Текст книги "Изо всех сил (ЛП)"

Автор книги: Стюарт Слейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

Мэйтленд Уилсон представил это, вздрогнул и продолжил.

– Последняя атака произошла сегодня утром. Оставшиеся двадцать танков М13/40 прорвали кордон стрелков и ПТО, но прорыв был остановлен огнём полевых орудий, расположенных всего в нескольких метрах от штаба полка. Наш заслон вовремя усилили вспомогательными частями 7-й бронетанковой дивизии, но десятая армия разваливается и сдаётся. Как мы управимся с таким количеством пленных, ума не приложу.

Уэйвелл не беспокоился.

– Джамбо, с этим проблем не будет. С нами связались из Рима. Предлагают перемирие с последующим мирным договором. Они списывают Восточную Африку, мы возвращаемся к ливийско-египетской границе, и взаимно обмениваемся военнопленными.

– Можем ли мы на них положиться? Или же сами совершим грех Того Человека?

Услышав это, Уэйвелл замер.

– Жуть. Мы не решаемся заключить мир и прекратить войну на выгодных нам условиях, потому что этот шаг можно будет расценить как следование примеру Галифакса. Самый значимый показатель нанесённого им урона. Нет, не думаю, что мы поступаем похоже. Во всяком случае, мы сейчас на противоположных позициях. Условия диктуем мы, а с просьбой пришли итальянцы.

– Да, Арчи, пора покидать Киренаику. Вся она – одна огромная ловушка. Её следовало захватить из-за портов, но кто угодно может перебросить через пустыню мобильные силы и отрезать её так же, как сделали мы. Я бы посоветовал включить в договор соглашение о численности войск в Ливии и демилитаризованной зоне вдоль границы – для собственной безопасности. И можно начинать.

Уэйвелл кивнул, – я отправлю ответ Чиано в Рим.

Мэйтленд Уилсон ухмыльнулся, – а копию в Лондон?

– На кой? Отправим в Оттаву, Калькутту, само собой, и в Канберру. В общем, всем, кроме Того Человека.

Индия, Калькутта, правительственная резиденция

– Мы победили, – неверяще сказал 2-й маркиз Линлитгоу и временный премьер-министр Индии. – Индия победила. С определённой помощью, разумеется.

Генерал Окинлек вежливо заметил:

Я думаю, ваше превосходительство, помощь Содружества Наций была более чем "определённой".

– Несравнимой с участием нашего народа, – протянул пандит Неру, и.о. заместителя премьер-министра. – Мы одержали великую победу над Италией и оккупированной Эритреей. Именно с Индией Италия договаривалась о капитуляции этой колонии и её освобождении. Поэтому победа в значительной степени наша. Безоговорочное признание нашего статуса и независимости. Народ понимает это и радуется.

– Но не вы, пандит.

Он вздохнул.

– Не пандит Джавахарлал Неру. Я мечтал об Индии, выступающей за свободу, мир и справедливость. Индии, использующей силу и власть, чтобы положить конец войнам и создать мир во всем мире. Вместо этого она становится имперской державой, распространяя влияние силой оружия. Мы одержали победу, но не в силе наши доводы. И мои собратья-индийцы рады этому. Простите мою печаль, ибо это действительно добрый день.

Генерал Окинлек воздержался от соблазна процитировать старую пословицу про последний аргумент королей. Вместо этого он подобрал иной аргумент, примиривший Неру с фактом, что независимость государства всегда имеет и светлые, и тёмные стороны. Одна из таких – необходимость время от времени прибегать к военной силе.

– Самое важное, пандит, это нравственные ориентиры, ведущие нас. Независимо от средств, которые мы применяем. Если наша цель – справедливость, и мы по пути к ней не идём на компромиссы, то разве вы не того же ищете? Наша цель – свобода, мир и справедливость для всех. Наше оружие принесло их эритрейцам. Мы не стали их колониальным повелителем, а освободили так же, как себя. Может не нравится способ, но цель остаётся неизменной.

– Благодарю, генерал. Ваши слова немного утешают меня, но они также подчёркивают то, что уже некоторое время беспокоит меня. Последние полгода показали, насколько сложны задачи, стоящие перед нашей страной, а также то, насколько я и мои коллеги, которым предстоит взять на себя их решение, плохо подготовлены. Генерал, вы говорили о нравственных ориентирах. Мой – благо Индии и надлежащее управление страной. В нашем первоначальном соглашении был двухлетний срок, для перехода от колониальной администрации к всеиндийскому правительству. Я хотел бы изменить это соглашение и попросить о сокращении срока. Уверен, мы можем достигнуть намного большего, если будем работать совместно, как того потребует обстановка, чем соблюдая искусственное расписание.

Кроме того, я недостаточно квалифицирован, чтобы возглавить правительство. Хочу предложить на должность первого президента Индии доктора Раджендру Прасада[425]. Его уважают все фракции и он известен в мире. Мы можем представить это изменение как результат нашей победы в Эритрее. Считаю, так мы покажем, насколько могущественной стала Индия благодаря совместному труду всех её жителей.

Маркиз Линлитгоу поразился размаху услышанного. По сути, Неру был готов отдать итог работы всей своей жизни ради того, чтобы увеличился шанс Индии на настоящую государственность. В некотором роде, подумал он, это наиболее замечательная вещь, о которой я когда-либо слышал.

– Пандит, Индия на самом деле следует нравственному компасу, и я не боюсь за её целостность, покуда она в таких руках как ваши. Спасибо, что просветили нас и показали пример, как надо дорожить будущим.

В зале заседаний стало тихо. В первый раз собравшиеся члены кабинета были едины. Слова Неру заставили замолчать даже тех, кто раньше поддерживал Ричарда Кардью. В конце концов, сэр Мартин Шарп взял слово.

– Если никто не возражает, давайте перейдём к следующему пункту повестки дня. Мы разговаривали с Уильямом Поли. Их положение в Китае стало неуверенным и они согласились на перенос операционной базы в Бангалор. Переезд финансируется австралийским бизнесменом, господином Эссингтоном Льюисом. Он недавно получил доступ к значительным инвестиционным фондам в США. Новая компания называется Hindustan Air Ltd., и на 50% будет принадлежать индийскому правительству, – сэр Мартин коротко кивнул Неру.

– С ними приходят лицензии на производство двух самолетов. "Хоук-75" у нас уже есть, второй – лёгкий штурмовик V-11[426]. Мы размещаем заказ на 48 V-11 и столько же «Хоуков». Первые машины, конечно же, будут собраны из привозных комплектов. Но благодаря стараниям одного из наших американских советников, господина Бойингтона, строиться будут новые версии «Хоук-75». На него поставят двигатель R1820-86 мощностью 1450 л.с., и вооружат шестью пулеметами 7.62 мм. Этот самолет будет называться «Мохавк V». Благодаря сниженному весу и дополнительной мощности он превзойдёт все истребители в регионе. Контракт предусматривает первый полёт индийской машины 3 апреля 1942 года. Конечно, это не первые боевые самолеты, собранные в Индии – но первые, которые будут построены по заказу независимой Индии.

Речь сэра Мартина прервали бурные аплодисменты. Самый бурный восторг выражали хлопками по столу. Джордж Паркс подошёл и тепло пожал руку Неру. Глядя на этот праздник, сэр Эрик Хаохоа понял – кризис становления преодолён. Что бы ни случилось далее, родилась новая, независимая Индия.

Индия, штат Махараштра, Нагпур, центральная тюрьма, 31 декабря 1940

– С ним, конечно, обращались должным образом? – сэр Эрик Хаохоа спросил вежливо, но начальник тюрьмы все равно надулся.

– Разумеется, сэр. Пусть мы далеко от столицы, но мы знаем, что правильно, а что нет. Хотя я не могу назвать его популярным заключенным, особенно после того, как наши джавы[427] нагнули итальяшек в Восточной Африке. Но в уважение к его бывшему званию и должности с ним обращались вежливо.

Джавы, подумал сэр Эрик. Не так давно британские чиновники использовали это слово для именования индийских призывников. Его мысли прервали звук открывающегося замка и скрип двери.

– Вы пришли позлорадствовать, мелкий проныра? – ядовито процедил Ричард Кардью. Ненависть в его глазах была такой густой, что сэр Эрик непроизвольно отступил на полшага назад.

– Ничуть. На самом деле я пришёл выпустить вас. Правительство решило, что вас более не нужно пожизненно содержать под стражей без суда, хотя это совершенно законно. Этот вариант рассматривался всерьёз, учитывая, что ваши действия стали причиной гибели множества хороших и достойных людей. Однако сам вице-премьер Неру предположил, что ваше деяние перевешивает все возможные выгоды от судебного процесса. В общем, по его инициативе решено вас освободить. Вы можете остаться в Индии, если хотите, или вернуться в Великобританию. Выбор за вами.

– Я не стану молчать. Я буду бороться с вами. Я представляю истинное правительство Индии и истинных чувств лучших людей здесь. Я не буду молчать.

Сэр Эрик с сожалением улыбнулся.

– Вы можете делать что угодно, Ричард. Это не имеет значения. Видите ли, здесь нет избирательных округов. Вам не на кого опереться. Пока вы сидели здесь, Индия наконец стала настоящей страной. Мы рассчитываем на собственные силы и нас услышали в мире. Мы одержали значительные военные победы. Правительство Италии пошло на переговоры о перемирии с нами. С нами, Ричард, не с Лондоном. С ним мы порвали полностью и окончательно. Даже те, кто симпатизировал вам, теперь принимают участие в управлении независимой Индией. Ваш голос, если вы решите заговорить, станет эхом прошлого.

– Империя все ещё стоит…

– Нет, Ричард. Вы, похоже, не понимаете, что я вам говорю. Италия ведет прямые переговоры с нами, с Австралией и Южной Африкой. Канада признала правительство Черчилля в Оттаве. Вест-Индия ушла в самостоятельное плавание. Империи больше нет, Британское Содружество превратилось в Содружество Наций, и голос Британии на его совете не слышен. Мы, Ричард, создали новую нацию, уже завоевавшую уважение. У нас есть армия, одержавшая победы под собственным именем. Есть флот, которого достаточно, чтобы даже самые сильные враги призадумались. Есть ВВС, растущие день ото дня в численности и мощи. Полгода назад не было ни одного истребителя к востоку от Суэца, а сегодня у нас четыре эскадрильи и завтра начнётся формирование пятой, базирующейся в Сингапуре. У нас есть бомбардировщики, транспортные самолеты, летающие лодки и собственная лётная школа. По сравнению со всем этим, ваш голос – нечто скудное и незначительное.

– Ты хочешь уничтожить империю. Ты неверный предатель и крамольник, тайный вредитель, – у Ричарда Кардью только что пена из рта не шла, с такой-то яростью.

Впервые сэр Эрик утратил свой бесстрастный тон.

– Уничтожить империю? Никогда. Моя семья преданно служила империи триста лет, с той поры, когда Кардью ещё тырили овец с ферм в Уэльсе. Её уничтожили Галифакс и его дружки в Лондоне. Нашей политикой всегда был постулат, что даже если Британия падёт или сдастся, остальная Империя продолжит сражаться. Как вы понимаете, он никогда не нуждался в воплощении, пока в действительности не возникла такая обстановка. Причём по вине Лондона. И даже тогда мы не хотели применять силу – пока давление из Лондона не достигло точки невозврата. Соблюдение согласованной имперской политики и продолжение войны означало, что мы должны стоять на своем и стать истинно независимой страной. Мы действовали с сожалением и нехотя, оставив двери открытыми. И теперь, победив, мы можем восстановить то, что разрушено. Это вопрос будущего.

А здесь и сейчас ваше мнение – всего лишь ничтожный реликт ушедшей эпохи. Насколько ничтожный? Вы не единственный освобожденный сегодня. Могу назвать Притхви Сингха Азада[428], для примера, или Прияду Чакраборти. Возможно, вы слышали о Ашюте Гхатаке или Адхире Кумар Нате[429]. Они сегодня выходят на свободу, как и многие их последователи. Вы всего лишь ещё один заключенный, освобождённый милостью правительства, которое считает вас совершенно бесполезным.

– Но эти люди... Они организовали восстание против законной власти! – Ричард Кардью был потрясен списком освобожденных заключенных

– А вы нет? Теперь идите, Ричард. Начальник хочет видеть вас перед отъездом домой.

А я хочу, чтобы ты вышел из этой тюрьмы до того, как тебе в голову придёт мысль о самоубийство.

Британия, Лондон, Даунинг-стрит 10, кабинет министров

– Они нас проигнорировали, – лорд Галифакс, едва сдерживая ярость, таращился на телеграмму из министерства иностранных дел. – Они нас просто проигнорировали.

И вот проклятие вернулось на голову проклинающего. Сэр Эдвард Бриджес посмотрел на премьер-министра с определённым сочувствием.

– Итальянцам пришлось вести переговоры с теми, кто взял в плен почти 200 000 их солдат. У них просто выбора не оставалось.

– Я говорю не об итальянцах, а о предателях в Каире. Они проигнорировали все наши послания, и отринули все наши приказы. Предали всё, чем должны дорожить. Затем, не обращая на нас ни малейшего внимания, подписали соглашение с итальянцами. Я хочу видеть их сломленными и осуждёнными на смерть.

Они не проигнорировали ваши сообщения, они проигнорировали вас лично. И заключили перемирие с врагом без оглядки на вас, поскольку вы поступили с ними точно так же. Вот обраточка и прилетела.

– Это серьезная проблема, премьер-министр. В общем случае Уэйвелл – офицер индийской армии, а не британской. На любом военном суде он просто заявит, что для офицер индийской армии приказы из Калькутты перевешивают любые приказы из Лондона. А на самом деле он вполне мог бы утверждать, что британский военный суд более не имеет никакой власти индийским офицером. Я считаю, суд отнесся бы к этому иску с сочувствием. А учитывая, что результатом его решений стало грандиозное победное сражение… Такие успехи традиционно оправдывают средства, с помощью которых достигнуты. Обычный вердикт военного суда в подобных обстоятельствах: "Вы молодец, но больше так не делайте". Я бы посоветовал поступить так же. Но вы не можете этого сделать, – голос был Батлера мягок, как масло на волнах, – это станет демонстрацией слабости. Думаю, пришло время проявить некоторую твёрдость. Уэйвелла и его приспешников необходимо поставить на колени, и утвердить нашу власть над британскими силами за пределами метрополии.

Галифакс, казалось, в отчаянии. Он вышел за пределы своей компетентности и хватался за любую соломинку.

– Премьер-министр, есть ещё один армейский принцип, который стоит иметь в виду – "Никогда не издавай приказ, если не уверен, что он будет выполнен". В данном случае он уместен как никогда. Наша власть над вооружёнными силами, находящимися за границей, очень спорная. Таковой она и останется, пока мы ничего не придумаем. Но если мы ввяжемся в лобовое противостояние с Ближневосточным командованием – а выиграть его мы не сможем – исчезнут все сомнения, вместе с остатками власти.

– Сэр Эдвард, возможно, у нас есть основания усомниться в вашей верности? – голос Батлера всё ещё был елейно-мягким, но в нём проступал элемент угрозы. Бриджес посмотрел на Галифакса и отчётливо проронил:

– Камень[430].

Этого хватило, чтобы Галифакс сразу сдал назад.

– Ричард, нет необходимости сомневаться в лояльности сэра Эдварда. Поднимать вопросы, которые можно cчесть неприемлемыми, его прямая обязанность.

Батлер уверенно кивнул, но Бриджес не сомневался, что приобрёл нового опасного врага. Галифакс, продолжая разговор, выглядел растерянно.

– Разве нельзя выдоить из этой ситуации что-нибудь хорошее?

Батлер обеими руками ухватился за шанс.

– Нам известно, что итальянцы обратились за помощью к немцам. Искали подкреплений для противостояния силам генерала Уэйвелла. Им отказали в самой беспрецедентной форме. Это ясно показывает, что Германия считает нас своим самым важным союзником в Европе, и наша позиция в отношении них значительно укрепилась.

– Мы не союзники нацистской Германии, Ричард. Просто наши интересы временно совпадают. Британия решила остаться нейтральной, вот и всё.

– Прошу прощения, премьер-министр, – только я услышал насмешку в этих словах? – я неверно высказался. Я не имею в виду, что мы должны считать себя союзником Германии. Наша страна всего лишь поддерживает дружеские отношения с нею. Однако мы должны принять к сведению, что опасность большевизма предполагает куда большее совпадение интересов, чем вы думаете.

Бриджес с интересом отметил, что Галифаксу после речей Батлера вообще стало как-то не по себе. Он быстро вернулся к вопросу Египта и Ближнего Востока.

– Так что решим с неподчинением Уэйвелла?

– Ну, традиционные варианты таковы. Мы вызываем его на трибунал, после чего назначаем на другую должность с таким понижением, что он с отвращением уйдет в отставку. Игнорируем все его заслуги или приписываем их себе, подразумевая, что его вклад в достигнуты успехах незначителен. Он не обратит внимание на первое и второе, третьим воспользуется чтоб ещё больше закрепить свои позиции, а для четвёртого уже поздно. Факт в том, что мы и остальная часть Содружества идём теперь различными курсами, и перед нами неизведанные земли. Любое наше действие породит прецедент. Смею предположить, наилучшим решением будет бездействие.

– Возможно, сэр Эдвард. А теперь, пожалуйста, оставьте нас. Нам с министром надо обсудить партийные дела.

Это разумный повод попросить меня уйти. Но почему мне так не нравится физиономия Батлера? Сэр Эдвард Бриджес вышел из кабинета и задумчиво спустился по лестнице к выходу из здания. Двое помощников Батлера стояли рядом, вооружённые автоматами «Томпсон». Интересно, как долго мы сможем получать патроны для них? Давненько я не пил со стариной Мюрреем, надо бы пригласить его в ближайший вечер. Мюррей Прескотт был ветераном британской индийской армии и давно находился на заслуженном отдыхе. Но он активно поддерживал связь со службой, где у него оставалось много друзей. Если кто и знал, как предупредить генерала Уэйвелла, чтобы тот ходил с оглядкой, так это точно он.

Италия, Рим, штаб верховного главнокомандования, 14 января 1941-го

– Каковы условия нашего соглашения с Содружеством?

Грациани, Бадольо, Чиано и другие члены армейского главнокомандования ожидали, что Бенито Муссолини выдаст яростное выступление, полное напыщенных оборотов. Вместо этого, после двух недель вынужденного отдыха, он был тих и на удивление просторечен. Врачи сказали, что он серьёзно пострадал от удара и длительной потери сознания.

Может ли в одном человеке таиться такое сочетание двух характеров? – подумал Чиано. – Стать причиной катастрофического военного поражения, расплеваться с ближайшим союзником... Этого любому хватило бы, чтобы пасть духом. Или восстановить в себе смирение.

– Дуче, мы удержали Ливию в её довоенных границах и возвращаем наших пленных. Содружество покинет Киренаику, но они заберут всё захваченное – технику, оснащение, материальные ценности. Мы договорились о 20-километровой демилитаризованной зоне с каждой стороны границы, где не могут находиться вооружённые силы, иначе как по обоюдному соглашению. Содружество согласилось на совместное патрулирование для обеспечения наблюдения. Нам пришлось пожертвовать Эфиопией, куда вернулась предыдущая администрация. Эритрея и Сомалиленд будут находиться под управлением Содружества, как если бы они были ассоциированными участниками Лиги Наций. В конечном итоге, нам удалось сохранить Ливию, но ценой всех наших других африканских владений.

Теперь можете приказать мне застрелиться. Я сделал всё возможное для Италии, и останусь доволен этим.

– Мы сохранили Ливию, но потеряли остальную часть наших североафриканских владений. Муссолини замолк и глубоко вздохнул. Изменился даже его голос – звенящая агрессия и нервная самоуверенность полностью исчезли. Вместо них был глубокомысленный подтекст. Тон философа, но не диктатора

– Ну... я подумал и решил – хватит коллекционировать пустыни. Мы вполне можем распрощаться с имуществом, которое никогда не приносило нам пользу. Пора смотреть вперёд, а не назад. То, как обращался с нами Гитлер, показало нам: когда у нас нет друзей, на которых можно положиться, или с которых брать пример, остаётся одно. Стать сильными. Продолжение войны станет национальным самоубийством. Это не наш метод. Скорее, нам стоит принять эти события как часть жизни. Как итальянцы, мы должны принять то, что жизнь приносит нам, и научиться любить её. Наша жизнь нужна нам самим, но не как самоцель. Нам пора оглядеться и рассмотреть окружающих – и тех, кто близко, и тех, кто далеко. Современников и тех кто придёт после нас. Мы должны учитывать их интересы. Мы выяснили, что Италия неспособна проецировать вовне силу. Значит, мы должны создать прекраснейшую, превосходную страну, и научиться экспортировать такое стремление тем, кто решит последовать нашему примеру.

Наступила тишина. Муссолини стоял с трудом – удар сильно повредил его нервной системе. Левой стороне тела досталось больше, рука была почти парализована, и он хромал на левую ногу. Время от времени ему приходилось вытирать уголок рта платком.

– Галеаццо, вы хорошо справлялись. Рекомендую вас своим преемником. Отныне вы должны гарантировать, что Италия ведёт политику строгого нейтралитета. Мы направим наши усилия на улучшение жизни страны. Нашим лозунгом станет "Всё внутри государства, ничего вне государства, ничего против государства". Это понято? В любом будущем конфликте мы будем нейтральны. Никаких военных обязательств за пределами Италии.

Бадольо едва мог поверить превращению, произошедшему у него на глазах. Если Муссолини уверен в своих словах, то такой должна быть Италия, которую он всегда видеть. Наверное, катастрофа в Северной и Восточной Африке, в конечном итоге, не такое уж бедствие. Дуче прав. Мы должны принять то, что жизнь преподносит нам, и научиться любить её. Преимущество такого подхода не бывает очевидным сразу. Трудно вот так взять и поверить, что сегодня можно заложить семена лучшего будущего. У него оставался всего один вопрос.

– А что на это скажет Гитлер?

– Этот дегенерат-вырожденец? Да ебись он конём до смерти[431].