Текст книги "Карантин"

Автор книги: Скотт Сиглер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Маргарет замерла.

– Но почему ты сразу ничего мне не сказал?

Доуси пожал плечами:

– Мы с болью давние приятели…

– Ну, что ж, тогда тебе и твоему старому приятелю придется провести некоторое время вместе, пока все хорошенько не заживет. Сможешь вернуться в свой номер?

Перри с трудом поднялся на ноги. Маргарет пыталась помочь, но Доуси был слишком грузен. Она чувствовала себя подобно маленькой девочке, которая лишь делает вид, что помогает, а на самом деле ее участие не имеет никакого значения. В аптечке она нашла пузырек с ибупрофеном.

– Прими четыре таблетки и постарайся уснуть, хорошо? Позже я приду и осмотрю тебя.

Взяв пузырек, Перри заковылял к двери. Он открыл ее, затем обернулся.

– Скажите Дью, что нам нужно встретиться, – попросил Доуси. – Скажите, что это очень важно и что… больше я не буду доставлять ему неприятности.

– Встреча ведь может подождать до утра? – забеспокоилась Маргарет. – Мне нужно, чтобы ты выспался.

Перри задумался на секунду, потом кивнул. Он поднял пузырек, помахал им на прощание и отправился в номер.

Ей действительно хотелось, чтобы он выспался. Но она также опасалась повторной схватки. Доуси теперь сильно изменился, он был фактически побежден. Что у него сейчас на душе? Дью, скорее всего, тоже не успокоился, поэтому любое невзначай брошенное слово может запросто спровоцировать новый конфликт. И он наверняка закончится кровопролитием.

Единственная причина того, что футболист все еще жив, заключалась в том, что так хотел Дью Филлипс.

Маргарет должна была убедиться в том, что Дью не передумал.

ХОРОШЕГО МАЛО

Когда члены семьи Джуэллов заснули, начались изменения.

Новые семена вели себя во многом аналогично тем, какими заразился в свое время Перри Доуси. По крайней мере, на первых порах. Семена обнаружили крошечные подкожные клещи Demodex folliculorum, обитающие на теле каждого человека на планете. Поскольку семена выглядели и пахли как частички мертвой кожи, составлявшей единственную пищу этих клещей, они просто съели их. Ферменты переваривания белков в желудках микроскопических арахнидов атаковали оболочки семян, взламывая их, обеспечивая доступ кислорода и тем самым способствуя прорастанию.

И так же, как у Перри, данный этап развития начался в многочисленных отложениях микробных экскрементов.

Каждое активированное семя пустило в кожу тончайшую нить, проникая в подкожные слои. У основания нити клетки-рецепторы измеряли уровни и плотность химических веществ, определяя наилучшее место для второй стадии роста.

В отличие от штаммов на теле Доуси и тех, которые появились раньше, нити выпустили в кровоток одно из двух химических веществ:

химикат A, содержавшийся в семенах предыдущей версии;

химикат B, который выпускали семена новых штаммов.

Вещества проникали в кровеносную систему организма-носителя. Через короткое время нить измеряла уровни и A и B. Далее принималось решение на основе простого большинства: если было больше химиката A, то семена личинок продолжали свой рост, а новые штаммы отключались. Если было больше химиката B, происходило все наоборот.

Бобби Джуэлл оказался единственным, кто подхватил большое количество стандартных семян личинок. Пять из семи его инфекций фактически представляли собой то же самое, что в свое время заразило Перри.

Бетти, Дональд и Челси Джуэлл стали инкубаторами нового штамма.

С этого момента два штамма претерпели почти идентичные процессы роста. Корни второй стадии тянулись к материалу из подкожной среды: белкам, кислороду, аминокислотам и, в особенности, к сахару. Оба штамма использовали для создания новых микроорганизмов естественные биологические процессы тела. Были шарики-считыватели, покрытые ресничками, пилообразные, свободно перемещающиеся объекты, предназначенные для вскрытия клеток и исследования внутренней ДНК. Они анализировали биологический шаблон организма-носителя подобно считыванию компьютером строчек программного обеспечения. Были «строители» – они создавали гибкий каркас из целлюлозы, который в оригинальном штамме превращался в треугольники. Были «пастухи» – они проникали в организм, чтобы отыскать стволовые клетки, освободить их и отбуксировать к этому каркасу, где в них врезались шарики-считыватели и модифицировали ДНК.

К этому списку добавился новый штамм. Он модифицировал стволовые клетки, и в результате получались крошечные, свободно перемещающиеся штаммы сильного, гибкого микромышечного волокна. Эти волокна собирались вместе и связывались в определенных, коллективных структурах. В то время как организм Бобби Джуэлла столкнулся с деятельностью шариков-считывателей, строителей и пастухов, его дочери, брату и племяннице предстояло иметь дело с совершенно новым микроорганизмом.

Челси, Дональду и Бетти предстояло ощутить на себе воздействие ползунов.

День третий

ПОЛЗУНЫ

Семена Перри Доуси поступили из тринадцатой партии. Через семь дней его треугольники превратились в личинки. Благодаря постоянным улучшениям и совершенствованиям проекта семенам семнадцатой партии для этого понадобилось всего пять дней.

Эти пять дней – настоящее техническое чудо самоорганизации, подтверждение сверхпередовой технологии. Потрясающая модернизация прежнего штамма.

Однако для нового штамма эти пять дней были похожи на целую вечность. В то время как ожидалось, что структуры в организме Перри должны построить множество сложных элементов, новые структуры произвели лишь одну вещь.

А именно: микроскопические жилы модифицированной человеческой мышцы.

Каждая прядь содержала, естественно, сами мышечные клетки, но также и крошечные нейротрансмиттерные секреторные клетки и сложный кристаллический набор молекул, способных как к отправке, так и приему элементарных команд.

Сама по себе мышечная прядь не имела никакого значения. Она могла… извиваться. Она также умела отправлять и получать сигналы «Я здесь», что являлось ключевым свойством, потому что пряди не были предназначены для самостоятельной деятельности.

Сигналы «Я здесь» притягивали их, подобно тому, как притягиваются отдельные частички овсяных хлопьев, плавающие на поверхности молока. Сближаются, соединяются, и поверхностное натяжение не дает им расцепиться. Когда прядь обнаруживает сигнал «Я здесь», поступающий от другой пряди, то начинает сближение с ней. Шевелясь и покачиваясь, они входят в контакт, касаются друг друга и переплетаются. Теперь сигнал становится вдвое сильнее и притягивает к себе больше других волокон, и так далее.

Обычная мышечная клетка человеческого организма сама по себе бесполезна. Однако множество ячеек, действующих в унисон, совершают сложное движение. Мышечные волокна следуют той же логике: целое больше и сильнее, чем сумма отдельных составляющих. Когда скопления прядей достигают определенного размера, приблизительно пятисот микронов в ширину, сигналы «Я здесь» отключаются.

Микрон – одна миллионная метра. Пятьсот микрон – пять десятитысячных метра, или около одной двухсотой дюйма. Чертовски мелкая штука, но кое-что все-таки можно разглядеть даже невооруженным глазом.

Если бы можно было заглянуть в организмы Челси Джуэлл, Дональда Джуэлла и Бетти Джуэлл, то вы заметили бы кое-какие нарушения – нечто очень похожее на нервную клетку. На одном конце длинный и тонкий аксон. На другом – множественные отростки-дендриты, ветвящиеся, словно притоки полноводной реки.

Но в здоровой системе дендриты не цепляются за другие нервные клетки, мышечные волокна и, конечно же, никуда не тянутся.

То есть обычные нервные клетки не вьются.

Ползучие микроорганизмы создали очень простую навигационную систему, основанную на причинении боли. Это была практическая, а не садистская стратегия: человеческое тело запрограммировано таким образом, чтобы придавать болевым ощущениям наиболее высокий приоритет. Ветвящиеся дендриты ползучих клеток смыкались с аксонами, затем выделяли вещество, которое имитировало обычные болевые сигналы. Отдельные нервы – центробежные нейроны, то есть передающие команды от мозга к остальной части организма, – игнорировали этот сигнал. Также именуемые двигательными нейронами, они дают мозгу возможность выполнять свои функции, управлять мышечными реакциями и деятельностью организма в целом. А вот центростремительные нервы не проигнорировали вышеупомянутые болевые сигналы, а вместо этого точно скопировали их и передали в головной мозг.

Как только ползучие клетки обнаружили центростремительные нервные цепочки, они ухватились за них, потянули и начали движение. Через каждые три или четыре нерва они снова излучали сигнал боли, измеряли результаты и продолжали двигаться.

Конечной целью этого движения был головной мозг…

ОТЪЕЗД ДЯДИ ДОННИ

Ветер разносил пушистый снег во всех направлениях. Снежинки попадали в глаза Челси и щекотали нос.

Ей было нехорошо. Она чувствовала недомогание, и на руках возникли какие-то припухлости. Правда, не было ни зуда, ни боли. Когда Дональд с дочерью садились в машину, она держала папу за руку. Бетти взяла влажную салфетку и высморкалась, потом откинула голову на подголовник сиденья и закрыла глаза. Она тоже чувствовала себя не очень…

Дядя Донни захлопнул дверцу водителя и опустил стекло. Он с трудом откашлялся, потом высунул руку из окошка и помахал Бобби. Когда Донни разговаривал, дыхание его было прерывистым и тяжелым.

– Спасибо, братец, что принял нас, – поблагодарил он папу. – И спасибо за подарки.

– Да ладно, не стоит, – отмахнулся тот. – Лучше скажи, что за заразу ты нам привез из своего Питтсбурга? Я боюсь даже жать руку, которой ты закрывал рот при кашле…

Глаза Дональда сузились.

– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

Челси даже отступила на шаг от машины. Посмотрев на его перекошенное лицо, она испугалась.

– Да я хотел всего лишь подразнить тебя, – усмехнулся папа. – Расслабься, братец.

Дядя Донни несколько секунд не сводил с брата пристального взгляда, потом его лицо смягчилось. Он заморгал, как будто только что проснулся.

– Прости, – проговорил он. – Наверное… я действительно не то принял.

– Ты про таблетки? – спросил папа.

Дональд кивнул.

– Да. Я выпил их. Думал, поможет.

– Ладно, все хорошо, не бери в голову, – сказал папа. – Мы тоже как-нибудь выберемся к тебе в Питтсбург.

Глаза Донни снова сузились, затем снова широко раскрылись. Он лишь покачал головой.

Мама вышла вперед и наклонилась к окну, чтобы обнять гостя.

– Будь осторожен на дороге, – сказала она. – Говорят, снежная буря может перерасти в ледяной дождь. На дорогах полно машин из южных штатов, так что движение будет просто ужасное. За рулем много пьяных, так что будь начеку.

Кэндис отошла от окошка. Дональд в ответ улыбнулся и кивнул.

Мама обошла автомобиль, чтобы попрощаться с Бетти. Дядя повернул голову направо и посмотрел на Челси. Он помахал ей рукой.

– Подойди сюда, куколка, – позвал он. – Попрощайся со мной.

Челси отшатнулась. Почему Донни хочет до нее дотронуться? Он хочет что-то ей сделать?

– Милая, – произнес папа, – скажи «пока» своему дяде.

Дональд улыбнулся. Челси несколько раз моргнула. Это же близкий человек, почему она стала его бояться? Он ведь ее любит. Отпустив руку отца, Челси подошла к дверце автомобиля. Встав на цыпочки, она чмокнула дядю Донни в щеку.

– До скорого.

– Ты ведь будешь умницей?

Челси кивнула. Он показался ей… каким-то другим. И папа тоже. И двоюродная сестра Бетти. Единственная, кто осталась прежней, такой, как раньше, была мама. Почему?! Может быть, Челси вовсе не нужно бояться дядю Донни. Может быть, ей следовало опасаться маму. Ведь в руках у мамы она часто видит ненавистную ложку-лупилку…

Нагнувшись вперед, Челси прошептала на ухо гостю:

– Когда мы приедем, ты отведешь меня проколоть уши?

Гость рассмеялся, потом прижался к ее щеке.

– Боюсь, это должен решить твой папа.

Челси нравилось, как улыбался дядя. Он делал это точно так же, как ее папа.

Он был очень похож на папу. Челси хотелось, чтобы он приезжал к ним почаще. С ним было весело. И всегда можно было вместе посмотреть баскетбол…

Лицо Дональда снова сморщилось. Он мягко отодвинул племянницу, затем снова закашлял, причем так тяжело, что головой едва не стукнулся о руль. Откашлявшись, он откинулся назад и попытался выдавить на лице улыбку. Потом помахал перед лицом ладонью, словно веером.

– Ждем вас в гости. Надеюсь, мы не ударим лицом в грязь, – хрипло проговорил дядя Донни, обращаясь к папе. – Постараемся вернуться домой до того, как окончательно разболеемся. У меня такое ощущение, что я все-таки подхватил простуду.

– Если в дороге почувствуешь себя неважно, лучше переночуй где-нибудь в мотеле, – посоветовала мама. – Не будь таким же несносным и упрямым придурком, как твой брат.

– Кэндис, что ты говоришь! – нахмурился супруг.

Челси знала, что папа наверняка сейчас тычет в нее пальцем, хотя и не видела его. Он всегда так делал, когда мама сквернословила.

– Ах да. Прости, – спохватилась мать. – Ну, ладно, ребята! Поезжайте и будьте осторожны в пути!

Дядя Донни поднял стекло и завел двигатель. Когда Дональд и Бетти уехали, Челси потрогала небольшие волдыри на руках.

Мама опустилась перед ней на колени.

– Милая, что с тобой?

Что она хотела этим сказать? Может быть, и ничего. Всего лишь пыталась позаботиться о ней. Челси покачала головой.

– Хорошо, девочка, – мягким голосом проговорила мама. – Здесь довольно холодно. Давай-ка вернемся в дом и будем готовиться ко сну.

– Мне тоже нужно отдохнуть, – сказал папа. – А то я чувствую себя каким-то разбитым. Ляжем спать.

Семейство Джуэллов удалилось в дом.

СТРАТЕГИИ МУЖСКОГО СОТРУДНИЧЕСТВА

Дью Филлипс постучал в комнату Перри.

– Входи. Открыто.

Дью вошел и захлопнул за собой дверь. Вид у футболиста был устрашающий. Посреди светлой копны волос зияла запекшаяся черно-красная рана. Другая такая же рана была ниже, на лбу; она проходила над левым глазом и спускалась почти до середины носа. Губы ужасно распухли. Левый глаз затек и стал красным.

Доуси сидел на голом матраце, опираясь локтями о бедра и низко свесив голову. В руке он держал полупустую бутылку виски «Уйалд Теки Америкэн Спирит».

– Вот дьявольщина! – воскликнул раздосадованный Дью. – Где ты раздобыл это пойло?

– У тебя свои суточные, у меня – свои, – ответил Перри. – В багажнике «Мустанга» у меня была еще одна бутылка, да жаль, разбилась.

Филлипс небрежно опустил правую руку вниз, чувствуя утешительную выпуклость пистолета под курткой. Ему повезло в схватке с Доуси, но на очередную удачу он не рассчитывал: если Перри бросится на него, Дью будет стрелять.

– Как самочувствие? – спросил он.

Гигант поднял голову. На лоб упала прядь светлых волос.

– Чувствую, как кто-то здорово огрел меня по голове ножкой от стола, – ответил Перри. – И по лицу. И по бокам. Но, судя по твоему лейкопластырю, можно сказать, что я несколько подпортил тебе физиономию.

Дью нащупал небольшой лейкопластырь у себя на лбу. Удар о стол оказался сильным, но зашивать рану не понадобилось. Это была просто сильная ссадина.

– Если это тебя хоть как-то утешит, – хмуро заметил Дью, – то я все еще еле-еле могу пошевелить рукой.

– Артрит мучает? Я ведь даже толком не попал по тебе.

– Ты задел меня, – поправил Дью. – Но и этого хватило. Послушай, не стану врать: мое терпение на исходе. Если ты еще искалечишь кого-нибудь из моих людей или бросишься на меня, придется стрелять. Сначала в ногу, если у меня будет на это время, или в голову – если не будет. Ты нам действительно очень нужен, но я не собираюсь ради тебя одного жертвовать своей командой. Улавливаешь?

– Я… буду вести себя, как положено, – пробормотал Перри. – Я получил честное и справедливое наказание.

Эта фраза поразила Филлипса. Что-то подобное он говорил в детстве после очередной драки, больше пятидесяти лет назад. Сейчас дрались по-другому: никто не вступал в кулачный бой и после окончания не обменивался с противником рукопожатием. В настоящее время каждый готов наговорить тебе в лицо каких-нибудь гадостей и при случае схватиться за оружие. Дью неожиданно почувствовал к Перри искреннее восхищение.

– Ну… избиение деревяшкой я бы не назвал справедливым, – проговорил Филлипс.

Доуси пожал плечами.

– Я тяжелее тебя примерно на шестьдесят фунтов. Если бы я только дотянулся до тебя, то, наверное, убил бы. Кроме того, какая разница, как ты победил? Главное, победил, и все.

Несколько секунд в комнате царила тишина.

– Ладно. – Дью вздохнул. – Значит, реванш тебя не интересует?

Перри уставился на стену, после чего задумчиво произнес:

– Мало кто может меня так вырубить. Вот ты, например. Есть… точнее, был еще один человек, которому это удалось. Нет, никаких реваншей. Я готов сотрудничать с вами.

Филлипс облегченно вздохнул. Ему очень хотелось надеяться, что он, наконец, добился своего.

– Ну, хорошо. Давай теперь продолжим прерванный разговор. Ты говорил, что-то изменилось. Что именно?

– Голос.

– Так. Голос. Ты сказал, что не разобрал слов. А теперь можешь?

Перри покачал головой:

– Нет. Если я нахожусь вблизи кого-нибудь из инфицированных, то могу расслышать слова, но когда они далеко, то это, скорее, походит на ощущение. Образы, эмоции и все такое. Иногда голос громкий, и я быстро схватываю смысл, а иногда он похож на полушепот в переполненной людьми комнате. Чем больше инфицированных собирается в одном месте, тем сильнее ощущения. Иногда по обрывкам можно вполне понять, о чем идет речь. Понимаешь, что я имею в виду?

Дью кивнул.

– Сейчас я слышу те же кусочки и обрывки фраз, но есть и различия… в интенсивности. Не знаю, как описать. Такое ощущение… когда тебе очень трудно. Но ты чувствуешь, что это судьба, что произойдет наверняка. Появляется импульс. Ты думаешь, что уже все рассчитал, и победа…

– Неизбежна? – спросил Филлипс.

Перри щелкнул пальцами, указал на Дью и улыбнулся. Улыбка на его зашитых и распухших губах выглядела довольно жуткой.

– Вот именно! – воскликнул он. – Неизбежна. Именно такие ощущения.

– Словно некий глас Божий говорит тебе о каком-то возмездии?

– Да, пожалуй.

– И что же произойдет потом?

– Не знаю, – развел руками Доуси. – Может быть, это и в самом деле голос Бога, и если мы доберемся до небес, он просто пнет нас как следует и выставит за дверь.

– Нет никаких небес, – нахмурился Дью. – И никакого Бога. Потому что если существует всесильное божество, то это, будь уверен, полный отморозок. Ему нравится делать так, чтобы хорошие люди погибали, а плохие, наоборот, выживали. И ему, видимо, очень нравится заражать бывших футбольных звезд всякой дрянью, которая поедает их изнутри.

– Я даже выпью за это, – сказал Перри и сделал большой глоток виски из бутылки.

– Мы попали в очень сложное положение, парень, – сурово проговорил Дью. – И тебе, наверное, все-таки пора завязывать с алкоголем…

– А тебе, может быть, наоборот, пора начать? – усмехнулся собеседник. – Я убил своего лучшего друга, отрезал себе член и теперь являюсь своего рода пунктом неотложной психологической помощи в подобных случаях. А ты? Старик, ты же сбрасываешь бомбы на Америку. Ты отвечаешь за борьбу с настоящими пришельцами. Спроси у меня, и я тебе скажу: это довольно серьезный повод выпить.

Перри протянул ему бутылку, разглядывая отвратительный рубец на левом предплечье у Доуси. Боевые шрамы… Перри может гордиться.

Дью принял виски. Парень был прав. Агент сделал большой глоток. Сильный запах алкоголя приятно пощекотал нос и сразу напомнил о тех далеких временах, когда он мог просто выпить и расслабиться. Посмаковав, он сделал еще глоток, после чего отдал бутылку Перри.

Тот выпил.

– У тебя еще какое-нибудь неотложное дело?

– В принципе, да, – ответил Филлипс. – Маргарет попросила, чтобы мы задержались здесь подольше. Это даст тебе шанс отдохнуть. Поэтому до тех пор, пока мы не уедем отсюда, мне нужно добиться от тебя помощи. Реальной помощи. В этом и состоит моя главная задача.

Перри опустил глаза. Дью не был уверен, но ему вдруг показалось, что парень немного покраснел. Смутился, наверное, или что-то в этом духе…

– А ты… хм… – нерешительно проговорил громила. – Ты не хочешь… еще посидеть и поболтать со мной?

Доуси снова протянул бутылку. Агент взял ее, присел рядом и с удовольствием выпил.

У ДЯДИ ДОННИ БЫВАЛИ ДНИ И ПОЛУЧШЕ

Дональд Джуэлл – или дядя Донни, как его любила называть Челси, – чувствовал себя неважно. Точнее сказать, хуже некуда.

Лихорадка усиливалась. Вместе с ней ныло все тело, особенно раздражали стреляющие боли в левой руке. Бетти, по-видимому, тоже заболела. Дочь как-то резко ослабла, голова бессильно запрокинулась, глаза были закрыты. И она уже вся изошла потом.

Но это еще не самое худшее.

Его кто-то преследовал…

Он не мог понять, кто именно; машин на шоссе было очень много. Они ехали и сзади, и спереди. Дональду показалось, что некоторые он видит уже не в первый раз. Кто за ним следит? И что ему нужно?

Они находились в пути уже больше двух часов. Предстояло выдержать еще шесть, а скорее всего, восемь-девять часов, потому что погода не обещала ничего хорошего. Ледяной дождь превратил вождение в сущий ад. Все автомобили на шоссе I-75 двигались со скоростью не выше сорока пяти миль в час. Те, кто жил на севере, по крайней мере, знали, как нужно ездить зимой. Наверняка те, кто оказался в кювете, были жителями южных штатов либо из Огайо.

Он был взвинчен до предела, все тело ломило, к тому же клонило в сон, и общее состояние было просто дерьмовым – не самое лучшее сочетание, когда смысл всей жизни находился рядом, на заднем сиденье.

Кто его преследовал? Кто?!

Решив передохнуть, Дональд съехал с шоссе неподалеку от Бэй-сити. Съехал медленно, внимательно наблюдая, какие автомобили, следующие позади, сделают то же самое. Но ни один не повторил его маневра. Должно быть, догадались, что он следит за ними.

А может быть, он просто вел себя, как сумасшедший… И поэтому за ним никто не последовал. Кому он нужен?

Дональд мягко припарковал машину у здания придорожного мотеля, стараясь не разбудить дочь. Автомобилей на стоянке было полно. Некоторые водители не заглушили двигатели; выхлопные трубы были окутаны дымом, а работающие щетки продолжали бороться со снегом и наледью. Другие водители сдались, отключив моторы, и их автомобили быстро покрылись ледяной коркой.

Он решил немного поспать, чувствуя, что не сможет продолжать движение в таком состоянии. Еще чего доброго, заснет за рулем.

Он тихонько открыл дверь и направился к багажнику, съежившись от холодного проливного дождя. На полпути он внезапно остановился, лицо перекосилось от боли, а голова так дернулась влево, что ухо коснулось плеча. Снова стреляющая боль, на этот раз еще хуже. Потом медленно отпустило. К тому времени, когда она прошла, пиджак Дональда был почти мокрым от пота. Он мысленно бранил брата за то, что тот заразил его. Затем открыл багажник и вытащил спальный мешок.

Метнувшись обратно в машину, он с трудом стянул с себя мокрую куртку, после чего накинул половину спального мешка на дочь. Другой половиной накрылся сам. Начал кашлять, высморкался, еще раз выругал брата, затем откинул голову на подголовник.

Сейчас он вздремнет всего часок-другой. За это время буря уляжется, снегоочистители расчистят дорогу, и они смогут продолжить путь.

А в теле Донни положение продолжало развиваться от «Всё Плохо» к «Полный Кабздец».

Проблема началась с теломеров. Что такое теломер? Представьте себе небольшие пластиковые колпачки на шнурках. И вообразите, что всякий раз, когда вы зашнуровываете ботинки, то отламываете кусочек такого колпачка, когда просовываете его в отверстия. После того как вы проделали это много раз, остатки пластикового колпачка слетают, и шнурок начинает распутываться на конце. Когда он сильно распутается, уже невозможно просунуть его в отверстия, а значит, нельзя толком зашнуровать ботинки.

Теломеры – ДНК-эквивалент таких пластмассовых наконечников. В процессе деления клеток посредством митоза их хромосомы также делятся. Из одного набора хромосом получаются две половинки. Ваше тело дублирует каждый такой полунабор, и одна клетка превращается в две дочерние.

Все достаточно просто, но есть одна загвоздка.

Расщепление хромосом можно сравнить с процессом расстегивания молнии на одежде. Только что расщепленную хромосому наводняют ферменты и заполняют недостающие половинки застежек – по одному зубчику молнии за один раз. Проблема в том, что зубчики молнии не доходят до самого конца – там должен быть небольшой «колпачок», и этот колпачок – последний элемент повторяющейся теломеры. При следующем делении клетки последний кусочек теломеры отбрасывается – точно так же, как сломанный пластиковый кончик шнурка от ботинок.

Если клетки с укороченными теломерами продолжают деление, то иногда случается беда. Клетка может вступить в апоптоз (естественный, а не вызванный треугольниками вид цепной реакции). Хуже того, повреждение важнейшего гена способно сделать ее злокачественной, раковой. Это может произойти с клетками кожи, мышц, легких… и даже со стволовыми.

Если стволовая клетка расщепляется на две дочерние, то происходит процесс дифференцирования, когда дочерняя превращается в стволовую, а та переходит в зрелые тканевые, костные, нервные и другие клетки. Стволовые и прочие клетки при делении претерпевают те же самые теломерные превращения.

С возрастом митоз продолжается, а теломеры укорачиваются, что способствует возникновению различных проблем со здоровьем. Для такого явления существует простой термин: старение. Клетки с теломерами, которые слишком коротки, прекращают деление и перестают себя подкреплять. Вот почему при старении кожа становится тонкой: биологический материал прекращает делиться, ведь он израсходовал свои теломеры за предыдущие годы вашей жизни.

Или, если представить этот процесс проще и нагляднее, копия с дубликата всегда хуже, чем оригинал. А многократное поэтапное копирование, когда очередная копия снимается с предыдущей, может совершенно исказить первоначальную картину.

Для постройки каркаса из целлюлозы и превращения в полноценных личинок треугольники использовали множество стволовых клеток. Иногда из старых цепочек стволовых клеток получались дефектные и даже злокачественные образования. Когда это происходило, шарики-считыватели, пастухи и строители выявляли некачественный материал и просто удаляли его.

С другой стороны, ползучие волокна, производящие стволовые клетки, действовали самостоятельно. Они спешили. Пастухи были сосредоточены на выявлении и преобразовании как можно большего количества стволовых клеток, но контролем качества не занимались.

У Дональда, как самого старшего из трех инфицированных Джуэллов, было в организме больше укороченных теломеров, чем у Бетти, и, естественно, намного больше, чем у Челси. Значительная часть его модифицированных стволовых клеток произвела дефектные мышечные ткани. Некоторые из прядей оказались мертвыми, едва возникнув, и представляли собой блуждающие волокна. Другие прожили достаточно долго, успев послать и получить сигналы «Я здесь» и соединиться с себе подобными. Кое-каким все же удалось достичь стадии полноценных ползучих прядей и начать свою миссию в нервах, хотя даже небольших усилий было достаточно, чтобы отключиться после прохождения совсем короткого пути.

И когда они отключались, начинался процесс отмирания.

Сначала это была весьма медленная и сдержанная реакция. Но по мере роста количества мертвых прядей возрастало и число химических веществ, стимулирующих процессы отмирания и гниения.

Каждая модифицированная мышечная ткань содержала в себе как катализатор апоптоза, так и сильный контркатализатор, то есть вещество, блокирующее его действие. Если живых волокон оказывается больше, чем мертвых, апоптоз развиваться не сможет. Но когда, наоборот, мертвых больше, чем живых, чаша весов смещается в противоположную сторону.

Этот баланс в организме Донни стремительно нарушался. Крошечные участки мертвых клеток расширялись и множились. В левой руке апоптоз происходил особенно быстро и вскоре перешел в стадию неконтролируемого роста.

Пока Донни Джуэлл спал, он фактически стал разлагаться изнутри.

МАЛЕНЬКАЯ СИНЯЯ ТЕТРАДЬ

Потери – ноль, не считая рядового Домкуса, который неудачно наступил на ветку и вывихнул лодыжку. А так, слава богу, ни раненых, ни, тем более, убитых. Если это столкновение с личинками можно считать наиболее успешным, то почему полковник Чарльз Огден никак не мог успокоиться?

Весь личный состав рот «Виски» и «Икс» переправлен по воздуху из Маринеску обратно в Форт-Брэгг. Отсюда, из Северной Каролины, до Детройта можно было всего за сорок пять минут долететь на военно-транспортном самолете С-17 «Глоубмастер».

Форт-Брэгг представлял собой крупную военную базу. Достаточно крупную, чтобы в течение пяти недель держать здесь наготове целый батальон. Помимо выполнения поставленных задач, военнослужащие не покидали территорию базы и не вступали в контакты ни с кем, кроме коллег. Всю их переписку и звонки – а звонить можно было только ближайшим родственникам, – тщательно контролировало ЦРУ. Огден в этом смысле тоже не стал исключением: с женой они не виделись уже больше месяца. Тяжеловато, но приходилось мириться: он ведь фактически был на войне.

В Форт-Брэгге также размещалась штаб-квартира Командования специальных операций вооруженных сил Соединенных Штатов. Нетрадиционные методы ведения боевых действий, специальная разведка, антитеррористические операции, а вдобавок любые типы самолетов, которые отправлялись и прибывали круглосуточно. Никто не спрашивал, куда их отправляют и почему. Так происходило 24 часа в сутки 7 дней в неделю, и для проекта «Танграм» подобный распорядок был идеальным.

Бросить все имеющиеся самолеты на соседнюю авиабазу в Поупе, в том числе множество военно-транспортных С-17, и у вас в распоряжении вездесущая секретность и бесконечные варианты транспортировки войск и техники. Идеальное сочетание. Подразделения батальона внутреннего реагирования прибывали и отбывали, и никто не задавал лишних вопросов.

Огден сидел в одиночестве в своей комнате, выполняя привычный вечерний ритуал. Он состоял из трех вещей:

Письмо жене.

Библия.

Маленькая Синяя Тетрадь.

Письмо вышло коротким. Он устал и хотел немного поспать. Люблю тебя, ужасно скучаю, не знаю, когда вернусь домой, но уверен, что скоро. Что-то в этом духе. Простые, но искренние слова и фразы, но он готов был повторять их каждый день. Сложить, сунуть в конверт, но ни в коем случае не запечатывать – ведь какой-нибудь умник из ЦРУ все равно распечатает и внимательно прочтет, чтобы убедиться, что в тексте нет ни единого упоминания о спецоперации и чертовых личинках.