сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)
Скайфорд вновь доказал свою непригодность и неспособность вести дела.
Лишние яйца, которые мешают.
И которые давно пора отрезать.
Или отстрелить.
Метод избавления от них большой роли не играет.
Единственное, что вынес из его рассказов Вэрнон, так это то, что, пожалуй, Брайан многого не договаривает.
Может, вполне осознанно, а, может, по причине того, что собственные посты и сообщения на форуме он кропал под кокаиновой — или героиновой — дымкой, и большая часть событий из его памяти начисто стёрлась, оттого он смотрел на Вэрнона, с трудом соображая, чего от него хотят, и бессильно злясь.
Он опротестовал слова Вэрнона, оскорбился вопросом, но... не убедил.
Зная его способности, не приходилось сомневаться в умении находить — чаще самостоятельно создавать — проблемы.
Он вполне мог похвастать сомнительными подвигами, и тем самым привлечь внимание к своей персоне.
Но это открытие ничего не проясняло и не помогало двигаться вперёд. Вэрнон до рассказа знал Скайфорда, как свои пять пальцев.
Рэд, как был, так и остался загадочной личностью.
По всему выходило, что он практически ничего о себе не рассказывал, но умел вытягивать информацию из собеседников. Действовал ненавязчиво, маскировался отлично, лез в душу спонтанно, но так, что самому хотелось её распахнуть перед таким замечательным человеком, в противном случае — находил лазейки и трусил собеседника до тех пор, пока все его секреты не оказывались в его руках.
Бесценный навык.
Вэрнон хотел бы таким обладать, но, к сожалению, уровень мастерства подкачал. Его методы добывания информации часто строились на насилии, начиная от простейшего, заканчивая самыми изощрёнными вариациями.
Противник действовал деликатнее.
Но это было столь же действенно.
Судя по путаным показаниям Брайана, Рэд знал о нём почти всё.
Скайфорд не знал о Рэде ничего, кроме прозвища, поиск которого тоже не дал никаких результатов.
Напрасная трата своего и чужого времени.
Он думал так, сидя в машине, пролистывая список контактов и перебирая в уме варианты — персоны тех, к кому можно было обратиться для получения информации.
Он думал так и теперь, спустя неделю, когда стоял на балконе, смотрел на ночное небо и вспоминал ответы своих информаторов, которым доверял, как себе или немногим меньше — разве что на сотую долю.
Он, чувствуя обречённость задуманного дела, сразу понял, что так будет.
Через семь дней подозрения подтвердились.
Никто не знал человека по прозвищу Рэд.
Никто.
Все, как по шаблону, дали единый ответ.
Нет в преступном мире, как Наменлоса, так и за его пределами, человека, откликающегося на подобное имя.
Загадочный мистер Р.
Признавать это было тяжело и не слишком приятно, но Вэрнон мысленно поаплодировал Рэду. После короткой презентации, устроенной ему Ингмаром, неизвестный противник не пробудил интереса, показавшись ещё одним, будто с помощью кальки созданным самовлюблённым типом, не способным анализировать ситуацию и напрасно принижающим возможности семьи Волфери. После разговора с Брайаном уверенность пошатнулась, и образ больше не был плоским, у него появились характерные особенности, черты, начал вырисовываться характер.
Рэд появился из ниоткуда.
Исчез в никуда.
Но обещал вернуться.
Вэрнон не сомневался, что однажды это обязательно случится.
Возможно, быстрее, чем они предполагают.
Вэрнон находился в ожидании. Предвкушал встречу и, споря с самим собой, делал ставки. Спонтанный тотализатор, в котором нет никакого риска — очередная проверка интуиции, что так редко его подводила, чаще подсказывая правильные варианты. Сейчас он решал сложную, но немаловажную и крайне занимательную задачу.
Кто окажется победителем в столкновении?
Обычно сомнений не возникало.
В этот раз в его сознании царила мутная неопределённость.
Что-то мешало.
Сбивало.
Чаши весов колебались, не желая отражать фиксированный результат.
То одна поднимется вверх.
То вторая.
Вэрнон не боялся. Страхи давно перестали его одолевать. Он предпочитал не поддаваться наплыву этого чувства, а пробуждать его в других. Его умозаключения и страхами-то назвать нельзя было. Опасения, которые уйдут с началом нового дня.
Наступит рассвет, и всё вернётся на круги своя.
Враги будут уничтожены. Волфери снова докажут, что нет семьи достойнее и нет семьи опаснее. Они — истинные хозяева, чья власть неоспорима, и лучше не пытаться становиться у них на пути, если жизнь дорога.
— Рэд, — произнёс Вэрнон, пробуя это имя на вкус, пытаясь отыскать все существующие в нём оттенки и нотки, как в глотке дорогого вина.
Чужое имя звучало непривычно, растекалось по языку, словно горькая жидкость, оставляющая на удивление сладкое послевкусие.
Противоречивость.
Ничего кроме.
Как и цвет, что был обозначен данным словом.
Цвет любви и страсти.
Цвет ярости.
Цвет безумия.
Яркий шёлк и розовые лепестки.
Запреты.
Один из оттенков только что пролитой крови.
Бесконечный поток образов, возникающих в сознании, сменяющихся с потрясающей скоростью.
— Рэд, — повторил Вэрнон гораздо увереннее, нежели в первый раз, смакуя и наслаждаясь; растягивая губы в похабной улыбке. — Иди ко мне, поиграем в особые игры. Волк с нетерпением ждёт свою Красную Шапочку.
* * *
Давным-давно, как только появилась возможность, и позволили финансы, Вэрнон покинул родительский дом, наполненный воспоминаниями о детстве, и перебрался в отдельное жилище.
Сначала это была небольшая квартира, затем, по мере улучшения материального положения и продвижения по своеобразной карьерной лестнице — дом, не приобретённый после кого-то постороннего, а специально для него построенный.
Особняк располагался в пригороде, терялся в окружении многочисленных деревьев и отлично демонстрировал всем желающим финансовые возможности его обитателя.
Решение перебраться туда не добавляло Вэрнону скромности в глазах посторонних, но ему было наплевать на то, какое впечатление он производил на окружающих людей, абсолютно параллельно: шокировал ли он их своими тратами или оставлял равнодушными?
Он не собирался ущемлять себя в чём-то и жить скромно, чтобы лишний раз не привлекать внимание. Ещё одна привычка и фамильная черта, роднившая его с Ингмаром.
Родители Вэрнона смотрели на его поступки с осуждением. Попытки объясниться с ними и доказать, что он сам вправе решать, какую жизнь проживать и чем заниматься, чаще всего проходили по единому сценарию, отмеченному неизменно выматывающими нервы скандалами. Хлопаньем двери, спонтанным прекращением разговора и стремлением разойтись по разным углам, дабы не нервировать и не доводить лишний раз друг друга до белого каления.
Отец не мог простить Вэрнону предательство мечты и слёзы матери.
Вэрнон злился, когда ему пытались вправить мозги и наставить на истинный путь, спустя много лет с момента принятия решения.
Сам факт, что он не отрёкся от Ингмара и не сбежал от него в поисках тихой гавани, уже говорил о многом, заверяя, что нынешнее положение Вэрнона вполне устраивает, и он не собирается ничего кардинальным образом менять. Он давно привык к такому укладу жизни, и иного для себя не представляет, несмотря на то, что прекрасно осознаёт недовольство родных и близких.
Расхождение во взглядах, однако, не мешало ему периодически приезжать к родителям, чтобы провести с ними немного времени, поговорить на отвлечённые темы и постараться поддержать видимость счастливой семьи. Картина рушилась стремительно, стены шатались, складываясь, будто карточный домик, и все обитатели оказывались погребёнными под обломками. Каждый раз.
Буквально. Каждый. Раз.
Это походило на особый вид мазохизма, но Вэрнон продолжал наносить визиты.
Не отказался от традиций и сегодня.
Предварительно позвонил и согласовал с родителями время встречи.
Визит состоялся и, как ни странно, прошёл не по канонам гостеприимства, присущим данной ветви семьи Волфери. Не было упрёков, напоминаний о максимализме, затмевающем здравый смысл, поступках, о которых неоднократно придётся пожалеть, и грязных деньгах, заработанных ценой пролитой крови и отнятых жизней. Никто не упрекал, никто не пытался перевоспитать. Не возвращал демонстративно подарки, привезённые не по какому-то торжественному случаю, а по велению души.
Родители готовились к наступлению Рождества и нового года, обсуждали планы на время праздников, интересовались тем, как собирается провести этот период их единственный сын.
Вэрнон отделался кратким ответом:
— Ничего особенного. Посмотрю по обстоятельствам.
По большей части не солгал, поскольку не определился, каким станет для него конец уходящего года. Пытался, но каждый раз себя одёргивал, напоминая о необходимости поддержания бдительности на должном уровне. Его работа не терпела таких промахов. Став наёмником, о слове «беспечность» пришлось позабыть. Зато слова «безопасность» и «осторожность» выдвинуть на лидирующие позиции, закрепив эти места за ними навечно, не забывая о них ни днём, ни ночью.
Рэд мог появиться в любой момент. Хоть в будний день, хоть в праздник. Второе представлялось Вэрнону более реальной перспективой. Он сам любил наносить удары в моменты, когда никто их не ждал, и это взаимодействие с жертвой оказывалось наиболее продуктивным для него и болезненным для неё.
Он надеялся на скорую встречу с таинственным парнем, лишённым умения здраво мыслить и наивно решившим, что желания уничтожить кого-то достаточно для успешно проведённой военной кампании.
С нетерпением, походившим на то, что испытывают школьники, желающие поскорее узнать вкус взрослой жизни.
Мечты о переменах, мечты о чём-то новом.
Каким будет Рэд?
Старым или молодым?
Красивым или омерзительным, вызывающим отторжение с одного взгляда?
Обаятельным или отталкивающим?
Как поведёт себя, если загнать его в ловушку, подтолкнув к самому краю?
Испугается и шагнёт вниз или вцепится руками и ногами в своего палача, чтобы упасть вместе? Если гибель неизбежна, то он отправится в ад не в одиночестве — вместе со своим убийцей.
Будет бороться до последнего или сдастся в первые минуты после того, как почувствует, что земля под его ногами загорается?
Повеселит?
Удивит?
Разочарует?
Они не пересекались лично, но одного упоминания хватило для того, чтобы все — или большую часть — мыслей Вэрнона занял этот человек.
Не зная его характера, не видя лица, не слыша голоса, Вэрнон всё равно думал о нём.
Это немного походило на одержимость, напоминало навязчивую идею.
Если Рэд надеялся именно на такой эффект, стоило признать: он умеет появляться эффектно и привлекать внимание к своей персоне до того, как будет поднят занавес.
Если его поступки не были заранее спланированной акцией, то ему невероятно повезло. Сделал своей визитной карточкой загадочность и выбил сотню возможных пунктов из ста.
Вэрнон жаждал проверить своего противника на прочность, испытать, насладиться отменной игрой. И, оставив сантименты, разделаться с ним. К сопернику, сумевшему поразить и привнести новизну в привычные, повседневные развлечения, можно проявить снисхождение, преподнеся своеобразную награду. Тот, кто предложит не скучные гонки на выживание, а шоу, достойное и захватывающее, может выбрать себе подарок — смерть, которая привлечёт больше всего. Любой каприз для того, кто достойно проигрывает.
Яд, способный в зависимости от вида принести, как невыносимые страдания, так и моментальное избавление от всего. Пуля, выпущенная в голову. Смерть от удушья — лёгкое прикосновение к шее. Острое лезвие, вспарывающее кожу медленно, нарочито-показательным жестом, либо же наносящее молниеносный удар.
От банальности до изощрённости.
Я покажу тебе смерть такой, какой ты её не видел, несмотря на достаточно близкое с ней знакомство. Мне есть, чем тебя удивить. Тебе понравится. Спорим? Или поверишь на слово?
Он настолько погрузился в свои размышления, подкрашенные алым цветом, что едва не потерял связь с реальностью. Грёзы были интереснее и красочнее привычно-тёмных улиц, знакомых с детства.
Силуэт мужчины, окутанный красной дымкой, занимал его мысли, отвоёвывая себе всё больше места, не оставляя шанса ничему и никому другому.
Спонтанная фантазия, подкреплённая размышлениями. Разумный вывод: тот, кто выбрал себе такое имя, не может не любить красный цвет.
Но субботним вечером Вэрнону было предначертано встретиться совсем с другим человеком. Равнодушным ко всем оттенкам красного, предпочитавшим в одежде монохром, но оттого не менее загадочным и волнующим воображение.
Реальность Вэрнона чуть не окрасилась в цвет придуманной мечты прямо сейчас.
С минуты на минуту.
Фары выхватили из темноты чей-то силуэт слишком поздно.
Столкновение было неизбежным. Он понимал это предельно ясно и чётко, но всё равно постарался исправить положение и резко свернул в сторону, радуясь тому, что по вечерам здесь практически нет машин. И тому, что его манёвр не приведёт к аварии, закончившейся десятками трупов. Спровоцированной ради спасения одного идиота, выскочившего на дорогу там, где этого делать не стоило.
Вэрнон вышел из машины, громко хлопнув дверью.
Ему хотелось сорвать злость на незнакомце, не раздумывая, не тратя время на разговоры, а сходу врезав по челюсти, с иррациональной радостью слушая её хруст, глядя, как с губ капает кровавая слюна, и летят на землю несколько выбитых зубов. Он действительно собирался ударить, подойдя к тому, кто сейчас находился на земле, ухватив его за ворот явно дорогого дафлкота и резко вздёрнув вверх.
— Безмозглая сука! — прошипел он озлобленно. — Какого...
«...хера ты творишь» осталось невысказанным и проглоченным вместе со всеми претензиями
Размазать виновника недоаварии по асфальту не вышло.
Потому что капюшон упал с головы, и Вэрнон замер на месте, ничего не произнося.
Тупо глядя на парня, стоявшего напротив.
Не зная, что сказать.
Не впервые в жизни, но, как и тогда, это чувство было отвратительным до невозможности и болезненного осознания собственной беспомощности.
Безоговорочной капитуляции перед обстоятельствами.
Впервые его встряхнуло подобным образом шесть лет назад.
Когда он брался за точные подсчёты, выходило, в целом, около семи. Именно семь лет назад его крыша начала медленно, но уверенно подтекать, прохудившись в нескольких местах. На исходе года, проведённого в состоянии перманентного безумия, Вэрнона накрыло окончательным и бесповоротным крашем, от которого он оказался не в состоянии избавиться привычными методами. И это был его собственный ад, куда никто, кроме него, не имел доступа. Все попытки провести туда посторонних оканчивались провалом и осознанием: тщетно.
Есть один способ, ничего кроме него.
События, выворачивающие наизнанку, препарирующие без анестезии, расчленявшие его вполне себе сформировавшуюся и определившуюся с приоритетами личность на составные части. Он не знал, какой доли себя лишится на следующий день. Будет это маленький кусочек или огромный кусок, на который невозможно смотреть спокойно? Он вообще не до конца понимал, что происходит.
Правильнее сказать, понимал.
Более чем.
Прекрасно осознавал, но не желал признавать реальность своего падения в собственных глазах.
Решение проблемы пришло само собой и больше всего подходило под определение радикального. Вэрнон вздохнул свободно, в полную силу, почувствовав смесь разочарования и облегчения. Неизвестно, чего в ней было больше, но он старался думать о происходящем, как можно реже, не акцентируя внимание на не слишком радостных событиях своей жизни.
Давно забытое чувство возвращалось, когда он смотрел на незнакомца, продолжавшего с невероятным равнодушием воспринимать сильную хватку на плече, даже не поморщившего от неё, хотя Вэрнон точно знал, насколько это может быть больно. Он старался причинить боль, полностью позабыв об осторожности. Когда он совершал схожие манёвры, попытки имели обыкновение становиться успешными.
Но парень, стоявший перед ним, никак не реагировал на происходящее, словно уже сейчас, после кратковременного обмена взглядами ощутил своё превосходство и в полной мере осознал, в чьих руках, по-настоящему, заключена истинная сила, кто реально удерживает ситуацию под контролем.
Сила и контроль.
Пристальный взгляд, способный сбивать с ног и лишать воли к сопротивлению даже таких отморозков, как Вэрнон.
Чем дольше младший Волфери смотрел, тем сильнее убеждался в том, что здравый смысл его только что отчалил на тот свет, не удосужившись попрощаться или хотя бы предупредить для приличия о возможной отлучке.
Думал он и о том, что совершил непростительный промах, который мог бы завершиться плачевно. Пары секунд вполне хватило бы незнакомцу, чтобы прикончить его, пырнув несколько раз ножом или выстрелив один раз в упор.
