Текст книги "Исход. Том 2"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 43 страниц)

– Франни счастливая женщина, – сказала Дайана. – На мое мнение можно положиться.

Улыбаясь, не зная, что ответить, Стью переминался с ноги на ногу. В двух кварталах впереди переехал перекресток один из оранжевых самосвалов команды Чеда Норриса. Пора.

– Поедем, детка, – сказала Дайана.

Удаляясь, они становились все меньше и меньше, а Стью молча смотрел им вслед.

Сьюзен Штерн вернулась через два дня. Она проводила Дайану до Колорадо-Спрингс, долго смотрела, как та удаляется, превращаясь в едва различимую точку, a. затем растворившись за горизонтом. И тогда Стью заплакала. Заночевав на окраине маленького городка под названием Моньюмент, она проснулась глубокой ночью от душераздирающего воя, исходившего из дренажной трубы под грунтовой дорогой.

Посветив фонариком, Сьюзен обнаружила там изможденного, худющего щенка. На вид ему было месяцев шесть. Он отскочил от ее прикосновения, а сама она не могла пролезть в трубу. Она отправилась в тот городок, разбила витрину продуктового магазина и вёрнулась назад на рассвете, неся в руках сумку с продуктами. И этот трюк сработал. Щенок, бережно привязанный к багажнику, поехал с ней.

Дик Эллис пришел с восторг от щенка. Это оказалась сука ирландского сеттера, скорее всего чистопородная. Когда она немного подрастет, Кин, несомненно, с удовольствием познакомится с ней. Новость пошла гулять по Свободной Зоне, и в этот день о матушке Абигайль все забыли, возбужденные историей собачьих Адама и Евы. Сьюзен Штерн стала чуть ли не героиней, и никто даже не задумался над тем, что же она делала ночью так далеко от Боулдера.

Но Стью запомнил именно то утро, когда обе девушки покидали Боулдер. Потому что никто в Свободной Зоне больше не видел Дайану Юргенс.

Двадцать седьмое августа; темно; Венера ярко сияет в небе.

Ник, Ральф, Ларри и Стью сидят на ступенях дома Тома Каллена. Том резвится на лужайке.

«Пора», – написал Ник. Стью тихонько спросил, нужно ли снова гипнотизировать Тома. Ник отрицательно покачал головой.

– Хорошо, – сказал Ральф. – Не думаю, что я смог бы перенести это еще раз. – Повышая голос, он крикнул: – Том! Эй, Томми! Иди сюда!

Том, смеясь, подбежал к ним.

– Том, тебе пора идти, – сказал Ральф. Улыбка Тома растаяла. Казалось, он только сейчас заметил, что уже стемнело.

– Идти? Сейчас? Нет. Когда темнеет, Том отправляется в постель. Том не любит находиться на улице в темноте. Из-за привидений. Том… Том…

Он замолчал, остальные напряженно смотрели на него. Том застыл. Он вышел из ступора… но не так, как обычно. Это не было обычным внезапным оживлением, он оживал очень медленно, неохотно, почти мрачно.

– Идти на запад? – спросил он. – Вы хотите сказать, что настало это время?

Стью положил руку ему на плечо.

– Да, Том. Если ты можешь.

– В дорогу.

Ральф, издав сдавленный стон, бросился за угол дома. Том, казалось, не заметил этого. Его взгляд метался между Стью и Ником.

– Идти ночью. Спать днем, очень медленно, почти в полной темноте. – Том добавил: – И увидеть слона.

Ник кивнул. Ларри принес рюкзак Тома, и тот задумчиво взвалил его на плечи.

– Ты должен быть очень осторожным, Том, – сдавленно произнес Ларри.

– Осторожным. Да.

Стью запоздало подумал, что следовало бы положить Тому одноместную палатку, но затем отбросил эту мысль. Том всполошил бы всю округу, устанавливая даже маленькую палатку.

– Ник, – прошептал Том, – мне действительно необходимо делать это?

Ник, положив руку на плечо Тома, медленно кивнул.

– Хорошо.

– Иди по широкому четырехполосному шоссе, Том, – сказал Ларри. – По тому, где написано № 70.

Ральф отвезет тебя к его началу на мотоцикле.

– Да, Ральф. – Том замолчал. Вернувшийся Ральф вытирал глаза носовым платком.

– Ты готов, Том? – спросил он.

– Ник? Но мой дом по-прежнему останется моим, когда я вернусь?

Ник закивал головой.

– Том покидает свой дом. Да.

– Мы знаем, Томми. – Стью чувствовал, как слезы душат его.

– Ладно. Я готов. С кем я еду?

– Со мной, Том, – сказал Ральф. – По дороге № 70, запомнил?

Том кивнул и направился к мотоциклу. Ральф шел за ним, сильно сутулясь. Даже перышко на его шляпе, казалось, поникло. Они сели на мотоцикл, и Ральф завел мотор. А еще через мгновение мотоцикл, пролетев по Бродвею, свернул на восток. Трое мужчин застыли, наблюдая за растворяющимся в темноте силуэтом и прыгающим пятном фары. Затем и огонек исчез.

Ник, опустив голову и засунув руки в карманы, пошел прочь. Стью попытался присоединиться к нему, но Ник почти яростно покачал головой и жестом попросил его уйти. Стью вернулся к Ларри.

– Вот так, – вздохнул Ларри, и Стью мрачно кивнул. – Если он не вернется, семеро из нас – возможно, без Франни, она всегда была против засылки Тома – всю оставшуюся жизнь будут винить себя за принятое решение.

– И Ник будет страдать больше всех, – сказал Стью.

– Да, больше всех остальных.

Они смотрели, как Ник медленно бредет по Бродвею, пока его фигура не растаяла в темноте. Затем оба перевели взгляд на темный дом Тома.

– Пойдем отсюда, – внезапно предложил Ларри. – Все эти чучела… у меня прямо волосы встают дыбом.

Они ушли. А Ник вернулся и еще долго стоял на лужайке перед домом Тома Каллена, все так же засунув руки в карманы и опустив голову.

Джордж Ричардсон, вновь прибывший доктор, обосновался в «Дакота-ридж медикэл сентр», потому что это было ближе всего к городской больнице Боулдера с ее современным медицинским оборудованием, огромными запасами лекарств и отличными операционными.

К двадцать восьмому августа он уже полностью окунулся в работу, помогали ему Лори Констебл и Дик Эллис. Дик попросил разрешения отойти от медицины, но получил отказ.

– Ты хорошо справляешься со своими обязанностями, – сказал Ричардсон, – уже многому научился и научишься еще большему. Кроме того, один я не справлюсь. Готов поспорить, что через месяц-другой у нас здесь появится второй настоящий доктор. Так что мои поздравления, Дик, ты первый врачеватель Свободной Зоны.

Около одиннадцати часов того августовского утра Франни вошла в приемную и, слегка нервничая, с любопытством огляделась вокруг. Сидевшая за столом Лори читала журнал «Все о домашнем хозяйстве».

– Привет, Фран, – вскакивая, сказала она. – Я так и думала, что рано или поздно ты придешь к нам. Джордж сейчас занят с Кэнди Джонс, но он примет тебя. Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, очень хорошо, – ответила Франни. – Я думаю…

Дверь кабинета открылась, и из нее вышла Кэнди Джонс, а за ней Ричардсон – высокий сутуловатый мужчина в вельветовых брюках и футболке с изображением крокодила на груди. Кэнди с сомнением смотрела на бутылку с чем-то розовым, которую она держала в руке.

– Вы уверены, что это именно то самое? – с таким же сомнением в голосе спросила она Ричардсона. – Раньше у меня такого не было. Я считала, что у меня иммунитет.

– Нет, вот теперь вы и заболели, – с улыбкой ответил Джордж. – Не забудьте о ванночках и старайтесь не ходить по высокой траве.

Женщина горестно улыбнулась:

– У Джека то же самое. Он тоже должен прийти?

– Нет, вы можете делать ванночки и ему.

Кэнди меланхолично кивнула, а затем заметила Франни.

– Привет, Франни. Как ты, девочка?

– Хорошо. А ты?

– Ужасно. – Кэнди повернула бутылку так, чтобы Франни могла прочитать этикетку: «КАЛАДРИЛ». – Реакция на ядовитый плющ. Ты и не догадаешься, где я подцепила это, – лицо ее просветлело, – но, клянусь, знаешь, где Джек подхватил это.

Они с удивлением переглянулись, а Кэнди направилась к выходу. Затем Джордж произнес:

– Мисс Голдсмит, не так ли? Комитет Свободной Зоны. Очень приятно.

Она протянула руку для пожатия.

– Пожалуйста, называйте меня просто Фран. Или Франни.

– Хорошо, Франни. В чем дело?

– Я беременна, – сказала она. – И ужасно напугана. – Франни внезапно разрыдалась.

Джордж обнял ее за плечи.

– Лори, ты понадобишься мне минут через пять.

– Хорошо, доктор.

Он провел ее в кабинет и усадил.

– Итак, почему эти слезы? Из-за близнецов миссис Уэнтворт?

Франни с несчастным видом кивнула.

– У нее были очень трудные роды, Франни. Мать заядлая курильщица. Дети очень мало весили даже для близнецов. Они родились поздно вечером, неожиданно.

Я не смог произвести вскрытие. За Региной Уэнтворт сейчас присматривает одна из женщин, пришедшая с нашей группой. Я верю – надеюсь, – что она оправится от того душевного состояния, в котором теперь находится. Но даже сейчас я могу с уверенностью сказать, что с первых дней беременности этим детишкам многое мешало развиваться нормально. Причиной их смерти могло быть что угодно.

– Включая и супергрипп.

– Да. Включая и это.

– Так что нам остается только ждать и проверить.

– Да нет же. Я полностью обследую тебя прямо сейчас. И я собираюсь тщательно наблюдать за тобой и любой другой беременной женщиной. У «Дженерал электрик» быт такой лозунг: «Прогресс – наша самая важная продукция». А в Зоне самой важной продукцией являются дети, и с ними следует обращаться соответственно.

– Но мы же действительно ничего не знаем.

– Да, не знаем. Но не надо вешать нос, Фран.

– Хорошо. Я попытаюсь.

Тихонько постучав, в кабинет вошла Лори. Она передала Джорджу медицинскую карточку, и тот, задавая Франни вопросы, стал заполнять ее.

Закончив обследование, Джордж вышел в соседний кабинет. Лори подошла к окну, пока Франни одевалась. Когда она уже застегивала кофточку, Лори спокойно произнесла:

– Знаешь, я завидую тебе. Как только мы с Диком ни старались сделать ребенка! Твой ребенок, Франни, будет первым. И я знаю, что все будет хорошо. Обязано быть.

Франни только улыбнулась и кивнула, не желая напоминать Лори, что ее дитя не было первым. Первыми были близнецы миссис Уэнтворт. И близнецы миссис Уэнтворт умерли.

– Отлично, – полчаса спустя сказал Джордж.

Франни удивленно приподняла брови, ей показалось, что он просто неправильно произнес ее имя[20]20
  Fine – хорошо, отлично (англ.) и Fran – имя (игра слов).


[Закрыть]. Неизвестно почему, она вдруг вспомнила, что до третьего класса малыш Мики Пост с их улицы называл ее Фан.

– Ребенок. С ним все хорошо.

Франни сжала салфетку «Клинекс».

– Я почувствовала, как он шевельнулся… но это было давно. И с тех пор абсолютно ничего. Я боялась…

– Ребенок жив, но я сомневаюсь, чтобы ты чувствовала его движения. Скорее всего, это газы.

– Это шевелился ребенок, – спокойно возразила Франни.

– Ладно, как бы там ни было, в не столь отдаленном будущем он будет шевелиться сильнее. Я ожидаю малыша где-то к середине января. Как тебе это нравится?

– Отлично.

– Ты правильно питаешься?

– Да, думаю, что да – стараюсь, по крайней мере.

– Хорошо. Тебя уже не тошнит?

– Сначала было немного, но теперь все прошло.

– Великолепно. Как насчет физических нагрузок?

В каком-то кошмарном тумане она увидела, как копает могилу отцу. Она моргнула, заставив видение исчезнуть. Это было в прошлой жизни.

– Понемногу.

– Ты прибавила в весе?

– Около пяти фунтов.

– Это нормально. Можно набрать еще двенадцать; сегодня я чувствую себя великодушным.

Она улыбнулась:

– Вы же доктор.

– Конечно, к тому же раньше я был гинекологом, так что ты в надежных руках. Выполняй советы своего врача, и ты многого добьешься. Что касается велосипедов, мопедов и мотоциклов, то все они под строжайшим запретом после, скажем, пятнадцатого ноября. Правда, вряд ли кто-нибудь будет ездить на них к тому времени. Слишком уж станет холодно. Ты ведь не пьешь и не куришь, так?

– Так.

– Если иногда тебе захочется на ночь чего-нибудь бодрящего, это не страшно. Думаю, тебя следует подпитать витаминами; ты сможешь найти их в любой аптеке города…

Франни рассмеялась, Джордж неуверенно улыбнулся в ответ:

– Я сказал что-то смешное?

– Нет. Просто в данных обстоятельствах это звучит смешно.

– Да, конечно. Но, по крайней мере, никто больше не жалуется на высокие цены на медикаменты? И еще, Фран, последнее. Ты не проходила внутриутробное обследование?

– Нет, зачем? – пожала плечами Франни и тут вдруг вспомнила о своем ночном кошмаре, в котором ее преследовал темный человек. Она вздрогнула. – Нет, – повторила она.

– Ну хорошо. Вот и все. – Джордж поднялся. – Я не буду говорить тебе, что не следует волноваться…

– Ладно, – согласилась она. Смешинки в ее глазах потухли. – Не надо делать этого.

– Но я попрошу тебя свести волнения до минимума. Любое волнение матери отражается на развитии плода. Обычно я не прописываю транквилизаторы беременным, но если ты считаешь…

– Нет, в этом нет необходимости, – сказала Франни, но, выйдя на горячее полуденное солнышко, она знала, что всю вторую половину беременности ее будет преследовать мысль о погибших близнецах миссис Уэнтворт.

Двадцать девятого августа прибыли еще три группы: двадцать два человека, шестнадцать и двадцать пять человек. Сэнди Дю Чинз сообщила всем семерым членам Комитета, что в Свободной Зоне теперь уже больше тысячи жителей.

Боулдер больше не казался городом-призраком.

Вечером тридцатого августа Надин Кросс, стоя в подвале дома Гарольда, напряженно следила за ним. Когда Гарольд не занимался с ней изощренными сексуальными играми, казалось, он удаляется в некое потаенное, уединенное место, в котором она утрачивала контроль над ним. Когда он находился в таком месте, то казался уравновешенным и бесстрастным; более того – презрительно и высокомерно он относился не только к ней, но даже к себе. Единственное, что оставалось неизменным, была его ненависть к Стюарту Редмену и остальным членам Комитета.

Гарольд сидел за столиком для игры в хоккей. Сверяясь со схемой в раскрытой книге, он конструировал какой-то аппарат. Справа лежали аккуратно разложенные инструменты. Моточки проводов были разбросаны по хоккейному полю.

– Знаешь, – рассеянно произнес он, – тебе бы следовало прогуляться.

– Почему? – Надин почувствовала себя немного обиженной. Лицо Гарольда было напряженным и хмурым. Надин понимала, почему Гарольд так много улыбается: потому что без улыбки он был похож на безумца. Она подозревала, что он и есть безумец либо близок к этому.

– Потому что я не знаю, сколько лет этому динамиту, – ответил Гарольд.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Старый динамит отсыревает, дорогая. – Он взглянул на нее. Пот градом струился по его лицу. – Он покрывается испариной, если быть точным. И то, что выступает, – чистый нитроглицерин, одно из самых нестабильных веществ на земле. Поэтому, если динамит старый, у нас есть отличный шанс, что плод этого маленького научного эксперимента взорвется прямо на вершине горы Флагстафф, проложив нам дорогу в сердце Страны Оз.

– Ну, не следует так раздражаться, – попыталась успокоить его Надин.

– Надин? Ma chere[21]21
  Моя дорогая (франц.).


[Закрыть]!

– Что?

Гарольд спокойно, без улыбки, посмотрел на нее:

– Заткни свою траханую пасть.

Она замолчала, но на прогулку не отправилась. Конечно, если это воля Флегга (и доска сказала ей, что Гарольд на стороне Флегга и что он позаботится обо всем), динамит не может оказаться старым. И даже если он действительно старый, он не взорвется до срока… ведь так? Вот только в какой степени Флегг владеет ситуацией?

«В достаточной, – успокаивала она себя, – в достаточной». Но Надин не была уверена в этом, и ее не покидала тревога. Она побывала в своем доме, но Джо там уже не было – это к лучшему. Она повидалась с Люси и получила вполне холодный прием и информацию, что с тех пор, как она переехала к Гарольду, Джо (Люси, конечно, называла его Лео) «немного откатился назад». Люси явно тоже винила в этом ее… но если с горы Флагстафф сойдет лавина или землетрясение расколет Перл-стрит пополам, то Люси, возможно, обвинит ее и в этих бедствиях. Очень скоро ее и Гарольда можно будет обвинить во многом. И все же она была очень расстроена, что не увиделась с Джо еще раз… чтобы поцеловать его на прощанье. Они с Гарольдом не собирались задерживаться в Боулдере слишком долго.

«Не обращай внимания, пусть он считает, что тебе абсолютно наплевать на него. Ты только причинишь ему вред… и, возможно, себе тоже, потому что Джо… видит вещи, знает их. Позволь ему перестать быть Джо, перестань быть мамочкой-Надин. Позволь ему навсегда стать Лео».

Но парадоксальность ситуации была неумолимой. Надин не верила, что все обитатели Зоны проживут больше года, включая и этого мальчика. Это было не в его воле, чтобы они выжили.

«… так что признай правду: не только Гарольд является инструментом. Ты тоже. Ты, которая однажды определила убийство как непростительный грех в этом постэпидемическом мире, признала, что даже одна-единственная жизнь…»

Неожиданно для самой себя Надин пожелала, чтобы динамит был старым, чтобы он взорвался и покончил с ними обоими. Благословенный конец. Желанный. А затем она вдруг подумала о том, что произойдет после, когда они перейдут через горы, и почувствовала, как привычное тепло разгорается внизу живота.

– Вот так, – нежно сказал Гарольд. Он положил свой аппарат в коробку из-под обуви и отодвинул ее в сторону.

– Готово?

– Да. Готово.

– Это сработает?

– Ты хочешь попробовать? – Его слова отдавали горьким сарказмом, но Надин было все равно. Глаза Гарольда обшаривали ее тем мелким, грязным взглядом испорченного мальчишки, который она так легко распознавала. Он вернулся из своего уединенного места – места, в котором он писал все то, что было в его дневнике, прочитанном ею и потом положенном в тайник. Теперь она снова могла управлять им. Теперь его разговоры были только разговорами.

– Может быть, ты хочешь сначала посмотреть, как я играю с собой? – спросила она. – Как прошлой ночью.

– Что ж, – ответил он. – Можно и так.

– Тогда пойдем наверх. Я пойду первой.

– Ладно, – хрипло согласился он. Маленькие капли пота выступили у него на лбу, но теперь уже не от страха. – Иди первой.

Надин стала подниматься первой, чувствуя его взгляд на короткой юбке своего матросского костюма. Под юбкой ничего не было.

Дверь закрылась, и творение рук Гарольда, поблескивая в сумерках, осталось лежать на столе. Это была переносная рация на батарейках, к задней стенке которой было подсоединено приемное устройство, принимающее радиосигнал. Проводами к рации были прикручены восемь пакетов динамита. Оставленная открытой книга, взятая из городской библиотеки Боулдера, называлась «65 национальных призов в области науки». На схеме был показан дверной колокольчик, соединенный с приемным устройством, подобным лежащему в обувной коробке. Сопроводительная надпись гласила: «Третий приз. Национальная научная выставка 1977 года. Изобретение Брайана Болла, Рутленд, штат Вермонт. Отдай приказ, и колокольчик зазвонит за двенадцать миль отсюда!»

Несколько часов спустя тем же вечером Гарольд снова спустился вниз, накрыл коробку крышкой, бережно отнес ее наверх и спрятал на верхней полке кухонного шкафа. В этот день Ральф Брентнер сообщил ему, что Комитет Свободной Зоны попросил Чеда Норриса выступить на следующем собрании. Когда это будет? Гарольд спрашивал очень осторожно. Ральф ответил – второго сентября.

Второго сентября.

Глава 10

Сидя в тени перед домом, Ларри потягивал теплое пиво, а Лео рядом с ним – теплый лимонад. Пить в Боулдере можно было все что угодно, если только питье было в бутылках и вы не имели ничего против того, что оно теплое. Сзади доносилось жужжание косилки. – Люси подстригала газон. Ларри предложил свою помощь, но Люси покачала головой:

– Если можешь, лучше выясни, что происходит с Лео.

Стоял последний августовский день. На следующий день, после того как Надин сошлась с Гарольдом, Лео не пришел завтракать. Ларри нашел мальчика в его комнате, одетого только в плавки и снова сосущего большой палец. Он был мрачен и не хотел разговаривать. Ларри испугался больше, чем Люси, потому что она не знала, каким был парнишка прежде, когда Ларри впервые встретился с ним. Тогда его звали Джо, и он был вооружен ножом.

Теперь, почти неделю спустя, Лео стало немного лучше, но он еще не прошел обратно весь путь и отказывался говорить о том, что же случилось.

– Эта женщина имеет к происшедшему прямое отношение, – сказала Люси, налаживая газонокосилку.

– Надин? Почему ты так считаешь?

– Я не хотела говорить об этом. Но она приходила, когда вы с Лео пытались поймать что-нибудь в Золотом ручье. Она хотела повидать мальчика. Я была так рада, что вас обоих нет дома.

– Люси…

Она быстро поцеловала его, а он дружески шлепнул ее.

– Раньше я неверно судила о тебе, – сказала она. – Думаю, я всегда буду жалеть об этом. Но мне никогда не будет нравиться Надин Кросс. Что-то есть в ней плохое.

Ларри не ответил, но подумал, что, возможно, в суждениях Люси есть доля правды. В ту ночь Надин была почти безумной.

– И вот что еще. Когда она была здесь, то не называла его Лео. Она называла его иначе – Джо.

Ларри бессмысленно смотрел на Люси, пока та пускала в ход автоматический стартер газонокосилки.

Теперь, спустя полчаса после этого разговора, он пил теплое пиво и наблюдал, как Лео подбрасывал шарик для пинг-понга, найденный им в тот день, когда они оба ходили к дому Гарольда, где теперь жила Надин. Маленький белый шарик, грязный, но не помятый. Тук-тук-тук по асфальту. Лео (теперь он был Лео, ведь так?) не захотел войти в дом Гарольда в тот день. В дом, в котором теперь жила мамочка-Надин.

– Хочешь пойти порыбачить, детка? – внезапно предложил Ларри.

– Нет, – ответил Лео; Он посмотрел на Ларри своими загадочными глазами цвета морской волны. – Ты знаешь мистера Эллиса?

– Конечно.

– Он говорит, что мы сможем пить воду, когда снова появится рыба. Пить ее без… – Он погудел и помахал пальцами перед глазами. – Ну, сам знаешь.

– Без кипячения?

– Да.

Тук-тук-тук.

– Я люблю Дика. Его и Лори. Всегда дают мне что-нибудь вкусное. Он боится, что они не смогут, но я считаю, что смогут.

– Смогут что?

– Сделать ребенка. Дик думает, что он слишком стар. Но я считаю иначе.

Ларри хотел было спросить, как это Лео и Дик вышли на такую тему разговора, но потом передумал. Ответ, конечно, был в том, что они не разговаривали об этом. Дик не стал бы говорить с парнишкой о таком интимном деле, как желание иметь ребенка. Лео просто… просто знал.

Тук-тук-тук.

Да, Лео много знает… или чувствует это интуитивно. Он не захотел входить в дом Гарольда и сказал кое-что о Надин… Ларри не мог вспомнить конкретно… Но Ларри вспомнил об этом разговоре и почувствовал беспокойство, когда услышал, что Надин сошлась с Гарольдом… Похоже было, что мальчик находится в трансе, как будто…

(…тук-тук-тук…)

Ларри наблюдал, как подпрыгивает маленький шарик, И внезапно посмотрел Лео в лицо. Глаза мальчика были темными и отстраненными. Ровно гудела газонокосилка. Дневной свет был теплым и ровным. И Лео снова находился в состоянии транса, как будто он прочитал мысли Ларри и ответил на них.

Лео отправился посмотреть на слона.

Очень осторожно Ларри произнес:

– Да, думаю, что им удастся сделать ребенка. Дику не больше пятидесяти пяти. Кэри Грант стал отцом, когда ему было за семьдесят.

– Кто такой Кэри Грант? – спросил Лео. Шарик подпрыгивал и падал, подпрыгивал и падал.

(Известный. От Севера до Северо-Запада.)

– Разве ты не знаешь?

– Он был актером, – ответил Лео. – От Севера до Северо-Запада, – будто соглашаясь, произнес Лео, глаза его внимательно следили за прыгающим шариком.

– Правильно, – сказал Ларри. – Как поживает мамочка-Надин, Лео?

– Она зовет меня Джо. Для нее я Джо.

– О… – Мурашки поползли у Ларри по спине.

– Теперь плохо.

– Плохо?

– С ними обоими плохо.

– Надин и…

(Гарольдом?)

– Да, с ним.

– Они несчастны?

– Он обманул их. Они считают, что нужны ему.

– Кто он?

– Он.

Слово повисло в неподвижном летнем воздухе.

Тук-тук-тук.

– Они собираются уйти на запад, – сказал Лео.

– Боже, – пробормотал Ларри, похолодев. Старый страх окутал его. Хочет ли он действительно услышать продолжение? Словно он наблюдал, как в кладбищенской тишине медленно открывается склеп, и появляется рука…

«Что бы там ни было, я не хочу слышать об этом, не хочу ничего знать».

– Маме-Надин хочется думать, что это твоя вина, – сказал Лео. – Ей хочется думать, что это ты толкнул ее к Гарольду. Но она просто ждала подходящей причины. Она ждала, пока ты не полюбил маму-Люси очень сильно. Она ждала, пока не убедилась наверняка. Как будто он стер ту часть ее разума, которая отличает хорошее от плохого. Шаг за шагом он стирает эту часть. А когда она полностью исчезнет, Надин станет такой же безумной, как и все остальные его приверженцы, те, что на Западе. Возможно, даже еще безумнее.

– Лео… – прошептал Ларри, и Лео немедленно ответил:

– Она называет меня Джо. Для нее я Джо.

– Мне тоже называть тебя Джо? – с сомнением спросил Ларри.

– Нет. – В голосе мальчика прозвучала оборонительная нотка. – Нет, пожалуйста, не надо.

– Ты скучаешь за своей мамочкой-Надин, Лео?

– Она умерла, – с леденящей кровь простотой ответил он.

– Именно поэтому ты так долго не возвращался домой в тот вечер?

– Да.

– И поэтому ты не хотел разговаривать? – Да.

– Но сейчас же ты говоришь.

– У меня есть ты и мама-Люси, и с вами можно разговаривать.

– Конечно…

– Но не навсегда! – яростно выкрикнул мальчик. – Но не навсегда, пока ты не поговоришь с Франни! Поговори с Франни! Поговори с Франни!

– О Надин?

– Нет!

– О чем? О тебе?

Голос Лео взмыл ввысь, наводя еще больший ужас:

– Это все записано! Ты знаешь! Франни знает! Поговори с Франни!

– Комитет…

– Причем здесь Комитет! Комитет не поможет тебе, он никому не поможет, Комитет уже устарел, он смеется над вашим Комитетом, потому что это старый способ Управления, а он великий знаток старого, это его способ, ты знаешь, Франни знает, если вы поговорите друг с другом, вы сможете…

Лео с силой ударил шарик – ТУК! – и тот взлетел выше его головы, отскочил и откатился в сторону. Ларри с замиранием сердца следил за ним.

– Я упустил шарик, – сказал Лео и побежал подобрать его.

Ларри молча смотрел на мальчика.

«Франни», – подумал он.

Они сидели на краю эстрады, болтая ногами. Вечерело, несколько человек гуляли по парку, некоторые держались за руки. «Детское время, но это также время влюбленных», – бессвязно подумала Франни. Ларри только что закончил рассказывать то, что Лео сообщил ему в состоянии транса. В голове у нее все перемешалось от услышанного.

– Так что ты скажешь? – спросил Ларри.

– Не знаю, что и подумать, – тихо ответила она, – но мне не нравится все происходящее. Сны-видения. Старая женщина, служившая некоторое время гласом Господним, а затем удалившаяся в пустыню. А теперь вот мальчик в роли телепата. Все это так похоже на сказку. Иногда мне кажется, что супергрипп оставил нас в живых, но свел всех с ума.

– Лео сказал, что я обязан поговорить с тобой. Так я и сделал.

Она ничего не ответила.

– Что ж, – сказал Ларри, – если что-нибудь придет тебе в голову…

– Записано… – задумчиво произнесла Франни. – Он был прав, этот ребенок. В этом суть проблемы. Если бы я не была настолько глупа, настолько самонадеянна, чтобы записывать все… о, черт побери!

Ларри удивленно смотрел на нее.

– О чем ты говоришь?

– Это Гарольд, – сказала она, – и я боюсь. Я не рассказывала Стью. Мне было стыдно. Вести дневник было так глупо… и теперь Стью… ему действительно нравится Гарольд… всем в Свободной Зоне нравится Гарольд, включая и тебя. – Она рассмеялась, но в ее голосе звенели слезы. – В конце концов, он был… твоим духовным руководителем на пути сюда, ведь так?

– Что-то я не очень понимаю, – помедлив, ответил Ларри. – Можешь сказать мне, чего ты боишься?

– В этом-то все и дело – я действительно не знаю. – Франни взглянула на него полными слез глазами. – Но мне лучше рассказать тебе все, что могу, Ларри. Я должна поговорить об этом с кем-то. Видит Бог, я больше не могу держать это в себе, а Стью… Стью, возможно, не тот человек, которому следует услышать об этом. По крайней мере, не первому.

– Говори, Фран. Выговорись.

И она рассказала все, начиная с того июньского дня, когда Гарольд подъехал к ее дому в Оганквите на «кадиллаке» Роя Брэннигена. Пока она говорила, последние отблески дня сменились голубыми тенями. Влюбленные стали уходить из парка. Появился тонкий рожок луны. В дальнем конце Каньон-бульвара зажглись газовые фонари. Она рассказала о надписи на крыше сарая и о том, что она спала, пока Гарольд рисковал жизнью, выписывая и ее имя. О встрече со Стью на пути в Вермонт и об ужасной убирайся-от-моей-добычи реакции Гарольда на появление Стюарта. Она рассказала о своем дневнике и об отпечатке пальца в нем. Когда Франни закончила, было уже больше девяти часов. Они долго молчали, и Франни тревожно ждала, когда Ларри прервет тишину. Но он, казалось, был полностью погружен в свои мысли. Наконец он произнес:

– Ты уверена насчет отпечатка? Ты определенно считаешь, что он принадлежит Гарольду?

– Да. Я сразу поняла, что это отпечаток пальца Гарольда.

– А теперь о том сарае с надписью, – сказал Ларри. – Помнишь, в тот вечер, когда я встретил вас, я сказал, что поднимался наверх? И что Гарольд написал свои инициалы на балке?

– Да.

– Там были не только его инициалы. Твои тоже. В сердце. Наподобие того, какое влюбленный пацан вырезает на своей парте.

– Какой кошмар, – глухо произнесла она, вытирая глаза.

– Ты не отвечаешь за поступки Гарольда Лаудера. – Ларри взял ее руку в свои и сжал. – Расскажи мне все.

Не нужно держать все в себе. Потому что иначе… – Он плотнее сжал ее руку. – Иначе ты и впрямь можешь сойти с ума. Тебе просто необходима помощь.

Ларри отнял руку, и они немного помолчали.

– Ты считаешь, что Гарольд вынашивает план убийства Стью? – наконец спросил он. – Ты считаешь, что все зашло так далеко?

– Да, – ответила она. – Я действительно думаю, что это вполне возможно. А может быть, он хочет убить и весь Комитет. Но я не знаю, что…

Его рука резко опустилась на ее плечо и крепко сжала его, заставляя Франни замолчать. В темноте его поза изменилась, глаза широко открылись. Губы безмолвно дергались.

– Ларри? Что…

– Когда он пошел вниз… – пробормотал Ларри. – Он спустился вниз взять штопор или что-то другое.

– Что?

Ларри медленно повернулся к ней, как будто его голова двигалась на ржавых шарнирах.

– Знаешь, – сказал он, – возможно, существует способ решить эту проблему. Я не могу гарантировать этого, потому что не заглядывал в книгу, но… у меня ясное предчувствие… Гарольд читает твой дневник и набирается не только сведений. Кроме всего прочего, у него возникает идея. Черт, он даже позавидовал, что эта мысль пришла к тебе первой. Разве не все знаменитые писатели вели записи?

– Ты хочешь сказать, что у Гарольда есть дневник?

– Когда он спустился в подвал в тот день, когда я принес вино, я осматривал гостиную. Гарольд намеревался поменять мебель – хром и кожа, как он сказал, – и я пытался представить, как это будет выглядеть. И я заметил неплотно прилегающий камень в основании камина.