Текст книги "Ожидание"

Автор книги: Татьяна Каменская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

Ника понимает, что с того момента как уехала она из Симферополя, многое уже измени-лось, и даже её вкусы и взгляды на то, как одеваться, как краситься, какой пользоваться косметикой, а особенно тушью. Раньше она покупала себе тушь самую дорогую, а теперь…

– Лучше французской, я не знаю туши! – произнесла она убедительно, на что Айман даже подскочила от возмущения:

– Да ты просто отстала от жизни! Садись, сейчас сама увидишь, что эта тушь самая лучшая из всех!

Ника глянула на себя в зеркало, подумала, и согласно кивнула головой, отчего её чер-ные волосы всколыхнулись волной и рассыпались по белому халату.

Айман ловко водила длинной кисточкой по её ресницам, а Ника терпеливо ждала окончания данной процедуры, с трудом восседая на стуле.

– Так, готово! – произнесла торжественно Айман, подправляя пальчиком контуры глаз, и явно любуясь творением своих рук.

Ника, глянув в зеркало пудреницы, увидела огромные удивленные глаза, смотревшие на неё из глубины комнаты.

– Ну и как? – нетерпеливо спросила девушка, но Ника, теперь уже глянув на себя в большое зеркало, висевшее на стене, скривилась и недовольно пробурчала:

– Кажется, ты переборщила!

– Я всего– то раза три тебе провела кисточкой, а эффект потрясающий. Ну, скажи ведь, правда? – опять быстро заговорила Айман, но Ника, пожав плечами, уже выходила из гардеробной.

Ну, вот она, наконец, и свободна. На целых два дня! Отработана ночь, и впереди вы-ходные. Сегодня суббота, домой торопиться незачем. Анатолий работает в смену, Гера но-чевала у Ленуси, сейчас она уже должна проснуться, и ждать свою маму.

Ника не спеша, шла по бульвару. Стоял конец августа, и огромные старые платаны по-тихоньку стали сбрасывать свою листву. Странно, почему так рано?

Ника бредёт по аллее, носком туфель поддевая огромные желто-зелёные листья. Време-ни уже десятый час утра. Но кажется, ещё совсем рано. Почти никого не видно на улице, и лишь кое-где мелькают редкие прохожие, и то видно домохозяйки или старики, которые выбрались в магазин за хлебом и молоком.

Ника любила такое тихое утро после ночной смены. Она наслаждалась тишиной и утрен-ней прохладой, радовалась лучам восходящего солнца, которые проникали сквозь густую листву деревьев и словно живые трепетали от порывов ветра. Она не торопилась, потому-что всегда отдыхала, когда шла по этой красивой аллее.

Заложив сумочку за спину, и сунув руки в карманы широкой кофты, Ника подошла к перекрёстку, пересекающему аллею. Она увидела, что по дороге движется медленно бе-лый легковой автомобиль. Ника остановилась и стала терпеливо ждать, когда же машина проедет мимо. Но, поравнявшись с ней, автомобиль притормозил, дверь машины приотк-рылась и странный, с хрипотцой голос произнёс:

– Девушка, вас подвезти?

Ника вздрогнула, подняла глаза на мужчину сидевшего за рулём, и ноги её задрожали.

Если бы не очки, да черная аккуратная бородка, она бы сказала, что перед ней сидит он…её Володя! Но нет, это ведь невозможно!

Мужчина смотрел на неё выжидающе, его губы были плотно сжаты, и, что-то опять зна-комое в его лице почудилось Нике.

– Девушка, садитесь, подвезу! – на этот раз просяще заговорил мужчина, но Ника испу-ганно затрясла головой, попятилась и, обогнув машину, перебежала на другую сторону перекрёстка.

Она убежала бы и дальше от этого странного человека, но тут, словно опомнившись, и ус-тыдившись собственного страха, она встряхнула упрямо своей черной гривой волос, и, подняв голову, пошла дальше, не оглядываясь. И каково же было её удивление, когда она вдруг увидела, что белый автомобиль продолжает потихоньку двигаться по шоссе, а муж-чина за рулём изредка поглядывает на Нику. Вот и сейчас, он махнул головой, словно приглашая её в машину, на что Ника просто задохнулась от возмущения.

– Ну, Айман, спасибо тебе! Ещё за уличную девицу её не принимали с самого утра…

А так всё было. И знакомились на улице, и на работе больные приглашали на свидание

или в кино, но чтобы её, беременную на седьмом месяце, вот так настойчиво в машину приглашали, такого ещё не было. Или мужчины совсем стали неразборчивы…

Ника свернула к дому, где жила сестра Лена, поднялась на пятый этаж и позвонила. Дверь открыл Илья, муж Ленуси. Он приветливо улыбался, держа в руках малень-кий паяльник. Видно воочию, что он занимается каким– то " полезным по дому" делом, как говорила Ленуся. А вот из ванной комнаты появилась и она сама, с полным тазом мок-рого белья.

– Привет! Я достирываю, а ты проходи! – бросила она, направляясь к балкону.

Но что-то заставила её обернуться и внимательно глянуть на младшую сестру.

– Ты чего такая…взбудораженная? Бежала, что ли?

Ника, резко сбросив сумочку на тумбочку, повернулась к мужчине, что пытался вкрутить шуруп тут– же, рядом, в дверцу антресолей, и возмущенно произнесла:

– Скажи мне Илюша? Как, по-твоему, я похожа на девушку лёгкого поведения?

На что здоровяк Илья, расплывшись в широкой улыбке, ответил радостно:

– Да ты что Вероника, ты во, как выглядишь!

И он, вытянув вперёд руку с поднятым вверх пальцем, одобрительно подмигнул ей. Ле-

нуся с недоумением смотрела на Нику, ничего не понимая. За чашкой чая, Ника расска-зала о водителе, приглашавшем её подвезти "неизвестно куда", и в конце своего рассказа опять спросила:

– Я, наверное, с ночи выгляжу потрепанной, как одна из "этих", да? Ещё и накраси-лась по глупому!

Но Ленуся и Илья так весело смеялись её рассказу, что и Ника, в конце концов, стала хохотать вместе с ними над собственными умозаключениями. А потом она одела свою дочь, и они отправились домой. Ника вела Геру за ручку. Девочка крутилась, стараясь вырваться из цепких рук матери, но та крепко держала своего ребенка, потому что зна-ла, её дочь очень самостоятельна в свои четыре года.

Гера может одна переходить улицу, или убегает далеко вперёд, и, спрятавшись за огром-ным деревом, ждёт, пока Ника начнёт испуганно звать её:

– Гера, Герочка, Герка!

Услышав последнее, девочка чувствовала, вероятно, угрозу в словах матери, и поэтому, высунув улыбающуюся мордашку из-за дерева, весело кричала:

– Ага, ты меня не нашла!

Ника делала вид, что огорчена, и тогда девочка подбегала к ней, хватала за ноги и требо-вала примирительного поцелуя.

Вот и сейчас, пройдя через дорогу, Ника отпустила руку дочери, и Гера, взвизгнув, пом-чалась по бульвару вперёд, туда, где между огромными деревьями стояли деревянные скамейки.

– И в кого она такая? – прошептала Ника, но тут, словно вспомнив о чем-то, она под-няла свои черные изогнутые брови, и изумляясь чему-то, улыбнулась. Но затем, вздох-нув, не спеша, пошла вслед за убежавшей вперёд дочерью. Да, конечно, ей есть в кого быть такой егозой!

У них уже было заведено с Герой, гулять в этом парке до двенадцати часов, а затем они шли домой. Надо было кормить дочь обедом, а затем укладывать её спать. Вот тогда с ней вместе отдыхала и Ника. Сейчас же Гера бегала на зелёной лужайке под огромными де-ревьями, собирая букет из зеленых травинок, чахлых запоздалых цветов, затерявшихся в высокой траве, и редких желто– зеленых листьев, кое-где опавших с деревьев.

– Нет, это ещё не осень, это ещё продолжение лета! – думала Ника, сидя на деревянной скамейке, и прикрыв сонные глаза.

Но, осень уже чувствуется в свежести утренней прохлады, и без теплой кофты по утрам очень холодно, особенно в тени деревьев. Ника потуже запахнула на животе кофту, и прислушалась. Что-то ребенок сегодня совсем не хочет подавать признаков жизни. И тут, словно в ответ, сбоку в животе послышался негромкий дробный перестук. Ника внима-тельно прислушалась, наклонив голову и не замечая, как рядом на скамейку присел мужчина в сером костюме. Послышался детский визг и хохот, Ника посмотрела на дочь, теперь уже катающуюся на маленьких качелях, и улыбнулась. Но тут она почувство-вала взгляд сидящего рядом мужчины, и ей стало почему-то не себе. Она встала, соби-раясь уйти, но знакомый с хрипотцой голос, произнёс:

– Здравствуй, Ника!

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем она посмотрела на этого мужчину. Она повернула голову, и, вдруг, увидела знакомые голубые глаза, которые смотрели на неё с любовью и нежностью. Светлые волосы мужчины подбелила кое-где седина, а черная как смоль борода, была смешна и нелепа на странно знакомом лице незнакомца. Да, не-сомненно, это был тот мужчина, что приглашал её подвезти…

– Это…Вы? – спросила недоверчиво Ника, испуганно глядя на мужчину, поднявшегося со скамейки.

– Да! Это я! – проговорил мужчина, и сделал шаг к ней. – Я, пришел…наконец…

– Нет! Нет! Он мертв! Он… он погиб… – отступая назад, быстро проговорила Ника, с ужасом вглядываясь в незнакомца, на протянутые к ней его руки.

– Ника, я жив! – тихо говорил мужчина, ступая за ней следом. – Произошла ошибка, недоразумение. Но я жив…

– Нет! Это не ты! Ты погиб! – как во сне повторяла Ника, и вдруг страх исказил её лицо, и, повернувшись, она попробовала бежать, но мужчина, схватив её за руки, притянул к себе.

Она вскрикнула, сознание её помутилось, и она стала падать в какую-то темную бездну.

Очнувшись, Ника опять увидела перед собой глаза, чей яркий, нежно-голубой свет оку-тывал, успокаивал…

– Ты Володя? – тихо спросила женщина, и мужчина утвердительно махнул головой.

Тогда она вдруг зарыдала, сквозь слёзы вглядываясь в совершенно незнакомое лицо мужчины, и с каждой минутой, с каждой секундой, всё больше и больше убеждаясь, что это он и есть, её Володя! Тот-же высокий чистый лоб, тот – же разрез его удивительно кра-сивых глаз, теже ресницы, тонкие и длинные, как в детстве белёсые, словно выгоревшие от солнца…

Вдруг Ника увидела подбегающую к ним дочь. Почему-то страх опять осязаемо зашеве-лился в её сердце.

– Гера, иди ещё гуляй!

– Гера? – мужчина схватил девочку за руку, и, глядя с интересом на неё, спросил:

– Это твоя дочь?

– Да! Моя! – всё также тихо прошептала Ника, почему-то боясь поднять глаза и прокли-ная тушь, растекшуюся по лицу, которая, попав в глаза, начинала неприятно и больно по-щипывать, вызывая новые слезы.

– Сколько ей лет? Четыре?

– Да! Скоро будет!

Ника, изредка всхлипывая, вытирала платочком глаза, а Володя смотрел на Геру, гла-дил её волосы и молчал. Ника знала, о чем он думает! Он думал, что это могла быть его дочь! О, глупец! Неужели он не чувствует зова родной крови, не видит эти нежно-голубые глаза, такого же цвета, что и его. Не видит губ знакомый излом, так явно бросающийся в глаза, улыбку как у него. Неужели он не признает в ней свою дочь? Или для этого надо сунуть ему под нос её свидетельство о рождении?

– А ведь это могла быть моя дочь! – вдруг услышала она Володин голос, и сердце её за-хлестнула обида. Она могла бы опять заметаться в рыданиях, в истерике, наговорить кучу нелепых и обид-ных слов, но поймет ли он её, Нику. Ведь прошло столько лет! Почти пять долгих лет!

– Как ты нашел меня?

– Это не составило большого труда, о тебе я многое знаю!

– Значит, ты знаешь то, что я вышла опять замуж! – выдавила Ника из себя.

– Да! – опустил он голову.

– Так зачем же ты приехал?

Она ждала ответа, напряженно всматриваясь в его изменившееся лицо. Не эти ли посе-ребренные виски вводили её в заблуждение, или глубокие морщины, прорезавшие высо-кий лоб, над которым, знакомым с далекого детства ежиком, топорщились короткие свет-лые волосы. Но эти плечи широки и крепки, как и прежде, а в гордом профиле мужчины чувствуется красота, сила и обостренное чувство собственного достоинства. Может поэто-му он так долго, так мучительно долго не может дать ей ответ…

– Я не мог уехать, не узнав…не нужен ли я тебе? – наконец произнёс Володя, и почему-то усмехнулся. Но Ника вдруг раскрыла широко глаза, и, обратив к нему своё побледнев-шее лицо, медленно произнесла:

– Ты был нужен мне всегда, всю жизнь, все эти годы и месяцы. Но я теряла тебя, а ты меня находил. Я уходила, а ты опять возвращал меня к себе. Зачем? Чтобы я, как в детстве, чувствовала твою власть и твою сильную руку? Но ведь детство прошло, Володя! Я выросла! Пойми это! Мне нужен был ты, а не ощущение тебя, и твоей власти надо мной…

– Но я не мог, не мог бросить службу, работу. Ведь моя работа– это мой долг…

– Долг? Перед кем? Передо мной? Ах да, перед Родиной! Значит долг– это убивать где-то людей! Убивать, чтобы мне, или моей Родине было от этого хорошо! Убивать таких же женщин, как и я. Таких же слабых и беззащитных. Убивать чьих-то детей, не думая о том, что на его месте мог оказаться и твой ребёнок…

– Ника, прекрати! – раздался глухой сдавленный голос. – Ты не права!

– Нет? Но ты же любил убивать ради какой-то идеи, таких же немощных старух как твоя мать, или таких же сильных и здоровых мужчин как ты сам, не думая, что следую-щей жертвой можешь оказаться ты…

– Я ей и оказался! – Володя судорожно прижал к себе Геру, но девочка, до этого удив-ленно смотревшая на взрослых, вдруг вырвалась из его рук и помчалась вслед за проле-тавшей мимо бабочкой.

– Нет! Ты не жертва! – Ника мучительно подыскивала подходящее слово, но тут она вспомнила медицинское училище и философичку, старую деву Лидию Ивановну, с её знаменитыми уроками на тему " явление, причина и следствие". И Ника, вдруг выпали-ла зло и беспощадно:

– Ты…ты просто следствие, вытекающее из причины, а жертва это я! И поверь, Во-лодя, разыскав меня, ты не сделал мне лучше…

Мужчина, сжав её лицо в своих ладонях, вглядываясь в её черные заплаканные глаза, заговорил быстро, торопливо, словно боясь, что его перебьют:

– Поехали со мной, Ника! Поехали! Я приехал за тобой! Все эти годы, и даже нахо-дясь в плену, я знал, что ты ждёшь меня. Ведь это правда, скажи милая! – шептал он, отча– янно вглядываясь в лицо женщины. Но она лишь горестно улыбнулась:

– Значит, ты плохо знаешь меня Володя. Видишь, я не дождалась тебя и вышла за-муж… – голос Ники дрожал и срывался.

Руки мужчины разжались, и он отпустил её.

– Значит я обычная женщина! – вымолвила Ника.

– И давно ты замужем? – тихо спросил мужчина после некоторого молчания.

– Ровно год!

Володя сидел молча, наклонив голову, словно размышляя о чем-то. Затем, взяв руку Ники, прижал ладонью к губам, и поцеловал. Ника вспыхнула, и сердце её затрепетало. Володя, глянув на неё исподлобья, произнес:

– Ты должна знать…Это было год назад, почти в это же время. Мой самолёт был сбит в бою, и я попал в плен. В такой маленький концлагерь, расположенный в глухих горах. Они требовали отречения…от себя…от Родины…После страшных пыток жизнь настолько осточертела мне своей безысходностью, что я решил сдаться, покончить с ней навсегда, ос-тавив это страшное дело на завтра. Но пришла ночь, душная афганская ночь, и, мне при-снился сон. Это было тем более странно, что сны мне совсем не снятся. Никогда!

– И что же тебе приснилось? Надеюсь не я? – бросила Ника, и замолчала, увидев груст-ные глаза Володи.

– Да! Это была ты! Ты шла по Яру, вдоль Ручья, в белом платье, красивая словно не– веста. Ты бросала в воду цветы. Одни плыли, другие тонули, а некоторые прибивались к берегу. А я стоял на берегу, смотрел на тебя, и любовался…тобой. Я знал, что ты была мо-ей невестой! Моей! Но вдруг, что-то произошло, и я увидел, как там, вдали, несётся поток грязной пенной воды. Началось половодье, а ты словно ничего не замечая, всё шла, и шла… Я кричал тебе! Я рвался к тебе! Но какая то сила держала меня и не давала прыг-нуть с моста и спасти тебя! Я звал тебя, а ты шла вдоль Ручья, и не слышала моих криков

– И что же, в конце концов? Надеюсь, всё произошло как в детстве? Смелый рыцарь спас несчастную глупышку! – с вызовом спросила Ника, но в голосе её слышались слезы.

– Нет! К сожалению, поток грязной воды унёс тебя, и что удивительно, вода в Ручье тут – же стала опять чистой и тихой… как раньше. Спустившись вниз, я нашёл на берегу два цветка. Все в тине, в грязи, но два крепко спаянных друг с другом розовых цветка чертополоха…

– Чертополоха? – растерянно переспросила Ника, и вдруг в памяти всплыла ночь люб-ви между ней и Анатолием. Там, в Яру, почти в это же время. Неужели Володя чувствовал…

Он заговорил торопливо, словно боясь, что она опять прервёт его:

– Я бежал из плена! Бежал, потому что знал, ты живёшь на этом свете, что ты ждёшь меня!

Володя судорожно вздохнул и замолчал. Он сидел рядом, опустив низко аккуратно стриженую голову. Он сидел и ждал. Он ждал её решения. Ника это знала. Что ей было делать? Но вдруг в её животе что-то стукнуло, словно прося обратить на него внимание, затем шевельнулось и опять стукнуло в бок. И Ника словно очнулась ото сна. Боже, как же она забыла о нём? Это же ребёнок, её будущий ребёнок, её и Анатолия давал о себе знать, и словно просил о чем-то!

Ника подняла голову и улыбнулась сквозь слёзы.

– Ты всегда спасал меня Володя! Всегда! Но пойми, судьба почему-то разводит нас, едва только мы находим друг друга. Так и сейчас!

– Но что держит тебя сейчас? – наклонившись, Володя опять взял руку Ники в свою.

Она вздохнула:

– Володя! Неужели ты не видишь, что я беременна!

Мужчина с удивлением опустил глаза.

– Большой срок? – наконец спросил он, и Ника пожала плечами:

– Скоро в декрет! Через месяц!

Он молчал, склонив голову и перебирая её пальцы. А Ника смотрела на его плечи, на аккуратный ежик волос, на седину, проглядывающую в его светлых волосах, на черную не-лепую бороду, обрамлявшую это столь дорогое и милое лицо, делая его непохожим на прежнего Володю. Она смотрела на его руки, в которых чувствовалась прежняя сила и зов, и на который тянулось её сердце…

Если бы она могла обнять эти плечи, прижаться к этой сильной широкой груди и ус-лышать стук дорогого ей сердца… Но, слава Богу, она закалилась, и стала сильнее. И пусть он даже уйдёт сейчас, она не упадёт в обморок, не станет плакать и проклинать судьбу. Видно ей суждено было испытать эту любовь, получить её от Природы как награ-ду. И пусть любовь не принесла им счастья, но она помогла им выстоять в этой жизни, не сломаться…

– Ты любишь меня? – почему-то хотелось спросить Нике, но вместо этого она произнес-ла холодно:– Ты когда уезжаешь?

– Сейчас!

– Ну что же, счастливого пути!

– Спасибо!

– Мне пора уходить!

– Прощай!

Она ушла, держа за руку маленькую пухлую девочку с тёмно-русыми волосами, и огром-ными нежно-голубыми глазами. А он остался сидеть на скамейке, откинувшись на спинку и закрыв глаза. И те редкие прохожие, что проходили мимо, думали, навряд ли что-то хорошее о нём. А может быть и вовсе никто ничего не думал, и никому не было дела до то-го, отчего и почему из под закрытых ресниц мужчины вдруг выкатились две слезы, и тут – же затерялись в густой черной бороде. А через минуту ветер уже высушил влагу, мужчина провел по лицу рукой, словно утирая его. Затем мужчина встал, внимательно глянул в конец аллеи, но никого не увидев, вздохнул, и решительно пошёл к дороге. И по этой уверенной походке, по развороту плеч, по гордой посадке головы, можно было узнать военного летчика, героя войны, бывшего афганца, а ныне полковника ВВС – Владимира Степановича Зоринского.

ГЛАВА 14.

90– е годы.

Казахстан.

Ах, годы, годы! Это верно, что они летят как птицы!

Вот уже пошёл четвертый год, как Ника вышла замуж за Анатолия, и много чего хо-рошего и плохого уже отложилось в памяти. А если разбирать все прожитые дни по по-лочкам, отбрасывая ненужное, то навряд ли найдётся такая необъятная корзина, в ко-торую можно было бы покидать всё плохое: мелочные ссоры по пустякам, недовольство друг другом, и упрямое нежелание понять один другого. Да-да, самое обыкновенное уп-рямство, которое можно было бы швырнуть в эту корзину, и быстренько закупорив её, закопать куда – нибудь в глубокую яму, а затем отправляться домой со спокойной душой, с чувством выполненного долга, зная, что теперь всем будет хорошо!

Так порой думала Ника, занимаясь своими обычными домашними делами в доме, или в огороде. Сидя с ребёнком в необычно долгом трёх годичном декретном отпуске, она стала, кажется, философом. Или быть может, пришла пора задуматься о смысле жизни?

Кто его знает! Но если ты сидишь дома, окруженная детьми, если ты слушаешь радио и смотришь на кухне круглыми сутками телевизор, и всё услышанное и увиденное, впи-тывается в твою душу, тело и мозг как губка, а вокруг начинает твориться что-то непо-нятное, то всё это бьёт по нервам, заставляет задумываться и делать выводы, порой совер-шенно непредсказуемые. Но эти выводы напрашиваются сами за себя!

Ника вздохнула и прислушалась. Где-то бегает Гера. И хотя она девочка, но Ника зна-ет, все ссадины и ушибы, царапины на пол лица, порванные платья – всё это результат её врожденного беспокойного характера. Ведь именно такой была она сама. И напрасно ру-гать дочь. Настоящей послушной девочкой она станет позже, а сейчас пусть бегает, лаза-ет по деревьям, носится по улице, и что-то доказывает своим друзьям, с которыми умуд-ряется даже подраться.

Хлопнула калитка, и показался мальчик, которому было где-то около трех годиков. Он был плотного, крепкого телосложения, смуглый, темноволосый, с огромными черными глазами. Тонкие длинные ресницы обрамляли его глаза, и казалось, что на этом милом симпатичном личике светятся две яркие звездочки.

– Нагулялся мой ненаглядный! – Ника подхватила малыша, и он обвил её шею свои-ми пухлыми ручонками, и прижался своей щекой к её щеке.

Ника с удовольствием вдыхала запах, идущий от малыша, и на сердце у ней становится радостно и уютно. Мальчик потянулся к ней губами, и Ника, смеясь, чмокнула его, а за-тем, прижав крепко к груди, закружилась в каком-то быстром танце. Мальчик откиды-вал назад голову и смеялся громко, весело, а с ним вместе смеялась Ника… Ворота вдруг с шумом распахнулись, и во двор влетела Гера на самокате. Она затормозила но-гой, но видно было уже поздно, так как, стукнувшись об угол дома, самокат отлетел в од-ну сторону, а девочка в другую. Растянувшись на асфальте, девочка, сначала недоумева-юще посмотрела на мать, державшую сына, затем рот её скривился, и она заревела во весь голос.

– Ну, ты же знаешь, что можешь упасть! Так зачем же так носится на своем самокате? Выговаривала Ника, обмывая дочери колени, и смазывая их зеленкой. Гера не слушала мать. Она уставилась на свои сбитые в кровь коленки и громко плакала.

– Ну, потерпи! – уговаривала Ника дочь, но та лишь мотала головой, и темно-русые во-лосы, которые ей уже перестали заплетать в бесполезную косу, мотались по худеньким плечам в разные стороны.

Маленький Данил, сидя на корточках перед сестрёнкой, изо всех силенок дул на её сби-тые в кровь колени, и, кивая утвердительно головой, спрашивал, заглядывая девочке в глаза:

– Геле бона, да?

И это было так уморительно, что, не выдержав, первой расхохоталась Ника, вслед за ней Данилка, ну, а вскоре, пересилив боль, стала смеяться сквозь слёзы Гера.

– Ничего, до свадьбы заживёт! – приговаривала Ника, глядя на зелёные колени дочери.

А через полчаса Гера опять носилась по улице, и её громкий голос, долетая до Ники, вносил в её душу странное успокоение. Её дочь сорвиголова! Разве это так плохо? И если её энергия бьет через край, надо ли кричать или наказывать ребенка? Ника знает, что это бесполезно! Гера рождена быть такой! А вот Анатолий этого не понимает. И почему он постоянно упрекает Нику в том, что если бы Гера была его родной дочерью, он бы её вос-питывал по – другому. Как? Может, стал бы бить её и ставить в угол за каждое порван-ное платье, за туфли, от которых моментально отлетали подмётки, за сбитые в кровь ко-лени, за синяки и ссадины…

Ника устало вздохнула. Хорошо, что Гера не его дочь, поэтому он её не трогает. А иначе?

Ника и сама не знала, что могло означать это слово, но самое главное она знает, Анато-лий и пальцем не тронет Геру, пока она жива. Странно! Пока жива… Как будто она соб-ралась умирать. Чушь какая-то! Хотя, если заглянуть в самую глубину её души, может это и будет ответом, пока жива! Если бы не Гера и не Данил, если бы не они…Даже пред-ставить страшно, если бы их не было у неё. Стоило ли тогда жить на этом свете?

Ах, какая чушь и ерунда может лезть в её голову. Пора давно забыть и успокоиться, пора понять, что в жизни всё делается наоборот. Хочешь любить, а тебе не дают, не хочешь лю– бить, а словно что-то, или кто-то заставляет принять этот дар, который не нужен в дан– ный момент. Или даже, скорее всего ты сам делаешь то, что не надо делать…

Хотя, что она говорит! Насильно что-то делать, её никто, никогда и ни за что не заста-вит! Она сама выбирала себе свой путь, сама находила во всём ответ, и сама расплачива-ется за все свои ошибки. Сполна, по полной программе!

Это любимое выражение Анатолия! И вопреки всему, он неплохой человек, хороший муж, заботливый отец. Да и они сами – обычная молодая семья, с обычными трудовыми доходами. Подкопив, и немного заняв денег, они умудрились недавно приобрести неболь-шой домик, в котором, благодаря стараниям Анатолия и его "золотым" рукам, многое уже изменилось. За одно лето к дому была пристроена детская комната, баня, и небольшая веранда, где установили газовую плиту. На другое лето был построен гараж. Дело оста-лось за машиной! Наверное, только её и не хватает, чтобы почувствовать себя счастливым. Ника видит, как загораются у Анатолия глаза, когда речь заходит об автомобиле. Странный народ эти мужчины! Целый день напролёт они готовы сидеть в холодном гара-же, и что-то пилить, строгать, перебирать ржавые железки для них намного интереснее, чем почитать газету, или помочь жене в её нелегкой, повседневной домашней работе. Но разве Ника в претензии к своему мужу. О нет, абсолютно нет! Она видит семьи, где семейная жизнь стала почти невозможной, и где достаточно лишь одного легкого дунове-ния…

Нет! Никогда она не лишит детей отца. Они его любят! Она сама рано осталась без отца и знает, каково это, быть безотцовщиной! А что касается их взаимоотношений, то разве это так важно? У них самые обычные отношения, как и положено быть, между мужчиной и женщиной, между мужем и женой…

– Как жаль, что обычные!

Ника вздохнула грустно, и, подпершись рукой, посмотрела на спящего Данилку. От его длинных ресниц падали тонкие полоски теней, а пухлые розовые губы приоткрыли ма-ленькие белые зубки.

– Чудо моё! – прошептала Ника, с любовью вглядываясь в лицо малыша.

О чем она может думать, и при чем здесь её отношения с мужем, обычные или не сов-сем… У них дети! И их дети самые необычные, самые лучшие, самые желанные, и самые любимые!

Во дворе залаяла собака, и, вздрогнув, Ника прижала руки к груди, словно собираясь унять нудную, тревожную боль в своём сердце, неожиданно возникшую, и всё нарас-тающую, словно снежный ком. Собака залаяла ещё сильней, неистово стараясь сорвать-ся с ошейника, когда в ворота кто-то ударил, или постучал.

– Господи, ну и дела! – побелевшими губами прошептала Ника, напряженно всматри-ваясь в закрытое шторой окно. – Что же мне делать?

Анатолий сегодня работает в ночь, а она с недавнего времени стала бояться всех шу-мов, скрипов, стуков. Это смешно и нелепо с одной стороны, и она понимает, что все эти страхи глупые, беспочвенные. А с другой стороны, у её страхов есть все основания вопло-титься в жизнь, потому что кажется, люди сошли с ума, или сходят. Неважно, посте-пенно или так быстро, что это похоже на эпидемию той же самой чумы… Но нет! Это не чума! Это что-то страшнее! Эпидемия всеобщей ненависти, от которой нет никакого лекарства!

Собака на улице опять захрипела, дергаясь на цепи, и тишину ночи вдруг пронзил ис-тошный кошачий вопль. Сердце Ники словно упало куда-то вниз, и в груди сразу же исчезла боль, оставив противный горький осадок пережитого страха и ужаса.

Ника горестно усмехнулась. Нет, так невозможно жить! Она поняла, что страх убивает молчаливо, медленно, словно наслаждаясь, что человек превращается в некое подобие беззащитного животного, покорно и терпеливо ожидающего своего конца…

Нет, это нехорошо! Человек не должен испытывать постоянное чувство тревоги, иначе его жизнь превращается в сплошной ночной кошмар.

Конечно, смешно думать, что кто-то придет её убивать сегодня ночью! Хотя кто его зна-ет, что творится в головах этих людей, и что хотят они? Что светится в их глазах, если они сознательно идут на разбой и всё те же убийства. Да, конечно, с недавнего времени жить стало страшно! Тем более, после тех событий, когда говорят, группа агрессивной молодёжи избивали женщин, выбрасывая их из окон троллейбуса, и захватывая в заложники детишек в детских садах. Зачем? И за что? Неужели только за то, что эти женщины и дети – другой национальности? А может, это всего лишь слухи, которые как черви расползаются в разные стороны. Может, кто-то специально распространяет их, что-бы вот такие слабонервные и слабохарактерные дурочки как она, сидели и дрожали в своих собственных домах, и думали, как-бы поскорей рвануть из этих мест, по-тому-что страх, заставляющий задыхаться от малейшего стука и шороха, не дает спокой-но жить. Страх за себя, а особенно за детей.

Вот и сегодня, она наслушалась разных сплетен и слухов в очереди за молоком, и ей не спится. Не сегодня-завтра, обещают беспорядки и в их городе. Говорят, что толпы моло-дых людей собираются пройтись по тем районам, где живут в основном русские семьи. По ходу, они заглянут в детские сады, куда водят детей всё те же русские…

Почему только русские? В их детском саду много детей других национальностей, но го-ворят, этот район пострадает первым! Почему? Что им сделали дети, и те воспитатели, ко-торые одинаково воспитывают всех детей? И почему объектом для вымещения своей не-нависти и ничем не оправданной злобы выбраны обычные люди, простые труженики, мужчины и женщины, и их дети?

Ника взглянула на сына, на его безмятежное личико, улыбающееся во сне, и слёзы от-чаяния выступили на её глазах. Во дворе опять залаяла собака, и сердце Ники забилось в груди так часто, что нечем стало дышать. Выключив свет, она рванулась к окну, и, отодви-нув слегка в сторону штору, выглянула на улицу. У калитки никого не было.

Ника прислонилась к стене, прижала руки к груди, словно пытаясь унять тот дикий пе-рестук сердца, который отдавал шумом в её висках.

– Неужели я буду каждый вечер, каждую ночь, вот так умирать от страха за жизнь сво-их детей, за собственную жизнь? – думала Ника. – В чём могла провиниться она, её муж, её дети, живя на этой земле, отдавая этой земле свою силу, знания и любовь.

Не так давно Ника, вместе с детьми и Анатолием ездили в Керкен к тёте Фане.

Отчего ей вдруг захотелось побывать в музее, который расположился прямо в Центре се-ла? Что двигало её чувствами, когда она ходила по полутемным залам музея, вглядываясь с трепетом в огромные глиняные кувшины, похожие на амфоры древней Греции. Судя по надписям на табличках, эти кувшины найдены в древнейших курганах Керкена. Бронзо-вые украшения, лошадиная сбруя, полусгнивший топорик, похожий на современный – всё это отчего– то вызывает восторг и странное чувство умиления. Может это происходит пото-му, что Ника чувствует, как она любит эту древнюю землю, как гордится её историей, вос-ходящей к 6-му веку. Именно тогда упоминается в древних трактатах о Керкене, неболь-шом сторожевом поселении расположившимся в прекрасной долине горного Ручья, на од-ном из " стратегически важном отрезке Великого – Шелкового пути".Так что же означает название этого древнего поселения?