Текст книги "Исход. Том 2"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 43 страниц)

Стью проснулся, в ушах у него пульсировало, теснило грудь. Кричал ли он?

Том по-прежнему спал, завернувшись в спальный мешок с головой, видна была только прядь волос. Кин свернулся клубком рядом со Стью. Все нормально, это всего лишь сон…

А затем в ночи раздался пронзительный вой, серебряный колокольчик отчаянного страха… завывание волка, а возможно, завывание призрака-убийцы.

Кин поднял голову.

Тело Стью покрылось гусиной кожей.

Вой не повторился.

Стью заснул. Утром они поехали дальше. Именно Том заметил, что оленьи кишки исчезли. На их месте было множество следов… но и все.

Пять дней хорошей погоды позволили им добраться до Райфла. Проснувшись следующим утром, они заметили признаки приближающейся пурги. Стью решил, что им лучше всего переждать ненастье здесь, и они устроились в местном мотеле. Том придержал двери вестибюля, и Стью въехал на снегоходе прямо внутрь. Как он сказал Тому, это будет отличным гаражом, хотя тяжелые полозья машины основательно потрепали пушистый ковер.

Пуржило три дня. Когда они проснулись утром 10 декабря и расчистили вход в мотель, ярко сияло солнце, температура поднялась до десяти градусов. Теперь было намного труднее ехать по занесенным снегом изгибам и поворотам шоссе № 70. Но не это волновало Стью в этот яркий, солнечный, теплый день. Когда голубые тени стали удлиняться, Стью выключил мотор. Он поднял голову, казалось, весь превратившись в слух.

– Что случилось, Стью? Что… – И тут Том тоже услышал. Приглушенный рокот слева и сверху от них. Он усилился до звука приближающегося поезда, затем смолк. День снова был тих.

– Стью? – Том был явно встревожен.

– Не волнуйся, – сказал Стью и подумал: «Достаточно того, что я беспокоюсь за двоих».

Тепло продолжало держаться. К 13 декабря они были почти у Шошоуна, по-прежнему двигаясь вверх в Скалистые горы – высшей точкой подъема для них, прежде чем начать спуск, должен был стать перевал Лавленд.

Снова и снова до них доносился грохот снежных лавин. Иногда далеко, а иногда так близко, что им оставалось только смотреть вверх, ждать и надеяться, что эта стремительная белая смерть минует их. Двенадцатого лавина обрушилась на то место, где они находились всего лишь полчаса назад, и похоронила следы их снегохода под тоннами спрессованного снега. Стью опасался, что вибрация, вызванная шумом двигателя снегохода, может стать причиной их гибели, вызвав сход лавины, которая погребет их под сорока футами снега прежде, чем они успеют понять, что же произошло. А пока только оставалось продвигаться вперед и надеяться на лучшее.

Затем температура снова понизилась, и угроза схода лавин немного уменьшилась. Опять завьюжило, и они вынуждены были переждать еще пару суток. Потом двинулись дальше… и в ту ночь выпи волки. Вой доносился издалека, но иногда он раздавался так близко, что, казалось, волки окружают их палатку. Кин то и дело вскакивал и рычал. Температура держалась низкая, обвалы случались реже, хотя восемнадцатого они снова чуть не попали под лавину.

Утром 22 декабря они приближались к Эйвону. Стью ехал по обочине шоссе со скоростью десять миль в час, над ними висели снежные тучи. Том как раз увидел впереди маленький городок с единственной белой церквушкой и укрытыми снегом крышами домов. А в следующий момент обтекатель снегохода начал крениться вперед.

– Какого… – начал было Стью, и это было единственное, на что у него хватило времени.

Снегоход продолжал крениться. Стью сдал назад, но было уже поздно. Под ложечкой у него засосало, как если бы он только что спрыгнул с вышки в бассейн, оставив позади силу земного притяжения. Кувырком они слетели со снегохода. Стью потерял Тома и Кина из виду. Холодный снег набился ему за воротник, налип на лицо. Когда он открыл рот, пытаясь закричать, снег попал ему в горло. Падение. Падение. И наконец, покой в снежной могиле.

Он, как пловец, выбирался наружу. Тело его горело от снега.

– Том! – крикнул он. Странно, но со своего места он очень четко видел возвышенность дороги и тот обрыв, с которого они сорвались, вызвав своим падением небольшой снежный обвал. Задняя часть снегохода торчала в полусотне футов внизу, напоминая оранжевый буй. Странные ассоциации… кстати, неужели Том затонул?

– Том! Томми!

На поверхность выбрался Кин, весь будто запорошенный сахарной пудрой, и стал пробиваться сквозь снег к Стюарту.

– Кин! – крикнул Стью – Ищи Тома! Ищи Тома:

Кин залаял, развернулся и направился к вздыбленному месту, где снова залаял. Выбиваясь из сил, падая, захлебываясь снегом, Стью добрался до этого места и начал разгребать. Показалась куртка Тома. Стью закричал. Том, задыхаясь, с неимоверными усилиями, стал выбираться наверх, и наконец они упали на снег, раскинув руки. Том судорожно дышал и стонал.

– Мое горло! Горит! О Боже…

– Это от холода, Том. Это пройдет.

– Я задыхаюсь…

– Все уже хорошо, Том. С нами все будет хорошо.

Они лежали на снегу, переводя дух. Стью положил руку на плечо Тома, чтобы унять его дрожь. А где-то далеко прозвучал и стих грохот еще одной лавины.

Остаток дня у них ушел на то, чтобы добраться от места их падения до Эйвона. Не было и речи о том, чтобы вытащить снегоход или хотя бы часть снаряжения – слишком уж крутым был уклон. Все это останется здесь до весны – а скорее всего, и на веки вечные, учитывая сложившееся положение вещей.

Они добрались до Эйвона через полчаса после захода солнца, замерзшие и настолько усталые, что едва хватило сил найти более-менее теплое пристанище. В эту ночь Стью ничего не снилось – лишь чернота крайней усталости. Утром они стали вновь подыскивать все необходимое для продолжения пути. В таком маленьком городишке, как Эйвон, сделать это было гораздо труднее, чем в Гранд-Джанкшен. И снова Стью подумал о том, чтобы провести зиму здесь. Если бы он сказал, что это единственно правильное решение, Том не стал бы задавать вопросов, и они просто смирились бы со своей судьбой. Но затем Стью отбросил эту мысль. Ребенок должен родиться в начале января. А он хотел присутствовать при родах. Он хотел лично убедиться, что все идет хорошо.

В конце главной улицы Эйвона они отыскали небольшой магазин, а в гараже позади него стояла пара небольших аэросаней. Они не шли ни в какое сравнение с тем большим и удобным снегоходом, который Стью пустил под откос, но одни сани были оборудованы дополнительными полозьями, и Стью подумал, что они вполне им подойдут. Не удалось найти никаких концентратов, поэтому они вынуждены были довольствоваться консервами. Вторая половина дня ушла на поиски в домах походного снаряжения, и это было не особо приятное занятие. Повсюду они натыкались на разложившиеся, застывшие на морозе останки жертв супергриппа.

В самом конце дня они нашли почти все, что им было нужно, сразу в одном месте. Это был дом почти рядом с центром, где сдавались дешевые меблированные комнаты. Очевидно, перед началом эпидемии здесь было полно молодых людей, обычно приезжающих в Колорадо проделывать все те вещи, о которых так заманчиво пел Джон Денвер. Том обнаружил под лестницей огромный зеленый пластмассовый мешок.

– Что это, Стью? Табак?

Стью усмехнулся:

– Думаю, некоторые люди так и считают. Это ядовитый табак, Том. Не трогай его.

Тщательно упаковав продукты, новые спальные мешки, палатки и другие необходимые вещи, они сложили все в аэросани. К этому времени на небе уже загорались звезды, и они решили провести в Эйвоне еще одну ночь.

Возвращаясь по скрипящему под полозьями снегу к месту их временного пристанища, Стью удивленно подумал: «Завтра Рождество». Невозможно было поверить, что время промчалось с такой быстротой, но доказательством служили его часы с календарем. Из Гранд-Джанкшен они выехали уже три недели назад.

Остановив сани перед домиком, Стью сказал Тому:

– Идите с Кином в дом и разведите огонь. А мне нужно кое-что сделать.

– А что, Стью?

– Это сюрприз, – ответил Стью.

– Сюрприз? И я его увижу? – Да.

– Когда? – Глаза Тома вспыхнули.

– Через пару дней.

– Но Том Каллен не может ждать так долго, нет.

– А что еще остается делать Тому Каллену? – с улыбкой ответил Стью. – Я вернусь через час. А ты будь готов.

– Ладно… хорошо.

Но прошло часа полтора, прежде чем Стью нашел то, что искал. Следующие два или три часа Том приставал к нему с расспросами о сюрпризе. Но Стью был нем как рыба, и к тому времени, когда они укладывались спать, Том уже забыл обо всем.

Лежа в темноте, Стью сказал:

– Клянусь, теперь ты жалеешь, что мы не остались в Гранд-Джанкшен?

– Нет, – сонным голосом ответил Том. – Я хочу как можно быстрее добраться до моего милого домика. Надеюсь, что больше мы не свернем с дороги и не упадем в снег. Том Каллен чуть не задохнулся!

– Нам просто нужно ехать медленнее и внимательнее следить за дорогой, – сказал Стью, не упомянув, однако о том, что, скорее всего, произойдет с ними, если это действительно повторится… к тому же рядом не окажется укрытия, до которого можно будет дойти пешком.

– Как ты думаешь, когда мы доберемся домой, Стью?

– Еще не скоро, старина. Но доберемся обязательно. А сейчас, я думаю, нам лучше всего поспать, правда?

– Конечно.

В эту ночь Стью снилось, что Франни и ее ужасное дитя – волк – умерли при родах. Он слышал, как Джордж Ричардсон произнес издалека: «Это грипп. Они умерли из-за гриппа. Цыпленка в каждый горшок и волка в каждую утробу. И все из-за гриппа. С нами покончено. С человечеством покончено. И это грипп».

А где-то совсем близко раздался смех темного человека.

Рождественским утром 25 декабря они пустились в поход, который длился почти до Нового года. Снег покрылся плотным настом. Ветер надул снежные дюны, но аэросани с легкостью преодолевали их. Они надели солнцезащитные очки, чтобы не ослепнуть от сверкающего снега. Было морозно.

В рождественский вечер они сделали привал в двадцати четырех милях восточнее Эйвона, неподалеку от Силверторна. Теперь они были уже на подходе к перевалу Лавленд, под которым где-то был погребен туннель Эйзенхауэра. Пока они разогревали ужин, Стью сделал удивительное открытие. Рыхля снежную корку, сантиметрах в двадцати от того места, где они сидели, Стью вдруг увидел в глубине голубое железо. Он хотел привлечь внимание Тома к своей находке, но передумал. Мысль, что они сидели менее чем в двух футах над дорожной пробкой, над Бог знает каким количеством мертвых тел, была не слишком приятной.

Когда Том проснулся без четверти семь 25 декабря, Стью уже встал и готовил завтрак, что было необычно само по себе; Том почти всегда просыпался раньше Стью. Над костром в котелке булькал овощной суп. Кин с энтузиазмом наблюдал за происходящим.

– Доброе утро, Стью, – поздоровался Том, застегивая куртку и выбираясь из спального мешка. Он явно собирался кое-куда удалиться.

– Доброе утро, – ответил Стью. – И счастливого Рождества.

– Рождества? – Том уставился на него, абсолютно позабыв о том, что только что намеревался сделать. – Рождество? – снова повторил он.

– Рождественское утро. – Стью показал рукой в левую сторону от Тома. – Это все, что я смог найти.

А там в снежном насте стояла верхушка ели около двух футов высотой. Она была украшена серебристой мишурой, обнаруженной Стью на складе магазинчика в Эйвоне.

– Елка, – прошептал Том и застыл, очарованный. – И подарки. Это же подарки, Стью?

На снегу под елкой лежали три коробки, обернутые в голубую шелковую бумагу, с серебряными свадебными колокольчиками – в том маленьком магазине не оказалось рождественской упаковки даже на складе.

– Да, это подарки, – ответил Стью. – Для тебя. Думаю, они от Санта-Клауса.

Том возмущенно взглянул на Стью:

– Том Каллен знает, что нет никакого Санта-Клауса, да! Это от тебя! – Он расстроился. – А я ничего не приготовил для тебя! Я забыл… я не знал, что наступило Рождество… какой я дурак! Дурак! – Кулаком он ударил себя по лбу. Том чуть не плакал.

Стью подошел к нему.

– Том, – сказал он. – Ты преподнес мне мой рождественский подарок раньше.

– Нет, сэр. Я не делал этого. Я забыл. Том Каллен просто глупый болван, болван.

– Но ты сделал это. Самый лучший подарок. Я до сих пор жив. Я бы давно умер, если бы не ты.

Том непонимающе смотрел на Стью.

– Если бы ты не появился, то я умер бы в том овраге западнее Грин-Ривер. Если бы не ты, Том, я умер бы от пневмонии, гриппа или чего бы там ни было в том отеле штата Юта. Я не знаю, как тебе удалось найти нужные таблетки… был ли это Ник, Бог или Госпожа Удача, но это сделал ты. Поэтому не вини себя. Если бы не ты, я никогда не встретил бы это Рождество. Я перед тобой в неоплатном долгу.

Том сказал:

– Но это не одно и то же. – Однако он так и светился от удовольствия.

– Одно и то же, – сказал Стью серьезно.

– Ну…

– Давай, открывай свои подарки. Посмотри, что Санта-Клаус принес тебе. Я слышал скрип его санок ночью. Думаю, грипп не добрался до Северного полюса.

– Ты слышал его? – Том внимательно посмотрел на Стью, пытаясь понять, не шутит ли тот.

– Ну, я что-то слышал.

Том взял первую коробку и осторожно развернул упаковку – электронный автомобильчик с комплектом различных приспособлений и запасом батареек на целых два года, заветная мечта всех мальчишек. У Тома так и засверкали глаза, когда он увидел это великолепие.

– А ну-ка, опробуй его в действии, – предложил Стью.

– Нет, я хочу посмотреть остальное.

В другой коробке лежал свитер с изображением лыжника, стоявшего на вершине и опиравшегося на лыжные палки.

– Тут написано: «Я ПОКОРИЛ ПЕРЕВАЛ ЛАВЛЕНД», – сказал Стью – Мы этого еще не сделали, но это произойдет очень скоро.

Том быстро сбросил парку, надел свитер, затем снова парку.

– Здорово! Здорово, Стью!

В последней коробке, самой маленькой, был простой серебряный медальон на изящной серебряной цепочке. Тому изображение на медальоне показалось цифрой 8, лежащей на боку. Удивленный и растерянный, он смотрел на нее.

– Что это, Стью?

– Это греческий символ. Я помню его по познавательной программе «Бен Кейзи». Он означает бесконечность, Том. Вечность. – Стью потянулся к руке Тома, держащей медальон. – Я думаю, мы доберемся до Боулдера, Томми. Думаю, это было предначертано нам с самого начала. Мне хотелось бы, чтобы ты всегда носил его, если, конечно, не возражаешь. И если тебе когда-нибудь понадобится помощь, посмотри на него и вспомни Стью Редмена. Хорошо?

– Бесконечность, – задумчиво произнес Том.

Он надел медальон на шею.

– Я запомню это, – сказал он. – Том Каллен запомнит это.

– Черт! Чуть не забыл! – Стью кинулся к своей палатке и принес еще один сверток. – С Рождеством, Кин! Дай-ка я открою тебе вот это. – Он раскрыл пачку собачьих галет. Стью положил парочку на снег, и Кин с превеликим удовольствием проглотил их. Затем подошел к Стью и с надеждой помахал хвостом.

– Остальное позже, – сказал ему Стью, убирая коробку в карман. – Манеры – самое главное во всем, что ты делаешь, как сказал бы… сказал бы Плешивый. – Последние слова Стью произнес хриплым голосом, слезы навернулись ему на глаза. Внезапно он затосковал по Глену, Ларри, Ральфу в его вечно сдвинутой назад шляпе. Внезапно он затосковал по ним, по тем, кто ушел, ему ужасно недоставало их. Матушка Абигайль сказала, что еще прольются реки крови, пока все это закончится, и она оказалась права. В глубине души Стью Редмен обвинял ее и благословлял одновременно.

– Стью? Что-то случилось?

– Нет, Томми, все в порядке. – Стью порывисто обнял Тома, тот ответил ему тем же. – Веселого Рождества, старина.

Том, в голосе которого звенело сомнение, спросил:

– Можно мне спеть песню?

– Конечно, если хочешь.

Стью почти с уверенностью ожидал услышать «Веселые колокольчики» или «Снеговик», исполненные голосом ребенка, которому медведь наступил на ухо. Но очень приятный тенор запел фрагмент «Первый Ноэль».

– Первый Ноэль… – Голос Тома разносился над белой равниной, отдаваясь слабым эхом в горах. – Явились ангелы… зажглась Звезда… был бедным пастухом всегда… в полях стада овец паслись… в холодной длинной ночи ввысь…

Стью присоединился к пению, голос у него был не так хорош, но в паре с Томом они составили неплохой дуэт, и проникновенные слова старого гимна раздавались в кафедральном соборе святой тишины рождественского yтpa:

– Ноэль, Ноэль, Ноэль, Ноэль… Христос родился… Израэль…

– Это все, что я помню, – виновато сказал Том, когда эхо их голосов замерло вдали.

– Все отлично, – успокоил его Стью. Снова подступили слезы, но это выбило бы его из колеи и расстроило бы Тома, поэтому Стью подавил их. – Ну, нам пора. Мы теряем время.

– Конечно – Том взглянул на Стью, собиравшего вещи. – Это самое лучшее Рождество в моей жизни, Стью.

– Я очень рад, Томми.

И вскоре они снова были в пути, направляясь все выше в горы, на восток, под холодным солнцем рождественского дня.

Они разбили лагерь рядом с перевалом Лавленд, почти в двенадцати тысячах футов над уровнем моря. Температура упала до двадцати градусов ниже нуля. Без устали метался ветер, холодный, как острое лезвие кухонного ножа, а в темных провалах зимнего ущелья выли волки – до них, казалось, было рукой подать. Стью не покидало ощущение, будто весь мир внизу был одной гигантской могилой.

Под утро, едва стало светать, они проснулись от собачьего лая. С ружьем в руке Стью отогнул полог палатки. Впервые волки подошли так близко. Они выбрались из своих убежищ и окружили лагерь. Теперь они не выли, лишь смотрели на хрупкое пристанище людей. Глаза их злобно сверкали, казалось, они угрожающе ухмыляются.

Стью выстрелил шесть раз, отпугивая стаю. Один из волков, подпрыгнув, рухнул серой грудой. Кин подбежал к убитому волку, обнюхал, задрал лапу и пустил струю.

– А волки до сих пор его, – медленно проговорил Том. – И всегда будут на его стороне.

Казалось, Том все еще находился в полусне. Взгляд его был затуманенным, отстраненным. У Стью мелькнула догадка: Том снова впал в состояние легкого транса.

– Том… он умер? Тебе это известно?

– Он никогда не умирает, – ответил Том. – Он живет в волках, да. В воронах. Гремучих змеях. В тени совы в полночь и в скорпионе в полдень. Вместе с летучими мышами он висит вниз головой в мрачных, темных местах. И так же, как они, слеп.

– Он вернется? – напряженно спросил Стью. Внутри у него все похолодело.

Том не ответил.

– Томми…

– Том спит. Он пошел смотреть на слона.

– Том, ты видишь Боулдер?

Над сверкающими безмолвной непорочной белизной вершинами гор тонкой светлой полосой занималась заря.

– Да. Они ждут. Ждут какого-то слова. Ждут весны. В Боулдере все спокойно.

– Ты видишь Франни?

Лицо Тома просветлело.

– Франни, да. Она такая толстая. Думаю, она ждет ребенка. Она живет теперь вместе с Люси Суэнн. Люси тоже ждет ребенка. Но Франни родит первой. Если… – Том помрачнел.

– Том! Что если!

– Ребенок…

– Что относительно ребенка?

Том неуверенно огляделся:

– Мы стреляли по волкам? Я заснул, Стью?

Стью выдавил из себя улыбку:

– Немного, Том.

– Мне снился сон о слоне. Забавно, да?

– Да. «Так что же относительно ребенка? Как там Франни?»

Стью начал подозревать, что они не поспеют вовремя; что бы там Том ни увидел в своем сне, это случится без них.

За три дня до Нового Года погода испортилась, и они вынуждены были остановиться в Киттредже. Теперь они уже так близко находились от Боулдера, что это было для обоих ходоков горьким разочарованием – даже Кин, казалось, нервничает и не находит себе места.

– Стью, мы скоро тронемся в путь? – с надеждой в голосе спросил Том.

– Не знаю, – ответил Стью. – Надеюсь, скоро. Если нам повезет с погодой, то дня через два мы будем у цели. Проклятье! – Он вздохнул и пожал плечами. – Будем надеяться, что это всего лишь сильный снегопад.

Но нет – это была самая ужасная пурга за всю зиму. Пять суток мела метель, наваливая сугробы высотой в двенадцать, а кое-где и в четырнадцать футов. Когда они смогли открыть входную дверь и выбрались на улицу второго января под низким, маленьким, как полустертая монета, солнцем, все ориентиры исчезли. Большая часть делового квартала маленького городка оказалась не просто засыпанной снегом – она была погребена под ним. Вокруг лишь снежные сугробы и целые курганы причудливых, замысловатых форм. Окрестности напоминали ландшафт таинственной планеты.

Они двинулись в путь, но продвигались медленнее, чем когда-либо; теперь найти дорогу стало серьезной проблемой. Аэросани то и дело застревали в сугробах, и их приходилось откалывать. А на второй день 1991 года снова начался сход лавин.

Четвертого января они добрались до места, где федеральное шоссе № 6, отделяясь от шоссе № 70, дальше следовало в направлении Голдена, и, хотя они не знали об этом – не было никаких снов или предчувствий, – но именно в этот день у Франни Голдсмит начались предродовые схватки.

– Отлично, – произнес Стью, когда они остановились на развилке. – По крайней мере, больше нет проблем с поисками дороги. Здесь шоссе идет между горами. Хорошо, что мы не проскочили поворот.

Ехать по дороге было достаточно легко, но не пробираться по туннелям, пробитым в толще гор. Приходилось отыскивать вход, откапывать его от снега в одних случаях и пробираться сквозь застывшие груды прежних обвалов в других. Мотор аэросаней гудел из последних сил, однако они продвигались вперед.

Но что еще хуже – в туннелях было страшно. В них было темно, как в угольных копях, лишь слабый луч фар аэросаней прорезал мрак, ведь оба конца каждого туннеля были забиты снегом. Находиться внутри было все равно что оказаться запертыми в холодильнике. Продвижение вперед было болезненно медленным, оно было сродни лоцманскому искусству, и Стью серьезно опасался, что им может встретиться непроходимый туннель, несмотря на все его старания объехать сгрудившиеся в темноте машины. Если такое произойдет, то им останется лишь развернуться и ехать обратно до федерального шоссе. В лучшем случае они потеряют еще неделю. А бросить аэросани и идти пешком было бы равносильно осознанному самоубийству.

Близость же Боулдера сводила с ума.

Седьмого января, спустя часа два после того, как они выбрались из очередного туннеля, Том привстал, вытянув руку:

– Это что, Стью?

Стью устал, его не покидало мрачное расположение духа. Навязчивые сны о Франни и ее ребенке перестали мучить его, но почему-то их отсутствие оказалось еще более тревожным.

– Не вставай во время движения, Том, – сказал он раздраженно, – сколько раз тебе говорить? Ты упадешь вниз головой и…

– Да, но что это? Похоже на мост. Где-то поблизости река, Стью?

Стью посмотрел в направлении руки Тома и, увидев, спрыгнул и заглушил мотор.

– Что это? – с тревогой повторил Том.

– Эстакада, – пробормотал Стью. – Я… я глазам своим не верю…

– Эстакада? Эстакада?

Стью обернулся и обхватил Тома за плечи.

– Это эстакада Голдена, Том! Там вверху проходит шоссе № 119. Дорога № 119! Дорога в Боулдер! Мы в двадцати милях от города! А может, и ближе!

Том наконец-то все понял. У него отвисла челюсть, весь его вид был настолько комичным, что Стью разразился смехом. Далее постоянная ноющая боль в ноге не могла омрачить его радости.

– Мы почти дома, Стью?

– Да, да, да-а-а-а!

Они обнимались, хлопали друг друга по спине, кружась, отплясывали джигу, падали, бросали друг в друга снегом и снова обнимались. Кин удивленно наблюдал за ними… но спустя несколько мгновений стал прыгать рядом, заливаясь радостным лаем и неистово виляя хвостом.

Заночевали они в Голдене, а рано утром двинулись по шоссе № 119 к Боулдеру. В эту ночь они плохо спали. Стью никогда в жизни не испытывал такого волнения, такого томительного ожидания… смешанного с ноющей тревогой за Франни и ребенка.

В час пополудни мотор аэросаней зачихал и закашлял. Стью выключил его и взял канистру с бензином.

– О Боже! – вскрикнул он, ощущая ее убийственную легкость.

– В чем дело, Стью?

– Во мне! Во мне все дело! Я ведь знал, что эта чертова канистра пуста, но забыл наполнить ее. Я был так взволнован! Ну и болван же я!

– У нас кончился бензин?

Стью отбросил пустую канистру.

– Совершенно верно. Ну как можно быть таким дураком?

– Ты, наверное, думал о Франни? А что нам делать теперь, Стью?

– Пойдем пешком, попытаемся. Возьмем спальные мешки и консервы. Прости, Том. Я во всем виноват.

– Не переживай, Стью. А как же палатки?

– Нам придется их оставить, дружище.

В этот день они так и не добрались до Боулдера и в сумерках, совершенно измученные, сделали привал. Столько часов им пришлось пробираться сквозь снежные заносы, казавшиеся такими пушистыми, но по которым они могли только ползти. В эту ночь они не разводили костер. Поблизости не оказалось деревьев, а все они, включая собаку, были настолько измучены, что не нашли в себе сил разрывать снег в поисках топлива. Их окружали только высокие снежные дюны. Даже с наступлением темноты на горизонте не появилось свечения огней, хотя Стью с надеждой посматривал на север.

Они съели холодный ужин, и Том, завернувшись в спальный мешок, мгновенно уснул, даже не пожелав Стью спокойной ночи. Стью устал, нога его невыносимо болела. «Будет удачей, если я не вывихнул ее», – подумал он. Но завтра они будут спать в Боулдере на настоящих кроватях – перспектива была столь обещающей…

Стью уже застегнул спальный мешок, когда в голову ему пришла неприятная, тревожная мысль. Добравшись до Боулдера, они могли обнаружить, что город пуст – так же пуст, как Гранд-Джанкшен, Эйвон и Киттредж. Пустые дома, пустые магазины, дома с рухнувшими под тяжестью снега крышами. Улицы, занесенные снегом. Ни единого звука. Лишь звонкая капель при неожиданной оттепели – как-то летом в библиотеке он прочитал, что часто в самой середине зимы температура в Боулдере поднимается до семидесяти градусов. Все исчезнут, как персонажи из сна при пробуждении. Потому что в мире не осталось никого, кроме Стюарта Редмена и Тома Каллена.

Это была безумная мысль, но Стью никак не мог отделаться от нее. Он выбрался из спального мешка и снова посмотрел на север, надеясь заметить на горизонте хоть слабый проблеск света, который можно наблюдать, если поблизости находится человеческое жилье. Наверняка он увидит хоть что-нибудь. Он пытался вспомнить, какое количество людей, по предположениям Глена, соберется в Боулдере до того, как снег положит конец путешествиям. Он никак не мог вспомнить цифру. Восемь тысяч? Столько ли? Восемь тысяч было совсем немного; восемь тысяч не могли создать слишком большое свечение, даже если у всех в домах будет гореть свет. Возможно…

«Возможно, тебе лучше всего немного поспать и выбросить всю эту чепуху из головы. Утро вечера мудренее».

Стью снова лег, и после нескольких минут беспокойного верчения крайняя усталость взяла верх. Он заснул. И ему снилось, что он в Боулдере, в летнем Боулдере, где все лужайки высохли и пожелтели от жары и засухи. Единственным звуком было хлопанье незакрытой двери на ветру. Все ушли. Не было даже Тома.

– Франни! – позвал он, но ответом ему были только шум ветра и стук раскачивающейся из стороны в сторону двери.

К двум часам следующего дня они преодолели еще несколько миль. Стью уже начал думать, что им придется провести в пути еще сутки. Именно он тянул своих спутников назад. Его нога отказывалась двигаться. «Очень скоро я смогу только ползти», – подумал он. Том шел впереди, пробивая дорогу, как вездеход.

Когда они остановились, чтобы перекусить, Стью вдруг подумал, что так и не увидел Франни уже располневшей. Возможно у меня еще будет шанс». Но он не надеялся, что у него это получится. В нем все больше и больше крепло убеждение в том, что это случится без него… к лучшему или к худшему.

Спустя час после обеда Стью был настолько переполнен мыслями, что чуть не налетел на Тома, замершего на месте.

– В чем дело? – спросил он, растирая ногу.

– Дорога, – сказал Том, и Стью, собрав все силы, подошел посмотреть.

После продолжительной паузы он произнес:

– Впереди расчищенная дорога.

Они стояли на снежном холме футов девять высотой. Покрытый коркой снежный склон плавно уходил вниз, постепенно переходя в асфальтовое покрытие, а слева стоял знак, на котором было написано: «БОУЛДЕР».

Стью разобрал смех. Он сел на снег и хохотал, обратив лицо к небу, не обращая внимания на встревоженное, недоумевающее лицо Тома. Наконец он произнес:

– Они расчищают дороги. Видишь? Мы добрались, Том! Добрались! Кин! Иди сюда!

Стью высыпал остатки собачьих галет на снег, и Кин смаковал их, пока Стью курил, а Том смотрел на дорогу, проглядывавшую из-под миль нетронутого снега, как на безумный мираж.

– Мы снова в Боулдере, – тихо пробормотал Том. – Мы действительно здесь. Б-О-У-Л-Д-Е-Р, да.

Стью хлопнул его по плечу и отшвырнул сигарету.

– Идем, Томми. Пойдем домой.

Около четырех снова пошел снег. В шесть часов вечера совсем стемнело, асфальтовое покрытие дороги стало призрачно-белым. Стью сильно хромал, почти волочил ногу. Том спросил, не хочет ли он передохнуть, но Стью покачал головой.

К восьми повалил густой снег, занавесив все белой пеленой. Пару раз они теряли дорогу, натыкаясь на сугробы. Дорога стала скользкой. Том дважды падал, а в четверть девятого и Стью упал на больную ногу. Он сцепил зубы, чтобы не закричать. Том бросился ему на помощь.

– Все в порядке, – произнес Стью и поднялся на ноги.

А спустя двадцать минут из темноты раздался молодой голос:

– К-кто и-идет?

Кин зарычал, шерсть его встала дыбом. Том задохнулся от волнения. Еле слышный сквозь порывы ветра, раздался звук, вызвавший у Стью приступ панического ужаса: щелканье снимаемого с предохранителя автомата.

«Часовые. Они выставили охрану. Какая ирония, столько пройти и оказаться застреленными часовыми почти рядом с центром города. Вот это понравилось бы Ренделлу Флеггу. Действительно забавно».

– Стью Редмен! – крикнул он в темноту. – Это Стью Редмен! – Он громко глотнул. – А вы кто?

«Глупо. Вряд ли ты знаешь этого человека…»

Но голос, доносившийся из снежной круговерти, действительно казался знакомым.

– Стью? Стью Редмен?

– Со мной Том Каллен… ради Бога, не стреляйте!

– Это шутка? – Казалось, голос разговаривает сам с собой.

– Какая там шутка! Том, скажи что-нибудь!

– Привет, я здесь, – послушно произнес Том.

Последовала пауза. Вьюга вихрилась вокруг них. Затем часовой (голос был действительно знакомым) крикнул:

– В старой квартире Стью на стене висела картина. Какая?

Мысли Стью бешено заметались. В голове то и дело звучало щелканье оружия. Он подумал: «Более мой, я стою здесь, среди вьюги, и пытаюсь вспомнить, какая картина висела в моей квартире – старой квартире, сказал он. Франни, по-видимому, переехала к Люси. Люси обычно подсмеивалась над этой картиной, говоря, что Джон Уэйн, должно быть, выслеживал этих индейцев…»