Текст книги "Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья IV-XIII века"

Автор книги: Светлана Плетнева

Соавторы: Яков Паромов,Ирина Засецкая,Бабкен Аракелян,Джаббар Халилов,Александр Дмитриев,Арам Калантарян,Татьяна Макарова,Алексей Пьянков,Екатерина Армарчук,Рамин Рамишвили
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 54 страниц)

Довольно разнообразна поясная гарнитура. Это наконечники ремней от простых до литых ажурных (табл. 87, 27; 88, 54–58, 85, 86, 92). Накладки поясов не очень многочисленны (табл. 88, 61–65, 73–75, 88–90). В нескольких случаях мы имели наборы орнаментированных деталей парадных поясов (табл. 87, 27–29; 88, 84, 85, 87–90).

Разнообразны подвески (табл. 88, 35–41, 45–53, 59, 60), характерны и двуконьковые подвески с отверстиями для подвешивания бубенчиков (табл. 88, 42–44). Много бубенчиков, литых пуговиц (табл. 88, 28–33). Фибулы лучковые с отогнутым приемником, кованые железные или литые из бронзы (табл. 88, 19–23).

Могильник дал хорошую коллекцию серег из золота и серебра с полыми подвесками, украшенными зернью (табл. 88, 1-11). Реже встречаются серьги с подвесками из гирлянды литых или полых шариков (табл. 88, 12, 13).

Найдены кольца с литыми жуковинами и гравировкой (табл. 88, 14–18) и бронзовые перстни с четырьмя грубыми лапками для крепления вставки (табл. 88, 16).

В женских захоронениях много браслетов (до 18 штук). Среди них есть сильно стилизованные зооморфные, имеющие окончания с раструбами, дисками, шариками (табл. 88, 24–26, 91). Зооморфные браслеты могут быть как гладкими, так и реберчатыми (литое подражание витым) (табл. 88, 27).

Найдена коробочка-подвеска (табл. 88, 34), в которой лежал обломок золотой серьги. Встречаются различные туалетные принадлежности из бронзы и железа, которые тоже служили подвесками (табл. 87, 17–20).

Пинцеты (табл. 87, 21–26) преимущественно встречаются в мужских захоронениях. Это подтверждает свидетельство средневековых авторов, что часть кочевников бреют бороды, а часть выщипывают.

Оружие составляет значительный раздел погребального инвентаря в четвертом периоде могильника Дюрсо.

Наконечники стрел наиболее многочисленны. В наборе их могло быть от нескольких штук до двух десятков. Трехперые и трехгранные наконечники (табл. 89, 1-11) обнаружены в меньшем количестве. Больше уплощенных или ромбовидных в сечении (табл. 89, 12–22). Наконечники в форме лопаток (срезни) с широкими или заостренными концами изготовлены очень тщательно, имеют фигурные прорези, канавки, точки (табл. 89, 23–31). Их отделка может говорить о парадном или ритуальном назначении данного типа стрел. Многочисленны типы стрел с отверстиями. Обычно они гораздо крупнее других типов стрел (табл. 89, 32–39). От колчанов сохранились крючки, накладки (табл. 89, 40–42) и железные оковки колчанов.

Наконечники копий различаются размерами, формой и отделкой, но практически все одного типа (табл. 89, 43–50). Они имеют узкое длинное ромбовидное в сечении перо и слабо выраженную шейку. Такое копье было способно пробить любую кольчугу.

Боевые топорики разнообразны (табл. 90, 1-14). Большая часть их имеет узкое длинное лезвие и длинный, обычно молотковидный обушок. Топорики с широким лезвием типа секиры (табл. 90, 13) редки. Интересен топор с насечкой и тамгообразным знаком на лезвии. Некоторые топорики в лезвии имеют отверстия, вероятно для крепления чехла.

Сабли имеют слабый изгиб, черенок под углом к клинку и обоюдоострый конец. На некоторых клинках имеется дол и елмань (табл. 90, 36–49). Сохранились железные оковки рукоятей сабель, обычно в виде простого, овального в плане стаканчика, а иногда более сложные (табл. 90, 47).

От ножен в трех случаях остались серебряные чехлы нижних частей (табл. 90, 27), портупейные дужки (табл. 90, 48, 50–52), хомутики для крепления дужек (табл. 90, 48).

Ножи встречаются как в мужских, так и в женских погребениях. Они самых различных размеров – от маленьких до очень крупных, которые могли служить боевыми кинжалами (табл. 90, 15–24). Обычно у ножей черенок отогнут вперед, как у сабель. На боковых поверхностях ножей имеются различные канавки, орнамент. Обычно между клинком и черенком надета обойма.

Найден один кинжал, у которого конец лезвия и черенок отогнуты вперед, а перекрестие и оголовок рукоятки выполнен как у сабли (табл. 90, 25).

Ударное оружие представлено гирькой кистеня в виде шара на цепи (табл. 90, 26). Защитный доспех сравнительно редок. Найдено только три шлема и одна кольчуга. Шлемы склепаны из четырех-восьми пластин и снабжены трубкой для султана и бармицей из крупных колец (табл. 89, 57). В двух случаях шлемы были намеренно поломаны. В одном из захоронений, разрушенном строителями, найдены остатки кольчуги и обломки наручей. Кольчуга, в отличие от бармиц, изготовлена из мелких колец и имеет участки с бронзовыми кольцами. Наручи имеют петельки для крепления.

Снаряжение коня. Почти в 40 % захоронений встречены детали конского снаряжения. Стремена имеют арочные стойки, выгнутые или вогнутые подножия (табл. 91, 1–5). Подножки некоторых стремян имеют отверстия (табл. 91, 7, 8). Восьмеркообразные стремена (табл. 91, 6) редки.

Удила двукольчатые с псалиями двух типов: S-образные и стержневые. Концы S-образных псалиев увенчаны стилизованными головками коней (табл. 91, 9, 10). Концы стержневых псалиев заканчиваются шишечками (табл. 91, 11, 30).

Парадные псалии и стремена покрыты насечками (табл. 91, 7, 8, 10).

Крупные позолоченные бляхи украшали упряжь (табл. 91, 7, 8, 10). Интересен орнаментированный начельник (табл. 91, 27).

От седел сохранились оковки лук (табл. 91, 12–14). Соединенные кольца, вероятно, служили основой веревочных пут для стреноженных лошадей (табл. 91: 28, 29).

Орудия труда. Наиболее распространенный вид орудий труда – это серпы (табл. 92, 1–7) различной формы и размеров. Среди них много складных с костяными, железными и, вероятно, деревянными футлярами-ручками. Складные серпы найдены в комплексах с оружием и конской сбруей. Они, скорее всего, применялись не как жатвенные орудия, а служили воину, чтобы накосить небольшой запас травы для лошади. Мотыги несколько отличаются формой и размерами (табл. 92, 8, 9).

К деревообделочным инструментам относятся массивные рабочие топоры (табл. 26), тесла, резцы типа ложкорезов (табл. 92, 27–29), пилы и напильники (табл. 92, 30, 31). Многочисленны проколки (табл. 92, 23–25) и кресала (табл. 92, 15–20).

Кресало, соединенное с булавкой (табл. 92, 21, 22) называют «фибула-кресало», но ее основное назначение только кресало, а игла служила для прикрепления к одежде.

К предметам женского труда относятся плоские пряслица (табл. 92: 14).

Шампуры, крюки для мяса (табл. 92, 11–13), как уже отмечалось, часто намеренно сгибались или ломались.

Обилие прекрасно изготовленных железных изделий, многие из которых имеют следы ремонта, требовало хорошо оснащенного кузнечного ремесла.

Судя по хорошо сохранившимся железным предметам, кузнецы в совершенстве владели техникой ковки. Даже такие простые предметы, как ножи, наконечники стрел и копий, выполнены изящно, имеют элементы украшений в виде точек, различных линий, канавок. Парадное оружие и детали сбруи украшены насечкой из меди и серебра или покрыты серебряным, или золотым листом по рельефной поверхности. При изготовлении перекрестий сабель и втулок наконечников копий применялась пайка медью. Часто применялась кузнечная сварка. Много изделий из крученого металла.

Однако в захоронениях кузнечные инструменты не найдены. Вероятно, кузнечная мастерская рассматривалась как собственность не отдельного ремесленника, а всей общины, и поэтому инструменты для обработки металла не попадали в захоронения.

Пока не проведено сравнения материала двух групп трупосожжений, хотя предварительно можно сказать, что особой разницы в обряде и предметах нет. Обычно материалы, подобные четвертому периоду Дюрсо, суммарно датируют VIII–IX вв. В Дюрсо в разрушенном погребении позднего периода найдена только одна монета – византийский солид Льва III и Константина Копронима 720–741 гг. Монета хорошей сохранности, но не может быть основой для датировки даже начала хронологического периода. Достовернее датировка подобного захоронения из Южной Озерейки. Там найдена медная монета Феофила (829–842). Материал памятников подобного рода довольно однороден, что говорит об очень непродолжительном времени образования могильников – всего в пределах нескольких десятилетий. Это позволяет сделать вывод, что четвертый период Дюрсо следует датировать только IX в.

Попытаемся увязать могильник Дюрсо с историческими событиями раннего средневековья на Северном Кавказе.

Памятники рубежа н. э. в районе Новороссийска довольно обильны. Это многочисленные поселения и могильники I–III вв. Памятники IV в. более скудны и нам известны хуже. Кроме Дюрсо, единичные находки V в. пока известны только в Цемдолине (Малышев А.А., 1995, с. 152). Захоронения предшествующего периода отличаются от могильника Дюрсо наличием каменных конструкций в погребальных сооружениях. Это каменные ящики, выкладки над могилами в виде башенок и колец, обкладка или перекрытие могильных ям каменными плитами. Подобная местная традиция появляется в районе Новороссийска-Геленджика в эпоху бронзы и существует до позднего средневековья.

Раннему периоду могильника Дюрсо нет аналогий в других памятниках Кавказа. Однако у него много общего с позднеантичными захоронениями Восточного Крыма (Корпусова В.Н., 1973). И еще один интересный факт. Анализируя причины экономического упадка Горгиппии, находящейся в 30 км от Дюрсо, И.Т. Кругликова приводит данные, что в самой Горгиппии и ее окрестностях отсутствуют монеты, чеканенные после 234 г. и связывает это с отторжением города от Боспора соседними племенами. В районе Новороссийска находки монет конца III–IV вв. редки. Однако в могильнике Дюрсо найдено около 30 поздних боспорских монет.

Могильник Дюрсо образовался гораздо позже окончания чеканки монет на Боспоре и объяснить наличие монет в захоронениях можно лишь привычкой населения к денежному обращению, основанному на данной монете и какими-то запасами самой монеты. Двухпластинчатые фибулы ранних типов до сих пор были известны по находкам в Керчи. Это позволяет предположить, что могильник Дюрсо оставлен племенами, переселившимися с Крымского полуострова.

В перипле безымянного автора V в. говорится: «Итак, от Синдской гавани до гавани Пагры прежде жили народы, называвшиеся Керкеты или Тореты, а ныне живут так называемые Евдусиане, говорящие на готском или таврском языке». Могильник Дюрсо как раз находится в указанном районе. Если сопоставить сообщение безымянного автора с рассказом Прокопия Кесарийского о вытеснении гуннами с Керченского полуострова готов-тетракситов и увязать это с археологическими материалами, то можно предположить, что могильник Дюрсо оставлен крымскими готами, возможно готами-тетракситами Прокопия Кесарийского.

Если наше предположение о том, что ранний период могильника Дюрсо оставлен готами-тетракситами верно, то вторая половина V в. является очевидно датой его возникновения, поскольку, согласно письменным данным, основавшее его население пришло из Крыма после того, как его вытеснили гунны, возвращавшиеся с запада через какое-то время после поражения в 453 г. Не сразу, конечно, началось широкое заполнение могильника, поэтому большинство захоронений первого периода может быть отделено от даты свержения власти гуннов на Дунае в 453 г. не менее чем десятью-пятнадцатью годами и, вероятнее всего, относится к последней трети V в.

Трудно доказать наличие хронологического разрыва между первым и вторым периодами могильника Дюрсо, но, судя по тому, что в инвентаре обоих периодов нет связующих предметов, он мог продолжаться в пределах нескольких десятилетий. Это позволяет сузить период могильника Дюрсо в пределах второй трети V – первой трети VI в. (Казанский М.М., 2001, с. 56).

Появление второго периода могильника Дюрсо совпало с основанием Борисовского могильника. В наборе инвентаря наблюдается полнейшее сходство. Отличным является обряд захоронения. В Борисовском могильнике преобладают каменные ящики, хотя встречаются и грунтовые захоронения типа Дюрсо.

Возможно, появление второго периода могильника Дюрсо и ранних захоронений Борисовского могильника можно связать с передвижением населения в аварское время. Сказать что-либо об этнической принадлежности населения данного периода пока невозможно. Судя по моде женского костюма (фибулы на плечах) и типам оружия (мечи, кинжалы с вырезами у рукоятки), деформации черепов в Дюрсо, это могли быть те же готы-тетракситы, до этого вынужденные по какой-то причине прекратить на некоторое время использование данного могильника. Но не исключена вероятность и смены населения.

Памятники типа второго периода Дюрсо также редки в районе Новороссийска. Кроме отдельных беспаспортных находок, их практически нет. В Геленджике наряду с Борисовским могильником вещи этого круга обнаружены в каменных ящиках на Толстом мысу на территории Лесотехнической школы (хранится в Геленджикском музее).

Второй период может датироваться второй половиной VI–VII вв.

Беднее всего в могильнике Дюрсо представлен третий период. К нему относится захоронение 248 хазарского воина с мечом и золотыми подвесками (табл. 86).

Погребения этого круга хорошо известны. Близкой аналогией является захоронение хазарского воина из Ясиново (Айбабин А.И., 1985, с. 191). В обоих погребениях подобны удила, стремена, кувшины (табл. 86, 4, 5, 33), захоронение коня поблизости. Кувшин из Ясиново, подобный найденному в погребении 248, А.И. Айбабин относит к керамике кандирского типа.

С глодосским кладом погребение 248 связывает целый круг предметов – наконечники стрел и копья, стремена (Смiленко А.Т., 1965, рис. 24–26). Пуговицы, обтянутые серебряным листом, золотые серьги-подвески и парадный палаш с серебряными деталями ножен и рукояти аналогичны. Они являлись знаками отличия военных вождей. Палаш из Дюрсо, хотя он гораздо беднее, позволяет произвести достоверную реконструкцию глодосского меча, о которой ведутся споры.

Помимо погребения 248 из Дюрсо следует отметить случайную находку пары золотых серег-подвесок в Цемдолине.

Погребения этого круга связывают с хазарами (Айбабин А.И., 1985, с. 202) и датируют концом VII – началом VIII в. Думаю, что последняя дата больше подходит к погребению 248. К этому времени захоронения второго периода в Дюрсо уже не производятся, хотя несколько погребений (343, 428) с оружием (табл. 85, 11–21) могли быть совершены в то же время или даже несколько позже. На протяжении всего VIII в. было совершено только несколько захоронений, и связать их можно с перемещением разных этносов в хазарское время.

Наиболее активно могильник использовался в четвертом периоде. За это время было совершено, как говорилось, 173 трупосожжения. Из них 171 в грунтовых ямах, 1 в каменном ящике и 1 в урне. Единственное урновое захоронение находилось в стороне от группы трупосожжений в ямках и здесь рассматриваться не будет.

Инвентарь трупосожжений отличается от предметов из погребений предыдущих периодов. Это говорит о полной смене населения, случившейся внезапно без заметного культурного или экономического сближения предыдущего и нового населения.

Могильники с трупосожжениями типа Дюрсо появляются одновременно во многих точках региона – на Мысхако, в Цемдолине, у Больших Хуторов, у хутора Ленинский Путь, на г. Болтын, у с. Южная Озерейка. В Борисовском могильнике исследовано 11 трупосожжений в грунтовых ямах, 49 – в каменных ящиках и 8 комплексов побывавших в огне предметов.

Как в Дюрсо, так и в других точках региона захоронения очень однотипны, в них много оружия, предметов конского снаряжения. Это можно объяснить только внезапным вторжением кочевого хорошо вооруженного населения.

Могильники типа четвертого периода Дюрсо с таким же набором инвентаря хорошо известны на Северском Донце (Михеев В.К., 1985, с. 6–12, рис. 5-15) и в Предкавказье – у аула Казазово, станицы Молдовановской и др. (Пьянков А.В., Тарабанов В.А., 1998). Причем, часто их сходство можно считать абсолютным.

Эти памятники объединяют не только обряд погребения, общие типы оружия и конского снаряжения, но и находки двухконьковых подвесок (табл. 10, 42–44), что позволяет связывать данные погребения с угорским этническим компонентом (Михеев В.К., 1982, с. 166).

Ценность могильника Дюрсо заключается в том, что при сравнительно большом количестве захоронений с достаточным набором инвентаря его можно четко разделить на четыре хронологических периода: конец V – первая треть VI в.; конец VI–VII вв.; VIII в.; IX в. В свою очередь, каждый период может делиться на более дробные этапы, что позволит дать четкую хронологию материальной культуры Северо-Западного Кавказа на протяжении четырех столетий.

Глава 9
Памятники Северо-Восточного Причерноморья X–XIII веков

Историографический очерк.

(Е.А. Армарчук)

Средневековые археологические памятники Северо-Восточного Причерноморья, относящиеся к X-XIII вв., представлены грунтовыми и курганными могильниками, открытыми и укрепленными поселениями, городищами, крепостями и храмами. Их исследование началось в 1886 г., как говорилось выше (глава 8), с разведок В.И. Сизова на побережье от Сухуми до Анапы. Им были проведены раскопки на девяти курганных могильниках между Геленджиком и Анапой. Датированный в рамках X–XV вв.[11]11
  В историографической части главы приводятся датировки исследователей.


[Закрыть] материал из 25 вскрытых курганов с погребениями по обряду кремации и ингумации позволил Сизову распределить могильники по трем типолого-хронологическим группам, исходя из сходства вещей и характера погребений, и сделать ряд выводов, часть которых впоследствии подтвердилась. Кроме того, под Сочи на берегу моря В.И. Сизов исследовал руины крепости Мамай-кале, приписав ее постройку византийцам или генуэзцам (Сизов В.И., 1889).

Тогда же по побережью от Новороссийска до Абхазии проехала П.С. Уварова. Хотя доминантой этой поездки было ознакомление с христианскими памятниками Абхазии и Аджарии, П.С. Уварова подробно фиксировала весь маршрут от Новороссийска, оставив яркое описание природы, населенных пунктов и археологических памятников, в том числе нескольких раскопанных ею средневековых курганов в Цемесской долине (Уварова П.С., 1891).

Раскопки Н.И. Веселовским в 1894–1895 гг. 13 курганов X–XI–XIII–XIV вв. в северной части региона – под Анапой, у станицы Раевской и Новороссийска, пополнили информацию, главным образом, об ингумационных ямных и ящичных погребениях. Их итогом явился более детальный анализ погребального обряда, выделение из основной массы погребений кочевнического типа и констатация распространенности обширных курганных кладбищ с небольшими насыпями в указанном районе (ОАК за 1894 г., с. 12–13, 82–97; ОАК за 1895 г., с. 27–28, 135). В противоположность этим исследованиям, разведки А.А. Миллера в 1907 г. охватили южную часть Восточного Причерноморья – узкую прибрежную полосу от Сатамаши Сухумского округа до мыса Джубга. Миллер обратил внимание на разную насыщенность археологическими памятниками этой территории. От Сочи до Сухуми и далее она изобиловала древними храмами, башнями и крепостями при отсутствии могильников (кроме поздних мусульманских), тогда как в северной ее части развалины храмов были редки, остатки крепостей фиксировались только на самом берегу моря. Однако здесь находилось много дольменов и грунтовых и курганных могильников, в том числе с трупосожжениями. В окрестностях Туапсе Миллер обследовал каменную позднесредневековую крепость Дузу-кале и 6 могильников с ингумационными погребениями, два из которых дали раннесредневековый материал, а остальные – инвентарь XIII–XIV и более поздних веков (Миллер А.А., 1909). В 1909 г. он исследовал разрушающийся курганный могильник в Геленджике с курганами двух видов, низкими щебнистыми с урновыми трупосожжениями и более высокими щебнисто-земляными с погребениями в каменных ящиках, раскопав 4 последних и датировав их XIV в. (ОАК за 1909 и 1910 гг., с. 160–162).

Несмотря на разведочный характер и эпизодичность, эти работы явились началом научного исследования памятников региона, а анализ материала и сделанные обобщения легли в основу дальнейшего их изучения.

Период 1920-х годов характеризуется деятельностью местных краеведов и музейных сотрудников по сбору разновременных материалов и пополнению коллекций (Лунин Б.В., 1928; Чайковский Г.Ф., 1928). В 1937 г. М.А. Миллер обследовал курганные могильники на Тонком мысу у Геленджика с небольшими насыпями в каменном обкладе по подошве и каменными ящиками (Миллер М.А., 1937). В 1939 г. И.И. Аханов также под Геленджиком исследовал два поздних курганных могильника: у Керченской щели он вскрыл 20 курганов с преобладанием в них кремационных погребений XIII–XIV вв. Второй могильник относился к еще более позднему времени (Аханов И.И., 1939). Разведки А.Л. Монгайта в 1952 г. на побережье от Геленджика до Туапсе были первыми целенаправленными поисками средневековых поселений в регионе. Им были открыты и обследованы многослойное селище Солнцедар непосредственно у Борисовского могильника на Тонком мысу и поселение XI–XV вв. в северной части г. Дооб (оба возле уже известных курганных групп), крепость у с. Ново-Михайловского с остатками монументальной постройки на берегу р. Нечепсухо, а также – три поздних курганных могильника XV–XVI вв. в окрестностях аула Карповка (где прежде работал А.А. Миллер) и несколько раннесредневековых памятников (Монгайт А.Л., 1952; 1955).

Исследования Н.В. Анфимова в 1950-х гг. у Туапсе, Сочи и Адлера также охватили разновременные средневековые памятники: Дузу-кале, Мамайкале, крепости на р. Годлик у моря (ранее описанную Ф. Дюбуа де Монпере), Хостинскую и Ачипсе в горных ущельях под Сочи и христианские храмы у с. Липники и на территории совхоза «Россия» возле Адлера, несколько ранне– и позднесредневековых могильников (VIII–IX и XIV–XVI вв.) (Анфимов Н.В., 1956; 1957; 1980).

Позже, во второй половине 1960-х – первой половине 1970-х гг. археологи систематически работали в южной части региона от Туапсе до Адлера. Исследовались уже известные и открывались новые руины храмов и крепостей, места поселений в устьях и долинах рек и на морской береговой террасе у Адлера между реками Кудепстой, Мзымтой и Псоу, курганные могильники и другие памятники (Брашинский И.Б., 1965; Ковалевская В.Б., 1968; Ковалевская В.Б., Воронов Ю.Н., Михайличенко Ф.Е., 1969; Воронов Ю.Н., 1969). В результате наиболее обследованными здесь оказались долины Мзымты и Псоу в окрестностях г. Аибги (Ситникова Л.Н., 1969; Воронов Ю.Н., Ситникова Л.Н., Ситников Л.Л., 1970; Ситникова Л.Н., 1970; 1971; 1972; Ситникова Л.Н., Ситников Л.Л., 1971; 1972). В долине р. Сочи В.В. Бжания во время разведок обнаружил курганные могильники, раскопав на одном из них два кургана XII–XIV вв. (Бжания В.В., 1972). Обобщение всех археологических данных на 1975 г. по самой южной части региона – окрестностям Сочи и Адлера – и подробный обзор истории их исследования сделаны Ю.Н. Вороновым (Воронов Ю.Н., 1979). В дальнейшем изучение средневековых крепостей Мзымты продолжили В.Б. Ковалевская (Ковалевская В.Б., 1981а; 1983) и И.А. Аржанцева (Аржанцева И.А., 1995), а развалины храма в пос. Лоо под Сочи в 1987–1990 гг. раскапывала Б.Б. Овчинникова (Овчинникова Б.Б., 1990).

В 1971–1982 гг. М.К. Тешев в ходе работы по составлению карты археологических памятников Туапсинского района открыл в обращенных к морю предгорьях много разновременных, преимущественно средневековых курганных групп (Тешев М.К., 1972; 1973; 1984; 1985). В 1990 и 1992 гг. в этом районе на р. Бжид, недалеко от побережья А.В. Пьянков провел раскопки большого многослойного могильника Бжид 1, ранний горизонт которого представлен грунтовыми захоронениями III–VII вв., а поздний – разрушенными подкурганными XI–XIV вв. (Пьянков А.В., 1990; 1994; 1998; Пьянков А.В., Сторчевой А.А., 1992).

В период активизации строительства здравниц в 1970-1980-х гг. археологические исследования в Геленджике и его округе проводил М.Г. Минеев и отметил обилие здесь средневековых могильников и поселений. Он обнаружил укрепленное средневековое поселение в долине Джанхота с остатками каменных стен, курганный могильник с погребениями в каменных ящиках XI–XIII вв. в с. Криница и доследовал разновременные разрушенные погребения (Минеев М.Г., 1982; 1984). Из числа последних выделяется богатый погребальный комплекс из «Потомственного» на р. Пшада с урновым трупосожжением, конским погребением и обильным инвентарем. В отличие от этих работ небольшого масштаба, в 1990 г. на обширном могильнике у с. Кабардинка Л.М. Носкова раскопала 51 курган с урновыми трупосожжениями XII–XIII вв. и трупоположениями в каменных ящиках второй половины XIV–XV в. (Носкова Л.М., 1991а; 1992).

В 1970-1990-х гг. на севере региона стало расти число исследуемых средневековых памятников, преимущественно могильников. К 1972 г. была составлена археологическая карта Анапского района, которая, благодаря работам А.И. Салова, впоследствии дополнялась такими объектами, как поселение Уташ VIII–X вв., грунтовые (VIII–XII вв.) и курганные (XII–XIV вв.) могильники у хутора Бужор, пос. Ленинский Путь и с. Сукко, Гай-Кодзор (Салов А.И., 1979). В 1990-х гг. А.М. Новичихин открыл под Анапой у с. Су-Псех и в Андреевской щели поселения и могильники, в совокупности датирующиеся от VIII до XV в. (Новичихин А.М., 1995; 1996; 1998). Он обследовал в окрестностях ст. Гостагаевской группу памятников XI–XV вв.: большое поселение и примыкающие к нему могильники, один из которых раскапывался в 1979 г. Анапской экспедицией ИА РАН (Алексеева Е.М., Шавырин А.С., 1979; Новичихин А.М., 1993).

С 1970-х гг. по настоящее время в Новороссийском районе активно исследует средневековые памятники А.В. Дмитриев. Он раскапывал курганные могильники XIII в. со смешанным обрядом погребения на горе Сапун (25 курганов) и в пос. Цемдолина (14 курганов в лесополосе и 51 погребение на пашне), урновый кремационный могильник Шесхарис, доследовал разрушающиеся курганные могильники XIV–XV вв. с погребениями в каменных ящиках в Южной Озерейке, Владимировке и одиночные могилы, и курганы в других пунктах (Дмитриев А.В., 1971; 1973; 1974; 1985; 1986; 1998; Малышев А.А., 1996а). В 1984 г. А.В. Дмитриев провел раскопки на большом укрепленном поселении Малый Утриш на побережье, в 1988 г. продолженные А.М. Ждановским, а также открыл могильники и поселения в ходе регулярных разведок в Новороссийском и Крымском районах (Дмитриев А.В., 1979; 1984; Ждановский А.М., 1988).

Среди работ других археологов под Новороссийском следует отметить раскопки 1997–2000 гг. Глебовского поселения конца XII – начала XIV в., лежащего на трассе строящегося крупного трубопровода (Шишлов А.В., Колпакова А.В., Федоренко Н.В., 2000). Это первые значительные раскопки такого объекта во всем регионе. Задолго до того раскопки Н.А. Онайко на Раевском городище у одноименной станицы выявили в северо-западной его части неравномерно залегавший средневековый слой. Он содержал керамику и вещевой материал, которые в совокупности с подъемными находками говорят о жизни на городище не только в античный период, но и в XI–XIV вв. (Онайко Н.А., 1955, с. 7–10; 1959, с. 56; 1965, с. 130). Раскопки 1998 и 2000 гг. в юго-западной и юго-восточной частях городища показали наличие и здесь свиты культурных отложений разных хронологических эпох, от античного до средневекового времени (Малышев А.А. и др., 2000; Малышев А.А., Гей А.Н., 2001). В последние годы изучение разновременных поселений и их систем в районе Новороссийска получило новое направление, суть которого в комплексном использовании палеоботанического, палеозоологического, биоморфного и других современных методов исследования культурного слоя, в том числе средневековых памятников (Александровский А.Л. и др., 1999; Антипина Е.Е. и др., 2001; Армарчук Е.А., Малышев А.А., 2001).

Первое и единственное обобщение средневекового археологического материала черноморского побережья от Тамани до Гагр содержится в цикле статей Е.П. Алексеевой, которые несмотря на их достоинства (историографический обзор, перечень и картографирование археологических памятников), естественно, требуют сейчас серьезной корректировки (Алексеева Е.П., 1954; 1959; 1964). К последней, кроме хронологическо-классификационных и прочих уточнений, относится недопустимость переноса современных и позднесредневековых этнонимов «адыги» и «черкесы» на этносы средневекового времени (до середины XIII в.), которые в письменных источниках упомянуты под названиями: «зихи», «касоги», «папаги» и др. Немногочисленные работы других исследователей построены на выборочном использовании археологического материала региона (Стрельченко М.Л., 1969; Ловпаче Н.Г., 1982; 1984; Дмитриев А.В., 1988; Армарчук Е.А., Малышев А.А., 1997; Пьянков А.В., 1998). Краткий его обзор на фоне всех северокавказских древностей содержится в очерке В.Б. Ковалевской (Ковалевская В.Б., 1981).

Рассмотрим более подробно, насколько это позволяет материал, все известные в Северо-Восточном Причерноморье памятники, относящиеся к периоду «развитого средневековья», т. е. к X–XIV вв.

Каменные крепости и храмы.

(Е.А. Армарчук)

Крепости локализуются на побережье двумя очагами: в окрестностях с. Ново-Михайловское Туапсинского района и возле Сочи (рис. 14). До сих пор они остаются неравномерно и недостаточно исследованными, и поэтому архитектурно-археологическая характеристика некоторых носит предварительный характер, а датировка варьирует от византийского до генуэзского времени.

Рис. 14. Памятники Северо-Восточного Причерноморья X–XIV вв. Составлена Е.А. Армарчук и А.В. Дмитриевым.

1 – Уташ; 2 – Гостагаевское; 3 – гора Макитра; 4 – Су-Псех 1; 5 – Су-Псех 2; 6 – Андреевская щель; 7 – Андреевская щель 1; 8 – Андреевская щель 2; 9 – Бужор; 10 – Варваровка; 11 – Натухаевская; 12 – «Ногай-кале»; 13 – Раевское городище; 14 – Раевское 10; 15 – Пивни; 16 – Большой Утриш; 17 – Малый Утриш; 18 – Лобанова щель; 19 – Абрау-Дюрсо; 20 – Зверосовхоз; 21 – Барбарашева щель; 22 – Неберджаевская; 23 – Верхнебаканский (Тоннельная); 24 – Владимирова; 25 – Гайдук 2; 26 – Борисовка; 27 – Цемдолина; 28 – Цемдолина, 8 щель; 29 – Глебовское; 30–31 – Южная Озерейка; 32 – Отрог горы Сапун; 33 – Широкая Балка; 34 – Новороссийск, ул. Днестровская; 35 – Новороссийск, ул. Солнечная; 36 – Мысхако; 37 – Грушовая балка; 38 – Шесхарис; 39 – Кабардинка; 40–41 – Гора Дооб; 42 – Солнцедар; 43 – Борисово; 44 – Адербиевская щель; 45 – Керченская щель; 46 – Геленджик; 47 – Жанэ; 48 – Джанхот; 49 – «Потомственный»; 50 – Бжид 1; 51 – Дуэу-кале; 52 – Ново-Михайловское (МТС); 53 – Ново-Михайловское (устье Нечепсухо); 54 – окрестности Дузу-кале; 55 – Карповка (Агойский аул); 56 – Красно-Александровское; 57 – Годлик; 58 – Лоо; 59 – Мамай-кале; 60 – Агуа; 61 – Ажек; 62 – Абазинка; 63 – г. Ахун; 64 – Хоста; 65 – Адлер («Южные культуры»); 66 – Адлер («Россия»); 67 – Монастырка; 68 – Галицино; 69 – Лесное; 70 – Куницино; 71 – Монашка; 72 – Бешенка; 73 – Ачипсе; 74 – Пслухская; 75 – Роза-хутор; 76 – гора Аибга (Аибгинская); 77 – Липники.

Условные обозначения: 1 – каменные крепости второй половины I тыс.; 2 – находки строительных остатков храмов второй половины I тыс.; 3 – грунтовые могильники второй половины 1 тыс.; 4 – поселения последней четверти I тыс.; 5 – поселения X–XIV вв., 6 – многослойные крепости-городища; 7 – грунтовые могильники X–XIV вв.; 8 – курганные могильники с ингумациями XIII–XIV вв.; 9 – курганные могильники с кремациями XII–XIII вв.; 10 – христианские храмы; 11 – отдельные кремированные погребения и комплексы, датированные X–XI вв.

В окрестностях Ново-Михайловского находятся три крепости. Дузу-кале, или «Старая крепость», стояла на высоком берегу у мыса Атрия, с юга и запада омываемого морем, а с востока защищенного оврагом. Первоначально крепость имела стены, состоящие из наружной панцирной кладки тесаными квадрами и внутренней забутовки на известковом растворе, из которых к середине XIX в. уцелела только восточная. Внутри крепости долго сохранялись развалы крупных построек в виде холмообразных возвышенностей с битым камнем. С ее территории происходят вещи из разрушенного грунтового могильника VI–VII вв. и позднесредневековых погребений (Спицын А.А., 1907, с. 188–192; Миллер А.А., 1909). Подъемная керамика с крепости – фрагменты пифосов и красноглиняных сосудов с рифлением – была датирована А.Л. Монгайтом XIII–XV вв. и относится к верхнему ее горизонту. Существование Дузу-кале не только в раннесредневековое, но и в более позднее время подтвердил также Н.В. Анфимов.