Текст книги "Ожидание"

Автор книги: Татьяна Каменская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Ника медленно шла к дому матери. Ясно, что здесь её едва ли ждут сегодня. Она сама сказала детям, что после поездки останется дома, разбирать вещи. Значит, никто её не ждет. Ставни дома закрыты, и нет даже полоски света, что указывало бы на то, что жильцы дома здесь ещё не спят.

Ника подошла к воротам, толкнула их. Закрыты на доску– задвижку. Но если чуть-чуть дотянуться, и слегка подтолкнуть доску пальцем, то дверь откроется…

Доска, скользнув между пальцами, соскочила с гвоздя и встала стоймя. Теперь ворота не открыть, надо стучать или самой прыгать через забор.

Ника открыла ставню, но света в доме не было. Странно! Всего десять часов вечера, на-чало одиннадцатого, а такое ощущение, что сейчас глубокая ночь. И с каких это пор ма-ма начала ложиться спать так рано? Неужели из-за детей? Или быть может… всё-же что – то случилось…

Ника тихонько стукнула в окно. Стекло жалобно задребезжало. Ника стукнула силь-нее. Никто не отзывался. Ника забарабанила в стекло ещё сильнее. Позади натужно заурчал старый автомобиль. Оглянувшись, Ника увидела, как пожилой мужчина вновь вылез из своего допотопного " Москвича", поднял капот, и, подсвечивая фонари-ком, стал возиться во внутренностях машины.

Ника рванулась, и, подбежав к таксисту, прерывающимся от волнения голосом прогово-рила:

– Прошу Вас, не уезжайте, пожалуйста! Подождите минуточку. Я заплачу вам, хоро-шо заплачу. Я сейчас быстро…

Она рванулась обратно, не дожидаясь ответа от пожилого мужчины, удивлённо уста-вившегося на эту странную молодую женщину. Она же, подбежав к воротам, уцепи-лась за верхнюю перекладину, и, подтянувшись, одним движением перемахнула через высокие ворота. Видимо она убрала задвижку, так как высокая калитка вдруг откры-лась, да так и осталась наполовину открытой, зияя чернотой проёма.

Ника вбежала на крыльцо дома, и трясущимися руками толкнула входную дверь. Та распахнулась легко и свободно, словно того и ждала. Ника прошла к выключателю щелкнула им, и веранда озарилась ярким, после улицы, светом. Открыв дверь в зал, она услышала вдруг тихий стон. Вспыхнувший в зале свет вырвал из глубины ком-наты грузное тело пожилой женщины, лежащей на полу.

– Мама! Что с тобой, мама? – бросилась Ника к Марии.

Пожилая женщина попробовала поднять голову, но тут – же со стоном опустилась опять на пол. Ника подхватила мать под руки, попыталась подтянуть её к дивану, но женщина вдруг пронзительно вскрикнула, и Ника испуганно остановилась.

– Что? Что с тобой? – громко заговорила она, но, взглянув на собственные руки, ис-пуганно вскинула глаза на мать: – Это кровь?

Оглянувшись вокруг, голосом полным ужаса она прошептала:

– Что здесь произошло? Где мои дети? Где они?

– Дочка! – с трудом превозмогая боль, произнесла Мария. – Быстрей иди туда… Он ждёт… тебя…иначе…твои дети…

– Где дети? – почти беззвучно спросила Ника, сжимая руками рот, готовый выплес-нуть из себя тот дикий крик, что рвался наружу.

– Он увёл их…с собой…Уже два часа…Я не давала, а он… – Мария застонала, и слё-зы показались у неё на глазах. – Я умоляла…а он…он стрелял мне по ногам, что-бы я…я не могла вызвать помощь…Он знал…что ты придёшь… скоро придешь…сюда…

– Мама! – глазами полными ужаса, Ника смотрела на ярко– красное пятно, всё боль-ше и больше разливающееся по половику. – У него… пистолет?

– Да дочка, будь осторожна…

– Но где мои дети, где они? – заламывая руки, вдруг закричала Ника, и стала мед– ленно оседать на пол.

– Набережная шесть! – прошептала Мария, пытаясь дотянуться до дочери.

Наконец ей это удалось, и крепко сжав ладонь дочери своей дрожащей рукой, Мария произнесла срывающимся голосом:

– Он говорил, ты придёшь, ты обязательно придёшь…

– Да-да, я пойду! Сейчас же пойду! Только… только перевяжу тебе ногу, и пойду…

Торопливо приговаривала Ника, бинтуя ногу матери куском простыни, найденной в шифоньере, и безжалостно порванной на длинные полосы, заменяющие бинты.

– Женщина? Вы поедете, или мне вас можно не ждать? – раздался мужской голос, и Ника, вздрогнув, вскочила с пола и выбежала на веранду.

– Пожалуйста, зайдите! Помогите мне поднять маму, пожалуйста! – плача, приговари-вала она, умоляюще сложив руки перед собой. Мужчина, с опаской поглядывая на неё, боязливо прошёл через кухню и заглянул в зал.

– Что с ней? – растерянно спросил он у Ники, указывая взглядом на Марию.

– Она ранена! Ей срочно нужна помощь! Но сначала уложим её на диван! – всё так-же, умоляюще обращаясь к мужчине, проговорила Ника.

Мария громко стонала, когда её несли к дивану. Ника страдала вместе с матерью, гля– дя на всё увеличивающееся красное пятно, что расплывалось на белой повязке.

– Надо срочно вызвать скорую помощь… – произнёс мужчина, и, подозрительно гля– нув на Нику, добавил: – И милицию!

– Да– да, конечно! – отозвалась Ника и вдруг, словно что-то вспомнив, схватила муж-чину за рукав куртки:– Поехали!

– А как-же раненая женщина? – растерянно произнёс мужчина.

– Мы вызовем скорую, а потом милицию, вызовем… Но сначала вы меня отвезёте, срочно…

Пожилой мужчина опять глянул на Нику подозрительно, пожал плечами, пошел к дверям. А Ника, припав к Марии, лежащей на диване, торопливо заговорила:

– Потерпи мама, сейчас приедет скорая! Ты жди её! Жди меня и моих детей. Ты слы-шишь мама? Я тебя прошу, только дождись…

Мария лежала в забытьи на диване, и Ника, погладив пожилую женщину по руке, отвернулась и быстро пошла вслед за мужчиной, который уже подходил к автомо-билю. Машина заработала сразу, утробно издавая звуки вхолостую работающего двига-теля. Водитель, глянув на свою странную пассажирку, хмуро спросил:

– Ну, что теперь?

– Отвезите меня на Набережную, шесть! Это ближе к вокзалу кажется, и заодно там– же вызовите скорую, а заодно и милицию.

– А вы?

– А я… – Ника закусила губы, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. – Я должна быть там, где мои дети! Я должна спасти их!

Мужчина удивлённо взглянул на рядом сидящую молодую женщину и поразился той решимости, что так ясно угадывалась во всём её облике, а не только в её лице, скры-том в темноте ночных сумерек.

– Странная женщина! – думал мужчина, трогая с места машину. – У неё мать поч-ти умирает, а она даже слезинки не проронила…

В свете фонарей осветивших салон он вновь увидел лицо женщины, и опять чему-то поразился. Досадливо хмыкнув, укоризненно покачал головой. Его мучила словоохотли-вость, но опять что-то сдерживало его, и он иной раз страдальчески хмурил брови, иной раз вздыхал, но не решался заговорить. Когда же, наконец, машина покатила по длин-ной прямой дороге, он повернулся к женщине и хмуро произнёс:

– Сейчас будет Набережная! Где вас высадить?

Женщина судорожно вздохнула, и, помолчав, ответила: – Номер дома– шесть, а это нача-ло улицы! Я дойду! Остановите машину!

И помолчав, продолжила торопливо: – Вы не забудьте пожалуйста, вызовите скорую и милицию на Фабричную… Вот вам деньги…всё что есть… не посчитайте за труд…

– А вы?

Но вопрос пожилого мужчины повис в воздухе. Хлопнув дверьми машины, женщина стала быстро удаляться в сторону начала улицы, первыми на которой расположились маленькие, покосившиеся домики

– Набережная шесть! Шесть…шесть… – напряженно вглядываясь в номера домов, шептала Ника. Когда же на одном из маленьких темных домиков она увидела едва различимую цифру шесть, она рванулась вперёд, но вдруг, словно вспомнив о чем-то, ог-лянулась.

"Москвич" стоял на своём прежнем месте, мотор тихо работал. Ника махнула рукой, словно провожая или прощаясь с тем, кто сейчас сидел в своём старом допотопном ав-томобиле, и с трудом, даже, скорее всего с некоторым чувством страха, соображал, что ему надо сделать вперёд, вызвать скорую на Фабричную… или милицию на Набережную? Наконец, громко заурчав, автомобиль тронулся с места, а женщина, толкнув калитку, вошла во двор покосившегося домика.

Ника взошла на крыльцо, и лишь успела дотронуться до щеколды, как дверь, обшитая черным дерматином, распахнулась, и цепкая рука с длинными тонкими пальцами, сверкнув мертвенным блеском ногтей в свете выплывшей из-за дерева яркой луны, схватила Нику за плечо, и, втянула её в темноту холодных сеней.

ГЛАВА 39.

Её втолкнули в комнату, маленькую и низкую, как и сам домик. Свет был погашен, но Ника, присмотревшись, увидела в тусклом лунном свете, льющемся из окна, два тем-ных маленьких пятна, вернее две фигурки, прижавшиеся друг к другу на полу в углу комнаты.

– Дети! – рванулась к ним Ника, но сильная рука мужчины опять больно стиснула ей плечо, и грубый мужской голос с усмешкой произнёс:

– Ну что? Как я говорил? Ты приползла ко мне!

Ника с ненавистью глянула на черную фигуру мужчины, огромным страшным обла-ком нависшим над ней. Резким движением, сбросив со своего плеча тяжелую руку, она произнесла:

– Я не ползла! Я летела как птица, но не к тебе, а к своим детям!

– Ах, ты…!

Ника увидела в следующее мгновение лишь руку, взметнувшуюся вверх, и сильный удар пощечины обжёг ей лицо. Две тёмные фигурки у окна дёрнувшись, застонали, а Ника, держась рукой за щеку, с недоумением уставилась на мужчину, как-бы удивляясь чему-то.

– Так значит, это ты?

Мужчина резко подтолкнул Нику вперёд, так что, качнувшись, она уперлась в неболь-шую лавку, что стояла у окна, но, не удержавшись, упала на неё, а затем на пол. Мужчина вдруг захохотал громким грубым смехом. Ника со страхом вглядывалась в че-ловека, чей силуэт на стене колыхался и извивался словно какое-то жуткое порож-дение зла, или огромного чудовища, которое надвигалось на неё, захватывало…

– Зачем, ты преследуешь меня? Зачем? Ведь прошло столько лет?

Мужчина внезапно перестал хохотать, и, уставился на Нику.

– Так! Значит ты, наконец, узнала меня? А я ведь приходил к тебе много лет тому назад, но ты сделала вид, что не знаешь меня. Я был тогда лучше…лучше! Но ты тог-да не пожелала меня узнать. Почему?

Мужчина подошел, присел над Никой, и, протянув руку, погладил холодными, как у по-койника пальцами её лицо. Вдруг почувствовав острый приступ тошноты, она резко отп-рянула в сторону, и тут-же ощутила под руками детские ножки, связанные веревками.

– Ты говоришь загадками, я не понимаю тебя, я не видела тебя…много лет. – лихора-дочно что-то пыталась сообразить Ника. – Если бы ты подошёл ко мне, я бы конечно уз-нала, но я не помню…

– Нет? – подскочил мужчина к Нике, и, рванув её к себе, тут – же отбросил обратно на пол. – Ты говоришь, не помнишь меня?

Мужчина забегал по комнате, а Ника, опять нащупав в темноте узел, потянула его на себя, и с волнением почувствовав, что верёвка поддалась, стала вытягивать её из узла.

– Сиди тихо! – шепнула она сыну, хотя вероятно, это было напрасное предупреждение. Дети до сих пор не проронили ни единого слова, просто из-за того, что в рот им был всу-нут кляп. Ника, секунду передохнув, потянулась было опять к сыну, но тут мужчина, ос-тановился и выхватив откуда-то из темноты комнаты скрипучий расшатанный стул, усел-ся с размаху на него, напротив Ники, уставившись на неё.

– Конечно, ты меня и сейчас, навряд ли, узнала бы. – словно раздумывая произ-нёс он, и помолчав добавил. – Ну, почему ты тогда меня не узнала? Почему?

Мужчина повторил свой последний вопрос с надрывом и, закрыв лицо руками, замер. Глухой стон вдруг вырвался из его груди, и Ника испуганно замерла, теребя конец ве-рёвки, нащупанной на руках сына.

– Если бы ты знала, если бы видела, что ты сделала со мной за все эти годы! – почти простонал мужчина, не отнимая рук от своего лица.

– Я? – растерянно произнесла Ника. – Но в чём ты можешь обвинить меня, в чём? Ес-ли бы я это знала, может, и поняла бы тебя!

Мужчина, вскочив со стула, опять забегал по комнате, всё также, сжимая голову руками. Ника теперь потянулась к дочери, нащупала узел, и, обламывая ногти, стала опять тя-нуть веревку. Узел поддался, ослабел, и, Ника торопливо стала разматывать его. Но тут мужчина резко подскочил к Нике, схватив за плечи, и, рванув её к себе, хрипло зашептал:

– Наконец ты со мной! Уедем Вероника, уедем отсюда! Уедем туда, где нас никто не знает. Начнём жизнь по-новому, ведь все эти годы я только и мечтал об этом. О нашей с тобой жизни! Иди ко мне! Иди! – рванул он Нику к себе, приближая своё лицо к её лицу.

– Что ты делаешь? Опомнись! – Ника уперлась в грудь мужчины дрожащими руками.

– Я хочу, хочу наверстать упущенное! – тяжело дыша, мужчина опять приблизил своё лицо к Нике.

Она беспомощно оглянулась на две тёмные фигурки, неподвижно застывшие у окна.

Неужели она испугается его?

– Послушай ты, кажется, забываешься? – громко, с вызовом бросила Ника, и тотчас тяжелая рука со звоном опустилась на её лицо.

– Ты неисправим! – держась за щеку, превозмогая боль и слёзы, засмеялась она. – За столько лет пора научиться разговаривать с женщиной другим языком… Оттого Игорь, ты наверное и несчастлив…

– Да, я несчастлив и несчастен! – произнёс мужчина с чувством ненависти в голосе, и сердце Ники странно заныло в груди. Неужели это страх…или жалость? А может это предчувствие. Дурное предчувствие…

– Да, я несчастен! – повторил Игорь. – Но мои несчастья пошли от тебя. Да-да, ты ис-коверкала мою жизнь, ты иссушила моё сердце, ты измучила меня за столько лет! Ты… и тебе подобные!

– Значит, не только я виновата в твоих несчастьях! Но ты решил отомстить именно мне? – отозвалась с вызовом Ника. – Для этого надо было ехать сюда, убивать мою мать, по-хищать моих детей, разорять меня, чтобы, в конце – концов, ты мне мог сказать, как ты любишь меня, и как ты несчастлив из-за меня…

– Нет, нет! Я не хотел этого ничего! Не хотел! Я не хотел смерти тёти Марии, я не хо-тел ничьей смерти. Нет! Неправда всё это!

Мужчина закрыл лицо руками и со стоном опустился на пол. Ника стала лихорадочно разматывать верёвку на руках дочери, с опаской поглядывая на неподвижно застывшую фигуру Игоря. Наконец он заговорил, не отнимая лица от ладоней:

– Ты думаешь, я ненормальный?

Ника не отвечала. Она вспомнила кровать с залитыми кровью простынями… и вздох-нула… В комнате воцарилась тишина.

– Что ты собираешься делать? – спросила она, наконец мужчину, но тот вдруг рез-ко поднявшись с пола, одёрнул куртку, и спокойным, но каким – то бесцветным голосом произнёс:– Всё! Пора кончать это кино!

У Ники мелко задрожали руки, а ноги стали ватные и словно чужие…

– Я нашёл письмо в доме твоей матери. Оно написано твоим любовником. А это значит…значит, что ты и он, до сих пор…

Мужчина запнулся, и, хлопнув себя по карману, резко произнёс:

– Ну, всё! Сидите тихо! И что – бы мне ни звука…иначе убью!

Он опять выразительно похлопал себя по карману, и Ника поняла, там пистолет!

Поезд остановился и проводник– киргиз, мужчина в годах, кое – как открыл дверь ва-гона, ставшую как-будто тяжелой от намёрзшего на ней толстого слоя белого инея.

Добродушно улыбаясь, он похлопал по плечу светловолосого мужчину лет сорока с не-большим, довольно приятной наружности, по выправке которого можно было безоши-бочно угадать человека военного. У ног мужчины стояла небольшая дорожная сумка. Видимо мужчина приготовился к выходу. Проводник протёр тряпкой поручни и посто-ронился. Мужчина, выйдя из вагона, повернулся к проводнику и что-то ему сказал. Тот заулыбался и закивал головой, а мужчина поднёс руку к элегантной кожаной фуражке отделанной мехом, и словно откозыряв пожилому киргизу, наконец, повернулся и пошел по перрону.

Казалось, ночной ветер продувал насквозь этот маленький перрон, потому-что мужчи-на, зябко передернув плечами, и подняв выше воротник своей щеголеватой куртки, то-ропливо зашагал к кучке таксистов, собравшихся небольшой группой у одной из машин. Несмотря на довольно поздний вечер и холодный ветер, они что-то горячо обсуждали между собой. Мужчина неторопливо подошёл к ним, и обратился к крайнему таксисту:

– Работаешь?

Тот, окинув оценивающим взглядом мужчину, ответил:

– Смотря куда!

– Ну, если мне не изменяет память, и если не изменилось прежнее название улицы, то на Фабричную. – ответил мужчина, следуя за таксистом, который не теряя даром вре-мени и клиента, уже открывал дверь автомашины.

– Это что за чудеса сегодня! – воскликнул водитель, плюхаясь на переднее сидение, и открывая дверь для клиента. – Сегодня у нас просто паломничество на Фабричную улицу.

– Это почему же? – спросил мужчина, усаживаясь рядом с водителем.

– Да дедок у нас тут один таксует нелегально. Мы, правда, молчим пока. Как-никак пенсионер, да и бабка у него при смерти как-будто…

– Так что-то с его бабкой случилось? – перебил мужчина таксиста.

– Да нет! – протянул тот. – Я к тому, что он сейчас с поездки вернулся, бабёнку тут од-ну молодую на ту улицу подвозил…

Словоохотливый водитель, поворачивая голову направо и налево, вглядывался в шоссе. Наконец, взвизгнув тормозами, автомобиль лихо сделал разворот и выехал на главную проезжую часть дороги, в этот поздний час тихую и спокойную.

– Так что же, та бабёнка ограбила вашего дедка? – шутливо произнёс мужчина, на что водитель хохотнул весело, и, помотав головой, продолжил:

– Да бабёнка та ничего. Попросила дедка подождать её у одного дома. Ну, он её и остался ждать. Мало ли в поздний час чего попросят. Может обратно отвезти. Да и жен-щина, вроде не так страшно. Пенсионеру ведь подзаработать хочется. Ждал, ждал, по-шёл в дом, а там, эта баба молодая возится с пожилой женщиной. У старухи нога про-стрелена, кровищи кругом. Старик испугался, убегать собрался, да баба молодая к нему прицепилась…

– Адрес, какой адрес? – вдруг сдавленным голосом проговорил мужчина, и водитель недоуменно взглянув на него, поспешно произнёс: – Фабричная 88.

Мужчина вздрогнул, и закрыл ладонью глаза. Таксист настороженно и как-бы подозри– тельно посмотрел на мужчину, но, кашлянув, опять продолжил:

– А потом бабу ту, молодую, дед на другую улицу отвёз, а пожилая осталась…

– Куда отвёз, адрес? – вдруг резко спросил мужчина, и водитель также быстро отве-тил:– Набережная 6. Дед высадил там женщину, а сам вызвал скорую и милицию!

– Гони на Набережную! Там где высадили женщину!

– Но я уже проехал ту улицу!

– Разворачивайся и туда! – приказал мужчина.

И столько власти и твёрдости было в голосе сидящего рядом мужчины, что водитель, боль-ше не смея разговаривать, стал молча разворачивать машину.

– Остановись неподалёку от дома, но не уезжай! Жди меня! – опять приказал мужчина.

Водитель испуганно взглянул на него. Мужчина усмехнулся, и что – то вынув из нагруд-ного кармана куртки, протянул водителю, подсвечивая при этом брелком – фонариком.

– Не бойся, я не бандит. Как видишь, совсем наоборот!

Водитель смущенно пожал плечами:

– Да нет, я собственно ничего…

ГЛАВА 40.

Кажется, сейчас он должен был появиться. Ника отчего-то это почувствовала! И точ-но! Щеколда звякнула и дверь открылась. Хорошо, что она успела всё сказать детям за эти несколько минут. Всё, что надо сделать…

Надо спасти их, а потом будет легче думать о себе. Скорая и милиция, наверное, уже появились в доме у матери. Мама всё скажет им… если только… если она…

Но нет, об этом лучше не думать. Всё должно быть хорошо!

– А ну, живо выходите по одному! Живо!

Ника, поднявшись, сцепила руки вместе. Пусть думает, что они всё также крепко свя-заны верёвкой, как это Игорь сделал перед самым уходом. Он связал ей руки крепко, на совесть. Но дети успели за его отсутствие ослабить узлы.

– Живо в машину!

Дети шли первыми, прижимаясь друг к другу, видимо боясь в темноте комнаты осту-питься, и упасть. Но, выйдя на улицу, Ника поразилась. Кажется, стояла белая ночь. Яр-ко светили на небе звёзды, а луна, возвещающая о наступающем полнолунии, неистово горела на ночном небе. Да-да, именно неистово, словно желая что-то указать своим яр-ким светом, а может быть даже помочь…

– Ну! – подтолкнула Ника детей, и те, отбросив верёвки в сторону, тихонько выскольз-нули в открытые ворота и побежали по тротуару, держась за руки.

Мужчина, услышав звук бегущих ног и ломающихся льдинок в подмёрзших за вечер лужах, резко обернулся.

– Ах, ты… – он замахнулся на Нику, но не ударил, а посмотрев на неё, и прищурив-шись, язвительно произнёс: – Они далеко не убегут от нас с тобой, дорогая! Дети, они и есть дети!

Он рванул Нику за собой так, что рукав на её модном пальто затрещал и пополз по швам. Мужчина тащил Нику к машине, которая стояла у обочины дороги. Почти швырнул её в салон, и она, упав на заднее сидение больно ударилась обо что – то головой. Машина завелась быстро, и рванула с места, чуть не наехав на "Жигули" сворачивающие в пере-улок с центральной дороги.

– Ах, чёрт! – выругался Игорь, выворачивая руль машины.

Выехав на центральную полосу дороги, они поехали чуть медленней. Сидевший за рулём мужчина внимательно вглядывался в пустынную улицу.

– А вот и они! – весело произнёс он, обратившись к Нике, и яркий свет движуще-гося встречного автомобиля осветил его лицо.

– Боже мой! – прошептала Ника и сжалась в комок.

Она с ужасом смотрела на того, кто сидел сейчас за рулём. Она вспомнила это лицо! Страшное и жуткое в этом оскале – улыбке тонких губ. Лицо мужчины, в чьих серых гла-зах, холодных и жестоких, неподвижно застывших на испещренном глубокими шрама-ми лице, было что-то, напоминающее маску лицедея. Если бы не эти холодные серые глаза, что смотрят на неё с брезгливостью и ненавистью, она бы сказала, что это он, он тянул к ней руки, тогда с веранды, что это он смеялся тогда диким смехом монстра, ког-да лез в разбитое окно… за своей жертвой.

– Неужели, в самом деле, это ты, Игорь? – звучал внутри её мозга один– единственный вопрос. И она уже хотела выплеснуть его из себя, но мужчина вдруг опять повернулся к ней, и громко расхохотавшись, произнёс:

– Охота продолжается, не правда ли, милая?

Да, охота продолжается! Охота на её детей!

Там, впереди по тротуару бежали две тоненькие фигурки. Это были её дети! Сын и дочь! Её любимые дети, её кровь, её плоть. И она должна, во что-бы то ни стало, должна защитить их от этого страшного человека.

Автомобиль, проехав вперёд, резко взвизгнул тормозами и остановился. Выскочивший из него мужчина встал за толстым деревом и замер, прильнув к стволу, и слившись с ним воедино. Вскоре показались дети. Они шли медленно, видимо, устав бежать. Ника сглотнула комок, застрявший в горле и мешающий ей дышать. Неужели она ничем не может помочь им. Ничем! Даже крикнуть, предупредить об опасности!

Ника поднесла ко рту связанные руки и стала зубами рвать веревку. Ослабленный узел вдруг соскользнул и упал ей на колени. Ника, взглянув в окно, замерла. Поздно!

Как коршун на добычу метнулась тень от дерева, и, вскрикнув, дети забились в руках мужчины. Ника открыла дверь, тихонько выскользнула из машины, и, прячась за ней, стала наблюдать, как Игорь, подталкивая упирающихся детей, подвел их к автомобилю. Открыв дверцу, он стал заталкивать в салон Геру, а Ника, рванувшись к сыну, оттолкну-ла его в сторону и закричала:

– Беги! Данил беги!

Мальчик, быстро развернувшись, побежал к деревьям, а Игорь, зло, глядя на Нику, произнёс:

– Ты ещё пожалеешь об этом. Пусть бежит! Я обойдусь вами двумя! Не правда ли, любовь моя… стародавняя?

Притянув Нику к себе, он провёл по её щеке согнутым пальцем, но Ника, оттолкнув от себя Игоря, крикнула:

– Гера, беги!

Цепкие руки мужчины, ухватив за куртку, выскочившую из машины девочку, втолкнули её обратно в салон. Широко распахнув дверь, мужчина насмешливо предложил, обраща-ясь к женщине:

– Ну, а ты моя милая, видимо сядешь сама. Добровольно!

Когда Ника уже села обратно, мужчина, глянув ей в лицо, произнёс:

– Ладно! У нас с тобой ещё будет время потолковать обо всём…

Машина рванула с места и помчалась вперёд, прочь от того места, где среди деревьев затерялся Данил. Вдруг салон ярко осветил свет фар идущего следом автомобиля. Игорь на скорости свернул машину в узкий переулок, затем, проехав несколько кварталов, опять вывернул на шоссе. Салон опять ярко осветился.

– Вот черт! Кажется, нас засекли, девочки! – мрачно пошутил Игорь, обращая своё обезображенное лицо к Нике, и, опять улыбаясь ей жуткой улыбкой монстра.

Они мчались по ночным улицам пустынного города, и дикий визг тормозов напоминал Нике те лихие зарубежные боевики, которые Данил готов был смотреть по телевизору день и ночь напролёт. Гера испуганно жалась к матери. Её лицо порой поднималось вверх, и её глаза, сейчас тёмные и словно чужие, как-будто о чем – то спрашивали.

– Всё будет хорошо! – шептала Ника. – Всё будет хорошо!

Она закрыла глаза, и так замерла, прижав голову дочери к своему плечу. Вдруг резко дернувшись, машина остановилась и Ника, не открывая глаз, почувствовала, как откры-лась дверь и всё таже знакомая цепкая рука мужчины, схватив её за плечо, безжалост-но потащила из салона.

– Быстро из машины, и за мной!

Хриплый голос Игоря выдавал волнение и, кажется, даже страх. Да-да! Несомненно, страх! Крепко сжав ладонь дочери, Ника потянула её за собой. Девочка, испуганно хло-пая глазами, непонимающе смотрела на мать.

– Быстрей!

Злой голос зашипел, и ненависть отразилась в глазах мужчины, когда он глянул на девочку. Ника почувствовала, что-то страшное исходит от Игоря, когда вдруг увидела его блеснувшие в темноте глаза и руку, поползшую к карману куртки. Ника обняла дочь резким движением, и прижала к себе.

– Ну-ка, отойди от девчонки! – быстро и нервно произнёс Игорь. – Теперь ты должна увидеть то, что я приготовил для тебя…

– Ты не посмеешь этого сделать! – спокойно проговорила Ника. – Убей меня! У тебя много чего накопилось по отношению ко мне. Но дочь не тронь!

– Дочь? Чью дочь? Я поклялся убить этого недоноска у тебя на глазах. И я сделаю это. А ты мне нужна! Нужна! – зло рассмеялся Игорь, и Ника с ужасом увидела блеснув-шее в свете луны дуло пистолета

Почти бессознательно она схватила Геру за руку, и, подталкивая её, побежала к строя-щемуся неподалёку от дороги многоэтажному дому, чернеющему пустынными глазни-цами окон. Ника знала этот дом. Это была новостройка, расположенная неподалёку от дороги и от того района, где проживает мама…

– Стой! – закричал Игорь, и сзади раздался звук странный, и в тоже время такой ма-лознакомый, что Ника не обратила бы на него никакого внимания, если бы не дочь, ко-торая, вдруг вскрикнув, стала медленно оседать на снег.

– Гера! Ге-е-е-ра-а-а! – раздался в тишине ночи дикий, полный ужаса и боли женс-кий крик. Этот крик эхом пронёсся по огромной заброшенной новостройке, и затих где-то вдали, среди жилых многоэтажек.

Ника ничего не понимала. Ничего, кроме того, что дочь её падала на этот темный, по-буревший от весеннего солнца снег, но всё ещё слишком светлый для того, чтобы можно было увидеть на нём тёмные капли крови, падающие вниз, из-под ставших вдруг липки-ми пальцами…

Она падала вместе с дочерью на этот грязный снег. И она умирала вместе с дочерью. Она выла над дочерью как старая одинокая волчица, и, не понимая ничего, она опять бежала, куда то прочь от неё, увлекаемая чьми-то сильными руками, при этом огляды-ваясь на то хрупкое тело, что распласталось на темном снегу.

Она видела бегущего человека, склонившегося затем над её ребёнком. Она слышала гулкие звуки над своим ухом, и знала, что это выстрелы, один из которых убил её дочь. Ей не было страшно! Нет! Она словно заснула, и этот сон, этот дикий сон больше не тре-вожил её, кроме той мысли, что у неё больше нет Геры!

– Стой! – сильная рука обхватила её за шею, и голос Игоря, злой и насмешливый, крикнул куда-то в темноту пустых провалов окон: – Ну, а теперь иди, спасай свою возлюб-ленную. Иди! Я жду тебя давно! Иди же! И я с удовольствием, с превеликим наслаждением продырявлю и тебя…

– Послушай, Игорь! – раздался через мгновение другой голос, и Ника, вздрогнув, при-слушалась.

Да, это был он. Он, её Володя! Он, только он мог спасти её, но…но зачем ей теперь жить, если нет Геры!

– Игорь, отпусти Веронику! Я прошу тебя как разумного человека.

– Что? Ты просишь меня? А вспомни, когда я просил тебя отпустить меня той ночью, что ты сделал? Ты засадил меня как сексуального маньяка за решетку…

– Ты лечился! В больнице…

– Что? Лучше бы ты меня убил…

– Ты был виновен и понёс наказание! – спокойный ответ разнёсся гулким эхом по пустым этажам здания.

– Я виновен? Если это и так, то всё из-за неё, этой твари, которая была когда-то мне женой. Неверной женой, и твоей любовницей. И ты говоришь мне о милости? – завопил Игорь, прижав шею Нике так, что у неё потемнело в глазах и опять нечем стало дышать.

– Я долго ждал этой минуты! Сегодня я решил рассчитаться с вами со всеми, за мои обиды. И ты приехал вовремя! Спасибо тебе за письмо с телефоном, а то ведь я решил, что моя бывшая жена всё ещё ждёт меня! А жаль! Очень жаль с ней расставаться. Ну да ничего! Одну я уже прикончил, верно, Ника?

Ника вдруг забилась в рыданиях, сквозь всхлипывания повторяя:

– Нет! Я не хочу жить без Геры! Не хочу!.

– Ну вот, ты слышишь? Она говорит о своём нежелании жить. Два ноль в мою поль-зу! – захохотал дикий голос, который опять гулким эхом разнёсся по пустому зданию.

– Ника, не верь ему! Гера жива! Слышишь! Она жива, всего лишь ранена!

– Я промазал? – с усмешкой проговорил Игорь, и Ника вновь почувствовала, как его рука с силой сдавила её шею. – Жаль! Тогда дочь не увидит свою мать. Очень жаль!

Ника качнулась в сторону, с усилием освободив руку от мешавшей ей веревки, висев-шей на правом запястье, и вдруг ударила Игоря, стоящего позади неё в пах. От неожи-данности Игорь ахнул, и рука его, державшую Нику за шею, ослабла. Всё это произошло так быстро, что когда Ника вырвалась из его цепких рук, и метнулась в сторону чер-ного проёма двери, услышав за спиной крик: – Стой! – то не сразу поняла, что этот крик относится к ней. И лишь пуля, ударившая сбоку по кирпичной кладке, указывала на то, что охота опять началась!

…она ждала, когда черная тень упадёт на противоположную стену. И когда она уви-дела эту подбирающуюся к ней огромную тень, то вдруг какая-то волна, совсем как в детстве захлестнула её, и она, издав крик полный ярости, рванулась вперёд, и уви-дела взметнувшуюся навстречу ёй руку. Она впилась в эту руку зубами, и с завыва-нием стала рвать жесткую ткань куртки. Но вдруг, сильный толчок в грудь, ощущение тяжести навалившегося на неё чужого тела, и чувство полёта. И ещё звуки выстре-лов. Вот и всё, что было последнее, прежде чем она погрузилась во тьму!

ГЛАВА 41.

Кажется, она давно уже слышит эти чужие, отрывистые команды, которые стран-ным гулким эхом разносятся сначала по какому-то пустому зданию, а затем оседают пластами в её больной голове. Иногда она слышит знакомые звуки, напоминающие ей о том, что сын до сих пор всё ещё смотрит по телевизору боевик.