сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)
Понаблюдать за ним, узнать немного больше обычного, а, может, и не немного.
Одни смотрели бы исподтишка, боясь быть обнаруженными и отвергнутыми.
Другие без сомнения, провоцируя на реакцию. До тех пор, пока не получат желаемое, и необыкновенно яркие глаза не подарят ответный взгляд.
Дальше — как получится.
Либо связь окажется кратковременной и вскоре прервётся, ни к чему толком не приведя, либо перерастёт в нечто большее. Не только невербальное общение, но и нормальный разговор.
Вэрнону одних взглядов не хватало.
И он не сомневался, что в обязательном порядке сумеет провернуть всё, что задумал ранее. К тому же, время, отведённое Рэймонду, в категорию напрасных трат не входило. Он был частью плана. Неотъемлемой, но потрясающе приятной. В противовес всем остальным составляющим, например, тому же Скайфорду, от общения с которым челюсти сводило и хотелось грязно выматериться, вспоминая все существующие ругательства, и осознавая, что их для передачи истинных чувств категорически не хватает.
Разумеется, заинтересованность подобного плана, Вэрнон не собирался афишировать. Открытое противостояние не принесло бы ему удовольствия, да и жертву эксперимента могло отпугнуть, заставив на время залечь на дно, забиться в угол и отказаться от своих планов.
Вэрнон ждал развития событий, ему не нужна была тишина и осторожность. Ему нужен был танец на минном поле, где каждый шаг сопряжён с риском на двести процентов, финал непредсказуем, а потому особенно интересен.
Но для начала следовало вытащить партнёра на это поле.
Чем он и планировал заняться в ближайшее время.
Можно было нанести визит, приехав без приглашения, но Вэрнон ограничился телефонным звонком. Что-то вроде проявления вежливости — стремление справиться о планах на вечер и вынесение на рассмотрение своей идеи, которая, по его мнению, должна была понравиться мистеру Теккерею, снискав одобрение. Положительный ответ, никак иначе.
Рэймонд хотел увидеть Наменлос?
Да, несомненно, хотел.
Сам об этом говорил.
Намеренно подчёркивал, что способно задержать его здесь, а что —посодействовать скорейшему отъезду.
Фасад и изнанка.
Они у Наменлоса были разными.
Ничего общего.
Стороны, непохожие друг на друга, но обе по-своему обворожительные. Глядя и на фасад, и на изнанку, получалось отыскать привлекательные черты.
Есть нюансы, но с ними можно смириться в подходящей компании. Останется лишь сделать выбор, окончательно определившись с тем, какая жизнь больше по душе. Тихая и скучная, либо полная опасностей, когда каждый новый день, как доза адреналина на кончике иглы, что вот-вот нырнёт под кожу.
Рэймонд говорил, что жаждет первого.
Но в глазах его прочитывалось обратное.
Вэрнон не мог не воспользоваться шансом и не проверить догадку.
Он собирался показать Рэймонду город.
Прямо сегодня.
Прямо сейчас.
Зимняя ночь — идеальное время для свидания.
Весь город, как на ладони.
Лежит у твоих ног. Любуйся, детка. Наслаждайся. И делай выбор.
Отвечать на звонок Рэймонд не спешил. Смолкли гудки, включился автоответчик, предлагающий оставить сообщение голосом прежнего хозяина, которому уже давно было наплевать на личности тех, кто звонит в дом музыки. На причины, по которым они это делают, наплевать вдвойне. Внезапное вкрапление в продуманные до мелочей мечты давно знакомого голоса, слегка остудило пыл, но не убило решимости.
Сообщение Вэрнон не оставил. Сбросил вызов и позвонил ещё раз.
Старания были вознаграждены.
Вместо старческого голоса, немного надрывного и вечно простуженного, прозвучал другой тон, немного хрипловатый, но не отталкивающий, наоборот, весьма и весьма активно фантазию подстёгивающий. Что-то еле слышно щёлкнуло, раздался тихий выдох, и Вэрнон догадался, что щелчком сопровождалось открытие его зажигалки.
— Молчание — не лучший способ для начала диалога, — заметил невидимый собеседник.
— Мне всегда казалось, что первым, отвечая на телефонный звонок, что-то должен говорить хозяин дома, — признался Вэрнон.
— Привычное дело, — произнёс Рэймонд. — Но вряд ли в этом коротком представлении можно услышать что-то новое и интересное для себя. Мы оба знаем, по какому сценарию разворачиваются подобные разговоры. Минимум новаторства. Я назову имя, которое тебе уже известно, ты напомнишь мне своё. Я не удивлюсь тому, что ты знаешь этот номер. Или удивлюсь, поставив себя в глупое положение, но зато отлично вписавшись в образ каноничной блондинки, не понимающей простейших вещей. Что-то вроде: «Вэрнон, как ты меня нашёл?». Ты объяснишь, что номер этот есть в телефонном справочнике, и потому узнать его может каждый желающий — не такая уж великая тайна, ради раскрытия которой стоит поднимать на ноги сотни ищеек, промышляющих частным сыском. Достаточно лишь потратить пару секунд, и всё сразу станет на свои места. Так что, можно было не тратить время на представления и обмен нелепыми фразами, а сразу сказать, какие причины заставили тебя позвонить мне, мистер Волф-ф-фери-и.
Снова растянул его фамилию, как делал это во время разговора тет-а-тет.
Подобное произношение звучало непривычно, но волнующе. Немаловажным фактором своеобразного восприятия был голос, произносивший его фамилию столь нетривиально, как никогда не делали другие.
В этом прослеживалось нечто эротичное, а вместе с тем — насмешливое, и Вэрнон не до конца разобрался, чего больше. Рэймонд умудрялся органично переплетать одно с другим, накрепко сплавляя эти составляющие между собой.
Получалось нечто особенное.
Ноты угрозы, звучащей тонко, ненавязчиво, но вполне ощутимо, придавали завершённость, создавали невероятный по степени воздействия коктейль из чувств и эмоций.
— Сразу догадался? — спросил Вэрнон.
— Да.
— Почему?
— Тебе честно или лестно?
— И так, и так? — предположил Вэрнон.
Собеседник усмехнулся.
— С чего начать?
— С честности.
— Я не успел обрасти широкой сетью знакомств в этом городе. Моя жизнь больше напоминает добровольное затворничество, нежели что-то другое. Я, конечно, не сижу целыми днями дома, но и не общаюсь с посторонними сутки напролёт. Тех, кто проявил интерес к моей персоне за время пребывания в Наменлосе, можно пересчитать по пальцам. Внушительная шеренга не выстроится. И вообще-то в очереди, приди мне в голову идея организовать это, будет стоять только один человек. Ты. Остальным нет до меня дела, но и я не стремлюсь к активной интеграции в общество. Здесь и без того есть, чем себя занять.
— Например?
— Дневники бывшего хозяина дома, наполненные множеством мыслей о создании музыкальных произведений. Признаться, узнаю немало нового. Родственники и знакомые композитора искренне считали его несчастным человеком, не снискавшим славы и потратившим жизнь на погоню за призрачными перспективами. Знаешь, что забавнее всего?
— Что?
— Он к признанию попросту не стремился, удовлетворившись тем, что имел, работая для того, чтобы выплеснуть свои эмоции, переживания и наблюдения в музыку. Благо, что финансовое состояние позволяло ему заниматься любимым делом, не прерываясь на раздражающую рутину работы. Его все считали немного психом, а, по-моему, он был интересным человеком. Интереснее многих, с кем мне доводилось пересекаться в былые годы. Но не самым примечательным. Это факт.
— Были те, кто оставил в твоих воспоминаниях ощутимый след?
— Были.
— И много?
— Много больше, чем может представить среднестатистический человек. Но, знаешь, все мы немного психи, потому я стараюсь не судить их, а принимать со всеми странностями. Они же прощали мне мои. Вот и я прощаю. Перейдём к варианту, построенному на откровенной лести?
— Пожалуй, — хмыкнул Вэрнон.
Рэймонд был многословен, но его не хотелось грубо прерывать. Он не глотал окончания, не сбивался, не спешил, но и не растягивал беседу нарочно, пытаясь подогреть интерес к своей персоне попытками создать имидж неземного, немного богемного создания. Он просто рассуждал с неким шиком о людях, их странностях и о себе, тоже не лишённом этих самых странностей.
Вэрнон слушал и запоминал.
Сегодня Рэймонд был откровеннее, чем в вечер первой встречи и спонтанного знакомства, что не могло не спровоцировать пробуждение повышенного интереса у внимательного слушателя.
— Лесть подразумевает под собой заверения о красоте твоего голоса. Настолько потрясающего, что я никогда его не забуду и сумею узнать из сотни других, если вдруг сто человек решат заговорить одновременно с тобой. Услышал однажды, и меня сразило наповал, — заметил Рэймонд, и Вэрнон представил, как тот мог бы улыбнуться, произнося подобные слова. — Но это звучит излишне пафосно и слишком сладко. Приторно, лживо... Стиль романтический. Не думаю, что ты поверишь в реальность такого расклада, хотя тебе польстит, несомненно. Кроме того, вариант лестный подразумевает благодарность за подаренную зажигалку, которой я активно пользуюсь. И которая мне действительно очень нравится. Причин несколько. Во-первых, красивая. Во-вторых, удобная. В-третьих, стильная. Плюс служит напоминанием о том, как зовут моего собеседника, а, значит, мне не грозит запамятовать и ошибиться, назвав тебя чужим именем. Отличная шпаргалка для того, кто забывает имена. Я к таким не отношусь, но если бы... В общем, сам понимаешь. Замечательная штука.
— Подозреваю, что часть о зажигалке гораздо правдивее, нежели та, что о голосе, — усмехнулся Вэрнон.
— Да, — согласился Рэймонд, не скрывая и не пытаясь увильнуть от однозначного ответа. — Во всяком случае, сейчас. Я не настолько сентиментален, чтобы меня уносило от человека с одной встречи и одного спонтанного подарка, даже такого многофункционального и полезного. Сейчас меня терзает вопрос иного толка, родившийся на фоне длительных размышлений об определённых вещах. Зажигалка — не котёнок или щенок, о судьбе которого бывший владелец обычно печётся, а потому звонит новому и расспрашивает о том, как меховому клубку живётся на новом месте. Особых условий ей не требуется, уход тоже не слишком сложен, потому имею полное право подозревать, что звонишь ты мне по иным поводам. Верно?
— Верно.
— Тогда?..
— Что?
— С какой целью ты это делаешь?
— Хочу дать тебе на выбор несколько, а, может, и сразу все причины.
— Причины чего? Или для чего? — уточнил Рэймонд.
Голос его не дрогнул, но слегка изменился. Появилось больше заинтересованности, пришедшей на место былой отстранённости и сухой, какой-то канцелярской вежливости, от которой веяло холодом, вполне ощутимым, сродни тому, что царил за окном.
Добрый знак. Как он есть.
— Несколько поводов, подталкивающих тебя к тому, чтобы кратковременная поездка превратилась в долгосрочный проект. Хочу помочь тебе определиться с выбором. Хочу, чтобы ты задержался в этом городе. Вот и придумываю, чем тебя соблазнить и как это сделать. Возникла идея, и мне она в виде плана понравилась. Так почему бы не опробовать?
— Интересно, — протянул Рэймонд. — Мне нужно сделать для этого что-нибудь? Или?..
— Или, — ответил Вэрнон. — От тебя абсолютно ничего не требуется. Только собраться и быть готовым часам к десяти. Увидишь город с непривычной стороны. Таким его видели единицы.
— Мирные жители засыпают, просыпается мафия? — иронично произнёс Рэймонд; не удержался и хохотнул, вызывая у Вэрнона ответную улыбку.
Если он знал правду, то умудрился ввернуть её в общий разговор весьма органично, не переходя грань, не задавая вопрос в лоб, не подталкивая к откровениям, а всего-то упоминая всем с детства известную фразу из распространённой игры.
Безобидная шутка, а не прямое обвинение или стремление вывести на чистую воду, получив признание.
Если не знал, то его интуиции оставалось позавидовать, потому что развита она была просто отлично.
— Не совсем.
— Как тогда?
— Увидишь.
— Договорились.
— Значит, да?
— Да, мистер Волф-ф-фери-и, — он снова вернулся к подобному тону. — Это значит «да». Сложно отказать, когда перед тобой открывают столь занимательные перспективы. А я не из тех, кто разбрасывается возможностями.
— Тебе понравится.
— Самонадеянно.
— Но оправданно.
— Откуда такая уверенность?
— Ты не из тех, кто разбрасывается возможностями. Я не из тех, кто разбрасывается словами. Потому обещаю. Понравится.
* * *
Чтобы влюбиться в высоту, ничего делать не приходится. Она, как наркотик, а, может, сильнее. Достаточно одного полёта, чтобы захотелось возвращаться к этому развлечению снова и снова. Он знал это на собственном опыте и не сомневался, что Рэймонд, составив ему компанию, испытает схожие чувства. Тот же восторг и восхищение, тот же блеск, промелькнувший в глазах, тот же азарт, что захлёстывает с головой и не отпускает до самого конца.
Прошло немало времени, а он, по-прежнему, помнил, как и при каких условиях впервые оказался на борту вертолёта. Что тому способствовало и во что вылилось.
Это был один из его праздников. Двенадцатый день рождения. Он предвкушал наступление знаменательной даты, поскольку дядюшка пообещал ему нечто особенное и подмигнул заговорщицки, произнеся эту фразу.
Родителей обещание не вдохновило. Более того, способствовало пробуждению у них стандартной реакции, которой они встречали каждое начинание Ингмара, независимо от того, насколько оно было рискованным или безобидным. Любую инициативу, исходящую от родственника, они воспринимали в штыки, тем более у них имелись свои планы, связанные с празднованием, и постороннее вмешательство было расценено крайне негативно.
Ингмар посмеивался и с серьёзным выражением лица заметил, что в этот день Вэрнон станет настоящим мужчиной. Что подразумевало это определение, оставалось лишь догадываться, надеясь, что у Ингмара хватит ума не притащить на детский праздник крепкий алкоголь, сигареты, лёгкие наркотики и девиц облегчённого поведения, призванных с размахом поздравить именинника. Наверное, воображение родителей именно такие картины и нарисовало, но реальность оказалась в разы безобиднее.
Ингмар не заказывал особый торт, из которого должна была выпрыгнуть стриптизёрша, и не пытался споить племянника. Он выкрал его со скучного праздника, который больше напоминал похоронную процессию, нежели изначально запланированное мероприятие, и вместе они отправились навстречу путешествиям.
— Будем прививать тебе вкус к жизни, — пообещал Ингмар, положив ладонь на плечо Вэрнона и крепко его сжав. — Согласен?
Что он мог сказать в ответ?
Пожалуй, речи о разбросе вариантов не шло.
Он закивал часто-часто, словно опасался, что Ингмар возьмёт свои слова обратно. Не увидит энтузиазма на лице и решит вернуться к проверенной схеме, а она успела Вэрнону основательно опротиветь.
Разумеется, перспективы, нарисованные перед ним дядей, не могли не пробудить интерес. Они заинтересовали его, заинтриговали и едва не заставили подпрыгивать на сидении, пока машина стремительно летела к месту назначения, где их уже дожидался главный сюрприз вечера.
В сравнении с тем, что предлагал ему Ингмар, вся программа праздника, придуманная и расписанная в деталях родителями, представлялась детским лепетом. Здесь всё было серьёзно, по-взрослому. Сначала немного настораживало, а потом — втянулся, и ощущение опасности, преследовавшее на начальной стадии, отступило. Появился адреналин. Одна его доза за другой, одно приключение за другим. Страх уходит, глаза расширяются от восторга, рот приоткрывается. Эмоций столько, что слов не хватает для полноценной их передачи. Хочется хлопать в ладоши, подпрыгивая на одном месте.
Двенадцать лет.
И такой подарок.
Иногда, поддаваясь порывам сентиментальности, Вэрнон позволял воспоминаниям закружить его в стремительном потоке, оживляя в сознании события давно ушедших лет; тот первый полёт там оживал тоже. Быть может, не без особых на то причин.
Практически судьбоносное событие.
Первый повод задуматься всерьёз о том, какая жизнь ему интереснее. Та, которую ведут родители, или та, дверь в которую приоткрыл, позволив заглянуть внутрь, дядя Ингмар.
Здесь нет домашнего торта с двенадцатью свечками, соседских детей, игр в прятки и клоуна, показывающего различные фокусы. Всего того, что уже неоднократно было в его жизни, как на собственных праздниках, так и на праздниках, устроенных родителями приятелей. Всегда одни и те же фишки, одни и те же шутки, всегда одна и та же карта, которую клоуны вытаскивают из-за уха.
Пиковый туз.
Интересно, почему?
Может, какой-то знак?
Однажды Вэрнон решился задать этот вопрос, но ничего вразумительного в ответ ему не сказали. Пришлось смириться с осознанием: никакого сакрального смысла. Просто по привычке так делают.
Вот и всё таинство.
