Текст книги "Ожидание"

Автор книги: Татьяна Каменская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

– Значит, ты тоже умер Володя? А когда, я и не знала! – хотелось сказать ей, но вдруг всё стало расплываться, стало исчезать, и мужской голос закричал откуда-то издалека:

– Ника, очнись! Ника! Страшная боль в животе заставила опять раскрыть глаза, и она увидела прямо над со– бой лицо Володи.

– Володя! Это ты! – чуть слышно прошептала женщина, но новая волна боли резанула её по животу, и дико закричав, она вцепилась в сидевшего перед ней мужчину.

– Скорую! Вызовите скорую! Её в роддом надо! Срочно… – слышала Ника чужие го-лоса, но они её мало интересовали.

Она смотрела на того, единственного мужчину, который нёс её сейчас на руках, бережно прижимая к себе. Волна боли прошла, и ей было хорошо! Спокойно и совсем не страшно! И только одно она бы спросила у него:

– Зачем и отчего, на его ресницах висят капли воды похожие на слёзы.

Ведь она знает, он не должен плакать. Он мужчина. Он всегда был и останется для неё настоящим мужчиной!

Она потеряла ребёнка, и, кажется, чуть не умерла сама. Никто ничего ей не говорил, но по некоторым красноречивым взглядам, обрывкам из разговоров, шушукающихся сосе-док по палате, она чувствовала это и понимала. Даже предупредительно– вежливое от-ношение к ней всего медицинского персонала, и «нежная» заботливость врачей, говори-ло о том, что вся эта забота так или иначе связана с Володей.

Однажды в палате появился важный милиционер и начал её выспрашивать о мужчине, напавшем на неё, и о каких – то с ним отношениях. Но Ника притворилась, что ей стало плохо, а ей и в самом деле стало плохо, потому – что она боялась вспоминать ту страшную ночь. Медсёстры сделали ей успокоительный укол, милиционер ушёл, и, слава Богу, по-том её больше никто не тревожил этими гадкими воспоминаниями.

А через пять дней Нику выписали. Она переодевалась в маленькой комнатке на пер-вом этаже. Подойдя к зеркалу причесаться и поправить одежду, она опешила, увидев своё отражение. Худая, с запавшими глазами, горевшими лихорадочным ярким огнем на блед-ном лице, она была незнакома сама себе. Она была другой, и кажется даже, что чёр-ные блестящие волосы, оттенявшие эту бледность, и такие же черные дугообразные бро-ви, придают её лицу что-то трогательно беззащитное, открытое, и вместе с тем по де-вичьи гордое и непримиримое.

– Красавица! Недаром мужик даже на беременную полез! – вдруг донёсся до Ники ти-хий шепот двух пожилых санитарок, стоящих в коридоре, и смотревших в раскрытую дверь комнаты.

Ника резко развернулась, и быстро пошла прочь.

– Женщина подождите! Ваши вещи! Заберите ваши вещи! – пронзительно закричала одна из них.

Ника взяла протянутую ей сумку, и, попрощавшись, пошла к выходу. Там, за стеклян-ной дверью стоял он, её Володя! Он стоял возле красивого белого автомобиля и напря-женно всматривался в стеклянную дверь. Он ждал её, Нику!

И она пошла навстречу ему, как будто жена шла к своему мужу, а он словно муж, встречал её у дверей роддома. И пусть не было в его руках огромного букета цветов, а у неё не было в руках маленького тугого свёртка. Пусть! Всё равно в их глазах светилось счастье, счастье, которое ни с чем не спутать в этой жизни, и ни с чем не сравнить!

Они ехали долго. Уже почти час. Молчали. О чём можно было говорить! Всё и так по-нятно, и, кажется всё давно уже сказано. Ника закрыла глаза, откинувшись на мягкое сиденье. Вдруг машина качнулась и остановилась. Ника открыла глаза и увидела в ма-леньком зеркале Володины глаза. Он смотрел на неё внимательно и серьёзно, и Ника, улыбнувшись, тихо произнесла:

– Всё в порядке! Всё хорошо!

Она не лгала. Ей, в самом деле, было хорошо. А как должен чувствовать себя человек, вернувшийся с того света? Именно так! Расслабившись, она наслаждалась тишиной и спо-койствием, ибо нет ничего в этом мире более дорогого, чем эти два состояния.

– Ведь именно тишина и спокойствие, в сочетании с красотой и создают гармонию на-шей жизни! – так думала эта женщина, полулежа на мягком сидении.

Наконец автомобиль сбавил ход и остановился. Володя вышел из машины, обошел кру-гом, и, открыв дверь, протянул Нике руку. Она молча подала свою, и он помог ей вы-браться наружу. Не отпуская её руки, он потянул Нику за собой, и она покорно пошла за ним, удивленно оглядываясь вокруг.

Они шли по мягкой зеленой траве, и Нике хотелось скинуть босоножки, и ощутить при-ятную свежесть трав. Но она понимала, что сейчас этого делать нельзя, и поэтому лишь молча шла за Володей, увлекаемая им всё дальше и дальше, вглубь большой поляны.

– Вот мы и пришли! – наконец произнёс Володя и отступил в сторону.

Ника увидела перед собой огромные заросли колючих кустов чертополоха. Розовые цве-ты, распустив свои колючки, казалось, с удивлением смотрели на этих двух странных лю-дей, появившихся так неожиданно в густых непроходимых зарослях.

– Ну, не боишься? – спросил мужчина, расстёгивая рубашку, и сбрасывая её тут-же на траву.

– Нет! – ответила женщина.

Руки её потянулись вверх, и тяжелый узел волос упал и рассыпался по её плечам рос-кошным черным покрывалом. Взявшись за руки, они шли по полю, не отворачивая ли-ца от колючих цветов, не вздрагивая от соприкосновения с зелеными колючими ветками, не останавливаясь даже тогда, когда жесткие круглые шарики, вцепившись в черные длинные волосы женщины, тянули их к себе, словно стараясь оставить себе на память эти тонкие черные нити. И когда, наконец, мужчина и женщина вышли из зарослей чертополоха, то мужчина сорвал нежно– розовый цветок, и, подавая его женщине, прого-ворил:

– Пусть моя любовь, словно этот цветок, будет вечным чертополохом!

Женщина грустно покачала головой, затем, склонившись к колючему цветку, вдохнула в себя тонкий аромат, и, улыбнувшись, тихо сказала:

– Пусть хранят нас от бед и печалей эти маленькие колючие цветы!

А потом они шли обратно к машине, молча ехали назад, и только лишь перед городом, остановившись на обочине, Володя повернулся к Нике и сказал:

– Как много мне тебе хочется рассказать! Начиная с той минуты, когда я понял, что потерял тебя…

– Разве это теперь так важно? – грустно глядя ему в глаза, спросила Ника. – Зачем тревожить старые раны. У меня дети, муж…

– Муж? Тогда почему, почему он оставил тебя одну в таком положении…

– Он уехал по делам!

– Ника, я не понимаю. Как можно, оставив беременную жену, уезжать неизвестно куда?

– Но ты же тоже оставил свою жену!

Володя глянул Нике в глаза, хотел что-то сказать, но затем, вытащил сигареты и закурил.

– Мы не виделись с тобой четыре года. Почти каждое лето, пусть на несколько дней, но я приезжал в Керкен…ради тебя и…дочери. Каждый вечер я приходил в Яр, и ждал… ждал! А потом, не выдержав, ехал сюда в город…

– Ты приезжал сюда? – изумленно спросила Ника.

– Да! Я знал, где ты работаешь, знал твои дни работы, дни отдыха. Я знал, где ты жи-вёшь, какой дорогой ходишь в детский садик. Я ходил за тобой как тень, и желание бро-ситься к тебе, обнять, зацеловать, боролось в душе моей с моим спокойным холодным ра-зумом. Я боялся навредить тебе, я боялся подойти к своей дочери и даже заговорить с ней, только ради того, что – бы не смутить твоё спокойствие!

Володя долго раскуривал новую сигарету, чиркая зажигалкой, которая почему-то не хо-тела зажигаться. Руки его мелко дрожали, но, наконец, сигарета зажглась, и Володя жад-но сделал затяжку.

– Ты поступал правильно! – ответила, наконец, Ника, глядя куда-то в сторону.

– Но неделю назад приехала Лена с детьми. До этого я ждал тебя, но потом понял, что ты опять не приедешь. Я решил не ехать сюда в город, хотя два часа быстрой езды это почти ничто…

Володя, быстро глянув на Нику, нервно смял окурок и выкинул его в окно.

– Я видел дочь, и даже разговаривал с ней.

– Ты говорил с Герой? – обеспокоено глянула Ника на Володю.

– Да! Это ведь и моя дочь, правда? И она уже достаточно взрослая… Но дело не в этом.

– А в чем же? – с иронией спросила Ника.

– Гера рассказала мне о твоём муже, о том, что ты ждёшь ребёнка, и я решил уехать, так и не увидев тебя…

Мужчина замолчал, опять достав сигарету, закурил, и, отвернувшись к раскрытому окну, выпустил дым.

– Когда я решил уже уехать к себе, в Питер, в тот день я вдруг почувствовал, с тобой что-то случилось. Или нет, вернее должно случиться! Что-то жгло меня изнутри, и я, странное дело, безбожник и еретик, который даже в Афгане не поминал бога в своих сло-вах, я вдруг стал молиться о том, чтобы беда прошла мимо тебя…

– Ты, кажется, успел вовремя! – опустила голову Ника.

– Почти! Мне очень жаль, что ты потеряла ребенка. Но, ты ведь ещё молодая Ника, всё ещё впереди!

– Он хотел дочь! – Ника сглотнула комок в горле, и глаза её вдруг наполнились слезами.

Но она встряхнула головой, в длинных волосах которой застряли круглые колючие ежики чертополоха, и спросила:

– А у тебя есть дети?

– Пока никого нет! – нахмурившись, ответил мужчина.

Ника вопросительно глянула на него, но затем пожала плечами, и опять отвернулась, пере– бирая пряди волос, стараясь вырвать запутавшиеся в волосах колючки. Оба молчали. Но вдруг Ника вскрикнула, и замахала пальцем, на котором выступила капелька алой крови.

Володя молча взял её руку, поцеловал нежно палец, другой, ладонь, и, вдруг притянув к се-бе Нику, впился в её губы долгим поцелуем.

Она отвечала ему! Она целовала его так, как всегда желала этого, и поцелуи становились всё нетерпеливей и неистовей, пока, наконец, боль опять не резанула там, внизу живота.

– Нет! Не надо! – оттолкнула Ника Володю.

Он виновато погладил её по голове, волосам, провёл пальцем по черным дугам тонких бровей, пухлым губам, и сказал, слегка усмехаясь:

– Вот поэтому, я всегда боялся подходить к тебе!

Опять наступила тишина.

– У тебя есть нож? – спросила Ника.

– Есть! – удивленно ответил Володя.

Перехватив черные пряди волос рукой, она приподняла их и приказала:

– Режь!

– Но ведь ты…

– Режь, иначе я сама!

Острый нож отсекал прядь за прядью, и, наконец, перед мужчиной сидела молодая жен-щина с неровно остриженными короткими волосами, упавшими ей на лицо, и торчащи-ми в разные стороны концами. Женщина, похожая на девчонку!

– Стриж, мой милый Стриж! – проговорил мужчина, привлекая к себе эту смешную жен-щину с грустными глазами. – Всю жизнь я жду тебя, и встречи с тобой это самое сокровен-ное моё желание. Сколько нам суждено ждать опять новой встречи?

– Может быть, всю свою оставшуюся жизнь! – прошептала женщина, но мужчина, креп-ко прижав её к груди, лишь только качал головой, словно не соглашаясь с ней.

Солнце уже садилось. Его косые лучи проникали в салон автомобиля, переливаясь мяг– ким светом в тонких черных волосах женщины, и высвечивая седые пряди волос у муж– чины, склонившегося над ней…

Машина остановилась неподалёку от ворот её дома.

– Ну, вот и всё! Дома тебя ждёт Лена и дети. Теперь ты не будешь одна, и ничего не бойся!

– А тот мужчина? – робко произнесла Ника.

– Он больше не придёт!

– Ты убил его? – с ужасом глядя на Володю, спросила Ника.

Грустно улыбнувшись, Володя произнёс:

– Если бы это было в Афгане, я бы не пощадил его, но здесь другое… А впрочем, забу-дем об этой ночи, никто о ней не знает, и никто больше не вспомнит о ней.

– А ты?

– А я приду к тебе всегда, даже если ты меня не будешь звать.

Он уставился своим спокойным взглядом на Нику, но она отвела глаза в сторону, и про-шептала:

– До свидания!

– Следующего? – спросил Володя, усмехаясь.

Но Ника, выскочив из машины, хлопнула дверью и заскочила во двор. Она стояла за во-ротами и слушала, как сначала заурчал мотор автомобиля, а затем он плавно тронулся с места.

– Вот и всё! – произнесла Ника, и, смахнув что-то невидимое с лица, пошла к дому.

– Мама! Мама приехала! – послышался звонкий мальчишечий голосок, а вслед за ним высокий девичий: – Мама, где же ты потерялась?

ГЛАВА 21.

Лена смотрела на Нику глазами полными слёз, и всё твердила последние, никому уже не нужные наставления:

– Ты не забыла, что писать должна постоянно, и не лениться!

– Нет, не забыла! – отвечала Ника, озираясь по сторонам в поисках Данилки и Геры, ушедших с Ильёй, мужем Лены, за газировкой в буфет.

– Знаю я тебя! С письмами у тебя всегда дела плохи были! – отвечала утвердительно Лена, как– бы самой себе.

Подбежал Данилка с бутылкой газводы, а следом подошли Илья и Гера. Хриплый репродуктор объявил о том, что поезд прибывает на первый путь. Пассажиры засуетились, подтягивая ближе к себе огромные баулы и сумки. Ника глянула на свои вещи. Сумки большие. Даже не верится, что за десять лет у них с Толиком накопилось столько вещей. Благодаря связям, Лена достала второй трёхтонник, и два контейнера ушли в Россию.

– Неужели, так много людей уезжает в Россию, что даже контейнер по знакомству дос– тать почти невозможно? – спрашивала изумленно Ника у Ленуси, и та, приводила такую огромную цифру, что Нике становилось страшно. Неужели такая масса народу выедет из этих земель, и оставит почти пустынными цветущие города, сёла и деревни…

– Кто же тогда здесь будет жить, работать?

– Господи, о чем ты беспокоишься, наивная душа! – возмущалась Лена, нервно подер-гивая веком правого глаза. – Радуйся, что быстро дом продали, да контейнера достали, а она горюет о каких– то глобальных проблемах массового психоза людей…

– Значит и я, и муж, мы оба психи? – спрашивала Ника, но Ленуся с досадой махнув рукой, отвечала:

– Отвяжись! Без тебя тошно!

Но, помолчав, она добавляла:

– А впрочем, вы правильно делаете, что уезжаете!

– Почему? – опять удивлялась Ника.

– Пусть дети ваши растут там, в России, где говорят и есть наша Родина. Этническая! – подняв палец вверх, торжественно говорила Лена, с иронией поглядывая на Нику.

– А я хочу жить тут, где родилась! – отвечала упрямо Ника. – Я хочу жить там, где хочу!

– Мало ли ты чего хочешь! – сердито отвечала Лена, но, видя, что у младшей её сест-ры наливаются глаза слезами, добавляла примиряющее: – Ладно, не переживай. Как уст-роишься, напишешь, а потом и мы переберемся туда, к вам поближе.

А теперь вот и Ленуся еле сдерживает слёзы, и Ника понимает её. Она сама не лю-бит расставания, тем более, если кто-то уезжает навсегда.

Беспокойная погрузка, наконец, закончилась, дети сидят на своих местах, а Ника, на-половину высунувшись в раскрытое окно, слушает последние наставления, грустно и ви-новато улыбаясь сестре. Лена молча идет следом за движущимся поездом, прибавляя шаг, и почти начиная бежать, и уже не стесняясь, плачет навзрыд, прижимая маленький платочек к губам. Но вдруг она останавливается, и, махнув рукой, резко поворачивается и идёт обратно к мужу, который остался где-то далеко позади. Ника жадно смотрит на-зад, словно старается навсегда запечатлеть в своей памяти эти последние картины род-ного края, где она родилась и выросла, где познала радость первой любви, и где роди-лись её дети. И теперь она уже плачет сама, не замечая проходящих мимо пассажиров, задевающих её локтями. Горячий воздух, залетая в раскрытое окно, торопливо обдувает её лицо, словно хочет сделать ей напоследок что-то приятное и доброе. Но, наконец, Ни-ка успокаивается, и идёт к детям, которые её ждут.

Она всегда любила поезда. Не только за романтику, и новизну постоянно сменяющихся декораций за окном, а за то, сколько разных людей пройдёт у тебя перед глазами за од-ни сутки. Насытившись этим мельтешением лиц, и бесконечными разговорами с попут-чиками, ты, наконец, почувствуешь такую дикую усталость во всем теле, что, завалившись на вторую полку, готова проспать рекордное количество часов, не думая о том, полезен или нет, этот многочасовой сон. А ещё хорошо, завалившись на полку, читать до одуре-ния какой-нибудь любовный романчик, смахивая украдкой сентиментальную слезу, в на-иболее душещипательных моментах, и вздыхая от любовных сцен двух героев. А затем, познав секреты чужих страстей, помучиться тайной завистью к тем счастливчикам, у ко-торых все преграды на пути к их счастью преодолены, и любовь торжествующе воспевает победу.

– Счастье возможно лишь в таких дешевых романах, да в кино! – думала Ника, пере-варивая на второй полке плотный обед, да заодно любовную драму двух героев, из ря-дом лежащего романа.

– Ведь самая красивая любовь порой чахнет, и становится настоящим порождением зла и ненависти, когда, казалось бы, воссоединившись, два любящих сердца должны пожи-нать прекрасные плоды этого чувства. Но, увы! Порой всё происходит иначе. И может оттого, любовь похожая на зелёный оазис, со временем становится сродни безжизненной пустыни. Не оттого ли это происходит, что эти двое забывают о главном! Нельзя брать, ни-чего не отдавая взамен! И может быть, оттого, жизнь так часто преподносит нам сюрпри-зы, и именно там, где мы их совершенно не ждём!

А её любовь? Её и Володи? Что это? Да и любовь ли это? Скорее всего, трагедия! Трагедия души и тела, где на всё наложен запрет! Своего рода табу на всё, что связано с ними, с их чувствами и желаниями. Табу на всё! И даже на их дочь!

– Ты не должна, не имеешь права скрывать от дочери настоящего отца! – выговаривала сердито Лена, узнав, что Володя был в городе у Ники.

– Это и его дочь, я не спорю! Но для дочери отец погиб много лет тому назад. Она виде-ла его могилу, и знает, что на сегодня, её отец – Анатолий. Так зачем же тревожить ра-зум этой ещё глупой девчонки. Пусть будет всё как есть! – отвечала Ника сестре.

– А ты? Неужели тебе не нужна его помощь? Особенно сейчас, в такое тяжелое время…

Ника тогда не сразу поняла, о чем идёт речь, о какой помощи? Поэтому она, наверное, так удивленно и уставилась на Ленусю, что та, пожав плечами, невозмутимо добавила:

– Такое высокопоставленное лицо, и такое высокооплачиваемое, могло бы, и выделить что-то для единственной дочери, да и для тебя!

Кажется, Ника тогда чуть не задохнулась от гнева и стыда. Но она лишь выскочила из квартиры на лестничную площадку, демонстративно громко хлопнув входной дверью.

Что могло смутить её тогда? Ведь по сути дела Лена была права. Но разве Нике нуж-ны были Володины деньги? Нет, никогда! И если бы он их предложил, она бы отказалась, потому что деньги, и их чувства несовместимы. Кажется, это знает и Володя! Она это чувствует!

К счастью, Лена больше не заводила разговор о Володе, а Ника ни о чем её не спраши-вала. Да! Всю жизнь она боялась что-то спросить о Володе, чтобы не дай Бог, кто-то не узнал об их любви. А в итоге? Она ничего, практически ничего не знает о нём, да и хо-чет ли знать, кроме того, что он жив, любит её, и любим. Любим тайной, запретной любо-вью. И если судьба разводит их по разные стороны дороги, то, что из этого? Биться го-ловой об асфальт, или " бросать камни в судьбу", дразня её? Не лучше ли идти своей дорогой, не делая больно никому, а, просто ожидая, что ещё за фокус подкинет ей жизнь, или всё та же судьба, которая очевидно делает всё для того, чтобы насладиться единствен-ным – безграничной властью над человеком!

– Мама, ты не спишь? Скоро большая станция! – услышала Ника голос сына.

Значит надо подниматься! Она обещала детям прогулку по перрону. Третьи сутки пош-ли, как они едут в поезде. Конечно, дети просто уже устали от дороги.

– Елки, мама, елки настоящие! Зелёные, зелёные! – закричал восторженно Данилка, тыча пальцем в окно, за которым сплошной зеленой стеной проплывали высокие мох-натые ели.

– Да сынок, это уже Россия – матушка!

Пожилая женщина, сидевшая напротив, ласково улыбнулась малышу:

– Знаешь сколько грибов в лесу сейчас! Ты любишь грибы?

– Не знаю? – пожал плечами Данил, и Ника смутилась.

В Казахстане очень мало грибных мест, и лишь однажды с друзьями, они всей семьёй ез– дили за грибами далеко в горы. Но это было так давно, что дети, навряд ли, запомни-ли ту поездку.

Видя смущение Ники, женщина ободряюще кивнула головой:

– Ничего, тут грибов много в лесах. Привыкнете и полюбите! А собирать их одно удо-вольствие! – уверенно закончила женщина, подтягивая к себе тяжелую сумку.

– Вы уже приехали? – спросила Гера, с любопытством глядя на женщину.

Та улыбнулась, качнула утвердительно головой и в свою очередь спросила, обращаясь к Данилу:

– Вам ещё долго ехать?

– Не знаю! – Данил пожал плечами, а Гера ответила:

– Мы в Орле выходим.

– Так это через пять часов! Ещё немного, и ваше путешествие закончится.

И помолчав, добавила, обращаясь к Нике:

– Вы переселенцы?

– Да! – ответила та. – С Казахстана.

– Эхо-хо! – тяжко вздохнула женщина, и, поднявшись со своего места, проговорила:

– Бедные люди, сколько таких мыкается по России, а ждет ли кто их и где, неизвестно!

– А мы едем к папке! – гордо произнес Данил, глядя серьезными глазами на жен-щину: – Он у нас большой дом делает!

– Молодец твой папка! – потрепала женщина мальчика по голове, и, подхватив свою сумку, проговорила, обращаясь к Нике:

– Ну, счастливо вам всем оставаться и жить с удовольствием на новом месте!

– Спасибо! – улыбнулась Ника, но сердце её болезненно сжалось от этих слов, и стало так тяжело на душе, что она засуетилась, беспокойно поправляя смятую простынь на постели сына.

Ника не сразу узнала в заросшем щетиной, неопрятно одетом мужчине своего Ана-толия. Она с детьми уже вытащили сумки и чемоданы из вагона, перенесли их с пло-щадки третьего пути на перрон, поближе к зданию вокзала. Ника, волоча тяжелую сум-ку с банками варенья, переложенными детской одеждой, отчего-то вдруг вспомнила Кер-кен, ту далёкую ночь, когда её не встретил Игорь… И странное, давно забытое чувст– во, похожее на обиду опять вернуло её в далёкие времена. Но, упрямо тряхнув головой, Ника отогнала от себя воспоминания, которым уже более десяти лет…

– Почему нет Анатолия? – настойчиво билась в мозгу одна– единственная мысль, ког-да вдруг Данил громко взвизгнув, закричал: – Папка! – и повис на шее высокого худо-щавого мужчины.

Ника, вместе с Герой тащившая тяжелую сумку, остановилась. Анатолий, торопливо пос-тавив сына на землю, устремился бегом к Нике, и, подхватив её, расцеловал в щеки, звон-ко и смешно причмокивая губами. Ника вдруг почувствовала, как от её мужа разит ед-ким водочным перегаром, и как жестко колется его небритый подбородок.

– Несомненно, он пьян! – думала Ника глядя на Анатолия как-бы со стороны, и, ста-раясь не думать и не расстраиваться, видя как он изменился и постарел за эти два с поло-виной месяца разлуки. В грязных пятнах костюм, засаленные длинные волосы, мешки под глазами, глубокие морщины на лбу и щеках – всё это было ново, и совсем не краси-ло её мужа.

– Я вас жду давно! – приговаривал Толик, суетливо укладывая чемоданы и сумки в багажник легковой машины, и усаживая Нику с детьми на заднее сиденье.

Белобрысый голубоглазый парень, сидевший за рулём негромко поздоровался и с нескры-ваемым интересом посмотрел на Нику. Анатолий с шумом плюхнулся рядом с водите-лем на сидение, и весело воскликнул, бесшабашно и как-то залихватски взмахнув рукой:

– Вези Никола нас домой!

Парень весело подмигнул в зеркало детям, и произнес, явно обращаясь к Нике:

– Эх, и прокачу я вас, да с ветерком!

Автомобиль, резко дернувшись, рванул с места, дети со смехом взвизгнули, а у Ники тре-вожно заныло сердце. Дорога была ровная, гладкая. По обе стороны дороги тянулись ог-ромные мохнатые ели, и, солнце, постепенно склоняясь к западу, словно уходило прямо в лес, придавая ему чарующую, и вместе с тем строгую, пугающую красоту.

– Видите детки, какие здесь леса замечательные…

– Дремучие леса, да мам? – подхватил тут-же Данил, а белобрысый водитель весело и громко рассмеялся, поворачиваясь и подмигивая Анатолию.

– Конечно дремучие! – тут-же отозвался Толик, запрокидывая голову, как-то совсем незнакомо для Ники.

А может, за эти два с половиной месяца она многое забыла о нём, забыла его манеру разговаривать, смеяться, шутить, смотреть, прищурив правый глаз, словно оценивая со-беседника. И может быть поэтому, поведение её мужа кажется странным, чужим и не-знакомым. Оказывается, как быстро мы всё забываем…

– А мама наша, почему молчит? – вдруг услышала Ника голос Анатолия, и словно очнулась от своих мыслей.

– Наверное, ей здесь не нравится! – произнёс белобрысый парень, весело погляды-вая на Нику в маленькое зеркало.

Вдруг, что-то знакомое почудилось ей в этом взгляде голубых глаз, светлых волосах ак-куратно зачесанных назад, в широких плечах в которых чувствовалась затаенная мужская сила… Лёгкая дрожь прошлась по телу Ники, но, отведя взгляд в сторону, она измученно улыбнулась:

– Поживем, увидим!

Машина ехала по селу, и Ника, увидев небольшие деревянные дома, ставшие серыми или черно– серыми от старости, вдруг судорожно вздохнула. Гера с удивлением посмот-рела на мать, и опять отвернулась к окну. Проехав через всё село, и добравшись, по всей видимости, до самого края села, машина, наконец, остановилась у небольшого покосившегося домика, обшитого доской, которая почернела от времени, и кое-где

сгнила, обнажив толстые брёвна сруба.

– Ну, вот мы и дома! – весело произнёс Анатолий, открывая дверцу и помогая всем поочерёдно выйти из машины.

Пока парень вытаскивал вещи из багажника, Толик обратился к Нике со смущенной улыбкой:

– У тебя десятка есть?

– Есть! – ответила она.

– Дай, пожалуйста, заплачу за машину!

Ника торопливо вытащила деньги, отсчитала нужную сумму, и протянула её Толику. Но он, просяще заглянул ей в глаза, и жадно переведя взгляд на деньги, произнёс:

– Дай ещё… пожалуйста! Пойду, продукты куплю!

Ника сунула ему ещё пару бумажек и отвернулась, что-бы не видеть неожиданную ра-дость, вспыхнувшую в глазах её мужа. Она стояла, смотрела на дом, и поневоле прислу-шивалась к радостному голосу Анатолия, что-то говорившему белобрысому водителю, в голубых глазах которого Ника увидела нечто знакомое, волнующее её душу.

– Сейчас я приеду, а вы тут располагайтесь! – крикнул Анатолий, и тот-час автомо-биль, лихо рванувшись с места, умчался куда – то вглубь села.

Ника, вздохнув, решительно переступила порог старого, покосившегося дома. Она уви-дела низкий закопченный потолок комнат, продавленный пол возле огромной русской печи, перевернутую скамейку у стены, кучу тряпок посередине большой комнаты, слу-жащей, по-видимому, когда-то залом или столовой. К горлу Ники подкатил комок, и кое-как сглотнув его, Ника провела рукой по лицу, словно пытаясь стереть слёзы, готовые брызнуть из её глаз. Ну, нет! Назло всему она не станет сейчас рыдать, тем более на неё смотрят дети.

– Так, мои дорогие, несите сюда чемоданы да сумки, будем распаковываться! – повер-нулась Ника к Данилке и к Гере. И вот они, толкаясь, уже несутся в сенцы.

А вскоре вещи уже сложены кучкой в углу большой и пустой комнаты. Тут-же заняли место и банки с вареньем.

Дети, смеясь, носились по комнатам, из зала в спальню, и обратно, залезали на русскую печь и прыгали на пол, и Ника со страхом ожидала, что вот сейчас, вот– вот, лопнет по-черневшая доска пола или проломится, обнажив черноту сгнившего подпола. Но пол выдерживал, а дети с громким смехом убегали в спальню, и она не останавливала их. Пусть шумят, пусть! Эта гнетущая тишина наступающей ночи совсем её не радует, но поддаваться грусти тоже не стоит. Надо брать пример с детей Видно, что их нисколько не трогает убожество старого дома, убранство и состояние комнат, в которых им предстоит жить. Они веселы и смеются!

– Так оно и должно быть! – думала Ника, искоса поглядывая на дочь и сына, весело барах-тающихся в соседней комнате на матрасе, на полу, где очевидно была постель Анатолия.

– Дети не должны воспринимать все наши беды и горести как свои. У них всё ещё впе-реди. Вся жизнь впереди!

Ника, опять вздохнув, стала вытирать стол, на котором валялись сухие застарелые кор-ки и крошки хлеба.

– Мам, я кушать хочу! – Данилка подскочил к матери, и потянул её за рукав кофты.

– Чайник уже греется, так что скоро сядем за стол. Вот только папа наш, где– то задер-живается…

Ника обеспокоено глянула в окно, где уже чувствовалось, наступают сумерки. Но вот и чайник закипел, и заварка заварена в стакане, который видимо и предназначен для этих целей. Ника нарезала хлеб, открыла варенье и позвала детей. Данил, уплетая бутерброд, хитро поглядывал на Геру, и, наконец, слегка прожевав очередной кусок, проговорил гну-саво:

– Мам. А мы завтра с Геркой в лес пойдем!

– Вот сам и иди! – отвечала Гера, аккуратно откусывая от бутерброда кусочек и тща-тельно прожевывая его.

Вот и сейчас, она неторопливо отхлебнула чай из чашечки, и осуждающе глянула на до-вольную рожицу брата.

– Завтра мы с мамой будем порядок в доме наводить!

– Чего тут наводить. – канючил Данил. – Тут и так всё убрано…

– Ты что не видишь, какой тут беспорядок, – возмущенно повела плечами Гера:-Скажи, мама…

Ника согласно махнула головой, еле сдерживая улыбку. Она смотрела на детей, и слов-но видела их впервые, удивляясь, как быстро они у неё стали большими. Она слушала их болтовню, улыбалась, поддакивала, где надо, а сама прислушивалась, не стукнет ли входная дверь в сенцах, не раздадутся ли шаги Анатолия. Но время шло, а его всё не было. Наконец дети поели, и Ника отправила их в соседнюю комнату спать. И только один раз Данилка заканючил:

– А где папа?

На что, получив подзатыльник от Геры, тут– же замолчал. Ника, уложив детей на полу, отправилась обратно в большую комнату, где принялась убирать со стола чашки. А потом, она долго сидела за столом, читала газету, вернее делая вид, что читает, а сама всё жда-ла и ждала…

Она так и задремала, сидя за столом, когда вдруг сквозь сон услышала, как в сенцах что-то стукнуло. Открыв глаза, она недоумевающе огляделась вокруг. Но тут дверь рас-пахнулась, и в темном проёме показалась взлохмаченная голова мужчины. Сердце Ники, резко ёкнув, словно упало куда-то вниз, и она вскрикнула, прижав руки к груди. Но мужчина, подняв кудлатую голову, засмеялся негромким пьяным смехом, и она узнала Анатолия.

– Ты чего это Вероника, своих уже не узнаешь, что ли? – говорил Толик, стоя перед ней и покачиваясь в разные стороны.

– Толя, ты где был? Ведь дети ждали… И почему ты пьян?

Ника говорила тихо, стараясь не разбудить, Геру и Данила. Анатолий, махнув рукой, попытался сесть на табурет, но тот с грохотом отлетел в сторону, и мужчина растянулся во весь рост на грязном полу.

– Подними меня! – говорил он, обращаясь к женщине, стоящей у стены, и смотревшей на него своими спокойными черными глазами.

– Ну?! – повторил мужчина, уцепившись за стол рукой и пытаясь безуспешно поднять-ся, скользя непослушными ногами по полу.

Ника медленно обошла длинный, почерневший от времени стол, и, подойдя к Анато-лию, протянула к нему руки.

ГЛАВА 22.

Рассвет наступил так неожиданно быстро, что Ника, ни на минуту не сомкнувшая глаз, даже была рада, что ночь, наконец, закончилась. Всё же лучше встать и заняться каким – либо делом, чем лежать и думать, думать, растравляя в себе жалость и обиду. Данилка засопел громче, когда она, поднявшись, очевидно потревожила его сон. При-крыв сына курткой, она вышла в соседнюю комнату и поморщилась. Тяжелый дух пере-гара витал в воздухе, так что Нику едва не стошнило, и она выскочила на улицу, оста-вив за собой открытые двери.