Текст книги "Ожидание"

Автор книги: Татьяна Каменская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

– Володя, ты говорил, что у тебя есть сын? Сколько ему лет?

– Пятнадцать! Скоро будет шестнадцать!

– Что?

Кажется, земля разверзлась перед Никой. Кажется, грянул гром где-то внутри неё са-мой, и даже тёмная фигура, стоящего у окна мужчины, словно заискрилась ярким огненным светом. Но, сделав над собой усилие, Ника тихо сказала:

– Значит, ты меня не обманывал тогда в Керкене, когда просил подождать. Значит, я оказалась права, отказавшись от тебя и выйдя замуж…

– К сожалению, ты не права ни в чём! – вздохнул мужчина, подходя к кровати и наклоняясь над женщиной.

В его глазах она увидела странные мерцающие огоньки. Вздохнув, Володя произнёс:

– Слава не родной мой сын. У нас он живет с пяти лет.

– А где он сейчас? – подавив вздох облегчения, спросила Ника, и тут-же устыди-лась проявления своей слабости.

– Он любит меня, и мою бывшую жену. Она его тоже. Поэтому мы решили, что так будет лучше, если Славик будет жить у каждого из нас по очереди. Пока не повзрос-леет, и не выберет кого-то одного…

Мужчина смотрел в глаза Ники. Нет, она вероятно ошибалась! Мерцающие огоньки в его глазах, это, скорее всего, был отблеск ярких звёзд, а сейчас глаза Володи спокой-ны и темны. Вскочив, Ника села на кровати, и лунный свет, облив её своим таинствен-ным светом высветил высокую длинную шею, красивую грудь с тёмными пятнами сосков. Ника дышала прерывисто, нервно сжимая края простыни, которой она пыта-лась прикрыть своё нагое тело. Но мужчина, усмехнувшись, потянул на себя белый ко-нец простыни, и женщина не сопротивляясь, выпустила ткань из рук.

Ну что же! Пусть! Сейчас она не боится быть такой, какой она есть. Красивой или безобразной, молодой или старой, умной или глупой. Сейчас или никогда, но она выскажет всё, что накопилось у неё на душе. Но мужчина, вдруг наклонился над жен-щиной, и мягко прикоснувшись языком к тёмному пятну на груди, припал к нему. И вдруг тотчас, горячая волна обдала Нику, поднялась к самому горлу, ударила в голо-ву, закружила её, заставив закрыть глаза, а затем горячий поток рванул вниз, к са-мому её естеству, и, наконец, захватив её всю, без остатка, словно пленницу, сковал её тело страстью и толкнул её к тому, кого она желала всегда, и всю свою жизнь.

– О, небо! – шептали её губы. – Я не могу…

– Не надо! Молчи! – шептали его губы. – Дай мне шанс. Дай! Не говори мне ни-чего. Ничего, кроме того, что ты любишь меня! Скажи мне это! Скажи!

Его губы находили её губы. Его дыхание смешивалось с её дыханием. Его сильное те-ло, его руки сжимали её в объятиях так, что не было сил, и даже помыслов вырваться из этого плена, а наоборот…Эта сила порождала стремление к ещё большему её позна-нию, к обладанию ею, к радости подчинения ей…

– Скажи, что любишь! Скажи! – неистово шептал хриплый от страсти мужской голос.

Там, где-то там внутри Ники зарождалось что-то большое и огромное. Оно надвигалось, нарастало вместе с той дикой страстью, которая заставляла двигаться эти два прекрас-ных, красивых тела в едином ритме. Ритме, рождённым чувством желания и любви. Да-да! Любви! Иначе, отчего её тело вдруг рванулось вверх, словно почуяло ту верши-ну счастья, которую так часто путают с наслаждением.

– Люблю! – готова была кричать Ника, словно проваливаясь в эти мгновения куда-то в бездну, или наоборот, возносясь к небесам. – Люблю! Больше всего на свете, и может даже больше самой жизни…

Но эти слова лишь эхом отдавались где-то там, внутри её, потому-что губы Володи впиваясь в её губы, а затем, отрываясь на мгновение, что – то шептали ей. Что? Когда Ника как – бы очнулась, слова Володи удивили её:

– Тише! Тише милая! Мы разбудим детей!

– Детей? Ах да. Как – же она могла забыть о самом главном.

Володя сжимал её в своих объятиях, когда, выждав некоторое время, отдохнувшая от бурных минут любви, Ника приподнялась над Володей, и заглянула ему в глаза.

– Ты мне опять что-то хочешь сказать! – нежно касаясь губами кончиков её ушей, произнёс Володя, и тихо засмеялся. – Непоседа! Почему я всегда боюсь, когда ты вдруг начинаешь говорить со мной. Я, старый вояка, воевал в Афганистане, бывал в Таджи-кистане, и на Кавказе не кланялся бандитским пулям… Да и мало ли где я был, и с кем разговаривал, но поверь, мой славный и милый Стриж, я никогда никого не бо-ялся, а вот тебя я знаю с детства…и боюсь!

– Ты меня боишься? Вот глупости! – встряхнула чёрной гривой волос Ника, и те упав с её плеч, рассыпались веером по груди мужчины, застывшего в ожидании.

– Ну! Так что я должен услышать сейчас?

– Я беременна!

– Ты?

Глаза Володи вдруг сверкнули в полутьме, и резко, отбросив от себя простыню, он сел на кровати. Испуганно отшатнувшаяся Ника ошеломлённо смотрела на него.

– Ты беременна? И от кого-же? – услышала она спокойный голос, и что-то странное и страшное почудилось ей в этом голосе, так что, обхватив Володю тесным кольцом рук, прижавшись щекой к его спине, Ника торопливо зашептала:

– От тебя милый. От тебя! В первую же ночь нашей встречи, в первую…

– Этого не может быть!

Резким движением Володя поднялся с кровати, и стал натягивать на голое тело ру-башку.

– Почему ты мне не веришь? Уже месяц прошёл с того дня. Даже больше меся-ца! – поправилась Ника.

Она смотрела на Володю, ничего не понимая. Почему он ведет себя так странно? Что здесь такого страшного?

Ника вздохнула, сложила ладони рук вместе, поднесла их к губам и лукаво улыбнулась:

– Я понимаю тебя! Ты хочешь сказать, что в наши с тобой годы детей уже не заво-дят! Хотя мне всего тридцать семь, а ты как мужчина просто великолепен для своего возраста, и навряд ли, кто даст тебе больше тридцати пяти… А ещё, у моего брата жена родила ребёнка в сорок три года, вернее в сорок четыре, и поверь, это настоящий вундеркинд. Ты бы его видел. Просто гений! И в этом возрасте дети рождаются очень умные, я это знаю…из книг и журналов, и даже из своей медицинской практики. Од-нажды у нас в отделении лежала с сыном такая вот " бабушка"…

Что она болтает? Да когда же иссякнет этот словесный вздор, который так и льётся из её рта. Неужели Володя не остановит её, не крикнет, ничего не скажет, а будет всё также молча стоять у окна, курить сигареты одну за другой, и смотреть на яркое ночное небо, ожидая, пока ему наговорят кучу всякой ерунды.

– А впрочем, ты не расстраивайся! Я просто так тебе это сказала. Ещё ничего не ясно, а если что-то и будет, то недолго и аборт сделать. Подумаешь, беда!

Ника пожала плечами. Но наверное, она всё-же вывела Володю из себя, потому-что он вдруг развернулся, резко по-солдатски, словно на плацу, и голосом, почему – то дрожа– щим и прерывающимся, произнёс:

– У тебя…не может быть…беременности от меня. Не может! – повторил он, подни-мая руку и пресекая её попытку что-то сказать. – После ранения и плена я болел. Долго болел и лечился! И если было восстановлено одно…то другое стало невозмож-ным… И сын мой приёмный! И моя бывшая жена, ушла от меня может и по этой причине. И я не осуждаю её! Какой женщине не нужен ребёнок? Какой?

– Но я беременна от тебя, это верно, как и то, что Гера твоя дочь. И я, не совсем понимаю тебя…

– А я тебя?

Володя склонился над Никой, и больно схватив её за плечи, притянул к себе ближе.

– Зачем? Зачем тебе это нужно? Я и так предлагаю тебе выйти за меня замуж, а ты… ты вздумала меня шантажировать? Зачем? Для чего?

– Что? – Ника, возмущённо крутанулась в руках Володи, так что её длинные воло-сы взметнулись веером и ударили мужчину по лицу.

– Шантажистка? Я тебя шантажирую? Будь же ты проклят вместе со своим предло-жением и со своей любовью. Будь проклят!

Подхватив простыни, она рванулась бежать, но Володя схватил взметнувшийся белый конец, потянул его на себя. Материя затрещала, и Ника, вдруг всхлипнув, отпустила простыню, которая тут-же повисла в руках Володи. Ника попятилась к двери, и опять рванувшись, выбежала из комнаты.

Она заскочила в спальню, где спал Данил, и быстро юркнула к нему под одеяло. Ре-бёнок крепко спал, иначе он бы заметил или услышал этот лёгкий шум в комнате, и мать, тесно прижавшуюся к нему, и звуки, похожие на рыдания. Но он спал, и ему было всё равно. Ничто в этом мире не тревожило его. Пока что! Ничто!

Поезд набирал скорость. Тук-тук, тук-тук, тук-тук!

Там, на перроне остался тот, от кого казалось, зависела вся жизнь Ники. Её и того, кто рос в её теле. Дети, притихшие и серьёзные, смотрели в окно и ничего не спраши-вали, ничего не говорили. Они словно понимали, как плохо сейчас их матери. И хотя, она проплакала всю ночь, но выдержка у ней всё ещё осталась. И сейчас, в данную ми-нуту, ничто не заставит её пролить хотя бы одну слезинку.

Пусть он видит и знает, что она не станет убиваться из-за того, что произошло этой ночью. Так что же это было? Недоразумение? Может быть! Для кого как! А для неё всё ясно, как и то, почему Володя упорно хочет поговорить с ней насчёт Геры. Отдать ему Геру! О, глупец! Неужели он ничего не мог придумать лучше? Конечно, итак яс-но, что Гера будет под наблюдением лучших врачей, что она пойдёт учиться в самую лучшую школу, а потом ей будет открыта дорога в самый лучший институт Москвы. А потом, может и за границу… А потом… потом Володя найдёт ей достойного жениха, лучшую партию. И конечно, всё это будет делаться и ради неё, Ники. По старой памя-ти и дружбе. Да, по старой!

Нет, она совсем не знала его, совсем! Если даже слово любовь он заменил словом дружба и память. А может, любви и не было вовсе? Было всё! И слёзы, и тоска, и разоча-рование, и надежда, и чувство ожидания. Всё было! А любовь, была ли она? А письма той худенькой девочке в далёкий уральский городок, были ли они? А ночи любви в Керкене, и горечь потери любимого, сводившая с ума, и боль в сердце… потом, при встречах и расставаниях. Было ли это всё? Или это показалось только ей, Нике? Хотя, наверное, всё это привиделось и ему, Володе, пока он не понял, что Ника отнюдь не без греха. Но ведь она и в самом деле безгрешна. После смерти мужа только Володя был с ней близок, только он один. И поэтому, его дикие слова насчёт шантажа – это, наверное, шутка! Глупая и злая, но всё – же шутка! Также как и её слова о беременнос-ти, тоже показавшиеся неумной шуткой. Только глаза Володи, и его губы, жесткие, хо-лодные в прощальном поцелуе, совсем не шутили. Как и весь его отрешённый вид!

– Ну и, пожалуйста! Переживём, правда, дети!

Ника тряхнула головой. Узел тяжелых волос упал на плечи, растеряв по полу шпильки. Дети засмеялись и полезли под стол собирать их.

– Всё хорошо! Дети со мной! И не стоит сильно переживать. Не стоит!

ГЛАВА 50.

Вот уже прошло три недели, как Ника приехала домой и с головой окунулась в работу. В Москве, она все-же успела заехать на фирму и заказать товар. Она сильная духом, и никакие скандалы и жизненные неурядицы не выбьют её из привычной ко-леи, её работы, её дела. Товар, наконец получен, и целыми днями она возится в отде-лах, оформляя вместе с приглашенным художником – дизайнером витрины и различ-ные заставки между ними.

Дети учатся. Маму давно уже выписали из больницы. Это радостное событие произо-шло сразу же на второй день после приезда Ники с детьми из Москвы. На Марию бла-готворно влияет домашняя обстановка. Если первые дни она с трудом передвигалась по комнате, опираясь на палку, то сейчас, она всего лишь слегка прихрамывает, и порой, палочка так и остаётся где – нибудь сиротливо стоять или лежать, забытая беспокой-ной хозяйкой…

На несколько дней, проездом из Сибири, приезжал Саша. Из худого высокого парня он превратился в стройного интересного мужчину. Чудесно, что вопреки прогнозам Ни-ки, в свои сорок пять лет он не стал толстым безобразным мужчиной. Дорогой, эле-гантный костюм сидит на нём безукоризненно, а белоснежная рубашка, выглядываю-щая из-под костюма, придавала облику брата весьма респектабельный вид преуспева-ющего во всём человека. Преуспевающего, и довольного жизнью!

– Ты очень редко появляешься у мамы. Не кажется ли тебе, что твоя благополуч-ная жизнь и прекрасная работа, напрямую связаны с нашей мамой. Иной раз очень больно слушать её слова о том, что дети забыли её…

– Ты хочешь сказать, что кроме тебя, живущей с ней рядом, никто о ней не заботится?

Ника осуждающе смотрит на своего брата, который, отставив в сторону лопату, заку-ривает сигарету. Длинные тонкие пальцы у Саши с чистыми аккуратными ногтями по-хожи на пальцы музыканта. Разве этими красивыми руками можно копать тяжелую весеннюю землю? Он её и не копает. Саша теперь занимается парфюмерным бизнесом. У него обширные связи за границей, в Германии и во Франции, целая сеть магазинов в крупных городах Сибири, он содержит большой штат директоров, бухгалтеров, про-давцов. Возле него крутится целая стая девочек, с которыми он по желанию может про-вести недельку или две на Гавайских островах…

– Почему на Гавайских? – с удивлением спрашивает Ника, бездумно вслушиваясь в нескончаемую болтовню своего брата.

– Что? – непонимающе переспрашивает Саша.

Видимо, нить разговора прервалась, потому-что он мгновение смотрит на сестру, как-бы о чем-то задумавшись, а потом, виновато оглядывает старый, давно некрашеный дом, покосившееся крыльцо и оторванную ставню, требующих умения мужских рук, и, откаш-лявшись, тихо произносит:

– Конечно Ника, ты права! Мы обязаны многим, если не всем, именно нашим роди-телям, но… Ты видишь сама, что работа поглощает всё моё свободное время. Я не жи-ву дома, мотаюсь в разъездах, командировках…

– С девочками на Гавайских островах!спать рано. ������������������������������������������������������������������������������людей в толстых бесформенных свитерах, потёртых джинсах, с длинными волстречах этких встречах этогоа при редких встречах этого нём? О������������������������������������������������������������ ней" тебя

– Ладно, сестра, не язви! Насчёт Гавайских островов я прибрехнул, но с женой мы на Канарах побывали. Каюсь ещё раз, что немного сбрехнул!

– Странно! Никогда не думала, что ты можешь быть шутником! В детстве…

– В детстве всё было по – другому. Так что, сеструха, не обижайся, но я скажу тебе правду. Ты много в своей жизни сделала ошибок, начиная со своего неудачного первого замужества…

– Но… – попыталась что-то произнести Ника, только Саша жестко улыбнулся, и нас-мешливо продолжил:

– Из которого, увы, ты не сделала никакого вывода!

– Ты не имеешь права упрекать меня в моих же несчастьях. Это… это жестоко, и безнравственно…

Слёзы готовы показаться на глазах Ники, но она всеми силами старается сдержаться. Схватив лопату, с ожесточением она начинает копать сырую землю, с трудом вонзая в почву лопату, с налипшим на неё комом земли.

– Пусть это звучит жестоко, но если бы не первая неудача, то не было бы второй. И как следствие, не произошло бы этих страшных событий, от которых едва не погибла наша мать… И этот твой "глупый бизнес", или скорее всего " мышиная возня" с поло-сатыми сумками набитыми ширпотребом. Как глупо всё, что ты делаешь!

– Ты приехал оскорблять меня, или наоборот…

– Ты угадала, наоборот! Я знаю из писем сестёр, что тебе пришлось несладко в жизни, и поэтому, я даже специально заехал сюда домой, повидать мать, убедиться, что она жива…

– Ты циник!

– Может быть! Так вот продолжаю. Я приехал сюда не только из-за сыновнего дол-га, но и затем, что – бы помочь тебе выбраться из той рутины, в которой ты оказалась, благодаря твоим мужьям…

– Уж не собираешься ли ты мне предложить партнёрство в твоём процветающем биз-несе, или, скорее всего, хочешь выдать меня замуж за овдовевшего друга – бизнесмена?

Кажется, она попала в самую точку. Иначе отчего, её брат так изумлённо уставился на неё, что даже сигарета, забытая в руках, догорает, и тут-же падает пеплом на све-жевскопанную землю. Ника смеётся громко, весело, чем приводит брата в чувство. Он от-кидывает в сторону остатки сигареты, и, упершись руками в бока, хохочет также громко и весело. Наконец он произносит сквозь смех:

– Узнаю свою сестру, узнаю! Не язык, а бритва! А я ведь тебя за друга француза хотел посватать… Кесь кесе же ву пли…Ха-ха-ха!

Очевидно, громкий смех доносится до дома, потому-что на расшатанном крыльце по-является Мария, которая с радостным удивлением смотрит на своих взрослых детей, на то, как они хохоча, обнимаются, а затем, видимо не удержавшись от тяжести смеха и веселья, падают на черную сырую землю, и катаются по ней, приминая шутливо друг друга к свежевскопанным холмикам, и оставляя после себя глубокие вмятины.

– Александр! Вероника! Да хватит вам грядки утрамбовывать. Ещё заболеете, земля ведь сырая.

Строгий голос Марии дрожит от затаенного смеха. Но, нахмурив сурово брови, она опять строго кричит:

– Дети, обедать! Борщ стынет!

Саша уехал на следующий день. Он долго стоял, обняв мать, прижав её к груди. Мария плакала, и всё пыталась что-то сказать, но вскоре затихла, и лишь вытирала морщинистой рукой слёзы, непрерывно бегущие из глаз. Ника провожала Сашу до поезда. Она смотре-ла на брата, с удовольствием отмечала его элегантность, с раздражением думала о том, зачем в последние минуты расставания Саша опять говорит ей о каком – то богатом дру-ге, с удивлением замечала восторженные глаза молодых девчат– студенток, направлен-ные на её брата, и его нескромно– показное поведение, словно он актёр на большой сце-не. И в тоже время грусть опять овладевала ею. Хотелось плакать…

– Ну, сеструха, не плачь, не переживай, надейся на меня, я тебя пристрою в надёж-ные руки!

– Господи, какой ты болтун! Разве бизнесмен…

– О, ты не переживай! Мой кандидат в твои мужья – Мишель, болтун похлеще меня. Зато богач, каких свет не видывал! Надеюсь, он тебе понравится. Смотри, меня не подве-ди, и замуж в очередной раз не выскочи!

– Какие ты говоришь глупости!

– Может и глупости, но Вовку Зоринского в шею гони…

– Если бы я не знала, что ты выпил перед отъездом, я бы обиделась!

– А я говорю тебе то, что есть! Хватит детства! И ты, дурой не будь, зачем он тебе, герой войны…

– Замолчи! Иначе…иначе я уйду!

– Ладно, ладно я умолкаю! Может, я и не прав, извини, но…

– Объявили твой поезд! Тебе пора…

Саша уехал. После его отъезда, жизнь Ники, слегка взбудораженная, опять вошла в своё русло. Но иногда, что-то сжималось в её груди. Опять это глупое сердце! Сашок или весна, но что-то повлияло на неё. Хотелось перемен. Хотелось чего-то необычного. Чего?

Целыми днями Ника пропадала у матери в огороде. С ожесточением, она вскапывала землю, ровняла грядки, делала парники, высаживала рассаду. На огороде она возилась дотемна, потом мылась и ехала домой. Дома быстренько готовила ужин, ела вместе с детьми, проверяла уроки, смотрела какой-нибудь фильм по телевизору, а затем отправ-лялась спать. А утром вставала, провожала детей в школу, и спешила в магазин. И так каждый день, словно по заведённому графику. Все отделы уже открылись, и магазин заработал, как и прежде, в полную силу. Только Ника едва ли чувствовала удовлетворе-ние от проделанной работы. Что-то не давало ей спокойно жить, наслаждаться каждый вечер тем покоем, что наконец, наступил, и которого она, оказывается, совсем не хотела…

– Вероника Антоновна! Вас к телефону!

Лариса – старший продавец, появилась перед ней так неожиданно, что Ника испуган-но вздрогнула. Сегодня она не поехала к матери, целый день была в магазине и задер-жалась здесь допоздна. Так кому же надо звонить в конце рабочего дня? И самое глав-ное, она, кажется, всё ещё не перестала бояться поздних телефонных звонков. Даже уз-нав голос Ларионова, пальцы её, державшие телефонную трубку, продолжали мелко под-рагивать.

Опять двадцать пять! Ну, сколько раз можно говорить, что она не станет участвовать в этом конкурсе…

– Неужели вы думаете, что у меня такой отменный вкус, или я очень богатый спон-сор? Увы, Павел Яковлевич! С первым у меня всегда было плохо, а отсутствием второго я страдаю теперь. Да и, в конце концов, не много ли различных шоу – представлений проходит в нашем маленьком городке? – сердито выговаривала Ника.

Но видимо на другом конце провода кто-то тоже, долго приводил какие – то свои дово-ды, потому – что Ника, наконец, произнесла усталым голосом:

– Ну, хорошо! Надеюсь, скоро в учебных заведениях начнутся летние каникулы, и я тоже отдохну от всех этих многочисленных мероприятий.

Ника тревожно вглядывалась в огромное старинное зеркало, в тусклой зеркальной по– волоке которого отражалась стройная женщина, со слегка выпуклым животом, выделяю-щимся в облегающем фигуру платье…

Абсурд! Полный абсурд! Она же проверялась на тест. Он показал, что беременности нет. Да и Володя говорил, что от него детей уже не может быть! А если ошибается не только Володя, но и тест? Хотя Ольга, бывшая одноклассница, а теперь её подруга, так рьяно защищала это импортное нововведение, что Ника почти успокоилась!

Но неужели все эти импортные штучки никогда не ошибаются? А кой-какие измене-ния в организме, разве это ещё не признак беременности?

– Стрессовые ситуации, которым ты в изобилии подвергалась в эти месяцы, спровоци-ровать могут что угодно, а не только ложную беременность! – авторитетно заявляла Оль-га, и Ника соглашалась с ней.

Ведь тошнота прошла, головокружение тоже, только вот аппетит, поистине стал волчий. Ника жует каждую минуту, и всё равно, кажется, что она голодна.

– Наверное, это весна так действует на меня! – смеясь, говорила Ника матери, когда несколько дней назад она приезжала помочь ей на огороде.

Тогда Мария хотела сказать дочери о том, что не только аппетит, но и та странная красота, что сопутствует всем беременным женщинам, чувствовалась в Нике. Но Мария тогда благоразумно промолчала. Она ведь знала, что лишь одно упоминание о Володе, выводит её дочь из равновесия. Но Мария знала, что разговор необходим, пусть даже он и неприятен Нике. После него, что-то должно проясниться, и может тогда всё вста-нет на свои места, и глаза дочери уже не будут такими грустными и жалкими, как у побитого котёнка. Нельзя, что – бы дети видели её такой.

Ника провела ладонью по тонкой искрящейся материи, расправляя мельчайшие скла-дочки своего красивого платья. Уже в который раз, тревожно оглядела свою фигуру в огромном старинном трюмо. Оно всегда стояло в углу зала, и Ника помнила его ещё девочкой.

– Как я быстро поправилась! – произнесла она негромко, но Мария, сидевшая на ди-ване, и массирующая свою больную ногу, вдруг остановилась, внимательно взглянула на свою дочь, и произнесла:

– Вероника, я давно хочу спросить тебя.

– О чем – же?

Ника догадалась, что именно хочет сказать ей мать, но сейчас не время заводить этот разговор. Резко крутанувшись на тонких каблучках, Ника гордо вскидывает голову, краем глаза замечая, как огоньки на её платье дрожат и мигают.

– Ты хочешь спросить, когда я вернусь с этого растреклятого вечера? Не беспокойся мама, ещё засветло! Сейчас уже поздно темнеет…

Подхватив маленькую лакированную сумочку с длинной ручкой, Ника набросила её на плечо, подошла к матери и поцеловала её.

– Нет, дочь! Я хочу поговорить с тобой о другом!

Мария выжидающе смотрела на дочь, но Ника, сделав беспечное лицо, глянула на ма-ленькие ручные часики и притворно вздохнув, промолвила:

– Мама! Если это не так срочно, то на сегодня разговор отложим. Я итак опазды-ваю. Я приеду к тебе через два дня, тогда и поговорим.

– Хорошо дочь! Иди! Но… – Мария строго глянула на Нику. – Помни, ты уже не де-вочка, а женщина… И порой несколько дней решают всю твою судьбу.

Покраснев, Ника отвернулась, и быстро пошла прочь из комнаты.

ГЛАВА 51.

Зал был полон молодёжи. И может, оттого, атмосфера нескончаемого веселья цари-ла здесь с самого начала представления. Яркое убранство зала и светомузыка создают ощущение праздника. Яркое шоу юных красавиц в самом разгаре!

Девушки были все милы и очаровательны. Все как одна! Умелый макияж, вечернее пла-тье подогнано по фигурке, правильно поставленная походка и горделивая осанка, всё это в целом делают девушек прекрасными и обворожительными. А завтра, в толпе, их уже не отличишь от других! Такова жизнь! И кому отдать предпочтение, вот это вопрос!

Ника, сложив руки на груди, сидит молча, почти не принимая участия в обсуждении кандидатур на призовые места.

– Вероника Антоновна, ваше слово! – произнёс Ларионов, и уставился откровенно вы-зывающим взглядом, прямо ей в глаза.

– Я за пятый номер! – ответила Ника, и, вздохнув, пояснила: – Прелестная девочка!

Кто-то из представителей жюри хмыкнул, и вполголоса произнёс:

– С её ростом в манекенщицы надо идти, но не в красавицы метить!

Больше её уже никто ни о чем не спрашивал, но теперь, Ника уже сама следила с ин-тересом за девушками. Пятый номер! Её протеже! Она и в самом деле чересчур высока и худа, но, сколько грации в этой девушке. И, наверное, не случайно в конце финала ей дали почётный титул "Мисс Грация". Она и впрямь его заслужила.

Вечер заканчивался. Под громкую музыку, со сцены уходили участницы шоу. Счастли-вые и прекрасные, с огромными букетами цветов и дорогими подарками. Девушки ве-село переговаривались, смеялись между собой, и Ника тоже, словно поддавшись очаро-ванию молодости и веселья, забыла обо всём на свете. Она хлопала в ладоши, смеялась выкрутасам студента-клоуна, якобы ошалевшего от изобилия улыбающихся красавиц девчонок, грустила до слёз над старой песней её молодости о куклах-марионетках, из ре-пертуара ансамбля « Машина времени», в умелом исполнении студенческого ансамбля. О чем-то она переговаривалась с соседями, а затем, кивая головой, слушала вполухато, что шеп-тал Ларионов, низко склоняясь к ней. Что он говорил? Она не понимала, среди этого шума, грохота и веселья. С чем она соглашалась? Тоже неизвестно! А что собственно произошло сверхъестественного, если она ответила:

– Да!

Ведь сейчас весна, хочется любить и быть любимой. Её годы проходят. И эти безум-ные слова, что шепчут сейчас ей на ушко, быть может, больше никто ей уже не ска-жет. Никогда!

– Вероника Антоновна! Подождите! – Ларионов вновь возник перед Никой так не-ожиданно быстро, так быстро и крепко схватил её за руку, что она вначале даже ис-пугалась, а затем, улыбнувшись неуклюжему кавалеру, произнесла:

– Кажется, мне пора домой! Вы отвезёте меня?

– Да-да! Мы же договорились, верно? – хитро прищурившись, Ларионов поддерживал Нику под локоть, а в левой руке держал увесистый пакет. – С банкета мы сбежали, а раз так, то я вас сегодня никуда от себя не отпущу! Вы моя…

Кажется сзади какой-то юнец совсем потерял голову от этого шоу красавиц, если всё и всех перепутал. Он схватил Нику за руку и пытается развернуть её к себе, или просто оттащить подальше в сторону…

– Послушайте молодой человек…! – Ника возмущённо обернулась к юному нахалу, и вдруг с ужасом увидела перед собой взбешённое лицо Володи.

– Ты? Зачем ты здесь? – Ника по инерции шла к выходу, увлекаемая Ларионовым, но Володя, сжав ей крепко локоть, оставался на месте.

– Вероника Антоновна, что же вы остановились?

Ларионова, выпустившего руку Ники, толпа уже несла всё дальше и дальше к выходу.

– Сейчас! Я иду за вами! – крикнула она, но рука Володи безжалостно сдавливала её запястье и тянула Нику в противоположную сторону.

– Куда ты собралась идти… с этим кавалером? – в глазах Володи вспыхивали яркие огоньки.

– Зато он умён и обаятелен! – отчего-то некстати возразила Ника, вместе с тем за-мирая, вглядываясь в злые, взбешённые глаза мужчины, склонившегося над ней.

– Что ты так смотришь на меня? Не узнала? – Володя, прижавший Нику к зеркаль-ной стене вестибюля, вдруг увидел, что пожилая женщина, очевидно работающая здесь охранником, направилась в их сторону.

Подхватив Нику под руку, и увлекая её за собой к выходу, он язвительно бросил:

– Наверное, все примут меня за очередного похитителя женщин…

На выходе к ним подлетел Ларионов и обиженным голосом воскликнул:

– Вероника Антоновна, ну, сколько вас можно ждать?

И только Ника собралась что-то ответить, как Володя развернулся к нему лицом и гром-ко объявил:

– Вы что-же, не видите, что рядом идёт её муж? А вас извините, дома, вероятно, ждут жена и дети. Не так ли?

Ларионов поперхнулся, закашлялся, стал шарить в карманах пиджака, видимо отыски-вая носовой платок. Последние зрители, свидетели этого небольшого скандала останав-ливались, с интересом поглядывая на троицу немолодых людей. И вскоре, вокруг Ники, Володи и Ларионова, образовалась небольшая толпа людей. Павел Яковлевич вдруг по-багровел, попятился и исчез за чьей-то спиной, видимо правильней посчитав, и лучше, что не стоит привлекать к своей известной всему городу персоне, столько ненужного внимания. А вскоре и Ника со своим путником вышли из огромного здания дворца культуры, который вскоре остался позади. Мужчина молчал, молчала и женщина. По пустынным улочкам кое-где брели влюблённые парочки.

– Зачем ты приехал? – спросила, наконец, Ника, и почувствовала, как рука Володи опять крепко сжала ей запястье. – Кажется, мы обо всём договорились, и нам не о чем больше с тобой разговаривать!

– А ребёнок? – странным срывающимся голосом спросил Володя. – Ты же беременна! Почему ты ходишь по этим заведениям, где тебя могут толкнуть или ударить, и где к тебе, в конце концов, пристают разные проходимцы.

– Что? Я беременна? Ложь! Наглая, бессовестная ложь! Ты введён мной в заблуждение! Правда, нечаянно! Прости меня великодушно за этот проступок, и прошу тебя, успокойся! Выкинь всё из головы, и, пожалуйста, не считай себя обязанным передо мной! Ни в чем!

Ника язвила… Она смотрела на этого сильного, красивого и самоуверенного человека, столь дорогого ей, и старалась согнать с его лица маску безразличия и холодного пре-зрения. И упивалась тем, как быстро менялось выражение его лица. А она всё гово-рила и говорила о том, что теперь он свободен от всех обязательств. А то, что она здесь, это её досуг! И никто, даже Володя, не вправе вмешиваться в её личную жизнь.

– Кольцо я оставила у тебя в комнате на столике…

– Я привёз его!

– Зачем?

– Ты будешь моей женой!

Ника остановилась, внимательно посмотрела в глаза Володи, в свете фонарей кажущих-ся какого-то стального, или просто серого цвета, и подумала:

– Он как все!

Ужас вдруг заполнил её тело, сковал душу так, что нечем стало дышать. Ей захотелось убежать от этого человека. Неужели это Володя, с такими злыми сверкающими глазами, с руками, чья сила сейчас не отдаёт отчёта своим действиям. Неужели это он?

– У меня будут синяки от твоих рук! – произнесла Ника бесстрастным голосом.

– Ты виновата сама. Не следовало любезничать вовсю…

– Знаешь! – перебила вдруг Ника Володю, и резко остановившись, с силой отдёрнула от него руку. – А ты становишься эгоистом. Я не маленькая девочка, а ты не прежний мальчик, Вовка Зоринский…И прошу…забудь, что я есть на этом свете…