Текст книги "Крым, Северо-Восточное Причерноморье и Закавказье в эпоху средневековья IV-XIII века"

Автор книги: Светлана Плетнева

Соавторы: Яков Паромов,Ирина Засецкая,Бабкен Аракелян,Джаббар Халилов,Александр Дмитриев,Арам Калантарян,Татьяна Макарова,Алексей Пьянков,Екатерина Армарчук,Рамин Рамишвили
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 54 страниц)

К погребениям второго горизонта, не достигающим уровня строительного мусора церкви, относится большинство захоронений – 37, тогда как с первым горизонтом можно связать только 20 могил в каменных ящиках, вскрытых целиком или попавших в раскоп частично. Плитовые могилы второго горизонта можно с известной долей вероятности также разделить на два уровня по глубине залегания, самые нижние из них достигают глубины 2 м. Исключение составляет только одно захоронение, каменный ящик которого достигал уровня строительства церкви, но содержал инвентарь XIII–XIV вв. Очевидно, захоронение было совершено в летнее время и попало случайно на место, свободное от более ранних погребений. В большинстве случаев плитовые могилы второго горизонта, перекрывали предшествующие, чем и лимитировалась глубина их залегания.

Большинство могил второго горизонта обоих уровней оказались разграбленными. Это касается и детских захоронений в небольших каменных ящиках, и больших плитовых могил с перекрытием из двух-трех массивных блоков, содержащих до пяти последовательных погребений, и могил с одновременным захоронением женщины или мужчины с одним или двумя детьми. Такие черты обряда, как вытянутое, головой на запад, положение скелета, подсыпка из морского песка и камки, характерные для могил первого горизонта, сохранились. Сохранился и обычай разрушения предшествующих погребений со смещением черепов в один из углов ящика.

Общий облик инвентаря, найденного в плитовых могилах второго горизонта, мало отличается от инвентаря могил первого горизонта. Больше всего аналогий ему по-прежнему дает могильник Саркела-Белой Вежи, верхняя дата которого ограничена началом XII в.

Верхний уровень могил второго горизонта отличался тотальным разграблением: массивные плиты перекрытий часто разбиты на куски и перемешаны с грунтом и камкой заполнения, кости скелетов разбросаны. Случайно уцелевшие украшения из золота и серебра объясняют постоянные ограбления кладбища, а попадающиеся в заполнении могил керамика и монеты татаро-турецкого периода говорят о времени ограблений. Естественно, что возведение на месте древних построек Боспора и Корчева турецкой крепости не способствовало сохранению прицерковного кладбища. Но самые поздние средневековые захоронения второго горизонта, относящиеся к XII–XIII вв., говорят о том, что население не изменило своим традициям, хотя некоторые новые вещи, сопровождающие покойных, свидетельствуют о другом этносе и более позднем времени.

Из вещей, встречавшихся в наиболее ранних погребениях второго горизонта, надо назвать предметы металлического убора. Это височные кольца из витого и круглого в сечении дрота, сомкнутые и полутораоборотные, сделанные из серебра и золота (табл. 48, 30, 31, 36, 37). Серебряное височное кольцо с напускной бусиной почти идентично золотому из погребения первого горизонта (табл. 48, 29). Часто встречаются пуговки-бубенчики, штампованные из двух половинок (табл. 48, 22, 43), с каплевидным окончанием, рифленые и со сканой нитью посредине (табл. 48, 44, 45). Последняя выполнена из серебра, так же, как и изящная ажурная подвеска с каплевидным окончанием (табл. 48, 23).

Вместе с тем в инвентаре могил второго горизонта верхнего уровня залегания есть и вещи, ранее не встречавшиеся. Это витые из серебряной проволоки браслеты и крестики (табл. 48, 20, 46), височные кольца в виде знака вопроса с бусиной на конце и со стержнем, обмотанным тонкой проволочкой (табл. 48, 34–35), серебряная пластина от головного убора, найденная под черепом (табл. 48, 26). Бесспорные аналогии височным кольцам в виде знака вопроса, хорошо известные в золотоордынских памятниках, дают возможность установить дату этих поздних захоронений (конец XIII–XIV вв.) (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 39–41; Семыкин Ю.А., 1996, с. 174), а находка пластинчатого серебряного браслета с львиными головками (табл. 48, 33) позволяет ограничить ее второй половиной XIII в. (Крамаровский М.Г., 1978, с. 46–51).

Помимо бус, характерных для Саркела-Белой Вежи, в могилах второго горизонта встречаются бусы, найденные и в памятниках, относящихся к XII–XIII вв. Это бусы черные с мозаичным узором из включений разноцветной стеклянной крошки, бусы со спиральным узором в виде волны, встречающиеся в Новгороде в слоях конца XI – начала XIII в. и в городах Золотой Орды в слоях XIII–XIV вв. Чаще всего встречались бусы черные овальные с выпуклым валиком у отверстий и уплощенные, украшенные волнистым узором (табл. 48, 48), датирующиеся по материалам Новгорода периодом с 30-х годов до конца XII в., а по находкам в Изяславле – 40-ми годами XIII в.

Совсем не встречались в погребениях Саркела-Белой Вежи, ограниченных началом XII в., и в погребениях первого горизонта корчевского кладбища предметы, сделанные из бело-голубого фаянса: пуговки в виде многолепестковой розетки с двумя отверстиями и маленькие подвески-пронизки, изображающие уточку (табл. 48, 40, 41). Они найдены в погребениях, которые стратиграфически можно отнести к XIII–XIV вв. Это семь погребений младенцев в маленьких каменных ящиках, расположенных вплотную к стене южной апсиды. Во время одной из перестроек церкви Иоанна Предтечи в XIV в., по сведениям Ибн-Батуты, превращенной в мечеть (Тизенгаузен В.Г., 1884, с. 279), первоначальная форма апсид была совершенно скрыта под доходящей до 1 м в толщину каменной облицовкой. Небольшие, до полуметра в длину, каменные ящики детских захоронений при этом оказались совершенно «заложенными». Могилы были разрушены и ограблены при этом, но все же некоторые вещи сохранились. Помимо фаянсовых (кашинных?) пуговок и уточек там были найдены и крестики из витой серебряной проволоки, находимые на средневековых поселениях крымского Южнобережья в слоях XII–XIII вв. (Домбровский О.И., 1974, с. 5–56, рис. 27).

Для датировки второго горизонта корчевского кладбища важна еще одна интересная находка: золотой перстень с позднеантичной геммой на аметисте (табл. 48, 52). На ней изображена Фортуна с рогом изобилия и рулем. Аналогию перстню дает находка в киевском кладе 1885 г. очень близкого по форме золотого перстня с аметистом в овальном гнезде (Кондаков Н.П., 1896, табл. V, 3). Зарытие клада Г.Ф. Корзухина относит ко времени между 70-ми годами XII в. и 1240 г. (Корзухина Г.Ф., 1954, с. 117–118).

Материал из второго горизонта прицерковного кладбища дает представление о некоторых изменениях в составе населения средневекового Боспора-Корчева. Древнее греческое население Боспора было изначально смешанным. Помимо постоянного влияния местной этнической среды, оно, как уже говорилось выше, неоднократно переживало вторжение пришлых народов. Новые вторжения в начале XII в. половцев и в XIII в. монголов оставили немногочисленные, но выразительные следы в вещевом комплексе корчевских могил и жилищ. Целый лепной горшок, сохранившийся в печи одного из жилищ, и ритон с налепными узорами (Плетнева С.А., 1987) (табл. 44, 1, 2) связаны с бытовой культурой кочевников, а находка в одной из могил подвески из лазурита конкретно указывает на присутствие среди населения города в XII в. половцев (табл. 48, 21) (Макарова Т.И., 1962).

Многочисленные находки в могилах рядовых украшений из бронзы и серебра, характерные для золотоордынских городов, кожаные плетеные подвески из перевитых проволокой «узлов счастья» (табл. 48, 24), керамические пронизки в виде уточек (табл. 48, 41), символика которых так тесно связана с фольклором народов, объединенных Золотой Ордой, все это – несомненные следы присутствия на древней земле Боспора-Корчева в XII–XIII вв. тюркоязычных народов.

И все же город, с последней четверти IX в. уже принадлежавший Империи, и по планировке, и по материальной культуре был городом византийским. Короткое существование на противоположном берегу пролива русского Тмутараканского княжества никак не отразилось на его бытовом укладе. Никаких находок, маркирующих славянский этнос, ни в массовом керамическом материале, ни в инвентаре кладбища не найдено. Такие же общие для средневековых городов Восточной Европы предметы быта, как редкие находки шиферных пряслиц, этнических показателем быть не могут.

Но связи между Корчевым и Тмутараканью были оживленные. Об этом говорит массовый керамический материал: ассортимент тарной и столовой посуды двух городов весьма близок. То же можно сказать и о стеклянной посуде и украшениях – бусах и браслетах. Об этих связях напоминает и находка монеты Олега-Михаила в древнейшем горизонте корчевского кладбища.

В Тмутаракани в это время уже стояла построенная князем Мстиславом Владимировичем в 1022 г. церковь Пресвятой Богородицы (см. главу 7, с. 172), видимо, действовала в Корчеве и церковь Иоанна Предтечи. Не исключено, что обе они и послужили основными реперами при измерении в 1067 г. расстояния между Корчевым и Тмутараканью.

Какова разница в возрасте этих двух храмов соседствующих городов? Раскопки возле храма Иоанна Предтечи побудили автора попытаться пересмотреть дату его возведения, предложенную Н.И. Бруновым (VIII–IX вв.) и А.Л. Якобсоном (VIII в.) и присоединиться к датировке Н.П. Кондакова (IX–X вв.) (Макарова Т.И., 1982, с. 91–106). Основания для этого изложены выше. Следует заметить, что массовый археологический материал дает, как правило, только широкую дату в пределах не менее одного столетия. Однако некоторые основания для ее конкретизации может дать анализ голосников, найденных в интерьере церкви в ее южной стене при реставрационных работах (табл. 46, 5). Последние исследования средневековых амфор, проведенные А.В. Сазановым с широким привлечением материалов раскопок в Преславе (Болгария) и Константинополе, позволяют датировать амфоры, использованные в качестве голосников, временем не ранее второй половины X – начала XI в. (Sazanov А., 1997, p. 97, fig. 4, 47). С учетом этого уточнения, церковь Иоанна Предтечи можно считать предшественницей церкви Пресвятой Богородицы в Тмутаракани или ее ровесницей.

Степь и Юго-Западный Крым.

(А.И. Айбабин)

По сообщениям хроники Регино и Константина Багрянородного, в 889 г. печенеги разгромили венгров и захватили степи Северного Причерноморья (Артамонов М.И., 1962, с. 350). В трактате «Об управлении государством» сказано и о расселении их в степях Крыма: «Она (область печенегов) очень близка к Херсону, но еще ближе к Боспору» (Константин Багрянородный, 1989, с. 157, 159).

О роли печенегов и половцев в истории средневекового Крыма обычно судят по сообщениям византийских, итальянских и восточных авторов (Брун Ф.К., 1874, с. 39; Кулаковский Ю.А., 1914, с. 83, 84, 90–93; Васильев А.А., 1927, с. 244, 255–258; Якубовский А.Ю., 1928, с. 53–66; Секеринский С.А., 1955, с. 16, 17; Якобсон А.Л., 1964, с. 58, 78, 79). Историографический обзор литературы, посвященной изучению кочевников, населявших восточноевропейские степи в X-XIII вв. н. э., приведен в соответствующем томе «Археологии СССР» (Плетнева С.А., 1981а, с. 213, 214).

Первые кочевнические погребения X–XIV вв. были обнаружены на полуострове в 1890-х годах в результате раскопок Ю.А. Кулаковского и Н.И. Веселовского в окрестностях г. Симферополя и в низовьях рек Альма и Кача (Кашпар А., 1896, с. 142–145; Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, с. 181–199). В 1924 и 1930 гг. Н.Л. Эрнст зачистил несколько подобных погребений близ Джанкоя и Симферополя (Эрнст Н.Л., 1924; 1930). В 1934 г. П.Н. Шульц исследовал у д. Чокрак в Евпаторийском районе половецкое святилище (Шульц П.Н., 1937, с. 254, рис. 1; Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 191–193). Десятки кочевнических могил X–XIV вв. раскопаны в послевоенное время в Крымской степи (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968; Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969; Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 258) и в Судаке.

С.А. Плетнева (1958; 1973) и Г.А. Федоров-Давыдов (1966) разделили кочевнические могилы X-XIII вв. на три хронологические группы. По мнению С.А. Плетневой, погребения первой группы (X – начало XI в.) оставлены печенегами, второй группы (XI в.) – торками, а третьей группы (XII–XIII вв.) – половцами (Плетнева С.А., 1981а, с. 218). Г.А. Федоров-Давыдов связывает погребения I периода (конец IX–XI вв.) с печенегами и торками, а II и III периодов – с половцами (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 134–150). Инвентарь и планы многих раскопанных на полуострове кочевнических могил опубликованы в статье Е.Н. Черепановой и А.А. Щепинского, которые датировали эти погребения IX–XI и XII–XIV вв. Авторы считают, что погребения более ранней хронологической группы принадлежали печенегам и половцам (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, с. 201).

Почти все известные в Крыму кочевнические могилы X-XIII вв. были либо впущены в насыпь курганов, либо выкопаны на территории городских некрополей в Херсоне и Судаке. На полуострове раскопан только один курган половецкого времени с оградой из вертикальных плит, поставленных кольцом под насыпью (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 120, 122, табл. 10). По конструкции могилы и деталям погребального обряда захоронения делятся на типы (табл. 49, 1, 2, 7, 8, 13, 14, 23, 31, 32; 50, 18) (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, с. 199; Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с. 5, рис. 2; Эрнст Н.Л., 1924, с. 4; 1930, с. 193–194).

Датировку описанных погребений можно определить по обнаруженному в них инвентарю. В археологической литературе хорошо разработана и обоснована типология и хронология многих категорий украшений, стремян и оружия X–XIV вв. (Медведев А.Ф., 1966; Федоров-Давыдов Г.А., 1966; Кирпичников А.А., 1966; 1971; 1973; Плетнева С.А., 1973; 1981а).

В упомянутых выше могилах почти всех типов встречены детали конской сбруи – стремена, удила, накладки на ремни и круглые подпружные пряжки. К сожалению, из многих захоронений извлечены только сильно коррозированные обломки железных удил и стремян. В могиле третьего типа (Сарайлы-Кият под Симферополем, курган 1), в погребении четвертого типа (Казанка, курган 3), в захоронении восьмого типа (Симферопольский район, 1890 г.), в могиле 11-го типа (пос. Чокурча), а также в курганах, раскопанных под Симферополем в 1895, 1949 гг. и в междуречье рек Альмы и Качи в 1894 г. (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 3, 12; 4, 9; 6, 1; 9, 2, 3; 15, 3) обнаружены стремена с арочным корпусом, с расплющенной полукруглой или заостренной верхней частью дужки и широкой подножкой (табл. 50, 6,7; 51, 5). Подобные стремена находились в употреблении в конце XI–XII вв. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 16; Плетнева С.А., 1973, с. 15–17, рис. 5, 8, 9). К концу XII–XIII вв. обычно относят стремена с корпусом из расплющенной дужки с треугольной верхней частью и узкой овальной в плане подножкой (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 12, 13, 15, 16, рис. 1; Кирпичников А.А., 1973, табл. XV, 3; Плетнева С.А., 1981а, рис. 82, 64), происходящие из кургана 9 у села Ближнее Боевое Феодосийского горсовета (табл. 50, 10) и одного из феодосийских курганов (табл. 50, 11).

Односоставные удила из крымских курганов (табл. 49, 16) характерны для кочевнических погребений конца XI–XII вв. (Плетнева С.А., 1973, с. 15), а двусоставные удила с большими подвижными кольцами (табл. 50, 8) были широко распространены в IX–XIV вв. (Федоров-Давыдов Г.А. 1966, с. 18, 20, рис. 2).

Наголовные ремни коня богатого кочевника украшались декорированными металлическими бляхами, рентами и наконечниками. В информации о работах Н.И. Веселовского в Сарайлы-Кияте сообщается о находке в кургане 1 в могиле третьего типа и в кургане 7 двух уздечных наборов (ОАК за 1892 г., с. 6–7; Кашпар А., 1896, с. 144). Набор из кургана 1, состоящий из сделанных из серебра двух бубенцовых решм (табл. 51, 9, 16), четырех крестовидных накладок на места соединения ремней (табл. 51, 18, 19, 21, 22), семи наконечников ремней (табл. 51, 6–8, 11–14) и двух прямоугольных блях (табл. 51, 4, 5) и отлитых из бронзы двух соединительных колец (табл. 51, 17, 20), двух бубенчиков (табл. 51, 1, 2) и пряжки (табл. 51, 15), опубликован А.А. Кирпичниковым (1973, с. 29, табл. XI). Серебряные решмы, накладки и наконечники украшены рельефными растительными пальметами и жгутовой плетенкой, лжезернью, чернью и позолотой. Аналогичным орнаментом, исполненным в той же технике, декорированы уздечные наборы, найденные на Херсонщине в захоронениях кочевников в Гаевке (с византийскими монетами 976-1025 гг.), в Ново-Каменке и Первоконстантиновке (Кирпичников А.А., 1973, с. 26–30, рис. 12, табл. VIII, IX; Кубышев А.И., Орлов Р.С., 1982, с. 242–243, рис. 2–5). Основные элементы декора этих наборов были популярны в Византии в X–XI вв. Исследователи считают, что упомянутые уздечные наборы изготовлены в Юго-Восточном Причерноморье в мастерских, обслуживающих в X–XI вв. Крым, Северное Причерноморье и Южную Русь (Кирпичников А.А., 1973, с. 29–30; Кубышев А.И., Орлов Р.С., 1982, с. 243–244).

Украшениями поясного ремня, видимо, являются две отлитые из бронзы бляхи X–XI вв., лежавшие у левой бедренной кости в могиле первого типа, зачищенной в кургане на реке Чатырлык в Первомайском районе. Единственная бронзовая поясная пряжка (табл. 49, 39) XII в. найдена Н.И. Веселовским в 1890 г. под Симферополем. Типичные для кочевнических захоронений XII в. (Плетнева С.А., 1981, рис. 82, 83; 83, 17) круглые железные пряжки (табл. 49, 33) использовались на поясе и для застегивания портупейных ремней. В Ближнем Боевом в кургане 1, в погребении 2 (7-й тип) такая пряжка находилась в области таза, а в погребении 1 (8-й тип) и в пос. Мамай в захоронении десятого типа названные пряжки лежали справа от скелета человека рядом с саблей (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, с. 191, 192; Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с. 5).

Во многих кочевнических могилах X-XIII вв. содержалось разнотипное оружие. Железные плоские ромбовидные наконечники стрел XI и XII вв. (Медведев А.Ф., 1966, табл. XVIII, 23; XX, 37) встречены в захоронениях 1-го (табл. 49, 27, 28), 6-го (табл. 49, 10) и 7-го (табл. 49, 18) типов. Круглые в сечении железные наконечники стрел найдены в погребении четвертого типа (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 6, 10) и в могилах седьмого (табл. 49, 19) и 11-го (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 9, 6) типов с вещами XI–XII вв. Железные наконечники копий XI в. (Медведев А.Ф., 1966, табл. 18, 3; Кирпичников А.А., 1966, табл. XXIII, 4) обнаружены в Рисовом в захоронении первого типа (табл. 49, 9). Железные наконечники дротиков XI в. (Медведев А.Ф., 1966, табл. XX, 27) извлечен из могил 10-го (табл. 49, 35) и пятого (табл. 49, 29) типов. В захоронениях первого (табл. 49, 24) и седьмого (табл. 49, 17) типов встречены костяные наконечники стрел XII в. (Медведев А.Ф., 1966, табл. 22, 29, 32, 33). Упомянем также трехлопастный железный наконечник стрелы XIII–XIV вв. (Кызласов И.Л., 1981, рис. 74, 27; Могильников В.А., 1981, рис. 73: 24) из Херсона. На двух лопастях данного наконечника сделаны лунковидные прорези (табл. 50, 21).

От сложносоставного лука в одной из могил первого типа сохранились две костяные боковые накладки (табл. 49, 26).

С IX в. воины стали носить луки в футлярах-налучьях, предохраняющих их от непогоды. На поясе изготовлявшиеся из кожи или плотной материи налучья подвешивались с помощью костяных петель (Медведев А.Ф., 1966, с. 23, рис. 3; табл. 8). Некоторые налучья украшались костяными накладками. Обломки таких накладок с гравированными кружками с точками (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 14, 1, 2) находились в захоронении шестого типа вместе с наконечниками стрелы XI в. (табл. 49, 10). Костяные петли для подвешивания налучья обнаружены в могилах девятого (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 13, 3) и 11-го (табл. 49, 34) типов с инвентарем XII в. Костяные петли из одновременных могил из Мартыновки (табл. 49, 38), Бахчи-Эли (Черепанова Е.Н., Щепинский А.А., 1968, рис. 13, 2) и из Ближнего Боевого (табл. 49, 36, 37) служили для подвешивания на поясе берестяных колчанов (Медведев А.Ф., 1966, с. 20, 21, табл. 9). Как правило, концы этих петель вырезаны в виде зооморфных голов.

Из крымских кочевнических погребений X-XII вв. происходят около двух десятков сабель. Почти прямая короткая (длина 0,65 м) сабля из с. Танковое Красноперекопского района, из захоронения третьего типа (Щепинский А.А., Черепанова Е.Н., 1969, с. 190, 191) типологически близки саблям VIII-X вв. (Генинг В.Ф., 1962, с. 57–58, табл. XIII, 6; Плетнева С.А., 1967, с. 157–158; 1981, с. 215). Слегка изогнутая длинная сабля (длина клинка 1,31 м) из Чокурчинского кургана из погребения 11-го типа (табл. 49, 22) может быть датирована по найденным там же стременам конца XI–XII вв. (табл. 50, 6). Типология аналогичных сабель из Поросья разработана С.А. Плетневой (1973, с. 17, 18, рис. 5). По длине и кривизне саблю из погребения четвертого типа (Казанка, курган 3) следует отнести к отделу 1-В, саблю из погребения пятого типа (Мартыновка) – к отделу 1-Б, сабли из погребений седьмого типа (Сарайлы-Кият, курганы 2 и 6; гора Коклюк, курган 6) и из могилы 11-го типа (Сарайлы-Кият, курган 5) – к отделу 1-Д (табл. 49, 20), саблю из захоронения десятого типа (Мамай) – к отделу 1-Г (табл. 49, 21), сабли из погребений восьмого типа (Ближнее Боевое, курган 1, могила 1) и девятого (Бахчи-Эли) – ко второму типу. С.А. Плетнева датировала сабли отделов В и Г – первой половиной XII в., а сабли отдела Д – концом XII – первой половиной XIII в. (Плетнева С.А., 1973, с. 17, 18). На сабле из Мамайского кургана сохранились пластинчатая оковка и наконечник ножен (табл. 49, 21). К клинку из коклюкской могилы прикипели две проволочные оковки ножен с петлями (табл. 49, 30). Рядом с клинком лежали две костяные соединительные пластины от портупейных ремней (табл. 49, 15).

Владельцами кольчатого доспеха в X-XIV вв. прежде всего были привилегированные воины. В двух могилах седьмого типа (Коклюк, курган 6; Сарайлы-Кият, курган 6) и в кургане 9 пос. Приморский (близ Феодосии) найдены проржавевшие фрагменты кольчуг, сплетенных из проволочных колец (табл. 50, 13).

Особенно интересна кочевническая кованная железная маска с отлитым из бронзы ухом (табл. 49, 40), обнаруженная в 1889 г., в Херсоне, на Северном берегу, на полу дома вместе с фрагментами железной кольчуги, гривнами и другими вещами (Пятышева Н.В., 1964, с. 2, 6, 7, рис. 3, 4, табл. I; IX). В литературе высказаны противоречивые мнения о датировке, назначении и об этнической принадлежности кочевнических железных масок. По словам Н.В. Пятышевой, в Херсон кольчугу и маску в конце XIII – начале XIV в. привез половец. По ее предположению, херсонесская и другие одновременные кочевнические маски имели культовое и церемониальное назначение (Пятышева Н.В., 1964, с. 29–34; 1980, с. 135, 137). С.А. Плетнева вполне обоснованно считает, что черноклобуцкие воины использовали железные маски в качестве забрала (Плетнева С.А., 1981, с. 216).

Украшения и предметы туалета в рассматриваемых погребениях весьма немногочисленны. В одной из могил первого типа (деревня Матвеевка) находились бронзовые перстни с жуковиной из темно-синего стекла (табл. 49, 6) и с плоской пластинчатой жуковиной (табл. 49, 5). Жуковина второго перстня по форме восходит к соответствующим деталям поздних салтовских перстней. В нескольких могилах конца XI–XII вв. и XIII в. встречены одноцветные стеклянные бусы, костяные и бронзовые подвески, бубенчики с крестовидной прорезью и пуговицы (табл. 49, 25; 50, 12, 14, 15; 51, 1, 2). Из Херсона из могилы седьмого типа происходит бронзовое зеркало XI–XII вв. (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 81) с крестовидным орнаментом (табл. 49, 12). В могиле седьмого типа (Приморский, курган 2) бронзовое гладкое зеркало (табл. 50, 19) найдено вместе с золотой серьгой в виде знака вопроса (табл. 50, 20), железными ножницами (табл. 50, 17), джучидской монетой XIII–XIV вв. и с монетой хана Узбека, чеканенной в 1330 г. Редкими находками являются обломок деревянного гребня (табл. 49, 3) и железные ножницы (табл. 49, 4, 11; 50, 17).

Целые керамические сосуды стояли в нескольких могилах (Щепинский А.А., Черепанова Е.Г., 1969, рис. 105, 8). У тонкостенных гончарных кувшинов из коклюкской могилы черепок плотный, светло-красный. Высота большого кувшина 28 см (табл. 50, 4). Его горло украшено валиком, а тулово волной, выполненной гребенкой. Ручка в сечении почти плоская, со слабо профилированными краями. Высота второго кувшина 14,8 см (табл. 50, 5). Он имеет характерный для сосудов данного типа невысокий отогнутый наружу венчик, к верхнему краю которого прикреплена плоская ручка. Поверхность корпуса сильно закопчена. Аналогичные гончарные кувшины встречены в слоях XII–XIII вв. в Херсонесе (Якобсон А.Л., 1950, с. 108–109, рис. 67, 1, 2, 7; 68, 1, 5), на Бакле (Талис Д.Л., 1974, рис. 1, 4) и в верхнем слое Саркела-Белой Вежи (Плетнева С.А., 1959, с. 251, рис. 33, 1). У круговых плоскодонных горшков из Мартыновки (высота 17,5 см) и Приморского (высота 12 см) черепок светло-красный, рыхлый с примесью толченой ракушки и песка (табл. 50, 9, 16). Горшок из Мартыновки декорирован спиралевидным орнаментом (табл. 50, 9). Поверхность обоих горшков сильно закопчена. Фрагменты однотипных сосудов содержались в слоях XII–XIII вв. на Бакле (Рудаков В.Е., 1975, с. 26, рис. 2, 5) и на Тепе-Кермене (Талис Д.Л., 1977, рис. 4, 5). В фондах Крымского республиканского краеведческого музея хранятся круговой горшок, орнаментированный волной и гончарный одноручный кувшин, покрытый сплошным линейным орнаментом. Оба сосуда, видимо, были обнаружены Н.И. Веселовским в 1891 г. в кочевнических захоронениях. В Тмутаракани подобная керамика находилась в слоях X-XIV и XII–XV вв. (Плетнева С.А., 1963, с. 24, 28, 46, рис. 15, 5, 7; 27, 5).

Судя по инвентарю, погребения первого и третьего типов датируются X-XII вв., четвертого и шестого типов – XI – началом XII в., пятого, восьмого и десятого типов – концом XI–XII вв., седьмого, девятого и 11-го типов – концом XI–XIII вв., второго типа – XIV в. По конструкции и особенностям погребального обряда могилы первого, третьего и шестого типов характерны для печенегов, могила пятого типа – для торков, могилы седьмого – десятого типов – для половцев, а могилы четвертого и 11-го типов – для пенежско-половецкого населения (Плетнева С.А., 1981, с. 218, 219).

Приведенные факты в основном согласуются с информацией письменных источников о печенегах в Крыму. В анонимном персидском географическом труде X в. печенеги разделены на две ветви – «тюркскую» и «хазарскую» (Плетнева С.А., 1959, с. 213). Хазарские печенеги кочевали в Предкавказской степи в междуречье рек Дона и Кубани (Плетнева С.А., 1958, с. 213: Артамонов М.И., 1962, с. 351). Вероятно, в первой половине X в. хазарские печенеги проникли в Крымское Присивашье. Именно здесь открыты все наиболее ранние печенежские погребения с вещами X в. (в Танковом близ Красноперекопска, на р. Чатырлык и в Матвеевке в Первомайском районе). Как показывают археологические материалы, печенеги до конца XI в. оставались основным населением крымской степи.

После изгнания хазар из Крыма византийская администрация утверждается в Юго-Восточном Крыму в Сугдее. Второй половиной IX – первой половиной XI в. датируются найденные в городе печати логофетов, отвечавших за сбор налогов в империи (Степанова Е.В., 1997, с. 175–176). В конце X – первой половине XI в. в Сугдее была образована стратегия, управлявшаяся назначенным из Константинополя стратигом в ранге протоспафария. Около 1059 г. Сугдею включили в фему Херсона (Латышев В.В., 1896, с. 16–18). На северном склоне крепостной горы И.А. Баранов раскопал X-XIII вв. кварталы ремесленников и торговцев (Баранов И.А., 1994, с. 52–58). Жилые двухэтажные дома открыты и в портовом районе (Джанов А.В., Майко В.В., 1998, с. 160–178). Из помещений извлекли сделанные в окрестностях Константинополя амфоры с воротничковообразным венчиком последней трети X–XI вв. (Романчук А.И., Сазанов А.В., Седикова Л.В., 1995, с. 68, 69), амфоры с высокоподнятыми ручками и веретенообразным туловом XII–XIII вв. (Якобсон А.Л., 1979, с. 68, 5–7), большие грушевидные круглодонные амфоры XIII–XIV вв. (Якобсон А.Л., 1979, с. 113, рис. 69, 1–5), маленькие амфоры с петлевидными ручками и веретенообразным туловом (Джанов А.В., Майко В.В., 1998, рис. 9, 6), высокогорлые кувшины с плоскими ручками и византийские красноглиняные поливные сосуды XII–XIII вв. (Якобсон А.Л., 1979, с. 131–132).

По мнению А.А. Васильева, Византия в конце IX в. вернула крепости Горного Крыма (табл. 52–54) под свое управление (Vasiliev А.А., 1936, p. 117). В труде Константина Багрянородного о регионе говорится как о находившемся под защитой Византии (Константин Багрянородный, 1989, с. 37). Принадлежащими Византии («городами Романа») считал автор Кембриджского документа города и деревни между Керченским проливом и Херсоном, захваченные хазарским военачальником Песахом (Golb N., Pritsak O., 1982, p. 117). На хребте Басман в карстовой пещере обнаружена эпитафия X в. пресвитера Иоанна. По мнению Э.И. Соломоник, в надписи упомянут подчиненный Херсону Горный Крым (Соломоник Э.И., 1986, с. 214–215). Однако в трактате Константина Багрянородного этот регион назван Климатами. Согласно Кембриджскому документу, в годы правления Романа I Лакапина (920–944) хазары, в отместку за нападение подстрекаемого византийцами князя русов Хелгу на хазарский город Самкерц (Тмутаракань или Керчь?), совершили последний отмеченный в письменных источниках набег на византийские владения в Крыму (Golb N., Pritsak O., 1982, p. 117). А.М. Мошин отнес это событие к 943 г. (Mošin V., 1931, p. 323), тогда как О. Прицак отождествил поход Хелгу с описанным ал-Масуди рейдом русов и датировал его 925 г. (Golb N., Pritsak O., 1982, p. 137). По мнению А.П. Новосельцева, в труде ал-Масуди речь шла о рейде русов на Каспий, состоявшемся между 909 и 914 гг., т. е. задолго до начала правления Романа I. А.П. Новосельцев считал, что в Кембриджском документе какой-то крымский еврей описал действительно происходившие в Самкерце события, связанные с гонениями евреев в Византии при Романе I (Новосельцев А.П., 1990, с. 212–218). Скорее всего, во время этого рейда между 920–940 гг. и погибли многие поселения булгар, оказавшиеся на пути Песаха. Судя по найденной в Херсоне печати конца X – начала XI в. императорского спафария и турмарха Готии Льва, официально регион, также, как и в VIII–IX вв., назывался Готией. Очевидно, в X в. она в качестве турмы (военно-административного округа) входила в состав фемы Херсона (Alekséenko N.A., 1996, p. 272). Поскольку турма не упомянута в труде Константина Багрянородного, то, видимо, ее организовали во второй половине X в.