Текст книги "Ожидание"

Автор книги: Татьяна Каменская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

– Дочка, коль уже ты здесь, и заснули дети, я хотела бы спросить. У тебя что-то слу-чилось?

Ника смотрела на свою мать, и грустно улыбалась. Что она может сказать ей. Зачем втягивать её в свои личные проблемы.

– Нет, у меня всё хорошо, мама! – ответила Ника.. – У меня, всё всегда хорошо, ты же знаешь.

– Я знаю тебя! Ты моё дитё, хотя и взрослое! А когда ребёнок начинает заболевать, мать прекрасно чувствует его болезнь! Разве ты забыла об этом?

Погладив Нику по черным, рассыпанным по подушке волосам, Мария добавила:

– Так что же произошло? Почему у тебя такие грустные и жалкие глаза?

– Жалкие? – удивленно переспросила дочь старую мать, и та, утвердительно качнула головой.

– Очень жалкие и грустные!

– Ты права! У меня, в самом деле, небольшие неприятности. Но говорить о них, я не стану, извини. Не хочу портить себе и тебе настроение. И особенно в этот день!

Мария опять погладила дочь по голове, словно маленькую девочку, и, вздохнув, произ-несла:

– Ты совсем изменилась за последнее время. Надо дочка немного остановиться. От-дохнуть от всего, оглянуться вокруг себя! Ты же ещё молода и красива. Ты могла бы най-ти себе подходящую пару. Нельзя тянуть непосильный груз одной. Нельзя дочка!

– Ах, мама! Ну, что ты такое говоришь! – Ника возмущенно фыркнула и прикрыла глаза рукой. – Кому я нужна с двумя детьми! И ты ведь прекрасно знаешь, что доля вдо-вы не завидная. Худших не надо, а лучших нет!

– Да, хорошие мужчины все с жёнами живут! – вздохнула Мария.

– Вот-вот, ты сама осталась в это время вдовой. Почему ты не вышла опять замуж?

Мария грустно посмотрела на дочь:

– Я никому не хотела причинять горя. Ни вам, моим детям, ни той другой семье, где тоже были дети.

– Поэтому, не надо говорить мне о ком-либо! – Ника откинулась на подушку.

– Да, ты права дочь, как всегда! – вздохнула Мария. – Только… я не говорила тебе, что недавно получила письмо…

– От Володи? – безучастным голосом спросила Ника, и Мария изумлённо уставилась на свою дочь.

– Я думала, что тебя это известие обрадует, или хотя – бы удивит. Хотела его сразу тебе домой привезти, но что-то со здоровьем последние дни неважно. Да и грешным де-лом подумала, а может, и надобности в этом письме нет никакой. Ведь столько лет ни слу-ху, ни духу, а тут на тебе, объявился и спрашивает у меня, где ты живёшь? Твой адрес просит! Ну, для чего? Не стыдно ли ему? Ведь уже сорок с лишним лет человеку. Поди, уже не мальчик молоденький, а взрослый мужчина. Чего же душу травить? Наверное, уже внуков имеет, а туда же, вспомнил вдруг о детстве! – ворчала Мария, открывая шкафчик, и, доставая с полочки согнутое напополам письмо.

– На, держи, и сама решай, надо ли ему отвечать или нет! – осуждающе проговорила она, и старчески шаркая ногами, отправилась в соседнюю комнату.

А Ника, вглядываясь в знакомый почерк, думала о том, как непонятна порой жизнь!

Она сдерживала себя, что-бы тут – же не вырвать листок из конверта, и, не наброситься на него, жадно перечитывая строки, написанные на небольшом листочке из записной книжки. Наконец, она вытащила письмо из конверта, и стала его читать.

Володя спрашивал о ней. Он просил тётю Марию сообщить адрес, где проживает её дочь. Он обещал не беспокоить Нику, ему было достаточно только знать, где она находится. А в конце письма он поздравлял всех с весной, весенними праздниками и с днями рожде-ниями. Он знал, что они все рождены весной: мама, Ника, Гера.

Вот и всё его письмо! Да, но в конце письма есть маленькая приписка, как-будто он знал, к кому обращается:

– Если сможешь, то позвони!

Ника вглядывалась в те волшебные цифры, что дрожали, плясали и рябили сейчас у неё перед глазами. Она чувствовала, как гулко забилось её сердце, как тихо заныло в груди.

– Что это со мной? – отбрасывая листок в сторону, пробормотала Ника.

Соскочив с кровати, она прошла к окну, и, отодвинув штору, прижалась горячим лбом к холодному стеклу.

– Что со мной происходит? – думала она, обхватив плечи руками.

Её знобило. Неужели весна действует на неё так возбуждающе? Но весны всего один день! На улице ещё зима, дуют ветра, иногда идёт снег, как сегодня, например. После от-тепелей начались настоящие февральские метели, но сегодня спокойно, и снег падает огромными хлопьями. Ника вглядывалась в улицу, освещённую фонарями.

– Нет, весна здесь ни при чём! – вздохнув, ответила она сама себе, глядя, как за ок-ном, голые ветки деревьев вновь покрываются белым пушистым снегом. – Весна, види-мо, забыла к нам дорогу!

Женщина отстранилась от окна, и, закрыла штору. Через некоторое время в доме по-гас яркий свет, оставив в спальне тусклый свет ночника, и всё в доме стихло. Насту-пило время сна.

И лишь только тогда, от дерева, стоящего напротив этого дома, отделилась высокая ху-дощавая фигура мужчины, который видно уже порядком подзамёрз, потому-что он пошёл от дома быстрым шагом, засунув руки глубоко в карманы куртки, втянув голову в плечи. Он удалился от дома уже порядочно, но вдруг остановился, обернулся, и посмот-рел назад долгим взглядом. Едва заметная усмешка коснулась его губ, но, опять раз-вернувшись, он быстро пошёл вперёд, уже не останавливаясь.

ГЛАВА 37.

Она уехала на следующий день в Москву. Ей надо было срочно подвезти товар. Скоро 8-е марта. За три дня она всё успеет сделать. Сколько времени прошло с тех пор, когда она была в столице последний раз? Полгода, год? Что-то около этого. Всё это время то-вар ей подвозили, или пересылали по заказу. Но теперь ей надо самой побывать на фирме. Денег не так много, что-бы можно было позволить себе взять то, что является до-рогим товаром. На этот раз пришлось ограничиться тем, что подешевле. Затем она побы-вала ещё на одной фирме. За эти годы здесь мало что изменилось. Если не считать того, что из полуподвала, фирма перебралась теперь в светлое просторное помещение, обору-дованное под современный солидный офис.

Ещё Ника побывала на рынках. Бесцельно бродила она между рядами, с тоской взи-рая на унылые, затрепанные кофточки и блузки. В одной из палаток она купила мате-ри недорогой велюровый халат, для Геры огромную плюшевую белую собаку с черным носом и длинными ушами. Ну, а для сына, приобрела какое-то современное переговор-ное устройство, которое ей почти насильно навязал один из тех продавцов, что в изоби-лии заполонили Москву в поисках работы, и всё того-же счастья.

– Да, счастья! – думала Ника, стоя в метро, глядя в лица озабоченных людей, спеша-щих куда-то по своим делам. – Кому не хочется в этом мире быть счастливым? Но только не всем счастье улыбается в этой жизни. И разве в том есть наша вина? Или судьбы?

На вокзал Ника прибыла всё равно довольно рано. До отправления поезда ещё оста-валось полтора часа, и если поезд подадут за час, то ещё полчаса она будет мучиться и страдать, не находя себе места.

Ника почти явно ощущает, как клокочет и бушует в её сердце огромная лавина тех чувств и эмоций, которые она всю дорогу так тщательно прячет от самой себя, заглу-шая, и даже попросту игнорируя их. Но в памяти, то и дело возникает небольшая цепоч-ка цифр, от которых ей хочется бежать. Куда? Ну конечно, к тому таксофону, что так уютно примостился неподалёку от неё.

Нет, надо выстоять, спокойно дождаться поезда и уехать, уехать из этого города, шумно-го, огромного, страшного…

Да, страшного! Потому-что здесь в Москве живёт теперь Володя, и та цепочка цифр, что крутится в её памяти, заставляет гулко биться её сердце. А может, оно бьется в унисон тому, другому сердцу, которое находится где-то рядом, так близко, что стоит всего лишь снять трубку, набрать номер, и снова почувствовать этот бьющий по нервам ток. Всего лишь услышать дыхание, и звук его голоса! Нет, кажется, она сходит с ума! Ведь всё прошло! Сколько лет минуло. У Володи своя семья, и зачем ворошить старое, прошлое.

Ника вздохнула.

А может, не боясь ничего, позвонить ему, и сказать всё одним разом… Что всё это стало уже смешно и ненужно. Да-да! Она так и сделает, так и скажет ему. Поэтому не стоит так волноваться, набирая номер телефона. А может, Володи как раз нет дома?

Первый гудок, второй… и кто-то вдруг поднимает трубку.

– Алло, вам кого? – раздаётся тонкий детский голосок, и на её сердце накатывает странная волна, сменившая чувство страха легкой грустью, и странное дело, спокойст-вием…

– Мне, пожалуйста, позовите Владимира…Степановича к телефону! – наконец отве-чает Ника.

– Подождите, я сбегаю за ним! – отзывается детский голосок, и Ника бессознательно кивает головой:

– Хорошо, я подожду!

Томительные секунды ожидания опять ворачивают её сердцу боль, уничтожая ту реши-мость и спокойствие, которого она так упорно добивалась все эти годы.

– А может, положить трубку? – думает Ника.

– Я вас слушаю! – неожиданно громко звучит в телефонной трубке незнакомый мужской голос, и задумавшаяся Ника вздрагивает, щёки её тут – же вспыхивают ярким румянцем. Стоящие неподалёку женщины, кажется, с интересом поглядывают на неё, или ей только кажется это. Вот они уже отвернулись от неё, и о чем-то переговариваются между собой.

– Здравствуй Володя! – наконец отзывается Ника, чувствуя, как гудит её голова, словно к ней подключили электрический провод под напряжением.

А голос, её собственный голос, странный и неузнаваемый, дрожит, иной раз прерываясь, словно от страха.

– Кто это говорит? – прозвучал резко вопрос, но затем вдруг тот – же голос спросил, словно недоумевая:– Это ты? Ника, это ты? Я знаю, что это ты, отзовись!

Ника вслушивалась в этот взволнованный голос, и узнавала Володю. Конечно, как – же она могла сомневаться! Это его голос. Его!

– Ты откуда звонишь? – вдруг спрашивает Володя.

– С вокзала! – отвечает Ника, и слегка запнувшись, продолжает:– Я скоро уезжаю!

– Я приеду сейчас к тебе!

– Не стоит. Ты не успеешь! Поезд отходит через час. Лучше поговорим по телефону…

Но нетерпеливый голос перебивает Нику.

– Нет! Я хочу увидеться с тобой! Хочу попросить тебя о чем-то. Но это не телефонный разговор. Я сейчас приеду…

– Но ты же просил всего лишь позвонить! – испуганно говорит Ника.

– Какой у тебя поезд и вагон?

– Сорок четвёртый, шестой вагон! Но ты не успеешь. И поэтому, я хочу тебе сказать, что я не хочу… Володя! Володя!

Ника отчаянно вслушивалась в короткие гудки, которые доносились из глубины пласт-массовой трубки. Он бросил её! Не стал даже слушать…

Ника повертела в руках злополучную телефонную трубку, затем решительно повесила её на место, подняла рывком пакет с собакой, и пошла вперёд, к камере хранения, где лежали её вещи.

Вскоре подали поезд. Огромная масса народа, состоящая в основном из женщин, одетых в короткие куртки с капюшоном и черные тёплые брюки на синтепоне, устремилась вперёд к своим вагонам, таща за собой тележки с огромными полосатыми сумками, на-битыми до отказа купленным на рынке товаром. До отправления поезда ещё много времени. Пусть пройдут самые нетерпеливые, а потом, как схлынет основная масса на-рода, пойдёт и она, не торопясь, не толкаясь, и не сшибая других своей тележкой. Неподалеку от Ники остановилась пара, мужчина и женщина. Обоим было где-то за сорок с небольшим. Женщина, была одета в дорогую енотовую шубку, короткую, ниспада– ющую с плеч красивыми мягкими складками. Высокие, кипельно белые сапоги ботфорты сзади у колен перехватывались тонкими ремешками. Женщина была очень красива, как заметила Ника, хотя лицо её наполовину скрывала широкополая фетровая шля-па. Мужчина, что стоял рядом с ней, круглый как колобок и очень важный, был одет не менее изысканно. Черный строгий костюм, белая рубашка и галстук бабочка, выде-ляли его из всеобщей толпы. Во всяком случае, Ника с интересом поглядывала на странную пару. Мужчине, по-видимому, было очень жарко. Он то и дело обтирал носо-овым платком широкий лоб, а женщина, время от времени нервно подергивала пле-чами, и вскидывала голову, в своей великолепной фетровой шляпе.

Когда женщина в очередной раз передернулась и вскинула гордо голову, Ника уви-дела вдруг её лицо, презрительно сомкнутые губы ярко-вишнёвого цвета, прищурен-ные глаза с длинными ресницами, и аккуратно подведенным контуром век, сквозь черноту которых так ясно ощущался взгляд полный ненависти и злобы, которым она окидывала спешащих мимо неё женщин с сумками. Почувствовав на себе взгляд Ни-ки, женщина презрительно посмотрела на неё, скривила свои яркие полные губы, и, повернувшись к своему кавалеру, нарочито громко произнесла:

– Как-же они надоели, эти тряпичники. Портят весь вид нашего города. Готовы всю Москву растащить, чёртовы спекулянты. Гнать их надо в шею отсюда…

Ника, в другой бы раз просто не обратила бы на эти слова никакого внимания, мало ли ей приходилось слышать подобное, но сейчас, когда её нервы на пределе, она не может смолчать, тем более, женщина явно адресовала свою речь ей, рядом сто-ящей. Подтянув тележку с вещами ближе к себе, Ника повернулась к женщине в енотовой шубке, и, зло, прищурившись, произнесла:

– Так рассуждают только сытые и довольные мещане, которых жизнь ещё не потре-пала за шиворот. А вот дать бы вам эту тележку в руки, вы бы не то запели!

– Ах, ты хамка! – завопила женщина, злобно перекосив красивое лицо. – Сева! Се-вочка! Дай ты этой проходимке в рожу, чтобы знала, как шляться здесь и оскорблять…

– Тронешь, убью! – тихо произнесла Ника, глядя прямо в глаза мужчине, двинув-шемуся на неё.

Севочка остановился, беспомощно оглянулся на женщину в енотовой шубе, но та, брызгая слюной, вновь заверещала:

– Ты что, испугался её?

Мужчина опять двинулся вперёд, но Ника не стала ждать продолжения событий. Тем более, основная масса народа уже прошла на посадку. Ника подхватила пакет с собакой, и, рванув тележку, покатила её вперёд к перрону, не очень вслушиваясь в смысл тех слов, что раздавались за спиной. На душе было гадко, больно, обидно.

В самом деле, зачем нужно превращать огромный красивый город в подобие барахолки. И неужели они, обычные женщины – россиянки, на которых держится порой всё благо-получие семьи, эти труженицы, тянущие и тащащие за собой тележки с огромными по-лосатыми сумками, неужели они заслужили такой доли?

– А я? Заслужила ли я такой участи?

– Наверное заслужила, если именно ты тащишь эту сумку, эту тележку. – издевалось что-то внутри неё…И что-то там, внутри, порождало ответ. Только кому он был нужен?

– Но ведь я не пойду по миру с протянутой рукой, вот и волоку эту сумку. И знаю, что я не одна, нас много таких женщин, обрывающихся тяжестями, ради того, чтобы не упасть на дно этой жизни, а выстоять, выжить. И помимо этого, ещё прокормить своих де-тей, а также нигде не работающих мужей. Так что, мы продолжаем барахтаться, ради проклятых этих денег! Барахтаться назло всему, экономическому кризису, падению руб-ля, поголовной безработицы в стране, и даже назло себе! – так думала Ника, продолжая тащить за собой вдруг ставшую очень тяжелой синюю полосатую сумку.

– И конечно, тысячу раз прав Миша, странный директор лыжной базы. Человек не должен чувствовать себя рабом своих материальных благ, но…но, в то же время, мы слишком горды и непокорны генетически, что-бы смириться с тем, что даёт нам действи-тельность. И, навряд ли, всех нас можно заставить протягивать руку, прося милостыню, хотя-бы в виде пособия по безработице. Пока я молода, пока здорова, я в состоянии по-беспокоиться о себе самой. Так что не стоит моего внимания эта крашеная холёная выд-ра. Кто знает, отчего она так зла на нас, женщин, снующих по вокзалу в одинаково по-хожих куртках, в лёгких вязаных шапочках, в черных обтягивающих лосинах или теп-лых брюках-дутышах, и в стандартных зимних сапогах – "Аляски" китайского произ-водства. Да, мы может, противны сами себе, но мы не унываем, и в нас даже больше доб-роты, чем у этой сытой, разодетой в меха красавицы…

– Стой! – сильная рука мужчины схватилась за тележку и грубо дёрнула её на себя.

Подняв глаза, Ника увидела перед собой плотного парня в зеленой униформе. Па-рень, глянув оценивающе на Нику, подтянул ногой вверх тележку с сумкой, слегка при-подняв её, секунду раздумывал. Наконец, процедил сквозь зубы:

– Иди!

– Бедолага! – подумала Ника, усмехаясь. – Ему бы с пользой для дела кувалдой махать при его молодости и силе, а не стоять тут столбом, проверяя у пассажиров, со-ответствует ли вес сумок тридцати шести килограммам…

В вагон она втащила сумку кое– как. Тридцать пять килограммов, это уже не шутка. Мо-жет и правы те, кто поставил парней в форме на перроне. Хоть как-то, но надо регу-лировать процесс этого "дикого бизнеса". А иначе, русская баба и гору на своих пле-чах сможет унести, если ей тому не воспрепятствовать!

Ника волокла свою сумку по длинному коридору вагона, низко наклонив голову, и лишь изредка поднимая её, и вглядываясь в номера купе. Скорее всего, она почувство-вала, как чьи-то руки подхватили её сумку, и знакомый до боли голос произнес:

– Я помогу!

Ника подняла голову. Перед ней стоял Володя.

– Где твоё место? – быстро проговорил он.

Ника молча развернулась и пошла вперёд. Кажется, вот так чувствовали себя те, кого вели на расстрел. Ника явно это сознавала. Молча, она показала Володе своё место, мол-ча смотрела как он быстрым и сильным движением закидывает тяжелую сумку с ве-щами на третью полку, как укладывает рядом пакет с собакой, тележку. О чем-то её спросил вдруг…

О чём? Она так и не поняла! Наверное, потому, что совсем ничего не слышала, ничего не понимала, и словно онемела от того странного состояния, в котором оказалась благо-даря Володе…

– Выйдем в тамбур! – вдруг донеслись до Ники слова.

– Выйдем! – согласилась она, и пошла вперёд, на ходу надевая куртку, которую ма-шинально взяла с полки.

Она опять чувствовала себя так, как будто шла на казнь. Что Володя хочет сказать ей? Что? Ради чего он написал ей письмо? И ради чего она позвонила ему, всколыхнув то, что с годами улеглось в её душе.

В тамбуре стояли чьи-то сумки, и им пришлось выйти на перрон. Они стояли друг про-тив друга и молчали. Ника смотрела в сторону, на другой состав поезда. Ей было очень стыдно за свой потрепанный неряшливый вид, грязные, затоптанные чьими-то ногами сапоги, за всклокоченные волосы, висящие мокрыми и слипшимися прядями вдоль щёк. Конечно, она понимает, что рядом с таким красивым и элегантным мужчиной она выглядит просто замарашкой, а не женщиной…

– Ника, почему ты молчишь?

Володя взял её руку и заглянул в глаза. Голубой огонь нежности полыхнул из его глаз, и сердце её часто-часто забилось. Но вдруг, словно чего-то испугавшись, Ника выдернула свою ладонь из рук Володи и нахмурилась:

– Тоже самое, я хотела бы спросить у тебя!

Володя посмотрел на Нику долгим взглядом, затем, подняв руку, растерянно потёр лоб, словно раздумывая над её словами. Ника знала этот жест с детства, конечно знала.

– А он совсем не изменился! – подумала она, пытливо вглядываясь в лицо мужчи-ны, стоящего напротив неё. – Лишь чуть больше стало проседи на висках, да глубже ста-ли складки на лбу, да шрам на щеке. А, в общем, Володя стал ещё красивее, именно нас-тоящей мужской красотой. Любая женщина почтит за честь его внимание…

– Ника, послушай! Может, ты останешься на один день? – вдруг заговорил торопливо Володя. – Всего на один день! Мне с тобой надо поговорить. Нам никто не помешает. Я сейчас один. Жена? Жена… она в санатории. Я прошу тебя очень, останься!

Володя смотрел в глаза Ники, и она, чувствовала, как одурманивает её этот нежно-го-лубой свет. Боясь уступить, она медленно покачала головой.

– Нет? Но почему?

– Меня ждёт работа!

– Работа? Вот это ты называешь работой? Перетаскивание сумок с тряпьем из одного места в другое! И это твоя работа?

– Да, это моя работа! Этим я живу, кормлю детей, одеваю их, а также и себя. Покупаю кой-какие материальные ценности… – отчего-то злясь, перечисляла Ника.

– А ещё гробишь себя! – мрачно добавил Володя, уставившись вниз, на свои доро-гие кожаные ботинки, заложив руки за спину.

Ника молчала. Что можно было сказать в ответ?

– А что же твой муж, что он делает? – не глядя на Нику, спросил Володя.

– Он умер!

– Что?

Мужчина вдруг рванул к себе Нику, и больно сжимая её плечи, срывающимся голосом проговорил:

– Почему же ты молчала? Почему?

– Потому, что ты не спрашивал меня об этом. Да и что бы это дало, в конце концов?

Отчего-то Ника оглянулась и увидела, что проводницы, две молоденькие девушки в оди-наковых форменных темно-синих пальто, смотрят на них с нескрываемым любопытством.

– Отпусти меня! – тихо попросила Ника.

– Да, да! Извини! – Володя опустил руки и тут-же вновь заложил их за спину.

– Так о чём ты хотел поговорить со мной? – спросила Ника, потирая застывшие ладо-ни, и стараясь не смотреть на мужчину, который, в свою очередь теперь не отрывал сво-его взгляда от её лица.

– Я хочу попросить…чтобы ты не исчезала. Чтобы знала, что я могу прийти к тебе на помощь всегда, в любую минуту…

– Это из-за меня, или из-за дочери ты так просишь…

– Из-за вас обеих. Вы обе мне дороги… очень…

– Хватит! Не говори так много лишних слов! – опять злясь, произнесла Ника.

– Девушка! Через пять минут поезд отправляется. Заходите! – сурово заявила одна из проводниц, вместе с тем, с любопытством и интересом глядя на Володю.

– Она сейчас войдёт! – Володя опять положил свои руки на плечи Нике.

– Какие у него сильные руки! – думала женщина, глядя в глаза мужчине. В его уди-вительные глаза нежно-голубого цвета, сияние которых он подарил своей дочери.

– Я хотел бы поговорить насчёт Геры…

– Что? Нет! Это запретная тема для нас с тобой.

– Но я хочу помочь тебе и ей.

– Ах, оставь это…

Ника вырвалась из объятий Володи и быстро пошла к вагону.

– Ника, я приеду…скоро! – мужчина шёл следом.

– Я не пущу тебя! – бросила женщина и вошла в вагон.

Состав слегка дернулся и потихоньку поплыл вдоль перрона.

Володя шёл следом за движущимся вагоном, и грустно смотрел в глаза Нике, застывшей в дверях.

– Я приеду! – повторил он.

– Бесполезно! – ответила она, и, отвернувшись, пошла вглубь вагона.

ГЛАВА 38.

– Гера! Так вот насчёт кого он хотел поговорить со мной. Интересно, что же он хочет предложить? Четырнадцать лет воспитывать ребёнка, а потом…Нет, он не получит её, пусть не приезжает. Гера и Данил теперь смысл её жизни.

– А он, Володя? Неужели он стал тебе так противен, что ты даже не рада этой встре-че? Неужели ты не почувствовала, как дрожало твоё сердце, которое готово было выпрыг-нуть из груди…

– Нет! Нет, всё это глупости! Кажется, я просто немного переволновалась. А так, всё бы-ло довольно холодно. И если Володя пришёл в волнение, узнав о смерти Анатолия, то это вполне объяснимо. Как он мог допустить, чтобы его родная дочь жила в нищете. Хо-тя сейчас всем несладко, а особенно переселенцам.

Конечно, Володя мог бы ей помочь. Ведь он, как слышала Ника, занимает очень высо-кий пост. О, если бы она только пошевелила пальчиками, то навряд ли, таскала сейчас эти огромные сумки, возилась бы со своим магазином и прочей малоприятной чепухой.

Ах, если бы она только захотела! Но… ей ничего от него не надо! Ничего! Прошло то вре-мя, когда она ждала чего – то, надеялась… Ах, глупая!

Как хорошо, что к сегодняшнему дню она сумела хоть немного остудить своё сердце. Дав-но пора! Хотя… хотя в памяти всё время всплывают небесно– голубые глаза Володи, ко-торые в последний момент расставания стали такими грустными, растерянными.

Так отчего же щемит сердце, отчего так горит оно, словно к нему приложили кусочек раскалённого железа? Ах, это сердце! Глупое, глупое! Вечно оно чем-то выкажет себя! Успокойся! Внемли голосу рассудка, голосу разума, и сделай выводы…

– Уф! Наконец то она дома!

Ника втянула сумку в прихожую, бросила игрушечную собаку на софу, и, сняв сапоги с ног, опять облегченно вздохнула. Итак, первым делом в ванную. Смыть с себя дорожную пыль и усталость, а потом заняться сумкой. С вещами ей придется долго возиться. Ра-зобрать, погладить…

Включив воду, Ника стала раздеваться. А через полчаса, облаченная в свой любимый ро-зовый халат, она вышла из ванной и направилась в спальню. Проходя через зал, она вдруг увидела раскрытые дверцы шкафа, и упавшее на пол бельё, полотенца, салфетки.

Ника замерла, с недоумением глядя на этот беспорядок. Странно, неужели дети приез-жали от бабушки, и что-то искали в шкафах? Что? И для чего? У каждого в своей комнате имеется шифоньер, и в зале их ничто не должно интересовать. Дети знают это отлично! И даже если им что-то понадобилось здесь в зале, странно уже то, что уходя, они оставили после себя непозволительный беспорядок.

– А может, это вовсе не дети? – мелькнула в голове мысль, и затравленно оглядыва-ясь, Ника на цыпочках прошлась по комнатам, заглядывая под койки, отдёргивая тя-желые шторы.

В доме было тихо. Тихо так, что казалось, вот-вот ещё секунда, и эта тишина взорвется, наполненная чем-то ужасным и диким.

– Всё! Хватит! – прошептала Ника. – Сколько уже может мерещиться всякая чушь. Ско-рее всего, уезжая, она сама открыла все шкафы, да так и оставила, забыв о них.

Стянув с плеч полотенце, она отбросила его на кресло, и, массируя руками ещё не про-сохшие волосы, прошла в свою спальню.

Наверное, она что-то почувствовала… Нет, скорее всего, увидела, что её постель как-то странно выглядит. Хоть и заправлена, но подушки накрыты накидкой совсем по иному. И всё здесь выглядит так, словно кто-то чужой старательно пытался выправить уголки на покрывале, придать стройную пышность подушкам…

Ника подошла к кровати и задумчиво уставилась на покрывало. Вдруг резким движе-нием она сдёрнула его вместе с одеялом… и дикий вопль, раздавшийся вслед за этим, гулким эхом пронёсся по притихшему дому.

Вся постель была залита кровью!

– Нет! О, Боже, нет! – шептала Ника, с ужасом глядя на огромное бордово– красное пятно, ярким пламенем горевшее на белой простыне.

В доме было тихо, даже слишком тихо, и в этой тишине ясно нарастал громкий стук её сердца. Этот стук не давал дышать, он бил по нервам, бил по вискам, бил по голове. Ка-залось, ещё секунда и её голова разорвется на части от этого стука…

Ника рванулась из спальни, промчалась через зал, и остановилась в прихожей. Её взгляд упал вдруг на зеркало, и громко вскрикнув, она в испуге закрыла лицо руками. Она чего-то ждала, но кругом стояла всё та же гнетущая тишина. Видимо, это немного успокоило Нику. Она медленно отняла руки от лица, и опять взглянув в зеркало, прошеп-тала:

– Неужели он там?

Горестно прикрыв глаза, она покачала головой, словно подтверждая свои слова.

– Я знаю! Я чувствую, он там!

Через секунду, она уже рванулась в зал, на ходу развязывая пояс халата, и сбрасывая его с тела, оставаясь совершенно обнаженной. Не обращая внимания на свою страшную постель, она распахнула створки шкафа, и, вытащив бельё, стала торопливо одеваться, путаясь в нём и гневно чертыхаясь. Через минут десять, она уже стояла в прихожей, и, натягивала на голову теплый шерстяной берет. Вдруг Ника обернулась, и глянула на телефон. Он странным образом притягивал её взор к себе, словно требуя внимания. И повинуясь какому-то непонятному, внутреннему чувству, она, неспеша, подошла к нему. Набрав нужный номер, она стала напряженно вслушиваться в гудки, пока, наконец, не услышала долгожданное:

– Алло! Я вас слушаю!

– Владислав…это беспокоит вас Вероника.

– А, это вы, моя дорогая? Куда же вы исчезли? На днях я приезжал к вам, но никого не застал дома… – рокотал в трубке приятный мужской голос.

Ника почему-то перестала дышать, отняла трубку от уха и медленно положила её на место, не обращая внимания на призывное:

– Алло! Вероника! Послушай меня, алло!

– Он был здесь! – растерянно подумала она, медленно опускаясь на стульчик рядом с тумбочкой, чувствуя, как слабеют её ноги.

– Он был здесь! – билась одна и та же мысль в её голове, когда она быстро шага-ла к автобусной остановке, мимо кучки таксистов, которые нахальными глазами прово-жали её, словно нюхом чувствуя в ней своего потенциального клиента.

Автобуса долго не было, и Ника, нервничая, побрела обратно к стоянке таксистов. Вдруг она увидела в стороне от всех старенький "Москвич", за рулём которого сидел пожилой мужчина с пышными седыми усами.

– Не подвезёте меня? – спросила Ника, постучав ногтём по стеклу.

– Садись дочка! Садись… – засуетился мужчина, выскакивая торопливо из машины, и открывая дверь перед Никой.

– Если можно, то быстрей, пожалуйста, на улицу Фабричную, дом…

Голос её дрожал и срывался, поэтому, всю дорогу она предпочитала молчать, пока словоохотливый таксист, видимо польщенный тем, что из множества прекрасных ма-шин она выбрала его старый и допотопный тарантас, всю дорогу рассказывал о тяже-лом времени, наступившем для всего народа, а особенно для них, пенсионеров. Мужчина говорил о своей больной жене, больших расходах на лекарства, плохих доро-гах, о безработице, о никудышней политике руководства города, области, а потом и всей страны в целом. Ника едва ли слышала, что говорил ей таксист. Она сидела, сжав руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, сознательно вызывая боль. Она старательно от-гоняла от себя те страшные картины, что рисовало её воображение.

– Ну, как тут не расти криминалу? – спрашивал Нику пожилой мужчина, и, не до-жидаясь ответа тут – же отвечал: – И будет расти! Молодёжи, где брать деньги? Рабо-ты нет, да коль и была бы, так отучили её работать, молодёжь то! Легче грабить, воро-вать. Да и воруют у кого?

– У кого? – машинально переспросила Ника мужчину, непонимающим взглядом ус-тавившись на него

Тот вздохнул, укоризненно посмотрел на неё, и также с укором в голосе ответил:

– Да всё больше у пожилых людей. Вот говорят на днях, на той-же Фабричной улице одну старушку прибили. И ведь почти ничего не взяли, кроме алюминиевых кастрюль, да ложек, а грех-то на душу повесили. Эхо – хо! – вздохнул мужчина: – И что за время такое смутное, да страшное. Где же это видано, за старую кастрюлю жизни ли-шать человека.

Мужчина качал горестно головой, а Ника, судорожно вцепившись в свою маленькую су-мочку, вглядывалась в окно автомобиля, стараясь, не вдумываться в тот страшный смысл слов, о чем говорил старый таксист. Она сидела, ни жива, ни мертва, и только лишь мысленно молилась о том, что – бы всё было хорошо!

Увидев, наконец, знакомые деревья, росшие у маминого дома, она почти простонала:

– Здесь! Остановите здесь!

Кое-как открыв ослабевшими руками дверь, и едва не упав от слабости, она, наконец, выбралась из машины, против своей воли радуясь тому, что автомобиль вдруг чихнув пару раз, пожелал совсем заглохнуть. Она уже не слушала, о чем бурчал водитель, крях– тя, открывая дребезжащий капот.