвояси. Причин для отказа нет, но зато есть один весомый повод, чтобы согласиться на вчерашнее предложение и поехать вместе с Вэрноном на эти острова. Может быть, скажешь что-нибудь в ответ? Мне надоело твоё молчание.
Он резко хлопнул раскрытой ладонью по соседнему сидению.
Тишину салона нарушил шелест целлофановой упаковки.
Попал, не глядя, несмотря на то, что куда большее внимание уделял не пассажиру, а ночной дороге, по которой плавно двигалась машина.
Он никуда не спешил.
Он точно знал, что успеет сделать всё, что нужно.
И даже больше.
Его план медленно, но верно становился реальностью, и это не могло не радовать.
— Я люблю тебя, — произнёс Тедди немного противным голосом, от которого Рэймонд поморщился. — Я люблю тебя.
— Я тебя тоже, — ответил Рэймонд. — Но, увы, этим вечером нам придётся расстаться. Хорошо, что мы недолго были вместе, а потому привыкнуть к тебе и привязаться на сто процентов я не успел.
На это Тедди ответить было нечего.
Его познания ограничивались одной заученной фразой на все времена. Он повторял её постоянно, что бы с ним не творили. Ухвати за ногу, ухвати за руку, нажми на живот — результат останется единым. Он всегда будет призваться хозяину в любви, глядя на него стеклянным глазом и расставляя плюшевые лапки, в надежде на то, что его будут обнимать и тискать.
Рэймонд одарил игрушку кратковременным взглядом и тут же отвернулся, сосредоточившись на дороге.
Она занимала его куда сильнее, чем внешний вид питомца, призванного создать подходящий антураж, напоминающий о событиях ушедших лет. Разумеется, отыскать максимально подходящий экземпляр ему не удалось — пришлось довольствоваться тем, что было. Пижамка в чёрно-красную клетку, светло-коричневый мех шубки, вышитый тёмными нитками рот.
Рэймонд купил эту игрушку незадолго до вылета в Наменлос.
Они вместе ночевали в гостинице. Медведь сидел в кресле, смотрел на нового владельца одним глазом, наталкивая на мысли о прошлом. Игрушка с дефектом, попавшая каким-то чудом в торговый зал. Рэймонд не рассчитывал на такую удачу, а она ему улыбнулась и подсунула нужную вещь. Не пришлось портить идеальный экземпляр самостоятельно.
Рэймонд сидел напротив.
Потом, когда тишина зазвенела и начала растворяться, размывая временные границы в его сознании, откинулся назад и пристально посмотрел в потолок. Зажмурился. Вспомнил — фантомный теперь, но бесконечно реальный тогда — обжигающий холод. Собственный крик, застрявший в горле и не нашедший выхода. Коробку с недопитым ананасовым соком, что стал первой ассоциацией со вкусом трагедии и отчаяния. Бег по мрачным улицам, которые казались ему зловещими, и холодный свет фонарей, освещавших дорогу, ведущую в никуда, как он тогда думал. Тонкую ткань пижамы, что почти не согревала. Яркое пламя, что вспыхнуло стремительно, окутывая дом.
Вспомнил всё.
Впрочем...
Забывал ли?
Глупый вопрос.
До недавнего времени он думал, что память бережно хранит страницы давней истории, и всё ушедшее воспринимается им столь же остро, как и тогда, в день побега от смерти, когда они впервые пересеклись лицом к лицу. Она не забрала его, подтолкнула к выходу из дома и спасла. Как будто пообещала, что они ещё встретятся, и эти встречи начнут напоминать интересную игру, в которой победителя никто не способен определить заранее. Не обманула. Встретились. И сейчас продолжали устраивать кратковременные свидания.
До недавнего времени он думал, что боль окончательно утихла. Законсервировалась, окуклилась, скрылась за слоем толстой брони.
Визит сюда и новое знакомство с местами детства разбили в пух и прах его уверенность.
Стоило переступить границу знакомого города, как в лицо тут же дохнуло адским жаром. И то, что прежде представлялось яркими воспоминаниями, теперь провоцировало лишь усмешку. Он не замечал этого, а краски выцветали, становились блеклыми, затирались, как и те фотографии, что некогда хранились в альбомах Юноны — изображения её предков. Теперь она сама стала такой в мыслях Рэймонда.
Она, Килиан и Уолтер.
Все они.
Нити, соединявшие их с Рэймондом, ослабевали, но не рвались. В ходе краткосрочной экскурсии в прошлое, снова стали крепче каната, а то и железной цепи с огромными звеньями, намертво спаянными между собой.
Основная волна ностальгии и тоски по былым временам накрыла Рэймонда после недолгого пребывания в Наменлосе.
После холодного камня на могилах и надменных белоснежных «Касабланок», увиденных в витрине цветочного магазина.
После прогулок по когда-то привычным, а ныне ставшим незнакомыми и чужими улицам.
После визита к ресторану, некогда служившему предметом гордости Юноны Рэдли.
Первое совместное детище Ингмара и Килиана, открытое ими в незапамятные времена. Ресторан работал по сей день, и, кажется, пользовался популярностью.
Рэймонд с трудом подавил желание оказаться внутри и посмотреть, насколько там всё изменилось. Или хотя бы подойти ближе, прислониться ладонями к стеклу и понаблюдать за тем, что творится внутри.
Юнона часто пропадала здесь, а они вместе с отцом приезжали, и, прежде чем переступить порог, Рэймонд бежал к стеклу, чтобы отыскать бабушку среди посетителей. Он стучал по стеклу, она оборачивалась и приветливо махала ему рукой.
Он радовался.
Детская непосредственность. Такая смешная, наивная и незамутнённая.
О том, что бизнес строится не на честности, а на крови, он тогда не знал. Не задумывался о природе конкуренции, о желании властвовать, о том, насколько распространена политика предательства. Не подозревал, что лучшие друзья могут бить исподтишка, как Ингмар. Позднее он пытался разыграть в мыслях схожий сценарий, но терпел фиаско. Представить себя на месте Килиана, а Уолтера на месте Ингмара не выходило.
Видимо, ему в жизни больше везло на людей, чем отцу.
Да, определённо.
Ему с ними везло. А им с ним — нет.
Стоя напротив знакомого здания, Рэймонд видел себя, бегущего от машины к дверям. Сквозь годы.
Сделать шаг теперь — увидеть мелкого Рэя Рэдли, спешащего к любимой бабушке, прыгающего по ступенькам или — когда взрослые разрешат — раскладывающего цветы по тарелкам.
Белые розы — украшение салфеток.
Какие-то замечания о поставщиках, к которым он не особо прислушивался, профессиональный юмор, в котором он не слишком хорошо разбирался, разговоры об оценках ресторанных критиков, грядущем соревнование и обязательной победе в конкурсе рестораторов. Он ловил отголоски разговоров и гордился, когда собеседники Юноны заводили разговор о нём, называя достойной сменой.
— У него талант, — говорила Юнона, проводя ладонью по волосам внука и позволяя ему прижаться ближе. — Я в нём не сомневаюсь. Он вырастет достойным продолжателем семейных традиций. Да, Рэй?
Он кивал, соглашаясь, тут же расплывался в счастливой улыбке и принимался с удвоенным рвением демонстрировать желание помогать и быть полезным. Он действительно хотел помогать, а не мешаться под ногами. Что-то ему доверяли. Пару раз ему выпала честь принести каким-то важным посетителям, чьи имена стёрлись из памяти, чай. Кажется, они тоже умилялись, отмечая его старания и стремление с ранних лет приобщиться к ведению дел.
Здесь много чего произошло, а потому для Рэймонда этот ресторан был знаковым.
В определённой степени.
Год, ставший переломным в его жизни, принесший колоссальные перемены, тоже начался здесь.
Рэймонд помнил, как отмечал свой седьмой день рождения.
Составлял список ассоциаций, приходивших на ум.
Красный бумажный колпачок.
Неизменная песенка, исполненная взрослыми.
Подарки — множество коробок, упакованных в блестящую бумагу, украшенных бантами разных размеров.
Живые бабочки.
Много-много экзотических бабочек, которых тоже выпускали из коробок, предлагая всем присутствующим загадать желание.
Безумно популярный торт под названием «Красный бархат».
Сражение с детьми и внуками знакомых Юноны на водяных пистолетах.
Смех, радость, счастье...
Тот год его жизни начинался превосходно.
Кто бы мог подумать, что уже в конце этого года он потеряет всё?
Никто, кроме Ингмара Волфери.
Вернувшись на двадцать лет вперёд, Рэймонд помотал головой и прошёл мимо, переборов любопытство и не заглянув внутрь даже на чашку кофе.
Ему хотелось.
Отчаянно.
Почти болезненно.
Однако он не стал этого делать.
Может, незадолго до отъезда, показавшись на глаза Ингмару. Перед тем, как отнять его жизнь.
Но не сейчас.
Знакомо-незнакомый Наменлос. Он изменился не меньше, чем сам Рэймонд. Неудивительно. Было бы странно думать, что за этот достаточно внушительный промежуток времени здесь ничего не произойдёт, оставшись на прежнем уровне. Город не пребывал в состоянии летаргии. Он, как живой организм, рос, развивался, дышал. Расширялись его границы, снесены были какие-то здания, построены на их месте новые, проданы и перепроданы участки земли. Менялись жители, менялись пейзажи и первые лица-марионетки, вроде как стоявшие у власти, но, на деле, только кривлявшиеся на камеру.
Менялись все.
Менялось всё.
Почти всё.
Неизменной оставалась власть семьи Волфери.
То, что Рэймонда угнетало.
То, что он собирался изменить собственными силами, раз никому до него это не удалось. Добиться кардинальных перемен он не надеялся. Неравны силы, это и ребёнок понимает, не говоря уже о профессионале его уровня. Тягаться с Волфери, будучи одиночкой — это всё равно, что встать на пути у поезда летящего вперёд на полной скорости, широко расставить руки, надеясь остановить состав столь непродуманным способом. Почти идейный самоубийца — отличная иллюстрация для нарисованной воображением ситуации. Он не планировал бросать вызов и не надеялся уничтожить весь клан. Они были ему не по зубам, потому-то в список попали далеко не все ключевые фигуры. Он мстил лишь тем, кто причинил боль ему, попутно помогая другому человеку подняться наверх. Это не было частью задумки, скорее, бонусом, неосознанно спровоцированной акцией, которая в итоге пришлась ему по вкусу. Размышляя, Рэймонд неизменно приходил к выводу, что видеть во главе клана, контролирующего Наменлос, Вэрнона, а не его дядю гораздо приятнее, пусть даже для него в совершении подобного переворота нет личной выгоды в настоящем. Не будет и потом, после того, как рокировка завершится.
Он не рассчитывал на благодарность.
И вообще не был уверен, что Вэрнон решит уделить ему внимание.
Надеялся, но имел запасной вариант, на случай, если задуманное не выгорит, и идея окажется в пролёте.
Не ожидал обещаний, вроде тех, что звучали пару вечеров назад. Произнесённые то ли просто так, ради поддержания красоты момента, то ли на полном серьёзе, по велению души, они остались в памяти, чтобы ныне точить мозг, подобно жукам, что точат дерево, прорывая в древесине ходы. Или вирусу, поразившему организм, заразившему его по полной программе, без надежды на скорейшее излечение.
Рэймонду происходящее категорически не нравилось, поскольку расходилось с запланированным заранее итогом. Сильнее прочего угнетала собственная реакция, и то, что всего пара слов, сказанных Вэрноном, зацепила его сильнее, чем мысли о мести, тщательно вынашиваемые много лет подряд. Он не знал, как на них реагировать, как воспринимать.
Для правды было бы слишком сказочно и сладко.
Жизнь неоднократно доказала, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках, а если нет, то предложенное лакомство всенепременно присыпано крошками цианида.
Есть такой — себе дороже. И стоит хвататься за кусок, если жизнь не мила. В других случаях лучше отказаться.
Обещания Вэрнона напоминали ловушку, в которую его старательно заманивали, проверяя, подталкивая к принятию какого-то решения, к открытию двери, за которой ждала пропасть. И бесконечный полёт, завершающийся, как и большинство прыжков в бездну. Падением, невыносимой болью, при случае, если сердце выдержит и не разорвётся в полёте, и красно-белой массой на сером асфальте — абстрактное искусство, если смотреть на мир через призму чёрного юмора.
Капкан для Красной Шапочки, расставленный предприимчивыми Волками.
Больше пудры для мозгов, больше красивых слов и громких обещаний, от которых спирает дыхание, и сердце пропускает удары, готовое вырваться из груди.
Рэймонд остановил машину.
До прибытия драгоценного, столь пламенно ожидаемого гостя оставалось не так мало времени — больше получаса. Этого вполне хватало, чтобы подготовиться и занять наблюдательную позицию.
И выкурить сигарету, чтобы скрасить время ожидания.
Иного ему не требовалось.
Каждый раз, когда зажигалка ложилась в ладонь, а пальцы скользили по выгравированному на металле имени, он вновь и вновь возвращался мысленно к личности Вэрнона Волфери и криво усмехался, вспоминая его хрипловатый, соблазнительный шёпот у самого уха, предлагавший править городом вместе.
Никаких иносказаний. Открытое заявление. Напоминание, которое можно назвать навязчивым, но, что скрывать, обольстительным.
— Знаешь, Рэймонд... А ведь предложение в силе.
Вэрнон стоял у него за спиной, и от осознания, что их разделяет столь мизерное расстояние, становилось немного не по себе. Не боязнь, не опасения, затмевающие способность анализировать происходящее и мыслить здраво, но что-то такое... болезненно саднящее, а вместе с тем — поразительно приятное.
История мазохиста, как она есть. Вроде бы ходьба по самому краю, а отойти на пару шагов назад не пытается. Уверенно идёт вперёд, не опасаясь последствий, разыскивая их, притягивая к себе, словно магнитом.
Если Вэрнон играл, как и Рэймонд, то делал это потрясающе талантливо. Его стремительно проснувшимся чувствам хотелось верить; хотя бы на несколько минут, часов или дней окунуться в них, ощутив неизведанное прежде, незнакомое, занимательное, о котором доводилось слышать, но никогда — испытывать.
Знает или нет?
Проверяет?
Просто так, без особого повода бьёт в самый центр? Не целясь, но поражая.
— Которое из них?
— Если действительно захочешь принять подарок, он будет твоим.
— Всё ещё пытаешься убедить меня в том, что Наменлос будет лежать у моих ног? Мне казалось, что это просто красивое сравнение, придуманное по случаю. Или иносказание для обозначения сегодняшней вылазки.
— Не пытаюсь. Я знаю, что это реально.
— С чего бы?
— С того, что я стану тем, кто положит его туда.
— Громкие заверения. Масштабные, я бы сказал.
— Не размениваюсь по мелочам.
— Проиграть, так миллион?
— Полюбить, так королеву. В данном случае, короля. Не веришь мне?
— Не особо.
— Я смогу это сделать.
— Подобные обещания пугают.
— Посмотри туда.
— Куда именно?
— Вниз.
Инструкция к действию. Короче не придумаешь. Всего одно слово. Выполнить несложно. Спорить бесполезно — напрасная трата времени и нервов.
Рэймонд спорить не стал.
Он подошёл к краю крыши одного из зданий уже знакомого комплекса «Наменлос Сити Билдинг», послушно посмотрел, куда просил Вэрнон. Головокружительная высота, от которой становилось не по себе. Самый край, а за ним — бесконечная, на первый взгляд, пропасть. Стоит оступиться или позволить подтолкнуть себя вниз, закрыть глаза и парить несколько минут, что покажутся вечностью. До тех пор, пока асфальт не окажется совсем близко, а сказка о возможном полёте, придуманная впопыхах, не обернётся ударом в спину и совершенно не похожим на сказочный финалом.
На эту крышу они поднимались перед тем, как сесть в вертолёт и отправиться в небольшое путешествие.
На эту крышу приземлились после того, как своеобразная прогулка по ночному городу завершилась.
Шампанское гуляло в крови. Немного. Пара-тройка бокалов. Для Рэймонда — не такая страшная доза. Бывало, пил больше. И крепче. Но всё равно рассуждал здраво. Сейчас он не был пьян. Им владел азарт, и край крыши притягивал к себе, манил.
Ещё один пунктик, ещё одно условие игры.
Позволить подойти близко-близко, сделать вид, что эти шаги остаются незамеченными, предлагая второму игроку сделать ответный ход, выбрать амплуа.
Кем был для него Вэрнон? Противником? Соратником? Нейтральной стороной, пребывающей в счастливом неведении относительно того, какую роль ей отвели в разыгранном представлении? Или?..
Он сам не знал, какой ещё вариант можно придумать, но отчего-то чувствовал, что всё, предложенное прежде, в полной мере происходящее не передаёт.
Всегда чего-то не хватает.
— Смотрю. И?
— Что ты там видишь?
— Странный вопрос.
— Что?
— Город. Я вижу там город. Наменлос, насколько помню. Думаю, помнишь и ты.
Ему хотелось головокружения, адреналина, безумия.
