Текст книги "Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья IV-XIII века"

Автор книги: Светлана Плетнева

Соавторы: Яков Паромов,Ирина Засецкая,Бабкен Аракелян,Джаббар Халилов,Александр Дмитриев,Арам Калантарян,Татьяна Макарова,Алексей Пьянков,Екатерина Армарчук,Рамин Рамишвили
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 54 страниц)

Таким образом, склеп 154 использовался в качестве погребального комплекса с конца IV до середины V в., т. е. в течение 60–70 лет.

Материал склепа 165 позволяет предположить, что данный склеп был сооружен несколько позднее склепа 154, т. е. не ранее начала V в. Здесь почти нет вещей, которые бы датировались IV в. или еще более ранним временем. В тех же случаях, когда были обнаружены подобного рода находки они сочетались с поздними предметами. Так, например, в погребении 5 на черепе умершего находился золотой венец с индикацией боспорского правителя Савромата II (174–211), который сочетался с позднейшими типами массивных с длинным хоботовидным язычком пряжек, характерными для первой половины – середины V в. (табл. 13, 28, 34). Миниатюрный лепной сосудик из ниши, расположенной слева от входа, встречен в комплексе со стеклянными сосудами, бытовавшими в первой половине V в. (табл. 13, 3, 12, 16). В отличие от погребального инвентаря склепа 154, в склепе 165 представлены новые в типологическом отношении вещи вырезанные из целой пластины и раскованные фибулы с однорядной пружиной (табл. 13, 17, 19), фибулы типа «смолен» (табл. 13, 18), колбообразные стеклянные сосуды, цилиндрический стакан с широким дном, сильно расширяющимся к устью, и обработанным краем (табл. 13, 12, 13, 15), проволочная серьга с массивной литой четырнадцатигранной бусиной на конце (табл. 14, 30), зеркало с концентрическими рельефными линиями на оборотной стороне (табл. 14, 20). Все эти вещи бытуют на протяжении всего V в., а некоторые даже заходят в начало VI в. Большинство пряжек склепа 165 также относятся ко времени не раньше первой половины V в. Они характеризуются крупными размерами и массивными язычками, далеко выступающими за пределы рамки. Вероятно, одним из последних захоронений в середине V в. было погребение 3 на полу, из которого происходят фибулы типа «смолен», массивные пряжки и серебряные накладки с зубчатым краем, аналогичные накладкам из самого позднего погребения 4 в склепе 154. Таким образом, дата склепа 165 ограничивается первой половиной – серединой V в. н. э.

Для датировки «двух склепов 24 июня 1904 г.» и гробницы в имении Гордиковых большое значение имеют находки из склепа 145. Погребальный инвентарь всех трех комплексов включает сходные, а подчас и просто идентичные вещи, что указывает на синхронность этих памятников. Несмотря на то что склеп 145 оказался ограбленным, в нем был обнаружен тайник, устроенный под низким порогом входа в камеру. В самом же склепе были найдены только золотая ажурная бусина и стеклянный стакан с синими каплями. В тайнике оказались собранные вместе разновременные предметы. Здесь, наряду с ранними изделиями, такими, как юбилейная чаша с бюстом Констанция (343 г.), золотой венец синдикацией монеты Гордиана (233–244), небольшая двупластинчатая фибула с ромбовидной ножкой, расширенной в средней части (табл. 13, 6), обнаружены вещи, бытовавшие в пределах конца IV – начала V в. Это – пряжки, представленные на табл. 12, 4–6, 9, 13, наконечники поясов – на табл. 14, 50, 53, византийские изделия (табл. 14, 11, 12), умбоны, рукоятки и окантовки от щитов (табл. 14, 75–77), а также индикация монеты Валентиниана II (375–383). Отсюда же происходят железные удила с серебряными наконечниками и кольцевидными псалиями с зажимами, некоторые из них украшены вставками гранатов, а также узкие металлические окантовки ленчиков седла – предметы, характерные для памятников гуннской эпохи Восточной Европы, и, в том числе для культуры кочевников южнорусских степей последней четверти IV – первой половины V в. Перечисленные вещи представляющие собой несомненную ценность и, вероятно, в разное время принадлежавшие разным погребениям склепа 145 были спрятаны в специальном тайнике. Наличие среди них индикации монеты Валентиниана II свидетельствует что это не могло произойти ранее последней четверти IV в. н. э. Учитывая все вышесказанное можно сделать следующие выводы: 1) склеп 145 был сооружен еще во второй половине V в. н. э. и просуществовал нетронутым до начала VI в.; 2) в период господства гуннов в Северном Причерноморье владельцы семейной усыпальницы – родственники умерших спрятали от разграбления дорогие реликвии и наиболее ценные для них вещи.

Таким образом закрытый комплекс склепа 145 может служить надежным хронологическим эталоном для определения времени существования аналогичных погребальных памятников, в частности «двух склепов 24 июня 1904 г.», Новиковского склепа, первичных погребений в склепах 163 и 176, склеп 1896 г. и др. Именно из них происходят наиболее ранние формы фибул стекла, серебряной декоративной посуды византийского происхождения украшения полихромного стиля с перегородчатой инкрустацией (четвертая стилистическая группа) монеты и индикации монет римских императоров III–IV вв. н. э.

Все эти склепы содержали захоронения представителей высшей знати Боспора, а некоторые из них возможно служили усыпальницами семей боспорских правителей. Этим, вероятно, и объясняется наличие в них наиболее древних и ценных импортных вещей, которые могли быть подарками Рима и Византии, являясь символами знатности и родовитости погребенных. Некоторая часть материалов из богатых склепов, захоронения в которых совершались в последней четверти IV – начале V в. отражают боспорские культурные традиции еще второй половины IV в, когда Боспор несмотря на экономический и политический кризис, оставался самостоятельным государством и поддерживал дружественные связи с Римом, наиболее тесный контакт с которым относится, вероятно к царствованию Констанция II.

Вторая хронологическая группа, время которой ограничивается второй половиной V – первой половиной VI в., представлена в основном одиночными захоронениями в подбойных земляных гробницах или простых грунтовых ямах. Однако наряду с этим продолжают свое существование и семейные усыпальницы – склепы с коллективными погребениями. Погребальный инвентарь второй группы в отличие от предшествующего периода значительно беднее и однообразнее (табл. 17, 1-11, 13–15, 17, 19, 20, 25, 26). Ряд категорий вещей, широко представленных в первой хронологической группе, а также оружие, конское снаряжение, наконечники поясов, полихромные изделия либо полностью отсутствуют в ее комплексах, либо являются единичными находками. В то же время в погребальном инвентаре второй группы появляются новые формы пряжек, фибул, стеклянной посуды (табл. 12, 36–51; 13, 23–33). Так, например, в этот период распространяются небольшие литые пряжки со слабо выраженным В-образным контуром передней части рамки со скошенными краями и округлой пластинчатой обоймой, а также цельные литые пряжки с квадратной рамкой (табл. 12, 38–40, 45, 46, 48).

Стекло данной группы характеризуется в основном колбообразными сосудами (табл. 13, 29, 31, 33), которые по форме продолжают линию развития аналогичных сосудов первой группы, но отличаются от них укороченными пропорциями и иным оформлением верхней части горла в виде низкой воронки с широкими отогнутыми полями с массивным валиком по краю устья (табл. 13, 31).

Ко второй половине V в. относятся также стаканы в виде усеченного конуса, бокалы на ножке, лампадки (табл. 13, 28, 30, 32). В склепах еще продолжают встречаться фибулы, вырезанные из цельной серебряной пластины (табл. 13, 14).

В склепе 78 найдена пара пластинчатых фибул нового вида со слегка вогнутыми краями в нижней части ножки и трапециевидной головкой. Как и предыдущие, они сделаны из тонкой раскованной пластинки. Однако массовый характер в это время приобретает распространение так называемых пальчатых фибул (табл. 13, 24–27). Многие десятилетия в литературе обсуждаются вопросы их хронологии и происхождения. Подробный анализ разноречивых мнений дан в работе, специально посвященной этим проблемам (Засецкая И.П., 1998, с. 394–478). Кроме того, в ней представлена классификация боспорских пальчатых фибул, в основу которой положены особенности формы и орнамента. Боспорские пальчатые фибулы – не уникальное явление, они представляют собой определенную разновидность европейских фибул, известных в зарубежной литературе как «Bügelfibulen», которые были широко распространены по всей Европе среди племен и народов германского происхождения в V–VII вв. Это обстоятельство заставило нас искать прототипы боспорских экземпляров в западноевропейских образцах. Изучение интересующего нас материала позволило сделать следующие выводы: появление и начало производства фибул на Боспоре относится еще к V в., вероятнее всего к его последней четверти. Время же бытования основной массы фибул следует ограничить первой половиной VI в. И лишь фибулы одного вида (Вид III по нашей классификации) продолжают бытовать до конца VI в. н. э. Только эти, последние встречаются в погребениях третьей хронологической группы раннесредневекового боспорского некрополя (вторая половина VI – начало VII в.), где они сочетаются с орлиноголовыми массивными пряжками и особого вида стеклянными колбообразными сосудами (табл. 13, 34, 35, 35а, 36; 12, 60, 62).

Пальчатые фибулы, а затем и орлиноголовые пряжки, которые составляют гарнитур женского украшения, являются типичными атрибутами германской одежды. Они не могли появиться на Боспоре просто как «дань моды». Первое их появление здесь можно связать с определенным историческим событием – распадом «державы» Аттилы в 454 г. Гунны, потерпев поражение в схватке со своими бывшими союзниками гепидами, вынуждены были отступить к Понтийскому морю. Вместе с ними вероятно, ушли те готы, которые сражались на стороне гуннов. Ко второй половине V в. относится появление в Северном Причерноморье большинства видов пальчатых фибул, получивших дальнейшее распространение в VI в. Вторая волна готского влияния на Боспоре раннесредневекового периода совпадает со временем падения остготского королевства в Италии во второй половине VI в., что характеризуется распространением здесь позднейшего вида фибул и орлиноголовых пряжек (Kazanski М., 1996, p. 324–337).

Наиболее яркими памятниками второй хронологической группы были склепы 52, 78, подбойная могила 19 и др. В подбойной могиле 19 из которой происходит наиболее ранний вид фибул (табл. 3, 26), были обнаружены два захоронения – мужское и женское. Дата их определяется краснолаковыми мисками, найденными в обоих комплексах – первая половина VI в. н. э. (Hayes J.W., 1972, p. 338, fig. 69, 17, 19, 23–25; Засецкая И.П., 1998, с. 427, 428, табл. XI, XII).

Склеп 78 с трапециевидной камерой в котором обнаружено 14 погребений судя по материалам использовался со второй половины V в. до середины VI в. (табл. 1, 5) (Засецкая И.П., 1998, с. 431–432, табл. XIII, XIV, XV, XVI). Наиболее ранние погребения содержат вещи второй половины V в. (табл. 13, 23, 28; 12, 36; 17, 9, 15). Наряду с этим здесь появляются вещи (табл. 2, 40, 45, 49, 38, 39), которые датируются концом V – рубежом V–VI вв. И, наконец, из склепа 78 происходят три пары разного вари анта пальчатых фибул, относящихся к рубежу V–VI – первой половине VI в. (табл. 13, 24) и ко второй половине VI – началу VII в. (табл. 13, 34, 35).

Третья хронологическая группа (вторая половина VI – начало VII в.) характеризуется еще меньшим разнообразием материала Ведущими категориями вещей являются пальчатые фибулы позднейшего варианта (табл. 13, 34, 35, 35а), массивные крупные пряжки с боковым выступом в виде птичьей головы (табл. 12, 60, 63; 17, 21, 24) стеклянные колбообразные сосуды, представленные преимущественно одним вариантом с округлым туловом и высоким узким горлом, слегка расширяющимся к краю (табл. 13, 36) и поясные наборы (табл. 12, 52–59, 61, 62).

Как и в предыдущих группах, среди погребальных памятников встречаются земляные гробницы и катакомбы – склепы с коллективными неоднократными захоронениями, а также одиночные погребения, впущенные в разоренные и заброшенные склепы, как это имело место в склепах 152 и 163. Предположение Л.А. Мацулевича, что в склепе 152 находилось два хронологически последовательных погребения, не подтверждается археологическим материалом, так же, как и датировка их V в. н. э. (Мацулевич Л.А., 1926, с. 41). Из описания В.В Шкорпила автора раскопок, известно, что склеп к моменту открытия до половины высоты был заполнен землей, поверх которой покоилось нетронутое погребение с двумя массивными пряжками, пальчатыми фибулами позднейшего варианта, тремя одинаковыми колбообразными стеклянными сосудами с узким горлом и двумя гладкими браслетами (Шкорпил В.В., 1907, с. 39–41; Засецкая И.П., 1998, табл. XVIII) (табл. 12, 60; 4, 35а, 36; 14, 25, 26). Вещевой комплекс этого погребения является типичным для третьей хронологической группы и датируется не ранее второй половины VI в. Найденные же при очистке склепа предметы, в том числе подобная пряжка с выступом в виде птичьей головы дунайского происхождения, отличаются от пряжек верхнего погребения орнаментом и некоторыми деталями формы, а также бронзовый канделябр, железные наконечники стрел, золотая серьга и др. (Засецкая И.П., 1998, табл. XVII) (табл. 17, 11; 12, 22, 24, 43) не могут рассматриваться как единый погребальный комплекс, поскольку обнаруженные в заполнении кости человеческих скелетов и, в частности, пяти черепов свидетельствуют о наличии нескольких первичных погребений. Судя по сохранившимся находкам, разрушенные погребения датируются в пределах конца V – первой половины VI в. (Засецкая И.П., 1998, с. 434–435).

Наиболее показательным памятником третьей хронологической группы является сохранившийся склеп 180, в котором оказалось семь погребений. От всех предыдущих склепов, как уже отмечалось, он отличается своеобразным расположением лежанок и северной ориентировкой погребений (табл. 11, 2). В большинстве случаев погребенные почти не имели сопровождающего материала. Лишь женское погребение 7 содержало сравнительно богатый погребальный инвентарь (Шкорпил В.В., 1907, с. 57–58; Засецкая И.П., 1998, с. 433–434, табл. XIX). Среди инвентаря находились две пальчатые фибулы позднейшего варианта (табл. 13, 34), пряжка с выступом в виде птичьей головы боспорского производства (табл. 12, 60), браслеты (табл. 17, 26). За головой погребенных лежали вещи, принесенные вероятно в качестве посмертных даров, в том числе кинжал и поясной набор (табл. 12, 52–59, 61, 62) – обычные атрибуты мужских погребений. В склепе также были найдены стеклянные колбообразные сосуды нескольких вариантов (табл. 12, 31, 36, 37) и краснолаковая плоская тарелка на низком кольцевом поддоне (табл. 17, 12). Склеп датируется VI – началом VII в. Вероятно, это захоронение было наиболее поздним. Аналогии обнаруженному в нем поясному набору в боспорском некрополе представлены еще дважды набором из гробницы 64/1873 и находкой 1867 г. на горе Митридата. Все три набора относятся к одному типу характерному для второй половины VI – первой половины VII в. (Ковалевская В.Б., 1981, рис. 61; Богачев А.В., 1992, с. 127–140, рис. 27; Гавритухин И.О., Обломский А.М., 1996, рис. 82, 83).

Погребения третьей хронологической группы близки памятникам Сууксинского могильника расположенного на юге Крыма у города Гурзуфа. Но как справедливо отметил Л.А. Мацулевич, наиболее поздние керченские комплексы являются началом гурзуфского этапа, который относится ко второй половине VI – первой половине VII в. А.К. Амброз отрицает последовательность керченских и гурзуфских этапов, полагая что они синхронны (Амброз А.К., 1966, с. 87, 88, рис. 6, 3; Амброз А.К., 1966а, с. 214).

Однако это не подтверждается археологическим материалом. Так, корреляция находок из комплекса второй половины V – начала VII в. боспорского некрополя показала, что пальчатые фибулы, являясь на Боспоре сравнительно массовым материалом и представленные значительным разнообразием видов и вариантов бытовали в течение всего полуторавекового отрезка времени. При этом только один позднейший вариант их встречен с птичьеголовыми массивными пряжками. Но большинство пальчатых фибул с такого рода пряжками никогда не встречаются. В этом отношении показателен склеп 78 в котором представлены три вида фибул в том числе и самый поздний вариант, и ни одной орлиноголовой пряжки.

Вообще предметы VII в. из боспорского некрополя крайне малочисленны и представлены в основном не комплексами, а случайными находками что свидетельствует о запустении Боспора в это время. На юге Крыма, напротив, наблюдается оживление и рост населения. Такое положение вещей вполне объяснимо, если обратиться к историческим событиям VI–VII вв.

Как сообщает византийский историк Прокопий при императоре Юстиниане I (527–565) на южном побережье Крыма были построены два укрепления (Алустон и Горзувиты), чтобы обезопасить население горных долин от набегов степняков (Прокопий из Кесарии, 1939, с. 249–250). Археологические открытия в южной части Крыма свидетельствуют о непрерывности и продолжительности жизни оседлых поселений на данной территории. Это подтверждается и Сууксинским могильником, в котором было открыто 110 погребений, охватывающих период с VI по VII в. (Репников Н.Н., 1906, с. 1–80).

Совершенно иначе складывается в эти столетия судьба Боспора, который в течение всей своей истории находится, с одной стороны, под сильным давлением степных соседей, а с другой – под влиянием греко-римской культуры. Оставаясь длительное время самостоятельным государством, Боспор в начале VI в. утрачивает свою независимость. Из сообщения Прокопия известно, что «автономные раньше боспориты» признали над собой власть императора Юстина (518–527) Боспор сам искал покровительства могущественного государства, способного защитить его от постоянных вторжений степных соседей. Византия же, для которой Боспор стал торговым пунктом для обмена с варварскими племенами, поддерживала его существование. Например, Юстиниан отстроил заново стены города для защиты его от разорений. Но Византия далеко и не всегда могла прийти на помощь Боспору. Близость последнего к степям, которые превратились в арену военных столкновений сменявших друг друга племен, мало способствовала экономическому и политическому процветанию города.

Вместе с ним захирел и некрополь. В значительной степени этому способствовала зависимость Боспора от христианской Византии. Христианская религия, а значит и погребальная обрядность сменили древние боспорские верования и погребальные обычаи.

Степь и Юго-Западный Крым.

(А.И. Айбабин)

История региона во второй половине VI–VII вв. в значительной мере основана на археологических материалах. Вещи из состава синхронных закрытых комплексов, найденных на некрополях и на территории городов крепостей и поселений разделены на три хронологические группы (восьмую, девятую десятую). Распределение вещей по группам в основном базируется на классификации больших двухпластинчатых и пальчатых фибул, орлиноголовых пряжек и металлических деталей ремней.

Большие двухпластинчатые фибулы из Крыма вырезаны из серебряной пластины или из белого металла. С обратной стороны они укреплены медными пластинами или стержнями. А.К. Амброз классифицировал их по декору форме и пропорциям ножки (Амброз А.К., 1966, с. 86–89, 91; 1988, с. 7) (табл. 19, 9, 18–20, 22, 27, 28, 40).

Фибулы с бордюром из птичьих головок из Крыма и Поднепровья многие причисляют к фибулам днепровского типа (табл. 19, 31). Близкие по стилю реалистично изображенные птичьи головки известны на фибулах из Скандинавии, Пруссии, Италии, Испании и Подунавья (Åberg N., 1919, s. 73, 76, 77, 83, 84, 90). Их производство возникло в Подунавье.

Среди литых двухпластинчатых фибул выделяются многоглавые антропоморфно-зооморфные и двуглавые зооморфные (Амброз А.К., 1974, с. 354–355; Рыбаков Б.А., 1953, с. 59). По форме они делятся на четыре типа, три из них характерны для Поднепровья (табл. 19, 24, 25, 45) (Айбабин А.И., 1990, с. 25, 26, рис. 13) один – встречен в Подунавье (Kiss А., 1996, abb. 34, 28).

Пальчатые литые фибулы с полукруглой головкой и ромбовидной ножкой с двумя выступами в виде птичьих голов и четырьмя круглыми (табл. 19, 21) (Айбабин А.И., 1990, с. 22 рис. 2, 167; 20, 5, 6) характерны для Подунавья (Werner J., 1950, s. 153, 157, taf. 29, 26, 28, 29; Pallas D., 1981 Fig. 4, b, c; Teodor D.G., 1992, fig. 4, 5, 6; 5, 1, 2, 6).

В Горном Крыму многочисленны пальчатые и антропоморфно-зооморфные фибулы аналогичные днепровским. По декору пальчатые фибулы разделены на два варианта: I – с концентрическими кружками с точками (табл. 19, 33, 42–44, 46); II – с S-видными завитками (табл. 19, 32, 41). Однотипные фибулы известны в Южной, Центральной и Северной Европе (Åberg N., 1919, abb. 66, 74; Kühn Н., 1965, s. 97, taf. 63, 4, 47; 64, 4-13; Werner J., 1950, taf. 29, 26, 28, 29; 36, 4, 5; 38, 15, 18; 39, 23; 40, 36, 37; abb. 4). Декор фибул II типа является упрощенным вариантом украшения дунайских фибул (Vinski Z., 1978, taf. 8, 1, 2).

Орлиноголовые серебряные пряжки из Юго-Западного Крыма состоят из массивного пластинчатого кольца, украшенного при отливке одним или двумя рядами S-видных завитков и изображениями смотрящих одна на другую голов зверей, многогранного язычка и щитка с прямоугольным или трапециевидным выступом с птичьей головой. К передней стороне щитка припаяна и укреплена заклепками тонкая пластина, соединяющая его с кольцом. Между нижней частью этой пластины и щитком вставлялся конец широкого кожаного ремня. Его закрепляли бронзовыми гвоздиками. На кольце, на боковых сторонах язычка, по краям щитка на головке орла напаяны цилиндрические гнезда со вставками из красного синего стекла, альмандинами или сердоликами. В центре напаяны прямоугольные или овальные гнезда со вставками из зеленого или красного стекла. Торцы у некоторых язычков отлиты с фигурками зверей (табл. 19, 7, 8, 17, 35, 39, 49).

Для обоснования хронологии пряжек большое значение имеет эволюция длины верхней части пластины, соединяющей кольцо и рамку пряжки. У ранних пряжек короткая пластина, а у поздних – самая длинная (Амброз А.К., 1988, с. 5, 7, рис. 11). Различия в длине позволяют разделить пряжки на 5 вариантов (Айбабин А.И., 1990, с. 19, 33, 34, рис. 2, 90, 91; 30, 2).

В погребениях могильников Суук-Су и Лучистого пряжки с короткой пластиной (длина 1–1 4 см), соединяющей кольцо и щиток, I варианта, в основном, найдены с вещами второй половины VI в, пряжки с пластинами II и III вариантов (1,5–2,2 см и 2,3–2,6 см) – с вещами первой половины VII в., а пряжки с длинной пластиной IV и V вариантов (2,8–3 см и 3,1–3,8 см) – с вещами второй половины VII в. (Айбабин А.И., 1990, с. 33, 34, 62, рис. 2, 136, 166; 33, 1; 34).

Большие серебряные пряжки с ромбовидным щитком (табл. 19, 36), украшенным четырехлепестковым или крестовидным гнездом со вставками светлого стекла и сделанными при отливке и подправленными резцом ромбом, S-видными завитками и зооморфными фигурами по конструкции, способу крепления на ремне, форме и декору кольца и язычка близки южнокрымским орлиноголовым пряжкам. Рассматриваемые пряжки А.К. Амброз считал продукцией крымских ювелиров – потомков переселившихся на полуостров гепидских мастеров. Декор крымских пряжек является сильно искаженным вариантом среднедунайских. Мастера наряду с элементами гепидского стиля (звериная голова с цветными вставками, клюющие орлы) использовали мотивы скандинавского звериного стиля (изображенные у основания щитка головы в профиль с широко раскрытой пастью, а по краям заостренной части щитка – парные фигуры лежащих зверей). Местные ювелиры сохраняли лишь общее впечатление от заимствованного декора, произвольно варьируя непонятными мелкими деталями, сильно искажая некоторые из них. Судя по длине пластины, соединяющей кольцо и щиток (не короче 3 см), данные пряжки синхронны орлиноголовым V варианта второй половины VII в. (Веймарн Е.В., Амброз А.К., 1980, с. 249–261).

С середины VI в. среди варваров – союзников Византии распространились геральдические пояса со свисающими узкими ремнями (Амброз А.К., 1973, с. 295, 298; Амброз А.К., 1981, с. 16). Основной ремень застегивался металлической пряжкой, состоявшей из рамки и подвижной иглы. Многие пряжки делали со щитком, к которому прикрепляли конец основного ремня, а на концах ремней – наконечники. По технике изготовления и декору деталей поясные наборы делятся на пять типов: I – с литыми орнаментированными деталями (табл. 20, 24, 25); II – с литыми прорезными и гладкими деталями (табл. 20, 1-23, 26–50); III – с литыми гравированными деталями (табл. 20, 74–85); IV – с деталями с инкрустацией и напаянным декором (табл. 20, 96, 97, 105); V – со штампованными деталями (табл. 20, 86–96) (Айбабин А.И., 1990, с. 52; 1999, с. 318, табл. XXXI).

Итак, для погребений восьмой хронологической группы показательны широкопластинчатые фибулы (табл. 19, 13, 14), двухпластинчатые фибулы пальчатые фибулы керченского типа, южнокрымские орлиноголовые пряжки I варианта большие пряжки с прямоугольным щитком с оттиснутым изображением креста, В-образные пряжки, пряжки с треугольной рамкой пряжки, с трапециевидной рамкой, детали геральдических поясных наборов I и II типа (табл. 19, 20), краснолаковые миски VI в. (Hayes J.W., 1972, p. 335, fig. 69, 17, 19, 23, 24; p. 345, fig. 71, 1–6, 14). В Лучистом в склепе 77 в захоронении конца VI в. лежали большая пряжка с прямоугольным щитком и пальчатые фибулы типа Удине-Планис второго варианта (Айбабин А.И., 1999, с. 271, рис. 43, 2, 3). Абсолютная дата инвентаря погребений восьмой группы устанавливается по южнокрымским орлиноголовым пряжкам I варианта второй половины VI в. и монете Юстиниана I 527–565 гг. из Суук-Су из склепа 56 (Айбабин А.И., 1990, с. 63, рис. 2, 81).

На некрополях в могилах девятой группы преобладают подвязные и литые широкопластинчатые фибулы, двухпластинчатые фибулы, пальчатые фибулы типов Керчь, днепровские фибулы, фибулы с бордюром из птичьих головок, литые двухпластинчатые фибулы, орлиноголовые южнокрымские пряжки II и III вариантов, большие пряжки с прямоугольным щитком 3-го 4-го, 5-го и 6-го вариантов, В-образные пряжки, лировидные пряжки, пряжки с трапециевидной рамкой, цельнолитые пряжки с овальной рамкой и детали геральдических поясных наборов I и II типов, красноглиняные ойнохои и светлоглиняные лекифообразные кувшины. Хронология инвентаря захоронений девятой группы основана на монете 590/602 гг. из Суук-Су из могилы 77 и южнокрымских орлиноголовых пряжках II и III вариантов, сделанных в первой половине VII в. (Айбабин А.И., 1990, с. 63, 64, рис. 2, 90, 107) (табл. 19; 20).

Для захоронений десятой группы показательны малые пальчатые фибулы с ромбической ножкой с двумя выступами в виде птичьих голов, литые двухпластинчатые антропо-зооморфные фибулы, южнокрымские орлиноголовые пряжки, большие пряжки с ромбическим щитком популярные в основном во второй половине VII в. византийские пряжки (лировидные, поздние варианты В-образных, и другие), псевдопряжки, детали поясных наборов II типа, геральдических поясных наборов III типа, инкрустированные цветным стеклом детали поясных наборов IV типа, наконечники ремней с инкрустацией и штампованные детали поясных наборов V типа, аланские антропоморфные амулеты.

В многослойных склепах в Лучистом находки, типичные для комплексов десятой группы, находились в слоях, перекрытых слоями с вещами первой половины VIII в., но отсутствовали в нижних слоях. Для определения даты погребений данной группы важны орлиноголовые пряжки IV и V типов, большие пряжки с ромбическим щитком, крест, подобный византийским второй половины VII в. (табл. 19; 20). Некоторые украшения и детали поясных наборов аналогичны входящим в состав комплексов последней четверти VII в. из Келегей 1 и Перещепины (Айбабин А.И., 1990, с. 63, 64). Очевидно вещи из захоронений десятой группы датируются второй половиной VII в.

Суммируя вышесказанное, рассмотренные хронологические группы можно датировать восьмую – 550–600 гг., девятую – 600–650 гг., десятую – 650–700 гг.

Находки, типичные для комплексов этих групп, выявлены на Загайтанской Скале (3)[6]6
  Цифра означает номер памятника на карте (рис. 4).


[Закрыть], в крепостях Горзубиты (43) и Алустон (52), на могильниках Сахарная Головка (8), Черная речка (4), в окрестностях Балаклавы (2), Артек (46), Гугуш (47), Суук-Су (48), Симеиз (36), Кекенеиз (35), Ореанда (39), Терновка (13), Баштановка (24) и Скалистое (29), на городищах Чуфут-Кале (27), Мангуп (15), Эски-Кермен (14), Бакла (28) и на связанных с ними соседних могильниках, на плато Тепе-Кермен (25), в Лучистом (53).

Вещи и керамика, характерные для девятой и десятой групп найдены на некрополе и поселении в Малом Садовом (21) и в Кореизе (37), у подножия пещерных монастырей Шулдан (10), Чилтер-Коба (17) и Чилтеры (Мармара) (9), а для третьей группы – в Судаке (62), в Партените (49), на могильниках в Узень-Баше (6), Ароматном (65), Большом Садовом (16), в Фыцках (26), Бал-Готе (42).

Во второй половине VI–VII вв. в Юго-Западном Крыму на многих некрополях зачищены погребальные сооружения тех же типов, что и известные во второй половине III – первой половине VI вв. грунтовые ямы с покрытыми досками костяками, ямы с перекрытыми плитами заплечиками, могилы с одним или двумя подбоями и Т-образные в плане склепы. Во многих склепах в Херсоне, на склоне Сахарной Головки и Эски-Кермена, в Лучистом, Скалистом, у подножия Баклы на протяжении одного-полутора веков погребали до десяти-двадцати умерших. Видимо, такие склепы являлись родовыми усыпальницами, в которых хоронили представителей нескольких поколений одной семьи. На Эски-Кермене с первой половины VII в. в скале вырубали могилы с антропоморфным углублением на дне. Умерших хоронили на спине головами на северо-запад или запад со слегка согнутыми в локтях руками со сложенными в области живота кистями и вытянутыми ногами (Айбабин А.И., 1993а, с. 127–129).

На некрополях в Суук-Су на Бал-Готе и в урочище Гугуш раскопали христианские могилы, накрытые плитами, выпиленными из известняка или из сланца. Борта ям выложены такими же плитами. В ранних плитовых могилах лежали византийские пряжки второй половины VII в. (Айбабин А.И., 1993а, с. 128, 130).

Политика Византии в Юго-Западном Крыму хорошо описана Прокопием. По его словам, по повелению Юстиниана I на Южном Берегу построили укрепления в Алустоне и Горзубитах (Procopius, 1964, Vol. III, VII, 11). Возможно они предназначались для защиты судоходства (Амброз А.К., 1994/1995, с. 64). В Гурзуфе на выступающей в море скале Дженевез Кая выявлены фундаменты гарнизонной казармы VI–VII вв. (Домбровский О.И., 1974, с. 9–13, рис. 4, 6). В Алуште в 200 м от моря на вершине холма раскопаны остатки крепости. Ее куртины возведены из больших бутовых камней с ровной лицевой поверхностью, положенных в горизонтальные ряды на известняковом растворе. Толщина стен достигала 2,8 м, а высота – до 10,5 м. К внутренней стороне восточной куртины примыкало здание казармы из двух помещений. Из нижнего слоя извлекли фрагменты амфор VI – первой половины VII в. (Якобсон А.Л., 1979, с. 13–14) и краснолаковых мисок того же времени (Мыц В.Л., 1992, с. 172–176).