Текст книги "Предзимье. Осень+зима (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лаас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Глава четвертая, в которой приезжает Кошкин

Дом Метелицы в поселке магмодов изменился: в гостиной появился новый, удобный диван – видимо, для Таи, на кухне – кресло, в котором она и устроилась с огромной кружкой чая, ароматно пахнущей сосновой смолой. Самый любимый аромат Таи и самый ненавистный при этом – он напоминал о лесе, который её ждет. Мерзкий запашок дезинфектантов пропал – его сменили ароматы еды и цветов. В гостиной красовались, конечно же, розы, красиво собранные в букет опытной рукой флориста, а в вазе на кухонном столе стояли последние полевые цветы – стойкие васильки. А уж как преобразился холодильник! Гордей его забил под завязку едой – сказалось его голодное детство.

Метелица возился у плиты с пирожками: раскатывал тесто ровными кругляшками, клал начинку из тушеной капусты с омлетным яйцом, лепил пирожки – один к одному… У Таи никогда так не получалось. На плите уже скворчало масло и жарились первые пирожки.

Тая лениво листала «Словицу» – Метелице провели в дом проводную паутинку. Если ты тайный советник, то многое становится легко и просто. В голове Таи было пусто. Она как-то еще не отошла от мысли, что Зимовскому было плевать на её безопасность. Он заботился только о своей репутации. Право на свободу выбора, на защиту законами, на неприкосновенность личности для него были пустым звуком.

Тренькнул сигнал о новом письме для Гордея. Тот отвлекся от стряпни и, отряхнув руки от муки, попросил Таю:

– Ну-ка, дай!

Тая отвела в сторону планшет:

– Вот еще. Руки помой сперва!

– Енотик точно! – простонал Гордей, послушно отправившись мыть руки. – Не зря так тебя Кот зовет.

– Но-но! Правила гигиены еще никто не отменял. Хуже того, вот из-за наплевательского отношения к гигиене, Гордей, тебя и не брали ни в один приличный ресторан!

Он, вытирая руки полотенцем, пробухтел:

– Нас, тайных советников, и так неплохо кормят. Отдай, енотик! Это может оказаться очень важно.

Тая протянула ему планшет и принялась греть пальцы о кружку с чаем. Он еще был слишком горячим, чтобы его пить.

Гордей сосредоточенно просмотрел письмо, что-то быстро набрал в ответ и протянул планшет обратно Тае:

– Это тебе! Смотри внимательно – это запись с внутренней камеры автомобиля Зимовского. Рой прислал.

– Кто?

– Титулярный советник Владимир Рой, секретарь Зимовского. Я уже отправил запись на проверку своим – проверят на подделку. Могли и чего вырезать, сама понимаешь.

Тая замерла – камеры в автомобиле Зимовского она не заметила.

– А зачем Зимовскому записывать все, что происходит в его машине?

– Зачем – не знаю, – Гордей потер подбородок. – Знаю – почему. Потому что автомобиль служебный.

Тая внимательно всматривалась в Гордея – значит, записи с поля ей смотреть нельзя, а эти можно? И в чем разница-то? И там, и тут расследование.

– Так ты будешь смотреть?

О загадках Гордея Тая подумает позже.

– Конечно!

Она удобнее пристроила планшет на коленях и включила запись, делая глоток терпкого, горьковатого чая. Он обжигающе скользнул по пищеводу, гарантируя легкий ожог – Тая сама виновата. Её тут же заволокло холодом. Иней потек во все стороны. Впрочем, так даже лучше – не страшно смотреть запись собственного неудачного убийства.

Тая отставила в сторону горячую кружку – на подлокотник кресла. Гордей понятливо поставил её на стол и занялся пирожками дальше.

На экране планшета был пустой салон. Впрочем, недолго. Вот Тая села в машину, вот Зимовский проверил ремень безопасности, вот её глаза стали сами собой закрываться под мурлыканье колыбельной:

– Тут шаталец вылезает,

Деве сердце выгрызает.

Поступь жути нелегка,

Жизнь шатальца коротка…

– Таисия Саввовна? Тая? Да Тая же! – заволновался Зимовский на экране.

Вот автомобиль резко затормозил на повороте к поселку магмодов, и Тая напряглась – сейчас все начнется. Пальцы Зимовского профессионально легли ей на шею, проверяя пульс на сонной артерии. Он думал, что она сразу умрет? А как же тогда нить жизни?

– Тая? Грибочек? Это несмешно… Проснись! – он её даже потряс за плечо. – Мр-р-рак!

Зимовский вздохнул, потер висок, снова проверил пульс, в этот раз на руке, и опять выехал на дорогу. Он довез её до дома, снова попытался разбудить – колыбельная продолжала мурлыкать по радио. Странно, что он так себя вел… Зимовский постучал пальцами по рулю, выругался и поехал дальше. По дороге он то и дело тянул к Тае руку, и тут же одергивал её. Надо признать – выдержка у него отменная. Тая же феромонами воняла, а он даже не пытался к ней прикоснуться, не лапал и не лез с поцелуями, а ведь она отработанный материал для Зимовского – её не стоило жалеть. И все же он не прикоснулся и даже не выкинул её из машины после того, как забрал нить.

Он остановился почему-то перед больничным крылом и замер, снова осматривая Таю.

Колыбельная наконец-то закончилась. В салоне повисла тишина.

– Тая?

Она даже пробормотала что-то ему сквозь сон:

– Отстань… Я устала…

М-да. Кот же говорил, что она болтает во сне. Тая на планшете чуть поменяла позу и счастливо захрапела – вот только этого не хватало!

– Тая! – вновь воззвал к ней Зимовский, крайне растерянный при этом.

Он, что-то решив для себя, медленно поехал к развалинам военного центра. Там он развернулся на кольце, снова затормозил, постоял у обочины, даже вышел из машины и что-то нерадостно покричал в небеса, вернулся обратно в салон и крадучись со скоростью пешехода поехал вниз по холму к промзоне. Золото, а не мужик – выспаться дал! Только вез ее при этом на смертельный ритуал. Он вновь остановился у Таиного дома и осторожно прикоснулся к её плечу:

– Грибочек?..

Тая на записи открыла глаза – её так и не убили. Веретено так и не появилось. Точно – мрак! И как это понимать?!

Метелица, отвлекая Таю от не слишком умных мыслей, поставил перед ней тарелку с первыми пирожками:

– Кушай давай! И напоминаю – ты уже руки мыла.

Она замотала головой, ничего не понимая в поведении Зимовского, отложила планшет в сторону и все равно направилась к раковине.

– Точно енот! – рассмеялся Гордей. – Что увидела на записи?

Тая вытерла руки полотенцем и пробормотала, признаваясь:

– Меня безжалостно не убили. И где тогда я лишилась жизни? Где провели ритуал в этот раз?

Гордей пожал плечами, подхватил с Таиной тарелки пирожок и сказал с набитым ртом:

– Предупреждаю сразу – у меня такой спасительной записи нет.

Он помнил фразу Зимовского, что Тая спала не только в его машине. Гордей боится, что она сейчас будет подозревать всех? И его, и деда, и даже Глашу?

Тая мрачно посмотрела на Гордея, возвращаясь в кресло:

– Тебя я и не подозреваю.

– Зря! – Гордей при этом выглядел крайне серьезно. – Подозревать надо всех.

Тая напомнила, дуя на горячий еще пирожок:

– Я спала под колыбельную только при Зимовском. Тут колыбельная не звучала. Дома – тем более. Забирать тебе мою жизнь не нужно, деду тем более – он был бы жив тогда. Я бы добровольно отдала свою жизнь ему, если бы знала, что веретено сохранилось… Значит одно – запасы моей жизни на веретене остались еще с первого ритуала, а я мнительный ипохондрик, только и всего. Или меня надкусало поле. Или лес высосал силы.

– Зимовский…

Она заставила себя сказать это:

– Ни при чем. Второй раз ритуал с веретеном никто со мной не проводил.

Гордей довольно кивнул:

– Хоть в чем-то мы с тобой сходимся.

– И с Зимовским.

– И с Зимовским.

Тая жадно вцепилась в пирожок, пытаясь уложить в голове новый факт. Зимовский в этот раз ни при чем. Это поле или лес, как она и думала изначально.

Гордей, вернувшись к пирожкам и кладя новую партию в сковороду, пояснил:

– Пока приоритетной является версия, что в деле замешана мать Зимовского или кто-то по женской линии.

– Ты… Отпустишь… Зимовского? – сказать это Тае было сложно. Осознать тем более. Тут где-то ненайденный феромонщик бегает.

Гордей отрицательно мотнул головой:

– Пока он остается в больнице. Я жду его освидетельствования. И в любом случае – требовалось его согласие на ритуал. Значит, он виновен, но немного не в том, в чем я его изначально хотел обвинить. И еще феромонщик. Пока Зимовскому удобнее быть в больнице.

– Ты уже выдвинул обвинение?

– Нет. Пока нет. – Он чуть повернулся к Тае и постучал себя пальцем по виску, марая волосы в муке: – у меня пока в голове впечатления, а не стройная схема преступления. Я. Пока. Думаю.

Ладно, ему виднее, как вести расследование.

– У тебя не будет проблем из-за Зимовского? – спросила Тая.

– Нет. В любом случае это не твои трудности.

– Попросить вмешаться Кота?

Гордей как-то странно напрягся – его в Тайный приказ, основанный во время войны нынешним императором, пристроил как раз Кошкин. Как и Тая, Гордей не знал, куда податься после войны – армия избавилась от него, как от многих других офицеров, словно они были ненужной пеной в кипящем котле нового мира. Его война прожевала и выплюнула за ненадобностью, оставляя в качестве утешения чин и награды. Ни дома, ни семьи у Гордея не осталось – все забрала война.

– Нет, спасибо, но не надо, – все же выдавил из себя Гордей. – Справлюсь.

Тая пожала плечами – это не её проблемы. Гордей знает, что делает. Она тоже в свое время отказалась от предложенного Котом возвращения в институт – принять от него крупную денежную сумму она не могла даже в качестве подарка. Ей хватило ордена святой Анны. Тая постарается заработать на учебу сама, хотя это становилось все сложнее и сложнее – жизнь в столице сжирала её накопления. С каждым годом, когда Тая говорила себе, что пока не может восстановиться в институте, теоретические знания в её голове таяли, и скоро она совсем не сможет вернуться – забудет и последнее, а денег на репетиторов у неё тоже нет. Она сама штудировала учебники третьего курса по ночам, отбирая время у сна. Только деду она не говорила об этом – хотелось хвастаться уже восстановлением в институте, а не бессонными ночами по причине собственной забывчивости.

– А у Кота проблем из-за задержания Зимовского не будет?

Гордей развернулся и улыбнулся, как-то вот совсем странно:

– Надеюсь, что нет. – Он оперся спиной на кухонную столешницу и вытер руки полотенцем, не особо удачно. – Люди Зимовского профессионалы. Они не будут мелко мстить за задержание начальства, тем более что сообщено им только одно – он в больнице после неудачной операции в заброшенном цеху.

– Неудачной? – удивилась Тая. Как-то вот такой формулировки она не ожидала. Зимовского взяли на горячем, как и Вязева.

– Именно неудачной.

– И объяснять ты не будешь?

Метелица отрицательно качнул головой:

– Тая, я не имею права. Ешь лучше пирожки, а?

Она фыркнула:

– Умеешь ты эффектно затыкать рот.

Он поставил перед ней тарелку с новой порцией пирожков, а Тая еще старые не съела.

– Я лишь забочусь о тебе. И слово чести, у Кота не будет лишних проблем из-за Зимовского. Главное мы с тобой узнали: из магмодов вытягивалась жизнь для Зимовского. Покушения на императорское семейство можно не ждать.

– Ой! И точно! – вздрогнула Тая. – Это у меня вылетело из головы. Совсем сошла с ума с Зимовским и ненавистью к нему.

– Я бы не сказал, что ты его ненавидишь, Тая, – Гордей многозначительно потер подбородок – теперь у него в муке была половина лица. У Таи руки зачесались его умыть, но… Взрослый же мужик, сам сообразит.

– Вот только не надо препарировать мои чувства.

– Не буду. Сам такое не люблю.

В дверь кто-то постучал, и Гордей втянул в себя воздух, сообщая:

– Тая, это к тебе!

Она удивленно посмотрела на него, но послушно отложила пирожок, быстро вымыла руки под вздох Гордея и продолжавшийся стук и пошла открывать. Наверное, это опять Даша. Пока её видеть не хотелось. Тая пока не готова к неудобным вопросам.

На пороге стоял Кошкин. Немного усталый, потрепанный, заросший рыжей щетиной, одетый привычно в штатское: черная футболка, джинсы, куртка. Он расцвел в улыбке, цепко с головы до ног осматривая Таю.

– Асюшка… – выдохнул Кошкин, шагая в дом и первым делом крепко обнимая Таю. Кажется, его рука скользнула по её волосам, хотя это могло и показаться. Как показалась и боль в голосе Кота.

– Асюшка… – снова повторился он.

Это было неожиданно.

Его руки были обжигающе горячими и… Чума, они были нужными. Ей нужны были объятья, чтобы согреться, чтобы понять – жива, чтобы стало чуть легче – она не одна.

– Ласочка, я тут, я приехал, – продолжал шептать он. – Теперь все будет хорошо. Мы справимся…

Кажется, из кухни показался Гордей, потому что Кот добавил:

– …ты, я и Метелица – мы сила.

От него пахло мужским парфюмом и дорогим мылом из маглева. Только там везде использовались дезинфектанты, и Тая не сдержала чиха – ароматы больницы и железной дороги она терпеть не могла.

– Добрый вечер, Кот, – сдержанно сказал Гордей.

Кошкин выпустил Таю из своих объятий – ей стало душно и жарко, словно она вот-вот растает.

– И тебе, Зима, не хворать, – по-хулигански ответил Кот.

Гордей головой указал на кухню:

– Проходи. Ужинать будешь?

Кот хищно принюхался и сказал:

– Я сейчас все буду. И пройду, и поем, и поговорим…

Он был готов на все, кроме одного – скинув куртку, разуваться он не стал, так и прошел на кухню в обуви. Ар-р-ристократ, чума на него.

Тая кашлянула, намекая, что надо разуться, но уже сунувший в рот пирожок Кот понял по-своему – пошел послушно мыть руки:

– Прости, енотик, я забылся!

М-да…

Гордей скрыл улыбку, отворачиваясь в сторону. Ладно, не воевать же с Котом из-за обуви. Потом Тая поможет Гордею и помоет пол. От неё не убудет, хоть так отплатит Гордею за гостеприимство.

Тая, опять помыв руки, вернулась в кресло. Кот сел с ней рядом на стул и признался:

– Устал, как собака. Эти маглевы – что-то! На выходе из Нижнеуральского тоннеля опять напали – жандармерия еле отбилась. Пришлось помогать…

Кот был, как и император, сильным магом. Только из-за этого покойный император и признал его своим сыном.

– И я забежал на пару минут всего – хочу увидеть доклад по Зимовскому. Тут черт ногу сломит в плане безопасности – какая-то сволочь оживила земли вокруг, а императрица приезжает завтра утром и визит никак не отменить. Совсем распоясались тут у Зимовского. Магмоды, поле это, отголоски магимпульсов везде…

Тая хотела было признаться, но Гордей качнул головой, запрещая ей. И что тут происходит? Еще и Зимовский тогда по телефону орал, чтобы Тая спешно уезжала… Что она упустила? Что ей не сообщил Гордей? Он, утаскивая очередной пирожок с Таиной тарелки, отмахнулся от забот Кота:

– Тут все в порядке. Люди Зимовского хорошо выучены – с этим проблем не будет. Следов нечисти не обнаружено, с магмодами стало все более или менее ясно, следов заговора против императорской власти нет. Что-то еще?

– Доклад по Зимовскому, – угрюмо напомнил Кот.

– В планшете папка «Магмоды», конкретно документ «Впечатления» открой.

Тая и охнуть не успела, как Кот придвинул к себе планшет и зарылся в документе. Руки при этом он не помыл.

– Ласочка, не бухти… – пробормотал он. Кот цепко пробегался глазами по записям, все сильнее хмурясь по мере чтения. – Гордей, я могу поинтересоваться…

Он поднял глаза на Метелицу и ткнул пальцем в экран:

– Что это за ерунда?

Кажется, вместо ерунды из него упорно рвалось другое слово, но Тая сидела слишком близко, а воспитание не отменишь. Можно ввалить в дом в обуви, но ругаться при барышне нельзя.

– Я же сказал – впечатления.

– Мне нужен доклад!

Гордей сухо сказал:

– Обратись к моему начальству, если не нравится. Пока только так.

Кот удивился:

– Зима, и кто тебя так укусил? Тут же взаимоисключающие факты представлены.

– Я же сказал – впечатления. Доклад будет позднее.

– Утром. В восемь. Жду. Понял?

Гордей не поморщился:

– Понял.

Тая сидела тихо, как мышка, и крошила тесто от пирожка в тарелку. Что происходило между парнями, она не понимала. Потом расспросит… Гордея? Или Кота? Их что, тоже чем-то прыснули, как и Таю, и они теперь делят территорию?

Тем временем Кот зарылся дальше в документы – принялся рассматривать фотографии из цеха и что-то еще – Тае не было видно. Бровь Кошкина удивленно взлетела вверх, и он повернул планшет Тае:

– А это что значит?

Тая скользнула глазом по снимку: Зимовский, стоя на одном колене, смотрел вверх на Таю.

– Это? Это мне шнурок завязывают. А что?

Кошкин уточнил:

– Стоя на одном колене?

Гордей молчал, стоя невозмутимо, как Будда. Ясно, про феромоны пока ни слова. И ведь он знал про снимок, но ничего не сказал!

– Так получилось, Паша. Спроси Зимовского сам, зачем это сделал.

– Спрошу, – кивнул он и зачитал: – сообщество «Имперский сплетник» сообщает с ссылкой на соо «Сто лучших холостяков России»: барышни, плачьте! Оплот безбрачия пал. Князь Зимовский попросил руки пока еще никому неизвестной барышни. Официального оглашения не было, но что это, если не то самое? Пора наше сообщество переименовывать «Девяносто девять лучших холостяков России». Мы теряем лучших из самых стойких.

Кошкин оторвался от экрана и посмотрел на Гордея:

– Умника, что это напечатал, найди и подай на блюде!

Тая опустила глаза – Даша точно так бы не написала. Совсем не её стиль. Владимир? Зачем ему это? Тогда на поле, кроме полиции и криминалистов, были какие-то грибники, которые и нашли тело Федорова. Может, это они?

Чума, зачем это все?!

Глава пятая, в которой Тая провожает деда

Кошкин после чьего-то телефонного звонка срочно умчался на службу. Его можно понять – он глава императорской службы безопасности, здесь и сейчас он отвечает за жизнь императрицы Александры. У него всего одна ночь, чтобы вместо Зимовского проверить готовность города к приезду императрицы. Не вовремя Зимовский испугался смерти и провел ритуал. Впрочем, Тая уже поняла – он крайне самоуверен, это его и подвело: он верил, что выдержит боль от приживления нити и утром спокойно выйдет на службу.

Метелица меланхолично мыл посуду. Тая помогла ему навести порядок на кухне и в холле после Кошкина и, убрав швабру в кладовку, призналась:

– Все, я спать…

Она устала. Ноги подгибались от слабости, руки подрагивали – чтобы Гордей этого не заметил, она их убрала за спину.

– Угум, – выдал Гордей. – Твои вещи уже наверху, постельное на кровати свежее, полотенце и прочее новое.

Тая уже на лестнице услышала его крик:

– И мыло чистое!

Она не удержалась и добавила в рифму:

– И не шерстистое!

Гордей выглянул из кухни:

– Тая, а давай я тебя больше енотиком звать не буду, а ты прекратишь мне мыло вспоминать?

Тая вернулась на первый этаж:

– Давай! И енотиком, и скунсиком, и Снегурочкой, и ласочкой, и всем-всем-всем, а то я себя любимой женой сразу всех от Зимовского до Кота и тебя чувствую. А ведь мы просто друзья, за исключением Зимовского.

Гордей в очередной раз потер подбородок:

– Договорились. Иди, я приду через полчаса.

Тая кивнула – ей этого хватит, чтобы привести себя в порядок и лечь спать. Правда, заснуть на новой, более широкой кровати она не смогла – слишком много мыслей. Тая покрутилась в поисках удобной позы для сна на похрустывающем от крахмала белье, пахнувшим чем-то, что производители считают ароматом свежести, и замерла на спине, как солдатик, почти по стойке смирно – так Гордею будет проще работать с её воспоминаниями. Она уперлась взглядом в потолок. Булькал разогретым маслом обогреватель. Гордей его купил специально для Таи, чтобы она не мерзла – незаметная, но такая нужная забота. Шумел за окном лес, а Тая так и не поняла, друг он ей или враг. Ей бы с людьми разобраться – всю жизнь бегала от интриг, но они все равно настигли её.

Тая потерла лоб. Она не понимала, что вокруг неё происходит.

С одной стороны Зимовский, который недолюбливает Сумарокова и подозревает его в нехороших поступках. И он же боится близкой смерти. Хотя сейчас ритуал с веретеном неважен, наверное. Это разные интриги. И он же заперт в Змеегорске. Хотя это может быть ложь.

С другой стороны Сумароков, который, возможно, считает, что Зимовский его подсидел. Сумароков, который всеми силами пытается удержаться в кресле главы отдела опричных земель Тайного приказа. И еще Даша, которая пыталась сосватать Таю за Зимовского.

С третьей стороны Метелица – он человек Кошкина, но, как и Сумароков, служит в Тайном приказе, только в отделе сыска, и честно предупреждает, что доверять никому нельзя. И он же что-то скрывает о поле, городовых и их показаниях. Поле сожрало Вязева, но остальных-то городовых Тая приказала не трогать, а Зимовский орал срочно уезжать. Поле… Сожрало не только Вязева? Тая даже вздрогнула, выплывая из дремы, в которой рассуждала. Метелица умолчал о наличии других жертв от Таиных рук? И Зимовский, зная об этом, пытался предупредить Таю? Метелица больше всего уважает закон. За Таей придут и посадят в камеру между Зимовским и Орловым? Она замотала головой – нет, Гордей Коту её не выдал! Но и ей не сказал. Пора делать ноги? Сразу после похорон, наверное. Похороны – то, что её держит тут. И Орлов же… Он тоже её держит.

Ладно, посмотрим. Убежать никогда не поздно, вместе с четой Орловых. Рвать когти в Китайскую империю – почему бы и нет. Там тоже люди живут. Главное, захватить из дома дедовы монографии – будет что изучать на досуге.

И надо подумать о вире. Если по Таиной вине погибли люди… Только не это. Она не хотела такого.

С четвертой стороны, нельзя забывать о Разумовских, которые объявили охоту на Зимовского. Они же не знают, что он с печатью нечисти. Для всех он перспективный жених – богат, знатен, умен, обласкан властью и прочая. Золота у Зимовских немерено. Тая вспомнила, как загажена оказалась речка Змеевка – на ней добывают золото. Зимовский – полоз. Он притащил за собой в Змеегорск золотоносные жилы. Может, они его тут держат? Как говорит Гордей – вариант. Противно, что в схватке Тая-невесты Зимовского её сожрут и не подавятся. Правда, мало кто знает, что Тая все же маг – она даже Даше солгала, что у неё нет способностей. Гордей и Кот её не сдадут. Чума, она проболталась Нике!

С пятой… Или шестой? Тая сбилась… Короче с какой-то еще стороны – Кошкин. И вот тут все совсем непредсказуемо. Он императорской крови, но у него своя голова на плечах и свое видение будущего. Забавно, что из всех возможных мужчин вокруг нее, если бы она всерьез рассматривала замужество, только Кошкину она не испортит репутацию – когда ты бастард, портить уже нечего. Хотя некоторые всерьез его считают возможным цесаревичем – у императора Алексея II пока наследников нет, лишь две дочери. Императрица опять в тягости. Только кого она ждет – государственная тайна. И Павел… Он свой. Но Гордей ему не сказал ни про поле, ни про феромоны.

Семейство Зимовских-Подгорных – они выступают на стороне Зимовского или отдельно? Матушка с разумом змеи – это страшно.

И чьим словам можно верить, а чьим нельзя? Даша говорит одно, Ника другое. Зимовский орет об отъезде, Гордей просит довериться. Кот… Змейки… Ощущение, что все лгут и все играют во что-то свое, а Тая оказалась удобной пешкой, которую вот-вот сожрут. Она словно муха запуталась в паутине и никак не может выбраться. Хоть бы кто-нибудь честно сказал, что ждет от Таи.

Раздался тихий шум шагов, отвлекая от мыслей – Гордей воспитанно замер у лестницы:

– Тая? Ты не спишь? Мне прийти позже?

Она потерла лоб – смысла оттягивать сеанс взлома воспоминаний никакого:

– Иди уже… У меня мозги кипят, если честно – я сама не засну.

– Как скажешь.

Кровать в темноте прогнулась под его тяжелым телом, и горячая рука легла на Таин лоб, погружая в беспокойный сон.

Она снова гимназистка. В её руке тяжелый портфель – уроки закончились. Классные дамы озабоченными взглядами провожают со двора учениц – за воротами гимназии уже ходят с умным видом юноши-гимназисты. Не запрещено, двадцать первый век уже на дворе во всю. Эпоха нянек-мамок-гувернанток закончилась, редко за кем из девочек приезжают слуги. Кто-то весело смеется, Ника тащит Таю за руку прочь, скачут солнечные зайчики в золотой листве. И чего Гордея понесло так глубоко? И не выпнуть из воспоминаний. Права такого у Таи нет. Откуда-то доносится голос Даши: «А это наш грибочек! Подосиновик или иногда бледная поганка Подосинова Тая, иногда можно мухомором звать – только если вы друзья!» Незнакомый на тот момент Тае лопоухий парень в гимназической форме уточняет: «Серьезно?»

Кафе-мороженое. Беззаботный смех. За окном кружится первый снег – он в этом году пришел рано, в десятых числах сентября. Всех угощает Зимовский. Так не принято, но ему плевать. Тая ковыряется ложечкой в мороженом, украшенном шоколадом в виде грибочков – обхохотаться от чьего-то юмора! Кто-то ходит за спиной, шепчется и ругается: «Так нельзя!» Чья-то рука осторожно прикасается к её волосам, Тая резко разворачивается и шипит от боли: Зимовский ошарашенно смотрит на косу в его ладони, а рядом заходится смехом Игнатьев, местная мечта всех барышень и хулиган в одном флаконе. Змейки тоже смеются. Тая обиженно молчит. Молчит и Зимовский. Тогда в пятнадцать он ей казался высокомерным типом.

День рождения Зимовского. Он снова и снова дергает её за косу, как шкодливый мальчишка, и Тая не выдерживает… Гордей где-то далеко смеется и внезапно делится своими воспоминаниями: незнакомая Тае серьезная девочка с русой, как золото, косой, проходит мимо, и подойти страшно, и хочется, и лишь дергаешь за косу и мчишься дальше, боясь, что опознают. Тая успевает уловить боль Гордея – та девочка погибла в ночной атаке, городок их был почти на границе.

Поздний вечер. Темень. Улочки города быстро пустеют – Гордей все же вспомнил про расследование. Тая задержалась в городе. Холодно. Автобус не вышел в рейс. И Тая включает фонарик и шагает в лес. Так идти быстрее, чем по дороге вокруг промзоны. Узкая тропка вьется среди деревьев. Изо рта вырывается парок. Снег искрится бриллиантами под лучом фонарика. Лес еще приветлив и гостеприимен. Прыгают с ветки на ветку любопытные белки. Ветер гонит по сугробам тонкую рыжую сосновую кору. Сзади раздается звук шагов и чье-то дыхание. Правила на узкой тропке в снегу просты: ты или идешь быстро, как все, или уступаешь дорогу, шагая в сугроб. Тая не спешила – дома никого, только Глаша. Домашку Тая сделала еще в библиотеке, из всех развлечений только книги и звонок Даши – она обещала поболтать на ночь. Глушь. Паутинку тогда провели только в институты. Тая шагает в сугроб, утопая по щиколотку, оборачивается и… Тьма. Она уже далеко в лесу, и глаза покрылись ледяной корочкой, не позволяя векам закрыться.

Гордей осторожно возвращает её назад. Тая послушно снова шагает в сугроб, утопая в снегу, и оборачивается. Тьма. Гордей извиняется, и она послушно идет и идет по узкой зимней тропке. Только всегда она видит тьму – опустить взгляд вниз, в сугробы, она тогда не догадалась. Нормальные змеи зимой спят. Гордей возвращает её назад на освещенную улочку перед лесом и заставляет осматривать застывших темными силуэтами, изъеденными временем, людей. Тая никого из них не помнит, чтобы опознать. Гордей ругается, заставляя Таю глубже погружаться в сон – вдруг все же сможет что-то вытащить из памяти.

Выплывает она из глубокого сна в цехе. Обнаженный Зимовский судорожно вдыхает воздух и выдавливает: «Тая? Помоги!» Он опознал её по феромонам, самец павлиноглазки… Хорошо, что она догадалась его сковать льдом. Тая садится рядом с Зимовским и считает узелки на длинной, раздирающей пальцы нити. Гордей снова и снова заставляет её вспоминать, пока не получается раз за разом двадцать два узелка. У неё и у Гордея. Двадцать две забранные жизни. Даже сейчас во сне Тае хочется прибить Зимовского или его матушку. А колыбельная звучала тридцать три раза – прям по сказочному канону. А найденных тел всего двенадцать. Это же столько еще искать и искать…

Гордей пихает в Таю свое воспоминание: Зимовский стаскивает с себя одежду и уточняет у него: «Ты же быстрый?» Гордей вопросительно хмыкает – он опять думает, потому и молчит. Зимовский смиряется и добавляет: «Если я сейчас рвану за Таей – бей на смерть, не задумываясь!» Он не вторую ипостась от Таи прятал – он прогонял её прочь на безопасное расстояние. Надо. Было. Все. Честно. Сказать! Гордей вздыхает и сдается, мужская солидарность – страшная штука, как и женская, впрочем. А змей из Зимовского красивый – огромный, горящий золотой чешуей и внезапно уменьшающийся до размеров обычного ужа. Он все же полоз – характерного петушиного гребня на голове, как у василиска, у Зимовского нет.

Потом… Тая тонет в череде быстрых, непонятных снов. Мелькают Зимовский, Кот, Ника, Даша, дед… И наконец-то простые, дурные сны, в которых Тая гуляет по любимому городку. Еще бы голова не раскалывалась при этом.

Проснулась Тая в тишине. Голова была приятно пуста и до инея холодна – Гордей купил вчера в аптеке грелку и заморозил в ней воду. Надо было видеть лицо аптекаря, когда он продавал Гордею витамины для беременных и спазмолитики. Новые слухи гарантированы. Главное, что они не заденут Нику и Орлова.

Тая осторожно села в постели, ожидая тошноту – она не заставила себя долго ждать, но ледяной пузырь все же сделал свое дело: Таю лишь подташнивало, а не штормило. На прикроватном столике её уже ждал стакан с растворенным обезболивающим и записка от Гордея.

«Тая, вынужден уйти по делам. Завтрак на столе – не забудь разогреть. На кремацию постараюсь успеть. Прошу: доверься и не беги. Ты даже не знаешь: беременна на самом деле Вероника Орлова или нет. Представь, что с тобой будет, попытайся ты похитить Орлова из отделения – тебя остановят. Или ты оставишь за собой кучу трупов. Ты сыграла свою роль и теперь многим мешаешь. Тем же Разумовским. Если никак не удержаться от дарования свободы Орлову – захвати с собой тогда и Зимовского. Он для тебя сейчас не опасен – ты не пахнешь феромонами. Мне будет спокойнее, знай я, что ты уйдешь на подвиги с Зимовским. Зима.»

И что она опять упустила? Тая водрузила на голову пузырь со льдом, придерживая его одной рукой, и отправилась на поиски завтрака – организм не оценил обезболивающее на голодный желудок – он дико до рези разболелся. Гордей расстарался – Таю с утра ждали пироги, кофе и шарлотка.

Ровно в двенадцать Тая была в крематории. Он был построен военными и прежде всего предназначался для кремации умерших от особо опасных болезней и утилизации биоматериалов, так что никакого зала для прощания тут не было – просто небольшое помещение, окрашенное масляной краской, чтобы проще было дезинфицировать, откуда гроб перемещали в камеру, только и всего. Кто-то из похоронного бюро попытался зал украсить лентами и цветами, но смотрелось это дико. Дед лежал в гробу не похожий сам на себя – танатопрактик поработал из рук вон плохо.

Было больно – Тая так и не смогла с дедом поговорить по душам, признаться в своих планах, надеждах, в конце концов просто попрощаться. И поплакать на его плече – она уйдет вслед за ним совсем скоро. А ведь страшно. Она так и не привыкла к мысли о смерти за эти годы. Чума, но забирать жизнь из Зимовского там в цехе тоже было неправильно. Кот обещал что-то придумать, но тут или ты жив, или жив кто-то иной. Убивать ради себя Тая не позволит.