сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 35 страниц)
— Такие случаи — не редкость, но профессионалам они не свойственны. У тех, кто давно и прочно занимается подобными вещами, не дрожат руки. И с дыханием проблем нет. Здесь другое.
— Например?
— Когда происходит переоценка ценностей. Когда появляется человек, которого ты убить не сможешь. Скорее выстрелишь в себя, чем в него. И в сравнении с этим дрожащая рука будет незначительной мелочью.
— Сентиментально, — заметил Рэймонд. — Очень. Слишком слащаво, а потому мало похоже на правду. Больше на сказку, слегка подкрашенную для устрашения кровавыми подробностями.
Питер не ответил и в спор ввязываться не стал. Он вообще придерживался мнения, что споры — это путь в пустоту, напрасная трата времени и нервов.
Они с Рэймондом разговаривали на отвлечённые темы не так часто, больше по рабочим вопросам, но длительные наблюдения делали своё дело. Рэймонд не назвал бы Питера чувствительным, но иногда и его пробивало на возвышенное, присущее романтизму.
Тогда он брался рассуждать об истинной стоимости человеческой жизни, потчевал Рэймонда историями времён своей службы в армии — многочисленными байками, которые должны были служить наглядными примерами. Обычно заканчивались такие рассказы словами:
— Я видел больше твоего, потому не спорь и слушай, что говорит умный человек.
Рэймонд улыбался со снисхождением, иногда беззвучно смеялся, иногда, пока его не видели, показывал тренеру язык, но наказ выполнял идеально — не спорил.
Он помогал Питеру в тире. Фактически, у них был взаимовыгодный обмен. Питер не брал с Рэймонда денег за обучение и позволял тренироваться, а Рэймонд убирал помещения, не получая официальной оплаты. Тереза, с которой он тогда ещё жил под одной крышей, это стремление зарабатывать на свои увлечения самостоятельно поощряла. Правда, она не знала, чем именно увлекается Рэймонд.
Он говорил, что это спорт для общего развития, а сам начинал готовиться к главной миссии своей жизни. Уже тогда.
С довольно-таки раннего, пятнадцатилетнего возраста.
Двенадцать — почти, без малого тринадцать — лет он считал рассказы Питера бредом.
Теперь привычные устои пошатнулись, а убеждения рассыпались прахом.
Сейчас в ушах снова звучали слова Питера.
У каждого однажды появляются слабости.
И рушатся с оглушительным грохотом стены, выстроенные с трудом. Стены, которые, казалось, простоят вечно.
Омерзительные обязательные заблуждения.
Но это всё к лучшему.
Не стоит сетовать на жизнь и обвинять её в том, что она подкинула ему подобный выбор. Стоит поблагодарить за то, что позволила вовремя вынырнуть из накрывающего безумия и влила в насильно открытый рот отрезвляющую сыворотку.
Не нужно устраивать проверки. Пора возвращаться обратно. Список жертв опустел наполовину, вторая часть ждёт своего часа. И это единственное, на чём стоит сосредоточиться, а не размышлять о собственных неоправданных порывах, сбивающих ориентиры и ломающих представление об использовании людей в своих целях, мастерстве манипуляции и прочих достижениях, коими он гордился в былое время.
А эта ночь...
Он знал, что так будет.
С семи лет этот праздник не был для него праздником.
Не стал и сегодня.
Рэймонд шумно выдохнул. Горячий воздух коснулся приоткрытых губ.
Глаза широко распахнулись, когда повеяло знакомым ароматом парфюма. Не прошло и минуты, а на плечи легли ладони, сдавили, словно прижимая к земле, не позволяя сдвинуться с места.
Рэймонд не заметил приближения постороннего. Не услышал его шагов. Беспечно, недальновидно, непростительно.
Над ним возвышался Вэрнон.
Ни единого вопроса. Ни укора, ни крика, ни слова о таблетках. Метод пытки: пристальный взгляд, которым можно без проблем на откровения развести, заставив признаться во всём. Конечно, если не иметь противоядия в запасе. У Рэймонда оно было. Взгляд не менее испытующий, столь же надменный и грозный.
Ещё немного, и между ними реально проскочило бы россыпью искр напряжение.
Переменный ток.
Удар.
Сложно предугадать исход этого противостояния.
— Скажешь что-нибудь? — спросил Вэрнон, нарушая тишину.
Рэймонд изобразил полуулыбку, приподнял уголок рта. Было, что сказать. Определённо было. Начиная равнодушным подведением итогов, заканчивая истерическими воплями о том, что он — не игрушка. Поведение на любой вкус и на любую ситуацию.
Чего ждал Вэрнон?
Определить оказалось сложнее обычного.
— Хочешь, отсосу тебе? — проигнорировав чужой вопрос, Рэймонд задал свой.
Явно не этого. Точно, стопроцентно, не этого.
Но стоит отдать Вэрнону должное. Самообладание у него было отменное. Лицо не вытянулось, глаза от удивления не расширились. Вэрнон не принялся ловить воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.
— Да. Хочу.
Не попытка подыграть, вполне себе чистосердечное признание.
Честно.
Без лишней скромности.
Сдержанным тоном, но от того не менее волнительно.
Лезвием по обнажённым нервам.
Так, что перед глазами сразу появилась картинка того, как это могло сложиться, если бы не ряд обстоятельств.
Ладонь в волосах, что запутывается в них, тянет ближе, причиняет боль.
И голос, звучащий непривычно, без приказных нот, но с просьбой, на грани отчаяния.
Давай. Давай же.
Не нужно долго просить. Он сам потянется к молнии, не то что расстёгивая — вырывая, чтобы поскорее избавиться от раздражающей вещи.
— А получится это провернуть? Мне казалось, малышка Ками так усердно над тобой трудилась, что не только сперму могла высосать, но и душу. Видимо, переоценил старания. Или зрение подвело, раз и первое, и второе осталось на месте. Если получится, то давай сделаем это сейчас. Без шуток.
Рэймонд не повышал голос, не добавлял истеричных нот, не заходился в хохоте. Просто сидел, запрокинув голову, и смотрел на Вэрнона, ощущая его прикосновения.
Толкнулся языком в щёку — вульгарный, вызывающий жест.
И тихо засмеялся.
Не над своим чрезмерно наигранным поведением. Больше от осознания того, насколько нелепо сложилась комбинация, им разыгранная и на стадии планирования представлявшаяся, если не гениальной, то точно не проигрышной.
Я был отличным тактиком. Я был отличным стратегом.
До тех пор, пока не встретил тебя.
Ты — моя главная стратегическая ошибка.
Ты меня уничтожишь, и никто не сумеет спасти.
Пространство вокруг менялось. Оно напоминало адскую воронку, в которую затягивало безвозвратно, не давая шанса на спасения.
Рэймонд знал, что должно быть.
Знал, как должно быть.
Казалось, это неизбежно.
Он сам потянулся к Вэрнону, собираясь поцеловать.
Их разделяли какие-то жалкие крохи расстояния.
Оглушительно громкий стук сердца затмевал все другие звуки. Остались за гранью восприятия и крики, и шелест волн, и музыка, игравшая в отдалении.
Словно вакуум.
Одни в целом мире.
Рэймонд сглотнул, с трудом проталкивая в горло загустевшую, ставшую вязкой слюну.
Ухмыльнулся и выдохнул, обжигая губы Вэрнона своим дыханием:
— Тебе и без меня есть, кого трахать, Волф-ф-фери-и. Радуйся жизни, наслаждайся обществом красотки, пока дядюшка не узнал и яйца в наказание ржавым ножиком не отпилил.
Воспользовавшись тем, что хватка ослабела, избавился от неё за считанные секунды, поднялся и поспешил удалиться.
Рэймонд точно знал, что завтра утром его здесь уже не будет.
Он слишком много времени потратил впустую. Пора браться за ум. Пора основательно менять стратегию, вычёркивая оттуда Вэрнона.
Праздники закончились.
Начинаются трудовые будни.
========== Глава 12. Рэд. Адвокат. Танец порнозвезды. ==========
Неоновые отблески жадно облизывали его тело, выставляя представленный товар в наиболее выгодном свете. Подчёркивали все достоинства и умело маскировали недостатки, если таковые имелись.
Рэймонд предпочитал думать, что недостатков у его сегодняшнего образа нет вовсе.
Длительная проработка стратегии и неоднократные репетиции — попытка вжиться в амплуа, почти позабытое, но некогда активно эксплуатируемое и находившее живой отклик, приносившее создателю образа немалый доход. С той разницей, что ныне воплощение соблазна имеет иную внешность, отличную от облика, засвеченного на многочисленных фотографиях.
Как ни вспомнить добрым словом мистера Колвери, положившего начало традиции.
Стоит только подумать о нём, и хочется засмеяться. То ли торжествующе, то ли нервно. Разброс эмоций слишком велик, чтобы остановиться на одной, выбрав её из всего представленного многообразия.
Янис увидел то, чего не видели другие.
Он заметил артистизм и постарался его развить. Своеобразный подход, но весьма действенный. Попробовать, проникнуться и поверить в собственные силы. Актёрская жилка однажды обязательно даст о себе знать.
Для Рэймонда обнаружение подобного таланта стало чудесным открытием. Он воспользовался обретёнными навыками неоднократно. Примерил немало лиц, отозвался на сотни чужих имён. Высказывание о том, что жизнь — игра, обрело новый, более полный смысл, позволило открыть для себя скрытые прежде истины, проникнуться и втянуться в предложенную авантюру.
Опасения исчезли, азарт и жажда эмоций вышли на первый план.
Сегодня он снова прибег к использованию определённых навыков.
Создал новый образ.
Примерил.
Остался доволен.
Красота, что принято называть роковой. Нет больше светлых волос и нет зелёных глаз. Новая оболочка — новый человек, таящий в себе загадку и многочисленные сюрпризы, о которых во время обмена взглядами можно только догадываться. Сначала — мимолётно, а затем — всё основательнее, демонстрируя заинтересованность в чужом внимании, открыто давая понять, кто сумел вызвать ответную реакцию, а не остался незамеченным. Кто выделился из изначально безликой толпы.
Никто не знает наверняка, чего от него можно ожидать. Близкое знакомство с прекрасной мечтой, воплощённой в человеке, суждено далеко не каждому. Личность будущего почитателя таланта, достойного особой награды, предопределена заранее.
Никакого разброса и спонтанного выбора.
Лишь целенаправленное действие.
Точный выстрел.
Прямиком в сердце.
Достаточно одного пристального взгляда и взмаха ресниц.
Громкая музыка сбивала на первых порах, не позволяя сосредоточиться. Но вскоре и это препятствие удалось преодолеть, сделав его союзником, используя для реализации планов. Чтобы привлечь внимание, нужно как-то себя показать. Проявить характер, заказывая выпивку и надираясь за чужой счёт — весьма сомнительная перспектива и такая же сомнительная реклама. Пить не хотелось, если только очередную порцию «Кровавой Мэри». Очень кровавой. Созданной не на основе томатного сока, а на основе той физиологической жидкости, от которой пошло название коктейля. Большая часть состава на её совести. Кровь, как основа, боль, как дополнительный компонент и острая приправа, разбуженная похоть — украшение, дополняющее общую картину.
Выпить до дна.
Одним глотком.
И, отставив в сторону опустевшие бокалы из-под аперитивов, перейти к основному блюду.
Особое чувство, когда остаётся последний шаг.
Уже сегодня вечером оно посетит его, ведь он будет настолько близок к своей цели, как никогда прежде.
Рэймонд улыбнулся и чуть запрокинул голову, ловя неоновые отблески и улыбаясь. Он танцевал, вскидывая руки — звон браслетов был тонким и едва различимым в бесконечном потоке шума. Рэймонд наслаждался музыкальным ритмом, под который подстраивался, становился частью его, растворялся в этом звучании. Ловил на себе заинтересованные взгляды, но только один из них его по-настоящему волновал, всё остальное было липким мусором, не имеющим реальной стоимости. Помехи, от которых можно отмахнуться, не задумываясь. Которые не стоят внимания. Может, кому-то это и польстило бы, а он предпочитал их не замечать и игнорировать.
Перед тем, как отправиться сюда, он около получаса крутился перед зеркалом, внимательно разглядывая полученную картинку, оценивая.
Общее впечатление.
Вердикт.
Никакого снисхождения.
Голая правда.
Рэймонд был придирчив ко всему, даже к незначительным мелочам, но, в целом, остался доволен.
И неизменно приходил к выводу, что объект охоты равнодушным к его изощрениям не останется — обязательно проглотит приготовленную для него приманку, не подавится. Будет наслаждаться жизнью до последнего, считая, что сумел подцепить на празднике жизни шикарную куколку, с которой можно практиковать всё, что в голову придёт, не обуздывая фантазии, не думая о контроле, не ограничивая себя никоим образом.
Рэймонд знал, как выглядит со стороны, какое впечатление производит.
В мыслях сам себя он называл искателем приключений на задницу. Авантюристом, жаждущим преподнести себе своеобразный презент в связи с приближающимся праздником.
Двадцать восемь лет как-никак.
Дата, к которой он вручит себе особый подарок.
В представлении наблюдателей был одним из тех индивидов, готовых положить огромное количество сил и средств на поиск покровителя, способного подарить им билет в красивую жизнь. Но не содержанки, бросающейся на шею первому попавшемуся варианту — были бы деньги, а остальное не имеет значения. Вовсе нет. Он и рядом с ними не стоял. Правильнее сказать, они не стояли.
Сегодня ночью он был одной из тех самовлюблённых лощёных блядей, что знают себе цену и, называя огромные суммы, нисколько истинную стоимость не завышают. Сходу не определить: то ли снимают, то ли снимаются. Первое ближе к правде. Он сам выбирает, с кем провести ночь, он сам устанавливает правила игры и не позволяет собой управлять.
Он владеет вниманием, на него направленным, набрасывает и застёгивает на шеях наблюдателей те самые невидимые поводки, которые делают его хозяином положения. Потяни за любой — сопротивления не встретишь. Подчинятся беспрекословно, будут выполнять все прихоти.
Осталось только сделать выбор.
Со второго этажа обзор открывался ещё лучший, и интерес к шоу был выше.
Рэймонд не оглядывался, продолжая танцевать.
Было жарко.
Душно.
До обморока.
Рэймонд потянул острый воротничок белой рубашки, позволив верхним пуговицам расстегнуться.
Высокие сапоги на плоской подошве в сочетании с брюками, облепившими длинные ноги, будто вторая кожа, являя убийственное сочетание, производили такое же впечатление. Чёрный латекс, длинные чёрные волосы, не скреплённые заколками и шпильками, чарующие движения в такт музыке, способные продемонстрировать гибкость и пластику, присущую ему. Если он творит чудеса на танцполе, то и в кровати будет проявлять себя наилучшим образом, желая продемонстрировать все свои таланты, покорить и произвести положительное впечатление.
Тот, к кому хочется возвращаться.
Кем невозможно насытиться с одного раза.
Да и двумя дело тоже не ограничится.
Тот, кто станет наваждением и ночным кошмаром.
Тот, кто станет безумием.
В этот вечер, пока он собирался на неординарное свидание, для него снова пела Мирей Матьё. В доме музыки нашёлся проигрыватель, и винил, прихваченный на память об Оушене Брацловски — единственное напоминание о недолгом романе с законом — пришёлся, как нельзя кстати. Побывать в Париже и не приобрести сувенир на память? Глупость какая-то. Рэймонду не нужны были мелкие сувениры, он предпочитал нечто существенное и, по-настоящему, знаковое. Виниловые пластинки, как нити, связывающие прошлое и настоящее, стали идеальной покупкой, которую он таскал за собой несколько лет подряд. На память о Янисе сувениров не осталось, но его это не печалило. С Янисом было больше негативных ассоциаций, а Оушен...
Ну, так.
Щенок же безобидный.
Подрагивающий голос.
Чувственность в каждом слове.
Кисточка проводит вдоль линии роста ресниц, оставляя тёмную тонкую линию.
Приглушённо звучит песня, с которой началась его новая жизнь. Песня и несколько красных роз, что стояли на столике в спальне, пока он копался в косметических средствах, посмеиваясь над самим собой. Он не питал тяги ни к вещам, которые обычно носят леди, ни к декоративной косметике, которой они же пользуются, но сегодняшний маскарад предполагал внесение небольшого количества коррективов.
Чуть подведённые глаза и немного подкрашенные ресницы добавили выразительности взгляду. Рэймонд, запустив руку в своеобразное наследие Оушена, не следовал его примеру в полной мере. Он не надевал исключительно женские наряды, не пытался стать человеком другого пола хотя бы внешне. У него бы это, в принципе, и не получилось. Он не был похож на девушку, по ошибке заскочившую в гей-клуб, не походил на трансвестита, решившего попытать счастья. Он добился идеального сочетания мужественности и женственности, нашёл баланс, стал его воплощением и теперь старательно демонстрировал окружающим, на безвозмездной основе.
Смотри, но не трогай.
Наслаждайся, пока есть возможность.
Рискни подойти, если хватит смелости.
Когда музыки стихла, Рэймонд оглянулся.
Улыбка осветила его лицо, стоило взглядам пересечься и схлестнуться в противостоянии.
Кто кого пересмотрит.