Текст книги "Ожидание"

Автор книги: Татьяна Каменская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 31 страниц)

А Ленуся не поймёт её! Она махнёт на её проблемы рукой, заявит, какой Анатолий прекрасный семьянин, и тут-же начнёт рассказывать о своих семейных неурядицах, ко-торые, в самом деле, по мнению Ники, были невыносимы. Но ведь Ленуся жила с му-жем– дебоширом и ревнивцем, а разводиться не собиралась, хотя дети у неё уже были не маленькие. Нет, Лена просто её не поймёт!

Ника помнит до сих пор, как ёкнуло тогда что-то внутри её живота и отдалось сла-бостью во всём теле, когда она вспомнила о детях. О Герке, о которой даже не думала, когда уходила, ни о маленьком Данилке. Конечно, при чем здесь они, её дети, которых она лишает отца? И что они делают, чем занимаются оставленные с Анатолием? Ведь если ушла она, значит, может уйти из дома и он. У него в этом городе больше друзей, а также бывших подруг, среди которых он вполне мог найти быстрое утешение!

Она бежала домой как сумасшедшая! Лишь только взявшись за ручку входной двери, остановилась, и сделала глубокий вдох. Вошла в сенцы, прошла в прихожую, вошла в зал. Анатолий сидел на полу, и строил из пластмассовых кубиков замок. Рядом с ним сидели дети. Они внимательно следили за строительством замка.

– А вот и наша мама! – произнёс Анатолий, поднимая голову и улыбаясь так радост-но и беззащитно, что она тогда не выдержала, а опустилась обессилено на пол, и стала рыдать, уткнувшись лицом в свою шелковую косынку. После этого она больше никогда не делала попыток уйти от Анатолия. И хотя она может ещё много чего вспомнить хо-рошего и плохого, но стоит ли? Разве наша жизнь должна быть такой ровной и гладкой, что любое потрясение будет сродни небольшому землетрясению? Сколько ещё горестей, обид и тревог пришлось бы испытать им в своей жизни, если бы…

Женщина, которая сидела на траве, рядом со свеженасыпанным холмиком, вздохнула, ласково провела рукой по черной земле, как – бы приглаживая её. Потянув за зеленый ковер из трав, натянула его на землю, скрывая последние остатки неприличной наготы могилы. Затем женщина вздохнула опять, и, прикрыв глаза рукой, замерла.

Солнце уже высоко поднялось над кладбищем. Да и птицы, видимо устав от своих пе-сен, смолкли. А вскоре и женщина поднялась со своего места. Огляделась вокруг своими черными спокойными глазами, в которых застыла грусть.

– Мне пора! Прощай! – произнесла она, и пошла прочь не оглядываясь.

Может она когда-нибудь, вновь приедет сюда, но уже с детьми. Они приедут обязатель-но, потому – что в этот раз чудо не произошло, и не произойдёт!

Ника ехала домой. Там её ждут дети. Они ещё не знают, что случилось с их отцом, но рано или поздно они всё узнают.

Ника грустно смотрела в окно. Поезд мчался быстро, весело постукивая колесами. Уди-вительная природа сменяла свои пейзажи каждую минуту. Высокие ели перемежались с небольшими чащами белоствольных берез, манящие в царство грёз, обласканные кис-тью Шишкина и Васнецова. Стройные осинки трепетали на ветру своими отполирован-ными резными листочками, словно прощально махали вслед той женщине, что груст-но смотрела в окно поезда.

Но Ника не замечала этой красоты. Она опять думала о Толике. Зачем он ехал сюда? Для чего? Сколько бед произошло с того момента, как он пришел с работы домой, и по его глазам, лицу, и поникшим плечам она поняла, что-то случилось! Он лишился рабо-ты? Ну и что? Разве в том весь трагизм их жизни? А может и в этом! Может и в том, что он уехал один, без семьи. Может даже в том, что они вообще уехали из любимых мест, поддавшись, как сказала Ленуся "массовому психозу" Великого переселения людей. Но, ведь, сколько знает примеров всё та же история, когда человек добровольно или под-невольно бросал всё своё нажитое "благополучие" в виде имущества, и ехал в неизве-данные края, превращаясь в переселенца, или пилигрима. И, сколько знает история всё тех же примеров, когда на новых землях, человек добивался большего благосостояния в своей настоящей жизни, чем в прошлой. Человек – натура неуёмная и деятельная. И ед-ва ли опыт предков заставит человека быть более осторожным, чем того требует жизнь.

Вспомним хотя бы заселение Америки или Австралии в прошлых веках. Новые зем-ли не сулили рая, но люди ехали туда, где всего было намешано: и обещания, и посулы, и фантазии о скором обогащении, и печально известная "золотая лихорадка" унёсшая тысячи жизней искателей сокровищ.

Вспомним заселение русскими и украинскими семьями бескрайних степей Оренбур-жья в начале двадцатого века, когда молодой и талантливый реформатор Столыпин внедрял свои грандиозные идеи в жизнь. 1910 год! Именно в этом году мой прадед вёз свою большую семью из милой Украйны, на новые необжитые земли. На одной из по-возок сидела босоногая черноглазая девочка Мотя, которая с восторгом вглядывалась в бескрайнее разноцветное море цветов и трав, раскинувшееся вокруг. Это были девст-венные земли целины! Ещё, нетронутые пахарем, ещё не обласканные его жадными до земли руками. Но если бы кто знал, сколько горя, радости, ненависти, проклятий и благодарности увидела и услышала эта степь с той поры, как там поселились "приш-лые" люди. Да, всего хватило новоселам, всего! И сколько трагедий помнит эта земля, разочарований и потерь. И помнит она страшные вещи, когда сын убивал родного от-ца, разуверившегося в этой земле, и как завывал ветер над трупом ещё не старого мужчины, и как плакала " вдовья" ковыль-трава в степи, схоронив очередную тайну страшной действительности. И сколько таких тайн и трагедий хранит эта земля. Тут– бы многим опустить руки, прийти в уныние, но, переселенцы выжили, не сломались! По-тому что верили, что земля, к которой они ехали, не предаст их, если только они сами… сами, не потеряют в неё веру!

Ника вздохнула. А может жизнь и устраивает периодически такой экзамен для че-ловека, создавая ему якобы трагическую обстановку, лишая его всего привычного: ра-боты, семьи, дома и даже Родины! Как это жестоко по понятиям человека. Хотя…

Хотя человек никогда не должен забывать, что он, опять же существо разумное, и его сила, его ум, кому-то всё-же нужны! И ведь не каждый, отнюдь не каждый, кончит жизнь свою так, как Толик…

Ника опять вздохнула и сжала виски руками.

– Девушка, вам плохо? – услышала она вопрос, и отрицательно покачав головой, подумала:

– Да, плохо! Ей сейчас очень и очень плохо! Но она не допустит, она не посмеет допустить, что – бы её сердце, её душа оскотинились в этой конкуренции за жизнь! Она обязана этой жизни многим, очень многим, и не время распускать слюни. И пусть жизнь ли, судьба ли, норовит наступить ей на горло своим тяжелым сапогом, этого не произойдёт, а иначе… иначе, пусть жизнь пеняет на себя за причинённое беспо-койство. Пусть пеняет!

ГЛАВА 29.

– Наступает Новый 1997 год! Год новых надежд, новых начинаний, свершений и помыслов. Но новый год только лишь наступает, а его шаги уже слышны за дверью. Но пока, мы все-же будем говорить о всё ещё продолжающемся, в этих последних ми-нутах и секундах, старом прошедшем годе. Поистине, это был плодотворный год! Можно сказать, знаменательный год для некоторых наших товарищей. Мы вправе их так называть, товарищами, так как только товарищеское участие и поддержка, помогли нашим некоторым кооператорам и бизнесменам стать поистине недосягаемыми в своем благородном деле, в бизнесе и даже в той благотворительности, что они порой так щедро оказывают. И если мы завидуем этим товарищам, или, по современному господам, то только чистой белой завистью. Ибо нет ничего прекраснее того чувства, чем знать, что эти люди своим трудом показывают неограниченные возможности и способности че-ловека. Надо стремиться быть похожими на них своей работоспособностью, хотя не толь-ко в этом они пример для подражания. Благотворительность – вот высшее достижение их труда, награда за их поистине титанический труд во имя и во благо человечества, ну и не будем скрывать сей факт, во имя себя!

Оратор, высокий дородный мужчина лет пятидесяти видимо вспотел, пока произно-сил столь красноречивый и длинный монолог. Капли пота блестели на его широком лбу, на переносице, стекали тонким ручейком за ворот дорогой рубашки, и по широ-кой его спине уже пролегла тонкая влажная дорожка. Рядом с ним сидела важная, и не менее дородная дама. Приподняв маленькую бумажную салфетку, она терпеливо ждала, когда мужчина обратит на неё своё внимание. Но мужчина кажется, забыл, что капли пота вот – вот повиснут у него на густых бровях, или чего доброго, ещё начнут капать вниз на салаты и в большую тарелку с красиво уложенной жареной уткой, вернее усаженной на блюдо исскустной рукой повара, уютно примостившейся в ажурном обрамлении зелёного салата.

– Выпьем же друзья за вас, а потом за всех остальных! – громогласно заявил муж-чина, и засмеялся густым рокочущим смехом, внимательно глянув при этом куда-то вглубь стола… Все сидящие за столом поддержали с готовностью оратора. И смех, весё-лый и лёгкий, покатился по залу. Лишь одна молодая красивая женщина в бледно – лиловом платье слегка нахмурилась, и чуть слышно произнесла:

– Начал за здравие, а кончил за упокой! Как всегда!

Женщина слегка отвернулась в сторону, обратную оратору, и с интересом глянула на танцующие в полумраке зала пары. Её бледно-лиловое платье вдруг вспыхнуло ярки-ми огоньками огней, делая изгибы женского тела ещё более красивыми и грациозны-ми, а саму женщину таинственно – обольстительной и прекрасной. Её черные, блестящие волосы, заколотые в высокую прическу, открывали длинную тонкую шею, в маленьких ушах её переливались, дрожали, вспыхивали всевозможными цветами радуги крохот-ные бриллиантовые капельки серёжек. Слегка бледное лицо женщины оживляли чер-ные глаза, обрамлённые густыми длинными ресницами, а тонкий изгиб бархатистых бровей был красив и безупречен.

Женщина рассеяно смотрела в огромный зал, и в полумраке её взгляд казался немного томным и загадочным. В руке женщина держала бокал с шампанским, и когда разда-лись нестройные хлопки, адресованные незадачливому оратору, она улыбнулась, под-несла к ярко накрашенным губам бокал, и слегка пригубила вино. В зале раздался звон хрусталя, разговоры, негромкий смех женщин. Мужчина, державший речь, всё так-же возвышался над столом, держа в руках бокал. Прищурив глаза, он опять внима-тельно глянул вглубь длинного праздничного стола, и видимо, в чем-то разочаровав-шись, тот-час же нахмурился, но подняв бокал, залпом опрокинул в рот содержимое, и сев на место, стал лениво ковырять вилкой в своей тарелке.

Да, конечно, в таком возрасте трудно держать форму. Он не мальчик, и даже уже не молодой, стройный и поджарый юноша, а солидный мужчина с расплывшейся фи-гурой, животом, выпирающим из брюк, с двойным подбородком и чертовой одышкой, проявляющей свои пакостные качества в самое неподходящее время. Но в его возрасте, и в его положении некоторые девочки готовы "пищать" от восторга, подхватив такого "папашку". Тьфу-тьфу, слава Богу, у него пока не было сбоев ни в чем, и пожаловаться он вряд ли сможет на отсутствие внимания с одной стороны, и исполнения "золотой рыбкой" всех глупых желаний с другой…

Хотя…хотя с некоторых пор он чувствует себя просто наиглупейшим образом… Влюбленным Ромео, или скорее всего темнокожим мавром Отелло. Тьфу ты, чёрт…

Мужчина исподлобья глянул вглубь стола и его тяжелый мрачный взгляд остановился как-раз на женщине в бледно – лиловом платье, которая, отвернувшись в сторону раз-говаривала о чем-то со своим пожилым соседом, тощим и близоруким Петром Иванови-чем, без пяти минут пенсионером, а ныне, исполняющим обязанности его заместителя.

– Кажется, этот старый пёс отправится на покой раньше запланированного срока!

Со злостью подумал мужчина, с завистью наблюдая, как его заместитель, придержи-вая тощими руками очки, весело что-то рассказывает женщине, а она тихо смеётся, прикрывая лицо бокалом с шампанским.

Дождавшись, когда взгляд тощего мужчины упал на него, грузный мужчина резко взмахнул рукой, подзывая. И когда Петр Иванович, наконец, склонился над ним, то-ропливо и зло прошептал:

– Я тебя в клоуны не нанимал! Займись-ка лучше танцами, кобель ты старый!

Женщина в лиловом, кажется, загрустила. Она видела, как испуганно отшатнулся от своего начальника этот милый и добрый старичок. Он посмешил её своими анекдо-тами. Но, видимо незримое око, углядело что-то непозволительное в том весёлом сме-хе, что несколько минут тому назад звучал здесь. Как это скучно быть белой вороной, и как скучно и противно присутствовать на этом балу светского местного общества…

– Вероятно вы в первый раз на таком званом вечере?

Сидевший с другой стороны от неё солидный мужчина в дорогом костюме пытливо уставился на свою соседку круглыми, в красных прожилках глазами. Багровый, силь-но бугристый нос, выдавал в мужчине заядлого выпивоху, если не больше, даже страст-ного любителя спиртного. Он улыбнулся самодовольно, видя, как женщина смущенно опустила глаза, а её бледные щёки слегка порозовели. Но мужчина довольно бесце-ремонно и долго смотрел на неё, и поэтому женщина, вздохнув, тихо произнесла:

– Вы не угадали! Мне, как говорят, по долгу службы необходимо бывать на таких вот вечерах! И смею вас уверить, нет ничего более тягостного для меня, чем высижи-вать здесь эти долгие часы веселья. Я чувствую себя в этот момент жертвой, доброволь-но явившейся на бал вампиров.

Приподняв бокал с шампанским, женщина посмотрела вино на свет, а затем поднес-ла бокал к губам, слегка коснулась содержимого, и тотчас поставила его на стол. Пожи-лой мужчина изумленно смотрел на женщину своими круглыми глазами, забыв види-мо о том, что он нёс ко рту аппетитный маленький грибочек.

Сидевшая напротив них пара молодых людей, вдруг громко чему-то засмеялись, и солидный мужчина, захлопав глазами, положил вилку с грибочком на тарелку, и сал-феткой стал торопливо вытирать свои жирные губы.

Заиграла музыка, и гости, весело перебрасываясь словами, стали подниматься из-за стола. Женщина, допив шампанское, поставила на стол свой бокал и посмотрела на ручные часы, в виде золотой змейки огибающей её запястье. Наконец она поднялась, и медленно двигаясь между рядами стульев, тоже прошла в зал, где танцующие пары проносились мимо неё, кружась в вальсе. Каждый раз новая волна воздуха доносила до женщины запах дорогих духов, одеколона, алкоголя, сигарет, смешанных с терпким запахом пота, который, увы, ничем нельзя заглушить в этом большом скоплении народа

– Вероника Антоновна, вы танцуете? – раздался позади неё негромкий голос. Оглянувшись, она увидела мужчину, произносившего речь.

– И да, и нет! – ответила женщина, но мужчина, склонив голову, уже предлагал ей свою руку. Немного нерешительно она приняла её, и через секунду они уже влились в круг танцующих пар.

Казалось, все были заняты, и каждый был сам по себе. Но женщина чувствовала, что взгляды многих были прикованы сейчас именно к ним. Эти взгляды не пропускают ни одного их движения, ни одного, даже самого малейшего и незначительного выраже-ния её лица. Её и того мужчины, что держит её в своих объятиях.

– Ещё бы! – мысленно усмехнулась женщина. – С каким бы наслаждением, всё это великолепное общество пересказывало бы друг другу тот конфуз, который так ожидался здесь на виду у всех…

– Ты сегодня божественно хороша! – произнёс тихий мужской голос, в хриплом темб-ре которого угадывалось плохо скрытое волнение.

Ника спокойно глянула на мужчину. Неужели он не понимает, что все смотрят имен-но на них? Ничего, не ответив, она также спокойно отвела взгляд в сторону, делая вид, что её совершенно не трогает тот неистовый огонь, что чувствовался в глазах, в руках, в грузном теле её кавалера. Наконец прозвучал последний аккорд вальса, и Ника, склонившись к мужчине, с нежной улыбкой произнесла:

– Спасибо за речь! Она произвела на меня впечатление. Поистине, образец ора-торского исскуства!

Мужчина словно застыл лицом, глянул женщине в глаза, и, видно что-то уловив в её взгляде, развернулся и пошёл прочь, навстречу невысокой полной даме в длинном красном платье, что-то горячо доказывавшей идущему рядом с ней худощавому муж-чине в черном строгом френче.

Опять раздались аккорды, указывающие на то, что приглашенный инструментальный ансамбль играет медленный фокстрот. Когда-то, в классе седьмом, Ника занималась одно время танцами, и может, поэтому она до сих пор неравнодушна к этим мелоди-ям. Если бы позволило время, она бы не пропустила этот танец, но сейчас ей уже по-ра уходить. Она вышла из зала и направилась к раздевалке, когда неожиданно за её спиной вдруг раздался приятный мужской голос:

– Извините, вы танцуете?

Худощавый мужчина в черном строгом френче, догнав её, бесцеремонно взял за руку и заглянул в глаза, при этом чему – то улыбаясь. Женщина в свою очередь строго и как – бы с осуждением посмотрела на мужчину, и он, перестав улыбаться, выпустил её руку из своей ладони, и нравоучительно произнёс:

– Ваш уход, заметьте преждевременный уход с банкета, оценят как бегство! Ну, а если сей безобразный факт всё равно заметят и без моей помощи, то позвольте отвес-ти вас домой, так как даме ночью весьма опасно бродить по улицам одной, без про-вожатого! Да ещё в такой дорогой шубе!

Оконцовку этого монолога мужчина произносил уже в шутливой форме, помогая при этом женщине надеть и в самом деле дорогую шубку из натуральной голубой норки.

– Отвезти позволяю! Тем более это для вас, наверное, не составит особого труда! – засмеялась молодая женщина, и мужчина принялся тотчас торопливо одеваться.

Они вышли из ресторана, и женщина, глянув в полузамерзшее окно, в котором сквозь морозные узоры двигались странные тени танцующих пар, опять тихо засмеялась и тихо пропела:

– Наконец я вырвалась…

– Из плена! – приятный негромкий баритон мужчины явно удивил женщину, пото-му-что она взглянула искоса на своего спутника, бесцеремонно подхватившего её под руку, и уже с вызовом вновь пропела:

– И я вновь стою на этой сцене!

Мужчина охотно, и довольно верно пропел следующую строчку некогда популярной и модной песенки. Далеко в морозной тишине заснеженных улиц разносилась песня ре-пертуара 80-х годов. Это была песня их молодости, и может оттого они пели так слажен-но и легко. Мужчина старательно вытягивал длинные ноты, и даже старался взять ок-таву ещё выше. Иногда он путался, и тогда женщина, смеясь, подхватывала по-своему слова. Через мгновение, песня опять легко набирала силу, и словно взмывала вверх над этими снежными улицами, и кажется, даже над всем этим маленьким провинци-альным городком, чья тишина была как будто непроницаемой, вечной, и словно зас-тывшей от мороза, крепчавшего с каждым часом, каждой минутой и каждой секундой надвигающейся на землю ночи. Когда же песня была допета до конца, женщина ве-село засмеялась и произнесла:

– А вы, оказывается, плут и обманщик!

– Да ну? – также весело отозвался мужчина, поддерживая женщину под руку, и помогая ей обойти высокий сугроб снега.

– Конечно вы обманщик! Во-первых, все слова в песне вы переврали самым бессо-вестным образом…

– Но вы же сами мне подпевали! – подхватил мужчина нарочито обиженным голосом.

– Вот-вот! И я за вами в лес по дрова! С таким голосиной не потягаешься. Это я сра-зу поняла, и потому лишь подпевала…

Женщина засмеялась громко и весело, запрокидывая вверх голову и показывая ровные белые зубы. Но вдруг, поскользнувшись, она стала терять равновесие и упала бы, если бы мужчина не подхватил её, и не заключил в свои объятия. При этом почему-то снег, выпавший накануне, и лежащий пушистым белым покрывалом на ветвях, пришёл в движение, и ухнул с дерева вниз, обильно усыпав тех двоих, что стояли под ним. Жен-щина, хлопая ресницами, в которых застряли белые снежинки, опять расхохоталась, и, разведя руки в стороны, спросила:

– Ну и как, похожа я теперь на Снегурочку?

Мужчина улыбнулся:

– Наверное, также как я на деда Мороза!

Женщина принялась счищать снег с шубы, а мужчина стал ей помогать, но вдруг он притянул её к себе так близко, что женщина почувствовала терпкий запах алкоголя и табака. Резким движением она вырвалась из его объятий, и насмешливо глянув на мужчину, пошла вперёд. Он догнал её и пошёл рядом, сунув руки в карманы своего мод-ного пальто. Они долго шли молча, пока, наконец, женщина не произнесла:

– А во-вторых, вы обещали меня отвезти домой!

– Я вас и веду!

– Я поняла, отвезти на машине…

– Это вы так поняли! А я имел в виду отвести, привести, сдать на руки…

– Слава Богу хоть не в милицию сдать! – вздохнула женщина, на что мужчина вни-мательно глянув в лицо своей спутнице, произнёс серьёзным голосом:

– Почему я вас не знаю? Кто вы?

Женщина засмеялась опять громко и весело, но затем, резко оборвав смех, серьёзно про-говорила:

– Когда я знакомлюсь с мужчиной, то первым делом интересуюсь, женат или не же-нат мой новый знакомый?

Мужчина остановился, и с интересом глянул на женщину:

– И какой же ответ, для вас звучал бы, более предпочтительней?

– Увы! К сожалению, что мужчина женат!

– Почему-то я предчувствовал этот ответ. Из него я понял, что у вас нет мужа!

– Это к делу совершенно не относится! – резко ответила женщина, но, помолчав, доба-вила: – Ну, а отчего же вы не спрашиваете, почему женатые мужчины предпочтитель-нее неженатых?

– Ну и почему?

– Потому-что я приглашаю тогда мужчину вместе с его женой посетить мой салон мод-ной женской одежды

– А теперь я вас знаю! – воскликнул мужчина… – Так это вы и есть, та таинствен-ная и очаровательная владелица магазина модной одежды " Гера"! И та богатая бла-готворительница, которую чествовал наш хозяин…

– Хотя слухи о моём очаровании, как и о богатстве, сильно преувеличены, но те-перь вы дошли до истины. Да, я и есть хозяйка этого салона. Ну, а вы так и не отве-тили на мой вопрос. Кто вы? И есть ли у вас жена?

– Жена у меня есть. И сам я обычный смертный. И работа у меня обычная…

– А я подумала, что вы начальник какого-то треста столовых и ресторанов, или на худой случай личный шофёр…

– Отчего же вы меня так…жестоко? – обиженно протянул мужчина, шаловливо по-жимая локоть женщины.

– Не знаю, отчего я так решила, но что-то жена Ларионова перед вами чересчур рас-шаркивалась. – зло бросила женщина.

– Перед личным шофёром положено расшаркиваться… иногда! – улыбнулся зага-дочно мужчина.

– А я думала всё должно быть наоборот!

– Увы, моя милая незнакомка. Человека очень легко привести к зависимости. И по-рой очень трудно бывает вырваться из под этой опеки. Не правда ли?

Мужчина провёл пальцем по щеке своей спутницы, и она вздрогнула. Что-то послыша-лось неприятное в этих словах, и женщина торопливо отвернулась.

– А вот и мой дом! Спасибо что проводили!

– На чай не пригласите? – тихо спросил мужчина, но женщина лишь покачала головой.

– Нет! Дети спят чутко, и это не в моих правилах приглашать мужчину к себе домой.

– А если вас приглашает мужчина, вы ему не отказываете?

– Смотря кому, что и когда? – ответила женщина, и, развернувшись, пошла к дому.

– С Новым годом! – крикнул мужчина ей вслед.

– Вас тоже! – ответила женщина, и захлопнула двери высокого старинного дома.

Мужчина постоял немного, затем поддел ногой большой морозный кусок снега, и, подталкивая его словно футбольный мяч, погнал по тротуару. Но когда после одного сильного удара снежный ком улетел через забор, в чей – то двор, мужчина негромко крякнул, хлопнул себя по бокам, и, сунув руки в карманы пальто, быстро зашагал по тропинке, проложенной среди огромных сугробов снега.

ГЛАВА 30.

Ника наслаждалась отдыхом. Слава Богу, прошли все эти суматошные предпразд-ничные дни, а за ними и праздники. Её магазин славно поработал! От покупателей не было отбоя, и даже самой Нике приходилось порой выходить в торговый зал, так как продавцы не успевали справляться с таким большим наплывом народа. Ну, а теперь можно расслабиться!

Ника, лёжа в постели, потянулась, и, приподняв ноги, поболтала ими в воздухе. С не-которых пор она стала заниматься по утрам зарядкой. Скорее всего, это временное яв-ление! Она всегда начинает после Нового года относиться с критикой к самой себе, к собственному телу. Начинает перетрушивать свой личный гардероб, и, в конце концов, решает, что для той или иной юбки, платья или брюк, ей необходимо слегка похудеть. Она начинает изводить себя диетами, масками для лица, и питательными масками для волос, за которыми она ухаживает так бережно именно в эти зимние дни отдыха… Од-ним словом, она начинает усердно заниматься собой! С праздниками покончено! До вес-ны ещё два месяца, и ей просто необходимо отдохнуть с детьми на каникулах, заняться хоть каким – то воспитанием детей, которых всё остальное время она видит только по вечерам перед сном. Но здесь, кажется, всё происходит наоборот. Порой дети воспитыва-ют её. Ну и прекрасно! Представим себя в роли маленькой девочки, которая сейчас не-жится в своей постели, и ни за что не хочет подниматься. Даже если ты и знаешь, что тебя уже ждут!

Какое блаженство, эти зимние каникулы! Каждую зиму они едут на лыжную базу, кататься на лыжах, санках, а то и на простом куске линолеума. Сколько смеху, сколько радости от общения с природой ты получаешь. Сколько энергии и бодрости появляются в тебе, когда, надышавшись зимнего воздуха, ты возвращаешься к себе домой, к теплу.

Но наступает февраль, и что-то произойдет, что-то опять изменится в организме, в те-бе самой. Ты начинаешь хандрить, жаловаться сама себе на жизнь, тоску и печаль… И тогда ты начнёшь думать о весне, потому-что лишь тогда придёт конец тоске и печали, ко-торая как змея старается вползти в самую душу, опутать её, сломить, сделать своей иг-рушкой, которую однажды можно легко поломать, и затем выкинуть на помойку, словно ненужную вещь…

– Фу-у! Ну что за гадостные мысли! Нет, дорогая моя подруга, тоска зелёная! Я ещё в состоянии с тобой побороться! – вскакивая с постели, шепчет Ника, и, подойдя к окну, резким движением распахивает шторы.

Стоит морозный январский денёк. Падает редкий снежок, медленно кружась в возду-хе. Деревья в белых мохнатых шубках инея грациозны и так легки, что кажется, стукни по ним палочкой, и они зазвенят звонко, весело. Морозец чувствуется, но разве это помеха к тому, что – бы познать радость, и, в полной мере насладиться прелестью морозного дня и ощущением счастья, что обещает новый день. Прекрасный день! Именно сегодня Ника с детьми отправится на лыжную базу, постигать всё самое прекрасное и полезное! Поэ-тому уже давно пора проснуться её детям…

– Лежебоки, подъём! – кричит Ника, проходя мимо спальни сына.

Данил тут – же отзывается:

– А я уже оделся и давно жду вас!

Ника, поцеловав сына, с удовольствием отмечает, что Данил в самом деле уже одет, в комнате у него идеальный порядок, койка заправлена, форточка открыта. Значит, он ус-пел позаниматься утренней гимнастикой. Да, это не Гера! Не мудрено, что она до сих пор ещё спит. Пора будить!

Ника направляется в спальню дочери, но в это время звонит телефон, и, Ника выжи-дающе смотрит на сына, который поднял трубку.

– Мам, это тебя!

– Здравствуй Вероника! Это я! – звучал приветливо в телефонной трубке спокойный мужской голос. Ника, глядя в зеркало, висевшее на стене прихожей, слегка поморщилась.

– Я слушаю вас!

– Прости, что разбудил, но все эти дни я просто не могу дозвониться до тебя.

– Зачем?

– Просто узнать, что ты жива – здорова, а ещё спросить, почему ты сбежала с вечера… так внезапно…

– Вы ошибаетесь! Я ушла, когда это стало нужно…

– Когда ты поймёшь, что везде существуют свои негласные правила! И я порой не шу-чу, говоря тебе об этом. Как и о том, что порой не понимаю твоих шуток…Тем более, что ты ушла не одна!

– И что же следует из этого? – голос Ники стал тихим и вместе с тем злым.

Она оглянулась на приоткрытые двери детской комнаты. Данил занят каким-то своим делом, но кажется и он понимает, что ранний утренний разговор по телефону не обеща-ет ничего хорошего. Быстрый, исподлобья взгляд сына, верное тому подтверждение. Что-то вспыхивает в сердце Ники, когда она встречается глазами с сыном, но, отвернувшись, она прижимает телефонную трубку к губам и негромко, но твёрдо произносит:

– Да-да, я слушаю вас!

Мужчина молчит на том конце провода. Ника, представляет себе лицо мужчины, его слегка выпуклые глаза под мохнатыми бровями, пристально и жестко смотрят они, а их "бутылочный" цвет холоден и даже в чем-то неприятен. И хотя мужчина красив имен-но настоящей породистой красотой, но Ника чувствует, каким холодом веет от трубки, которую она держит в руках, как немеет её рука и даже щека…

"Оловянный"! Как нельзя лучше характеризует это прозвище того, кто сейчас дышит в эту пластмассовую трубку, и видимо ждёт её ответа. Кто он? Оловянный солдатик, или оловянный генерал, привыкший повелевать чужими судьбами или даже жизнями? А мо-жет он просто "оловянный" магнат местного значения, сделавший капитал на цветном металле, на всё тех же алюминиевых кастрюлях да молочных бидонах, стянутых каким– нибудь спившимся мужичонкой с соседского двора, или скорее всего сделавший капитал на уворованных кем-то с местных загородных дачах электрических проводах, да заборах. Сколько несчитанных загубленных жизней на тех обугленных проводах, сколько про-клятий на тех раскуроченных металлических воротах, сколько пропавшего даром труда и средств народа, на, без сожаления разрезанном автогеном, почти новом красавце– ком-байне, сданного на пункт приема вороватым председателем колхоза…

Господи, да зачем ей надо знать о том, что творится в этом маленьком городке, или во всей стране в целом, кто и как делает, ворует или отмывает "свои – чужие" деньги. И этот человек с такой "оловянной" физиономией, навряд ли, может претендовать на что-то с её стороны. Ведь это ведь так понятно! Она не девочка, которую можно купить за пару золотых серёжек, или упаковку новых колготок, или даже за титул "любовни-цы такого-то начальника". И навряд ли, возмущенное дыхание в телефонной трубке мо-жет, что-то, изменить в её решении. И, скорее всего это молчание похоже на дуэль, у кого первого сдадут нервы!

Кажется, мужчине надоело молчать. Он хмыкнул, и тут-же требовательно произнёс:

– Мы должны сегодня с тобой встретиться! Должны!

Ника оглянулась на сына. В её глазах что-то вспыхнуло, но, помолчав, она насмешли-вым голосом негромко ответила:

– Я не могу, во-первых. А во– вторых, мне кажется, я никогда, никому, ничего не была должна! И если мы как деловые люди заключили договор…

Ника опять оглянулась, увидев подходившую дочь, проговорила торопливо:

– Извините! Но мне некогда, абсолютно некогда с вами разговаривать!