Текст книги "Исход. Том 2"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 43 страниц)

– Привыкай, – цинично произнес Гарольд. Он стал привязывать палатку к багажнику своего мотоцикла. – Там внизу с ними все кончено, как все кончено и для тех, кто умер во время эпидемии гриппа. Господь отправился поразвлечься и порыбачить, и Он не скоро собирается возвращаться. Кромешная тьма опустилась на землю. Теперь на месте водителя темный человек. Именно он. Так что привыкай. – Надин сдавленно застонала. – Поехали, Надин. Две минуты назад это перестало быть занятным состязанием. Помоги мне упаковать все это дерьмо. Я собираюсь проехать миль сто до восхода солнца.

Через мгновение Надин повернулась спиной к разрушению внизу – разрушению, казавшемуся таким незначительным с огромной высоты, – и помогла Гарольду собрать вещи. А через четверть часа, оставляя пожарище позади себя, разрывая прохладную, ветреную темень, они отправились на запад.

Для Франни Голдсмит окончание этого дня было безболезненным и простым. Спиной она почувствовала теплую волну воздуха и внезапно полетела в ночь.

«Какого черта?» – подумала она.

Она приземлилась на плечо, сильно ударилась, но боли по-прежнему не чувствовала. Франни упала в овраг рядом с домом Ральфа и Ника.

Перед ней, очень аккуратно, на четыре ножки, приземлился стул.

«Какого ЧЕРТА?»

Что-то опустилось на сиденье стула и скатилось вниз.

Что-то капающее. Теряя сознание от ужаса, Франни почувствовала, что это рука.

«Стью? Стью! Что происходит?»

Грохот оглушил ее, отовсюду сыпались обломки. Камни. Куски дерева. Кирпичи. Кусок стекла, покрытый паутиной трещин (наверное, из книжного шкафа, стоявшего в гостиной). Мотоциклетный шлем с ужасной смертельной дырой. Она видела все очень четко… возможно, слишком четко. А ведь секунду назад было очень темно…

«О Стью, о Боже, где же ты? Что происходит? Ник? Ларри?»

Кричали люди. А кругом все грохотало и дребезжало. Было светлее, чем днем. Каждый камешек отбрасывал тень. Обломки дождем сыпались вокруг нее. Доска с торчащим из нее шестидюймовым гвоздем пролетела, чуть не задев ее по носу.

«… РЕБЕНОК!..» А затем пришла еще одна мысль, некое подтверждение предчувствий: «Это сделал Гарольд, это сделал Гарольд, это сделал…»

Что-то ударило ее по голове, шее и спине. Огромная вещь, накрывшая ее, как крышка гроба. «БОГ МОЙ, МОЙ РЕБЕНОК…»

Затем ее засосала темнота, опуская в такое место, куда не мог пробраться даже темный человек.

Глава 12

Птицы. Она слышит пение птиц.

Франни лежала в темноте, очень долго прислушиваясь к щебету птиц, пока не поняла, что темнота не такая уж темная. Она была красноватой, двигающейся, умиротворяющей. Это напомнило ей детство. Субботнее утро, в школу идти не надо, в церковь тоже, день, когда можно спать допоздна. День, когда просыпаться можно потихоньку, лениво и медленно. Лежишь с закрытыми глазами и не видишь ничего, кроме красноватой темноты, которая является ничем иным, как субботним солнечным светом, просачивающимся сквозь тонкую и нежную сеть капилляров век. Ты слушаешь, как птицы щебечут на старом дереве, и, возможно, вдыхаешь запах моря, потому что тебя зовут Франсес Голдсмит и тебе исполнилось одиннадцать лет в то субботнее утро в Оганквите…

Птицы. Она слышит пение птиц.

Но это не Оганквит, это

(Боулдер).

Она долго блуждала в красных потемках и внезапно вспомнила взрыв.

(?Взрыв?)

(!Стью!)

Франни открыла глаза. Пришел внезапный ужас. «Стью!»

А Стью сидел рядом с ее кроватью, Стью с аккуратной повязкой на руке и с ужасной царапиной, подсыхающей на щеке, половина его волос сгорела, но это был Стью, и он был жив, с ней, и когда она открыла глаза, огромное облегчение охватило его, и он сказал:

– Франни. Слава Богу.

– Ребенок, – сказала она. В горле у нее пересохло. Раздался только шепот.

Он посмотрел на нее пустым взглядом, и слепой страх охватил ее тело. Оно застыло и похолодело.

– Ребенок, – повторила она, с усилием проталкивая слова сквозь пересохшее горло. – Я потеряла ребенка?

И тогда понимание отразилось на его лице. Он неуклюже обнял ее здоровой рукой.

– Нет, Франни, нет. Ты не потеряла ребенка.

И тогда она разрыдалась – жгучие слезы катились по ее щекам, и она страстно обняла его, не обращая внимания на то, что каждый мускул ее тела, казалось, закричал от боли. Она обнимала его. Все остальное потом. Теперь же все, что было нужно ей, находилось в этой залитой солнцем комнате.

Щебет птиц доносился сквозь открытое окно.

Позже она сказала:

– Расскажи мне. Насколько плохо?

Его лицо помрачнело, на нем застыли печаль и нежелание говорить.

– Франни…

– Ник? – прошептала она и громко глотнула. – Я видела руку, оторванную руку…

– Может, лучше немного подождем…

– Нет. Мне нужно знать. Насколько ужасно?

– Семеро погибших, – глухо ответил Стью. – Мы еще удачно отделались. Все могло быть намного хуже.

– Кто, Стюарт?

Он неуклюже взял ее за руку.

– Ник был одним из них, дорогая. Там была стеклянная панель – ты знаешь, тонированное стекло, – и оно… оно… – Он замолчал, взглянув на свои руки, затем снова посмотрел на нее. – Он… мы смогли опознать его по… определенным шрамам… – Он на секунду отвернулся от нее. Франни тяжело вздохнула. Успокоившись немного, он продолжил:

– И Сью, Сьюзен Штерн. Она находилась в доме во время взрыва.

– Это… просто невозможно поверить. – Франни была потрясена.

– Это правда.

– Кто еще?

– Чед Норрис, – ответил он, и Франни снова тяжело вздохнула. Горькая слезинка скатилась из уголка глаза, она бессознательно смахнула ее.

– Эти трое находились внутри. Это как чудо – только трое. Брэд говорит, что в том шкафу было не менее восьми-девяти упаковок динамита. И Ник… он почти… когда я думаю, что он держал эту коробку из-под обуви в руках…

– Не надо, – прервала его она. – Мы же не могли ничего знать.

– Но легче от этого не становится, – ответил Стью.

Четверо других были людьми, приехавшими на мотоциклах – Андреа Терминелло, Дин Вайкофф, Дейл Педерсен и совсем юная девушка по имени Пэтси Стоун. Стью не сказал Франни, что Пэтси, которая обучала Лео игре на флейте, ударило и практически обезглавило обломком магнитофона Глена Бейтмена.

Франни кивнула, и у нее потянуло шею. При малейшем движении ее спина, казалось, так и заходится криком.

Двадцать человек было ранено, и один из них, Тедди Вейзак, не имел шансов на выздоровление. Состояние еще двоих было критическим. Мужчина по имени Льюис Дешан потерял глаз. Ральф Брентнер потерял третий и четвертый пальцы на левой руке.

– У меня серьезные увечья? – спросила Франни.

– У тебя повреждены сухожилия, растяжение позвоночника и сломана ступня, – сказал Стью. – Так сказал мне Джордж Ричардсон. Взрывной волной тебя отбросило в овраг. Перелом и растяжение связок позвоночника ты получила, когда на тебя упала кушетка.

– Кушетка?

– Разве ты не помнишь?

– Мне показалось, что это крышка от гроба…

– Это была кушетка. Я сам сбрасывал ее с тебя. Я озверел… это было что-то вроде истерики. Ларри хотел помочь мне, но я вмазал ему по физиономии. Представляешь, до чего я дошел? – Франни прикоснулась к его щеке, и Стью накрыл ее ладонь своей. – Я думал, что ты мертва. Я помню, как думал, что не знаю, что буду делать, если это так. Наверное, сошел бы с ума.

– Я люблю тебя, – сказала она.

Стью обнял ее, очень осторожно и нежно.

– Гарольд? – после некоторого молчания произнесла Франни.

– И Надин Кросс, – кивнул он. – Они навредили нам. Очень сильно. Но все же они не добились того результата, на который рассчитывали. И если мы поймаем его прежде, чем они слишком далеко продвинутся на запад… – Вытянув перед собой руки, израненные и поцарапанные, он соединил их с неожиданным хлопком. На его запястьях выступили жилы. А на лице появилась холодная усмешка, от которой Франни передернуло. Это было так знакомо.

– Не улыбайся так, – попросила она. – Никогда.

Усмешка растаяла.

– Люди прочесывают холмы в поисках их с самого рассвета, – продолжал он. – Но я не думаю, что их найдут. Я приказал всем не отходить дальше чем на пятьдесят миль западнее Боулдера что бы ни случилось, и я думаю, что Гарольд достаточно умен, чтобы постараться уехать как можно дальше. Теперь мы знаем, как им удалось это сделать. Они подсоединили взрывчатку к рации…

Франни тяжело вздохнула, и Стью встревоженно посмотрел на нее:

– Что случилось, любимая? Спина болит?

– Нет. – Франни поняла, что имел в виду Стью, говоря о том, что Ник держал коробку из-под обуви в руках, когда произошел взрыв. Она поняла все. Медленно произнося слова, Франни рассказала ему о мотках проводов и коробке от переносной рации под столом для игры в настольный хоккей.

– Если бы мы обыскали весь дом, а не только забрали этот проклятый д-дневник, мы, возможно, нашли бы бомбу, – срывающимся голосом закончила она. – Ник и Сью б-были бы жи-и-и-вы и…

Стью прервал ее:

– Так вот почему Ларри выглядел таким угнетенным сегодня утром! А я-то считал, что это из-за моей несдержанности. Франни, как же вы могли знать? Откуда?

– Мы должны были! Должны! – Она уткнулась лицом в его плечо. И снова слезы, рыдания. Он обнимал ее, неуклюже склонившись над больничной койкой.

– Я не хочу, чтобы ты во всем винила себя, Франни. Это уже случилось. Уверяю тебя, не было никакой возможности узнать – разве только что вызвать подразделение взрывников – что-то наверняка по нескольким моткам проводов и пустой коробке. Если бы они оставили несколько упаковок динамита или капсюль детонатора, тогда все было бы иначе. Но они замели следы. Я не виню тебя, да и никто в Свободной Зоне не винит тебя.

Пока он говорил, в ее уме формировались, соединяясь, две мысли.

«В доме находились только трое… это как чудо».

«Матушка Абигайль… она вернулась… о, она в ужасном состоянии… нам нужно чудо!»

Постанывая от боли, Франни немного приподнялась, чтобы лучше видеть лицо Стью.

– Матушка Абигайль, – сказала она. – Мы все оказались бы в доме во время взрыва, если бы не приехали эти люди, чтобы сообщить нам…

– Это как чудо, – повторил Стюарт. – Она спасла нам жизнь. Даже если бы она и… – Он замолчал.

– Стью?

– Она спасла нам жизнь, вернувшись именно в этот момент, Франни. Она спасла наши жизни.

– Она умерла? – Франни сжала его руку. – Стью, она тоже мертва?

– Она вернулась в город где-то без четверти восемь. Мальчик Ларри Андервуда вел ее за руку. Он снова не мог говорить, ты знаешь, это случается с ним, когда он волнуется, но он привел ее к Люси. А потом матушка просто лишилась чувств. – Стью покачал головой. – Господи, понятия не имею, как она вообще могла так много пройти… и что она ела и делала… вот что я скажу тебе, Фран. Есть нечто в мире – и вне его, – о чем я даже не догадывался, живя в Арнетте. Я думаю, что эта женщина – посланница Господа. Или была таковой.

Франни закрыла глаза.

– Она умерла, да? Ночью. Она вернулась, чтобы умереть.

– Она еще не умерла. Но скоро. Джордж Ричардсон говорит, что она недолго протянет, но она еще жива. – Стью откровенно и незащищенно взглянул на нее. – И я боюсь. Своим возвращением она спасла нам жизнь, но я боюсь ее, и я боюсь тех причин, по которым она вернулась.

– Что ты имеешь в виду, Стью? Матушка Абигайль никогда не причинит вреда…

– Матушка Абигайль делает то, что велит ей Бог, – резко произнес он. – И этот самый Бог убил своего собственного Сына, так говорят.

– Стью!

Огонь погас в его глазах.

– Я не знаю, зачем она вернулась, и есть ли ей вообще что сообщить нам. Я просто не знаю. Возможно, она умрет, так и не придя в сознание. Джордж говорит, что это более вероятно. Но зато я знаю, что взрыв… и смерть Ника… и ее возвращение… все это сняло шоры с сознания людей. Они говорят о нем. Они знают, что взрыв подстроил Гарольд. Черт, я тоже так думаю. Многие говорят, что и возвращение матушки Абигайль в таком состоянии – тоже дело рук Флегга. Что касается меня, то я не знаю. Я ничего не понимаю, но я напуган. Как будто у меня предчувствие плохого конца. Раньше я не испытывал такого чувства, но оно возникло теперь.

– Но ведь есть мы, – почти умоляя его, произнесла Франни. – Ведь есть мы и ребенок, разве не так? Разве не так?

Стью долго молчал. Франни не думала, что дождется ответа. И тут он сказал:

– Да. Но сколько времени это продлится?

Когда в этот день, третьего сентября, начало смеркаться, люди стали медленно стекаться – почти бесцельно – к дому Ларри и Люси. Поодиночке, по двое, по трое. Они рассаживались на ступеньках домов, помеченных крестиком – изобретением Гарольда. Они рассаживались на лужайках, высохших за столь продолжительное лето. Они тихонько переговаривались. Они курили сигареты и трубки. Брэд Китчнер с рукой на перевязи и костылем тоже был здесь. Здесь была Кэнди Джонс, показался и Рич Моффет с двумя бутылками «Блэк Велвет». Норман Келлогг сидел рядом с Томми Джеринджером, закатанные рукава которого открывали загорелые бицепсы. Рукава парнишки Джеринджера тоже были закатаны в явном подражании отцу. Гарри Данбартон и Сэнди Дю Чинз застыли, держась за руки. Дик Воллмен, Чип Хобарт и шестнадцатилетний Тони Донахью, примостившись на шлакобетонном блоке в полуквартале от дома Ларри, передавали из рук в руки бутылку «Канадиен клаб», запивая спиртное теплым лимонадом. Пэтти Крогер сидела рядом с Ширли Хэммет. Между ними лежал пакет с едой, но они едва притронулись к ней. К восьми часам вечера улица была запружена людьми, и все они не отрывали глаз от дома. Перед ним рядом с мотоциклом Ларри стоял огромный «кавасаки-650», принадлежавший Джорджу Ричардсону.

Ларри наблюдал за собравшимися через окно спальни. Позади него, на их с Люси кровати, лежала матушка Абигайль, она была без сознания. Сухой дух болезни, исходящий от нее, распространялся по комнате, и Ларри тошнило от этого – а ведь он ненавидел это состояние, – но он не двигался. Это была его кара за то, что он остался жив, в то время как Ник и Сью погибли. Позади слышались приглушенные голоса собравшихся у ее смертного одра. Джорджу необходимо было отлучиться в больницу, чтобы проверить состояние остальных пациентов. Теперь их осталось только шестнадцать. Троих отправили домой. А Тедди Вейзак скончался.

Сам же Ларри не получил даже царапины. Тот же прежний старина Ларри – не теряет головы, пока остальные кладут свои. Взрывная волна отбросила его через подъездную дорожку на цветочную клумбу, но ни единой царапины. Обломки шрапнелью падали вокруг него, но ни один не задел его. Ник погиб, Сьюзен мертва, а он даже не ранен. Да, тот же прежний Ларри Андервуд.

Бдение в доме, бдение на улице. Полным-полно людей. Более шестисот. Гарольд, тебе бы следовало вернуться с дюжиной ручных гранат и довести дело до конца. Гарольд.

Он шел за Гарольдом через всю страну, следовал за Обертками «Пэйдэй» и остроумными импровизациями. Ларри чуть не лишился пальцев, набирая бензин в Уэльсе. Гарольд же просто нашел отверстие клапана и использовал сифон. Именно Гарольд внес столько ценных предложений. Гарольд предложил утвердить их Комитет общим списком. Умный Гарольд. Гарольд и его дневник. Гарольд и его улыбка.

Хорошо было говорить Стью, что никто не мог догадаться о задуманном Гарольдом и Надин по нескольким моткам проволоки. Но для Ларри такое оправдание не подходило. Он же видел великолепную изобретательность Гарольда прежде. Он обязан был догадаться. Инспектор Андервуд был неотразим в деле с конфетными обертками, а вот дело с динамитом оказалось ему не по зубам. Откровенно говоря, инспектор Андервуд оказался дерьмовым ослом, дыркой от бублика.

«Ларри, если бы ты знал…»

Голос Надин.

«Если хочешь, я стану на колени и буду умолять тебя».

Это был еще один шанс предотвратить гибель и разрушение… тот, о котором он никогда бы не посмел рассказать. Неужели и тогда план уже был составлен? Возможно. Если и не конкретно эта бомба, присоединенная к рации, то, значит, некий общий план.

План Флегга.

Да – за всем постоянно стоял Флегг, повелитель марионеток, дергающий за веревочки Гарольда, Надин, Чарли Импенинга. Бог знает, какое количество других людей. Жители Зоны с удовольствием стерли бы Гарольда в порошок, но это было делом рук Флегга… и Надин. Кто же подослал ее к Гарольду, если не Флегг? Но прежде, чем пойти к Гарольду, она пришла к Ларри. А он отверг ее!

Но как он мог согласиться? Ведь у него были определенные обязательства перед Люси, он нес ответственность за нее. Это было очень важно не только из-за нее, но и из-за себя самого – он чувствовал, что его легко можно было уничтожить как человека, стоящего за добро. Поэтому он отверг Надин и считал, что Флегг удовлетворен событиями предыдущей ночи… если только его действительно зовут Флегг. О, Стью остался жить, и он говорит от имени Комитета – он был голосом, которым не мог воспользоваться Ник. Глен был жив, а его Ларри считал мозговым центром Комитета, но Ник был сердцем Комитета, а Сьюзен вместе с Франни – его совестью. «Да, – горько подумал Ларри, – ублюдок отлично поработал. Он должен щедро наградить Гарольда и Надин, когда те доберутся до него».

Ларри отвернулся от окна, ощущая тупую головную боль. Ричардсон пытался нащупать пульс матушки Абигайль. Лори возилась с капельницей. Дик Эллис стоял рядом. Люси, сидя у двери, смотрела ни Ларри.

– Как она? – спросил Ларри Джорджа.

– Все так же, – ответил Ричардсон.

– Она переживет эту ночь?

– Не могу сказать, Ларри.

Женщина, лежавшая на кровати, выглядела как скелет, обтянутый тончайшей пепельно-серой кожей. Сразу трудно было определить ее пол. У нее выпали почти все волосы; грудь усохла; из полуоткрытого рта вырывалось хриплое дыхание. Ларри она напомнила виденные им фотографии юкатанских мумий – не разложившихся, но усохших.

Да, вот чем она была теперь: не матушкой, а мумией. Остался только хриплый звук ее дыхания, как легкое дуновение ветерка, шуршащего в сухой траве. И в чем только держится ее жизнь? Ларри удивлялся… и через это провел ее Бог? И зачем? Должно быть, это проделки космического шутника. Джордж сказал, что он слышал о таких случаях, но ни один из них не был настолько экстремальным, к тому же он никак не ожидал, что сам столкнется с чем-то подобным. Она как-то… съедала сама себя. Ее тело продолжало функционировать, когда оно уже давным-давно должно было бы умереть от недоедания. От истощения она поломала те кости, которые вообще невозможно было сломать. Люси, которая укладывала ее в кровать, сказала Ларри тихим удивленным голосом, что матушка весит не больше детского воздушного змея – вещицы, которая только и ждала дуновения ветра, чтобы навсегда унестись в неведомые дали.

И теперь из своего угла у двери, удивив всех, Люси заговорила:

– Ей нужно что-то сообщить вам.

Лори неуверенно произнесла:

– Она в глубокой коме, Люси… шанс, что она когда-нибудь придет в сознание…

– Она вернулась, чтобы что-то сообщить нам. И Господь не позволит ей уйти без этого.

– Но что бы это могло быть, Люси? – спросил ее Дик.

– Не знаю, – ответила Люси, – но я боюсь услышать это. Это я знаю. Со смертями не покончено. Это только начало. Вот чего я боюсь.

Воцарившуюся продолжительную тишину нарушил Джордж Ричардсон:

– Мне нужно в больницу. Лори, Дик, вы оба понадобитесь мне.

«Вы ведь не собираетесь оставить нас один на один с этой мумией?» – чуть было не спросил Ларри, но вовремя прикусил язык.

Троица подошла к двери, и Люси подала им их пальто. Вечером похолодало до шести градусов – не слишком уютно было разъезжать на мотоциклах в одних рубашках.

– Мы можем чем-нибудь помочь ей? – тихо спросил Ларри.

– Люси знает, как пользоваться капельницей, – ответил Джордж. – Больше ничего. Ты же видишь… – Он замолчал. Конечно, они все видели. Это лежало на кровати.

– Спокойной ночи, Ларри, Люси, – попрощался Дик.

Они вышли. Ларри вернулся к окну. На улице все встали. Она жива? Умерла? Умирает? А может, исцелена Божественной силой? Она что-нибудь сказала? Люси обняла Ларри за талию.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

Он прильнул к ней, опустив голову, и беспомощно затрясся.

– Я люблю тебя, – спокойно повторила она. – Все хорошо. Выпусти из себя это, Ларри. Пусть оно уйдет.

Он плакал. Слезы были горячи и тяжелы, как пули.

– Люси…

– Ш-ш-ш. – Ее руки на его спине; ее успокаивающие руки.

– О, Люси, Боже мой, что же это такое? – шептал он в ее шею, а она что есть силы прижимала его к себе, ничего еще не зная, а позади них тяжело дышала матушка Абигайль, продолжая оставаться на самом дне комы.

Джордж ехал по улице со скоростью пешехода, то и дело отвечая на немые вопросы: Да, все еще жива. Прогнозы плохи. Нет, она ничего не сказала, да и вряд ли что-нибудь скажет. Расходитесь по домам. Если что-нибудь произойдет, вам сообщат.

Завернув за угол, они прибавили скорость и направились в больницу. Выхлопы их мотоциклов отдавались эхом, оно ударялось и отскакивало от зданий, а затем таяло в пустоте.

Но люди не расходились по домам. Они продолжали стоять, теперь обсуждая каждое произнесенное Джорджем слово. Прогнозы – что бы это значило? Кома. Смерть мозга. Мозг ее мертв. С таким же успехом можно ожидать, что заговорит банка с консервированными грушами, как и человек с мертвым мозгом. Что ж, возможно, так бы оно и было, если бы это была естественная ситуация, но теперь ведь все так неестественно изменилось.

Люди снова сели. Стемнело, В окнах дома, в котором лежала умирающая, зажегся свет газовых ламп. Позже люди разойдутся по домам и проведут ночь без сна.

Разговоры постепенно стали касаться темного человека.

– Если матушка Абигайль умрет, не будет ли это означать, что он сильнее?

– Что ты имеешь в виду под «не обязательно»?

– Я настаиваю, что он просто Сатана.

– Антихрист, так бы я сказал. Мы переживаем Армагеддон… в этом нет никаких сомнений. «И обрушился гаев…» Мне это напоминает о супергриппе.

– Говорят, что Гитлер быт Антихристом.

– Если эти сны вернутся, я покончу с собой.

– Во сне я видел себя на станции метро, а он был контролером, только я не мог увидеть его лицо. Я был испуган. Я вбежал в туннель метро. И потом я услышал его, он гнался за мной. И догонял.

– А мне снилось, что я опускаюсь в погреб за консервированным арбузом и замечаю, что кто-то стоит у печи… какая-то тень. И я понимаю, что это он.

Затянули свою песню цикады. На небе появились звезды. Стало прохладнее. Напитки были выпиты. Огоньки трубок и сигарет мерцали в темноте.

– Я слышал, что люди с электростанции продолжают выключать электроприборы.

– Вот и хорошо. Если вскоре не появятся свет и отопление, у нас возникнет множество проблем.

Тихий шепот, теперь уже безликий в темноте.

– Я думаю, что этой зимой нам ничего не грозит. Наверняка. Для него все дороги закрыты. Слишком много машин и снега. Но весной…

– Думаете, у него есть атомные бомбы?

– Да черт с ними, с этими атомными, что, если у него есть парочка нейтронных?

– Или самолеты?

– Что же делать?

– Не знаю.

– Будь я проклят, если знаю.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Вырыть яму, прыгнуть в нее и закрыть крышку.

Около десяти часов к толпе подошли Стью Редмен, Глен Бейтмен и Ральф Брентнер и стали раздавать листовки, прося оповестить всех отсутствующих. Глен слегка прихрамывал, потому что удар выброшенной взрывом кухонной плиты лишил его куска плоти с правой икры. В листовке было сказано: «СОБРАНИЕ СВОБОДНОЙ ЗОНЫ. ЗАЛ «МАНЗИНГЕР». 4 СЕНТЯБРЯ, 20.00».

Казалось, это послужило сигналом. Люди молча растворялись в темноте. Большинство уносили листовки с собой. Люди отправлялись по домам, чтобы хоть немного поспать. Если смогут.

Зал был набит до отказа, но в нем стояла гробовая тишина, когда на следующий вечер Стью открыл собрание. Позади него сидели Ларри, Ральф и Глен. Франни попыталась встать, но боль в спине не позволила ей сделать это. Мрачная ирония судьбы, но все это время Ральф держал ее в курсе событий с помощью такой же портативной рации.

– Нам необходимо обсудить некоторые проблемы, – спокойно и уверенно произнес Стью заученную фразу. Его голос звучал во всех уголках замершей аудитории. – Думаю, здесь нет ни одного человека, который бы не знал о взрыве, унесшем жизни Ника, Сью и других, и о возвращении матушки Абигайль. Нам необходимо поговорить о случившемся, но сначала я хотел бы сообщить вам несколько приятных новостей. Послушаем Брэда Китчнера. Брэд?

Брэд поднялся на сцену, уже не так сильно нервничая, как в прошлый раз, и был встречен вялыми аплодисментами. Повернувшись лицом к залу, он взялся за микрофон обеими руками и сказал просто:

– Завтра собираемся включить.

На этот раз аплодисменты прозвучали громче. Брэд поднял руки, но аплодисменты накатывались на него волнами не менее тридцати секунд. Позже Стью сказал Франни, что если бы не события двух последних дней, то Брэда подхватили бы на руки и пронесли по залу, как игрока, забившего решающий гол в последние тридцать секунд матча на чемпионате мира. Конец лета была настолько близок, что, по сути, Брэд и был таким игроком.

Наконец аплодисменты стихли.

– Мы включим электричество в полдень, и мне бы хотелось, чтобы все находились дома и были готовы. Готовы к чему? Ко всякому. А теперь послушайте, это важно. Во-первых, выключите все выключатели и все электроприборы в своих домах. Во-вторых, сделайте то же самое в пустующих соседних домах. В-третьих, если вы обнаружите запах газа, найдите источник запаха и перекройте его. В-четвертых, если вы услышите сирену пожарной машины, то отправляйтесь за ней… но никакой спешки, поступайте обдуманно. Нам не нужны лишние жертвы. А теперь – есть вопросы?

Вопросов было несколько, в основном уточнение сказанного Брэдом. Он терпеливо отвечал на каждый, но все же нервно мял в руках свой блокнот.

Когда вопросы иссякли, Брэд сказал:

– Мне хотелось бы поблагодарить всех, кто не покладая рук трудился на станции. И хочу напомнить членам Комитета по электричеству, что он продолжает функционировать. Нужно проверить линии, утечку электроэнергии, необходимо привезти горючее из Денвера. Надеюсь, мы справимся. Мистер Глен Бейтмен утверждает, что нас будет десять тысяч человек к тому времени, когда полетят белые мухи, и намного больше к весне. К концу следующего года нужно будет подключить к сети электростанции в Денвере и Лонгмонте…

– Только в том случае, если удастся справиться с тем ублюдком! – хрипло выкрикнул кто-то из задних рядов.

Воцарилась гробовая тишина. Брэд стоял, сжимая побелевшими пальцами свой блокнот, лицо его было мертвенно-бледным. «Он не сможет закончить», – подумал Стью, но тут Брэд удивительно ровным голосом продолжил свою речь:

– Мое дело – электричество. Но я считаю, что мы еще долго будем жить здесь после того, как тот другой парень умрет и исчезнет с лица земли. Если бы я думал иначе, то собирал бы моторы на его стороне. Но я бы на него не ставил.

Кто-то из зала крикнул: – Ты абсолютно прав!

На этот раз аплодисменты были громкими и продолжительными, почти безумными, но было в этом нечто, что не понравилось Стью. Ему долго пришлось стучать своим молоточком, чтобы успокоить собравшихся.

– Следующий вопрос повестки дня…

– Плевать на твою повестку! – резко выкрикнула молодая женщина. – Поговорим о темном человеке! Поговорим о Флегге! Уже давно пора!

Рев одобрения. Выкрики неодобрения выбором слов, употребленных молодой женщиной. Стук сидений.

Стью с такой силой грохнул молоточком, что у того слетела головка.

– Здесь все-таки собрание! – крикнул он. – У вас будет возможность поговорить о том, о чем вы хотите, но пока председатель здесь я, я хочу… требую… ПОРЯДКА! – Он прокричал последнее слова настолько громко, что оно бумерангом пролетело по залу, и люди, наконец, успокоились. – А теперь, – голос Стью был предельно тихим и спокойным, – отчет о том, что произошло в доме Ральфа вечером второго сентября, и думаю, что сделать это предстоит мне, поскольку я избран для поддержания правопорядка.

Снова наступила тишина, но, как и аплодисменты, приветствовавшие последнюю фразу Брэда, Стью не нравилась эта тишина. Люди напряженно подались вперед, на лицах застыло жадное выражение. Он был неприятно поражен, как будто за последние сорок восемь часов жители Свободной Зоны радикально изменились, и теперь он не понимал, что же это такое. У него возникло то же чувство, что и в Центре вирусологии в Стовингтоне, когда он пытался отыскать выход, – ощущение себя мухой, запутавшейся в паутине. Вокруг было так много незнакомых лиц… Но сейчас не было времени для размышлений. Он кратко описал события, предшествовавшие взрыву, опуская предчувствия Франни; для этого настроение у собравшихся было неподходящим.

– Вчера утром я, Брэд и Ральф, обследовали руины близлежащих трех домов и обнаружили, что причиной взрыва стал динамит, присоединенный к приемному устройству. Бомба была подложена во встроенный в гостиной шкаф. Билл Скенлон и Тед Фремптон нашли еще одну такую же рацию в горах, на Плато Восходящего Солнца, и мы предполагаем, что бомбу взорвали сигналом именно оттуда. Это…

– Предполагаем! – выкрикнул из третьего ряда Тед Фремптон. – Это сделал ублюдок Лаудер и его проститутка!

Встревоженный гул пронесся по залу.

«И это отличные парни? Да им же наплевать на Ника, Сью, Чеда и остальных. Они же настоящие линчеватели! Они хотят только одного: схватить Гарольда и Надин и растерзать их… чем оке это лучше позиции темного человека?»

Стью поймал взгляд Глена: тот предложил ему незаметное, весьма циничное пожатие плечами.

– Если с места раздастся еще хоть один выкрик, я объявлю собрание закрытым, а вы сможете поговорить друг с другом, – сказал Стью. – Это же не ярмарка. Если мы не будем придерживаться порядка, то к чему придем? – Тед Фремптон зло смотрел на него, Стью выдержал его пронизывающий взгляд. Через пару секунд Тед опустил глаза.

– Мы подозреваем Гарольда Лаудера и Надин Кросс. У нас есть на то веские причины. Несколько косвенных улик. Но пока против них нет ни одной прямой улики, и я надеюсь, что вы будете помнить об этом. – Переждав волну приглушенного шепотка, он продолжал: – Я предупредил вас. Если они случайно забредут обратно в Боулдер, я прошу привести их ко мне. Я закрою их в камере, а Эл Банделл проведет расследование… они получат возможность законной защиты. Мы… мы должны жить здесь честно. Предполагается, что здесь собрались хорошие люди. Думаю, вы знаете местонахождение плохих. А быть хорошими означает вести себя цивилизованно во всех отношениях.

Стью с надеждой посмотрел в зал, но увидел только смущенное негодование. Стью Редмен, говорили эти глаза, видел, как двое его лучших друзей отправились в ад, а теперь защищает повинных в случившемся.

– Клянусь, что считаю их виновными, – произнес он. – Но все необходимо делать законно. И я заявляю вам, что так оно и будет.

Взгляды пронзали его насквозь. Больше тысячи пар глаз, и за каждой из них стояла мысль: «Что за чушь ты несешь? Они ушли. Ушли на запад. А ты поступаешь так, будто они отправились в двухдневный поход».