Текст книги "Предзимье. Осень+зима (СИ)"
Автор книги: Татьяна Лаас
Жанр:
Славянское фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)
Глава шестнадцатая, в которой обманывает даже лес
Её враг – холод, а не лес. Это поняли все вокруг, но не Тая. Не поле, не лес, как она считала. Холод. Лед. Смерть.
Дед словно создавал из неё клинок, одна сторона которого тепло и жизнь, а вторая лед и смерть. Чума! И зачем ему это было нужно? Для Таиной защиты, как считал Илья? Или еще для чего-то? Вот точно Гордей и её как-то назвал уникальной снежинкой. Уникальнее не бывает. Мог бы и поделиться своими мыслями про её уникальность… Становиться орудием мести деда Тая все равно не собиралась. Даже если бы дед продержался чуть дольше, дождался бы её второго похода в лес – а он явно рассчитывал на это, судя по его записям, найденным в кабинете, – она все равно бы отказала ему в мести. Белкин ни в чем не виноват. Это вина цензоров, что имя деда вымарывалось из научных статей.
Может, деду нужна была шкатулка? Или её содержимое? Может, он так надеялся найти деньги на лечение… Хотя Тае он говорил иное. Впрочем, он ей лгал, чуть ли не всю её жизнь он ей лгал. Представить, что таит в себе шкатулка от такой нечисти или природной силы, как холод, не получалось. Это точно не те бриллианты, которые можно легко отдать Нике или Жене. Тогда о чем вообще говорится в «Морозко»? Что спряталось за занятным сюжетом, что потерялось, когда страшный ритуал превратили в сказку для детей? Снегурочку привозили в лес в качестве откупа страшным холодам. Только в сказке одна девушка погибла, вторая получила драгоценности и даже вышла замуж. Дед и парни, интересно, думали об этом варианте развития событий? Впрочем, Илья умыл руки, оставляя её Гордею. Как-то странно пояснять, что Тая с Гордеем только дружит, потому что тогда это автоматически прозвучит, как разрешение Илье ухаживать. Тая пока к такому не готова. Она еще не готова жить.
Она помнила, как в самый сумасшедший момент её жизни, когда объявили, что война закончилась, Гордей кинулся к ней обниматься. Он подхватил её на руки, подбросил в небеса от избытка молодецкой удали, а потом… Поцеловал. Тогда все кричали, плакали, радовались, обнимались и целовались. Война закончилась! Отныне мир! Их ждал дом, семья и новая жизнь. Только то ли Тая случайно дернулась, то ли Гордей неудачно поймал её в объятья – поцеловались они в губы. Это был самый странный и нелепый поцелуй. Гордей тогда опешил – все веселье с него слетело… Тая словно брата поцеловала. Они оба тогда испугались, что испортят дружбу.
Глядя, как за окном внедорожника Ильи проносятся последние улочки вечернего города, притушившего праздничную иллюминацию из-за объявленного траура, а впереди черной громадой поднимается лес, Тая снова и снова напоминала себе, что её враг – холод.
Гордей знал, что Тая убивает именно им. Мог бы понятнее написать тогда в записке! Ей было бы проще – знать, что на поле убила полицейских не она. Впрочем, он вообще отказался ей тогда все рассказывать, решив, что её это не касается. Он её так оберегал. Он её защищал. И Илья туда же!
Он тоже это понял – то-то просил своего Владимира «оберегать и не волновать» Таю, чтобы та не сорвалась. И снова хотелось ругаться – ей-то почему не сказали. Она раньше начала бы понимать, что вокруг неё происходит, и не давала бы напрасных обещаний. Все же, что хранится в шкатулке? И за что её вручают… Придется искать ответ самой. В лесу. Хотя, наверное, место и не принципиально в данном случае. Если история с шантажом – паранойя Ильи, то отдавать Нике бриллианты столь странного происхождения крайне опасно. Ника же беременна. И можно ли вообще отдать шкатулку шантажистам. Тая снова и снова добавляла про себя: «Если факт шантажа подтвердится…» С Дашей бы поговорить, но пока это невозможно. Еще две недели… Возможно, Тая столкнется с шантажистами раньше – уже в лесу или сразу после него.
Представить, что это все спланировал дед, не получалось. Ему восемьдесят пять было. Он физически не мог подловить на пустыре Илью, лишить его сознания, затащить его в круг… Он умирал, ему бы на это не хватило сил. Он не успел бы разобраться с Ильей и вернуться домой, чтобы умереть на глазах у Глаши. Значит, с шантажистом имели дело Зимовские-Подгорные, о которых Илья не в курсе – вряд ли Гордей говорил об этом ему. Коту – да, но не Илье.
Зимовские… А им зачем? Им полиция мешала на поле, но подставлять Таю им не было резона. Нанимать кого-то, чтобы подставить Таю, как-то слишком. Нанимать, чтобы мстить Белкиным, тоже как-то странно… Зачем плодить лишние сущности, когда…
Тая нахмурилась, осененная странной мыслью. Дед всегда бил в ответ. Дед всегда мстил. Он мог?…
– Илья?
– Да? – тот оторвался на миг от дороги, бросив быстрый взгляд на Таю. Кажется, он до сих пор злился, что она отказалась от его теплых вещей, накинув поверх топа только осеннюю куртку. Чем быстрее Тая замерзнет, тем скорее получит свою шкатулку с драгоценностями. Мерзнуть в теплой шубе можно до отвращения долго. В конце концов она старикова дочь… Точнее внучка, ей положено приходить плохо одетой.
Снегопад прекратился, и сейчас в разрывах низких, ржавых из-за городской засветки облаков то и дело виднелась луна. В лесу будет не так темно – фонарик Тая все же решила не брать.
– Я поняла, почему на поле у цеха так странно убили твоих людей. Все просто. Дед. Он всегда мстил – лишь Белкин избежал его мести, дико разбогатев на магмодах.
Тая поджала нижнюю губу. Не было на поле Зимовских, не было там змей, кроме Ильи – Гордей ошибся, принимая старые следы, оставленные днем Ильей, за свежие. Он сам говорил, что змеиные следы для него ничем не пахнут. Гордей ошибся. И она тоже. В ритуале с веретеном не принимали участие Зимовские. Они, быть может, только предъявили деду претензии, попросив объясниться.
Это все дед. Он кого-то нанял, возможно того же Динамита, чтобы тот избавился от полиции, подставляя Таю. Это дед кого-то нанял, чтобы поймать и затащить в круг лишенного сознания Илью. Это он спланировал шантажировать Белкина, мстя за себя. Зимовские в этом деле лишние. И как Гордей этого не понял?
– Даша, действительно, могла согласиться ради меня на все. Она заплатила бы деньги, если бы её шантажировали моим попаданием в патологию магмодификаций, а именно там бы я и оказалась. Это было в духе деда – так мстить шантажируя и разоряя Дашу, бывшую Белкину. А вот Разумовская и амулет ложной беременности – это уже чей-то экспромт. Амулет вообще может быть никак не связан со мной.
Илья коротко согласился с ней, даже не отвлекаясь от дороги и не смотря на Таю:
– Вариант.
Тая добавила:
– Если в данном случае шантаж вообще рассматривался.
Она не стала напоминать, что перед этим Илья подозревал Сумарокова в попытках избавиться от жены. Да, Илья оказался прав – Даша все же попала в аварию и именно из-за походника. Но не из-за Сумарокова – из-за Дашиной безалаберности и звонка как раз Ильи – это же он тогда позвонил ей, отвлекая от дороги. Тая слышала его голос тогда в походнике. Это звонил он. Понять бы еще: промелькнувшая на дороге тень – это был магмод или простой пес? Илья сказал, что записи с камеры на повороте забрала охрана Сумароковой.
Лесок за окном закончился и перешел в громаду магкластера – Илья как раз свернул к нему. На миг стало легче. Умом Тая понимала, что дело не в лесе, но лес для нее, как и для предков, был символом холода.
Илья помрачнел, а потом выдавил:
– Ладно, признаю. Я часто выдвигаю странные теории и вижу заговоры там, где их нет. Издержки профессии – маниакальна подозрительность. Особенно когда дело касается тебя. Ничего не могу поделать. Мне хочется тебя защитить и…
Внезапно походник в кармане Ильи запел, пробуждаясь от сна. Кто-то звонил. И как не вовремя! Илья как раз поворачивал к поселку магмодов. Да, поворот другой, не тот, где Тая и Даша попали в аварию, но это было так недавно, что Таю бросило в холодный пот. Стекла моментально заиндевели. Слова Ильи пропали – их заглушал грохот сердца в Таиной голове.
Снова снег.
Снова темень.
Снова звонок.
И снова поворот.
Еще чуть-чуть, и опять завизжат шины, и внедорожник Ильи полетит куда-то в кювет.
Тая вцепилась руками в кресло, с трудом пропихивая в горло ледяной воздух.
Илья аккуратно вписался в поворот, сбросил скорость, припарковался у тротуара и только тогда достал вопящий телефон. Таину истеричную реакцию он никак комментировать не стал, только включил печку в салоне.
– Добрый вечер, Варвара Ильинична.
Тая сглотнула. Илья – не Даша. Его рука легла поверх её пальцев и чуть сжала в жесте поддержки. Иней быстро оттаивал, капая с потолка, стекая струйками со стекол, впитываясь в одежду. Илья – не Даша. Он напрасно не рискует. Тая пыталась справиться с собой и выдающими чечетку зубами.
Ответов Вареньки Тая не слышала. Надо же – она только упомянула её в разговоре, а Илья нашел Соколову и успел договориться о звонке. Только что Варя ему сможет поведать? Она же не Даша…
– …спасибо, я очень признателен вам за помощь. Надеюсь, вас это никак не затронет?
Что уж там щебетала Варя, было неясно. Илья отпустил Таину руку, включил свой походник на громкую связь.
В салон тут же ворвался голос Даши:
– …Зимовский! Илья! То есть Андреевич… Приношу свои глубочайшие извинения. Я была неправа, когда кричала на вас, когда обвиняла вас в том, что вы не делали. Я безумно благодарна вам за то, что вы спасли Таю… Но ради всего святого, найдете эту бледную поганку Подоси́нову – накажите её!
Илья кашлянул: «Дарь…» – но закончить ему не дали – ураган по имени Даша только набирал силу и слушать никого не хотел:
– …Отшлепайте, поставьте в угол, лишите сладкого, что-нибудь!!! Она же обманом у меня заполучила согласие на свое убийство!!! Я от боли ничего не соображала, сознание то и дело теряла, а она что-то про «жить хочешь?» шептала.
– Даша! – вмешалась Тая, побеждая страх и трясущиеся губы.
Её тоже не услышали. Дарья отмахнулась, совсем как Тая несколько дней назад:
– Молчи, поганка! Илья, я, когда поняла, что ей разрешила, себя такой дрянью почувствовала! Я приеду дней через пять, я ей все скажу, но пока будьте моим возмездием справедливости. Вас же так же подставили. Представляю, что вы чувствовали, когда все поняли.
Илья бросил косой взгляд на Таю и снова попытался остановить Дашу:
– Дарья Аристарховна…
Он не успел. На заднем фоне возник мужской голос:
– Дашенька, я принес…
Даша ойкнула, и Тая поняла, что Варю они с Ильей подставили по полной – под недовольство князя Сумарокова:
– Отдай эту гадость немедленно. Что я говорил про походники?
Даша где-то в Александродаре взвилась:
– Я с Таей говорю! Она мне свою жиз…
Связь прервалась.
– Мрак! – выругался Илья, глядя в потухший экран телефона.
Тая сглотнула. Она не знала, что сейчас будет с Дашей. Сумароков… Он… Но ведь двадцать первый век идет. Он же не позволит себе поднять руку на беременную? Он же… Стекла снова стал заволакивать морозный узор. Илья покосился на Таю:
– Все хорошо. Все будет хорошо. Сумароков человек чести. Даже если его заносит.
Тая лишь кивала на его слова. Он спешно набрал чей-то номер:
– Владимир, срочно! Телефоны Сумарокова, медцентра, где лечат Дарью Сумарокову, его главврача, заведующего – любые телефоны, чтобы можно было связаться с Дарьей Аристарховной! Скинь в молнеграмм. Пожалуйста!
Он нажал отбой и мрачно посмотрел на Таю:
– Прости…
Его телефон ожил – Илья удивленно посмотрел на незнакомый номер и принял звонок:
– Илья Андреевич Зимовский, слушаю.
Телефон все еще работал в режиме громкой связи.
– Это вас беспокоит Роман Александрович Сумароков, – его голос был арктически спокоен, как будто и не он недавно возмущался в палате. – Прошу, впредь, если вам что-то нужно от меня или моей жены, звонить на этот номер мне лично, а не искать обходные пути.
– Прошу прощения, я был неправ, – неожиданно для Таи признал свою вину Илья.
Сумароков все так же отрешенно продолжил:
– Хорошо, что вы это понимаете. Варваре Ильиничне ничего за случившееся не будет, если вы больше не будете хитрить. Прошу, передайте Таисии Сав…
– Она вас слышит. Таисия Саввовна находится рядом со мной. Телефон включен на громкую связь.
Кажется, у Сумарокова было тоже самое, потому что послышался голос Даши:
– Поганка, я до тебя доберусь еще! Узнаешь, как чужие жизни портить!
Сумароков мягко сказал:
– Дашенька, прошу. Тебе нельзя волноваться.
Та капризно пробухтела:
– Тогда сделай так, чтобы я не волновалась.
Кажется, Сумароков закрыл на миг ладонью микрофон, потому что раздалось странное шуршание, и через некоторое время Даша проворчала:
– Вот так бы сразу, а то включаешь режим сирены, а я тебе не солдафон.
Сумароков извиняюще кашлянул – то ли Даше, то ли им.
– Прошу прощения за неприятную сцену. Таисия Саввовна, я благодарен вам за спасение жизни моей жены. Вы не представляете, сколько времени я потратил на то, чтобы уговорить её не пользоваться телефоном за рулем. Моя вина. Я не смог до неё достучаться.
Илья любезно подсказал выход:
– Личный водитель и лагерь для телефонозависимых. Помогает, просто поверьте.
Сумароков подавился словами, откашлялся и мягко сказал:
– Я думаю, что случившееся уже было слишком тяжелым уроком для Дарьи. Повторюсь, Таисия Саввовна, любая ваша просьба будет исполнена – я в неоплатном долгу перед вами сразу за две жизни: жены и будущей дочери. Илья Андреевич, огромная благодарность и вам. Вы спасли жизнь Таисии Саввовны, просите все, что хотите – будет исполнено.
Илья криво улыбнулся:
– Не сто́ит. Просто прекратите следить за мной. И позвольте Дарье Аристарховне ответить на несколько моих вопросов – это важно для защиты Таисии Саввовны.
– Спрашивайте. Если буду знать ответ – все расскажу. Если нет – попрошу своих людей. Помощь нужна?
– Просто не стоит следить за мной.
– Я хочу вам помочь. Мне нравится ваш подход к службе, мне нравится то, что вы сделали со Змеегорском, мне нравится, как вы гибко подходите к проблемам магмодов.
Тая заметила, как недовольно прищурился Илья. И что за гибкий подход к проблемам магмодов?
– Пожалуйста, не стоит копаться в этом, Роман Александрович.
Сумароков все же чуть повысил голос – видимо, чтобы достучаться до Ильи:
– Повторюсь: нужна помощь – просите. Вдвоем мы можем больше, чем в одиночку. С тем же Метелицей, присланном по вашу душу и души магмодов, чтобы вы делали, если бы не моя помощь?
Тая догадалась, о чем он – об отпечатках Гордея, которые не сменили в картотеке. Кажется, Илья это тоже понял. Сумароков же продолжал:
– Мне нравится, что у вас нет за плечами тех, под чью дудку вы бы плясали. Я бы очень хотел, чтобы заняли мое место. Только поэтому я следил за вами. Лишь поэтому. А теперь… Что вы хотели спросить у Даши?
– А вы…
– А я останусь тут и буду слушать вашу беседу – дело касается моей раненой беременной жены. Не бойтесь, я не запрещу ей отвечать честно.
– Хорошо. – Илья на миг прикрыл глаза, что-то соображая, а потом спросил: – Дарья Аристарховна, у вас есть предположения, кто вам мог подбросить амулет ложной беременности?
Где-то в палате сипло выдохнул Сумароков и опередил в ответе Дашу:
– Я распоряжусь: проверят дом и гараж, все места, где останавливалась Даша. Когда амулет был найден?
– В день аварии. Полагаю, Дарья Аристарховна не имеет ни малейшего понятия, откуда амулет?
Даша обиженно сказала:
– Роман знает, что я не могла забеременеть. Я предлагала ему развод. Он отказался. Лгать о мнимой беременности мне нет смысла. Если бы мне нужен был подобный амулет, то для его приобретения я обратилась бы к Роману.
Тая опустила глаза – она и не знала, что у Даши настолько сложно все было в семье. Даша никогда не жаловалась на это, лишь раз попросив помощи.
– Разберемся! – веско сказал Сумароков. – Все данные о расследовании мои люди вам сообщат, Илья Андреевич. Я сам приеду дней через пять – раньше доктора не отпустят. Меня и так еле выпустили из столицы. Что-то еще?
– Да, Роман Александрович, это еще не все сюрпризы, которые преподнес Змеегорск… Дарья Аристарховна, после ритуала на пустыре, после смерти господина Подо́синова, после того, как вы узнали, что Таисия Саввовна Снегурочка, вы об этом кому-то говорили?
Даша сдавленно спросила:
– А это был секрет?
Тая тихо чертыхнулась себе под нос. Ей, кажется, вторил Роман Александрович.
Илья снова положил свою ладонь поверх Таиных пальцев и сжал их:
– Все хорошо…
Даша тем временем продолжила:
– Я была очень зла на Илью Андреевича. И да, я рассказала змейкам. Все знали, что ты Снегурочка, Тая. Извини.
– Ничего, – заставила себя сказать Тая.
Илья улыбнулся ей и продолжил:
– Дарья Аристарховна, вам не приходили угрозы или требования заплатить за молчание о Таином даре? Вас не шантажировали…
Вмешался Роман Александрович:
– Всю почту Даши просматривают секретари. Все подозрительные письма с угрозами и вымогательствами передают мне. Да, письмо с требованием денег за госпожу Подосинову и её секрет было. Я передал письмо тайному советнику Метелице – он занимался этим делом. Он сказал, что разберется сам. Копию письма могу направить вам. Что-то еще?
Даша как-то сдавленно кашлянула и все же созналась:
– Разумовская… Она просила денег за молчание – я ей заплатила.
Роман тут же обреченно пробормотал:
– Даша… Я же тебя просил…
– А я просила тебя быть осторожней! Я просила тебя не совать голову туда, откуда ты её не вытащишь! Ты тогда уже не отвечал! Напомнить? Тебе пробило голову, сломало ногу, обожгло, как курицу-гриль, и ты в таком виде примчался сюда выговаривать мне, что я неаккуратно вожу! В зеркало посмотри! Я решила проблему так, как смогла. Разумовская все поняла и заткнулась. Я спасала подругу, когда ты…
– Прости, Дашенька…
– Тебя люди ждут. Им твоя помощь нужна, – напомнила Даша.
Роман Александрович сконфужено пробормотал:
– Что-то еще, Илья? После такого как-то общаться по имени-отчеству… сложновато, не находите?
– Данные по аварии, – сухо сказал тот. – И да, Роман Александрович. Все очень сложно. Только вряд ли стоит переходить на «ты». Мы не станем друзьями, скорее всего.
– Так скажете, – легко пошел на попятную Сумароков. – Тормозная система автомобиля была в плохом состоянии. Сейчас разбираются – это чье-то вмешательство или чье-то разгильдяйство. Камера наблюдения за дорогой именно там, на повороте, была отключена. С других камер мало что видно. И простите моих людей – у них привычка самим решать проблемы. В опричных землях иначе не бывает. Вы подумайте – там вам будет где развернуться. Там до сих пор много проблем. Это сложное место для службы, но вы должны справиться.
– Я подумаю. Ничего не обещаю. Можете что-то рассказать о столице?
Голос Сумарокова снова стал напоминать арктическую пустыню:
– Это нетелефонный разговор. Приеду – все сообщу.
– Разница в магимпульсах была?
– Была. У вас тоже?… – осторожно уточнил Сумароков.
– Именно.
– Постараюсь приехать как можно скорее. Посторонних не было. Охрана стояла, как всегда, за дверьми. Центр взрыва – в зале для совещаний. Я был в метре от него. Все мертвы. Только я выжил. Почему – до сих пор не понимаю. Все остальное – только лично. А сейчас простите, Даша разволновалась. Если что-то нужно еще – позвоните позднее. Хорошо?
– Хорошо, Роман Александрович. Спасибо за беседу.
– Это вам спасибо – и за жену, и за ребенка, и за Таисию Саввовну. Берегите себя. Я все же надеюсь на дружбу.
Илья прервал звонок, прочитал сообщения в молнеграмме, что-то написал в ответ и, отключив телефон, убрал его в карман пальто. Тая смотрела вперед, на редкие огоньки поселка магмодов, на громаду научного центра, на далекий, пустой сейчас дом, в котором жила вместе с дедом… Надо же. Даша заплатила Разумовской, а Тая думала, что это Илья и Гордей, или Кот и Илья, а это были Даша и Илья. Она слишком многим должна. Только бы хватило драгоценностей в шкатулке. Только хватило бы сил завершить историю, которая началась тут чертову дюжину лет назад. И ведь даже сегодня ночью ничего не закончится – ей потом нужно будет пройти обследование в патологии. Попросить Илью вмешаться или не стоит? Там в патологии Кот и Гордей. Будет рядом с ним, сможет поддержать их, сможет быть рядом с ними, когда она им так нужна. Чума…
– Мрак! Гордей знал о шантаже. Знал и молчал. А я ведь говорил, что вместе вести расследование проще. Гораздо проще, когда никто не скрывает важные факты.
Илья посмотрел на Таю своим немигающим, тяжелым взглядом и спросил:
– Все хорошо?
Она лишь кивнула.
– Точно? Тебя не задел разговор с Сумароковыми? Я до сих пор с трудом разбираюсь в людских эмоциях. Я до восемнадцати лет вообще почти постоянно жил в змеином теле из-за порока оборота. Тая, не молчи.
Она заставила себя сказать:
– Илья, не волнуйся.
Он бросил взгляд в боковое зеркало и вырулил на пустое шоссе:
– Тогда… Поехали. Тая, хотел бы я сказать, что меня точно так же обманули, как Дашу, добиваясь согласия на ритуал, но нет. Дело в том, что я вообще не помню ритуал. Первый шрам на груди от веретена я считал шрамом от небольшого вмешательства – мне убирали липому. Все. Больше никаких воспоминаний о ритуале нет. Шрам и… Твоя нить во мне. Я думал, может, ошибка в дате рождения позволила отцу дать за меня разрешение. Я родился в Ницце, там иной календарь. Мало ли, писарь ошибся и не так внес дату – забыл, что надо добавить тринадцать дней. Но нет. Я родился первого декабря или семнадцатого ноября, а отнюдь не тринадцатого декабря. Перевод с григорианского календаря на наш юлианский был сделан правильно. На данный момент и тогда, тринадцать лет назад, я самый старший полоз в семье. Выше меня, кто мог бы приказать, нет никого. Женские змейки не в счет, в нашем роду у них нет власти над мужчинами. Они мелкие и не сильны во владении магоэнергией. Я не знаю, как я дал согласие, Тая.
Она видела, как вцепились его пальцы в руль – Илья до сих пор тяжело реагировал на то, что сделали с ним и Таей. Она попыталась его утешить – способов получить согласие много, как медик она это знала:
– Возможно, от тебя добились согласия в момент премедикации к операции, возможно, уже в момент введения в наркоз – там есть момент, когда заставляют вести обратный отчет, тогда ты уже неадекватно реагируешь и можешь сказать что угодно. И согласиться на что угодно, Илья. Это уже неважно.
Он твердо сказал:
– Мне важно. Тая, мне важно это знать и понять. Я всегда отвечаю за свои слова.
Она посмотрела на него:
– Я на тебя не злюсь. Ты невиноват. Понимаешь? Я была неправа, я судила на эмоциях, а так нельзя.
– Спасибо за веру в меня.
Тая тихо рассмеялась:
– Не за что. Я могла бы и раньше начать тебе доверять. Наверное.
Илья предпочел отмолчаться.
Внедорожник споро месил дорожную грязь, в которую превратился выпавший снег после обработки реагентами. За окном стало совсем темно. Ничего не видно. Тая то и дело посматривала в боковое зеркало, и Илья подсказал:
– Хвоста нет.
Тая лишь кивнула – ему виднее.
Через четверть часа показался тот самый ненавистный дорожный столб. Десятый километр от Змеегорска. Именно тут её нашли. Илья припарковался под фонарем и замер, в упор рассматривая Таю.
– Может, не стоит так рисковать? Может, стоит все бросить? Хочешь, в лес пойду я?
Она заставила себя улыбнуться – ради Ильи:
– Я тринадцать лет бегала. Хватит. Я хочу сама все понять. Сама разобраться. И спасибо, что прикрываешь мне спину.
Тая скомканно напомнила, что не надо за ней сразу же идти, получая в ответ тяжелый, придавливающий к земле взгляд, и вышла из теплого салона машины, промерзая чуть ли не моментально.
Илья, прошипев на прощание: «Мрак!» – поехал дальше.
Тая, стоя на обочине пустой трассы, провожала его внедорожник глазами.
Яркие габаритные огоньки споро удалялись вверх по холму. Потом машину Зимовского стало не видно, когда она въехала в низину, но Тая ждала. Он появится вновь. Его внедорожник вынырнул из темноты, штурмуя очередной холм, с двух сторон окруженный черной полосой леса. Только когда яркие огоньки скрылись за горизонтом, Тая заставила себя повернуться к лесу. К холоду. Её кожа уже покрылась мурашками, но надо, чтобы Тая промерзла вся. Только тогда холод откликнется на её зов. Не забыть бы: не хамить, не ругаться, соглашаться на все. И не бояться людей и их глупости – Илья прикроет спину.
– Тепло ли тебе девица? – прошептала Тая, замораживая мелкое болотце, в которое превратилась сточная канава вдоль дороги. – Тепло, дедушка… Ой, тепло…
Она уверенно пошла в темень и лес. Свет фонарей, освещавших трассу, сюда почти не проникал, превращая мир в сплошную черноту со всполохами серого в просветах между деревьями. Тая шла наугад, почти ничего не видя.
Скрипел снег под ногами. Корни деревьев самоубийцами то и дело бросались Тае под ноги. Холод проникал все глубже под кожу. Она уже не чувствовала пальцев на руках и ногах, но в сердце еще царил жар.
Сосны корявыми пальцами пытались вцепиться в Таины волосы, словно не хотели пускать дальше. На голову и за шиворот Тае то и дело падал теплый снег с ветвей. Он как будто окутывал Таю в горностаевую мантию. Мех искрился и радовал Таю своей смертельной красотой.
Тишина была невероятная, и даже не верилось, что где-то рядом шуршит в тенях Илья, оберегая её. Ни звука, ни крика птицы, ни волчьего воя. Тая одна. Так проще замерзнуть.
Только ветер плачет в макушках сосен.
Ни следа на снегу. Огромный черный холодный мир, в котором Таю тринадцать лет назад бросили безжалостные люди, и… Ни звука, ни подсказки, куда же ей идти. Что ей тут делать? Что от неё ждут. Еще чуть-чуть, и снова валяться в отделении комбустиологии с обморожениями, как когда-то давно. Тая промерзла уже до того состояния, когда кидает в жар. Скоро замерзнут глаза, и она перестанет видеть, куда идет. А потом придет бред.
Что-то пока никто не спешил к ней со словами, тепло ли ей? Сказки все же лгут. Или дело в незаплетенной косе?
Тая, не чувствуя пальцев, заплела косу и вместо резинки заморозила её кончик.
– Илья… Надеюсь, тебе нравится…
Ответа не было.
Она десять лет, как вырвалась из-под опеки деда, не заплетала косу. Слишком больно было вспоминать лес и холод.
Тая упрямо шла вперед, скользя тихой смертью между черных стволов деревьев.
Кажется, её тут не ждут. Даже коса не помогла. Тая дошла до росшей отдельно, мощной, высокой сосны и со стоном опустилась в снег. Этого она до последнего пыталась избежать, но иначе холод не придет.
Она закрыла глаза. Второй пересадки роговицы она может и не дождаться. Ресницы тут же смерзлись, а Тая и не заметила, что ветер выдавливал из глаз слезы.
Бред все же пришел вслед за жаром. Тая взлетела, как птица, над лесом, видя множество огоньков вокруг себя. Белых, алых, голубых, зеленых, мутно-серых. Они все с трепетом ждали её, как сановники ждут приема императора. Точно. Бред.
Золото Зимовского. Он тоже, как и Тая, промерз, но стойко терпел, охраняя её. Тая черным вороном опустилась к нему, замечая кусок ледяного проклятья, удерживающего его в этих землях. Однако. Не она ли наложила его когда-то? Тая выдернула ледяной шип из тела Ильи. Можно было лететь дальше, оставляя мужчину своей судьбе – скоро морозы ударят так, что птицы будут падать на лету, замерзая. Только Тая знала одно – она не хочет забирать его жизнь. Она не хочет забирать ничьи жизни. Она потянула холод, уже заползший исподволь в Илью, на себя. Ей все равно мерзнуть, так зачем ему страдать от холода?
– Тепло ли тебе, парень? – насмешливо пробормотала она.
Илья дернулся, словно почувствовал что-то: завертел своей змеиной, чуть светящейся в полной темноте головой, но Таю не увидел. Это же её бред, а не реальность.
Она же помчалась прочь, обнаружив рябиновую стайку снегирей на ветках. Птицы нахохлились, не в силах лететь дальше. Тая и из них вытащила ледяные когти смерти. На коленях, в шкатулке, невесть как оказавшейся у Таи, рядом с золотым кусочком, засияла россыпь рубинов, а Тая летела дальше. Она откуп злой зиме. Значит, она в силах защитить всех, кто умирает от холода, забирая его и…
Шкатулка громким хлопком крышки напомнила о себе.
…и запирая в шкатулке. Её драгоценности – это спасенные жизни. И шкатулку с таким содержимым нельзя отдавать не то, что шантажистам, даже Нике нельзя отдавать такое.
Что-то скрипнуло рядом. Что-то мелькнуло ярким светом за закрытыми и смёрзшимися веками, и торжествующий голос Ильи сказал:
– Карина Валерьевна, на вашем месте я бы не пытался этого делать! Руки прочь от госпожи Подо́синовой!
– Она все равно труп! – заорал кто-то истерично. Звуки нарастали: шорохи, шумы борьбы, стоны, проклятья.
Тая заставляла себя вынырнуть из черного леса, полного смерти и умирающих огоньков, в реальность. В рот, через с болью просунутую между смерзшихся губ соломинку, потекло что-то ужасающе горячее.
– Вам что-то неясно? – кажется, это был голос уже не Ильи, а Владимира. – Вы задержаны за попытку убийства Таисии Саввовны Подосиновой.
Шкатулка в Таиных руках замигала, как мираж, и исчезла. Обман. Даже тут обман. Все драгоценности ей всего лишь примнились. Она все же бредила.
Нагой Илья, накинув на плечи шубу, которую ему бросил незнакомый Тае мужчина, подхватил её на руки и почти бегом понесся прочь:
– Тая, держись, скоро будет тепло.
Он буквально обжигал Таю своим теплом. Хотелось орать от боли, только нельзя. Рот смерзся, да и Илье и так дурно, зачем его пугать еще больше. Это не Гордей, который привык с Таей ко всему.
– Ну и забилась же ты глубоко в лес, осень моя…
Она еле смогла разлепить губы, чувствуя соленый жар на языке:
– Гордей…
Илья на миг закатил глаза и поправил её:
– Илья.
Тая закрыла глаза, сберегая силы:
– Гордей… Был… прав… Хорошо, что я… не пошла в лес… одна…
– А, это да. Против этого сложно спорить. Было бы у меня право настаивать – ты бы вообще в этот лес не пошла.
– Хочу осень… Хочу тепло. И золото листьев. И бабье лето. И дождик…
– Так это только от тебя зависит. Ты осень. Ты и зима. Ты мое предзимье, Тая. Как хочешь, так и будет.
– А шкатулка – обман.
– Ну и хрен с ней, Тая! Вот было бы еще нужно за бриллианты жизнь свою отдавать…
– Обидно, – призналась Тая, теряя сознание. Все же Илья обжигающе горячий.






