Текст книги "Предзимье. Осень+зима (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лаас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

– Спасибо вам, Илья Андреевич, за все. До свидания. – Она махнула рукой ОТК и пошла прочь: – Пойдем, Гордей.

ОТК возмущенно рыкнул ей в спину, а Зимовский поправил её:

– Сергей. Серов Сергей.

Тая обернулась на мужчин:

– А я как сказала? Ошиблась, наверное.

ОТК поднял голову и душевно зарычал в небеса. Он думал, он один тут такой умный?

– Может, вас все же подвезти? – великодушно предложил Зимовский. Тая бы ни за что не пустила в свою машину пьяного – еще буянить начнет или еще чего похуже. Пьяные магмоды ничем от обычных пьяниц не отличаются. Хотя, наверное, они все же хуже – магмоды еще обивку кресел могут грызть и когти чесать о дверцы.

– Нет, спасибо. Мне уже неловко пользоваться и дальше вашей добротой. Илья Андреевич, еще раз спасибо. Мы пойдем. Пока Серов будет идти, алкоголь как раз выветрится. Ему полезно прогуляться.

ОТК вздохнул и зашагал вслед за ней. Уже когда отошли на приличное расстояние от полицейского участка, магмод догнал её и пошел рядом. Он явно перестроил голосовые складки, потому что довольно внятно сказал:

– Вот тебе надо было портить такую хорошую маскировку, скунсик?

– Ты сам её нарушил, Гордей.

– Чем? – деловито уточнил Метелица.

Сворачивая к лесу, за которым прятался пустырь, Тая напомнила:

– Тем, что ехал в одном со мной вагоне.

Кажется, дрожь в голосе все же пробилась – Метелица аккуратно взял Таю под локоток и страх рассеялся. Гордей не тот, кто даст её в обиду. Лес вокруг зашумел, но приближаться к Тае не стал – смирно стоял вдоль асфальтовой дорожки, не пытаясь добраться тенями через скудный свет редких уличных фонарей.

– Тая, поклеп! – возмущался Метелица весьма достоверно. – Это ты ехала в одном со мной вагоне. Ты по положению должна вообще-то вторым классом пользоваться – орден святой Анны не даст соврать. Я-то калечного магмода изображал, мне билет в третий класс еле выписали. А ты хороша! Мало того, что купила билет в вагон третьего класса, так еще и села рядом со мной.

– Ты в вагоне был единственный магмод. – Тая пожала плечами. В вагонах третьего класса места не указывались, так что сесть она могла где угодно, в том числе и возле магмода.

Совсем стемнело, фонари исчезли вместе с лесом, и Тая пошла гораздо медленнее по пустырю.

– Кот ругательствами подавился, когда увидел, куда ты села…

– Гордей, ты сам виноват. Надо было не соглашаться на авантюру Кошкина – я не барышня, которая нуждается в присмотре.

Он честно признался, шагая специально медленно, чтобы Тае было проще в темноте:

– Да я не из-за тебя поехал. Просто так совпало. Должен был поехать после визита императрицы, а тут ты рванула в Змеегорск. Кошкин меня и дернул раньше времени.

– И попросил приглядеть.

– Не без этого, скунсик.

Он отодвинул в сторону высоко вздымавшийся чертополох, чтобы он не задел Таю.

– Ты не устал так меня называть?

Она глянула на Метелицу. Было непривычно видеть волчью пасть вместо человеческого лица, хотя маскировка хорошая получилось, это точно. Метелица довольно рыкнул:

– Скунсы милые и безобидные.

– То есть я не могу за себя постоять?

Метелица обиженно дернул плечом:

– Вот этого я не говорил. Скажи лучше, что хмырю Зимовскому от тебя надо?

– Если бы я знала, Гордей.

– Отшить?

Тая напомнила очевидный факт:

– У скунсов есть мощные когти. Я могу за себя постоять.

– Понял, отстал. Отшивать не буду. Надоест – только моргни. Я понятливый.

– Если ты такой понятливый, то какого хрена ты лезешь на рожон?

– Ароматного.

– Что?

Метелица повторился:

– Хрен – ароматный. Ругаться нехорошо, и, Тая, у меня задание, вообще-то.

Тая свернула к старой железнодорожной колее, идти сразу стало легче – надо только чуть приспособиться к шагу, шпалы лежали неровно. Стояла удивительная тишина, слово весь мир затих. Даже далекого шума города не слышно. И пахнет так, что кружится голова: сладковато борщевиком, горько полынью, мягко полевыми травами. Никакого намека на гниль, сейчас даже запах креозота пропал. Магмод-лис еще не влип в неприятности? Или он все же погиб не тут.

Тая тихо сказала Метелице:

– Так занимайся своим заданием, а не нарывайся. Тут творится что-то странное. Я… Я… Чума! Тут кто-то влезает на полицейскую волну и включает колыбельную. Все бы ничего, но я случайно видела два сна. Там эта колыбельная звучала. И там магмоды засыпали под нее. Один в поле – его уже нашли. Некто Федоров, его смерть признали несчастным случаем, а второй… Лис… Он был где-то в промзоне. Его я так и не нашла. Официально пропавших магмодов нет, но граф Орлов должен был приехать на лечение, только тут так и не появился. Я то ли словила эхо случившегося, то ли просто глупо схожу с ума, накручивая себя. Не знаю.

Метелица понятливо кивнул, потом рыкнул в небеса от полноты чувств. Его рык напугал птиц, сидевших под крышей каких-то непонятных цехов – сонные голуби с диким шелестом крыльев порхнули прочь.

– Так вот кого ты ищешь второй день. Орлов – лис как раз. Его в разведчики готовили.

– Вот же гадство… Зимовский отказывается пока что-то официально предпринимать.

– Скунсик, тут есть я. Меня как раз направили сюда для этого. Слишком большой процент несчастных случаев именно с магмодами. С одной стороны их тут как раз много, а с другой – на фронте они с такой частотой не мёрли от переохлаждений и синдрома Мендельсона*.

(*попадание содержимого желудка в дыхательные пути, в том числе и при алкогольном опьянении)

– И… Много?

– Десять за это лето, о которых мы знаем точно. Сколько на самом деле – я не знаю.

– И кто тебя страхует?

Уголки рта у Метелицы поползли вверх, обнажая острые зубы, – он явно пытался улыбнуться:

– Таюшка, это я тебя страхую, а меня страховать не надо. Ты, между прочим, добрая душа, два раза мне операцию сорвала.

– Думаешь, полиция в этом замарана? – быстро сообразила она. Впрочем, что-то в этом было.

– Не думаю – знаю. Пятеро умерших непосредственно перед несчастным случаем были задержаны полицией. Вот скажи, зачем это твоему Зимовскому? Задерживать, а потом отпускать на все четыре стороны?

– Зимовский не мой. И я не знаю, Гордей. Серьезно. Не знаю.

Он свободной рукой потер подбородок, и Тая улыбнулась в сторону – она не будет говорить, что его жесты весьма узнаваемы. Метелица заметил на ладони шерсть и, возмущенно рыкнув, принялся оттирать её о джинсы. Вот же невоспитанный парень. Сколько раз ему Тая дарила платки. Одно время даже глупостями занималась – вышивала на них монограммы, чтобы не терял в общей куче.

– Ладно, не бери в голову – я сам прошвырнусь по промзоне. Поищу твоего лиса-магмода. Вот и что людям неймется, а? Войны нет, живи и радуйся, так нет. Придумают гетто, нарисуют себе страшилок из военных магмодов и трясутся. Противно. Кстати, Тая, а чего ты такая квелая и бледная?

Тая пожала плечами:

– Устала просто. Три дня подряд таскаюсь по заброшкам.

Он внимательно вглядывался в неё чуть светящимися в темноте глазами:

– Таюшка, мне напомнить, кто кабана Кошкина, в два раза больше себя с поля боя вытащил? Ты ж нас тягала так, что стыдно потом перед тобой, такой хрупкой и изящной, было. Что-то с тобой не то, Тая. А что именно – я понять не могу.

Тая замерла, старательно прислушиваясь к себе. Она включила секундомер на походнике, вложила его в ладонь Метелицы и принялась проверять пульс. Он зашкаливал за сотню.

– Гордей…

– Ась?

– А ведь ты прав. Слабость ненормальная.

– Ты бы поостереглась, а? Есть мысли, что с тобой?

Если бы она знала…

Глава десятая, в которой Тая делится снами

Рельсы вильнули в сторону, и Тая шагнула на узкую тропинку, ведущую к дороге. Сюда уже доставал свет фонарей, лопухи вместе с чертополохом разошлись в стороны и идти было легко. Метелица молча шел сзади. Только и щекочет шею его обжигающе-горячее дыхание. Или это Тая снова оледеневать стала? Ей сейчас нельзя. Совсем нельзя.

Она пыталась понять, что же с ней происходит. Тахикардию можно списать на стресс. Незапланированное возвращение в Змеегорск, дед и его болезнь, нелепые сны, странные подозрения, Зимовский непонятный, не вылезший из детства. Сейчас даже Даша, искренне желавшая Тае добра, и змейки были раздражающим фактором. Если верить профессору Вишневскому, читавшему лекции по патофизиологии на втором курсе, то все, что выбивает нас из привычной обстановки, ведет к тревожности и повышенному уровню адреналина. И дисбактериозу – тот вообще возникает от любого чиха, вот любил Вишневский дисбактериоз. На эту чудесную болячку все повесить можно: от болей в животе до простуд и слабости. И ВСД до кучи можно себе поставить – то тоже вылезает в любой нестандартной ситуации. Можно кучу объясняющих происходящее с Таей диагнозов понаставить. Даже ту же паничку приплести тогда ночью с дедом, когда она увидела невесть что в зеркале ванной. Паническая атака, как одно из проявлений посттравматического расстройства. Умники в госпиталях утверждали, что всех после фронта надо сдавать в психушку… На опыты в отделения неврозов. Только Тая худо-бедно справлялась четыре года. Откуда это сейчас вылезло? Или все же хватит себе ставить диагнозы… Её взгляд устремился в темноту на близкий лес. Тот, словно почуяв её, зашумел, предупреждая, что не ей с ним тягаться. Прогулялась по природе, называется! И как лес умудрился нажраться её сил? Она же близко не подходила. Или это поле высосало из неё все силы? Или она просто засиделась в городе, в спокойной обстановке, расслабилась и размякла. Надо будет вернуться и пройти полное обследование, только и всего.

Тропа, поднявшись по крутому склону к дороге, пошла дальше вдоль отбойника. Раньше его не было и жить было гораздо проще, и добираться до папиной работы тоже. Метелица в лихом прыжке перебрался через отбойник и подал Тае руку, помогая перелезть.

– Кстати, покажешь сны?

– Условия знаешь, – Тая еле сдержала в голосе раздражение. Она знала, что это лучший выход из ситуации, но… Но отчаянно не хотелось.

Тая перебралась на обочину не так изящно, как Гордей, и принялась отряхивать джинсы от пыли. После вчерашней грозы грязи на отбойнике было много. Кое-где даже лужи до сих пор не просохли. Того и гляди, что проносящиеся мимо машины обрызгают с головы до ног.

Метелица стремительно отчитался – был бы с человеческим лицом, точно бы расплылся в плутовской улыбке:

– Вода, таблетка обезболивающего и самый вкусный завтрак в округе! – Он принялся перечислять: – огромная чашка капучино, гренки, яичница, свежие овощи… И я в придачу!

– Гордей…

Усовестить Метелицу ей ни разу еще не удавалось. Даже когда он пришел в себя в морге, он лишь фыркнул, что не стоил её слез, дуралей.

Он склонился в вычурно-издевательском поклоне, как половые в трактирах:

– Исключительно как официант. Я про Кошкина помню.

Тая рассмеялась, спешно перебегая вместе с Гордеем дорогу:

– Дурной ты! Ну при чем тут Кот.

– Зимо-о-овский? – коварно, с протяжечкой сказал Гордей, оглядываясь на Таю. Она его в шутку хлопнула по спине, чуть ниже поясницы – заслужил, свин такой!

– Ладно, ладно, понял. Так ты покажешь сны?

– Ты про пижаму забыл, – педантично напомнила она.

Метелица потер подбородок, тут же чертыхаясь из-за налипшей на ладонь шерсти. Он медленно пошел по тротуару в сторону Таиного дома. Мимо с шумом проносились припозднившиеся машины.

– Пижамы не обещаю – я, как и ты, приехал налегке. Но все мои футболки в своем распоряжении.

– Хорошо, уговорил. Будут тебе сны.

Тая сглотнула, уже представляя боль, которая будет её ждать по утру – Метелица тот еще мозголом. Он брал силой, а не умением, хотя на войне какая разница была. Это в мирное время ему запретили без веских причин лезть к людям в мозги. Тая человеком не была, да и уверенность в снах у неё то крепла, то ослабевала. Пусть сам увидит и решит.

– У тебя… – Метелица кинул на нее странный взгляд. С дедом он никогда не сталкивался, только слышал от Таи, а Тая из тех, кто плохое о семье предпочитала не рассказывать никому. – Или у меня?

Она живо представила лицо деда, когда она приведет в дом Гордея и скажет, что он будет спать в её спальне… Нет уж. К такому жизнь её не готовила. Да и сердце деда может не выдержать – он необходимости просмотра снов может не понять. Скажет, что это отговорки.

– У тебя.

– А тебя… поймут? – Метелица все же смог подобрать приличный синоним к «не вышвырнут из дома».

Тая вместо ответа достала походник и набрала номер Даши. Та довольно быстро взяла трубку.

– Слушаю…

Фоном в походнике звучали чьи-то незнакомые голоса, смех, музыка – Даша веселилась, как всегда. Её беззаботности только позавидовать и оставалось.

– Даша, выручишь?

Та фыркнула:

– Подосиновик, не наглей – когда я тебя не выручала?

И, правда, такого еще ни разу не было. Даша была палочкой-выручалочкой. Она всегда приходила на помощь.

– Тогда подтвердишь моему деду, что я ночевала у тебя?

– Не вопрос. Только ты… – Любопытство родилось все же раньше Даши. Она не удержалась: – ты с Зимовским будешь?

Метелица наклонил голову на бок, рассматривая Таю. Та отмахнулась от него и лишь выдавила из себя:

– Да-ша…

– Да я могила! Я лишь предупредить хотела, ты же барышня у нас. Объяснить там отношения между э-э-э мужчинами и барышнями, чтобы для тебя это не стало шоком.

Метелица не сдержал смешливый рык – он не подслушивал, просто Даша громко говорила в трубку.

– Даша, – снова вздохнула Тая. Она уже устала от всего этого. – К твоему сведению, мужскую мочеполовую систему проходят на первом курсе меда. В первом полугодии! Женскую репродуктивную систему тогда же. Вопросы есть?

– Так… рано?! Тебе же восемнадцать было… – растерялась подруга.

– Даша!

– Все, все молчу. И даже Сумарокову не буду говорить о падении девичьих нравов, а то закроет еще мединституты. Но кто бы знал, что там преподают!

Иногда Даша поражала Таю. Метелица предусмотрительно отошел в сторону и там гнусно порыкивал, не в силах сдержаться. Смешно ему! А вот Тае ни капли не смешно.

– Спасибо, что прикроешь. Я деду сама позвоню и сообщу, что ночую у тебя, но он может проверить.

– Даже не волнуйся – я все подтвержу. И удачи с Зимовским. Надо же, как у вас все романтично!

– Даша, я не говорила, что буду с Зимовским, – твердо сказала Тая, чтобы на корню пресечь слухи, которые потом могут пойти.

В трубке повисла тишина, потом Даша все же отмерла:

– А с кем тогда?

– А вот это секрет. Я потом тебе все расскажу. Все, пока.

Тая скрестила пальцы на руке – она всегда так делала, когда лгала. Все же Веронике удалось посеять зерно сомнения в искренности Даши.

– Повеселись… – Дашин голос прозвучал как-то неуверенно. Кажется, она уже начала жалеть, что согласилась прикрыть Таю.

Метелица скосил на нее взгляд, пока она набирала в телефоне номер деда:

– Все хорошо?

Она лишь кивнула и отчиталась деду, что заночует у Сумароковых. Дед хмыкнул и смирился. Раньше бы добавил обязательно: «Смотри, в подоле не принеси!» – а сейчас лишь пожелал повеселиться. Да, отец женился на матери, когда она была уже глубоко беременной. Дедом это подавалось, как пример настоящего мужского поступка, только Тая знала одно: мама на свадьбе не настаивала. Она бы прожила с Таей и одна, без отца. Была бы она при этом счастливой – совсем другой вопрос.

Тая убрала телефон в карман, потом не удержалась – достала его и отключила. Так будет надежнее. С Даши станется названивать ей ночью – это будет немного некстати.

Метелица снова повторился:

– Скунсик, все хорошо? – Смотрел он при этом весьма обеспокоенно.

Она фальшиво улыбнулась:

– Лучше не бывает!

Метелица что-то рыкнул в небеса, но пояснять не стал. Он свернул с главной улицы на боковую, ведя Таю к себе. Дорожки тут были узкие, давно не чиненые. Асфальт кое-где растрескался. Фонари светили через один – разруха, словно в трущобах. Земля на небольших клочках внутренних двориков спала, усмиренная человеком, а полоска леса становилась все ближе и ближе к Тае. Метелица то и дело посматривал на неё, но молчал. Так и шли в тишине мимо одинаковых домов с облупленной на фасадах краской и с отлетевшей штукатуркой. С виду совершенно обычные, но стоит только присмотреться, как становится понятно, что это не дома, а одиночные клетки для магмодов. Стальные жалюзи на каждом окне, готовые опустится при малейшем подозрении на опасность пациента, тяжелые, непробиваемые когтями двери, укрепленные серебром стены, камеры везде – на уличных столбах освещения, на дверях, поди еще и в домах напиханы. Чума! Точно, гетто.

Метелицу поселили в доме, стоявшем на отшибе. Лес могучими сосновыми лапами заглядывал в окна, готовый шагнуть на заросший высокой травой задний двор. Тая передернула плечами, пока Гордей доставал ключ от дома. То ли похолодало, что ли в Тае снова проснулась мнительность. Она оглянулась за спину – никого. Только ощущение чужого, недоброго взгляда не проходило. Зимовский следит за ней? Или кто-то другой?

– Это ты за мной ходил, когда я проверяла заброшки?

Метелица наклонил голову на бок:

– Тая, с чего такие подозрения? Я присматриваю, а не слежу за тобой.

Она отвернулась.

– Тай?

– Ничего.

Тая снова оглянулась, всматриваясь в окружающие дома, фонари, пустые улочки… Никого. Просто мнительность или… Лес. Он тихо шелестел ветвями, отказываясь засыпать, когда рядом ходит его законная добыча. Хищный, голодный лес. Ему колыбельную кто бы спел, чтобы он отстал от Таи.

Гордей распахнул дверь в дом, пахнуло больницей – тот самый душный аромат цветов, которым маскируют запах антисептиков. Свет в холле зажегся сам.

– Прошу! Скромно, но терпимо.

Тая кивнула, проходя в духоту дома. Она стащила с себя рюкзак и поставила его на полку в холле. Дверь захлопнулась, заставляя вздрагивать.

Гордей, включая свет сразу на всем этаже, продолжил на правах хозяина:

– Тут кухня и гостиная, спальня и ванная на втором этаже. – Он разулся и прошел мимо Таи. – Есть будешь или?.. Тут куча армейских пайков, и так по мелочи в холодильнике.

– Я не настолько соскучилась по армии, – призналась Тая, тоже разуваясь и стаскивая с себя куртку. Дом был странный – с одной стороны, вроде есть все, что нужно для жизни, с другой стороны, та же мебель, кроме стульев, прочно прикреплена к полу – чтобы в приступе буйства никто столами и шкафами не кидался. Точно, гетто.

И мебель стандартная, такую в любой больнице можно найти, кроме кухонного гарнитура, конечно. Тот тоже бедный, серый, уже потрепанный жизнью, как все в поселке магмодов.

Гордей понятливо посмотрел на Таю:

– Ничего, не страдай так – пару недель можно тут перекантоваться, а дольше никто и не задерживается. Тут же как… Или ты легко излечим, или тебя перемещают в закрытое крыло хроников. Оттуда уже всё – не вырваться.

– Ясно.

– Тогда сейчас найду тебе футболку и гостевую зубную щетку. Надеюсь, моей пастой и шампунем ты не побрезгуешь. Полотенце в ванной свежее – не бойся, пользуйся. Я утром менял. Спальня в полном твоем распоряжении. Я поднимусь через полчаса. Тебе хватит, чтобы привести себя в порядок?

– Более чем… – Тая замерла, ища глазки камер. Они тут точно должны быть.

– Скунсик… – От Метелицы не скрылись её взгляды. – Ты не волнуйся – я тут все камеры того… Взломал. Они показывают идиллическую картинку обычной жизни.

Хорошее предупреждение, однако.

Он сунул ей в руки футболку, которую достал из сушильного автомата на кухне, и запакованную еще в торговую упаковку зубную щетку.

– Что-то еще, Тая? Штаны не предлагаю – ты в них утонешь. Но если нужно – оторву от сердца.

– Нет… Пойду я.

– Я поднимусь через полчаса – не волнуйся.

Тая стала подниматься по скрипящей от старости лестнице. Метелица с воплем: «Стой!» – обогнал её у двери ванной, закрывая проход:

– Прости, забыл кое-что. Я мыло проверю – вдруг оно шерстистое. Ты же мне потом полжизни будешь припоминать.

Он включил свет в ванной, схватил мыло из мыльницы, откровенно застонал, потом подумал и достал из шкафчика новое:

– Все, вот теперь точно все. Я пошел…

Тая лишь рассмеялась. Видимо, с личной жизнью у Метелицы так и не складывалось, раз про такие мелочи он не сразу соображает.

Снизу прилетело обиженно:

– Несмешно, скунсик!

Тая не стала принимать душ – только умылась и почистила зубы, переоделась в футболку, которая была ей почти по колено, и вышла из ванной.

Метелица, уже одетый по-домашнему, спешно перезаправлял кровать свежим бельем:

– Прости, снова забыл. Теперь точно все новое. Не брезгуй.

Она прислонилась плечом к дверному косяку и улыбнулась:

– Да чтоб тебя, Гордей. Ты себя в морге помнишь?

Он рассмеялся. Было приятно снова видеть его человеческое лицо. Гордея нельзя было назвать красивым, но его лицо было мужественным и простым. Короткие светлые волосы, привычная щетина на лице, морщины на лбу – Гордей часто хмурился и приподнимал брови, и кожа это ему припомнила, заметно прибавляя лет. Но улыбка у него была сногсшибательная, просто он редко ею пользовался.

– Все, все, понял, осознал, проникся. Я тебе тут бутерброды сделал и яичницу сбацал. Ешь, а то от тебя скоро только кожа да кости и останутся.

– Хам ты!

– Я просто честный, скунсик. Все, меня снова нет. – Он оглядел спальню еще раз, от заправленной кровати до зашторенных окон, не нашел к чему придраться и вышел из спальни, чтобы не мешать Тае. На Таю, кстати, точнее на её голые ноги, он не бросил ни одного заинтересованного взгляда. Метелица пусть и был взбалмошным иногда, но никогда не переходил границ дружбы. Это в нем Тая и ценила.

Есть не хотелось, но это сейчас. Кто его знает, что будет ночью. Шариться в чужом доме ей не хотелось. Тая заставила себя поесть – Гордей же старался, – и легла в кровать. Она была не шибко широкой – кое-кто ночью не выспится. Она же привыкла засыпать в любом положении и в любом месте, даже если запахи неприятные, даже если свет мешает, даже если страшно. Рядом с Гордеем страшно не бывало. Ему она доверяла полностью. Даже Кошкину она не могла довериться до конца, но не Метелице.

Он пришел, когда она почти скользнула в сон. Тихо лег рядом, поверх одеяла, положил горячую руку на её лоб, и Тая провалилась в свои кошмары. Снова и снова ей снилось одно и тоже.

Поле. Стерня. Алым туманом расползающаяся по полю его кровь. Боль во всем теле. Высокое черное небо, с которого льется колыбельная. Дикое, звериное желание жить. И кто-то за спиной, кого не поймать.

Узкая щель между стеной и обвалившимся фундаментом. Боль от удара по спине. Слабость, мешающая двигаться. Колыбельная, заставляющая смыкаться веки. Лисьи лапы, роющие себе укрытие или… могилу.

Хвойный запах. Машина Зимовского. Его удивленный взгляд через слипающиеся от сна веки. Колыбельная, звучащая по радио.

И снова поле, голодная стерня, разрывающая плоть хлеще железа, и колыбельная…

Ванная. Яркий свет. Черная тень в зеркале. Опасная бритва в Таиной руке. Метелица не заставит её подойти к зеркалу и увидеть того, кто живет в нем.

И Гордей отступает. Сквозь полусон Тая слышит его затаенное дыхание. Он иногда ругается и сильнее прижимается своим лбом, горячим, кстати, к её голове в попытке лучше все рассмотреть. Голова уже тяжелая, кровь кипит в жилах, в ушах стоит постоянный звон, как предупреждение – утром будет еще хуже. Тая тонет в боли и погружается глубже в сон.

Снова Зимовский, машина. Ночь. Колыбельная.

Стерня, кружение на месте в попытке увидеть того, кто прячется за спиной, но Федоров тогда не смог, не могла и Тая, ограниченная возможностями сна.

Ванная. Боль в глазах от яркого света. Тая пытается податься к зеркалу и рассмотреть того, кто в нем прячется. Она знает, что там всего лишь отражение деда, но Гордей снова и снова заставляет её во сне всматриваться в глубину стекла, жалея, что уже давно не применяют серебряную амальгаму.

Голова кипит от боли даже во сне.

– Дили-дили-дон,

Ты проверил двери?

Слышишь похоронный звон?

Прощайся поскорее!..

И Тая вынырнула из сна. Первое, что она увидела перед собой, был стакан с чистой, как слеза, водой и круглая таблетка обезболивающего на крепкой ладони Метелицы.

Голова была, и это радовало. За глазами взрывались яркие фейерверки зрительных галлюцинаций. Во рту была сушь, в животе плескалась боль, грозясь выплеснуться желчью.

Метелица помог Тае сесть.

– Давай-ка, пей и приводи себя в порядок. До уборной сама дойдешь или донести?

Тая, морщась от бьющего в глаза света, пробормотала:

– Не льсти себе… Не тебе меня добить.

Она закинула в рот таблетку, тут же принявшуюся таять на языке, отчаянно горча и усиливая тошноту. Глоток за глотком, до ощущения, что сейчас её все же вырвет, но таблетку надо хорошо запивать, иначе она не подействует. Метелица все это время сидел рядом, готовый ко всему.

Тая с трудом встала, опираясь на протянутую Гордеем руку, и направилась в туалет, надеясь, что холодная вода в душе и таблетка приведут её в порядок.

– Знаешь, скунсик, тебя сейчас кажись и добивать не надо.

Её сил хватило только показать назад неприличный жест и все. При этом её занесло, буквально вжимая в дверной косяк, но это того стоило. Гордей за ей спиной рассмеялся:

– Убедила. Пойду я готовить завтрак. Яичница, салат из свежих помидор, творог…

Тая еле успела долететь до раковины – желудок не выдержал и выплеснул воду вместе с таблеткой. Вот же…