Текст книги "Изо всех сил (ЛП)"

Автор книги: Стюарт Слейд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 41 страниц)

Другая торпеда поразила винты, искорёжив дейдвудные тоннели[153] и заклинив привод руля. «Хобарт» завалился на борт в неуправляемом повороте. Выглядело, как будто австралийский крейсер спешит протаранить противника. Но это была иллюзия, «Хобарт» уже потерял управление. Попадание торпеды в кормовую часть заклинило и поворотные механизмы башен. Передние тоже были повреждены, но продолжали стрельбу. Их последние снаряды ударили в корпус рейдера.

Это был просто жест отчаяния, и Хоуден понимал это. Его корабль разваливался. Носовая часть вот-вот отломится, и едва это случится, крейсер просто нырнёт под воду.

Он посмотрел на рейдер в уверенности, что это опустошение – результат его торпедного залпа. "Атлантис" тоже умирал, прекратив огонь и полыхая от носа до кормы. "Хобарт" ещё продолжал ковылять в стороне, неуправляемый и едва способный держаться на воде. Хоуден вздохнул и отдал последний приказ:

– Покинуть корабль.

Индийский океан, неподалёку от Цейлона, немецкий вспомогательный крейсер «Атлантис»

– Герр капитан, главная машина вышла из строя. Противопожарная система не справляется, пламя распространяется неуправлямо. Температура в снарядных погребах постоянно повышается, и мы не можем сделать ничего, чтобы охладить их. Корабль скоро взорвётся.

Рогге посмотрел на свой рейдер. "Атлантис" был окутан чёрный дымом по все длине и слегка накренился. Он уже был мёртв. Таким образом, с его капитанской точки зрения вопрос был закрыт.

– Очень хорошо, лейтенант. Прикажите команде покинуть корабль. Переправьте раненых на спасательные плоты и спустите все уцелевшие шлюпки. Распределите между ними экипаж так, чтобы на каждой был офицер.

Снова оглядел свой корабль, а потом посмотрел в море, туда, где поодаль хромал "Хобарт". Он, несомненно, тоже тонул. Две торпеды, пришедшие словно из ниоткуда, почти оторвали ему бак, лишили хода и управления, Рогге видел, как команда начала оставлять крейсер. Один только вопрос продолжал биться в его разуме:

Что мы наделали?

Из его экипажа спаслись почти триста человек. Им удалось отойти в сторону от горящей развалины, которая когда-то была "Атлантисом", и уберечься от детонации погребов, отправившей рейдер на дно. Уже начали опускаться сумерки, когда появился патрульный самолёт, поднявшийся из Тринкомали. "Сандерленд" несколько минут кружил у цепочки плотов и шлюпок, очевидно, передавая координаты небольшого конвоя спасательным судам. Затем улетел. Рогге видел, как он кружится над другим местом. Выживших с крейсера нашёл, предположил он. Он посмотрел на людей в своей лодке и покачал головой.

Это был не самый лучший день.

Австралия, Канберра, здание парламента

Когда члены парламента вернулись после ланча, многоуважаемый Джон «Сол» Розвер[154] с большим удовольствием оглядел зал заседаний. Несомненно, настало их время. Лейбористская партия стала господствующей, а Тори[155] оказались в раздрае. Даже если правительство найдёт опору в незначительном большинстве, они будут в безопасности, как под крышей собственного дома. После недавнего падения Мензиса никто не хотел устроить ещё одну смену правительства.

Оставшиеся мелкие неурядицы оставались исключительно фракционными. Крайние левые находились под контролем партии. Если бы это не устраивало Розвера, то он и не попал бы в кресло председателя иначе как в виде подачки Трудовой партии. Но были вещи, возможно, намного хуже этого. Мы можем провернуть тут чертовски хорошую работёнку; такие возможности попадаются нечасто, подумал про себя Розвер. Если Красный Джонни ничего не испортит.

– Палата вызывает многоуважаемого премьер-министра.

Джон Кёртин[156] усмехнулся председателю, когда тот сделал несколько уверенных, порхающих шагов к трибуне.

– Господин председатель, в свете еще одного королевского сложения полномочий, и недавних событий в Европе и Канаде, известных палате, правительство подготовило законопроект, посредством коего мы обращаемся к наиболее насущным проблемам, стоящим перед Содружеством...

С мест зашумели, едва премьер-министр произнёс эти слова. В гвалте слышалось одобрение, осуждение, но главным образом – удивление. Предоставить законопроект всего через несколько часов после радиопередачи было по любым стандартам очень быстрой работой. Такая решительность и склонность к резким шагам сами по себе красноречиво говорили о правительстве, едва обосновавшемся в кабинетах. Оппозиция выразила обоснованные сомнения в такой поспешности, а когда премьер-министр завершил доклад по законопроекту и начал читать его содержимое полностью, сомнения стали тревожными. Начались всё более частые прерывания и возражения.

Он предположил, что Кёртин может слететь с поста сегодня же. Ни у кого не хватило бы духу сказать, что Солли Розвер стесняется доброй драки. Несмотря на это, схватка оказалась ещё более горячей, чем он ожидал. Борьба за поддержание порядка и, что куда главнее, за поддержание хотя бы иллюзии беспристрастности, стала невероятно трудной. Все регламенты полетели к чёрту, он едва успевал колотить своим молоточком. После того, как обсуждение протиснулось через преамбулу и несколько первых статей законопроекта, Розвер уже пожалел, что лейбористская партия принципиально отказалась от мантии для председателя. По слухам, некоторые спикеры одевали под неё только майку и трусы. А день начался жарко. Температура в зале заседаний повышалась от минуты к минуте, и Солли потел в своём костюме, будто в сауне.

Уровнем ниже Кёртин переносил повышающуюся температуру с такой же стоической улыбкой, с которой он отвечал на все хриплые возражения и процедурные оскорбления. Он время от времени поглядывал поверх очков на зал, пока читал, или пристально смотрел на тех, кто больше заглядывал в расписание в ожидании обеда. Для Кёртина это было своего рода поэзией жизни. Приятнее всего оказался переполох в дальнем конце зала. Коалиция распалась, лишённая руководства в связи с уходом Мензиса, и оттуда теперь судорожно кудахтали, так как мощная волна от победы трудовиков снесла все их привилегии. Слабое противоречивое бормотание его собственных сторонников служило только подтверждением для его понимания обстановки. На каждом корабле есть свои крысы, и пока ему известно, где какая сидит, Кёртин был уверен в своей власти. Прожжённый политик, он крепко держал за поводок своих соратников по партии. Благодаря поддержке собраний партийных выборщиков[157] и Торговой Палаты ему можно было не бояться нескольких сварливых заднескамеечников и колеблющихся сторонников.

Но именно они и задавали жару Розверу. Возможно, это всё было частью плана Кёртина – поставить его как председателя в невыгодное положение. Он и так уже был в мыле, и с физической точки зрения, и с политической. Ему приходилось отвечать на возрастающее число возгласов не только со стороны оппозиции, но и от его собственной лейбористской партии. Причём многие из них касались пунктов, с которыми он был согласен и сам собирался их ввести.

Как и в любом приличном парламенте, сведения распространялись по залу почти мгновенно. Ранние сомнения закалились до железных выводов задолго до того, как Кёртин достиг конца законопроекта. Возможно, он был шероховатым, но ведь его не вычитывали часам. В зависимости от точки зрения это было или положительным моментом, играющим в пользу нового руководства, или же показателем глубины их заговора и предательства. Все ощущали растущее чувство безотлагательности, с каждой деталью, ложившейся на своё место.

В основу всего легла передача из Дэвентри. Лейбористы основывались на ней как на разрешении разорвать связи страны с династией и империей, и обеими руками схватились за эту возможность, чтобы провести некоторые партийные положения в законодательство. В итоге такие шаги вели к установлению республики. Само понятие было предметом споров в Трудовой партии, и вовсе невероятным для оппозиции. Разрываясь между обязанностями кабинета, его собственными предпочтениями и жесткой партийной дисциплиной, Розвер становился всё более и более раздражённым. Ему хотелось накатить чего-нибудь покрепче. Его гнев в основном изливался словесно и выражался в язвительности к противникам, но внутри он сосредотачивался исключительно на лидере партии и премьер-министре.

Когда Кёртин завершил чтение законопроекта, то вынес его на обсуждение для непосредственных дебатов. Хорошо смазанная машина набрала обороты. Ещё утром эта процедура несколько вышла за рамки, то и дело соскальзывая на посторонние вопросы. Но это не подразумевало, что он должен действовать честно. В любом случае, первый час обсуждения вышел ещё более беспорядочным, чем всё, что было прежде. Хорошо налаженная череда парламентариев от Трудовой партии продолжала молоть вздор, задавая двусмысленные вопросы, их собственная министерская скамья могла только отвечать долгими положительными сентенциями в адрес правительства. Иногда Розвер позволял кому-нибудь из оппозиции вставить несколько слов и вырваться вперёд, но каждый немедленно попадал под настоящую метель из междометий и возражений. Это была старая игра, знакомая всем с обеих сторон Парламента. Но всё же для таких весомых вопросов, на грани конституционной реформы, она не очень подходила. Бешенство обсуждения перешло все пределы, известные ранее в австралийском парламенте, и Розвер едва находил в себе терпение, чтобы сдерживаться.

Среди полного зала сердитых, вопящих и кричащих мужчин председатель видел только один островок поддержки. По иронии судьбы это был человек, которого он сменил менее чем неделей ранее. Джордж Белл[158], кавалер ордена «За выдающиеся заслуги», член парламента и старший из двух заместителей председателя, точно знал, через что сейчас проходит Розвер. На этой должности он сам провёл шесть предыдущих лет. Сейчас он сидел, улыбаясь Розверу и одобрительно кивая.

Белл выражал больше, чем профессиональное сочувствие. На самом деле он думал, что приятель готовит из него ударный кулак. Когда лицо председателя не было багровым, оно становилось бледным как тесто, и Белл на секунду учуял, как тот потеет, с расстояния без малого в восемь метров. Тасманиец пришёл к выводу, что он сделал всё что мог, лишь бы Розвера не хватил удар и не оставил разгребать за собой всю эту пародию на справедливость.

Сразу после 15:00, стараясь не попасть в поле зрения, парламентский поверенный проскользнул через зал, чтобы передать премьер-министру сообщение. Министр транспорта, только что использовавший двести пятьдесят слов, чтобы сказать "да" в ответ на ещё один заранее подготовленный вопрос, сделал паузу, так как Кёртин читал записку. Премьер поднял взгляд, отыскал действующего министра, помахал ему рукой в ответ и затолкал записку в карман, после чего откинулся назад с непринуждённой улыбкой. Если Кёртин надеялся ввести в игру какие-то новые сведения, то у парламентской системы распространения слухов были свои правила. Новости уже поползли по залу, как виноградная лоза, оставляя за собой тишину.

Розвер, сидевший в восхитительном одиночестве, был единственным, кто не попал в эту сеть. Хотя он, конечно, заметил происходящее. Возможно, впервые за долгие часы по залу не прокатывались волны протеста, и не было даже сердитых взглядов. Палата необычно затихла. Члены парламента перешёптывались вместо того, чтобы орать друг на друга. Получив возможность вздохнуть свободно, он ждал, пока министр усядется на место. И тут как будто кто-то спустил курок. Едва напряжённая спина министра коснулся спинки кресла, почти половина палаты вскочила на ноги в бушующем рёве:

– Господин председатель! Господин председатель!

Все они требовали внимания Розвера и хотели попасть на трибуну, что выговориться.

Рассудительно изучив толпу, а также попытавшись призвать народ к порядку и спокойствию, он сам выбрал одного из наиболее уравновешенных членов из тылов оппозиции, на стыке с Объединённой Австралийской Партией.

– Палата вызывает депутата от коалиции[159].

При иных обстоятельствах с министерских рядов, состоящих в основном из лейбористов, только благодарно покивали бы. Депутат от коалиции был известен если не как полностью независимый политик, то точно как свободно относящийся к партийной дисциплине. Во всяком случае, речи его часто отличались вольностью. Он был самым вероятным кандидатом на поддержку правительства со стороны своего объединения. Даже не вырази он её – в коалицию так или иначе перетекали отщепенцы трудовиков – надежды на поддержку сохранялись. Если бы докладчик просто вышел и наговорил глупостей, это уже было бы поддержкой.

Розвер сразу понял, что ошибся. С первого ряда на него тут же уставились кинжальными взглядами. Вот педики, подумал он. Да пусть эти лодыри сами разгребают свои долбаные проблемы, я и так сегодня сделал больше чем мог.

Прочие парламентарии наконец уселись, а Грегори Локок встал.

– Благодарю, господин председатель. Я собирался попросить, чтобы многоуважаемый генеральный прокурор[160] подробно остановился на статье 12, но вместо этого... Могу ли я узнать у премьер-министра, в свете недавнего военно-морского события в Индийском океане, разве не стоит полностью пересмотреть весь законопроект? Это касается как 12-й статьи, так и ряда других...

Всё остальное заглушил галдёж. Пока председатель призывал палату к порядку, Кёртин встал.

– Господин председатель. Я хотел бы поблагодарить уважаемого члена палаты за его вопрос, – уверенно сказал он, – а также заверить его и всех остальных заинтересованных лиц, что даже когда ход событий не до конца ясен, правительство держит руку на пульсе. В любом случае, тяжело видеть, что в настоящее время подобные вопросы поднимаются перед палатой. Нельзя отвлекаться от более важных вещей.

Как только эти слова сорвались с его губ, Кёртин понял, что вляпался. Это не была просто оглушительная тишина. В зале вместо неё возникло глухое ворчание. Голос не гнева, но мужчин, спокойно говорящих трудные слова серьезным тоном.

Локок остался стоять все последующие десять минут, пока премьер-министр пытался объяснить, что же он только что сказал. Кёртин развернулся вовсю. Он щедро намазывал на масло причин джем обещаний, взывая к слуху своих наиболее красноречивых сторонников, когда партийные координаторы и министры наконец-то установили равновесие и начали возражать. Вновь поднялся шум. Немногие в палате приняли линию премьер-министра, независимо от того, сколько ног он оттоптал.

Если австралийский корабль сражался с немецким, то безотносительно результата это были военные действия.

Кёртин мог бы выразиться так, как ему нравится, но у Берлина будет собственное представление, и теперь ничего не заметёшь под ковёр. Сейчас не было никакого смысла проталкивать законопроект, пока не будет понятно, как ко всему этому отнесётся Гитлер.

Локок всё ещё стоял, когда премьер-министр вернулся на своё место. Розвер был готов вызвериться на него, но товарищ задал вопрос, на который следовало ответить, и сделал он это с необычной любезностью. Не было причины грубить. Поэтому Розвер вежливо кивнул Лококу, дав знак продолжать.

– Господин председатель, – Локок кивнул в ответ, – я хотел бы поблагодарить премьер-министра за его ясное и информативное выражение позиции правительства. Далее, господин председатель, я прошу разрешения покинуть заседание, так как у палаты нет доверия существующему правительству.

На зал заседаний снизошёл хаос, принеся столпотворение, бедлам и суматоху. До полной анархии не дошло только потому, что парламентарии сидели на скамьях и не имели под рукой готового оружия. Розвер колотил по столу как плотник и ругался как извозчик, становясь в процессе всё более багровым. В конечном итоге Джордж Белл, который подошёл к креслу председателя, заснул два пальца в рот и издал пронзительный свист.

– ЗАТКНИТЕСЬ, УБЛЮДКИ, И СЯДЬТЕ! Прощу прощения, господин председатель.

Розверу потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Он чувствовал унижение от помощи Белла так же остро, как собственное затруднение и гнев на утерю управления палатой. Из-за этого он свирепо зыркнул на Билли Хьюза, номинального лидера партии Локока. Хотя в его 79 лет пост был в основном почётным, он справлялся с ним с энергией молодого.

– Есть ли у Движения секунда?

В свое время Билли Хьюз съел бы Розвера живьём, вместе с пальцами ног. Теперь он, немного пропустивший начало заварухи, несколько колебался. Не случалось так, чтобы в палате не хватало численности, чтобы поддержать предложение о вынесении вотума недоверия. Но председатель только что сделал его партийным делом, а не личным. Поэтому никто не вышел вперед.

Пока с рядов лейбористской партии не встал истинно независимый политик.

– Я поддержу предложение, – сказал Александр Уилсон со своим ирландском акценте, – и более того, я думаю, что тоже могу попросить небольшую прогулку.

В знак соответствия слов делу, он пересёк зал и вышел.

Люди, которые недавно опустили занавес для правительства Мензиса, оставляли Кёртина в одиночестве в зале заседания.

Индия, Калькутта, правительственная резиденция

– Телеграмма от генерал-губернатора Австралии, ваше превосходительство.

Сэр Мартин заторопился в освещённый ярким утром кабинет наместника, и передал сообщение из рук в руки. Он знал содержание, конечно, но теоретически это было личное письмо.

Лорд Линлитгоу нетерпеливо разорвал конверт и прочитал телеграмму. Из всех источников разведки, доступных правительству Индии, самым надёжным, безусловно, являлся собственный канал переписки между прямыми представителями Короны во всем мире. Фактически, это был официальный маршрут для большей части переписки между частями Империи, которая испытывала недостаток в более быстрых способах передачи информации. Но несомненно, он работал и как путь распространения самых проверенных сплетен.

– И что решили австралийцы? – тревожно спросил Неру с дивана. Вчера бригадный генерал, достопочтенный лорд Гоури, кавалер Креста Виктории, ордена Святых Михаила и Георгия, Ордена Бани, и ордена "За выдающиеся заслуги" нескольких степеней, известный его друзьям как Александр Хоур-Ратвен[161] и нынешний генерал-губернатор Австралии, отправил предупреждение новому правительству, о необходимости разъяснения его позиции по передаче из Дэвентри. Скоро у него должно быть больше новостей. – Они всё ещё в состоянии войны?

Наместник просто покачал головой.

– Это уже выходит за все рамки! Два правительства за несколько недель. Боже правый, можно подумать, что они превращаются в республику комедиантов. Неужели Гоури полагает, что они сохранят стабильность, и надеется к утру получить новое правительство?

– Из-за этой проблемы они так разошлись во мнениях? – Неру был озадачен.

– Читая между строк, я подозреваю, что здесь есть несколько большее, чем война, – фыркнул Линлитгоу. – Я не могу сказать, что меня волнуют речи товарища Кёртина. Поэтому, возможно, есть некий луч надежды. Но мне очень не хочется задумываться о том, какое теперь сложится правительство.

– У них есть три партии, – подсказал сэр Мартин, – но только у одной хватает численности, чтобы управлять самостоятельно. Две другие состоят в давней коалиции.

Пандит Неру улыбнулся.

– Да, и австралийская трудовая партия оказалась первой лейбористской партией в мире, которая сформировала национальное правительство...

– Ох ты ж...

– ...даже если оно просуществовало всего пять дней. Моё знание главным образом историческое, Мартин. Поскольку австралийские дела в последнее время на слуху, я подумал, что бы лучше всего почитать на эту тему, но обнаружил, что на эту тему есть совсем немного.

– О? – пришёл в себя сэр Мартин, – Ну, недавние события оказались несколько сложнее. Проще говоря, тот премьер-министр, который был перед, как я его называю, товарищем...

– Мензис, – сказал Линлитгоу. – Хороший со всех сторон человек.

– Да, сэр, спасибо. Роберт Мензис выразил лоялистские взгляды и был готов, пусть и с неохотой, следовать за Лондоном. Его партия в общем и целом не согласилась с этим. Также, как и его партнер по коалиции, и их пути разошлись. Трудовики вошли в парламент правительством меньшинства – уверен, с опорой на голос единственного независимого политика...

– Который, должно быть, дезертировал с корабля, – закончил Неру.

– Точно, – согласился сэр Мартина. – В противном случае тогда случилось бы массовое покидание зала заседаний. Но кроме лейбористов, ни у кого больше нет численности, чтобы сформировать правительство, если не образуется никакая другая коалиция.

– Чертовски грязно, – кивнул Линлитгоу. – Кто бы ни нарисовался, так или иначе ему придётся опираться на войну.

– Я знаю, чем нам занять большую часть дня. Мы должны найти единую линию поведения, и озвучить её так, чтобы австралийцы публично приняли перемирие и вышли из войны.

– И конечно же, они останутся в ней... – добавил Неру.

– О, я должен учесть, что многое зависит от вас, пандит, – наместник вернул ему улыбку. – Что говорит Партия Конгресса относительно вчерашних событий?

– Ваше Превосходительство, – Неру начал серьезно, – обнаружение планов вторгнуться в Индию и потопление "Хобарта" дали достаточно голосов партийному руководству для поддержания состояния войны. Считается, что действие подтверждает намерения. Многие не соглашаются, конечно. Ганди со своими призывами к миру любой ценой, и ненасильственному сопротивлению немецкому вторжению. Есть Чандра Бос, который полагает, что надлежащим курсом является как раз союз с Германией. Но за этими исключениями, большинство других с тяжелым сердцем соглашаются, что войну необходимо продолжать. И как благоразумную предосторожность против немецких планов, и как продвижение на сцену наших первых шагов по независимости от Лондона.

Линлитгоу облегчённо улыбнулся.

– Очень хорошо. С вашего согласия, пандит, завтра мы объявим о вашем назначении моим заместителем. В договор, который вы заключили с сэром Мартином, я хотел бы внести одну поправку. Через два года, когда вы станете президентом, пусть вашим руководителем администрации будет сэр Мартин, а не я. Для всех заинтересованных это было бы более выгодно, как я думаю. Конечно, если вы согласны, Мартин?

Величественный поклон Неру и ошеломленный кивок сэра Мартина, кажется, выразили согласие. Наместник сжалился над своим секретарем.

– Затем, пожалуйста, отправьте с пандитом две телеграммы. Было бы очень хорошо, если вы составите их лично и проследите прохождение и доставку. Первую в Лондон, шифром, конечно: "С сожалением уведомляем, что в соответствии с посланием из Дэвентри Индия принимает на себя ответственность за собственное внутреннее управление и внешние взаимоотношения. Боже, храни короля".

– Очень хорошо, сэр, – сказал Мартин, торопливо строча в блокноте. – А вторую?

– В берлинскую Рейхсканцелярию. Две копии. Одну японцам, как их подзащитной державе, но простым языком. Текст: "Бытие 1:22".

Неру выглядел смущенным. Сэр Мартин наклонился и прошептал: "Плодитесь и размножайтесь"[162].

– Ага, – улыбнулся Неру. – Как соответствующе.

ГЛАВА ШЕСТЬ

ОБЪЯВЛЕНИЕ ПОЗИЦИЙ

Канберра, Австралия, здание парламента

Первый раз подходя к правительственной трибуне в качестве премьер-министра, Грегори Локок сделал паузу, чтобы оглядеть палату, и поразился, насколько она теперь отличается. Такой её сделали безумные ночные переговоры и серия политических компромиссов. Прямо напротив таращится сердитая оппозиция. Его собственная разношёрстная коалиция: Аграрная партия, Объединенная Австралийская партия и независимые кандидаты. Небольшая кучка лейбористов выглядывала из задних рядов. Он же оказался просто кандидатом, который оскорбил наименьшее количество людей. Ошеломленный Джордж Белл изо всех сил пытался выглядеть серьёзным, когда Локок кивнул.

– Палата вызывает многоуважаемого премьер-министра.

– Господин председатель, в первую очередь я хотел бы поднять вопрос, ранее уже затронутый в палате. О подтверждении состояния войны, которое существует между Содружеством и Германией наряду с ее союзниками, преимущественно с королевством Италия.

Спикер посмотрел вниз, на переднюю скамью трудовиков, и увидел в кипящих там эмоциях смесь смирения и негодования, но без резкого отрицания.

– Что скажет палата? – спросил он. – Тот, кто согласен, скажите "Да". Рев подтверждения прокатился от одной стены до другой, оставив мало сомнений относительно сегодняшнего характера парламента.

– Кажется, голосов "за" достаточно... – с мрачным лицом кивнул Джон Кёртин.

– Порыв поддержан большинством, – завершил Белл под вторую волну одобрения.

Потребовалось несколько минут стука молоточком и требований восстановить порядок.

– Слово за премьер-министром.

Локок кивнул.

– Спасибо, господин председатель. Мы не знаем, что несёт будущее, но вот что мы можем сказать со всей уверенностью. Мы победим, однако дорога будет долгой и тяжёлой. Господин председатель, я также должен сообщить палате, что генерал-губернатором в последние двенадцать часов получены из Лондона определённые сведения. Подразумевается, что от правительства Британии по воле его величества. Они противоречат сообщению от его величества, переданным из Дэвентри открытым текстом. Я передал для раздачи парламенту соответствующие документы. В соответствии с сутью сообщения из Дэвентри, наша плата принимает на себя ответственность, делегированную ей сим сообщением. Коронная власть будет направляться через генерал-губернатора австралийскому парламенту, и будет контролироваться им же, как членом Комитета доверенных лиц.

Рев "Да!!!" был оглушительным.

Вашингтон, округ Колумбия, США. Управление снабжения, комната 208

– То, что раньше было Содружеством, теперь подчиняется Большой тройке. Канада, Австралия и Индия отвергли перемирие Галифакса. Южная Африка последовала их примеру этим утром, то же самое делают меньшие колонии. Так что, господа, у нас есть война, к которой можно присоединиться.

На лице Корделла Халла красовалась решительная улыбка. Впервые за два месяца, прошедших с подписания Галифаксом печально известного перемирия, события шли так, как хотелось.

– Я до сих пор не могу поверить, что ваша сумасшедшая схема сработала, – секретарь Стимсон покачал головой. – Все вы должны сидеть в британской каталажке.

– Если нечто выглядит, как сумасшествие, но работает, то это уже не сумасшествие.

Халл уставился на Стёйвезанта, сидевшего с самым невинным выражением лица. Он узнал, что Филип был на самолете и лично участвовал в спасательной операции, и высказался неодобрительно. Не совсем в таком роде, конечно.

– Научные материалы, которые вы привезли, стоили взятых на себя. Вам, наверное, будет интересно знать, что в Канаде начали появляться и другие беженцы. Мы не уверены, как они туда добрались, но похоже, что самые крупные британские компании вывозят своих ключевых проектировщиков и инженеров в Канаду.

– Мои люди говорят, что к Галифаксу и его администрации много претензий. Похоже, что он едва заскочил в последний вагон. Народ колебался между "штык в землю" и "победа любой ценой". Месяц-другой, и он уже опоздал бы.

Стёйвезант задумался, перед тем как ответить.

– Уже есть движение Сопротивления. В основном в Шотландии и Северной Англии, но оно возникает. Меня не удивило бы, что многие компании и исследовательские центры стараются обеспечить безопасность своих людей и документации. Не говоря уже о сокрытии отчётов по любым работам, которые могут помочь немцам.

– Итак, война продолжается. Каков наш следующий шаг?

Обстановка в целом всё-таки смущала Стимсона. Британская империя продолжала войну, несмотря на то, что сама Британия из неё вышла. Этот неоспоримый факт работал в пользу американских интересов, но он не мог понять, что собираются делать доминионы. Просто воевать с немцами, как планируют австралийцы?

Тот же самый вопрос интересовал Корделла Халла и Филипа Стёйвезанта, но Халла он касался в наибольшей степени.

– Теперь положение Британии в пределах Содружества открыто для обсуждения. Канада признала правительство Черчилля в изгнании законным правительством Великобритании, едва Австралия и Индия отпали. Насколько мы можем понять, это означает, что лондонский кабинет Галифакса умело оттёрли от участия в Содружестве. Ха, у нас есть Британское Содружество, и Британия в него не входит. Чем это ещё обернётся, мы не можем даже отдалённо предположить, но экономические последствия будут значительны. Нам, вероятно, придется оказать им некоторую поддержку, чтобы удостовериться, что они остаются в деле.

– В том числе военную поддержку. Мы можем начать с поставок самолетов, скопившихся на наших аэродромах. У нас каждый день находится какая-нибудь хреновина.

Стимсон выглядел возмущенным. Значительные объёмы американских производственных мощностей были заняты британскими и французскими заказами, в то время как американские вооружённые силы задыхались без современной техники и оборудования.

– Мы действительно хотим это сделать?

Халл был задумчив.

– Президент хочет положить конец великим колониальным империям, и это наш шанс разрушить по крайней мере одну из них. В течение ближайших нескольких месяцев это никак не повредит нашей политической позиции. Но чем дальше мы будем включить осиротевшие доминионы в нашу торговую сферу, тем глубже будет экономическая пропасть, и тем дороже, в конечном счёте, они нам обойдутся. Нельзя бесконечно зажимать паровой котёл, надеясь, что он не взорвётся и не разнесёт всё вокруг.

– Как Германия, нацелившаяся на Россию. Они идут этим путём.

Филип казался отстранённым, но на самом деле он прикидывал вероятные последствия вторжения.

– Короче говоря, Россия будет союзником, и мы станем помогать ей, если немцы на самом деле вторгнутся. Мы будем нести это бремя ради самих себя. Мы можем помогать, даже если не окажем существенного воздействия на обстановку. Вторжение превратит доминионы в гусей, которые дорвались до кормушки с ресурсами.

– И чем дольше мы ждем, тем меньше шанс Британии восстановить своё положение главы империи. Независимо от того, как лично мы смотрим на это, Америка выиграет, просто немного подождав. Мы можем даже получить существенное ускорение экономического роста, из-за того что множество потянется за закупками к нам.

– Есть здесь и другая сторона.

Стёйвезант размышлял о положении в Британской империи с того самого времени, как вернулись Ахиллия, Гусоин и Элеонор. Основываясь на собственных наблюдениях и сведениях от Играт, он счёл обстановку достойной интереса.

– Почти весь королевский флот, который не базируется в Британии, сейчас находится в распоряжении правительств доминионов. Это делает их довольно влиятельными региональными державами. Но флот – не только многочисленные корабли, это квалифицированная рабочая сила, что очень важно. Команды знают, как обращаться к кораблями, их офицеры знают, как вести военно-морские кампании. Вакуум власти в регионах заполняется. Один только индийский военно-морской флот является теперь является мощной силой, а индийская армия никогда не переставала быть ею. Индийцы собрались, огляделись, решили никуда не интегрироваться экономически, и скоро мы можем увидеть рост их регионального влияния.