Текст книги "Предзимье. Осень+зима (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лаас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)

Глава семнадцатая, в которой что-то заканчивается, а что-то начинается вновь

Голова болела. Остального тела пока еще не было. Что-то теплое текло по виску и пыталось затечь в ухо.

Перед глазами все расплывалось. Яркий свет вокруг, мешающий что-то разглядеть, блуждающие пятна синего и красного – судя по всему, водитель не стал отключать «люстру» на санмобиле, черное небо где-то высоко, суетящиеся люди вокруг… Таю на носилках обложили теплыми грелками, укутали в термоодеяло, в вену воткнули капельницу с чем-то обжигающе горячим. Она же так сгорит… Или растает. Впрочем, нет. Теперь она точно не растает. У неё впереди длинная и счастливая жизнь.

– Никакой косы! – Чьи-то пальцы споро расплетали её волосы. Кажется, это Илья, во всяком случае голос точно его. Повернуть голову вбок, чтобы увидеть его, она не могла. – Точно, через мой труп!

Пальцы Ильи скользнули по виску и теплый ручеек остановился. Мысли в Таиной голове текли вяло – это насколько ему тяжко от холода и интоксикации алюминием, если кровотечение смог остановить только сейчас. Откуда у неё рана на виске, она подумает потом. Впрочем, ясно. Илья все же замерз, а он же пресмыкающееся, он зависит от окружающей температуры. Он потому и чуть-чуть опоздал с приходом помощи. Хотелось ругаться на саму себя: «Тая! Ты кого вообще в лес потащила!» Он бы тут и лег в морозы, становясь красивой статуей имени себя, теплолюбивого. Причем сразу с позолотой. Она самого неподходящего защитника выбрала.

Илья наклонился к Тае, возникая перед её глазами:

– Прости. И ничего не бойся!

Он резко вырос в её глазах – в буквальном смысле. Он встал, становясь великаном – со зрением у Таи пока еще бардак.

– В патологию магмодов, – скомандовал Илья. – Её там уже ждут.

Вот же гад… Чешуйчатый. В сердце неприятно кольнула привычная подозрительность.

Небо перед Таиными глазами полетело прочь. Носилки с ней вкатили в пропахшее дезинфектантами нутро «Скорой».

Кто-то попытался настоять:

– Ваше превосходительство, вам тоже требуется медицинская помощь!

Двери с грохотом закрылись, заглушая слова Ильи про что-то там «отвалятся и снова отрастут!». Вариантов, что может отвалиться, у Таи было слишком много, и она попыталась внести свою лепту:

– Илью… Тоже… На… – договорить ей не дали – медсестра прямо в капельницу что-то вколола. Лекарство кипятком прошлось по вене, погружая сон. Правильно: скоро начнет возвращаться чувствительность, и болевой шок никому не нужен. И все же надо было настоять, чтобы Илью тоже госпитализировали. Только у пациентов «Скорой» мало прав, лишь одно – подчиняться врачам и жить. Или это два права? Или обязанности? Мысли путались – Тая уплывала в сумбурный сон. Тут чего только не было. Илья. Карина. Ника. Тающие в руках драгоценные камни. Оказывающийся в патологии магмодов Орлов. Она, запертая там же – за погибших на поле полицейских. Все же привычка скрывать свой дар и не доверять никому, кроме Гордея, сильно въелась в неё. Даша. Сумароков, который, быть может, станет просто Романом для неё. Змейки. Игнатьев. Снова Илья…

…Ярко светило солнце, как будто и не конец октября. Густо пахло дымом – где-то сжигали опавшую листву. Деревья стояли уже голые, и их ветви черными уверенными штрихами расчерчивали голубое небо над Таей. Вдоль тротуаров ветер гнал осеннее резное золото. Тепло заканчивалось. Через неделю упадет снег и скует холодом земли, а пока можно радоваться, сидя на скамейке запрокинув голову. Рядом стоял унылой каланчой Илья Андреевич в гимназической форме. Солнце безжалостно высвечивало алым его оттопыренные уши.

– Amanita phalloides… Я бы хотел сказать вам…

Заорала, надрываясь, Даша, врываясь в Таино прощание с небом и осенью:

– Грибочек! Иди к нам! И Илью Андреевича тащи с собой!

Они с девочками весело пускали огромные мыльные пузыри – Костя, один из гимназистов, вчера открыл дар. Он оказался стихийник и теперь то ли выпендривался перед девочками, то ли тренировался.

– Илья! – это уже заорал Игнатьев, он совершенно невоспитанно сжал в своих объятьях Карину, а ей это нравилось. Игнатьев – первый красавчик в Змеегорске.

Медленно подметающий тротуар дворник, в косоворотке и длинном белом фартуке поверх черных бесформенных штанов, с укором смотрел на все это, но пускать в ход метлу еще не решался. Слишком влиятельная тут собралась молодежь.

Игнатьев продолжил орать:

– Смотри, как это делается! – Он смачно поцеловал Карину в губы. Даша охнула и кинулась к Карине, Ника глупо засмеялась, Женя зардела, как маков цвет. – Учись, пока я рядом!

Тая вскочила со скамейки, Илья подался к ней и… Уплывающая в новый сон Тая помнила, чем все тогда закончилось. Вслед за Кариной, перепуганная пятнадцатилетняя Тая отвесит пощечину парню, а потом сбежит прочь под странные, издевательские слова: «Я же вас люблю!»

Новый сон приближался запахом грозы и грохотом орудий. Пахло кисло и горько. Этот сон Тая не хотела бы вспоминать. Её стали перекладывать, что-то с неё снимать, что-то делать с безропотным телом, и Тая на миг очнулась, глядя как два призрака в белом обсуждают её обморожения и маркером рисуют границы… Потом снова пришла тьма.

Сколько так продолжалось, Тая не знала. Её пичкали успокоительными дня два, пока окончательно не убедились, что Снегурочкам холод не страшен. В этот раз обошлось без обморожений, некротомии, пересадок кожи и прочей мединской хрени… Тая поздно вспомнила, что она больше не ругается.

Сонливость медленно спадала с неё, заставляя оглядываться. Венозный катетер в правой руке. Прищепка пульсоксиметра на пальце. Пищащие приборы – Тая не стала срывать датчики, не мешая врачам и медсестрам выполнять свою работу. Выцветшая больничная сорочка – мужская, потому что магмоды сплошь парни. Небольшая палата, оборудованная с учетом буйных пациентов. Глазок камеры под потолком, прочная дверь с серебрением, намертво прикрученная к полу пустая тумбочка. Таю никто не навещал. Болью накатило осознание, что она тут никому не нужна. Илья не сдержал своего слова? Он не защитил её? Или её предали, сдавая сюда? Шкатулка же была обманом… Дурман успокоительных мешал трезво мыслить.

Воняло цветочным запашком из санузла, перекрывая вечный «аромат» больницы.

Тая резко села в кровати и замерла, рассматривая свои пальцы. Они были белые, почти мраморные, но ни подвижность, ни чувствительность не были потеряны. Обошлось совсем без потерь. Тогда какого че… Зачем тогда её тут держат? На неё накатило. Даже руки затряслись. Так бывало у парней после тяжелого боя. Шилов говорил, что это подсознание выдавало запертые и запрещенные к обдумыванию мысли, выплескивая их разом в реальность. Тая с трудом вспомнила слова Белкина. Обследование. Точно. Её тут заперли ради обследования. Потом можно будет собрать свои вещи… И… куда? В мыслях была пустота. Она вдруг поняла, что тринадцать лет бегала от холода, боялась его, отодвигала мысли о жизни, смирившись со смертью, и вот.

Рубеж пройден, рубеж оказался не столь страшен, как она себе представляла, она взяла высоту, а за ней пустота. Пустота жизни, о которой Тая никогда не задумывалась. И еще это чертово отделение патологии! Выйдет ли она отсюда? Тая сглотнула – вырвется, если будет надо. Она уже разок прошла через все шлюзы и двери, сделает это и снова. Надо просто успокоиться. Приборы пищали, выдавая Таю с головой – пульс зашкаливал.

Надо просто продышать случайный приступ паники. Она прошла свое самое страшное испытание. Теперь ничего страшного её не ждет. Зря она так подумала – вторая волна накрыла её с головой ледяным комом в животе.

Что теперь? Разберется с госпитализацией, с подругами-неподругами, точнее с ними все решит Илья, а она?.. Что ей делать дальше? Куда ей потом идти? После обследования. Тут у неё даже дома нет. И друзей, кажется, тоже. Она сейчас даже не знала, одна ли Карина была в лесу, и что задумала Ника, и Женя опять же… Кот вернется в столицу, Гордей тоже. Илья… Он теперь не прикован к городу, он может принять предложение Сумарокова. Для него это огромный прыжок в карьере. А Тая? Что делать ей? Тут пустота. В столице тоже. Ни дома, ни службы, ни друзей, лишь знакомые. После того, что случилось вчера ночью… Или позавчера? Или даже позапозавчера… Неважно. После случившегося странно возвращаться в столицу и работать простой медсестрой. Но восстановиться на учебу в Александродаре она тоже не может: шкатулка – фикция, работа её воспаленного мозга.

Пульсоксиметр спал с пальца и скатился по одеялу на пол. Тая этого даже не заметила. Её трясло от пустоты вокруг нее. Так уже было, когда прошло дикое опьянение от осознания – война закончилась. Тогда Тая тоже замерла на перепутье, не зная куда идти. Она справилась четыре года назад. Справится и сейчас. Ну же, Тая, включай мозги – ты не раз видела такое на войне, ты не раз давала пощёчины забившимся в истерике, потому что Шилов и его мозгопромывательный шприц не всегда были под рукой. Соберись. Тебя никто не предавал. Просто Илья замотан и тоже болен. Просто Гордей и Кот в еще худшем состоянии. Дыши. Собирайся силами. Прочь панику. Ты не одна, а если и одна – ты все равно справишься, нет тех гор, что ты не преодолеешь. У тебя много возможностей. Гордей же просил начать думать о новой жизни. Так соберись и думай!

Она сжала руки в кулаки. Стало легче. Она пройдет это глупое обследование и будет жить так, как захочет. Глупо, наверное, сейчас на больную голову думать, но затихающей истерике было все равно. Ей требовалось решение и прямо вот сейчас.

Попроситься Коту в конвой? Её возможности могут пригодиться. Только одно мелкое, зудящее под кожей но. Его будущей жене она всегда будет неприятным напоминанием того, что между Таей и Павлом не случилось. Не вариант.

Попроситься к Гордею? Только она не следователь от слова вообще. Она ничего не понимает в расследованиях.

Предложиться кому-то в род? А как выбрать этот самый нужный княжеский род? Чтобы было безопасно прежде всего для самой себя. Сумарокова попросить? Тогда проще подать заявление на службу в опричных землях. Вариант. Или нет?

Дверь палаты открылась, и влетела медсестра, что-то быстро вкатившая Тае в катетер на локте. Сразу стало легче и воздушнее. Пустота отступила, и звуки снова стали пробиваться к Тае. Шилов все же прав – сколько не бегай от проблем, а подсознание не обманешь – оно накатит, когда не ждешь, и шибанет так, что мало не покажется.

Второй раз она пришла в себя вечером – горели под потолком яркие лампы, пищали приборы, пахло едой. За окном была темень – Тая, сев в кровати, обернулась, чтобы убедиться, что на окнах стоят решетки. А еще на подоконнике лежали цветы. Её навещали, хоть Тая этого и не помнила. Владимир или Илья? Больше навещать её некому. Хотя еще могла быть Ника. Или Женя.

Тая подалась к тумбочке и открыла её – там обнаружился пакет с её вещами. Владимир. К неё забегал Владимир.

– И вот стоило, Тая, устраивать истерику?

Зато результатом истерики был четкий план – она попросит Сумарокова взять её на службу. Быть просто медсестрой Тая больше не может. Она первым делом выудила из пакета походник и присвистнула от количества пропущенных сообщений.

Несколько сообщений с незнакомого номера – видимо, это Сумароков сдался и дал свой телефон Даше на время. Сообщения от Жени, от Ники, от Альбины… Не было сообщений от Кота и Гордея, значит, им по-прежнему хуже, чем ей.

Последним она открыла сообщения от Ильи. Он писал не отдельными фразами, но и не письмо в привычном смысле слова.

«Карина Измайлова призналась, что собиралась забрать твои драгоценности Снегурочки. Её якобы шантажировала Ольга Прокофьева – обещала рассказать об их финансовом крахе мужу. Прокофьеву так и не нашли на перроне. Скидывать все на мертвеца довольно удобно. Прокофьевой терять было больше, чем Измайловой: разводов нет, муж терпел бы Карину Валерьевну, а Ольга Прокофьева могла потерять жениха и семью, которая бы отказалась от неё. Орлова пока все отрицает, но она вовлечена в происходящее – она не беременна. Следим за ней. Скорее всего она в сговоре с Измайловой.»

Тая нахмурилась: как Илья понял, что Ника не беременна? Его знаменитое инфравидение? Инфракрасное тепловидение не применяется в акушерстве – есть более точные методы обследований, но это не значит, что Илья не видит яркое тепло от плаценты – это же крупный узел кровоснабжения, он должен сиять в инфракрасном свете. Чума… Ника обманула Таю. И для чего ей нужны деньги? Тая даже ради Святослава бы помогла ей, зачем надо было лгать про беременность. А уж подкидывать амулет Даше…

Она машинально стала пролистывать сообщения дальше.

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

И что Илья там писал? Ошибочные версии? Устаревшие данные? Ладно, наверное, неважно. Он бы не стал удалять что-то серьезное.

«Письмо с требованием денег Дарье Сумароковой направила Карина Измайлова. Я ошибся в Игнатьеве. Он служил в центре «Безопасный город». Он видел запись, где ты оживляла поле. Он об этом сообщил Измайловой, и та написала Сумароковой, прося деньги за молчание. Про гибель полицейских ночью ни Игнатьев, ни Измайлова не знали.»

Тая вздрогнула. А как же тогда дед и его месть? Опять тупик, опять неправильно? Ведь только все пересмотрела, передумала, и вот. Снова ошибка. Точно, к Гордею проситься на службу глупо.

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Савельев, магмод-крот с позывным Динамит, оставляет за собой легко узнаваемый магимпульсный след. На поле убивал полицейских не он. Хотя алиби у него нет.»

Еще и это… Все же… В деле замешаны Зимовские-Подгорные? Тае рычать от бессилия хотелось: как была проста и изящна первая версия случившегося, в которой был однозначно виновен Илья! Все четко и слажено, все на своих местах. Красивая же версия была, а тут снова мрак, как говорит Илья.

Если Вязев стрелял не в змеек и не в магмода-крота, то в кого он вообще стрелял?

«Разумовская утверждает, что хотела найти деньги на исследование отца. Говорит, что от тебя и Сумароковых, загубивших исследование её отца, не убыло бы. Сомнительно. Проверяю иные версии про долги. Екатерина Разумовская была не раз замечена на скачках в Александродаре.»

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Радиостанция, с которой транслировались колыбельные, так и не найдена.»

«Сообщение удалено.»

«Родители Орлова сознались, что все деньги отдали Веронике на взятку для врачей патологии магмодификаций. Они не давали показаний, что Святослав Орлов нестабилен. Их показания подделка, вызов в патологию тоже. Заключение врачей – Орлов стабилен. Закрывать его в патологии не будут.»

Тая обидно рассмеялась – ну надо же, сколько предприимчивости оказалось в Нике. И зачем? Даша же писала, что та гордилась орденами мужа… Почему все так?

«Вероника Орлова вышла замуж за Святослава через две недели знакомства – после того, как стало известно, что его отправляют на фронт.»

Охотница за гробовыми. Ника, оказывается, всего лишь охотница за чужими деньгами. Орлова домой она не ждала, а парень выжил и приперся. Тая умудрилась забыть Дашины слова, что Ника и Орлов жили, как кошка с собакой. Только зачем столько лжи…

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

Походник мигнул экраном, выдавая очередное сообщение.

«Грибочек, я скоро на стены полезу. Как ты там?»

Тая не успела прочитать до конца – Илья заметил, что Тая в молнеграмме и спешно удалил написанное.

«Тая, надеюсь, тебе лучше. Скоро заеду – сообщу новости.»

Тая быстро набрала ответ: «О том, что я не умею выбирать подруг?»

«Я с Игнатьевым тоже отличился, если ты помнишь.»

«Прости за пощечину.»

«Я был безголовый змей. Но целовать я тогда не собирался – я не настолько был отбит. Это была первая попытка признаться в любви. Именно тогда я решил, что безопаснее признаваться в чувствах через отца – тот хотя бы разбирался в людях. Жаль, что я не знал – помолвки принято обсуждать с шестнадцати лет.»

А Тае тогда было всего лишь пятнадцать, но это не остановило деда.

Тая написала Илье: «Жду!» – и отключила походник – в палату заглянула буфетчица, которая привезла ужин. Оказалось, что дверь Таиной палаты не запирается. Она не в ловушке.

Поужинав, Тая оделась в домашнее и пошла навещать Кота и Гордея. Кот отсутствовал в палате – его увезли на обработку ожогов, подсказал рослый санитар. Гордей был в коме. Тае разрешили недолго посидеть в его палате. Он лежал в огромной противоожоговой кровати, зафиксированный, как бабочка у коллекционера – не улетишь и не пошевелишься. Бледный, побритый налысо, весь в мелких узелках зашитых ран, с сеткой пересаженной кожи на многочисленных ожогах, с черными, только-только очищающимися глубокими поражениями мышц, со спицами, торчащими из ног, в паутине трубок, дренажей, катетеров и проводков датчиков. Она никогда не видела Гордея таким… поверженным. Его грудная клетка мерно ходила вверх-вниз по воле аппарата ИВЛ. Пищали приборы, когда сердце замедляло свой бег, и инфузомат сам что-то дополнительно впрыскивал в капельницу. Гордей всегда настаивал, чтобы Тая не смела его навещать в госпиталях. Он не хотел, чтобы она видела его таким. По его мнению, уж лучше спекшимся в доспехах, на носилках, в морге, чем вот так…

Тая осторожно прикоснулась к его пальцам, чуть сжимая их:

– Держись, Зима. Хорошо? Не бросай меня. Я, оказывается, совсем не умею разбираться в людях. Представляешь, Ника как-то умудрилась добиться направления на обследование мужа в патологии. Хотя это не сложно, наверное. В нашем серпентарии в кого не ткни, каждый связан с магкластером. Карина или Ольга через своих родственников легко могли сделать вызов Орлову в патологию. Ника солгала мужу про беременность, наверное, уговорив сбежать в Китай вместе – только его тут заперли бы в отделении из-за подделанных показаний. Не было бы для него никакого Китая. Он задержался бы тут, давая Нике время для побега… Не понимаю, как Ника хотела заполучить его деньги и драгоценности, но это неважно. Важно то, что Орлов сразу же попался нашему колыбельщику. А колыбельщик, между прочим, не брезгует воровством. Ему самому деньги, видимо, нужны. Почему Ника не сообщала в полицию о пропаже Орлова, я так и не поняла. Может, боялась, что тогда не получит деньги.

Пальцы Гордея в её ладони чуть дернулись. Тае хотелось верить, что это не случайность, что он слышит её даже под успокоительными.

– Чума на Орловых… Главное не это. Главное – я сходила в лес.

Пальцы Гордея отчетливо дрогнули.

– Не беспокойся, все хорошо. Я справилась – мне помог Илья. Хотя шкатулка с драгоценностями – ложь. Немного обидно – я годами боялась леса. И даже это не главное. Главное то, что ты просто обязан поправиться. Я решила, что больше не хочу быть медсестрой, мне надо искать себя. Выздоравливай. Ты мне нужен, Гордей.

Что-то щелкнуло в палате, перекрывая звуки приборов, а потом зазвучало из динамиков:

– Дили-дили-дон,

Ты проверил двери?

Слышишь похоронный звон?

Прощайся поскорее!..

Часть 3. Сбежать из Змеегорска. – Дили-дили-дон!

Глава первая, в которой в патологию приходит Илья

Твой жребий предрешен!

Как сладок вечный сон —

Тебя заждался он! Прощайся поскорее! – убаюкивающе журчала песенка из динамика под потолком. Ему с небольшим опозданием вторили динамики с других этажей, превращая колыбельную в многоголосье. Было слышно, как в коридоре с тихим шорохом кто-то упал. И явно не один. Там медсестры, там санитары, там уборщицы, там охрана… А еще есть ординаторская с дежурным доктором. И пациенты. Представить, сколько всего человек в больнице, было трудно. Много. И каждый сейчас в опасности.

Пальцы Гордея вздрогнули в Таиной руке и расслабились. На экране ЭЭГ тета-активность сменилась почти ровными прямыми. Гордей соскользнул в терминальную фазу комы. Только не это!

Вечная привычка смотреть, куда падаешь, и не валиться на стерильный стол, удержала Таю на тонкой грани между явью и сном. Колыбельная вгрызалась в мозг, заставляя закрывать глаза и расслабляться, только этого делать нельзя: нельзя падать на противоожоговую кровать – Гордею и так досталось. Ему только новой травмы и новой боли для полного счастья не хватает.

Голову неудержимо тянуло вниз. Даже взгляд не поднять. В мыслях нарастала муть. Еще чуть-чуть и будет поздно. Тая собралась силами и, не глядя, заморозила камеру и динамик, тут же взрывая их. Обломки упали на пол, часть больно вспорола Таину кожу, даже Гордею досталось. Чума! Но хладноломкость металлов все же вещь! Блаженная тишина чуть не нокаутировала Таю. Нельзя расслабляться. Расслабишься, на секунду потеряешь контроль, и придет смерть, и ладно бы за тобой!

Что колыбельщику нужно тут, в патологии магмодов?! И сюда ли он… Она придет.

До судорог цепляясь пальцами за высокий борт кровати, Тая все же не удержалась и соскользнула со стула на пол. Колыбельная, глухо доносящаяся из коридора, продолжала укутывать её сонными петлями, утягивая в омут сна. Нельзя!

– Со… бе… рись… – попыталась приказать самой себе Тая. Руки подогнулись, и Тая блаженно расплылась по полу. Еще никогда у неё не было столь мягкой подушки для сна. – Со… бе… рись…

Тут колыбельщик, тут из магмодов Орлов и пара его друзей. Они не заслужили смерти. Их надо защитить. Кто там недавно решил, что медицинская стезя больше не её? Двигай!

Слова песни исподтишка вибрациями пола продолжали пробираться в Таю. Она еле села, прислоняясь боком к теплому боку кровати, и трясущимися руками достала походник. Веки то и дело сами по себе смыкались. Перед глазами все сонно текло.

Ей надо предупредить Илью! Он должен вот-вот сюда приехать. Ему нельзя… Да, он не заснет, но он явно не готов столкнуться нос к носу со своей матушкой. Нельзя! Это просто не по-человечески… Зачем она сюда пришла…

«Не приезжай!» – с трудом набрала она, палец неловко соскользнул, добавляя к сообщению кучу ненужных вопросительных знаков. Плевать! Илья и так поймет. Главное успеть нажать «отправить». Добавить что-то еще Тая была не в силах. Ей надо двигаться дальше. Ей надо выбраться в коридор. Кто его знает, может, мамаше-змее не хватит сил магмодов. Может, она нацелится и на Гордея. Он не магмод, но все же оборотень. Только зачем все это Зимовской? Вот кому-то со свекровью не повезет…

«Илья и так поймет», – как мантру повторяла Тая про себя.

Чертово веретено! Откуда оно опять возникло?! Неужели Илья не уничтожил Таино веретено, созданное после аварии?! Ну почему она болтала с Ильей о чем угодно, кроме ритуала после аварии… Она знала ответ – ей было стыдно. Потому она и не вспоминала при нем ритуал с веретеном. Ей было больно ворошить свои воспоминания о деде, и вот результат! У мамаши Ильи снова есть веретено. В мозгах, где-то за пределами здравых мыслей вдруг проскользнуло то самое, первое веретено. Оно-то откуда взялось? Дед не был магом… Он не магмод. На тот момент сами модификации были только записями на бумагах.

Колыбельная вгрызалась в Таю, мешая связно думать.

– Не спа… Не спать! – уговаривала себя вслух Тая.

Не спать… Вцепиться в край кровати, подтянуться вверх, убедиться, что за Гордея исправно дышит аппарат – ему колыбельная не мешает работать, найти глазами стол с перевязочными материалами. Турунда из ваты – так себе замена берушам, но хоть что-то. Колыбельная смолкла в ушах, но все равно проникала в Таю вибрацией воздуха. Кости предательски резонировали, заставляя колыбельную звучать в Таиной голове.

Шатаясь, как медведь после зимней спячки, Тая направилась в коридор, забыв про телефон. Он так и остался на полу, загоравшимся экраном выдавая приходящие сообщения. Не до того. Потом. Она объяснит все потом. У колыбельной же есть предел действия, кто-то заметит, кто-то услышит, сюда пришлют полицию, охрану, войска, магов, кого-нибудь. Главное, чтобы это был не Илья. Ему не стоит сталкиваться со своими обезумевшими родственничками.

Тая вцепилась в дверь, чтобы не упасть, и тут же пожалела об этом – колыбельная вцепилась в нее, сонной вибрацией погружая в сон. Тая сползла на пол. Глаза сами закрылись, как будто на них положили могильную плиту. Дверь скрипнула, открываясь, и колыбельная стала громче – она продолжала литься из динамиков.

Пол был такой удобный. На нем так и хотелось лежать и видеть сны. В нос ворвались ненавистные ароматы хлорки, с которой тут мыли полы. Руки заледенели – в патологии отопление еще не включили. Именно холод отрезвил. Хватит! В лесу намерзлась. Тут мерзнуть она не собиралась.

Тая, прошипев ругательства, попыталась встать. Пол льнул, уговаривая остаться. Колыбельная бушевала в теле, расслабляя мышцы. Тая оперлась на руки и попыталась сесть. Руки оказались ломкими – они предательски согнулись в локтях, снова заваливая Таю на пол. Голова зазвенела, столкнувшись с мрамором. Гематома обеспечена.

– Чу… ма…

Перед глазами все двоилось и плыло. Тая, чувствуя себя мошкой, застрявшей в густой смоле нереальности, рвалась прочь из сна, где её ждали Илья и Даша. Нельзя! Она, понимая, что уже не сможет сесть, по полу пустила лед, стараясь не задевать странные дрожащие в сонном тумане белые горы на полу – упавших медбратьев и врачей. Лед рванул по стенам, взрывая динамики вместе с камерами и глуша колыбельную.

Навалившаяся на Таю тишина чуть снова не отправила её в сон. Она распласталась на полу, обнимая его. Хотя бы чуть-чуть, хоть капельку сна. Это была её давняя мечта еще со времен войны. Висок холодил мрамор пола. В носу все свербело от противных запашков больницы. В голове набатом стучало сердце, накачивая мозги адреналином. Стресс придет или страхом, заставляя бежать, или оцепенением, так учили в институте. Бей или беги. А нет, не оцепенением – злостью и боем. Точно, в институте ей не восстановиться – знания не те.

Бей или беги – правило адреналина. Она будет бить – это её выбор. Только сейчас чуть-чуть полежит и соберется с мыслями. Она же смотрела видео, которое ей дал Гордей. Сколько там действовала колыбельная? Вспомнить бы. Илья довез её тогда до больницы, потом доехал до конечной автобусов, потом походил на улице и поорал в небеса, потом медленно поехал к дому. Сколько это по времени? Десять минут, пятнадцать, двадцать? Тая не помнила. Точно не двадцать – Гордей тогда же пирожки жарил. Знала бы она еще, сколько пирожки жарятся на сковороде! Будем считать, минут пятнадцать. Ей надо продержаться минут пятнадцать, и проснется охрана. Вместе они справятся с любой змеей, даже подколодной. Только кто защитит людей на других этажах?

«Чума, что ж у тебя все так не продумано, Тая!»

Сонная муть медленно расслабляла свою хватку – колыбельная еще мурлыкала где-то глубоко легкой вибрацией, пробираясь с других этажей. Надо встать, так власть колыбельной будет меньше. Тая сперва села, потом нашла в себе силы и, цепляясь за стену и ломая ногти, встала – она заметила каталку в коридоре, на которой кто-то лежал. Борта каталки не были подняты, санитары валялись в отключке, и больной, если начнет шевелиться во сне, может упасть, а это совсем не дело.

Надо шевелиться и самой идти за матушкой Ильи. Только сперва она обезопасит парня на каталке.

Она холод. Она лед. Илья говорил, что боится её. Наверное, он не поймет её, если она разберется с его матерью, но что поделать. Не срасталось у них с Ильей изначально, вот и сейчас не срастётся.

Тая по стеночке, которая сейчас лишь смутно мурлыкала, так что не разобрать ни слова, дошла до каталки, перешагивая через сонные тела. Там, под белой простыней, лежал Кот – бледный, лысый, с множественными шрамами, как чудовище Франкенштейна, с черными пятнами очищающихся ожогов, с уже шелушащейся кожей там, где заживало, родной и знакомый до боли. Свой.

– Эх ты, Сонная красавица… – проворчала Тая, поднимая борта и с трудом катя перед собой каталку в палату, возле которой валялось тело охранника в гвардейской форме. Кажется, скоро кое-кто примерит на себя императорскую корону. Павлу она, наверное, пойдет.

Кот приоткрыл глаза и что-то сказал – Тая ни слова не разобрала. Она рассмеялась, не слыша своего смеха:

– Молчи, рыбка, все равно не слышно…

Его веки, сейчас лишенные ресниц, снова дрогнули, открываясь. Кот что-то снова просипел. Тая опомнилась и вытащила из ушей турунды.

– А… сю… шка… Что… про… ис… хо… дит… – он захлебывался словами, но все равно пытался сказать, слеповато моргая и щурясь.

Тая, открывая дверь в палату Кота и дергая каталку на себя, в последний момент вспомнила, что нехорошо закатывать пациента ногами вперед, и выругалась:

– Твою же мать…

Кот даже нашел в себе силы улыбнуться, когда понял, что его чуть не закатили в палату как покойника.

– Ра… но… хо… ро… нить…

Тая улыбнулась в ответ:

– Точно! Ты еще покрасуешься у нас в горностаевой мантии, Государь! Главное – не спи. Тут где-то ходит колыбельщик. Я вырубила динамики, сейчас закачу тебя в палату и пойду дальше.

– А… сю… шка… Не смей! Ты же…

Разворачивая каталку и вталкивая её в палату, Тая возразила:

– Сейчас не сплю тут только я и ты. Постарайся не заснуть – сейчас ты сам защищаешь себя. Вряд ли ты нужен колыбельщику – ты не магмод, тут куча более вкусных целей. Не спи! Я найду мразь и…

Тая не знала, что «и…», потому легко закончила, отдавая все на волю фантазии Кота:

– …и вернусь!

Он вцепился обожженными пальцами ей в запястье:

– Стой…

Она осторожно, не желая причинить лишней боли, освободила свою руку из его захвата:

– Паша, все будет хорошо. У тебя все будет хорошо. Только не спи! Я справлюсь.

Она пошла прочь – перетащить Кота в кровать она не в силах. Она обезопасила его, как могла. Сейчас закроет дверь, заблокирует ее с пульта, и змейка не прорвется ни к Коту, ни к Гордею, ни к остальным парням.

– А! Сю! Шка! – сипло неслось ей в спину.

Она лишь напомнила в дверях:

– Не спи!

В коридоре все было по-прежнему. Лежали люди, кое-кто даже сменил позу на более удобную, а кто-то благостно пускал пузыри из слюны, журчала под полом колыбельная, таял иней на стенах, лужицами скапливаясь на полу. Колыбельщик так пока и не появился. Нехорошо. Придется идти за ним… За ней самой и искать по этажам.

Знать бы еще, что умеют змейки. Встретится вновь с Ильей – с живого не слезет, пока все не расспросит, что могут и не могут полозы. Если, конечно, Илья с ней еще будет разговаривать. Кто знает, насколько ценятся семейные узы у полозов. Может, там как у корсиканцев вендетта до последней капли крови или еще что-то. Вряд ли Илья её простит за родственников. Чума… И даже не лепра, а все сразу. И ведь не хотела ругаться, но что делать, если жизнь такая.

Ноги подгибались – не от усталости, от продолжавшего исподволь наползать сна. Тая шла рукой держась за стену. Ей нельзя падать. Надо идти и останавливать Зимовских-Подгорных, пока кавалерия опаздывает. По пути она пыталась разбудить хоть кого-то, особенно одетого в форму охраны, но ответом были только стоны и храп. Она замерла возле пульта охраны, где экраны сейчас показывали только тьму. Тая нажала блокировку дверей и задумалась: взять оружие у спящего охранника в больничной форме или нет? Метелица говорил, что с оружием в руках она опасна, тут же добавляя со смехом: «…для самой себя в первую очередь!»