Текст книги "Ожидание"

Автор книги: Татьяна Каменская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

– Грех Зинка, грех так поступать! И нет бабе счастья, коли, на чужом горе хочет жизнь свою уладить. Ой, грех – то!

– Ай, Петровна, брось причитать. Все вы умные, старые, как жизнь прожили. Поди, погрешили всласть, а теперь мозги другим вправляете…

– Было Зинка, грешили! Но мужиков не отбивали. Мало их осталось после войны, а и то, берегли семьи, да осуждения людского боялись.

– Да ладно вам! Так вот сразу и поверила! Тоже мне святоши нашлись! – молодой го-лос почти звенел от злости.

Разговор за перегородкой видимо закончился. Женщины расходились по своим де-лам, а Ника всё ещё стояла в темном проходе, оглушенная, прижавшись к тонкой пере-городке, и всё ещё никак не могла прийти в себя…

– Отбивает… В стельку пьян…Беременная…! Да-да, сказали, что Катерина беремен-на…

Так вот почему у Толика такие жалкие и виноватые глаза. Вот почему он почти не бывает дома, и словно забыл её, свою жену и детей.

Ника машинально накинула на себя платок, надела старый пиджак, и почти ничего не замечая перед собой, вышла из телятника, и пошла по дороге, ведущей в деревню.

В сумерках дорога была плохо видна, но Ника шла вперёд, не чувствуя, как иной раз она спотыкается на неровностях, не слушая, как громко и угрожающе шумит ночной лес, тяжелой плотной стеной окруживший её.

Она думала о своём:

– Беременная! Значит, Катерина беременна! Так вот почему она смотрит так гордо и надменно, словно это она, Ника, забрала у неё Анатолия…

– О, Господи! Ну почему, ну зачем ты опять испытываешь меня! – воскликнула прон-зительно – громко Ника, останавливаясь, и оседая прямо на дорогу.

Сложив руки на груди перед собой, она смотрела вверх, на светлую полоску неба, вид-неющуюся между высокими верхушками елей. Там, высоко, загорались яркие звезды, а луна, поднявшись над лесом, опять ухмылялась своей извечно холодной улыбкой.

– Неужели я заслужила от жизни такой урок, о Господи! Ну, помоги же мне разоб-раться, дай мне разума, дай совета, как поступить, что сделать, лишь бы не было больно никому… – исступленно шептала женщина, упавшая на колени посреди лесной дороги, глядя куда-то вверх полными слёз глазами.

Вдруг из темноты вырвались два ярких луча света, неожиданно громко взвизгнули тор-моза машины, и Нику осыпал щедрый фонтан холодной сырой земли.

Она испуганно замерла, но тут чья-то грубая рука схватила её за шиворот старого пиджака и стала поднимать с земли, а мужской голос хриплый, злой, закричал:

– Да что же ты тут развалилась, дрянь. Тебе что, жить уже надоело, пьянь подзабор-ная?

– Пьянь? Подзаборная? – громко раздалось в мозгу Ники, и что-то толкнуло её к муж-чине, нависшему над ней.

– Нет! Нет! Не бывать этому! Нет! – кричала она, осыпая ударами незнакомца, стояще-го перед ней. Слёзы бежали по её лицу, застилая всё вокруг. Она ничего не видела, и не понимала, а всё колотила и колотила кулаками…

Очнулась она лишь тогда, когда ей крепко скрутили руки назад, и, схватив за талию, понесли куда-то. Ника опять забилась, стараясь теперь вырваться, но что-то хлопнуло, и она оказалась на мягком сидении автомашины. Ника мгновенно утихла, словно придя в себя. Мужчина включил в салоне свет, и, взглянув на него, она увидела вдруг знакомые смеющиеся глаза.

– Николай? Простите меня, простите! – забормотала она, быстрым движением выти-рая слёзы, и поправляя растрепанные волосы.

– Да нет, можете не извиняться! Мне было очень и очень приятно получить от вас па-рочку, эдаких крепеньких тумаков! – засмеялся парень, но Ника, которая сидела, по-нурив голову, почувствовала, как слёзы опять набежали на глаза, и уже стали беззас-тенчиво капать на подол её старого платья, запачканного сырой землей.

– Ладно! Вы пока плачьте, а я пойду, посмотрю, что же вы сделали с моей машиной.

Николай светил себе спичками, и удивленно посматривал на ту, что рыдала в темном салоне автомобиля.

– Или эта женщина в рубашке родилась, или ей просто не смерть сегодня!

Машину развернуло на обочине дороги почти под углом. И если бы не многолетняя практика водителя, и профессионального мотогонщика, да рыхлая дорога, плакала бы она сейчас? Или пришлось бы плакать ему?

Николай, вздохнул, и, открыв багажник, нашарил в темноте маленькую лопатку. Он пе-рекидал в траншею под колеса порядочную кучу земли, когда рядом вдруг раздался женс-кий голос:

– Вам помочь?

Николай, глянув искоса на темный силуэт стоящей перед ним женщины, бросил коротко:

– Нет! Я сам!

Но, увидев, как Ника испуганно отпрянула, произнёс более доброжелательно:

– Если вам не трудно, присядьте рядом со мной. За разговором дело быстрей делается!

Женщина села рядом с машиной на корточки, молча наблюдая за Николаем, пока тот, не устав, произнёс:

– И разговоры вести некогда!

Ника виновато молчала и тогда, когда, наконец, машина выехала из огромной колеи на прямую наезженную дорогу.

– Ну, садитесь, довезу! – скомандовал Николай, и Ника даже вздрогнула, уловив что-то знакомое, в этой манере разговаривать четко и ясно. Нет, едва ли он так молод, как ей показалось.

– Так что вы делали на дороге? Решили свести счёты с жизнью? – глядя прямо пе-ред собой, спросил мужчина.

Ника молчала, но затем ответила, как-бы решившись:

– Я молилась!

– Молились? Чему?

Мужчина искоса глянул на неё, и опять уставился на дорогу.

– Не всё ли равно чему! – медленно ответила Ника, а Николай, хохотнув, произнёс:

– Уж, не про мою ли душу была та молитва?

Ника оторопела, но тут же в свою очередь тихо засмеялась, и произнесла:

– Не бойтесь, вы тут ни при чем!

Мужчина сбавил газ, повернулся, и глядя ей в лицо, ответил:

– По правде сказать, очень жаль!

Он остановил машину, взял руку Ники, лежащую на коленях, поднёс к губам, и поцело-вал.

– Зачем…вы сделали это? – запинаясь, произнесла Ника…

Ей стало отчего-то стыдно. От её рук, наверное, пахнет навозом, телятами, и, Бог знает ещё чем!

– Мне это захотелось сделать! – прошептал Николай, и, внезапно схватив Нику за плечи, попробовал поцеловать её в губы.

– Да что же это творится! – простонала Ника, с усилием отталкивая от себя этого почти незнакомого ей человека, которого она видела всего лишь один раз, и то это было в день её приезда сюда. Но тогда, Николай показался ей скромным деревенским парнем, а сейчас…

Оттолкнув его от себя, Ника выскочила из машины и побежала к огородам, виднеющим-ся неподалеку в ночной мгле.

– Вероника! Вернись, я тебя не трону! Вернись! – кричал ей вслед мужчина, но Ника, не слушая его, бежала вперёд, перепрыгивая через канавки, перелезая через деревян-ные изгороди.

И когда перед ней возник её дом, она вздохнула глубоко, задержала дыхание, затем выдохнула, подождав пару секунд, и, наконец, постучала тихо в окошко. Она подождала, но никто не отозвался. Тогда женщина подошла к двери, толкнула её и поняла, что дверь не заперта. Значит, Анатолия нет дома!

– Ну что же, тем лучше! – прошептала женщина, падая на пол, где лежала холод-ная, и, словно сырая от ночной прохлады постель.

ГЛАВА 25.

Прошло уже два дня, а откровенного разговора с Анатолием Нике ещё так и не уда-лось добиться. Опять всё время кто-то или что-то мешает, то дети, то сонное полупьяное состояние её мужа. И когда они неожиданно остались в доме одни, и Анатолий, пообе-дав, отправился в сенцы что-то мастерить, Ника решила, сейчас она подойдёт к нему, и именно сейчас поговорит…

Она подошла к мужу и села рядом. Анатолий глянул на неё, и, улыбнувшись, продолжил строгать доску.

– Что ты хочешь сделать? – поглядывая на мужа, спросила Ника.

– Полку для книг, а то все учебники на полу валяются. – проговорил Толик, приподняв доску, посмотрел на неё прищурившись, словно оценивая свою работу.

Ника вдруг увидела в этом сиюминутном моменте своего прежнего мужа. Именно тако-го, не обременённого никакими тайными мыслями, прямого, открытого и честного, како-го она всегда знала. Именно такого она любила его, именно такого она знала Толика, и именно такой он был нужен ей всегда!

– Толик, я хотела бы с тобой поговорить, и очень серьёзно! – проговорила Ника, и вдруг опять увидела жалкий, виноватый взгляд мужа, устремленный на неё.

– Я хочу поговорить о нас с тобой! – повторила она, глядя в сторону.

– И что-же в нас такого интересного? – спросил Анатолий, откладывая рубанок и са-дясь на лавку.

– Я хотела это узнать от тебя? – произнесла Ника, и, видя, что Анатолий молчит, доба-вила: – Недавно я узнала, что эта женщина ждёт от тебя ребёнка.

– О, Господи, как я устал! – произнёс Анатолий, наклоняя низко голову и потирая ла-донью лоб.

– Поверь, и я устала! И ещё поверь, что роль соперницы или обманутой жены мне сов-сем не подходит. И я больше не могу спокойно жить, зная, что ты уже не мой.

– Ты прогоняешь меня? – глухо произнёс Анатолий.

– Нет! Я даю тебе право выбора. Тебе, как более сильному и умному…

Толик сидел молча, глядя перед собой. Затем он внимательно, и как-бы с участием, по-смотрел на Нику, и спросил:

– А как же ты?

Ника изумленно глянула на него, губы её мелко задрожали, но, помолчав, она ответи-ла чуть слышно:

– Я не пропаду без тебя! Не сопьюсь, и не загуляю! Обещаю это тебе торжественно и честно…

Слёзы, готовые хлынуть из её глаз жгли лицо, и, сорвавшись с места, Ника бросилась к двери, на улицу. Она торопливо шла вперёд, среди высокой травы, раздвигая её ру-ками, и ничего не видя перед собой. Она старалась как можно дальше уйти, скрыться от всех, что – бы упасть в эту высокую траву и рыдать громко, не боясь, что кто-то услышит её плач и стоны, что кто-то увидит её слёзы. Это её горе, её слёзы! Её и больше ничьи!

– Так тебе и надо! – шептала женщина, судорожно всхлипывая, и, вжимаясь в сырую тра-ву. – Плачь, плачь моя душа, плачь, потому – что это твои последние слёзы…

Назло Жизни, назло своей Судьбе она больше никогда не проронит ни единой слезин-ки. Никогда! Ни-ког-да!

И странное дело, рыдания стали глуше, слёзы постепенно иссякли. И вот уже женщи-на молча лежит на примятой траве, разметав в разные стороны руки. И волосы её, сме-шавшись с пожелтевшей травой, переливаются в лучах осеннего солнца таинственным загадочным блеском. Женщина смотрит вдаль, в голубое небо. Она знает, что теперь она станет сильнее. Ей надо стать сильнее! Назло всему, назло своей Судьбе!

Анатолий ушёл к Катерине на следующий день.

– Ну и пусть! – упрямо повторяла Ника, заглушая боль, которая рвалась, откуда-то из-нутри её тела. – Пусть он идёт, значит так должно быть!

– Вероника, ты, что позволяешь этой развратнице мужа от семьи отбивать? Да ведь на неё в деревне никто из мужиков серьёзно не смотрел! – возмущались женщины на ферме. – Так, побаловаться, ещё куда ни шло…

Уже не стесняясь Ники, они вслух обсуждали достоинства Катерины чуть ли не всей бригадой. Хотя сама героиня всего этого скандала ходила, гордо подняв голову, и с усмеш-кой поглядывая на всех.

– Да я на твоём месте, глазёнки бы ей повыцарапывала, чтобы не пялилась на чужих мужиков, да от семьи не отбивала! – распалясь, кричала пожилая женщина Клавдия Петровна, потрясая в воздухе корявым, почерневшим от тяжелой и грязной работы паль-цем. Ника, спокойно взирала на все эти многочисленные дебаты, насчёт её семейной жизни и Катерины, не принимая участия в обсуждениях. В конце концов, поднявшись с лавки, она шла в дальний загон, где её уже ждали маленькие пятнистые телята, с ог-ромными грустными глазами. Они смотрели на Нику ласково и спокойно, и у неё тоже на душе помимо грусти, становилось тихо и спокойно.

– Ну что же! Жизнь сделала ещё один крутой поворот. Ещё один виток! Теперь, на-верное, пойдёт прямая дорога, а это уже легче, намного легче! – так рассуждала эта мо-лодая женщина с грустным взглядом черных глаз, стоя над раскрытым чемоданом, куда она складывала вещи детей.

Гера с Данилкой уже спят. В доме тихо и немного жутко. На улице поднялся ветер, и черный лес шумит в ночи как-то тревожно и неспокойно. Кончается октябрь, стало хо-лодно и, кажется, что скоро выпадет снег.

Завтра они уезжают из Игнашкино. Без Анатолия! Он остаётся здесь! Они обо всём договорились! Два контейнера, которые пришли неделю назад, разобраны и поделены по-полам. Вещи детей, кой– какая мебель, посуда, книги-всё это заняло немного места в од-ном из двух контейнеров. Но всё это не так важно! Главное то, что здесь её ничего не дер-жит. Расчёт Ника получила. Председатель долго не мог ничего понять, почему Ника увольняется, предложил тут – же дать новую квартиру и место медсестры в медпункте. Но всё уже решено, и не о чем больше говорить. Со всеми, даже с соседями, Ника уже попро-щалась. Вот только Анатолий…

Он стал беспокоить её ещё больше. Кажется, он никогда не бывает трезвым. Наверное

пропивает те деньги, что отданы ему от продажи дома.

Ника вспомнила опухшее лицо Толика, его залитые слезами глаза, когда он смотрел на спящих детей.

– Сын мой! Прощай мой сын! – шептал он, целуя спящего Данилку в лоб.

Ника сама, закусив зубами кожу ладони, старалась не разрыдаться, не завыть в голос от того дикого воя, что рвался из её груди.

– Поедем с нами! С сыном! – уговаривала Ника мужа, но тот только лишь шумно смор-кался в платок, и мотал головой.

Ника смотрела на Анатолия и не понимала, как, и что могло произойти с ним, с её ум-ным и рассудительным мужем! Чем могла так притянуть его к себе та чужая женщина, ради которой он забыл своих детей, и её, Нику.

– Странное чувство любовь! – думала она. – Толик постоянно говорил ей о любви, не спрашивая взамен, а любит ли она его? А если бы спросил? Но ведь он не спрашивал её об этом, а о Володе он знал! Она не лгала мужу никогда, хотя о некоторых моментах, поста-ралась просто забыть. Потому что Володя, это была уже прошлая жизнь, а в настоящей у неё был он, Толик! Ведь она его тоже любит! Не как Володю, но всё-же любит, любит…

– Ты любишь меня? – спросила она вчера мужа, и странная боль отразилась вдруг в его полупьяных глазах.

– Я всегда любил тебя! – ответил он, и, помолчав, добавил:– Не стоит об этом!

– Не стоит! – соглашалась Ника, хотя совсем другое было в её мыслях:– Так зачем же ты уходишь от меня? Зачем покидаешь детей?

От отчаяния, Ника готова была кричать в голос, но, боясь прорваться эмоциям, и испу-гать детей, она лишь отвернулась от Толика.

– Поехали с нами! Поехали! – сегодня вновь она начала уговаривать его, но Анатолий лишь мотал косматой головой, и, в конце концов, выдавив из себя сдавленный стон, в ко-тором почему-то почудились Нике и мольба и слезы, он произнёс:

– Не могу! Не могу я…

– Но почему?

Отвернувшись к окну, она ждала ответа, но вместо этого, гулко хлопнувшая входная дверь, заставила неожиданно её вздрогнуть.

– Вот и всё! Муж сбежал, даже не поцеловав её на прощание, а ей конечно не до сна. Как долго ещё ждать рассвета! Но он придёт, он наступит для неё, и её детей. Лишь бы дожить до него!

Ника опять склонилась над чемоданом, но тут вдруг раздался негромкий стук в окно, и Ника испуганно замерла. Анатолий? Навряд ли! Соседи тоже уже не придут.

Она осторожно подошла к окошку и выглянула из-за занавески. За окном виднелся тем-ный силуэт высокого мужчины. Сердце забилось так сильно, что Ника, вдруг ослабев, опус-тилась на лавку. Раздались опять шаги. Очевидно, мужчина подошел к двери.

– Это…это не Анатолий! – билось сердце. – Неужели…неужели он приехал? Зачем? Как он смог отыскать её? Но он приехал и ждёт…

Ника вскочила и помчалась в сенцы, торопливо пытаясь отодвинуть засов, и поднять ще-колду. Дверь распахнулась, и вошёл…Николай. Наверное, лицо Ники так поразило его, что он вначале смущенно хмыкнул, а потом, усмехнувшись, произнёс:

– Видно ждала, да не меня!

– Ты угадал! – ответила Ника разочарованно, зябко кутаясь в теплый пуховый платок.

Николай вошёл в комнату, огляделся, увидел чемоданы и сумку, набитую вещами. Присло– нившись к двери, спросил хмуро:

– Ты чего надумала?

Ника, сев на лавку и горестно подпершись рукой, удивленно взглянула на своего позд-него гостя. Странно! Почему он напоминает ей о том, что следует забыть… Не эти ли ши-рокие плечи, стройная подтянутая фигура, и гордый взгляд мужчины не знающего по-ражения, вводят её в заблуждение? Или его белокурые волосы, и глаза, в которых порой вспыхивают маленькие искорки света…

Да, он похож на Володю, даже слишком похож, и это она увидела ещё тогда в машине, на вокзале. Но что из этого? Мало ли похожих людей на свете? И зачем этот мужчина здесь?

– Ну, разглядела меня теперь? – голубые, с серым отливом глаза уставились насмеш-ливо на Нику.

– Да! – тихо ответила она, опуская взгляд. – Разглядела!

– А теперь я тебе вот что скажу! Если бы я знал, в чем была причина твоих слёз тогда на дороге в лесу, я бы давно пришёл к тебе…

– Зачем? – опять тихо произнесла Ника.

– Что – бы увезти тебя с собой!

– Куда?

– В Сибирь! Я работаю там нефтяником…вахтовым методом…И, если бы ты уехала со мной…

– Я не поеду в Сибирь! – перебив Николая, ответила Ника. – И я не понимаю, при чем здесь ты, я, и мои семейные проблемы?

В комнате воцарилось молчание. Но, наконец, раздался опять глуховатый голос этого странного полузнакомого ей мужчины:

– Я хочу помочь тебе!

– Спасибо! Только извини, но я уже уезжаю.

– Куда же?

– Не всё ли равно! – ответила она, пожав плечами, и устало поправляя волосы, упавшие на глаза.

– Я приеду к тебе!

Ника замерла, удивленно посмотрела на Николая. Кто он, этот парень, или мужчина, похожий на Володю. Зачем жизнь преподносит ей ещё один сюрприз. Или это законо-мерность, чтобы она не забыла о том, прошлом. И этот парень, едва ставший мужчиной… Зачем он здесь?

– Сколько тебе лет?

– Не всё ли равно! – ответил Николай её же словами.

– А мне уже тридцать три года! – задумчиво сказала Ника. – Для кого-то это много, а для кого мало!

– Для меня в самый раз! – упрямо произнёс Николай.

Но Ника, улыбнувшись, ответила:

– Спасибо тебе Коля за твою заботу, но поверь, я – это не лучший вариант в твоей жизни.

Она поднялась, подошла к русской печке, всё ещё хранившей вечернее тепло, и прижалась к ней.

– Ты молод и очень красив! Ты найдёшь себе когда – нибудь хорошую девчонку…

– Зачем ты мне всё это говоришь? Ты хочешь, что – бы я встал перед тобой на колени и просил о том, чтобы ты вышла за меня замуж?

Резкие слова заставили Нику опять с недоумением уставиться на этого малознакомого ей человека.

– Тогда я тем более не пойму такого мужчину! – бросила, наконец, Ника, отворачиваясь от Николая.

Но вдруг он подошёл, и быстрым движением повернул её к себе. Глядя ей прямо в гла-за, заговорил быстро, торопливо:

– А я не пойму, что ты сделала со мной? Как ты смогла украсть мою душу, лишить ме-ня покоя. Я не могу не думать о тебе каждую минуту, каждую секунду… Или ты точно колдунья? Ты колдовала тогда на дороге, в лесу?

Ника молчала. Она не знала, что ответить этому парню. Но вдруг она вспомнила Анато-лия, его жалкие глаза, стон, напоминающий стон загнанного насмерть зверя, и ей стало страшно от услышанного.

– Если бы я могла привораживать! – вздохнув, наконец, ответила она. – Тогда, наверное, ни один мужчина в моей жизни никогда бы не покинул меня. А у меня же всё наоборот. Я всегда остаюсь одна! Так что прости и уходи! Ты должен меня понять, что завтра, очень рано мы уезжаем в город. Надо успеть на поезд.

Ника прошла к двери, ясно давая понять мужчине, что визит его затянулся. Николай посмотрел на Нику долгим взглядом своих потемневших глаз, и произнёс, улыбаясь:

– Хорошо! Я уйду, и буду ждать, что-бы это наваждение прошло. Но если я приеду к те-бе, значит, я приехал за собой…

– Время лечит сердечные раны! – проговорила задумчиво Ника. – Я это уже знаю!

Она распахнула двери, но Николай задержался в комнате ещё на миг.

– Ты уезжаешь завтра?

– Да!

– Я приеду за вами!

– Не надо. Я уже договорилась насчет машины.

– Я приеду раньше!

Ника смотрела на этого парня– мужчину, на его высокий чистый лоб, глаза теперь темно-серого цвета, на белокурые волосы, зачесанные аккуратно назад, и думала:

– Если бы таким упрямством обладал тот, другой, как – бы повернулась её жизнь, по какому руслу или пути она бы пошла?

Но Ника вдруг улыбнулась, согласно кивнула головой, и тихо произнесла:

– Ну что-же, приезжай если хочешь!

ГЛАВА 26.

Как быстро всё можно изменить в этой жизни! В своей жизни! Всё, решительно всё поме-нять! И Родину, и друзей, и работу, и даже мужа, наконец. Вообще, можно однажды всё разложить по полочкам, или же наоборот, свалив всё в одну кучу, махнуть на неё рукой, предоставив ей обрасти мохом, рассосаться и сравняться с землёй, и со временем Заб-вения. И вот вы уже забыли о ней, и не выказываете к «данной куче» никакого отноше-ния. Всё! Всё в этой жизни относительно! Всё подчинено движению! Только куда? Вперёд или назад? Жизнь вам сама подскажет всё, и расскажет! Но по– своему, и порой не так, как нам хочется!

Новый 1994 год! Она впервые встречала Новый год так грустно! Маленькая комнат-ка, разукрашенная гирляндами и белыми самодельными снежинками, выглядит доволь-но уютно. У стены стоит софа, в противоположном углу сиротливо притулилась старо-модная тумбочка с черно-белым телевизором. Рядом с ней куча из полосатых красно – синих сумок, в которых сложены вещи. Праздничный новогодний стол на восточный манер накрыт на полу. Оказывается, это даже удобно, поел и тут-же упал на мягкие подушки, разложенные вокруг скатерти с едой. Дети уже спят, свернувшись калачиком и уткнувшись в подушки. Мама давно уехала домой. Она лишь поздравила всех с Новым годом, и, посидев с полчаса, вдруг вспомнила, что забыла выключить отопление.

– Ничего страшного не случится, мама. Чего ты боишься? Ведь печка автоматически отключается… – уговаривала её Ника и дети, но Мария, торопливо натягивая пальто, лишь охала, ахала, да ругала свою дурную голову.

Уже давно пробило двенадцать часов. Да, Новый год наступил, он уже шагает по земле, отсчитывая минуты, часы… Что он принесет им нового, хорошего?

Ника вздохнула, и, встряхнув головой, легла удобней на подушку. Лучше она будет вни-мательно смотреть передачу " Новогоднего огонька", чем позволять печальным мыс-лям появляться в её голове. Она уже становится сильной, и телом и духом. Почти силь-ной! В течение вечера не проронила ни единой слезинки, и это уже прекрасно. Можно, да можно всё стерпеть в этой жизни! Всё! И даже боль одиночества и предательства. Прочь грусть! Новый год идёт по земле! А это значит, пошли её минуты! Она загадала под бой курантов одно единственное желание. Желание выжить! И это для неё приказ, это её задача. Ну и что из того, что она осталась одна. Нет, она не одна, с ней её дети, и об этом надо помнить всегда! Дети в её бедах не виноваты…

Телевизор зашипел, моргая черно-белыми полосками. Всё! Передачи закончились. Ни-ка щелкнула выключателем, и телевизор погас. В доме стало тихо. Но она не спала. Пе-ред глазами стояло растерянное лицо матери, которая до сих пор не может ничего по-нять, что произошло у дочери, и никак не может успокоиться насчет Анатолия:

– Как он мог сделать такое, как?

Ника усмехается в темноту:

– Наверное, это было очень просто для него, перешагнуть через всех нас, и остановить свой выбор на той жизни.

И словно в ответ, Нике чудится взволнованный голос Марии:

– Нет, нет дочка. Зря ты так говоришь, зря. Он любит вас всех, я знаю…

Ника закрывает глаза. Голос матери ещё как-бы звучит в тишине ночи, но она знает, все эти мысли, воспоминания, обрывки разговоров, переживания скоро утихнут, и она заснёт спокойным сном. Надо лишь крепче зажмурить глаза!

Но видимо что-то не дает спокойствия, потому-что вздохнув, женщина тихо шепчет в темноту:

– Нет, мама…Теперь он будет любить своего будущего ребенка и молодую жену. А мы… мы – это из прошлой жизни!

Прошлая жизнь теперь и ей ни к чему! Все эти воспоминания лишь тормозят её, де-лают слабой, а ей надо быть сильной. Она знает, как стать сильной. Это пример её ма-тери, пример сотен других женщин, всю свою жизнь проживших без мужей и вырастив-ших прекрасных детей. Она может стать сильной. Это Ника поняла сразу, как только села с детьми в поезд.

Она ехала к маме, в маленький тихий городок, который и за двадцать лет почти ни в чем не изменился. За три дня Ника оббегала почти полгорода. Она искала работу и жильё. С работой не везло. Медсестрой ей не устроится, а в санитарки идти за гроши то-же не хочется. Она не прокормит детей на эту нищенскую зарплату, да и идти в сани-тарки, после того как ты отработала столько лет медсестрой в операционной и перевя-зочной, просто не позволяло самолюбие. В бюро по трудоустройству она видимо зря хо-дила, там, таких как она, пруд-пруди, да и требовались всё больше мужчины. Правда Ника записала, какие документы ей надо собрать на пособие по безработице, но тем, де-ло и закончилось. Хотя, если по правде, на те смешные деньги, что давало бюро, можно было купить пару килограмм мяса, а остальное время, оставалось ждать, положив зу-бы на полку, когда тебе что-то предложат сносное. Едва ли Ника смогла так прожить месяц. Энергия распирала её, она требовала выхода из создавшегося тупика. Потом энергия сменялась отчаянием, желанием всё бросить, и укрывшись с головой в одеяло, уснуть глубоким, спокойным сном. Но вечером Ника видела тревожные глаза своих детей, и жалость к ним острым клинком вонзалась в её сердце, заставляя испытывать сильную физическую боль. И тогда она делала усилие над собой и улыбалась детям и своей матери, заставляя их поверить в то, что у них всё хорошо. Она заставляла себя не поддаваться слабости. А вот с жильём Нике невероятно повезло. За свои деньги, в скором времени она присмотрела небольшую часть жилья в старинном купеческом доме с вы-сокими потолками и огромными окнами. Всего две крохотные комнатки и веранда, но и это радовало.

– Не торопись! Не трать деньги! Поживи с детьми у меня! – уговаривала Мария дочь, но та упрямо встряхивала черной массой волос, распущенных по плечам:

– Я должна мама делать всё сама, и не мешай мне! Пойми, я должна что-то делать…

– Ну и ладно, ладно! – торопливо соглашалась Мария, с удивлением вглядываясь в свою младшую дочь, замечая что-то совершенно новое в её облике, в худенькой по де-вичьи фигурке, в хрупких плечах, в глазах, которые уже не были спокойны как прежде.

Теперь в её дочери появилось что-то иное, сильное, не терпящее возражений, и как ни странно, что-то знакомое ещё с детства, когда дочь была девочкой, бегала по улице босиком и дралась с мальчишками. Но ведь то было детство!

И Мария смирилась, вздыхая. Нет, ей не понять Веронику. Она никак не могла воспри-нять того, как можно бросить мужа, прекрасного человека, и всё начинать сначала, одной,

и с двумя детьми. Нет и нет! Ей не понять дочь! А в то, что Анатолий пьет, и нашел дру-гую женщину, она не верит. И может так даже лучше, что Вероника живёт отдельно. Она её дочь, но мало ли чем можно обидеть друг друга. И то, что Ника торопилась с ремонтом, и въехала в квартиру за две недели до Нового года, этому Мария не противи-лась. Дочь взрослая и умная женщина. Но стоит лишь матери завести разговор о Толи-ке, как Ника становится похожа на каменную статую. Поэтому Мария старается её уже не тревожить, и больше молчит. И даже на решительное заявление дочери о том, что она займется торговлей, Мария тоже почти ничего не сказала. Может это и правильно. Пусть Вероника думает сама. И сама решает, как ей жить. А как мать, Мария поможет дочери во всем, насколько это будет в её силах.

От покупки квартиры остались кой-какие деньги, и в один прекрасный день, Ника съездила в Москву, и привезла на продажу вещи. Так, дешёвку, но всё ушло по сходной цене. Торговала Ника на рынке. И хотя она уже не первый день приходила сюда, но каждый раз, каждую минуту, она готова была сорваться с места, и бежать бегом от како-го – нибудь, мало-мальски знакомого лица. Ведь, несмотря на то, что после окончания школы прошло больше пятнадцати лет и мало кого можно было узнать в этих изме-нившихся с годами мужчинах и женщинах, но потайной страх разоблачения, чувство то-го, что ты занимаешься каким-то постыдным делом, совсем не приемлемым для неё, заставляло Нику каждый раз то бледнеть, то краснеть, или того хуже и смешнее, ны-рять под высокий прилавок, и с бьющимся сердцем отсиживаться там, пока объект её "внимания" не проходил дальше. Тогда подружки по торговле заглядывали под прила-вок, и, хитро поблёскивая глазами, сообщали, что гроза миновала.

Гроза миновала! Господи, да неужели эти располневшие солидные мужчины с брюш-ком, и есть её бывшие мальчишки – одноклассники, или потерявшие стройность женщи-ны, и есть те самые девочки из десятого "Б" класса. Неужели они не поняли бы её? Но каждому не объяснишь, отчего и почему, она оказалась опять в этом городе, почему стоит она здесь на рынке, и торгует малокачественным китайским тряпьём, в котором сейчас заключен великий смысл. Смысл её существования, и даже благополучия! Сидя под прилавком, она ненавидела себя за трусость и малодушие, ругала себя за этот страх, и говорила сама себе, что это по-девчоночьи глупо, прятаться от бывших знакомых и одно-классников. Ника сама себя уверяла, что в следующий раз ничего подобного не произой-дёт, н о проходило время, и всё повторялось вновь. Рядом стоящие женщины посмеива-лись над этой слабостью Ники, но их усмешки были не злобивы, а даже добродушны. Видно, что и они сами " пережили" этот синдром, "страха разоблачения". Пережили, и стали спокойны! Ведь они, в прошлом законопослушные рабочие и служащие, совсем не думали, что когда-то жизнь заставит их заняться тем, что раньше называлось спекуля-цией, за которую можно было угодить в тюрьму. А теперь пол– страны занималось "узако-ненной спекуляцией", к которой их подвела жизнь, судьба или всё та же страна, а по-нятие постыдности, так и не исчезло.

– Ты ещё молода Вероника, и наивна! – говорила полная симпатичная женщина Валентина Андреевна, в прошлом ведущий экономист на крупном машиностроитель-ном заводе, а теперь " обычная базарная баба", как она говорила о себе.

– Чего ты людей боишься? Ты же ничего не украла, это твоё орудие труда, как моя бухгалтерия, например, или шприц с лекарством в твоих руках. А сейчас, твои вещи на прилавке тоже орудие труда, вбей себе это в голову! Ты работаешь точно также, только на себя. Пойми! И не стесняйся! Хотя, что говорить, и мы через это самобичевание лож-ной стыдливостью, тоже прошли. Пока сути дела не поняли, что нас жизнь поставила перед выбором, идти на рынок, вместо того, чтобы продолжать работать по той специаль-ности на кого ты учился. Так что из этого? Ты видишь, что в стране творится, везде сокращения, увольнения. Прикажешь гордо умирать от голода вместе с детьми, или ид-ти попрошайничать, выспрашивая грошовые пособия. А может лучше пойти воровать и грабить? Ну, на последнее, мы не гожи с тобой, а на рынок сгодимся! Теперь, девочка моя дорогая, это наша с тобой работа, рынок! И чем проворнее и предприимчивее мы будем здесь, тем лучше будет успех нашего предприятия!