Текст книги "Исход. Том 2"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 43 страниц)

Глава 10

Мусорщик нашел то, что искал.

Он спустился вниз в коридор, темный, как угольная шахта. В левой руке он держал фонарик, а в правой зажал автомат, потому что внизу было страшно. Ногой он толкал впереди себя автокар, с тихим шуршанием катившийся по широкому коридору. В кузове автокара возлежала боеголовка.

Было тяжело. Мусорщик не мог прикинуть даже на глазок, насколько тяжелой она была, потому что не смог сдвинуть ее с места. Предмет был длинным и цилиндрическим. И холодным. Проводя рукой по изогнутой поверхности, он с трудом верил в то, что такая смертельно холодная груда металла потенциально заключает в себе огромнейшее количество жара.

Он нашел ее около четырех утра. Затем в гараже раздобыл цепной подъемный блок, спустился с ним вниз и произвел все необходимые приготовления. А через полтора часа боеголовка, подняв нос, уютно устроилась в автокаре. На носу красовался знак: «А 1614 10 ВВС США». Твердые резиновые шины автокара сразу осели под тяжестью груза.

Мусорщик приближался к выходу из коридора. Впереди огромный грузовой лифт гостеприимно распахнул дверцы. Он был достаточно велик, чтобы вместить автокар, только вот электричества не было. Мусорщик спустился сюда по лестнице. Точно так же он доставил сюда и подъемный блок. Но подъемник казался пушинкой по сравнению с боеголовкой. Он весил всего около ста пятидесяти фунтов, хотя все равно его очень трудно было спустить вниз. А как он собирается поднять боеголовку вверх? «При помощи лебедки», – с готовностью прошептал его ум.

Мусорщик согласно кивнул. Конечно, вот он, его выигрышный билет. Поднять лебедкой. Приладить устройство наверху и тянуть боеголовку вверх, преодолевая ступеньку за ступенькой, если понадобится. Но где найти пятисотфунтовую цельную цепь? Что ж, вероятно, такую он не найдет. Но он может соединить несколько цепей вместе. Сработает ли это? Выдержат ли звенья? Трудно сказать. А если и выдержат, то что делать с лестничными разворотами? В молчаливой тишине он ласково провел рукой по гладкой, смертоносной поверхности боеголовки.

Любовь найдет выход.

Оставив боеголовку внизу, Мусорщик стал подниматься по лестнице, размышляя над тем, что тут можно придумать. На подобной базе всегда всего полно. Он найдет то, что ему нужно.

Он поднялся на два пролета и остановился, чтобы перевести дух. Неожиданно он подумал: «Не нахватался ли я радиации?» Конечно, они закрывают все это специальным экраном, но в фильмах люди, имеющие дело с радиоактивными веществами, всегда носят защитные костюмы и особые индикаторы, меняющие цвет, если происходит облучение. Потому что оно молчаливое. Его невозможно увидеть. Радиация просто поселяется в твоей плоти и крови. И ты даже не знаешь, что болен, пока не начнет тошнить и не станут выпадать волосы.

Неужели все это будет с ним?

Он открыл для себя, что был недостаточно осторожен. Ему необходимо каким-то образом поднять эту бомбу наверх. И каким-то образом доставить ее в Лас-Вегас. Он должен исправить то, что натворил в Индиан-Спрингс. Если ему суждено умереть, чтобы искупить вину, то он умрет.

– Моя жизнь принадлежит тебе, – прошептал Мусорщик в темноте и снова стал подниматься по лестнице.

Глава 11

Полночь. Начиналось 17 сентября. Ренделл Флегг лежал в пустыне, завернувшись в три одеяла. Четвертое было обернуто вокруг его головы наподобие тюрбана так, что виднелись только глаза и кончик носа.

Постепенно он изгнал все мысли. Он был неподвижен. Звезды пылали холодным огнем, колдовским пожаром.

Он послал Глаз на разведку.

Флегг почувствовал, как Глаз отделился от него легким безболезненным рывком и полетел прочь молчаливым ястребом, поднимаясь ввысь на темных потоках силы. Теперь он соединился с ночью. Флегг был глазом вороны, глазом волка, ласки, глазом кота. Он был скорпионом, он был расставляющим свои сети пауком. Он был стрелой со смертельным ядом, несущейся в бесконечности пустыни. Что бы теперь ни случилось, Глаз не покинет его.

Он летел без всяких усилий, и земной мир разворачивался перед ним, как циферблат. Они идут… теперь они почти в Юте… Он летел высоко, в абсолютной тишине над могилой мира. Под ним простиралась пустыня, как белая гробница, перерезанная черной лентой шоссе. Он летел на восток, теперь уже над границей штата, оставив далеко позади тело с закатившимися, ничего не видящими глазами.

Ландшафт стал меняться. Скалистые столбы и странные, изъеденные ветром колонны, столовые горы. Шоссе убегало вдаль. Бонневилл-Солт-Флэтс находился далеко на севере. Долина Скэлл где-то на западе. Полет. Свист ветра, мертвого и далекого…

Орел, примостившийся на вершине древней сосны, в которую ударила молния, где-то южнее Ричфилда, почувствовал, как нечто пронеслось мимо него – нечто, отмеченное смертью, просвистевшее сквозь ночь, и орел бесстрашно поднял крылья против этого, но был отброшен этим насмехающимся нечто, ощущением смертельного холода. И орел ошеломленно падал, и только у самой земли его крылья вновь обрели силу.

Глаз темного человека летел на восток.

Теперь под ним пролетало шоссе № 70. Вымершие городки тянулись внизу, населенные лишь крысами, кошками, да еще дикими оленями, начавшими выбираться из лесов, как только вокруг выветрился дух человека. Городки с названиями Фримонт, Грин-Ривер, Сиго, Томпсон и Харли-Доум. Затем еще небольшой городок, тоже вымерший, Гранд Джакшен, штат Колорадо. Затем…

Восточнее Гранд-Джакшен вспыхнула искра костра. Глаз спиралью спустился к земле. Костер затухал. Вокруг него спали четверо. Значит, это правда. Глаз бросил на них оценивающий взгляд. Они шли. По непонятным для него причинам действительно шли. Надин сказала правду.

Вдруг раздалось тихое рычание, и Глаз повернулся в другую сторону. Невдалеке стояла собака, голова ее была опущена, хвост поджат, глаза сверкали злобным янтарным огнем. Непрерывное рычание напоминало звук рвущейся одежды. Глаз уставился на собаку, и та попятилась назад, но не испугалась и оскалила зубы.

Один из лежащих приподнялся и пробормотал:

– Кин! Успокойся.

Но Кин продолжал рычать, шерсть на его холке встала дыбом.

Проснувшийся – это был Глен Бейтмен – огляделся по сторонам, почувствовав внезапную тревогу.

– Кто здесь, мальчик? – шепотом обратился он к собаке. – Здесь кто-нибудь есть?

Кин продолжал рычать.

– Стью! – окликнул Глен мужчину, лежащего рядом с ним. Тот что-то пробормотал и затих в своем спальном мешке.

Темный человек, ставший теперь темным Глазом, увидел достаточно. Он повернул назад, бросив взгляд на собаку. Тихое рычание перешло в злобный лай, вначале громкий, затем стихающий по мере удаления Глаза.

Тишина и проносящаяся мимо темнота.

Спустя некоторое время он застыл над пустыней, глядя вниз на свое тело. Затем медленно спустился к нему и проскочил внутрь. Мгновенное головокружение при объединении в единое целое. Затем Глаз исчез, и остались только его глаза, взирающие на холодные, мерцающие в вышине звезды.

Да, они шли.

Флегг улыбнулся. Неужели это старуха приказала им отправиться в путь? Интересно, послушались бы они ее, прикажи она им на смертном одре совершить самоубийство на этом таинственном пути? Он считал, что такое вполне возможно.

То, о чем он забыл, было настолько потрясающе просто, что казалось даже унизительным. У них тоже были свои проблемы, они тоже были испуганы… и в результате этого они совершали колоссальную ошибку.

Возможно ли, что их изгнали?

Он с удовольствием смаковал эту мысль, но не смог до конца поверить в возможность подобного. Они шли сюда, приняв решение самостоятельно. Они шли, словно праведники-миссионеры, держащие путь в деревню каннибалов.

О, это так здорово! Конец сомнениям. Конец страхам. Он выставит их головы на кольях перед фонтанами Гранд-отеля. Он соберет всех жителей Лас-Вегаса и заставит их пройти мимо. Он сделает фотографии, напечатает листовки, отправит их в Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Спокан и Портленд. Пять голов. Голову собаки он тоже посадит на кол.

– Хорошая собачка, – громко сказал Флегг и рассмеялся впервые после того, как Надин провела его и вынудила швырнуть ее вниз. – Хорошая собачка, – повторил он, ухмыляясь.

В эту ночь он спал хорошо, а утром отдал приказ, чтобы охрана на дорогах между Ютой и Невадой была утроена. Они больше не искали одного человека, идущего на восток, а четырех, направляющихся на запад. И взять их нужно живыми. Любой ценой, но живыми. О да!

Глава 12

– Знаешь, – произнес Глен Бейтмен, глядя на Гранд-Джакшен в свете раннего утра, – за свою жизнь я тысячи раз слышал выражение «дерьмо с перцем», но никогда не понимал, что это означает. Кажется, теперь я знаю. – Он посмотрел на свой завтрак, состоящий из синтетических сосисок «Морнинг стар фарм», и искривился.

– Нет, это еще хорошо, – искренне возразил Ральф. – Попробовал бы ты баланду, которой нас иногда кормили в армии.

Они сидели вокруг костра, вновь разожженного Ларри за час до этого. На них были теплые куртки и перчатки, все пили по второй чашке кофе. Температура упала до пяти градусов, небо было затянуто мрачными тучами. Кин дремал возле костру.

– Я уже накормил свою внутреннюю сущность, – вставая, произнес Глен. – Отдай же мне свою убогость, свой голод, отдай же мне свои внутренности, я закопаю их.

Стью передал ему тарелку и стаканчик.

– А это путешествие – действительно классная вещь, согласен, Плешивый? Могу поспорить, что ты не был в такой форме, после того как тебе исполнилось двадцать.

– Да, и было это лет семьдесят назад, – засмеялся Ларри.

– Стью, я никогда не был в такой форме, – мрачно произнес Глен, собирая объедки в пластиковый пакет. – Я никогда не хотел быть в такой форме. Но я не возражаю. После пятидесяти лет сознательного агностицизма кажется роком следовать залогом черной старухи прямо в пасть смерти. Если это моя судьба, то я подчиняюсь ей. Конец исповеди. Но я предпочитаю идти, а не ехать, если это все равно суждено. Ходьба занимает больше времени, соответственно и я проживу дольше… хотя бы на несколько дней. Позвольте мне, джентльмены, отлучиться, чтобы захоронить эти отбросы.

Они смотрели, как он отходит подальше от лагеря, держа в руке складную лопатку. Этот «пеший тур из Колорадо на запад», как называл его Глен, труднее всего переносил именно он сам. Он был самым старым среди них, старше Ральфа Брентнера на двенадцать лет. Но каким-то образом он облегчал этот путь для других. Его ирония была постоянной, но добродушной. Он производил впечатление человека, пребывающего в мире с самим собой. Сам факт того, что Глен был в состоянии идти день за днем, производил впечатление на остальных, хотя его и нельзя было назвать вдохновляющим. Глену было пятьдесят семь, и Стью заметил, как тот растирает суставы в последние три или четыре холодных утра, морщась от боли.

– Сильно болит? – спросил его вчера Стью после часа их пути.

– Аспирин снимает боль. Это артрит, но все не настолько плохо, как может быть через пять или семь лет, и честно говоря, Восточный Техас, я не заглядываю так далеко в будущее.

– Ты действительно считаешь, что он поймает нас?

И тут Глен Бейтмен произнес поразительную вещь:

– Мне не страшен дьявол. – На этом и закончилась дискуссия.

Теперь они слышали, как он копает мерзлую землю.

– Классный парень, – заметил Ральф.

Ларри кивнул:

– Абсолютно согласен.

– Я всегда считал преподавателей колледжей хлюпиками, но этот человек не такой. Знаешь, что он ответил, когда я однажды спросил его, почему он просто не выбрасывает мусор? Он сказал, что не следует начинать все это дерьмо заново. Сказал, что мы и так уже вернулись к слишком многим отвратительным привычкам прошлого.

Кин побежал к своему хозяину. До них долетел голос Глена:

– А вот и ты, лентяй. А я уже начал волноваться, куда ты запропастился. Хочешь, чтобы я и тебя закопал?

Ларри улыбнулся и снял счетчик миль, пристегнутый к ремню. Он раздобыл его в магазине спорттоваров. Настраиваешь такой приборчик соответственно своему росту, а затем прикрепляешь к поясу. Каждый вечер Ларри записывал расстояние, пройденное ими за день.

– Можно посмотреть твои записи? – спросил Стью.

– Конечно, – ответил Ларри и передал ему лист.

Вверху почерком Ларри было написано:

«От Боулдера до Лас-Вегаса 771 миля».

И ниже:

      Дата     Мили  Сумма

6 сентября   28,1    28,1

7 сентября   27,0    55,1

8 сентября   26,5    81,6

9 сентября   28,2   109,8

10 сентября  27,9   137,7

11 сентября  29,1   166,8

12 сентября  28,8   195,6

13 сентября  29,5   225,1

14 сентября  32,0   257,1

15 сентября  32,6   289,7

16 сентября  35,5   325,2

17 сентября  37,2   362,4

Стью, достав блокнот, начал подсчитывать.

– Что ж, теперь мы идем быстрее, чем в начале пути, но нам все равно осталось больше четырехсот миль. Черт, даже половины не прошли.

Ларри кивнул:

– Да, мы идем быстрее, ведь теперь мы спускаемся. А знаешь, Глен прав. Куда нам спешить? Нас же сотрут в порошок, когда мы придем.

– А я не верю никому, – сказал Ральф. – Конечно, мы можем умереть, но это не будет просто и обыденно. Матушка Абигайль не послала бы нас сюда, если нам суждено быть убитыми. И что, на этом все и закончится? Она бы не сделала этого.

– Я не думаю, что это она послала нас, – тихо произнес Стью.

Счетчик Ларри четырежды щелкнул, когда он заводил его на новый, сегодняшний, день. 000,0. Стью затушил костер. Маленькие утренние ритуалы были неизменными. Уже двенадцать суток они находились в пути. Стью казалось, что эти походные будни продолжаются вечно: Глен добродушно подшучивает над едой, Ларри заносит пройденный ими путь на бумагу, две чашки кофе, кто-то закапывает мусор, кто-то тушит костер. Это была рутина, приятная рутина. Забываешь, к чему ведет их путь, и это было хорошо. По утрам Франни казалась такой далекой – четкое, ясное, но очень отдаленное видение, маленькое, как фотография в медальоне. Но вечерами, когда наступала темнота, а луна выплывала в небо, Франки казалась очень близкой. Казалось, к ней можно прикоснуться… именно это и было мучительно и болезненно. Именно в такие моменты его вера в матушку Абигайль превращалась в горькие сомнения, и именно тогда ему хотелось разбудить своих товарищей и сказать, что это глупейшая ошибка, что они сражаются с мельницами, что им следует добраться до следующего городка, раздобыть там мотоциклы и вернуться домой. Что им лучше хоть немного насладиться любовью и теплом, потому что немного – это все, что Флегг собирается разрешить им.

Но так было ночью. А утром снова казалось, что правильнее всего продолжать идти. Стью задумчиво посмотрел на Ларри: интересно, думает ли Ларри о своей Люси в ночной тишине? Видит ли ее во сне и желает…

Морщась от боли при каждом шаге, вернулся Глен со следующим за ним по пятам Кином.

– Взять их! – шутя, скомандовал Глен. – Правильно, Кин?

Тот завилял хвостом.

– Он говорит: «Лас-Вегас, или укушу», – перевел с собачьего Глен. – Идемте.

Выйдя на шоссе №70, они пустились в путь.

Позже, этим же днем, начал моросить дождь, от сырости пробирало до костей. Ларри шел один, засунув руки в карманы куртки. Сначала он думал о Гарольде Лаудере, чей труп они обнаружили два дня назад, – они как будто сговорились не упоминать о Гарольде, – но вскоре его мысли перекинулись на того, кого он окрестил Волчьей Добычей.

Они наткнулись на него на восточной стороне туннеля Эйзенхауэра. Здесь, среди огромного скопления машин, витал дух смерти. Волчья Добыча наполовину свешивался из «остина». Одет он был в джинсы и шелковую блузу. Вокруг «остина» лежало несколько волчьих трупов. Сам же мужчина наполовину свисал с водительского сиденья, а на его груди застыл мертвый волк. Руки человека были сжаты вокруг волчьей шеи, а окровавленная пасть волка вгрызалась в шею мужчины. Тогда все они посчитали, что стая волков спустилась с гор, выследила одинокого путешественника и напала на него. У Волчьей Добычи было ружье. Он убил нескольких волков, прежде чем отступить к «остину».

Сколько он голодал, прежде чем выйти из своего убежища? Ларри не знал, да и не хотел знать. Но он видел, каким тощим был этот человек. Возможно, неделю. Он направлялся на запад. Кто бы ни был этот мужчина, он шел, чтобы присоединиться к Темному человеку, но Ларри никому не пожелал бы подобной участи. Он заговорил об этом со Стью два дня спустя после того, как они прошли туннель, оставив позади себя человека, ставшего добычей волков.

– Почему стая волков так долго кружила вокруг этого места, Стью?

– Не знаю.

– Я хочу сказать, если волки были голодны, неужели они не могли найти здесь другую добычу?

– Наверное, не могли.

Ларри это казалось мистикой, и он продолжал размышлять об этом, зная, что никогда не найдет ответа. Голод и жажда вынудили этого человека в конце концов открыть дверцу машины. Один из волков набросился на него и перегрыз ему горло. Но мужчина, умирая, успел задушить волка.

Они прошли по туннелю Эйзенхауэра в веревочной связке, и в этой гнетущей темноте мысли Ларри вернулись к тому времени, когда он шел по туннелю Линкольна. Но на этот раз его преследовал не образ Риты Блэкмур, а лицо человека, которого загрыз волк, застывшее в смертельном оскале.

«Может быть, волков послали, чтобы убить этого человека?» Но эта мысль настолько отдавала мистицизмом, что даже не заслуживала внимания. Ларри пытался выбросить все из головы и сосредоточиться на ходьбе, но сделать это было очень трудно.

В этот вечер они разбили лагерь позади Ломы, совсем рядом с границей штата Юта. На этот раз их ужин состоял из фуражного корма и кипяченой воды, ибо и в еде они придерживались инструкций матушки Абигайль: «Отправляйтесь в той одежде, в которой стоите сейчас. Ничего не берите с собой».

– В Юте нам придется действительно туговато, – заметил Ральф. – Думаю, именно там мы и выясним, действительно ли Господь помогает нам. Там есть один участок, более ста миль, где на пути нет ни одного дома, бензозаправки или кафе. – Правда, Ральф не казался действительно встревоженным подобной перспективой.

– А вода? – спросил Стью.

Ральф пожал плечами:

– Не больше всего остального. Пожалуй, пойду-ка я спать.

Ларри последовал его примеру. Глен курил трубку. У Стью было несколько сигарет. Он решил выкурить одну. Некоторое время они молча курили.

– Как же далеко от Нью-Гэмпшира, Плешивый, – прервал молчание Стью.

– Да и до Техаса отсюда не докричишься.

Стью улыбнулся:

– Ты прав.

– Думаю, ты сильно скучаешь по Франни.

– Да. Скучаю и беспокоюсь. Переживаю за ребенка. И с наступлением темноты тоска усиливается.

Глен пыхнул трубкой.

– Здесь ты ничего не можешь изменить, Стюарт.

– Знаю. Но я волнуюсь.

– Конечно, – Глен выбил трубку о камень. – Прошлой ночью случилось нечто необычное, Стью. Весь день я пытался понять, что это было: реальность, сон или что-то другое.

– В чем дело?

– Я проснулся ночью, а Кин рычал на что-то. Должно быть, было уже за полночь, потому что костер догорал. Кин был на другой стороне костра, шерсть его встала дыбом. Я приказал ему замолчать, но он даже не глянул на меня. Он смотрел куда-то вправо от меня. И я подумал: «А если это волки?» С тех пор, как мы увидели того парня…

– Да, ужасно.

– Но там ничего не было. Мне было хорошо видно. Кин рычал на пустоту.

– Возможно, он учуял незнакомый запах.

– Да, но самое главное еще впереди. После нескольких секунд я почувствовал… абсолютно сверхъестественное. Я почувствовал, будто справа от меня над шоссе есть что-то и оно смотрит на меня. Смотрит на всех нас. Мне казалось, что я могу увидеть его тоже, что если я определенным образом прищурю глаза, то смогу увидеть. Но я не хотел этого. Потому что мне показалось, что это он. Чувствовалось присутствие Флегга, Стью.

– А возможно, и ничего, – помолчав, отозвался Стью.

– Но я уверен, что там что-то было. Кин тоже чувствовал это.

– Ну, предположим, что он действительно смотрел на нас каким-то образом. И что мы можем поделать с этим?

– Ничего. Но мне это не нравится. Мне не нравится, что он может следить за нами… если происходит именно это. Я боюсь.

Стью докурил сигарету, аккуратно затушил ее о камень, но не двинулся к спальному мешку. Он взглянул на Кина, который лежал возле костра, положив морду на лапы, и наблюдал за ними.

– Значит, Гарольд мертв, – наконец произнес он.

– Да.

– Значит, все было напрасно. Напрасно он погубил Сьюзен и Ника. Погубил и себя тоже.

– Согласен.

Больше сказать было нечего. На следующий день после того, как они прошли туннель Эйзенхауэра, они наткнулись на тело Гарольда и нашли его покаянное предсмертное послание. Скорее всего, он и Надин проехали по перевалу Лавленд, потому что рядом с Гарольдом был его мотоцикл – вернее, то, что от него осталось, – а Ральф утверждал, что по туннелю невозможно было бы проехать даже детской коляске. Сарычи крепко поработали над телом, но в окоченевшей руке Гарольд крепко сжимал блокнот. «Кольт» был засунут в рот, словно гротескное подобие леденца, и, хотя они и не похоронили Гарольда, Стью убрал пистолет. Он сделал это очень осторожно. От зрелища того, как тщательно темный человек разрушил Гарольда и как затем беззаботно отшвырнул его прочь, когда Гарольд сыграл свою роль, ненависть Стюарта к Флеггу стала еще сильнее. От этого у него возникло чувство, что они выступили в безумный, безнадежно ребячливый крестоносный поход, но он знал, что им следует поторопиться, и труп Гарольда с раздробленными ногами преследовал его так же, как застывшая гримаса Волчьей Добычи преследовала Ларри. Стью обнаружил, что ему хочется отплатить Флеггу за Гарольда так же, как и за Сьюзен и Ника… но в нем все больше и больше росла уверенность, что у него не будет такого шанса. «Но тебе хочется следить, – мрачно подумал Стью. – Ты хочешь знать, когда я доберусь до тебя, чудовище».

Глен встал, поморщившись.

– Пойду и я спать, Восточный Техас. Не уговаривай меня остаться. Дело безнадежное.

– Как твой артрит?

Глен улыбнулся:

– Не так уж плохо. – Но к спальному мешку Глен пошел, прихрамывая.

Стью подумал, что, пожалуй, не стоит курить вторую сигарету – выкуривая две-три в день, он истощит свой запас к концу недели, – но потом все же закурил. В этот вечер было не так уж холодно, но не могла быть никаких сомнений, что в этих местах лету пришел конец. И от этого щемящая грусть охватила Стью – у него было сильное предчувствие, что больше он не увидит ни одного лета. Еще в начале этого лета он был временным рабочим на маленьком заводе, где изготовляли карманные калькуляторы. Он жил в маленьком городке под названием Арнетт и большую часть времени проводил на станции техобслуживания Билла Хэпскома, прислушиваясь к болтовне об экономике, правительстве, тяжелых временах. Теперь Стью считал, что никто из них даже не догадывался, что такое настоящие трудные времена. Он докурил сигарету и бросил ее в костер.

– Береги себя, Франни, голубка, – прошептал он, заворачиваясь в спальный мешок. И во сне ему показалось, что Нечто приблизилось к их лагерю, что-то наблюдало за ними. Это Нечто могло оказаться волком с человеческим разумом. Или вороной. Или лаской, крадущейся на брюхе через кустарник. Или неким бестелесным присутствием, наблюдающим Глазом. «Я не стану бояться дьявола, – пробормотал он во сне. – Да, если даже мне нужно будет пройти по долине смерти, я не дрогну перед дьяволом». Наконец видение растаяло, и Стью захрапел.

На следующее утро они рано пустились в путь, счетчик Ларри отщелкивал мили, в то время как шоссе лениво сбегало по Западному склону в направлении Юты. После полудня они оставили Колорадо позади. Вечером они разбили лагерь уже в Юте, западнее Харли-Доум. Впервые тишина показалась им враждебной и гнетущей. В эту ночь Ральф Брентнер заснул с мыслью: «Теперь мы на Западе. Теперь мы на его территории». И в эту ночь Ральфу снился волк с единственным красным глазом, наблюдающий за ними из пустоши. «Ступай прочь, – сказал ему Ральф. – Уходи, мы не боимся. Не боимся тебя».

В два часа дня 21 сентября они миновали Сиго. Следующим городком, согласно карманной карте Стью, был Грин-Ривер. После этого долго, очень долго не было никаких селений. Здесь, как и предсказывал Ральф, они, возможно, выяснят, с ними Бог или нет.

– Сейчас, – сказал Ларри Глену, – меня больше беспокоит нехватка воды, а не пищи.

Глен улыбнулся:

– Возможно, Господь пошлет нам ливень в качестве благословения.

Ларри скептически взглянул на безоблачное небо:

– Иногда мне кажется, что перед смертью старуха совсем спятила.

– Возможно, – мягко ответил Глен. – Если бы ты читал теософические трактаты, тебе было бы известно, что Господь частенько глаголет устами безумных и умирающих. Теперь мне кажется, что в этом есть определенный смысл. У сумасшедшего или лежащего на смертном одре крайне измененная психика. Здоровая, нормальная личность может отфильтровывать Божественное послание, изменять его соответственно своим представлениям, другими словами, здоровый человек может делать дерьмовые предсказания.

– Пути Господни… – произнес Ларри. – Я знаю. Мы плохо видим через стекло. Ладно, для меня это довольно мутное стекло. Но почему мы проделываем весь этот путь пешком, когда могли бы за неделю проехать его? Этого я понять не в силах. Но коль уж мы совершаем безумные поступки, то, я думаю, вполне нормально совершать их безумным образом.

– То, что мы делаем, имеет множество исторических прецедентов, – сказал Глен. – И я вижу огромное количество психологических и социологических причин для подобного вояжа. Не знаю, Божественные это причины или нет, но мне это многое объясняет.

– Например? – Стью и Ральф тоже подошли послушать.

– Когда-то некоторые индейские племена в Северной Америке использовали «видения» в качестве ритуала посвящения в мужчины. Когда наступало время становиться мужчиной, юноша отправлялся в джунгли безоружным. Предполагалось, что он должен убить животное и сочинить два гимна – один в честь Великого Духа, а другой в доказательство своей способности быть охотником, наездником, выполнять супружеские обязанности – и иметь эти видения. Молодой человек должен был воздерживаться от пищи. Предполагалось, что так он достигнет высот – ментальных и психических – и дождется этих видений. И скорее всего, так это и происходило. – Глен засмеялся. – Голод – самый мощный естественный галлюциноген.

– Ты считаешь, что матушка послала нас сюда именно за этими видениями? – спросил Ральф.

– Возможно, для достижения силы и святости в процессе очищения, – сказал Глен. – Отвергать вещи символично. Это как талисман, оберег. Когда отбрасываешь, отвергаешь вещи, отвергаешь также все, символически связанное с ними. Начинается процесс очищения. Начинаешь опустошать сосуд.

Ларри медленно покачал головой:

– Я ничего не понимаю.

– Ладно, давай возьмем обыкновенного человека догриппового периода. Сломаем его телевизор, и что он будет делать по вечерам?

– Читать книги, – ответил Ральф.

– Пойдет в гости к друзьям, – сказал Стью.

– Слушать музыку, – с улыбкой произнес Ларри.

– Да, конечно, – согласился Глен. – Но он также будет скучать по своему телевизору. В его жизни образуется дыра, прежде заполняемая телевизором. Где-то на задворках его разума все еще гнездится мысль: «В девять вечера я буду пить пиво и смотреть любимую программу по ящику». А когда он идет в гостиную и не находит там телевизора, то чувствует себя разочарованным. Часть его привычной жизни испарилась. Так?

– Да, – вздохнул Ральф. – Однажды наше телевидение отключили на две недели на профилактику, и я не чувствовал себя нормально, пока его снова не включили.

– И чем больше человек смотрит телевизор, тем большая дыра образуется. А теперь заберите у него все книги, всех его друзей и магнитофон. Также лишите его всех источников пропитания, кроме тех, что он сможет найти в пути. Это процесс опустошения, освобождения, но также процесс уменьшения собственного «я». Ваша самость, джентльмены, – она превращается в прозрачное стекло. Скажем лучше, в пустые тумблеры.

– Но какова цель всего этого? – спросил Ральф. – Зачем весь этот вздор?

Глен ответил:

– Если вы перечитаете Библию, то увидите, что для всех пророков стало традицией время от времени удаляться в пустыню – так сказать, для совершения Магической Мистерии Путешествия. Время, отводимое для подобных походов, обычно равнялось сорока дням и сорока ночам – древнееврейская идиома, означающая, что «никто не знал, сколько он действительно отсутствовал, но занимало это довольно длительный период времени». Напоминает это вам кого-либо?

– Конечно. Матушку, – ответил Ральф.

– Теперь представьте себя аккумулятором, а все мы таковыми и являемся. Наш мозг работает по принципу химически конвертируемого электрического тока. Мышцы также находятся под небольшим напряжением – фермент, называемый ацетилхолином, улучшает проводимость заряда, когда требуется сделать движение, а когда требуется остановка, то вырабатывается другой фермент – холинэстераза. Холинэстераза разрушает ацетилхолин, так что ваши нервы снова становятся слабыми проводниками. И это здорово. В противном случае, начав ковырять в носу, вы уже не смогли бы остановиться. Ладно, главное вот что: все, что вы думаете, все, что вы делаете, аккумулируется в батарейке. – Все внимательно слушали. – Телепередачи, чтение, дружеские разговоры, плотные, обильные обеды… все это накапливается в аккумуляторе. Нормальная жизнь – по крайней мере в рамках западной цивилизации – была похожа на езду в автомобиле, в котором с помощью электричества опускаются и поднимаются окна и сиденья, в котором электрические замки и много прочих электроприспособлений. Но чем больше приборов, тем меньше срок действия батарейки. Правильно?

– Да, – согласился Ральф. – Даже огромная «Делко» не потянет, если ее вставить в «кадиллак».

– И именно сейчас мы занимаемся отбрасыванием всего лишнего. Пришла наша очередь.

Ральф встревоженно произнес:

– Если автомобильный аккумулятор работает слишком долго, он может перегореть.

– Вот именно, – согласился Глен. – То же самое и с людьми. Библия рассказывает нам об Исайе, Иове и других, но в ней не указано, сколько пророков вернулось из пустыни после просветивших их видений. Думаю, таковые были. Но я испытываю здоровое уважение к разуму и человеческой психике, несмотря на немногочисленные случаи деградации, как, например, Восточный Техас среди нас…

– Оставь мой случай в покое, Плешивый, – огрызнулся Стюарт.

– Так или иначе, но вместимость человеческого ума несравненно больше вместимости батарейки. Я думаю, что он может принимать информацию почти до бесконечности. А в некоторых случаях и сверхбеспредельно.

Некоторое время они шли молча, переваривая услышанное.