Текст книги "Ожидание"

Автор книги: Татьяна Каменская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 31 страниц)

Но мальчик, уже развернувшись, бежит по воде вглубь речушки. И хотя на середине, воды ему по пояс, женщина знает – это ненадолго! После половодья река с каждым днём мелеет, и уже через месяц, лишь кое-где останутся места, где детвора будет плескаться всё оставшееся лето. И едва ли тогда горную реку, давшую селу название, назовут по её имени. Для многих она будет и останется Ручьём, из далёкого мира детства.

Ещё раз, взглянув на ребятишек плещущихся в воде, женщина вдруг улыбается, разво-дит руки в стороны, потягивается, и откидывается назад на мягкую траву. Грусти уже нет в её глазах. Она смотрит в синее небо над головой, вслушивается в детские голоса, и думает с завистью о том, как-бы ей хотелось окунуться в холодные воды этой речушки. Но она уже взрослая. Она не смеет нарушить грань, отделяющую её от мира детства. Она её не нарушит… во всяком случае сейчас! Она ещё успеет искупаться в Ручье, успе-ет… сегодня вечером!

– Мам, я есть хочу! – подбегает к ней Данил, и Ника с удовольствием отмечает про себя: – Всё правильно! Так и должно быть! После холодной воды, свежего воздуха и шумных игр, у кого угодно пробудится зверский аппетит. Это было всегда, и даже в её детские годы, и это останется навек.

– Идём домой! – говорит Ника, и. живо поднимается с бережка.

Она стряхивает песок и мелкие травинки со своих шорт, и, подхватив босоножки, идёт по берегу, с удовольствием загребая ногами горячий песок. Данил уже наверху Яра. Он смот-рит на мать и кричит:

– Я побежал!

Ника улыбается в ответ и кивает головой.

Гера уже пришла домой. С девчонками – подружками они бегала на дневной сеанс в кинотеатр, и теперь, тётяФаня в качестве благодарного слушателя поддакивает рассказу внучки. Нике смешно видеть свою тётю со слезами на глазах, и слышать её вздохи и воз-мущённые возгласы от киношной несправедливости отдельных героев фильма.

– Ты чего бабушку Фаню расстраиваешь своими любовными сказками! – сделав стро-гое лицо, Ника обращается к дочери.

Но та, фыркнув в ответ, и поведя плечами, обиженно отвечает:

– Одна баба Фаня и понимает толк в любви, не то, что некоторые! Например, ты!

Ника с изумлением смотрит на удаляющуюся дочь, на это гордое создание с гривой вью-щихся светло– каштановых волос, с глазами василькового цвета, и ей становится не по себе. Она переводит взгляд на тётю, которая, громко сморкаясь в платок, качает головой:

– Ты, Вероника не права! Девочка ничего мне не говорила…

– Тётя, но я не понимаю… – пытается что-то сказать Ника.

Комок подступает к самому горлу, и, взмахнув рукой, она замолкает. Тётя уходит в кухню– кладовку, где на газовой плите громко свистит чайник, возвещая о своём кипучем су-ществовании.

Тихо, незаметно наступает вечер. На небе одна за другой начинают загораться звёзды. Дети смотрят телевизор в душной комнате зале, а Ника, усевшись на крыльцо, подперла щеку ладонью и с наслаждением вдыхает свежий воздух наступающей ночи.

Звенят цикады в траве, где-то в глубине двора вздыхают жалобно козы, томясь за вы-сокой изгородью загона. Собака, звякнув цепью, подняла голову и внимательно смотрит на ворота. Что-то щёлкнуло, словно камешек стукнул о деревянную ставню окна. Старая Белка, скосив глаза, внимательно посмотрела на Нику. Молодая женщина усмехнулась, и, поёжившись, натянула на колени летний сарафан. Позади неё что-то опять стукнуло, но на этот раз входная дверь открылась, и на веранду вышла пожилая женщина, держа в руках старенький пуховый платок.

– На, накинь на плечи. Ночь наступает, прохлада с гор потянула. – ворчливо говорит она, бросая на плечи молодой женщине платок.

Ника благодарно кивает головой и, улыбнувшись, тихо говорит:

– А я наоборот, вот всё думаю, может сходить искупаться в Ручье, или лечь спать?

– Ишь, чего надумала! Ночь холодна, да и вода в Ручье не прогрелась, рано ещё. Сиди уж дома, купальщица! А то ненароком простынешь и заболеешь. Да и там, в Яру, шляют-ся всякие по ночам… Ещё сроблят с тобой чего– нибудь, не дай – то Бог!

И кряхтя, тётя усаживается рядышком с племянницей на маленький стульчик.

– Эхо-хо, время, какое настало. Лихое! А ведь бывало по молодости, и я в девках, пос-тоянно в Яр по ночам бегала купаться. Одна! И ведь не боялась никого и ничего!

– А я и сейчас ничего не боюсь! – ответила Ника, взмахивая своей черной гривой волос.

Тётя Фаня, глянув внимательно на сидевшую перед ней племянницу, на её гордо вскинутую голову, усмехнулась, и негромко произнесла:

– Я верю, что после того, что произошло со всеми вами, можно перестать бояться всего!

Ника, обернувшись, смотрит удивлённо на тётю. Значит, Гера всё ей рассказала! Ну что-же, тем лучше! Не стоит тогда повторяться!

Она опускает голову и тихо сидит, уткнувшись лицом в колени. Но от следующего вопро-са тёти жар вдруг прихлынул к её телу, и прохладная ночь Керкена показалась ей душ-ной и жаркой.

– Как-же Володя оказался там, рядом с вами?

– Не знаю! – наконец отвечает Ника. – Говорит, почувствовал, что нам грозит опасность. А ещё ему звонили…

Она судорожно вздохнула, и, опять уткнувшись в колени, замерла.

– Удивительно то, что он появился вовремя! – проворчала тётя. – Жаль, что вовремя не сумел отвратить тебя от свадьбы с Игорем…

– Тётя, не стоит вспоминать былое! – поднялась Ника со ступеньки крыльца, и отряхи-вая сарафан.

– Былое с продолжением будущего!!! – громко провозгласила тётя Фаня, поднимая свой крючковатый палец и вопросительно заглядывая Нике в лицо. – Скажи, будущий ребё-нок это тоже его?

Ника нетерпеливо стянула платок с плеч, и, бросив его на ступеньки, сбежала вниз.

– Не стоит тётя бередить старые раны, ведь они ещё кровоточат!

И усмехнувшись, добавляет:

– Не лучше ли их смазать целебным бальзамом?

Быстрым шагом она направляется к калитке, а тётя, испуганно глядя вслед племяннице, прашивает тревожно:

– Ты куда?

– Бальзам на раны проливать!

Хлопнула калитка, и в темноте послышались удаляющиеся шаги. Пожилая женщина, вслушиваясь в затихающие звуки шагов, шепчет возмущённо:

– Ох, трёпки тебе не хватает, хорошей трёпки!

Ника неторопливо спустилась по тропинке ведущей прямо к Ручью. Луна, отражаясь серебристо – дрожащим светом на гладкой поверхности воды, делает свою лунную дорож-ку порождением чего-то необычного, волшебного.

Ника стоит неподвижно, глядя на Ручей, очарованная этой красотой. Но затем, скинув шле-панцы, вытянув, как балерина ногу, кончиками пальцев проводит по поверхности воды.

– Бр-р-р! – вздрагивает она

Да, тётя права. Вода в Ручье по ночам ещё холодна, и видно земля Керкена ещё не сов-сем прогрелась. Зачерпнув ладонью холодную воду, она подносит ладони к лицу, и тут– же замирает. Где – то неподалёку слышатся голоса. И вдруг, дикий женский вопль проре-зает эту звенящую цикадами тишину. Ника, испуганно разжав пальцы ладоней, пролива-ет воду обратно в Ручей, и, вскакивая, несётся по тропинке вверх. Раздавшийся вслед ей хохот, жесток и ужасен в своей грубости. Что– то тяжелое и страшное нависает над Ни-кой, тянется к ней, словно огромные черные щупальца…

Торопясь, спотыкаясь и падая, она поднимается по тропинке. Здесь, наверху спокойно. Го-рят кое– где фонари, и хотя на улице пустынно, но уже не так страшно. Еле передвигая но-ги, Ника бредёт к дому тёти Фани. Она чувствует, что на её плечах лежит тяжёлый груз, какая – то огромная непосильная кладь. А может, это страх гнетёт её, страх от которого она, оказывается, так и не избавилась…

Словно поражённая чем-то, Ника останавливается, и, вслушивается в ночную тишину Яра.

Да-да, конечно, там, в зарослях кто-то стонет. А вот опять слышен крик, полный боли, стра-дания, а вслед за ним всплеск дикого хохота, сквозь который вновь слышится стон изму-ченного болью существа.

Каждый звук острой болью вонзается в сердце Ники, в её душу, заставляя истекать этой болью её сердце, заглушая её собственную душевную боль. Уйти, убежать, умчаться подаль– ше от этого ужаса, ибо он породил себе подобное – страх, от которого, казалось, она избави-лась навсегда. Но вдруг новый звук, похожий на вой, остановил Нику, и, развернувшись, она помчалась в противоположную от дома тёти Фани сторону.

Она ворвалась в милицию так внезапно, что молоденький милиционер, сидевший у сто-ла, от неожиданности чуть не выронил ручку, которой он что-то записывал в потрёпанной школьной тетрадке.

– Вах! – только и успел промолвить мужчина, прежде чем Ника принялась тут– же сквозь слёзы рассказывать о тех ужасных вещах, что творятся сейчас в Яру.

Милиционер, не перебивая, выслушал Нику, затем прошёл в соседнюю комнату, и вышел оттуда ещё с одним мужчиной в гражданской форме. А через десять минут они уже спуска-лись в темный овраг. Дрожащими руками Ника указывала то место, откуда, по её словам, доносились эти жуткие крики, терзаемого болью человека.

Но сейчас в Яру стояла тишина, и ничто как будто не тревожило эту ночь своими дикими криками и стонами. Посветив фонариком в кустах, молоденький милиционер укоризненно покачал головой, и, поднимая с земли несколько недокуренных папирос, поднёс их к но-су. Затем, посветив ещё раз на примятое углубление в траве, произнёс насмешливо:

– Молодёжь балуется! Накурились травки и куролесят.

– Но ведь кто-то плакал и кричал от боли… – растерянно произносит Ника, вглядыва-ясь в тёмные очертания кутов.

– Девушкам и женщинам, в такое время, вообще не стоит расхаживать неизвестно где! – строгим нравоучительным тоном произнёс молоденький паренёк в форме, а более старший по возрасту, мужчина в гражданской одежде, взглянул подозрительно на Нику:

– А вы, что собственно потеряли в этот поздний час, в таком малопривлекательном месте?

– Я? Я…потеряла? – с удивлением тянет Ника, и, не ответив на вопрос, развернувшись, идёт прочь по тропинке, ведущей вверх из Яра.

Она не видит, что за её спиной вдруг один из милиционеров зовёт другого, и через пару минут они уже склоняются над чем – то темным, распластанным на траве. Но, к счастью, Ника этого уже не видит. Чуть ли не бегом она стремится скорее выбраться из Яра, кото-рый стал вдруг чужим и страшным.

– Так зачем же ты приходила сюда? – вдруг звучит вопрос так ясно и чётко в ночной ти-шине, что Ника, недоумевая, произносит вслух: – Зачем?

Она пожимает плечами, но тут – же вскидывает руки вверх и прижимает горячие ладони к щекам:

– Что я тут потеряла? Потеряла– теряла– теряла… – где-то там, внутри её тела, эхом зву-чат эти слова, навязчиво повторяясь и повторяясь, до бесконечности.

Ника с трудом открыла калитку во двор. С трудом передвигая ноги, взобралась на вы-сокое крыльцо. Тётя Фаня постелила ей на веранде. Она знает, что Ника не любит спать летом в душных комнатах этого старого дома, а предпочитает терпкую свежесть лет-них ночей Керкена. И сегодня, Ника как никогда благодарна ей за это понимание, пото-му – что, сейчас её сердце разрывается от боли. А невыплаканные слёзы стремятся ри-нуться бурным потоком из её глаз. Ведь она, взрослая, умудрённая жизнью женщина, имеющая двух почти взрослых детей, она поняла, наконец, почему и отчего, она приеха-ла сюда, в Керкен, и что она здесь потеряла!

ГЛАВА 55.

Ночь темна. И хотя звёзды горят ярко на небе, но их света, увы, недостаточно, что – бы осветить в полной мере все уголки этого ночного сада, корявые углы старой веранды, зас-тавленной старым шкафом, столом и такой – же старой древней койкой, на которой едва за-метна фигурка женщины.

Она лежит, уткнувшись в подушку, и тело её сотрясают глухие рыдания. Женщина то утихает, то вновь, с новой силой начинает рыдать. И, наверное, столь велико её горе, что она совершенно ничего не замечает, и не слышит того шума, что производит работающий двигатель небольшого автобуса остановившегося на шоссе. Она не слышит и звука тех шагов, что уверенно ступают по дорожке, ведущей к старинному дому с высокой деревян-ной террасой и верандой, и таким же высоким крыльцом с расшатанными половицами.

И лишь когда сильные, и, вместе с тем нежные руки берут за плечи плачущую женщи-ну, испуганно замершую на мгновение, и тихий шепот, раздавшийся над её головой, про-износит:

– Не плачь, любимая! Я с тобой! – лишь тогда женщина умолкает, закрывает на секун-ду глаза, и тут – же широко раскрыв их снова, голосом, не верящим в действительность, произносит:

– Ты? Это опять ты?

Мужчина бережно обнимает женщину, прижимает её голову к своей груди, и тихо шепчет:

– Да, это я! Сейчас и навсегда!

– Навсегда! – послушно повторяет женщина, и вдруг, в едином порыве прижимается к мужчине и замирает, как-бы вслушиваясь в те негромкие звуки, что несутся ей навст-речу из глубины тела, столь дорогого и любимого ею человека.

– Тук-тук, тук-тук, тук-тук! – стучит его сердце, громко и размеренно.

И Ника успокаивается. Она поднимает лицо с едва просохшими дорожками слёз, и муж-чина нежно целует её в солёные губы…

А когда наступает рассвет, открывается дверь на веранду, и тётя Фаня, сослепу споткнув-шись у порога о большой коричневый чемодан, с удивлением смотрит на него, а затем переводит взгляд в угол веранды, где на старой кровати, тесно обнявшись, спят двое, муж-чина и женщина. Узкая простыня почти сползла на пол, открыв любопытному взору два прекрасных обнажённых тела, крепко прижавшихся друг к другу в страстном едином по-рыве. И, кажется, никакая сила не может теперь разлучить их, даже в эти мгновения сна.

– Дай Бог им счастья! – шепчет старая женщина, с улыбкой глядя на спящих. – Дай Бог!

А потом, она отворачивается, и, стараясь тихо ступать, бредёт медленно во двор, где с улыб-кой смотрит на блеющих коз, и словно возмущаясь, бормочет, помахивая перед ними крюч-коватым пальцем:

– Цыц! Тихо! Рано ещё, и нечего шуметь!

И удивительное дело! Отвернув симпатичные мордашки от сетки, козы уходят вглубь за-гончика, а минут через пять опять появляются у сетки, и, с вожделением взирают на зелё-ные пучки листьев кукурузы, которые тётя Фаня срывает с высоких растений и склады-вает тут-же на тропинке.

А через час, весёлый луч солнца, пробившись сквозь листву огромного карагача и зелё-ного хмеля, обвившего веранду, падает на щеку молодой женщине. Немного погодя, лучик ползёт дальше и касается тонких ресниц, длинная тень которых дрожит некоторое вре-мя, а затем взметается вверх. И вот уже черные, немного заспанные глаза с восторгом и нежностью глядят на того, в чьих объятиях лежит их обладательница.

– Ты прекрасна! – слышит она тихий шепот.

Чуть слышно рассмеявшись, женщина тянется к улыбающимся губам мужчины, но вдруг, вскрикнув негромко, садится на кровать и с возмущением произносит:

– И мы лежим в таком виде? А если нас увидит тётя Фаня?

– Скорее всего, она уже видела нас во всей красе! – отзывается весёлым голосом муж-чина, и, обняв женщину, притягивает её к себе и роняет обратно на подушку. Женщина со смехом отталкивает мужчину от себя и опять шепчет возмущенно:

– Ну, перестань! Ты хочешь теперь и детей разбудить?

– Нет! Пусть они спят, у них каникулы! Просто я хочу поцеловать тебя и сказать, доброе утро, любимая!

Ника перестаёт смеяться, глаза её вдруг начинают наливаться слезами, и она, пытается отвернуться от Володи, что-бы спрятать от него своё лицо.

– Что – то случилось?

Горячая мужская ладонь гладит Нике плечи, теребит волосы… Нет! Она не может, не мо-жет ему противостоять…Она никогда не избавится…от этой любви! И это страшно!

Она делает над собой усилие, поворачивается к мужчине, и, глядя ему прямо в его уди-вительно красивые глаза, наконец, произносит:

– Сегодня у меня будет очень тяжелый день.

– Конечно! – отзывается спокойно Володя, и глаза его искрятся яркими лучиками сме-ха. – Сегодня мы пойдём с тобой в одно, очень и очень серьёзное заведение…

– Но… – перебивает Володю Ника. – Я не могу, у меня направление, и я…я должна к де-сяти часам быть в больнице! – резко заканчивает она, и отворачивается в сторону.

– Ты больна? – всё так – же весело произносит Володя, и, обнимая её, притягивает к се-бе. – По тебе этого не скажешь! Ты красивая женщина, которую я люблю…Но если надо, то надо! Так что, подъём?

Ника, одеваясь, не смотрит на Володю, а он видимо и не очень переживает от этого. На-свистывая весёлую песенку, он стянул с веревки полотенце и отправился к колонке, по дороге потрепав по голове старую Белку. Собака, льстиво помахивая хвостом, умильно смот-рит вслед Володе, который подходит к тёте Фане, и целует пожилую женщину в щеку. И Ника вдруг ловит себя на мысли, что она подобно старой Белке, смотрит на этого мужчи-ну с восторгом и обожанием. Она вдруг вспоминает его ночные поцелуи и ласки, и болез-ненная судорога проносится по её лицу.

– Господи, ну зачем он приехал! – шепчет она, тяжело оседая на старую скрипучую кой-ку, и пряча лицо в ладонях. – Зачем? Ведь всё уже решено!

– Мама, а кто этот дяденька у колонки? – слышит Ника голос сына, который стоит на веранде, и, прищурив сонные глаза от утренних лучей света, смотрит вглубь двора.

И пока Ника растерянно думает, что ответить сыну, дверь из дома с силой распахивается и громкий восторженный вопль разносится по всему двору:

– Папка! Папка приехал!

Тоненькая девичья фигурка в длинной розовой рубашке перелетела через высокие сту-пеньки и помчалась к мужчине, замершему у колонки. Его лицо сияло восторгом, а руки, отбросив в сторону полотенце, тянулись навстречу дочери, которая, уже повиснув у него на шее, и прижавшись к его щеке, причитала по-бабьи:

– Ты приехал папка! Ты приехал! А я тебя ждала и ждала, и всё думала, почему ты не пришёл…Ну почему ты так долго ехал к нам? Скажи почему?

– Что она болтает? – думала Ника, глядя на свою дочь, на Володю, что-то тихо говорив-шему Гере. Но вдруг он поднял голову, и, через весь двор, посмотрел на Нику долгим взглядом. Она быстро отвела глаза, и, отвернувшись, пошла в дом. Проходя мимо сына, который всё ещё стоял у крыльца, произнесла:

– Иди умываться сынок! Пора завтракать!

Кажется все в восторге от Володи. Даже тётя Фаня смотрит влюбленными глазами на него и поддакивает во всём, что касается их разговора о Керкене, и о многих всеобщих знакомых, о которых Ника успела даже подзабыть. Лишь сейчас Ника узнаёт о том, что Володя похоронил мать два года назад. Говоря о родителях, Володя становится грустным, но через минуту, он, уже улыбаясь, что – то спрашивает у Данила, и тот, отвечая Воло-де, смотрит на него восхищенными глазами очарованного ребенка. Ника переводит взгляд на дочь. Кажется, и Гера просто онемела от счастья, если за всё время завтрака едва притронулась к еде. Она также не сводит с отца своих удивительно красивых глаз…

Часы пробили девять!

– Мне пора!

Ника быстро встала из-за стола. Видя, что все уставились на неё, виновато произнесла:

– Извини меня тётя Фаня! Но я должна уйти! Володя, ты сиди, завтракай, и вы дети тоже ешьте…

Тётя, нахмурившись, смотрит на Нику, затем на Володю, и слегка качает головой. Когда же Ника, одевшись и собрав сумку, вышла из комнаты, то с удивлением увидела, что Во-лодя сидит рядом с тётей, одетый в строгий элегантный костюм и белую рубашку. И весь его праздничный вид так нелеп для этого дня!

Ника лишь растерянно махнула головой, когда Володя произнёс твёрдо, глядя на неё своими голубыми глазами, ставшими вдруг неожиданно яркими:

– Я и дети, тоже идём с тобой!

Он встал, и, пожав тёте Фане обе руки, вышел, бросив Нике:

– Пойду, позову детей!

Ника молча взяла сумочку, в которой лежал паспорт, деньги, чистая пеленка и всё, что необходимо было для данного случая. Она уже собралась выходить, когда молчавшая тё-тя Фаня, вдруг промолвила, почему-то скрипучим и охрипшим голосом:

– Вероника, ты взрослая и умная женщина. Подумай сначала, прежде чем сделать это!

Ника оглянулась на тётю, помолчала, а затем резко произнесла:

– Он завтра уедет, а я останусь… с тремя! Тогда пусть уезжает сегодня!

И закусив губы, быстро пошла прочь из комнаты.

Володя стоял во дворе, у калитки, и с улыбкой смотрел на детей, которые застыли друг против друга. Видимо они играют в молчанку. Ника слабо улыбнулась, и стала спускаться с крыльца. Первым не выдержал Данил. Схватившись за живот, он захохотал громко, ве-село. Гера, увидев мать, сделала строгие глаза брату, и, схватив его за руку, шмыгнула в калитку. Володя оглянулся на подходившую к нему Нику, и вдруг, притянув её к себе, произнёс:

– Теперь, я тебя ни на шаг от себя не отпущу!

Ника измученно выдавила из себя улыбку, и, положив свою ладонь на полусогнутый локоть мужчины, взглянула исподлобья на него, сильного, уверенного, красивого.

Ах, Володя! Сколько лет она мечтала об этой минуте, и сколько всего им пришлось пре-одолеть. Но разве она избавилась от мучений? Ах, Володя, Володя! Зачем ты продолжаешь терзать мою душу!

ГЛАВА 56.

Гера и Данилка, о чем-то переговариваясь друг с другом, идут следом за взрослыми.

Они успевают даже побегать среди стриженных вечнозелёных кустарников, которые об-рамляют вход на стадион, и зону отдыха. Успевают покачаться на качелях, которые в этот ранний час свободны от детворы.

– Хорошо никого нет, катайся, сколько хочешь! – кричит десятилетний мальчуган де-вочке лет четырнадцати, с длинными кудрявыми волосами.

Девочка согласно машет головой, отчего её светло – каштановые волосы вспыхивают яр-кими красками в лучах утреннего солнца. Но, оглянувшись, она охает, и, соскочив с каче-ли, бежит вперёд, бросив на ходу мальчугану:

– Догоняй!

Но видимо, зря она торопится, к тем двоим, мужчине и женщине, что, остановившись у огромного дуба, о чем-то разговаривают друг с другом. Кажется, девочка – подросток то-же поняла, что она здесь лишняя, потому-что развернувшись, она мчится навстречу мальчугану, и, схватив его за руку, тащит за собой к высокой железной горке, что уютно расположилась под плакучей ивой. Парк снова оглашается хохотом и детскими крика-ми, но мужчина и женщина, словно не замечают этого веселья.

Двое взрослых ведут себя довольно странно, и как– будто даже нелепо. Да и сами они, какие-то странные в этот будничный обычный день. Мужчина одет так, словно он дол-жен попасть на какой – то высокосветский приём, или в лучшем случае он собрался же-ниться. Остановившись посреди тротуара, протянувшегося через весь парк, он схватил мо-лодую женщину за обе руки и что-то долго ей говорит. Женщина мотает в разные стороны головой, и тоже, что-то долго говорит мужчине в ответ. Он опускает голову и молчит, ви-димо, не собираясь больше спорить с женщиной, которая, несмотря на попытку вырвать свои руки из плена, остаётся рядом с мужчиной.

Да, странная пара, очень странная! А что ещё можно подумать, глядя на них! И, кажется, они опять ругаются! Но нет, не похоже! Уж очень энергично машет женщина головой. Зна-чит, он уговаривает её что-то сделать, а она не соглашается. А может, всё наоборот? Она хочет сделать, а он не даёт!

Да нет! Нет, конечно, это он, он уговаривает её! И, кажется, этот мужчина не знает, что такое поражение. Ибо, глядя, как женщина засияла вдруг своей лучезарной улыбкой, а мужчина, подхватив её, закружил словно тростинку, можно подумать, что они немного спятили в это тихое будничное утро, или они влюблены так, что ведут себя словно юные Ромео и Джульетта. Ну, а почему бы и нет?

Пусть он кружит её, словно тростинку, пусть заглядывает в её черные глаза и шепчет ей что-то нежно на ушко, понятное только им одним. И пусть она смеётся весело, счастливо, далеко запрокидывая красивую голову с веером чудесных длинных волос, окутывая этим чёрным покрывалом того, кто смотрит с любовью на неё, продолжая кружить в безмолв-ном танце. Но, наконец, остановившись, мужчина начинает медленно опускать свою дра-гоценную ношу. Женщина скользит по его телу, глядя на него с улыбкой. И когда, она достигает уровня его глаз, то слышит негромкий шепот:

– Ну, и как мы решили?

Женщина целует мужчину в губы и шепчет в ответ:

– Как хочешь ты!

– А ты? – спрашивает он.

– Да! И я тоже! – отвечает женщина тихо, и лёгкий румянец покрывает её щёки.

– Гера! Данил! Идите сюда! – зовёт мужчина детей, и те бегут к нему вприпрыжку.

А через минуту, они уже все вместе быстрым шагом идут по направлению к Центру этого огромного и красивого села. Там, напротив базара, расположившегося много веков то-му назад неподалёку от древней сторожевой вышки, есть возвышенность, где в тридца-тые годы 20-го столетия было построено небольшое здание с помпезными колоннами. Здание обычное, простое, не представляющее собой никакой архитектурной ценности, если бы не колонны, указывающие на то, что по каким – то замыслам местного начальства, это здание должно нести отпечаток некой архиважности. И в самом деле, здесь распо-ложился ЗАГС. Место, где совершается таинство брака, где две разные половинки, муж-чина и женщина, свяжут себя воедино священными узами на всю жизнь, и где отныне они назовут себя мужем и женой.

Да, порой очень длинный путь должен пройти каждый из них, прежде чем они дойдут до этого важного момента в своей жизни.

– Ну, вот и всё! – вероятно шепчут губы каждого, кто преодолеет это несметное коли-чество ступеней, что ведут от шоссе, вверх, к зданию с колоннами, а вернее всего, от древней дороги, что в далёкие – далёкие времена называлась Великий Шёлковый путь. И, вероятно, что все, кто присутствует при брачной церемонии, а не только жених с не-вестой, испытывают чувство радости, преодолев первое препятствие к своему счастью. Хотя… хотя это чувство обманчиво! Во всяком случае, сейчас Ника лишь ощущает, как у неё дрожат ноги. Там, наверху, у дверей здания стоят Гера и Данил. С насмешливой улыбкой они смотрят на взрослых.

– Устала? – спрашивает Володя, наклоняясь к Нике, которая старается дышать глубже и спокойнее.

– Нет! – слегка качает она головой, и хотя это ложь, и Володя понимает это, он бла-годарно жмёт ей руку, и тянет за собой в полутёмное здание.

– Подожди! – пересохшими губами шепчет вдруг Ника, судорожно сжимая руку Володи.

Мужчина склоняется над женщиной, и с улыбкой смотрит ей в глаза.

– Ты боишься? – спрашивает он участливо, и женщина, сначала машет отрицательно головой, но затем опускает её, и словно преодолевая в себе что-то, тихо шепчет:– Да! Я боюсь!

Мужчина ласково проводит ладонью по лицу женщины, словно стирая что – то, видимое только ему, и помолчав, произносит:

– Мой славный, милый Стриж! Поверь, теперь я буду всегда рядом с тобой!

А через полчаса, двери, в этом малосимпатичном здании с колоннами, распахивают-ся, и появляются двое детей. Черноглазый темноволосый мальчик лет десяти и девочка подросток, в руках которой зажата небольшая женская сумочка. Они останавливаются на верхней площадке каменной террасы, и чего-то ждут. Через минуты две появляются ещё двое. Это мужчина и женщина. И хотя, они уже совсем не юнцы, и долгие годы жиз-ни оставили свой неизгладимый след на их красивых лицах, а также на волосах, но всё – же, по какому-то, совсем необъяснимому признаку, можно сразу догадаться, они счастливы! И это, несомненно, так! Ведь не каждый мужчина, а, скорее всего молодожен в годах, подхватит вот так легко свою бесценную ношу, и крикнув: – Считайте! – будет нести на руках свою суженую, с любовью и нежностью глядя ей в глаза.

И когда будет пройдена, наконец, последняя ступень безумно длинной лестницы, он

ещё долго будет держать женщину на руках, и сиять счастливой улыбкой.

– Здорово! Двенадцать ступенек! – кричат в восторге дети, а женщина, вдруг ахнув, заливается весёлым смехом.

А когда вся эта странная процессия пойдёт обратно через Центр села, через парк и зону отдыха, они пройдут мимо древней православной церкви, что восстановлена из бывшего кинотеатра, и на дверях которой красуется большой ржавый замок, а затем мимо Яра. И тогда они обязательно спустятся к Ручью. Дети будут купаться, брызгая друг на друга холодной водой и визжа от восторга, словно малыши. А женщина, скинув босоножки, побредёт вдоль берега по мокрому песку, стараясь не обращать внимания на мужчину в строгом костюме и белой рубашке, сидящего на пригорке. Когда же она подойдёт к не-му, он протянет ей небольшой, совсем чахлый розовый цветок, и произнесёт:

– Вот тебе мой свадебный подарок!

И лицо женщины загорится, зальётся краской, а мужчина, притянув её к себе, скажет:

– Ты – моё Ожидание!

– Ожидание?!!!

– Да! Жизнь – Женщина– Ожидание! Это всё ты– моя Ника!

– Ты видел картину?

– Да! Это была ты!

– Ну, нет! – смеётся женщина. – Той картине уже почти сто лет, а мне всего лишь тридцать…

– Тс-с-с-с! Давай не будем говорить о годах! – в ответ смеётся мужчина. – Тем более, впереди у нас ещё будет прибавление семейства.

– Но ты говорил…

– Нет! Я ничего не говорил! За нас всё сказала жизнь…

А потом они долго сидели на берегу Ручья, тесно прижавшись, друг к другу. Голова женщины покоилась на плече мужчины, его сильные руки обнимали её плечи, и ничто в этом мире теперь не могло разлучить их. Над рекой неслись весёлые детские голоса. Жизнь продолжалась!

Р.S. Хронология рождения человека и долгий путь его в небытие…

Хронология жизни и смерти…

Хронология любви и ненависти…

Увлекательное занятие, как и трудное. Ибо жизнь намного интереснее и загадочнее тех страниц, исписанных в поисках истины. Ведь истина так обманчива!

Для кого, истина в вине!

Для кого, в женщинах!

Для кого истина кроется в книгах!

Для иных – истина в деньгах!

Для кого-то она видится в семье, и в продолжение своего рода на земле!

А для кого – в самой Жизни!

Так что – же такое – истина? Смысл Жизни?

Не знаю! Повторюсь, для кого как!

Но только точно могу сказать, что никого из нас не обойдут стороной пять мгновений, пять состояний, ибо они вечны:

Жизнь и Смерть,

Ненависть, Любовь… и Ожидание!

Может быть, Жизнь не кончается Смертью, как и Любовь – Ненавистью…

Но ведь даже Смерть порой, бывает обманчива, а Любовь так тесно переплетена с Не-навистью, что иногда, они кажутся одним целым и неразделимым…

И только лишь одно бывает постоянным и вечным – это ОЖИДАНИЕ!!!

И если наши герои, наконец, нашли друг друга, то это ещё не значит, что жизнь остановилась именно в этом измерении.

Впереди ещё очень много дней…Ожидания, а соответственно витков Жизни, и пре-одолевать их всё – же придётся…