Текст книги "Предзимье. Осень+зима (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лаас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

Глава седьмая, в которой Тая осознает свою ошибку

В воздухе кружились, сверкая на солнце, снежинки. Завораживающее зрелище, только Тае сейчас нельзя отвлекаться и забывать, что она человек. Она заставила себя унять обиду. Надо перестать леденеть.

Разумовская, надо отдать должное её выдержке, напуганной не выглядела: она лишь картинно ладонью закрыла рот, когда «шкафчик» прикрывал её собой от разлетающейся во все стороны ледяной резиновой крошки, а потом, когда все стихло, запретив рукой телохранителю вмешиваться, шагнула из-за его спины к Тае и улыбнулась:

– Не беспокойся, заберу Зимовского. И про приворот твой расскажу. Или что это с ним было за помешательство, от которого лечат в патологии модификаций? И спасибо за то, что ты прелесть какая дурочка. Правду говорят, что на детях гениальных родителей природа отдыхает.

Тая заставила себя игнорировать её слова. Её это все не касается. Касается её лишь то, что Павел и Гордей не должны услышать ту грязь, которую придумала Разумовская. Тая старательно спокойной сказала, стараясь удержать рвущиеся к живым ледяные языки смерти:

– В ваших интересах, госпожа Разумовская, чтобы через полчаса запись о случившемся тут была «утеряна». Иначе придется извиняться и за штафирку, и за ублюдка, причем не передо мной. Вряд ли императору понравится то, как оскорбляют его единокровного брата.

Екатерина Сергеевна апломба не потеряла, лишь переступила через растущий ледяной ручеек:

– Мне? Может, это в твоих интересах, чтобы запись исчезла? Так вот, я этого не допущу. У меня два свидетеля, которые под присягой подтвердят, что я подошла к тебе мирно поговорить, а ты, полукровка нечисти, беспричинно напала на меня. Камера стоит сбоку – записи звуков на ней нет. Прочитать по губам, что говорили мои люди и я, никто не сможет. Зато, что сделала ты, увидят все. Шах и мат?

Тая чуть наклонила голову на бок, понимая какой глубины яму сама себе вырыла. Вот же чума! С Таи, как перхоть, во все стороны посыпался иней. Действительно, прелесть какая дурочка! Её разыграли, как по нотам. Сумароков поди рыдает в сторонке или в припадке рвет и мечет – он разрабатывал хитроумные планы, а Тая из тех, кто сам себя подставляет. Говорил же Кот: молчим и улыбаемся, а мстим тихо и без свидетелей. И Гордей напоминал о том же – и получаса не прошло.

Разумовская недовольно оглядела Таю, словно ища, что же в ней такого, что привлекает мужчин, и не находя ответа:

– Ты хоть знаешь, кто отец твоего будущего ребенка?

Тая заставила себя лучезарно улыбнуться и сказала чистую правду:

– Не имею ни малейшего понятия!

– И на ЭТО клюнул Зимовский… Надо же… – Разумовская невоспитанно ткнула пальцем в шофера: – вызови полицию и составь акт о нападении, а я домой – устала. Пусть полиция приедет к нам – я дам показания о необъяснимой агрессии госпожи Подосиновой.

Она снова снизошла до Таи:

– Попытаешься замять ситуацию, попытаешься попросить помощи Кошкина – пожалеешь. Вечером же кинусь в ноги императрице с просьбой о защите: императорский ублюдок прикрывает преступления своей ночной игрушки. Посмотрим, кто кого. Ты или смирно извинишься передо мной, выплатишь штраф и окажешься в патологии магмодификаций, или вместе с Кошкиным пойдешь на дно.

Чума… Ревнуют Зимовского, а расплачивается… Ладно, можно было пройти мимо и проглотить слова Разумовской. Не вина Зимовского в том, что Тая встает на дыбы стоит только кому-то задеть её друзей. Сама виновата, нечего Зимовского крайним делать.

Разумовская в сопровождении телохранителя, вызванивающего новый автомобиль, направилась в сторону дороги.

Шофер уже звонил в полицию, по кругу обходя автомобиль и оценивая ущерб.

Ошеломленная Тая осталась одна возле калитки. Вокруг все выбелил иней.

Вот умеешь ты, Тая, разговаривать с людьми! Выть хотелось – она не себя подставила. Она Кота подвела. Она бы и раньше не стала просить о помощи Кота или Гордея – теперь надо думать, как это подать им, чтобы они не влезли. А они же влезут! И Гордей, и хуже того, Кот. Надо убедить их не вмешиваться. Отмолчаться не удастся – предупредить их о подставе она обязана.

Надо упокоиться и включить мозги. Все не так страшно, наверное. Разберется сама. В свете нескольких погибших на поле полицейских, возможно, от рук Таи, Разумовская всего лишь мелкая неприятность. Парней от вмешательства Тая постарается удержать, люди не пострадали – можно отделаться штрафом, а не отделением патологии. Штраф, как и ремонт, Тая оплатит сама – деньги в могилу не унесешь. Главное, чтобы хватило её накоплений на эту пафосную гадость… Не хватит – лес ждет её. Все равно от него не отделаться. Но чума, как же было приятно дать отпор! Не проглотить оскорбления, смиряясь, а заставить себя ува… Бояться. Понять бы еще, правильно это или нет. Она нечисть, дед всегда напоминал, что она не способна адекватно оценивать свои поступки и чувства. Она искорежена тьмой и обязана смиряться, чтобы держать себя в узде. И Шилов не раз ей говорил, что она неправильно реагирует. Прав оказался. Тая оглянулась на покрытый толстой коркой льда автомобиль с разломанной задней дверцей. Шилов был прав.

Тая на автомате прошла в дом, стащила кроссовки и скинула пальто, оставаясь только в черных джинсах и черном, безразмерном свитере, усыпанном снежной перхотью. В голове было пусто, только метелью летали обрывки мыслей. Расслабилась. Вернулась домой, где всё знакомо, и забыла, что про магию нужно не только молчать, но и скрывать её.

Тая помыла на кухне руки и умылась. Вода в холодном кране почему-то была обжигающе горячей. Наверное, коммунальные службы ошиблись. Тая долго вытирала полотенцем руки, потом включила чайник, достала походник и заставила себя думать. Сперва надо позвонить Гордею и признаться, что и четверти часа не прошло, а она уже влипла в неприятности. Или лучше сразу связаться с Павлом? Он же сейчас отвечает за безопасность, ему могут доложить о том, что натворила Тая, и он влезет не разбираясь, как говорил Гордей. Чума, что делать? Кот или Гордей? Кому признаться первой? Гордей не погладит по головке, когда узнает, что она не сообщила ему о случившемся. Он предупреждал, что Кот вспыльчив, когда дело касается Таи. Она вздохнула, призналась самой себе, что сглупила, и набрала номер Гордея. А потом номер Кошкина. Оба не отвечали. Что ж, она позвонит им позже. Сколько, интересно, стоят шины и задняя дверца автомобиля Разумовских?

Тая полезла в шкаф за кружкой.

Надо согреться.

В голове царила метель, путая все мысли. Успеть бы за шкатулкой с драгоценностями. Она точно лишней не будет. Шкатулка сейчас – выход.

С громким, оглушающим щелчком отключился чайник, заставляя Таю вздрагивать – она так и замерла с пустой кружкой для кофе в руках. Так, только не это. Ей нельзя леденеть. Для начала она выпьет кофе, согреется и соберется с мыслями.

Кружка.

Банка кофе.

Сахарница.

Булькающий жаркий чайник.

Не отвлекаться и не забываться.

Стучащая об стенки кружки ложечка. Всегда кривящийся при этот дедушка – Таины манеры оставляют желать лучшего.

Горячий, обжигающий пищевод первый глоток. И оживающие мысли. У неё много проблем. Ей надо думать, а не леденеть. У неё этот дурацкий сломанный автомобиль, подставленный под удар Кот, поле с погибшими полицейскими, которым по-хорошему надо выплатить компенсацию… Тьфу, не погибшим полицейским. Их семьям Тая задолжала – это она разбудила чудовище и не удержала в узде, чтобы там Гордей не говорил вместе с Зимовским. Зимовский, в конце-то концов! И Гордей. Что такого он узнал утром, что полностью оправдало Зимовского в его глазах? Ну, почти полностью.

Глоток за глотком, чтобы ожить.

Телефон, оставленный на кухонной столешнице, зазвонил сам, опять заставляя Таю вздрагивать.

Даша.

Это было неожиданно.

Тая сглотнула и заставила себя взять трубку.

– Слушаю.

По стенам пополз иней.

Ураган по имени Даша обрушился на Таю:

– Подосиновик, не бери в голову! Эту дуру Разумовскую я навсегда заблокировала во всех соо молнеграмма – будет она еще мне всякую дрянь про моих подруг писать!

Таины мысли не успевали за Дашей:

– Даша… Ты админ сообществ в молнеграмме?

Может, это все же она стояла за той фотографией со шнурком?

Даша возмутилась:

– Вот еще! Надо мне это… Просто я знаю нужных людей. Только и всего. Было бы быстрее, если бы Сумароков мне ответил, но этот… Этот… Этот невозможный мужчина отключает телефон на совещаниях. Вот же… Ничего, он потом еще пожалеет, что был нужен, а на помощь не пришел.

– А откуда у тебя паутинка?

Даша на миг замолчала, а потом снова затараторила:

– Не бери в голову. Я чуть-чуть посидела в бесплатной раздаче. И вообще, посмотри на это с другой стороны – не нарушь я глупые запреты Сумарокова, как бы я пришла к тебе на помощь? Ну подумаешь, посидела в молнеграмме – никто государственные тайны из меня не выпытывал. Ты не переживай – никто не поверит в бредни Разумовской, что ты напала на нее. А кто поверит в эту чушь – пусть пеняет на себя, или я не Сумарокова.

– Даша… – вклиниться в Дашину речь было невозможно.

– Ты главное не волнуйся, хорошо? Тебе нельзя. В твоем положении…

– Каком положении?! Даша…

Та мстительно прошипела:

– Так… Я и этих заблокирую! Ишь, слухи распускают, что ты беременна. Ну и что какой-то Мете… Тая, сделай вид, что ты не слышала, хорошо?

– Это еще почему?

– Потому что я не хочу, чтобы ты переживала об этом гаде. Он того не стоит.

Тая не поняла, почему у нее потекли слезы:

– Дашка, Гордей – мой друг. Паша – мой друг. Я не беременна. И если у парней кто-то есть, то я только рада за них.

Сказать про то, что витамины покупались для Ники, Тая не могла. Не её же секрет.

Даша снова набирала темп в трубке, словно могла не успеть что-то сказать:

– Фух! У меня гора с плеч упала. Ладно, Кошкин и Метелица пусть живут. Но… Тая, ты бы могла быть со мной чуть откровеннее. Я с тобой восемнадцать лет дружу, а только сейчас узнаю, что твой Кот – это тот самый Кошкин! У Кошкина зуб на моего Сумарокова. Они друг друга терпеть не могут, если честно. Что-то там из-за войны, Сумароков смолчать как-то не смог, с тех пор и… Хотя зачем тебе это… А про Снегурочку вообще молчу…

– Я не могла…

– А про предложение Зимовского ты тоже не могла, да?!

Тая рассмеялась:

– Даша, он мне шнурок завязывал, только и всего.

Странно, что Даша спросила об этом. Притворяется или, действительно, не в курсе? Даша громко и протяжно вздохнула:

– И почему у тебя вечно все не то, чем кажется, но влипаешь ты при этом по-крупному?! И не бери в голову – и с этими гадами разберусь! Сумароков еще пожалеет, что запретил мне сидеть в раздаче паутинки! Тут прям заговоры против тебя плетутся, а он ни сном, ни духом не знает! Так… Прости, мне надо идти – тут скоро обед, я должна быть на нем, как та самая Белкина. Отец сказал: «Делай что хочешь, но чтобы ко мне не лезли!» Не лезли – это он о императрице! Представляешь?! И Сумароков молчит, вот же зараза… Все, целую, бегу, пока-пока!

Тая выключила телефон и замерла. Гордей сказал, что Сумароков должен быть на совещании у императора. А еще он говорил, что там сегодня соберутся все Великие князья. И еще… Он сказал, что Кот снова оказался прав. Чума? Похоже… Чума!

Тая села в кресло, включила походник и влезла в «Словицу», ничего не понимая. В столице красный код – активизировалась оставшаяся после осады германская магоэнергетическая сеть. Прошляпили?! Как! Как такое можно пропустить… И Павел сейчас тут, а должен быть там.

Она листала новость за новостью.

Санкт-Петербург накрыт защитным куполом.

Дополнительный купол развернут над Зимним дворцом.

Просьба сохранять спокойствие, император извещен, работы ведутся. Гладкая успокоительная ложь. Думать о том, что могло случиться на совещании, где должен был присутствовать Сумароков, все Великие князья и император, было страшно.

Во входную дверь кто-то постучался, отвлекая от мрачных мыслей. Наверное, приехала вызванная шофером Разумовской полиция. Как же все не вовремя. Все валится на Таю, как снежный ком, сильнее и сильнее нарастая новыми проблемами. Хотя случившееся в столице – проблема Кота, а не Таи. Её задача – не мешать сейчас Коту.

Тая заставила себя встать, открыть дверь и спокойно поздороваться с Владимиром, который для начала представился:

– Добрый день, титулярный советник Владимир Осипович Рой.

Она напомнила:

– Мы с вами встречались. Вы из-за Разумовской?

Молодой мужчина в черном мундире кивнул:

– Именно. Я могу пройти?

Тая сделала приглашающий жест и направилась на кухню – ей там спокойнее:

– Кофе будете?

– Всенепременно! – энергично согласился Владимир и почему-то принялся её увещевать: – Таисия Саввовна, вы только не переживайте, все будет хорошо!

Она, доставая новую кружку из шкафа, обернулась на Владимира:

– Если это намек на беременность, то зря. Метелица покупал витамины не мне.

Неожиданно разувшийся у дверей и прошедший в кухню Владимир улыбнулся:

– Что вы, даже в мыслях не было думать про вас такие гадости.

Тая указала ему на стул:

– Садитесь, не стойте. Вы весь день из-за службы на ногах. – Она принялась насыпать в кружку кофе и четыре ложки сахара. Она помнила, что он любил сладкий и сливочный напиток. Оставалось надеяться, что у Гордея в холодильнике найдутся сливки. Таины пальцы откровенно подрагивали – она не знала, чего ожидать от Владимира. Разумовская, судя по реакции Даши, с места в карьер рванула со своими обвинениями.

Тот, послушно садясь на стул, слишком серьезно сказал ей:

– Не волнуйтесь, прошу. Я разберусь со сплетнями, не берите в голову. Илья Андреевич предупреждал, что Разумовские станут творить подлости в отношении вас. Он просил меня присмотреть за вами. Виноват, не справился. Пусть Илья Андреевич из-за лечебно-охранительного режима пока не доступен – его запрещают тревожить звонками, но инструкции в отношении вас он оставил заранее. Никто Разумовской не поверит. Илье Андреевичу из-за нее даже камеры во все свои автомобили пришлось устанавливать. Таисия Саввовна, я разберусь с Разумовской, не волнуйтесь. От вас требуется одно – написать на нее заявление, излагая все старательно честно.

Тая достала пачку сливок и, закрыв дверцу холодильника, уперлась в неё лбом.

Зимовский! Опять Зимовский! Вот как можно оставлять инструкции по защите от Разумовской и не подумать, что Тая нуждается в защите от него самого! Как там Даша ругалась на мужа? Невозможный мужчина? Вот Зимовский – невозможный змей.

– Таисия Саввовна, вам плохо?

Она заставила себя выпрямиться, развернуться к Владимиру и улыбнуться:

– Спасибо. Спасибо за заботу. Со мной все хорошо.

Кажется, мужчину она не успокоила. Он мягко сказал:

– Илья Андреевич успел предупредить, что вы жертва языческого ритуала… Он просил вас оберегать и не волновать.

Тая вернулась к приготовлению кофе.

– Держать меня в неведении он тоже просил?

Она налила сперва кипяток в кружку, потом принялась за сливки.

– Нет. Он распорядился, что, если с ним что-то случится, помочь вам в расследовании.

Это было неожиданно. Это не Гордей, который предпочел умолчать.

– Полагаю, его госпитализация попадает под «что-нибудь случится»? – Кружка со стуком опустилась перед Владимиром – Тая все же плохо контролировала себя. – Скажите, столько погибло полицейских на пустыре?

Владимир покосился на Таю, опустившуюся в кресло, но ответил:

– Шестеро. Причины их гибели пока неясны. Всплеска магоэнергии не было. Ни один датчик не сработал. Так бывает, когда воздействует нечисть…

Он как-то странно при этом смотрел на Таю. Она знала, что из нечисти тут только она. Гордей говорил.

– Вязев, перед тем как погибнуть, успел два раза выстрелить – именно на выстрелы среагировал тайный советник Метелица. В кого стрелял Вязев, пока непонятно – не удалось найти следы пуль. Что-то еще, Таисия Саввовна?

Тая вцепилась руками в подлокотники кресла. Шесть человек. Из-за нее. Хоть Гордей и Зимовский в это не верят. Шесть человек! Почему?! И если не она это, то кто? В сердце теплом горела вера Гордея в нее. И вера Ильи. Андреевича. Если Гордей не лгал. Он никогда не лжет.

– Таисия Саввовна?

Она заставила себя ожить:

– Со мной все хорошо. Что было на записях той ночи?

Владимир вздохнул:

– Ничего. Только приход Зимовского, его исчезновение, Вязев, рванувший за кем-то в погоне, а потом уже вы и Метелица. Все записи изъяли и отправили в столицу. Тут я ничего помочь не могу.

Ей только нужны деньги. Ей нужна прорва денег.

– Может… – Владимир замер, не зная, что еще сказать.

Тая снова спросила, пока ей хоть кто-то отвечает:

– Фотография с поля, где убили Федорова… Это вы выложили?

Владимир отставил кружку с кофе в сторону:

– Нет. Это наш фотограф. Он сделал фото и продал его новостному каналу. Как фотография оказалась в молнеграмме, я пока не выяснил. Решение по наказанию фотографа будет принято Ильей Андреевичем. Её императорское величество Александра потребовала, чтобы Илья Андреевич выписался из госпиталя – юбилей бывает крайне редко, приезд императрицы еще реже, так что потерпит – перенесет болезнь на ногах. Еще говорят, что вас тоже ожидают.

Тая напомнила:

– У меня траур.

– Увы. На вашем месте я бы занялся поиском подходящего платья – торжество, где ждут Илью Андреевича, Дарью Аристарховну и вас, уже завтра. Не бойтесь, происшествие с Разумовской не дойдет до императрицы. Что-то еще?

– Вы не знаете, сколько приблизительно стоит ремонт той замерзшей пафосной дряни на улице?

– Я думаю, что это вообще не ваши заботы.

Глава восьмая, в которой все плачут

Владимир ушел, старательно уговаривая Таю не волноваться. Он совсем справится. А с чем не справится он, уладит Зимовский. Вот ему быть обязанной не хотелось, да и Тая все же виновата – она напала первой, это факт. Ремонт она оплатит сама. Думать о других новостях, которые сообщил Владимир, было тошно. Шестеро погибших на пустыре. Шестеро. А из нечисти, способной подчинить себе землю, только она. Вряд ли полозы управляют почвой – им подчиняются только металлы. Сейчас даже вера Гордея не спасала Таю. В чем-то он был прав, когда решил умолчать о гибели людей – если в этом точно нет Таиной вины. Но нет ли?

Тая задумчиво замерла у окна кухни, глядя, как близкий лес старательно изображал из себя ласкового щенка – шумел сизыми сосновыми лапами, призывно колыхал высокими травами, росшими на опушке, грибным семейством у самого забора завлекал. Тропинка бежала в лес мимо забора, обещая привычные по детству приключения, когда каждый найденный гриб или полянка с ягодой – уже богатство. Тая и забыла, как ей было хорошо в лесу, как она играла с эхом или бегала в догонялки с солнечными зайчиками. Сердце громко стукнулось в грудную клетку. Им было хорошо вдвоем – лесу и Тае.

А сейчас она его боится, хотя тени попрятались в кустах. Лес безмятежен, и только солнечные лучи копьями пронизывают его, заставляя течь смолу, словно кровь. Тая уперлась лбом в прохладное стекло – снова её в мыслях не туда занесло. Она даже в солнце видит врага.

Ветер снова принялся увещевать Таю. Тут лес не опасен для неё – ему не перешагнуть забор, а сама Тая еще не выжила из ума, чтобы перелезать через него. Можно попытаться… Тая удивилась собственной смелости. Можно попытаться подойти к лесу и поговорить с ним. Пока дурная идея не вылетела из головы, сменяясь привычным страхом, Тая помчалась на улицу – машину Разумовских грузили на эвакуатор. Шофер в ливрее косо посмотрел на Таю, но предпочел промолчать – Владимир, видимо, оказался крайне убедительным.

Еле пробравшись через высокие, ломкие, сухие уже травы, которые заполонили задний двор, Тая замерла у забора – первым делом она проверила его крепость: он был рассчитан на магмодов, так что Таю точно выдержит. Высотой ей по грудь, он был непреодолимым препятствием как для Таи, так и для леса. Она протянула руку к ближайшей сосновой ветви.

– Я пришла. Ты же звал?

Сосновая лапа подалась ей под пальцы, как домашняя ластящаяся кошка, иней потек по зеленым молоденьким иголочкам, одевая их в праздничный наряд. Лес узнал её и хищно рванул к Тае – её больно впечатало в забор. Даже дышать стало трудно – кажется, ребра хрустнули от удара.

– От… пу… сти… – прохрипела Тая – знала же, что лес – враг!

Она умела уже себя защищать. Иней потек из Таи щедрой рекой – по сосновой лапе, убивая её, в лес. Словно рождественская гирлянда он ледяной ленточкой полетел дальше, с одной заиндевевшей сосны на другую. Тая, руками упираясь в металлические прутья забора, оставившие на ней синяки, изо всех сил рвалась на свободу. Прочь от леса! Прочь от ненасытной гадины, впившейся в нее как ядовитая змея.

Иней петлял по соснам, как заяц, он вырывался из Таи, делая её чуть больше живой, чем она была до этого. Из земли, из трав, из грибов понеслись силы, оживляя Таю и прогоняя слабость. Пахнуло летом и счастьем. Она снова, как в детстве, почувствовала себя хозяйкой этих земель. Тут все было её: леса, поля, речки, родники, даже вонючий пруд у заброшенной свинофермы. Дышать стало легче. Безграничное чувство всевластия овладело ею: прикажи она лесу умереть – он бы умер. Лес испуганно подался назад, отпуская Таю. Та, до этого рвущаяся на свободу прочь от забора, навзничь упала на землю и с удивлением увидела голубое небо, яркое, ласковое солнце, клонящиеся к ней душистые травы, которые волновались за неё.

Абсолютное чувство доверия к миру затопило Таю с головы до ног, чувство защищенности, веры в мир, людей и всех живущих под голубым небом тварей.

Силы натянутой струной звенели в Тае. Она потянулась к промзоне, и земля выплюнула из себя две пули – Вязев пытался убить кого-то, прячущегося в травах. Если учесть, что Зимовский в этот момент уже точно боролся с веретеном, то это не он змеем там крался. Все же в деле запутаны его мать или другие родственницы. Гордей прав: единственная вина Зимовского – его согласие принять Таину жизнь. Его могли получить и обманом.

А Вязев не тварь, продавший веретено. Он тоже жертва, как и Тая. Он пытался остановить ритуал. Так ведь?

На солнце набежала тучка. Её тень промчалась по Таиному лицу. Лес снова зашумел – рыжей опадающей хвоей с заиндевевших ветвей улетели прочь из Таи силы.

Земля оказалась холодной. Копчик – отбитым. Травы пыльными и заставляющими чихать.

Лес снова мрачной стеной замер над Таей, как враг.

Она еле села, стряхивая с себя какие-то колючки, ломкие сухие веточки, мелкие семена. Надо признать, она ошибалась. Крупно ошибалась в лесе.

– Я вернусь. Я сейчас все закончу тут… И приду, – сказала Тая в пустоту. Её услышали. Лес зашумел, бросаясь мертвыми иглами.

Тая, чертыхаясь от поднятой с травы пыли, вернулась в дом – бедный свитер уже не спасти. Он был безнадежно забит намертво вцепившимися в Таю колючими семенами.

Забытый на кухне походник уже ругался на последнем издыхании. Тая бросилась к телефону – она надеялась, что это могли звонить Гордей или Павел. Это был незнакомый номер. Тая задумчиво посмотрела на него и решила не перезванивать.

Ожил молнеграмм, выплевывая сообщение за сообщением.

«Привет, это Карина!»

«Я волнуюсь за Нику.»

«Она зачастила к тебе – вот и сейчас едет.»

«Будь к ней внимательнее – она странная последнее время. Хотя бы тем, что дружит с тобой, а про меня забыла.»

«Помнишь же: ты была с Дашкой, я была с Никой, а Женя вечно пыталась быть со всеми и оказывалась всегда в одиночестве.»

«Можешь не отвечать. Даже лучше не отвечай. Просто позаботься о Нике – ей плохо последние дни.»

«Кстати, в твою беременность я не поверила. А Дашка орала, как ненормальная! Она собиралась усыновить или удочерить твое дитя. Забавно, да?»

«Забавно! Солидная замужняя дама в придворном платье, мантии и кокошнике стоит и орет в истерике. Слуги были в полном ауте.»

Тая не сдержала смешка – Даша в своем репертуаре. И как её Сумароков выносит? Вспомнились слова Зимовского о нем. Может, он и не выносит Дашу… Может, глупой историей с феромонами он подставляет её под удар – Таи и Зимовского. Сумароков же должен понимать, что Илья не просит такой подставы.

Походник снова тренькнул.

«Все, больше не беспокою. Не отвечай!»

«Хотя Даше позвони – она волнуется!»

«И о Нике позаботься!»

«Черт, что за внезапная любовь? За тринадцать лет ни одной встречи, а тут уже третья!»

Тая потерла висок – вот еще Карининой ревности ей до кучи не хватало. Да чтоб вас всех! Тая поставила походник на зарядку и проверила на всякий случай новости про Санкт-Петербург. Новость была одна – новостей нет. Тая стащила с себя свитер, бросила его в стиралку и, передергивая плечами – тонкий топ почти не грел, пошла наверх – за новой кофтой. Гордей, якобы не любивший ходить по магазинам, оторвался вчера по полной: купил шесть свитеров для Таи. Хорошо еще, что все разные. Их объединяло одно – полная безразмерность. В них приятно прятаться, как в уютном теплом домике. Тая вспомнила в последний момент: еще же надо лекарства для Ники захватить и написать как, при каких случаях и по стольку таблеток ей принимать.

Ника приехала, когда Тая уже заварила чай и накрыла на стол. В чем-то Карина оказалась права – Ника сама на себя не походила. Она была привычно заплакана, но при этом сильно взволнована: она то и дело теребила платок, хаотично меняла темы в разговоре, бросалась и проверяла молчащий походник, стучала ложечкой о чашку, когда размешивала сахар в чае, поджимала губы, кривилась, словно хотела что-то сказать и боялась. Это она из-за Разумовской?

Тая поняла, что начинать разговор о том, что тревожит Нику, придется самой – то, что тревожило её: лекарства и их прием, – Тая уже обговорила.

– Ты нервничаешь из-за Разумовской? Я адекватна…

Ника нервно хохотнула и тут же замолчала. Она сделала глоток чая и только после этого выдавила из себя, удивляя Таю:

– Она получила то, что заслуживала. Тебя же предупреждали, что она будет кусать и больно. Хотя упечь тебя в патологию магмодификаций – это странно даже для Разумовской. Надеюсь, Зимовский сможет отбиться от неё.

– Тогда что тебя беспокоит? Ты волнуешься из-за слухов о моей беременности?

Ника бледно улыбнулась:

– Прости, что так подставила тебя. Этот Метелица… Он меня не выдаст?

Тая качнула головой:

– Я ему верю, как себе. Кстати, могу я кое-что проверить?

Силы леса еще бродили в Тае.

Ника вздрогнула, но разрешила прикоснуться к своему животу. Очень вовремя лес поделился силами. Тая не стала сдерживать улыбку:

– Мальчик. Хороший. Развивается быстро. Магоодарен. Приблизительно двенадцать недель. Посещать следующее сканирование на беременность в двадцать одну неделю.

Ника обмякла и неожиданно для Таи, которую повело в бок от слабости, разревелась – Тая надеялась, что все же от счастья. Вдруг она девочку хотела? Ника плакала так несчастно, что пришлось Тае брать себя в руки – Нике было хуже. Тая обняла её за плечи и принялась как ребенка наглаживать по голове. Ника рыдала куда-то ей в плечо, вздрагивала и снова рыдала, почему-то шепча: «Прости… Прости… Прости…» Только минут через десять Ника успокоилась и ожила. Тая облегченно села обратно в кресло – ноги её уже не держали.

Ника залпом, невоспитанно, допила чай и все же призналась в том, что её тревожило:

– Я говорила с Женей. Она же почти в таком же положении находится. Хотя им даже хуже – им бежать вчетвером придется. Хотя они и богаче.

Тая вскинулась:

– У тебя проблемы с деньгами?

– Нет… Не совсем… Немного только. Я сняла тут столько могла – просто в городе трудности с наличкой. Из-за отключения паутинки все как с ума сошли, снимая наличность. Дело не в этом… – Она снова замолчала, нервируя Таю.

Тишина нарастала, становясь липкой, ощутимой, но нарушить её Тая не спешила – она не понимала, что не так с Никой. Стало слышно, как за окном ожил лес, отойдя от инея, а на улице перед домом шумели парни-магмоды, что-то яростно обсуждая. Тая надеялась, что не её. Она поджала колени под себя и натянула на них свитер.

– Хотя все же дело немного в деньгах. Или много. Вещи Святослава до сих пор не найдены. Поговорить с ним мне не дают, и что с этим делать, я пока не знаю.

Тая выпрямилась и посмотрела на Нику:

– Там было золото?

– Да, там были мои украшения.

– Тогда не проблема. Я знаю, кто найдет вещи Святослава.

Тая сама удивилась тому, как легко она смирилась с тем, что придется просить Илью. Не для себя – это важно.

Ника внезапно выдавила:

– Но и этого не хватит.

– Не хватит на что?

Ника включила свой походник и показала снимок страницы «Словицы»:

– Это мне Женя показала. Это в Японии. Клиника магомодификаций. Укол, блокирующий магические каналы. Это выход. Это реальный выход – сделать инъекцию малышу после рождения и вернуться на родину, не скитаться по чужбине, не искать свое место, а вернуться домой… Еще можно и Святославу сделать инъекцию, но… Но… Я по-черному завидую Жене – у нее еще есть время, а у меня осталась всего неделя. Через неделю вынесут вердикт по Святославу и… Я до этого момента должна убежать.

Тая честно посмотрела снимок, но ничего, что могло бы настолько расстроить Нику не находила. Правда, в иероглифах она ничего не понимала, как и в переводе рублей в йены. Сейчас с Японией мир, добраться через Китай до неё легко. Главное для Ники – прорваться через границу, но Орлов разведчик. Если он с таким не справится, то грош ему цена.

– Ника… Это же замечательно, нет?

Та отрицательно качнула головой:

– Нет. У меня нет такой суммы. Даже с учетом возвращения вещей Святослава не хватит. Это… В миллионах сумма, Тая. Укол стоит десять миллионов рублей. А укола надо два.

Тая легко поджала плечами:

– Поверь, и это решаемо. Деньги у вас с Орловым будут. Выбирай уже имя для малыша и не волнуйся по мелочам.

Если она думала, что обрадует этим Нику, то ошиблась – та снова разревелась. Тая подскочила к Нике и снова принялась её утешать, уже ничего не понимая. Сейчас-то почему?

Ничего она в беременных не понимает. Выпроводив Нику и написав Карине, чтобы та её встретила и поддержала, Тая осталась дома одна. Гордей обещал пойти с ней в лес. Еще и в интересах Зимовского сходить туда. Она выберется. Она точно вернется из леса, получая свою шкатулку. Никакие косточки не будут греметь в сундуке или как там было в сказке. И все равно страшно. Тая обняла себя за плечи, забившись в кресло. Страшно. Лес темной громадой стоял за окном. Сегодня он был дружелюбен, но будет ли он таким же, когда придут холода?

Время текло медленно. За окном темнело. Походник, как ни заклинай его взглядом, не оживал. Чем занят Кот? Что такого случилось, что даже Гордей не перезванивает? И из столицы никаких новостей. Наверное, это хороший знак. Если бы император погиб на утреннем совещании, колокола бы уже во всю трезвонили. И Даша бы уже позвонила, чтобы ругаться на глупого Сумарокова, допустившего собственную смерть.