сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 35 страниц)
Кто скорее отвернётся.
Наблюдатель наверняка думал, что эта ночь пройдёт по его сценарию, и Рэймонд на первых порах, пытаясь не только привлечь, но и удержать на себе внимание господина адвоката, старательно подыгрывал.
В рукаве у него притаилось несколько Джокеров — встречных предложений, содержащих в себе многочисленные поправки и детали.
Целый кодекс.
Напоминание о том, как должен вести себя примерный семьянин и успешный адвокат, чья самая страшная тайна заключена в том, что он не прочь наведаться время от времени в заведение, подобное этому, снять себе мальчика на ночь и провести положенное количество часов в своё удовольствие. Именно, что в своё. Обещание, что сладкая конфетка, а реальность — горькая настойка, вылитая в рот.
Незабываемая ночь.
Это о нём.
Увы, не в лучшем значении этого выражения.
Прости, малыш, много работы, говорит он жене и удаляется.
Извини, дорогой, много работы, повторяет, присаживаясь на корточки перед сыном и положив ладонь ему на плечо.
Виновато улыбается и уходит, чтобы присмотреть себе новую жертву. Он не маньяк, конечно. До маньяка ему, как пешком до Китая.
Он находит свои девиации вполне нормальным явлением.
И в постели с женой не ведёт себя, как чудовище.
Там он сдержан, нежен и заботлив.
Семьянин года по версии самого себя. Он присудил бы себе эту премию, не задумываясь, появись у него такая возможность.
Возможности нет, одни грёзы.
Но когда дело доходит до любовников на одну ночь, снявшихся по глупости, или из страха перед человеком, работающим давно и прочно на Ингмара Волфери, можно не сдерживаться, выпуская на свободу все свои тёмные желания и позволяя им разгуляться в полную силу.
Господина адвоката звали Норман Мастейн, и он проходил под третьим номером в чёрном списке мести Рэймонда Рэдли.
Когда Рэймонду было пять, шесть и семь лет, он, разумеется, не имел ни малейшего суждения о том, что являет собой данный человек. Каков он, что называется, изнутри. Не представлял, какую мерзость он таит в себе. Не знал, какие секреты хранит от общественности воин закона, отстаивающий в суде права тех или иных граждан. Не интересовался наличием или отсутствием дурных привычек. Не придавал значения сексуальным предпочтениям.
Все, с кем ему доводилось пересекаться в детстве, те, кто производил хорошее впечатление, при ближайшем рассмотрении и детальном ознакомлении оказывались теми ещё моральными уродами, находясь в компании которых, Рэймонд переставал чувствовать и позиционировать себя не то, что ущербным, а каким-то особенным. Когда рядом стояли они, он не выделялся на фоне, он с ними сливался, чудесным образом дополняя разношёрстную компанию, словно элемент, которого им так не хватало для гармоничного завершения определённой схемы.
Он, обнаруживший много лет назад в себе определённые черты и поставивший неоспоримый, как тогда казалось, диагноз: «моральный и эмоциональный импотент», внезапно осознал, что до корифеев жанра ему ползти и ползти годами. Плавать в грязи, не пытаясь от неё отмыться, а поглощая, пропитываясь сомнительным раствором и стараясь сродниться ещё и с нею, а не только с темнотой.
Притом, не факт, что сумеет достичь успеха.
Были те, у кого этот диагноз проявлялся давно и прочно. Не время от времени — постоянно. И находился не в начальной, а в самой запущенной стадии из всех существующих.
Копаясь в памяти и мысленно возвращаясь к делам дней ушедших, Рэймонд успешно вытаскивал на свет все события, так или иначе связанные с именем Нормана. Усмехался, понимая, насколько отличаются друг от друга эти два образа.
Такой же двуличный, как и Ингмар Волфери, столь же склонный к широким жестам, направленным на покорение публики и общественное признание. Столь же отменно умеющий притворяться и натягивать на лицо определённые маски, меняя их в зависимости от обстоятельств, и собеседника, с которым довелось общаться.
Неудивительно, что Ингмар и Норман с лёгкостью нашли общий язык и не потеряли с годами контакты, продолжая плодотворно сотрудничать, когда того требовали обстоятельства.
Норман был нечастым гостем в особняке Рэдли, но иногда всё-таки заглядывал на огонёк, и его визиты отличались завидной продолжительностью. Если и обсуждать что-то, то не впопыхах, в промежутках между важными делами, когда выпадет свободная минутка, а обстоятельно, с чувством, толком и расстановкой. Рэймонд помнил, как Норман, тогда ещё совсем молодой специалист, едва окончивший обучение в университете, но успевший зарекомендовать себя должным образом, выиграв несколько громких дел, рисовал какие-то схемы на листках бумаги, раздавал советы и заверял Юнону в том, что она всегда может рассчитывать на его помощь, независимо от сложности дела.
Иногда они устраивались в кабинете Юноны, и тогда обо всём получалось узнать, устроив засаду под окнами — в летний период, — либо подслушав под дверью, до тех пор, пока кто-то не засечёт не слишком удачливого секретного агента, не схватит за ухо и не отведёт в гостиную, чтобы отчитать по всем правилам. Чаще всего, этим занимался Килиан, иногда — горничная. Она, естественно, за ухо Рэймонда не хватала, но замечание делала. Возмущалась так громко, что услышать можно было не только в кабинете — через дверь, но и на чердаке. После того, как его обнаруживали за этим неблагородным занятием, за чтение нотаций бралась Юнона, напоминая, что истинные джентльмены так себя не ведут.
Рэймонд джентльменом себя не считал, да и само слово считал вычурно-британским, а он и Британия никак между собой не пересекались.
Если Норман и знал о Рэймонде что-то, то только со слов Юноны. Слышал, как о будущем наследнике, преемнике, продолжателе семейных традиций, который рано или поздно займётся продвижением и развитием ресторанного бизнеса в Наменлосе и за его пределами, если карта удачно ляжет.
Помимо этого, им довелось пересекаться и в суде, когда Рэймонд воочию увидел, как ведёт дела мистер Мастейн. Тогда решалась его, Рэймонда, судьба. Ванесса отстаивала свою правоту, прибегнув к помощи своего адвоката, Рэдли воспользовались услугами Нормана. Он оправдал все их ожидания, доказав, что цены за свою помощь устанавливает в подобных размерах не напрасно. Он своё дело знает и делать его умеет, потому можно не опасаться, что вложенные средства вылетят в трубу. Всё пройдёт легко и безболезненно, никаких проблем.
Тогда Рэймонду пришлось какое-то время общаться с Норманом, но встречи и разговоры были короткими.
В целом, ребёнок не представлял для Нормана интереса. Консультации по деловым вопросам Норман раздавал Юноне, иногда — Килиану, а на их сына и внука смотрел, как на предмет мебели, что стоит на месте, никому не мешает, но и внимания не привлекает. Пусть стоит себе дальше, пока его не решат передвинуть или вышвырнуть на помойку, предварительно разломав на части. Пусть радуется жизни наивное дитя. Недолго осталось.
Он не принимал участия в разработке плана по устранению неугодных Ингмару людей, не появлялся в ту ночь на пороге их дома, не размахивал пистолетом, не выпускал в каждого из них по несколько пуль. Неизвестно, где он находился в тот миг. Может, праздновал в одиночестве, заедая пунш или грог имбирным печеньем, может, готовил индейку, стремясь поразить кулинарными талантами очередную свою пассию, коих тогда было — не сосчитать, может, не праздновал вообще. Не имело значения, чем он занимался в рождественскую ночь.
Те, кто исполнил главные роли в спектакле Ингмара, отправились на тот свет, под бравурную мелодию — «Ода радости» прозвучала для них в последний раз.
Норман сделал свой вклад немногим позже, когда были оглашены завещания Килиана и Юноны Рэдли. Разумеется, согласно официальным документам, все их средства переходили в руки Рэймонда, но раз его тоже не стало, силу обрели иные дополнения. Всё, чем располагали при жизни Рэдли, переходит в руки Ингмара Волфери и его семьи. Кто бы мог подумать, что Юнона и её сын настолько щедры и добры к своего деловому партнёру? Братские узы, как они есть.
Килиан был мне братом. Не по крови, но... Иногда казалось, что он мне ближе родственников, в окружении которых я вырос.
Да-да, разумеется.
Именно так всё и было.
Все прониклись и почти поверили.
Несложно догадаться, кто вдохновенно составил новые документы и протолкнул их вперёд, сделав основными, актуальными, имеющими юридическую силу, засунув оригиналы, к созданию которых приложили руку истинные Рэдли, в задницу.
О Ванессе, когда речь зашла о возможности наследования, само собой, никто даже не вспомнил.
Размышляя об этом, Рэймонд радовался подобному повороту событий, осознавая, что одной жертвы всё-таки удалось избежать. Она этого не знала, вообще ни о чём не подозревала. Может, и к лучшему.
Последний раз он виделся с матерью в тот день, когда проходили похороны. Она прилетела в Наменлос, не сослалась на занятость и не стала напоминать всем собравшимся о том, что давно откололась от этих людей и перестала считаться частью семьи. Ванесса стояла, потерявшись в толпе, лицо её скрывала тёмная вуаль. Рядом отирался Ингмар, всё время пытался Ванессу обнять и наверняка утешал её, показывая, как велика потеря для них обоих.
Рэймонд крепко сжимал ладонь Терезы, не смея подбежать к родной матери и обнять её. Не смея сообщать её правду о том, что ему удалось выжить, а хоронят совсем другого мальчишку, имевшего несчастье заночевать в особняке.
Присутствовал в тот день на кладбище и Норман.
Тогда и с этим человеком они виделись в последний раз.
А сегодня встретились вновь, в этом царстве неоновых огней, алкоголя и разврата — поиск партнёра на одну ночь, никаких обязательств и задела на длительные отношения. Со стороны Нормана, так определённо, бесспорно. Ему постоянные отношения не требовались, ими он уже обзавёлся, женившись несколько лет назад. Поздний брак, жена на пятнадцать лет моложе, сын — гордость отца, воскресные вылазки на барбекю и прочие радости жизни обычной семьи, ценящей понятие домашнего уюта и комфорта.
Рэймонд в отношениях с этим человеком тоже потребности не испытывал, и на то у него имелся целый ряд причин. Основных — две. Осведомлённость и желание отомстить. Трудно заводить романтические отношения с тем, кто прославился благодаря своим садистским наклонностям, любви к играм в постели с разнообразным — чаще огнестрельным — оружием, склонностью к контролю и потрясающей нечуткостью к жертвам своей порочной страсти. Ещё труднее заводить их с потенциальным трупом, которого именно ты и собираешься сделать из потенциального — настоящим. Перед глазами стоит иной образ, с которым эротические фантазии несовместимы ни капельки.
Рэймонд вот представлял, и возбуждения — как ни бывало.
Да и, в принципе, Норман относился к типу мужчин, неспособных пробуждать в Рэймонде сексуальное желание. Двадцать лет не прошли для него бесследно. Он изменился. И перемены эти произошли не в лучшую сторону. Он не обзавёлся ужасающе огромным пивным животом, не обрюзг, не поседел полностью, но выглядел не слишком приятно. Отталкивающего в нём было больше, нежели привлекательного. Есть мужчины, которых возраст делает не только солиднее, но и красивее на порядок, чем в молодости. Норман к этой категории не примыкал. А, может, виной тому были воспоминания Рэймонда о своих детских годах и о наблюдении за этим человеком, накладывающиеся на восприятие нынешнее. Флиртовать с ним не хотелось. Желания шли вразрез с необходимостью. Он жаждал от взгляда ускользнуть, невидимое прикосновение сбросить. Пойти и вымыться.
Основательно.
С мылом и дезинфицирующим средством.
Чтобы изобразить дикую страсть, вспыхнувшую в миг, когда взгляды, наконец, пересеклись, достаточно было немного поиграть со своим воображением, заменить слайды, перетасовать их, подставив на место Нормана племянника Ингмара.
Вэрнон.
Младший мистер Волф-ф-фери-и.
Окажись он здесь, сию же минуту, ничего не пришлось бы изображать. Всё случилось бы само собой, вспыхнуло ослепительно ярко, лишая не только возможности видеть, но и размышлять здраво. Огромное количество разлитого топлива и зажигалка, спланировавшая в эту огнеопасную жидкость. Стремительное помутнение рассудка, взрыв, без длительного расчёта ходов и переосмысления. Без попыток предсказать результат.
В омут с головой.
Совсем не тихий омут.
Незабываемый Вэрнон Волфери.
Невытравляемый из памяти.
И собственное желание забыть не играет решающей роли.
Ожидание рисует одно.
Реальность подсовывает другое.
Если думать о молодом Волке, свихнуться — проще простого.
И лучше бы переключиться на нечто иное. Более актуальное сегодняшней ночью.
В какой-то степени, ситуация вырисовывалась забавная. Со стороны их обмен взглядами сложно было расценить как-то неоднозначно, придумав многочисленные трактовки. Ничего необычного не наблюдалось. Флирт и желание провести время в одной койке — то, что принято именовать проявлением низменных желаний, ничем не скрытых и не завуалированных. Иначе и быть не может, не так ли?
О чём ещё думать в подобных заведениях?
О позах, в которых представится возможность взять случайного любовника, о предполагаемом размере его члена, о пристрастиях? Всё, что напрямую связано с постелью. Уж точно не о том, как жить с однодневкой долго и счастливо, а потом встретить старость в уютном домике, обустроенном по общему плану.
Норман наверняка думал именно о том, что первым приходило на ум при попытке проведения спонтанного анализа. Исключение — размышления о размерах. Они его не интересовали. Он не ложился под кого-то, отдавая предпочтение позиции топа, причиняя любовникам боль, наслаждаясь тем, как они рыдали и ломались в его руках, будто куклы. Он любил таких... куколок. Брюнетов с длинными волосами, белокожих, с ярко-голубыми глазами, немного смазливых, дорогих на вид, породистых. Классика жанра. Кожа, как фарфор. Губы, как кораллы. Глаза, как озёрная синь. Белоснежка во плоти, сменившая половую принадлежность, и ставшая прекрасным юношей.
Он не убивал их, не калечил, но...
Вряд ли бы нашёлся кто-то, желающий повторить печальный опыт.
Все, кто ловился на господина адвоката в былое время, не подозревали о его пристрастиях. Реальность готовила для них немало открытий, как чудных, так и не очень. Всё-таки второе. Пистолет, приставленный к голове или засунутый в рот, палец на спусковом крючке, надсечки на коже, сделанные лезвием, оставляющим после себя кровь на простынях... И винить некого.
Сам решил пойти с этим мужчиной.
Сам согласился.
Сам предложил.
Всё сам.
Кто бы подумал, что за маской респектабельного человека, скрывается монстр?
Рэймонду и думать о предпочтениях не нужно было. Он знал всю подноготную Нормана. Изучил его досье в мельчайших деталях, разобрал, посмеялся над несовпадением формы и содержания.
Человек, играющий — как будто — на стороне закона. На практике нарушающий его с завидным постоянством и не видящий за собой вины.
Второй в жизни Рэймонда адвокат.
Первый был мягок и нежен в постели.
Второй — полная противоположность.
Но, в данном случае, Рэймонд до постели добираться не собирался. Впрочем, сообщать эту новость Норману Рэймонд тоже не планировал.
Многие знания — многие беды.
Причина веселья Рэймонда заключалась в его осведомленности об истинных целях своего пребывания здесь. Он в отличие от большинства тех, кто находился в зале, размышлял не о сексуальных фокусах, на которые каждый из них горазд, а о том, как лучше провернуть трюк с убийством, и где проще застрелить Нормана. То ли замочить в сортире, не тратя время. То ли раскрутить его на номер в отеле и грохнуть там. То ли добиться высшей степени поощрения и получить доступ в секретную квартиру, куда примерный семьянин таскал своих несчастных куклоподобных мальчиков, подцепленных в разных заведениях города.
В приоритете стоял последний вариант.
Но Норман был непредсказуем в этом плане. Задуманное могло получиться, а могло и нет.
Обмен взглядами прекратился.
Стоило завершать подготовительные работы и переходить к решительным действиям.
Пробиться к барной стойке и попросить что-нибудь освежающее, обмахиваясь ладонью.
Рэймонд подхватил бокал с коктейлем. Поднёс его ко рту. Прихватил губами трубочку, делая вид, что пьёт. Одна видимость. В реальности — ни глотка.
От него не остался незамеченным жест бармена, подлившего что-то дополнительное, не включённое в состав предложенного коктейля, в бокал.
