Текст книги "Ожидание"

Автор книги: Татьяна Каменская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

Человек с годами меняется! Да-да, так будет и со Степаном. И тут она солидарна с Тосей.

– Когда– нибудь он изменится. Пройдет ещё немного времени, он забудет войну, бро– сит пить, буянить и скандалить со мной. Сын женится, подарит нам внука или внучку, и Степан превратится в дедушку. А какой же дед станет хулиганить, когда на него внуки

смотрят? Не-е-ет, он изменится! Я знаю! – улыбаясь, утверждала Тося, когда в очередной раз "отсиживалась" у соседки, прячась от воинствующего мужа.

И Мария с сомнением, но тоже почти верила Тосе, хотя в это время в её голову приходили странные мысли о постоянстве порока, да лезла в голову дурацкая пословица "горбатого мо– гила исправит". В тоже время она думала о том, что в этом мире лишь одно остается неизменным. Это лучезарная улыбка Тоси.

Какое же это счастье, что женщина, несмотря на все тяготы жизни, не разучилась улыбаться!

– Вот с кого надо пример брать! – вздохнула Мария, и поднялась со стула.

А вечером Антон сидел на веранде со Степаном, отцом Володьки, и оба выпивали за здоровье детей. Тося сидела рядом с Марией, и, глядя, на играющую тут– же с куклами Нику, проговорила весело:

– Ну, Мария, теперь вы наши должники. Придется твою Веронику за моего Володьку

замуж выдавать…

– А что? У нас жених хоть куда! – подхватил Степан, наливая в граненый стакан темное виноградное вино. – Самое главное смел, и в обиду не даст. И в тоже время спокоен, не то, что я!

Степан засмеялся громко, весело. Подмигнул Антону, и обратился к девчушке, укладыва-

ющей спать своих потрепанных косматых кукол в угол между печкой и дверью.

– Ника, ты замуж за моего Володьку пойдешь?

Девочка быстро оглянулась, затем, утвердительно махнув головой, как всякий наивный четырехлетний ребенок, ответила: – Пойду! – и отвернулась опять.

Мужчины громко захохотали, подняли стаканы, стукнулись звонко краями, выпили, про– должая щурится, толи от смеха, толи от выпитой жидкости. Женщины тоже засмеялись, но потом Мария махнула рукой, и, со вздохом проговорила:

– Ах, это всё разговоры! Жизнь ещё долгая впереди! Володька ваш вырастит, найдет по себе подружку, и наша Ника ему не нужна будет…

Тося, подпершись рукой, грустно смотрела на Марию и согласно кивала головой. Но Ан– тон, шутливо подняв вверх палец, важно произнес:

– Моей дочери уготована бо-о-о-льшая любовь! И я в это верю!

Женщины переглянулись и засмеялись. Ника, подбежав к матери, капризно захныкала, потирая кулачками сонные глаза:

– Баюшки хочу!

– Вот вам и невеста! – поднимая на руки ребенка, произнесла Мария. – Ей ли думать о большой любви, да о вашем Володьке. У неё на уме игры, куклы, да баюшки!

И нежно целуя дочь в пушистую головку, прошептала:

– Идем моя ладушка, идем моя крошка спать…

Вот так соседский мальчишка и стал, нянькой, покровителем и даже наставником для маленькой соседской девочки. Да и она привязалась к своему спасителю. На шумных иг– рищах, он усаживал её на скамейку, и строго наказывал:

– Сиди здесь, и не поднимайся, иначе собьют с ног!

И девочка сидела, внимательно глядя на играющих ребятишек своими черными, как спе– лая смородина, глазами. А если намечалась игра в казаки – разбойники, то только Воло – дьке поручалось спровадить малышку домой. Больше она никого не хотела слушать и бежала следом, плача во весь голос и размазывая по лицу слезы. А если старший брат Са– шок хотел насильно оттащить упрямую девчонку домой, то выходило ещё хуже. Мария, слыша дикие вопли дочери, выскакивала из летней кухни, и краснея от злости и возму– щения, гнала хворостиной теперь уже упирающегося сына домой. Так что Володя лишь один мог совладать с необузданным нравом своей подопечной. И, что удивительно, она его слушалась!

А сколько сказок прочел Володя своей маленькой подружке. Хотя, была-ли она уже ма– ленькой, когда, пересказав все существующие на свете сказки, он стал читать ей мифы древней Греции из огромной коричневой книги в золотистом переплете, с удивительными картинками. Было мало что понятно в этих сказках, но Ника очень ярко воспринимала образ огромного бородатого Зевса, мечущего с неба молнии. Она запомнила и Геракла, полубога-получеловека, и смелого Ясона, доставшего золотое руно с помощью прекрасной Медеи, дочери царя Колхиды. Воспылала Медея любовью к Ясону, и был тому виной сговор трех богинь Афродиты, Афины и Геры…

– Гера – Мегера! Какое смешное имя! – смеялась девочка, устав слушать, а тем более си– деть неподвижно уже целый час.

– И ничего не смешное! Очень красивое имя! – сердито отвечал мальчик.

– Ни у одной девочки нет такого имени! – не унималась Ника. – Значит, оно не насто – ящее!

– Почему же не настоящее? – уже улыбался мальчик, очевидно, усмотрев в рядом сидя– щей девчонке что-то смешное, забавное. – Тебя тоже могли назвать так, и никто не удивил-ся бы…

– Ещё чего! – надув капризно пухлые губы отвечала девочка, но тут-же хитро взглянув на мальчика спрашивала вновь: – А ты бы свою дочь назвал так?

– Может, и назвал бы! – отвечал мальчик, продолжая улыбаться.

Но видимо, ответ благосклонно настроенного товарища порождает вопрос ещё более ка– верзный, потому что, хихикнув, девочка опять спрашивает:

– А когда у тебя будет дочь?

– Когда женюсь! – следует обстоятельный ответ, и в тоже время смущенный.

– А когда ты женишься? – горели любопытством черные глаза – бусины.

– Не знаю! – стараясь быть невозмутимым, пожимал плечами Володя, и продолжал опять бубнить продолжение истории похищения золотого руна.

Но Ника уже не слушала мальчика. Перед её глазами стоял образ прекрасной невесты, одетой в белое длинное платье. Окутанная облаком из фаты, она была похожа на сосед-ку Ларису, которая вышла замуж неделю назад, и была так похожа на волшебницу фею из сказки….

– Ты женишься на мне? – полувопросительно, полуутвердительно спрашивала девоч– ка мальчика.

И тот, вдруг покраснев, и быстро захлопнув книгу, бежал прочь от назойливой девчонки. А она, через минуту забыв обо всем на свете, уже была занята своими детскими наивны– ми делами.

Детство! Что может быть чудесней и прекрасней этого времени, а особенно если оно родом из Керкена! Толпы мальчишек собирались на полян перед домом Марии. Друзья её сына, одноклассники, соседские мальчишки– все они были почти ровесники. Сколько же их собиралось тогда? Ну, наверное, человек пятнадцать– двадцать не менее! Среди них, мелкими воробышками бегали малыши, и Ника со своими двумя подружками, одну из ко– торых привезли на лето к бабушке из большого города.

Мария поражалась этому несоответствию. Три девочки и пятнадцать мальчишек!

– Ох, не к добру это! – вздыхала она, глядя иногда из окошка детской комнаты на ог– ромные ватаги мальчишек.

А те, не думая ни о чем, играли в свои шумные игры, или, затихая на время, "били" лянгу, маленький кусочек свинца, нашитый на мохнатый кружок кожи, подкидывая его тыльной стороной ступни. Лянга была похожа на какой-то удивительно красивый цветок, потому что от кусочка свинца в разные стороны тянулись стрелки черно-серой длинной шерсти, словно лепестки цветка. Ника не прочь была бы приобрести этот цветочек для своей сокровищницы, которую она с подружками устроила в палисаднике, в ямке, накры– той куском чисто вымытого стекла. Здесь уже лежали битые стекла от бутылок, небольшие кусочки пластмассы, пуговицы, выложенные в виде ромашки. Да, конечно, лянга заняла бы достойное место в самом центре сокровищницы, но мальчишки строго следили за дев-чонками, не позволяя им даже близко подходить к ней, если та вдруг улетала в сторону от "бившего", и некоторое время преспокойно лежала на земле. Мальчишки часами подки– дывали этот кусочек кожи и свинца, и поистине, среди них встречались настоящие вирту– озы этой игры. Так как с переходом ног, да с подскоком, да в едином прыжке заднего уда – ра левой ногой не каждый мог совладать, и не каждый мог обладать такими способностя– ми, поистине артистическими, выделывать танцевальные кренделя в воздухе.

А альчики? Косточки от бараньих ножек! О, ими были полны все карманы мальчишек. Разрисованные чернилами и красками, в рисунках, или чисто белые, они ярко блестели отполированными боками. Ещё бы! Побывав в стольких руках, как не отполироваться косточке, если она теперь стала атрибутикой интереснейшей игры.

Ника уже ходила во второй класс и видела, сколько раз учителя, отобрав у учеников горы альчиков, несли их в учительскую, ругая мальчишек, которые даже на уроках умуд– рялись играть между собой в эти азартные игры.

Нет, Ника не играла в мальчишечьи игры. Она прыгала в "классики" с одноклассницами на школьном дворе на переменах, изредка играла в "десять камушек", но скоро эта игра ей надоедала, и она бежала с подружками к бревнышкам, вкопанным на спортивной площадке, чтобы пройтись по ним, на спор выиграв конфетку, не упав, и не коснувшись земли ногой. А после уроков, по дороге домой, девчонки часами накручивали скакал– ку, испытывая настоящее наслаждение, когда ноги, в лёгких стареньких сандалиях, ед– ва касаясь тротуара, умудрялись увернуться от веревки, с шумом бьющей об асфальт.

А когда наступало лето, детей на Профсоюзной улице прибавлялось. Это на каникулы, к своим мамам и бабушкам привозили детей те, кто уехал и устроился жить и работать в городах. Детей везли на целое лето. И тогда возле дома Марии устраивались целые хоро– воды "ручейков", "крылечек с колечками", "краски" бегали от "художников", а "глухой" телефон то и дело взрывался безудержным диким хохотом. Потом дети бежали через до– рогу на поляну, раскинувшуюся перед местной типографией.

А вот тут они играли часами в "чижика", подкидывая маленькую палочку-чижа вверх, и ударяя по ней другой, длинной и более тяжелой битой, заставляя иной раз девчонок с визгом уворачиваться от сильных ударов старших мальчишек.

Да, если бы такой "чижик" со скоростью врезался в чью-то голову? Что бы тогда было? Это даже трудно представить! Но к счастью, такого безобразия никогда не происходило. Наоборот! Самым шиком было поймать эту маленькую, но увесистую палочку, и победно потрясая ею, вопить во всё горло, возвещая о своем мастерстве игрока, улавливая завистливые взгляды друзей и соперников.

После "чижика" по порядку следовали: лапта, балда, казаки-разбойники, и наконец, ус– тав от игр, вся ватага дружно бежала в Яр купаться. У обрывистого берега лишь в одном месте было глубже всего, почти по пояс Нике. И эта небольшая воронка во время таких набегов начинала кишеть бронзовыми телами ребятишек. Они купались в Ручье до поси-нения, до трясучки от холода.

А иной раз в Яру происходили великие битвы между двумя сторонами оврага. В этих битвах мало было побед и побежденных, но грязи, смешанной с глиной и сырым песком было вполне достаточно для того, чтобы обе воюющие стороны могли вымазаться до такого основания, что взглянув на какого-нибудь чумазого Борьку или Сашку, похожего на негра или папуаса, в конце концов, не выдержав, вдруг с готовностью упасть на теплое и приятное месиво под ногами, и катаясь в припадке дикого хохота, смеяться до боли в животе, до тех пор, пока кто-то, заикаясь от смеха, не простонет:

– Ой, не могу больше!

И вот тогда, с размаху, с разбегу, надо ринуться опять в успокаивающие воды речки-ручья, и опять купаться до посинения, пока кто-то не крикнет:

– Я домой, обедать!

И вот тогда-то, все вдруг почувствуют нестерпимый голод. Все тотчас выскочат из воды, и, забегая в высокие кусты чертополоха растущего неподалёку на берегу, ругая, на чём свет стоит эти "чёртовы колючки", скинут с себя мокрые трусики и выжмут их досуха. Для чего следует двоим мальчишкам взяться за концы трусов и каждому повернуться раз пять или шесть вокруг своей оси. О, если только материя на трусах выдержит, то это будут самые сухие трусы на свете! Даже песок стряхивать не нужно, он осыплется сам. Это не то, что девчонки! Они долго полощут в воде свои купальники или трусики, а потом, нацепив их на тонкий прутик, и помахивая ими как флагом, идут неторопливо домой. Мальчиш– ки, пробегая мимо, норовят быстро приподнять подолы их платьиц. Но девчонки бдитель– ны! Они возмущённо бьют наглеца прутиком, на который натянуты мокрые трусики, и мальчишки стараются со смехом увернуться, так и не дотянувшись до подола.

Наступает время ужина. Вкусные запахи дружно разносятся из каждого дома и двора.

Дети, глотая слюну, быстро моют руки, плюхаются на стулья, с жадностью набрасываясь на тарелку с каким-нибудь незамысловатым супом из пшена, обильно приправленным укропом и петрушкой. Редкая мать, видя такой аппетит у сына или дочери, укоризненно покачает головой. Нет! Матери знают, что аппетит у их детей разгулялся от здорового воз– духа Керкена, да от холодной воды горного Ручья, да от игр: шумных, быстрых, весёлых.

А часам к семи вечера, в старом кинотеатре, который находится неподалеку от дома Ма– рии, почти напротив местной типографии, начинают громко крутить по репродуктору мод– ные песни из разных кинофильмов. Возле дома Марии опять собирается толпа мальчи– шек. Ника, выделяясь в толпе своим ярким светлым платьицем, усаживается прямо на мягкий ковер из спорыша, устлавшего всю полянку за домом. Спорыш мягок и прохладен, так что некоторые мальчишки тут– же ложатся на живот, и, подперев подбородок двумя сомкнутыми ладонями, сосредоточенно смотрят в центр большого круга, готовые подхва-тить любую инициативу. Слышно чье-то покашливание, но и оно смолкает. Наступает минута тишины, в течение которой ясно и четко слышна песня, что несется из динамика установленного на крыше кинотеатра. Ещё секунда, и вот уже вся дружная компания на – чинает напевать песню, что так хорошо знакома и популярна…

– Где-то на белом свете, там, где всегда мороз,

Трутся спиной медведи о земную ось…

Они поют самозабвенно, эти хулиганистые мальчишки 60-х годов, стараясь попасть в тон, и не сбиться с ритма. Общепризнанный песенный авторитет Генка Фокин, по проз– вищу Фока, уселся впереди, лицом ко всей компании, и дирижирует этим импровизиро– ванным хором, с осуждением поглядывая на того, кто постоянно фальшивит в этом импровизированном хоре.

Ну, а когда через полчаса в кинотеатре начинается сеанс, и смолкает динамик, Фока, выдержав паузу, начинает затягивать своим высоким приятным голосом:

– Дунай, Дунай, а ну узнай

Где, чей подарок?

И мощный хор звонких мальчишечьих голосов, дружно подхватывал припев:

– Цвети цветок, сплетай венок,

Пусть будет красив он и ярок!

Пропев один раз, мальчишки повторяются. Поют они громко, стараясь не сбиться с ритма. Но опытный, внимательный взгляд, тот-час уличит их в неискренности. Чем гуще стано– вятся сумерки, тем чаще взоры мальчишек обращаются к большим, кованым железом дверям кинотеатра, оставшимся как память о бывшей церкви.

Иной раз песня длится до конца сеанса. Но чаще всего, примерно через полчаса, раздает– ся звук открываемого засова, и высокие, старинные двери с тихим скрипом отворяются. И тогда песня обрывается резко, на полуслове, и тут уже начинается та самая, полная аван– тюры игра, которая в глазах взрослых считалась самым обыкновенным хулиганством.

Билетёрша тетя Аня, посидев у раскрытой настежь двери, наконец, уходила куда-то вглубь темного зала по своим делам. И в это время мальчишки, подползающие по– плас-тунски, и пробирающиеся перебежками к раскрытым дверям, норовили проникнуть в ки– нотеатр, проползти между ног возмущающихся в темноте зрителей, что-бы хоть одним гла– зом увидеть тот самый, вожделенный, " До 16 лет" запрещенный фильм.

Однажды и Нике повезло. Она пробралась с мальчишками в зал, в широкий проход между рядами, и, подняв голову, увидела на огромном экране светловолосого, с пронзительно голубыми глазами мужчину, который был распят на деревянном кресте. У ног мужчины плакала молодая красивая женщина с ребенком на руках. Лицо мужчины, испачканное запекшейся кровью, выражало неимоверные страдания, его светлые волосы прилип – ли к высокому лбу, от жажды потрескались упрямо сомкнутые губы…

Что поразило маленькую девочку в этом человеке? Чем привлек её этот сильный мужест– венный мужчина, терпящий молча страдания, и не признающий их. А может Нику пора – зили его удивительно голубые глаза, полные скорби и любви к той женщине, что расп – ростерлась у ног мужчины?

– Спартак!

Это имя Ника часто слышала за закрытыми дверями кинотеатра. Она слышала звуки ударов мечей и крики раненых в жестоком бою. Но то, что она увидела на огромном экра– не, ввергло её в состояние, близкое к шоку. Так что она даже не заметила, как мальчишки гурьбой выскочили из зала, оставив её одну сидеть на полу, в душном зале кинотеатра, вдруг превратившегося по какому-то непонятному волшебству в огромное поле, сплошь уставленное деревянными крестами, на одном из которых умирал голубоглазый, светло– волосый мужчина.

Что ей говорила билетерша тетя Аня, Ника почти не слышала. Перед ней стояло лицо Спартака, в чьих голубых глазах было что-то необъяснимое, поразившее эту маленькую восьмилетнюю девочку…

– Беги! – подтолкнула её билетёрша. – И смотри, что-бы я тебя больше не видела здесь.

Это фильмы для взрослых, а ты ещё маленькая. Ты поняла?

– Да! – кивнула головой Ника, мало что понимая на самом деле.

Рванувшись, она помчалась к мальчишкам, сидевшим неподалеку, на безопасном рассто– янии от кинотеатра. И хотя она обещала больше не подползать к дверям кинотеатра, но искушение было велико, и, потерпев два – три вечера, Ника опять присоединялась к друзьям.

Ах, если описывать все дни детства, то, сколько забавного, интересного и смешного можно было вспомнить. Но стоило ли? Детство, оно у каждого осталось в воспоминаниях именно как праздник, пахнущий елкой на Новый год, на 7-е Ноября яблоками и конфе– тами– ирисками, 1-е сентября обязательно благоухало астрой, а 1-е Мая почему-то пахло тюльпанами, мороженым с миндальными орехами, свежей зеленой травой и сиренью.

А лето? Чем пахло оно? О, этот запах был самый незабываемый! Раскаленный ас– фальт, плавящийся на солнце, тяжелый дух испарений исходящий от него, а ещё запах пыли, и запах воды исходящий от мокрого тела. Всё лето дети купались в Ручье, загорали на песочке, катались с глинистых обрывистых бережков, и день ото дня становились всё чернее и чернее от нещадно палящего солнца.

Однажды, вот таким жарким летним утром, Ника вместе с подружкой Наташей примчались в Яр, и с удивлением увидели возле труб моста пожилого казаха. Раздевшись до белых кальсон, он купался в ручье, но как-то по-другому, не как все взрослые и даже дети.

Девочки, присев за пригорком, вглядывались в странного старика. Ника узнала его. Этого старика боялись все дети в селе. Он появлялся всегда неожиданно, и, улыбаясь беззубым ртом, долго смотрел на детей, играющих в свои шумные игры. Он смотрел, что-то шептал, а потом разворачивался и медленно брёл куда-то. Конечно, находились самые лихие мальчишки наподобие Борьки или Федьки, которые, отбежав на приличное расстояние, начинали строить рожи, свистеть, улюлюкать вслед старику. Но он, не обращая на них никакого внимания, брел по дороге. И лишь когда назойливость мальчишек становилась чересчур явной, старик поворачивался к ним медленно, и, улыбаясь всем своим страшным уродливым лицом, говорил, укоризненно качая головой:

– Некарашо! Ай, некарашо! Айкен старый, но мно-ого, о-ошень много знает!

Хитро прищурив подслеповатые глаза, он смотрел на мальчишек, потом поднимал скрю– ченный палец, и грозил им. Также хитро улыбаясь, поворачивался, и медленно уходил. А мальчишки начинали зевать, жаловаться на боль в животе, в голове, и вскоре убегали домой. А на следующий день они появлялись в компании сверстников, как ни в чем не бывало. И редко кто уже отваживался дразнить странного уродливого старика, с гла– зами добрыми и наивными, как у ребенка.

Вот и сейчас, сидя за бугорком, девочки тревожно наблюдали за Айкеном. Худой, из-

можденный, в одних белых солдатских кальсонах, он сидел посреди ручья и зачерпывал двумя ладонями воду. Закрыв глаза, и что-то бормоча, он подносил ладони к лицу, и, про– лив обратно в ручей редкие капли, благоговейно зачерпывал воду снова и снова. Наташа, взглянув на Нику, вдруг захихикала нервно, а затем, оглянувшись кругом, зашептала:

– Пойдем отсюда, а то этот колдун заколдует нас с тобой…

– Вот ещё! – в ответ зашептала Ника, недоверчиво взглянув на подружку. – Это чепуха! Папа говорил мне, что Айкен несчастный человек, а вовсе не колдун. И злые колдуны только в сказках бывают…

– А мама мне другое говорила… – заспорила было Наташа, но тут Ника дернула подружку за платье и девочка замолчала, уставившись на старика, который воздев к небу тощие руки, что-то негромко бормотал.

– А почему Айкен в штанах купается? – в раздумье спросила Наташа, но тут– же опять захихикала. – И купается он на самом мелководье. Наверное, боится утонуть!

Девочки тихо засмеялись вместе, но потом Ника предложила:

– А давай скажем ему, где самое глубокое место!

– Ты что! – ахнула Наташа, но Ника уже вскочив, скатывалась по траве вниз к ручью.

Старик, поднявшись на ноги, медленно ступая по скользким камням, брел к берегу, все также бормоча что-то себе под нос, и утирая лицо ладонями.

– Дедушка Айкен! Дедушка Айкен, ты не там купаешься! – остановившись неподалеку, быстро проговорила запыхавшаяся Ника. – Здесь мелко, а вот там, у обрыва самая глуби– на. Вам по пояс будет.

– Ай-вай, девочка! – ласково ответил Айкен, ничуть не удивившись появлению перед со– бой растрепанной девчонки. – Я купаюсь редко. И не стоит больше тревожить Ручей. Пусть он набирает сил и тепла после прохладной ночи. А мне достаточно этого омовения в его священных водах.

– Священных? – удивилась Ника, взглянув с недоумением на подбежавшую к ней под-

ружку. – Это наш-то ручей священный?

Старик, надев зеленые солдатские брюки, да грубую холщовую рубаху, натянул ста– рый потертый пиджак, нацепил на голову традиционную казахскую белую шапочку с загнутыми краями и черным орнаментом по краям, и лишь тогда только он посмотрел на девочек и также ласково, как и в предыдущий раз, произнес:

– Вы ещё малы, и совсем не знаете жизни! Сейчас для вас каждый день хорош, но нас– танет день, и вы почувствуете, где стучит ваше сердце. Как оно быстро бьется и даже иногда болит. И вот тогда вспомните совет старого Айкена. Придите сюда в Яр, и омойте в этом Ручье своё тело и душу. И вам станет тогда сразу легко и хорошо!

Старик улыбнулся девочкам своей страшной улыбкой обезображенного лица, и погладив

каждую по голове, поплелся по тропинке вверх, сильно прихрамывая, и тяжело опираясь на обычную кривую палку.

Девочки переглянулись, и тихо рассмеялись.

– Он точно колдун, только добрый! Не зря мне мама говорила! – наконец важно произ– несла Наташа, а Ника, сбрасывая с себя платьице, воскликнула:

– Побежали, окунемся в Ручье!

– Побежали! – согласно кивнула головой Наташа, и, тоже скинув платьице, бросилась вслед за Никой, быстро бегущей к "священным водам" горного Ручья-речушки.

ГЛАВА 3.

– Эй, лахудра, гляди, жених твой сюда топает! Сейчас он тебя за ручку возьмет и к ма– мочке твоей отведет…

Звонкий мальчишечий голос дразнил, издевался над черноглазой девчонкой лет десяти,

сидящей у края воды и строившей большой " воздушный" замок из песка. Её черные как

смоль волосы падали густой волной на её худенькие плечи, закрывая тонкие ключицы, касаясь щек и пухлых губ, а густая длинная челка прикрывала черные тонкие брови, изогнутые в изящном наклоне.

Приподняв голову, девочка посмотрела на подростка лет пятнадцати – шестнадцати, спускающегося в Яр по тропинке. Он был в клетчатой рубашке, в старом выцветшем три– ко, вытянутом на коленках. Наверное, Володька приехал из-за линии с поля, куда он вместе со своим отцом ездил пропалывать картошку, на старом дребезжащем мотоцикле. У мальчика взъерошены волосы, а лицо розовое, обветренное. Ника смотрела так вни – мательно на подходившего Володю, что тот – же звонкий мальчишечий голос опять ехид– но затянул:

– Ой, как загляделась на своего любимого. Фу-ты, нуты ножки гнуты, у лахудры есть жених!

Раздался хохот, и опять громче всех выделялся из общей толпы все тот – же звонкий въедливый голос. Ника, схватив комок мокрого песка, запустила его в говорившего. Тот – час смех умолк, раздался возмущенный возглас, и обидчик, в свою очередь, схватив ко-мок песка, швырнул его в девочку, осыпав её всю с ног до головы. Затем мальчишка рва– нулся вверх через заросли и колючки чертополоха к высокому обрыву, и уже оттуда закри– чал, потрясая кулаком:

– Я тебе в следующий раз покажу, где раки зимуют!

Девочка молча отряхивала песок с черных густых волос, с тоской поглядывая на подхо– дившего паренька.

– Ника! – строго проговорил паренек. – Ты опять дерешься?

– Нет, это не я дерусь, это всё он, Сенька! Мало я ему вчера по шее дала, так ещё хочет. Говорила спокойно девочка, продолжая выбивать из волос песок.

– Тебя мама зовет кушать! – сообщил паренек, стягивая с себя клетчатую рубашку. Но, увидев, что девочка стала подниматься с песка, проговорил:

– Подожди пять минут, искупаюсь и вместе пойдем!

Ника, недовольно взглянув на ухмыляющихся мальчишек, показала им язык, а затем, опять усевшись на песок, стала ждать Володю. Теперь при нем никто не осмелиться оби– деть её. Володю все мальчишки уважают и даже боятся. Он занимается боксом и только это одно сдерживает сейчас болтливость мальчишек. Но Нике всё равно надоели все эти разговоры, и постоянный смех, насчет жениха и невесты. Как и глупое прозвище "лахуд – ра". Если ей раньше было всё равно, кто и как её обзовет, то с недавних пор становится почему-то стыдно, если при Володе кто-то скажет ей обидное слово.

Мама говорит, что в одно прекрасное время маленькая девочка превращается в девушку. Она начинает чисто и аккуратно одеваться, каждое утро причесывать волосы, и делать всевозможные прически. Например, в виде огромной башни на голове, как у красавицы квартирантки, что поселилась у тети Лены в доме напротив, и которая, иной раз, на голо– ве такой начёс начешет, что куда там Нике до неё, даже если бы до её волос не дотраги– валась расческа целую неделю. А ещё девушка должна уметь ходить на высоких каблу– ках, не падая и не спотыкаясь, что оказывается совсем нелегко. Это Ника уже испытала на себе, едва не свалившись с крыльца, когда в отсутствии старших сестер она решила примерить Ленусины туфли на шпильках. А ещё девушка обязана носить очень смеш– ные лифчики. Почему смешные? Потому что, однажды, она примерила такой лифчик, вы– тащив его из кучи свежестираного белья, сваленного на кушетку в детской комнате. Он был помятый, смешной и нелепый. Ника долго хихикала в детской, пока не пришла Лю– ся и не отобрала его, при этом пребольно щелкнув Нику в лоб. Хотя может и не совсем больно, но всё равно ощутимо. Ну, ничего, она не обижается на старших, которые вообра– жают, что как будто им всё можно. Даже маленьких обижать. Но, скоро её никто не пос– меет обидеть, потому что, кажется, она тоже становится взрослой. Её маленькие блеклые соски на груди болят и даже немного набухли. А это значит…значит…

– Ну, пойдём! – голос Володи вывел её из раздумий, и, вздохнув, Ника поднялась с песка.

– Пойдём! – она прошла вперёд, и услышала, как за спиной кто-то ехидно засмеялся.

– Слушай Вовка, тебе не надоело, что ты ходишь за мной как за маленькой. Все уже сме– ются. Брат и то, за мной так не бегает! – сердито проговорила Ника, сбивая прутом розо– вую головку чертополоха, случайно выросшего прямо у дороги.

– Тебе скоро десять, а мне уже пятнадцать! И я уже почти взрослый, а ты ещё ребенок! – рассудительно отвечал Володя. – И при этом ты забыла, что ты для меня как сестра. Так что успокойся, и не обращай ни на кого внимания. – произнес мальчик, поднимая цве-ток, упавший в придорожную пыль.

– Да! – плаксиво затянула Ника. – Тебе хорошо говорить. Тебя все боятся. А вот меня Сень– ка постоянно обзывает.

– Не обращай внимания!

– А если бы тебя "лахудрой" обзывали, как бы тебе это понравилось! – тянула своё Ника, взбираясь по тропинке вверх, следом за пареньком.

– Тебе надо заплетать волосы в косу, и никто тогда не будет ничего говорить.

Серьёзно произнес Володя, и, взглянув на притихшую девочку, что шла рядом, поднял ру– ку и воткнул розовый цветок колючего чертополоха в её спутанные волосы, черной блестя– щей волной рассыпанные по плечам. Ника подняла голову, внимательно посмотрела на мальчика, и, увидев, что он улыбается, вдруг рассмеялась нежным колокольчатым смехом.

Он протянул ей руку, а она подала ему свою. Грациозно и важно, словно маленькая прин – цесса, которую вот-вот должны ввести в тронный зал.

Только в действительности всё было намного проще. Вместо принца, был обычный маль – чик, вместо принцессы – обычная девочка, а вместо тронного зала – узкая, поросшая тра– вой тропинка, поднимающаяся по пологому склону вверх, из этого волшебного места, под обычным и даже скорее всего смешным названием – Овечий Яр.

Прошел ещё один год. Наступила весна. Промчался месяц март, за ним апрель. Все ждали Первомайских праздников. В садах цвела вишня и яблоня, в воздухе пахло сире– нью и едва уловимым запахом горных тюльпанов. А в домах пахло свежей побелкой. Да и сами дома, такие свежевыбеленные, с подведенным ослепительно черным фундаментом, были торжественны и нарядны, и чем-то даже немного похожи на Нику, которая вышла за калитку и словно в недоумении застыла на одном месте. Но мало ли что сегодня могло показаться этой девочке. Ведь ей даже самой не верится, что это она стоит сейчас такая красивая и нарядная, что даже нравится сама себе. Правда, такое перевоплощение всегда происходит на этот весенний праздник, но едва ли Ника сможет привыкнуть к тому, что творится в её душе, и с ней. Сестры, приехавшие из города на праздничные дни, привезли ей в подарок красивые банты, заплели в косы её длинные непослушные волосы, и в каждую косичку вплели по огромному белому банту. И такое же ослепительно белое платье одето на Нику. Мария специально сшила его к празднику для младшей дочери. На ножках у Ники красуются новенькие, пахнущие кожей сандалии. Их купили всего три дня тому назад в « Детском мире».

Ах, как пахло волнующе в этом магазине, полном таких красивых вещей! У Ники просто перехватывало дыхание от изобилия прекраснейших кукол, выстроившихся в ряд на вит – рине, и не отводящих от девочки своих умоляющих глаз.

– Купи мама, купи! – приставала Ника к матери.

Но Мария, крепко схватив дочь за руку, тащила её к тем стеллажам, где синели, зелене– ли, краснели, желтели и переливались перламутром от яркого света и красок полчища, и просто великое множество туфелек, сандалий, босоножек, тапочек, ботинок и сапожек на любой выбор, вкус, цвет и размер.