Текст книги "Предзимье. Осень+зима (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лаас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Тая прошептала, пальцами следуя за необычным рисунком чешуи:

– Прости. Я сейчас запущу веретено обратно…

Её нить оказалась такой короткой, что Илья точно не проживал её жизнь. Он сам выживал и цеплялся за каждый миг и каждый день. Тая еще в Дашиной машине поняла, что её предал самый дорогой на свете человек. Надо же… И уже даже не спросить, зачем? Только самой гадать и придумывать причины. Оправдать она его все равно не сможет. Такое не прощают.

Илья подался прочь от её руки – приподнялся, нависая над Таей:

– Не надо. Я не просил меня спасать. Ни в восемнадцать лет, ни сейчас. Хватит. Буду жить столько, сколько дано. Рви.

Нить трепетала на ветру, испуганно мерцая. Веретено вздрагивало в Таиной руке.

– Илья… – Тае сейчас даже думать было больно, а надо еще Зимовского уговаривать, словно он дитя.

– Рви! – громко скомандовал он и тут же извинился: – прости за крик. Неправ. Но рви уже…

Тая неистово и витиевато выругалась в темные небеса – только сейчас она заметила, что снег продолжал лететь, заметая поле, далекую разбитую «пчелку» Даши, суетящихся там людей, весь мир. И только тепло Ильи грело её.

А медики все же приехали – было видно, как метался свет «люстр» возле Дашиной машины. Что-то громко стрекотало. По полю скользнул столб света. На посадку заходил санитарный вертолет.

– Рви, грибочек… Хотя ты не грибочек, ты осень.

– Илья, ну ты и гад!

Он рассмеялся, запрокидывая свою змеиную голову:

– Мы же только что сошлись на том, что я не гад.

Тая посоветовала:

– В зеркало посмотрись и увидишь гада. По биологической классификации.

Нить уже стонала под её пальцами, замерзая. Скоро может быть поздно для них обоих.

Зимовский вновь подался к Тае:

– Ладно, моя вина. Признаю. Я гад. Биологически и как хочешь. Но я не мразь, Тая. Мне не нужны чужие жизни.

Тая заставила себя признать очевидное – голова болела, мешая собраться с мыслями:

– Но они прижились в тебе.

– Тая… – Он подался в сторону. – Угомонись. Не надо меня втаптывать и дальше в грязь.

Она упрямо повторила – она тоже не была в особом восторге от чужих жизней в ней:

– Они прижились в тебе! И во мне прижились. Значит, магмоды не были против этого. Надо довести дело до конца. Пополам. Жизни пополам тебе и мне. Иначе все напрасно было. И еще…

Она закрыла глаза, смирилась с тем, что осознала, и нашла в себе силы сказать:

– Илья Андреевич, приношу вам свои искренние извинения. Я была не права, когда обвиняла вас в том, что вы не делали. Моя семья виновата перед вами. Семен Васильевич был…

Мимики Зимовскому отчаянно не хватало – был бы человеком, точно бы скривился:

– …тварью. Тварью, которая обрекла свою внучку на смерть.

Тая вздохнула и тут же пожалела – легкие зашлись болью. Змеиные кольца плотнее обвились вокруг неё, поддерживая. До чего же противно оправдывать того, кто это не совсем заслужил.

– Когда мои родители погибли, ему было за семьдесят лет. Возможно, он боялся оставить меня одну…

– Тая… Ты себя слышишь? Он забрал твою жизнь! – от волнения Зимовский сорвался на шипение, и Тая не понимала и половины слов.

– Я понимаю, что вы злитесь – вас подставили…

Он заглянул ей в глаза – в его зрачках плясало откровенное пламя:

– Да плевать на подставу!

Тая упрямо закончила:

– …с феромонами.

Кольца под Таей заворочались – Зимовский злился.

– Плевать на феромоны. Он чуть не убил тебя! Он хладнокровно приговорил тебя к смерти.

– Он уже мертв, Илья. Мне сложно оправдывать его. Честно. Возможно, он думал, что без его защиты меня, как нечисть, запрут… Где-нибудь.

Хотя иногда бывает участь хуже тюрьмы для нечисти.

Илья прошипел что-то в сторону.

– Я запускаю веретено, Илья? Одиннадцать узелков тебе, одиннадцать узелков мне. Получается поровну. Он все же пытался тебя спасти и все исправить. Возможно, он и меня бы спас, просто не успел.

– С-с-сдох-х-х потому что!

Она прошептала:

– Илья, мне плохо. Мне больно. Можно уже меня не мучить?

Кольца под Таей вздрогнули.

– Прости, я идиот, мразь и гад. Прости. Но учти – пополам. Строго пополам.

Тая проворчала, удобнее устраиваясь среди колец:

– Тогда сам считай. Я тебе верю.

Она разжала судорожно сведенные пальцы и отпустила веретено. То взлетело вверх и снова начало свой танец. Узелки полетели прочь из Таи, и она сдалась боли, позволяя темноте уносить её куда-то, где ничего нет, особенно где нет боли. Она верит Илье. Вот это неожиданность!

Можно, она проснется уже под писк приборов в больничной палате? Тая сейчас даже на патологию магмодификаций была согласна.

– Тая, ты мне свидание должна, помнишь?

Нет, он точно гад…

Глава одиннадцатая, в которой друзья уходят

Писка приборов не было.

Не было и капельницы.

Зато боль была: где-то в руке – легкая, далекая, неприятная.

И ортез на предплечье был – хотелось надеяться, что там все же ушиб, а не перелом. Тая чуть пошевелила кончиками пальцев. Не больно.

И больничная сорочка-распашонка была, и куча вопросов, вертевшихся на языке.

А походника не было.

Тая огляделась, куда же её занесли судьба и Илья. Тьфу, Зимовский же.

Палата простая, без изысков, на двух человек, Тая сейчас была единственным пациентом. Медицинского поста в палате не было, значит, это не реанимация. Дверь обычная, деревянная – это не патология магмодификаций. А больше ничего неясно.

Кнопки вызова медперсонала, Тая, внимательно оглядевшись, не нашла – пришлось самой, кряхтя и чертыхаясь, садиться в кровати, искать больничные тапки и халат. Надо напомнить о себе, а то могут и до вечера не прийти… Часов в палате не было, походник не нашелся даже в выдвижном ящике прикроватной тумбочки, солнечный свет за окном был тусклый и непонятный – то ли утро, то ли хмурый день. Когда Тая уже встала, про неё вспомнили: заглянула санитарка, потом примчалась медсестра, зашел врач… Таю вертели, осматривали, спрашивали о самочувствии, обещали выписать через день-два при отсутствии отрицательно динамики, разрешили ходить и оставили в покое. Про Дарью Сумарокову и её состояние никто не знал. Санитарка потом шепнула, что княгиню сразу с места аварии санитарным вертолетом отправили в Александродар – сюда она не поступала.

Оставалось только выпить принесенные медсестрой таблетки, поесть безвкусный больничный обед и лежать, глядя в потолок.

Первым о её существовании вспомнил Павел.

Он, непривычно одетый в придворный мундир, устало вошел в палату, тоскливо рассматривая Таю – та села в кровати, чтобы не выглядеть беспомощной. Кот, усталый, потрепанный, заросший нелепой рыжей щетиной, явно не спал этой ночью. Глаза его выглядели раздраженными, красными, под ними залегли тени. Сейчас даже его яркая шевелюра казалась уставшей, словно её присыпали пылью: короткий ежик волос был цвета ржавчины, а не жизнерадостной морковки.

– Добрый день, Таис…

Кот поздоровался, вспомнив её настоящее имя, и это был дурной знак. Слишком откровенный намек. Тая старательно улыбалась, следуя неизменному совету Кошкина: улыбаться, несмотря ни на что. Кажется, сейчас это было особенно актуально.

Противно пахло больницей – для Таи это всегда было ароматом прощания.

Павел Петрович – пора о нем думать так, – неловко протянул роскошный букет белых роз, за которым Тая предпочла спрятаться, и сел на стул, придвинув его к кровати.

– Как ты? – он осторожно взял её за руку. Левой, в ортезе, рукой она букет удержать не смогла, и он повалился на кровать, лишая Таю защиты. Оставалось только улыбаться.

– Нормально. Прости, что заставила волноваться.

Ему сейчас было явно хуже, чем Тае. Она выздоровеет, а он похоже не сможет оклематься от того, что случилось в столице.

Кот улыбнулся:

– Что ты такое говоришь… Мы все очень переживали…

Он прикусил губу, что-то запрещая себе говорить. Тая даже знала, что именно. Она, чтобы не возникло ненужной неловкой паузы, спросила:

– Ты не знаешь, что с Дашей?

Кот потер глаза, старательно давясь зевком. Смотрел он при этому куда угодно, кроме Таи.

– Точно не знаю. Зимовский вызвал санитарный вертолет для вашей транспортировки в Александродар, когда узнал об аварии. В результате консилиума по настоянию охраны Сумароковой было решено транспортировать княгиню. Тебя решили лечить тут. Сумарокову доставили в один из закрытых центров, куда даже у меня нет доступа – он принадлежит одному из родственников князя Сумарокова. Все, что сообщает справочная медцентра: её состояние стабильное, опасений не вызывает.

– Ясно… – разочарованно выдавила Тая. Она волновалась за Дашу. Александродар черти где, и добраться туда в ближайшие дни она не сможет. – Надо передать, что Дарья Аристарховна беременна – если она без сознания, то врачи могут это не знать. Сообщишь?

Он лишь кивнул.

Тая снова заставила себя улыбнуться:

– Спасибо. Для меня это важно.

– Ас… – Кот поперхнулся и неловко поправился: – а собой как… Все в порядке?

Он уже спрашивал это. Тая погладила его по руке – та странно отдернулась в сторону.

– Кот, не переживай.

Он уставился куда-то в окно. Тая знала, что ему сейчас очень плохо – она знала все его повадки. Ей тоже не особо хорошо, но кто-то же должен быть сильным.

– Паша… Не волнуйся ты так за меня. Я в порядке. Мне вообще сказали, что продержат меня здесь всего денек, два. И больше я им тут не нужна.

Кот отвлекся от окна и серьезно посмотрел на Таю. Он что-то искал в ней или в себе и не находил.

– Я сегодня уезжаю, – звучало это до отвращения мрачно. Война закончилась, новой не намечается, а то, что друзья иногда расстаются – обыденность. Кот добавил: – Гордей тоже. За тобой присмотрит Зимо…

Она оборвала его:

– Ко-о-от! Я взрослая, я сама в состоянии со всем справиться. Надо – езжай. В столице… все дурно, да?

Он кивнул, помолчал, потом все же признался:

– Хреновей не бывает!

И она одна из причин этой хреновины. Тая вспомнила предупреждение Даши:

– Мне сказали, что императрица подозревает тебя в измене.

Кот скривился:

– Это почти пройденный этап. Ничего, прорвусь.

Он хотел что-то еще добавить, но тут запел его походник, и Павел, извиняясь, принял звонок. Что его спрашивали или что докладывали, Тая не поняла, но Кот подобрался, помрачнел и принялся косноязычно оправдываться перед Таей:

– Тут такие дела… Случилось кое-что. Прости, мне нужно идти. Я постараюсь заскочить к тебе перед отъездом…

Она шутливо кулаком ударила его в плечо:

– Издеваешься? Не сто́ит. Езжай спокойно. Обо мне не беспокойся – я приеду в столицу дня через три-четыре, как закончу все свои дела тут. Кот, иди уже.

Он невпопад ответил, вставая и возвращая стул на место к стене:

– Спасибо!

Тая впервые видела Кота таким растерянным и мрачным.

– Иди!

– Да… – он сжал челюсти и вышел из палаты чуть ли не печатая шаг.

– Прощай… – последние слово она ему сказала уже в спину, когда Кот закрывал дверь. Он дернулся от этого «прощай!» и плотно закрыл за собой дверь.

Плакать не хотелось. Совсем. Тая с самого начала знала, что этот день рано или поздно наступит. Она готовилась к нему заранее, все же Кот был близким другом. Да, бывало, что они месяцами общались только по телефону, потому что Кот из-за службы часто бывал в разъездах. То, что они встречались почти тайком, Таю никогда не смущало – она терпеть не могла повышенного интереса к себе. Внимания прессы к собственной персоне она бы не вынесла. И все же она знала, что этот день рано или поздно настанет. Правда, она думала, что это будет связано с его женитьбой, а никак не со смертью императора. Сейчас оставалось только надеяться, что Павел выживет в борьбе за власть.

Он сегодня ни разу не назвал её Асюшей. Он даже Гордею не позволял так называть Таю, сам придумав прозвище через долгую трансформацию «Осени-Осеньки-Осюши».

Кажется, сегодня придется прощаться и с Гордеем.

Забавно. Она думала, что уйдет она, из-за ритуала Снегурочки, а уходят они. Впрочем, какая разница. Сердцу все равно больно. Тая бросила букет на тумбочку – пока заниматься им желания не было. Она помнила, как в юности она с подружками засушивала цветы, чтобы хранить их как память в девичьих альбомах. Цветы из этого букета она сушить не будет. Ни за что.

…Ника примчалась второй. Она была встревожена и немного заплакана – даже консилер не смог это скрыть. Тая её понимала – судьба Вероникиных ребенка и мужа зависят от неё, а она умудрилась попасть в больницу. Ника, принеся несколько букетов «от девочек», как сама сказала, и фрукты, не находила себе места: она сходила и набрала воду в вазу, которую нашла на подоконнике, она расставила в ней букеты, она раскладывала в тарелке, которую выпросила то ли на посту, то ли у сестры-хозяйки, фрукты, она рассказывала про Женю, которую к Тае не пустила личная медсестра, присматривающая за ней, она извинялась за Карину, которую не отпустили дела мужа, она пересказывала все то, что услышала про Дашу в городе и молнеграмме, но умудрилась промолчать о муже.

Тая не выдержала её мельтешения и тихо попросила:

– Ника, сядь уже.

Та прикусила губу и закачала головой. Ясно – еще одна в истерике. Тая мягчее мягкого сказала, пытаясь достучаться до подруги – та в таком состоянии и наломать дров может, Даша вон уже вчера отличилась:

– Ника… Ничего не изменилось. Все договоренности в силе. Я выпишусь завтра или послезавтра в крайнем случае, и мы все успеем. Я дала тебе слово – все будет хорошо. Не волнуйся.

– Тая, но ты… – Ника была на грани – вот-вот и покатятся слезы. Руки теребили платок. Глаза виновато бегали.

Тая сказала очевидное:

– Тебе нельзя волноваться. Нельзя. Поверь, мы справимся.

Ника нашла в себе силы бледно улыбнуться:

– Спасибо тебе. Тебя мне само провидение послало. Я бы не знала, что делать, если бы не ты.

– Мы же подруги. Все мы. Так поступил бы любой. Передай Жене, если у меня останутся деньги, то я помогу и ей.

Ника качнула головой:

– Даже не пытайся с ней об этом говорить – Женя гордая, она обидится раз и навсегда.

У неё зазвучал походник, и Ника извинившись и попрощавшись, понеслась прочь, обещая навестить завтра.

Тая грустно рассмеялась – у всех дела, она лишь отвлекает друзей. Интересно, кто придет следующим: Гордей или Илья? К чему готовиться: к прощанию или извинениям.

Третьим внезапно оказался Белкин в лабораторном халате – все здания были связаны друг с другом подвальными переходами. Он не пробыл в палате и пары минут: убедился, что Тая далека от умирания и тут же ушел, замечая, что с Дашей точно-точно все хорошо и обещая ей позвонить. Позже. Если не забудет. Тая скривилась: дед тоже иногда забывал о ней, когда у него был важный эксперимент.

Дверь снова открылась – на пороге снова стоял Белкин:

– И да, чуть не забыл. Сумароков жив. Только что сообщили – его извлекли из-под обломков. Он травмирован, но жить будет. А вот наш государь мертв. Забавно – сидели-то за одним столом, вроде. – Кажется, как и Даша, её отец словосочетание «государственная тайна» не знал.

Иногда судьба играет странно: защищенный всеми видами магоэнергетических плетений император погибает, а находящийся рядом Сумароков нет. Его уже жалеть надо – затаскают по проверкам как и почему он выжил. Только радость за Дашу – её муж выжил, – перевешивала тревогу за Сумарокова. Он все же мужчина, вынесет Кота и остальных дознавателей.

Через час где-то, может, чуть меньше, примчался взъерошенный, как воробей, Гордей. Он тоже был с букетом – и где только умудрился найти время, чтобы нарвать поздних васильков?

Тая снова напомнила себе: улыбаемся и машем. Гордею тоже нелегко, он вообще человек подневольный, куда послали, там и служит.

Гордей замер, придвигая к кровати злосчастный стул, который сегодня двигали все туда-сюда, и рассматривая Таю:

– Знаешь, чем больше тебя знаю, тем больше тебе поражаюсь, Тая. Только ты, лишь бы не надевать платье, могла попасть в аварию, умереть и помириться с Зимовским.

Тая звонко рассмеялась – в таком её еще не обвиняли:

– Гордей! Сразу видно опытного следователя.

– А то! – он все же сел на стул. – Как ты?

– Спасибо-хорошо-жить-буду-завтра-выпишут! – скороговоркой сказала Тая – в четвертый раз же спрашивают. Натренировалась. И вообще, как она сама неважно. Её Гордей и его состояние интересуют. Сама она почти в порядке. Легкая боль не считается. А вот Гордей… Он вообще спит последние дни? Скоро будет умертвие своим видом напоминать.

Гордей хрипловато рассмеялся:

– Вижу, тебя уже достали. Боюсь представить, что ты выдашь Илье Андреевичу.

Она пожала плечами:

– Укороченную версию? И, Гордей, ты сам-то как?

Он потер в задумчивости подбородок:

– Инфаркта миокарда не зарегистрировано, так что после твоей выходки с умиранием жить буду. А что?

Тая положила букет на тумбу – там скоро места не останется:

– Я не об этом, Гордей. Я… Вообще… Обо всем, – голос её подло сел.

Гордей, видимо, отдавая себе отчет, как выглядит, принялся немного виновато оправдываться:

– Со мной все точно в порядке. Чуть замахался с делами, но это бывает. Отосплюсь, еще успею. С Дарьей Аристарховной вроде тоже все нормально. Это если переводить на человеческий: «стабильна без отрицательной динамики». Аварию будет расследовать уже Зимовский. Я сегодня уезжаю – в дороге и отосплюсь.

– Мне Кот сказал уже. – Тая, понимая, что лезет куда не просят, все же спросила: – ты в столицу?

Гордей непритворно удивился:

– Почему это? Я к Зимовским в имение. Хочу сам все проверить. Дело твоего деда… – он замолчал, проверяя Таину реакцию.

Она храбро улыбнулась:

– Гордей, не стоит бояться задеть мои чувства. Говори, как есть.

Он кивнул и легко продолжил:

– Дело твоего деда будет закрыто связи со смертью подозреваемого. Мне Илья Андреевич все подробно рассказал о случившемся вчера после аварии… Твои показания важны, но их дашь Илье Андреевичу – мне пока не до этого. В отношении Зимовских-Подгорных будет открыто отдельное разбирательство. Я обследовал пустырь после ритуала в цехе – удалось найти одиночные змеиные следы. Жаль, что эти змеиные заразы почти не пахнут. Во всяком случае для меня. Поскольку на тот момент Зимовский уже точно был в цехе и боролся с веретеном, то…

Тая добавила от себя:

– Именно в ту змею стрелял Вязев?

Гордей хекнул, быстро соображая:

– Таюшка, это ты пули из земли достала?

Она старательно невинно посмотрела на него:

– А что? Ты бы ни за что не нашел их так быстро.

– Тая, а металлоискатели на что? Ты со своим энтузиазмом немного…

– …напортачила? – смирилась Тая.

– Именно! – Гордей даже пальцами прищелкнул в восхищении. – Хорошо, что сама все понимаешь. Ладно, не бери в голову. С Разумовскими я поговорил – вроде все поняли. Об Орловых пришло сообщение: они разорены. Версия с лживыми обвинениями Святослава Орлова становится все реальнее. Но этим займусь позже. Есть вопросы, Тая?

Она вздохнула – вопросов было много. Например, как она вообще умудрилась жить рядом с маньяком и не заметить этого… Ладно, начнем с самого безопасного:

– Как ты думаешь, ритуал Снегурочки тринадцать лет назад… Он собирался меня убить?

Гордей внимательно смотрел на неё:

– Тая… Истины мы никогда не узнаем. Но он хорошо знал тебя и Дарью Аристарховну, тогда еще Белкину. Скорее всего, не подними она тогда панику из-за того, что ты не ответила на её звонок, у него был еще какой-нибудь план, как не дать тебе сгинуть в лесу.

Тая ему была благодарна за это обезличенное «он». Думать о нем, как о деде, о родственнике, о том, кто её вырастил, было больновато.

В кармане у Гордея запел походник, но отвечать на звонок он не стал – просто сбросил его.

– Он не собирался попадаться. А в случае твоей смерти, он мог и не уйти от правосудия. Что-то еще, скунсик?

Тая не стала его поправлять – ему тоже не по себе.

– Почему он ждал столько лет?..

– Думаю, он обманул Зимовского-старшего, обещая спасти его сына, но вместо этого спасая себя. Илья Андреевич поднимет медицинские записи по поводу здоровья Подосинового на тот момент. Возможно, он думал быстро найти решение проблемы ошибки трансформации Зимовского-младшего. Но годы шли, решения не было, и княгиня Зимовская могла начать его подозревать – проблемы-то у её сына не делись. Видимо, он пообещал провести второй ритуал и стал к нему готовиться: в том числе и собирая жизни магмодов – твоя-то была почти забрана.

Тая ждала, что Гордей скажет, что «как все маньяки, он жаждал признания со стороны полиции и потому включал колыбельные, как намек», но Метелица не стал упоминать об этом. Пожалел.

– Зимовская знает, что нити жизни притягиваются к друг другу по принципу донор-реципиент. Но в случае с Ильей Андреевичем этого не произошло бы – нить, вживленная в него, слишком короткая. Тогда и возникла идея с феромонами.

Тая тихо пояснила:

– Он присылал мне подарки. На день рождения. На Новый год. Иногда просто так. В последней посылке были духи.

– Феромоны обнаружены не только в духах. В ванной вся косметика с ними была.

Тая посмотрела на Гордея:

– А чтобы меня «тянуло» к Зимовскому…

– …были задействованы твои подружки. Для создания видимости, что у вас с Ильей Андреевичем все серьезно, когда он не клюнул на феромоны, был использован в том числе и золотой шнурок. В одну из ночей с тобой был проведен повторный ритуал веретена – нужна была свежая нить, к которой бы привязали нити магмодов. Поэтому тебе резко стало плохо.

Походник Гордея снова взвыл и снова был нагло проигнорирован.

Тая пробормотала:

– Моя колыбельная была «Дили-дили-дон», а не про шатальца. Шаталец был универсальным, просто задействован один раз.

– Именно! «Дили-дили-дон» был только в твоем сне. Именно эта колыбельная твоя. Он передал нить Зимовской или её помощницам, или сам организовал ритуал с веретеном – тут я еще не понял до конца и… Тая, скажу честно. Спасать тебя он не собирался. Веретено было одно. Запасов нитей, сама понимаешь, не было. Себя спасать он тоже не собирался – не та стадия рака, чтобы нити спасли. Скорее всего в его голове созрела мысль уйти вместе… Иногда и так бывает. Вопросы, Тая?

Она замотала головой.

– Таюшка? – Гордей взял её за руку.

Походник опять запел, и Тая заставила себя улыбнуться:

– Да ответь ты уже.

– Я… – Он все же посмотрел, кто ему звонит и встал: – прости…

Тая лишь махнула рукой.

Гордей спокойно начал отбиваться от Кота:

– …у меня тоже дела!.. И тоже важные!.. Я приеду сразу же, как закончу… И не надо на меня срываться. Я тебя не предам – ты это знаешь. Все. Скоро буду.

Он виновато посмотрел на Таю, отодвигая стул к стене. Садиться обратно Гордей не собирался.

– Мне пора. Прости, что не заберу с выписки. Ты где остановишься после больницы?

Она честно призналась – об этом она еще не думала:

– Не знаю. В его дом я не поеду ни за что.

Может, Ника или Женя приютят на время?

Гордей улыбнулся и прошелся своей пятерней по её волосам, взлохмачивая их:

– Тогда я правильно забронировал для тебя номер в «Эрмитаже». Твои вещи в поселке магмодов соберут и приведут туда. Что-то из его дома надо забрать?

Тая замерла – на память о нем, ей ничего не надо было, но… В доме жил когда-то не только он.

– Если только научные работы моего отца. И его… Наверное.

– Я попрошу Роя. Тогда… Все?

Это прощание получилось тоже коротким. Тая заставила себя сказать:

– Все! Удачи, Гордей! И прощай.

Он удивленно замер на пути к двери:

– Откуда такой пессимизм? Я вернусь через пару дней. Я разве об этом не говорил?

– Я уже не умираю, я могу сама справиться с лесом, я не нуждаюсь в охране и присмотре. Гордей, я ценю нашу дружбу, но пришло время попрощаться.

– Тая…

Вот какого черта он творит! Ей тоже нелегко, между прочим. Она знала Гордея треть своей жизни!

– Гордей, я все понимаю – я не столь глупа, как ты думаешь.

Он вернулся обратно к кровати и посмотрел на Таю:

– Я никогда не говорил, что ты глупая. Ты иногда просто игнорируешь очевидное.

– Давай не будем об этом. Коту сейчас предстоит сложный период. Ему будет нужен кто-то, кто его точно не предаст, на кого можно опереться и чья репутация не будет вызывать пересудов.

– Тая…

Она все же сказала это:

– Прикрой Коту спину. Не думай обо мне – сейчас ты нужнее ему. Да и твоей карьере это все будет полезно. Ты же волкодлак, ты в гвардии должен служить, а тебя…

Гордей резко оборвал её:

– Тая! Я вернусь через два дня. Я не делю друзей на первый и второй сорт.

– Сейчас дружба со мной может больно тебе аукнуться. И это заденет и Кота.

Он потер подбородок:

– Это ты так Кота любишь? Или Зимовского? Или меня ненавидишь? Ладно… Думай над моими тремя вопросами, а мне пора – вернусь через два дня, тогда и ответишь: любишь-любишь-ненавидишь. И в лес одна не суйся. Я обещал пойти с тобой. Все. Меня временно нет. Черт, чуть не забыл – твой походник у Ильи Андреевича. Он заедет скоро – как освободится и завезет его. Вот теперь меня точно нет.