Текст книги "Карантин"

Автор книги: Скотт Сиглер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Что касается Библии, то это был Новый Завет. Большая часть золоченых надписей на красном кожаном переплете уже отслоилась. Половина обратной стороны обложки была оторвана; это произошло где-то на Ближнем Востоке. Случайное повреждение, не кощунство…

Каждую ночь полковник читал отрывки из Нового Завета, затем брал в руки Маленькую Синюю Тетрадь. Иногда он бегло просматривал страницы Библии, многое пропускал, читал выборочные фразы и предложения. С Маленькой Синей Тетрадью он так не поступал. Здесь он читал каждое слово…

Каждое отдельное имя.

Он открыл ее и начал читать.

Льюис Окойн, 22 года.

Полковник никогда не записывал воинское звание. Смерть есть смерть. Для нее не существует званий, не так ли?

Паркер Чичетти, 27 лет.

Он помнил Паркера. Хороший парень. Мог кого хочешь обвести вокруг пальца.

Деймон Гонсалес, 20 лет.

С Деймоном он никогда не пересекался. Ни разу.

Огден продолжал читать перечень имен, пытаясь вспомнить каждого. Это был своего рода лучик света в земном мире на тот случай, если в загробной жизни царят темнота и безмолвие. Иногда полковник спрашивал себя, могут ли души мертвых испытывать блаженство, когда кто-нибудь вспоминал о них. Как только о ком-то забывают, он действительно пропадает навсегда. Эйнштейн, Платон, Цезарь… люди каждый божий день читают о них в исторических книгах и учебниках, видят их имена в кинофильмах и на телевидении. На небесах они уже провели целую вечность. А такие, как бедный Деймон? После того, как уйдет в лучший мир и сам Огден, от этого бедняги, наверное, вообще ничего не останется…

Он не знал, откуда взялось это странное чувство, но оно всегда сидело у него в голове, толкало и направляло по жизни, заставляло терпеть, бороться и добиваться. Он должен сам себе сделать имя. Вряд ли его можно будет поставить в одном ряду с именами Черчилля или Линкольна, но теперь он видел цель.

Перед ним поставили сложнейшую задачу. Такое бывает лишь раз в жизни. Если полковник добьется успеха, то его имя навсегда войдет в историю.

Может быть, сам Бог проверял его способности? Справится ли он? Вполне возможно. Пути Господни неисповедимы, что верно, то верно… Но за двадцать лет воинской службы Огден все-таки видел гораздо больше жестокости человека по отношению к человеку, нежели справедливости. Бог бросал людей в ту или иную переделку, а чтобы спастись, приходилось рассчитывать лишь на собственные силы.

До того, как заварилась вся эта каша, он рассчитывал, что прослужит четыре или пять лет в ранге подполковника. Потом, ближе к концу карьеры, станет полковником и спокойно уйдет в отставку. В политических играх он был не слишком искушен. Он знал тактику и стратегию. Понимал, как победить и при этом минимизировать потери. Именно на этом должна основываться система поощрения в армии, но так происходит далеко не всегда.

Как же все изменилось за последние пять недель! Он стал полковником. Общался напрямую с Объединенным комитетом начальников штабов, и ему беспрекословно доверяли. В распоряжении Огдена был черный бюджет и полный карт-бланш на людские ресурсы, транспорт и воздушную поддержку.

Командование таким подразделением должен был возглавить более высокопоставленный военный, но президент Хатчинс оказался слишком одержим секретностью, ограничив круг посвященных лиц. Полковник просто вытянул для себя счастливую карту и теперь продолжал успешно ее разыгрывать.

Он выполнит задачу и уничтожит любые новые арки, которые обнаружит. И сделает это, записав в Маленькую Синюю Тетрадь как можно меньше новых имен. Тридцать семь. Этого уже достаточно, но Огден понимал, что список наверняка еще пополнится.

Станет намного длиннее…

Он убрал Тетрадь и Библию, затем лег, чтобы проспать свои обычные четыре часа. По крайней мере, сегодня ему не пришлось составлять писем с соболезнованиями ничьим матерям, отцам, женам и сестрам. Утром он составит новый план и начнет готовиться к схватке с врагом, с каким еще никому не доводилось сражаться. С врагом, наверняка уже изменившим свою тактику.

Но что бы ни произошло, полковник Чарльз Огден всегда будет к этому готов.

ГЭЙЛОРД ЗАСЫПАЕТ

Члены семейства Джуэллов оказались в числе наиболее зараженных, но они были не единственными жителями Гэйлорда, которые во сне наживали себе лихорадку, истощение и паранойю.

Бобби и Челси Джуэлл уже легли в постель. Дональд и Бетти урывками дремали на стоянке у шоссе I-75 неподалеку от Бэй-Сити в Мичигане.

Хотя старый Сэм Коллинс был твердо убежден, что кто-нибудь ворвется и прикончит его, он запер все двери и отправился спать.

Уоллис Бекетт был не настолько храбр. У него все время чесалась щека и шея. Он укрылся в кладовке, заблокировал дверь стремянкой, после чего заснул прямо на полу. Его сыну Беку было так жарко, что он разделся донага и заснул голым в пустой ванне. Его жена Николь Бекетт уехала навестить свою мать, которая жила в Топинаби. К несчастью для нее, она собиралась приехать утром следующего дня.

Райан Розновски тоже чесался как сумасшедший. Он терпеть не мог чесотку, и этот навязчивый страх он вынес из детства, когда наткнулся на ядовитый плющ. Мать советовала ему поменьше прикасаться к телу, но разве он слушал ее? После того случая у Райана всегда был изрядный запас каламина. Он обильно смочил четыре зудящих места, затем спрятался за грудой досок в гараже и заснул.

Бернадетт Смит внезапно заподозрила, что дети о чем-то шепчутся у нее за спиной. Она отправила сына и дочерей в свои комнаты и велела не выходить и не шуметь. Если не послушаются, то мало им не покажется. Она выбьет из них дурь. Ее муж Шон был против таких методов воспитания и часто спорил. Но она велела ему заткнуться, иначе ходить с приятелями в бар и играть в кегли он больше не будет.

– Правда, Шон, не лучше ли тебе сбегать в магазин и купить мне прокладки. А когда вернешься, не смей будить меня и выпускать детей из комнат. Слышишь?

Муж слышал. Она, конечно, не может его высечь, но, так или иначе, он полностью от нее зависел.

Крис «Чеффи» Джоунс был более неуравновешен, чем другие. В комнате у Чеффи были деревянные полы, накрытые большим ковром. По причинам, известным только ему, он просто забрался под упомянутый ковер. Уверенный в том, что там его никто не найдет, Чеффи спокойно заснул.

По оценкам Орбитала, количество инфицированных должно составить пятнадцать-двадцать человек. Десять было ниже запланированного количества, но все еще в пределах приемлемых параметров успеха. Это количество равномерно делилось на пять носителей со штаммами треугольников и пять – с паразитами нового типа. На данном этапе всё пока соответствовало статистическим прогнозам.

Все носители сейчас спали.

Вопрос состоял только в том… сколько из них проснется?

НЕ ЗВОНИТЕ ДОКТОРУ ЧЭНУ

Маргарет, Эймос и Кларенс сидели в центре управления Маргомобиля и ждали, когда начнется совещание с Мюрреем Лонгуортом. Точно в назначенное время его лицо появилось на плоском мониторе. Мюррей, в свою очередь, наблюдал их на своем экране в Вашингтоне.

– Где Дью? – сразу спросил он.

– Беседует с Перри.

– Разве нельзя поговорить по дороге? – рассердился Лонгуорт. – Вы должны были уже уехать отсюда.

Кларенс наклонился вперед.

– С Перри произошло небольшое несчастье. Маргарет хочет дать ему немного отдохнуть, прежде чем мы отправимся в путь.

– Несчастье? – переспросил Мюррей. – Какое еще, к черту, несчастье?

– Да так. Свалился с лестницы, – нашелся собеседник. – Потом стукнулся о дверной проем. Кстати, он теперь готов с нами сотрудничать.

Лонгуорт криво улыбнулся. Видимо, что-то понял.

– Сегодня, наверное, удачный день, Марго. Мы завершили выпуск первой партии твоих тестеров. Десять тысяч будут распределены среди полицейских, спасателей и медработников на всем Среднем Западе.

– Ничего себе, – удивилась Маргарет. – Как вам удалось сделать это так быстро?

– Деньги решают все, не так ли? – ответил Мюррей. – К завтрашнему вечеру у нас будет готово еще пятьдесят тысяч.

– Фантастика! – вырвалось у нее. – Но… что касается векторов-переносчиков инфекции, то мы пока еще в самом начале пути.

– У нас этим тоже уже кое-кто занимается, док, – сказал Лонгуорт. – Очень хорошие спецы, одни из лучших в стране.

– Например?

– Я не готов поделиться с вами данной информацией, – ответил Мюррей. В его голосе послышалось раздражение, и Маргарет было трудно его в чем-то винить. Ведь она уже потеряла счет подобным беседам. Она молила о том, чтобы новый глава государства, Джон Гутьеррес, приоткрыл завесу тайны вокруг этого проекта, но пока что решения Хатчинса все еще оставались в силе.

– Что ж, прекрасно, – сказала Маргарет. – Со мной пока не готовы поделиться… Позвольте тогда задать вопрос по-другому. Эти, как вы говорите, спецы, представляют себе, что именно они ищут? Они вообще-то в курсе всех событий?

– Тебе нужно лишь передавать всю биологическую информацию, которую удается обнаружить, – пояснил Мюррей. – Мы должны хранить ее отдельно от всего прочего.

Женщина закатила глаза.

– Но ведь на этот раз пришлось сбросить бомбу. Поэтому отделить одно от другого не удастся.

– Послушай, я ведь не круглый идиот, – сказал Мюррей. – Чтобы выявить переносчика инфекции, доктор Чэн должен использовать все ресурсы Центра контроля заболеваний.

– Правильно, – кивнула она. – Но как он это сделает, если болезнь ему неизвестна?

– За основу доктор берет деятельность плотоядных микробов, вызывающих дополнительные симптомы – такие как синие треугольники, некроз кожи, паранойя и так далее. В исследовании этих признаков он использует базы данных ЦКЗ, а также сведения, собранные агентами ФБР по каждому из носителей и членов их семей.

Маргарет задумалась. На самом деле модификация симптомов плотоядных бактерий в симптомы треугольников – просто блестящая идея! Любой медик весьма серьезно относится к некротическому фасцииту и обратит самое пристальное внимание на любую связанную с ним информацию.

– Хорошо, я представляю себе эту стратегию, – сказала Маргарет. – Какие аспекты проблемы интересуют доктора Чэна прежде всего?

– Все – от механических и биологических переносчиков инфекции до культовых обрядов, где используются конкретные жертвы, – ответил Мюррей. – Он изучает «сельскую» природу этих арок, надеясь отыскать какую-нибудь связь с оленями или другими животными, обитающими в отдаленных районах.

– Бемби-вектор, – вмешался Эймос. – Что ж, очень интересно! Я рад, что проблемой занимается один из столь выдающихся в стране умов.

Маргарет мягко похлопала Ханта по руке, чтобы тот замолчал.

– Мюррей, – сказала она, – переносчик инфекции – не олени, и ни к каким культовым обрядам проблема тоже не имеет отношения. Чэн просто в отчаянии хватается за соломинки. Короче, нам нужен доступ к той же информации.

Лонгуорт улыбнулся.

– Дорогая, пойми: у доктора безупречный послужной список, и он уже много лет занимается исследованиями болезни Моргеллонс. Кроме того, в его распоряжении компьютерная система ЦКЗ, самая передовая база по отслеживанию заболеваний на планете. С чего ты взяла, что ты со своим трейлером для аутопсии добьешься большего?

– Три человека, сидящие здесь, уже в курсе дела, – сказала Маргарет. – Если существует какая-то связь между нынешней инфекцией и уже ранее изученными видами, то мы – наиболее вероятные кандидаты на то, чтобы эту связь установить. Но если вас устраивает Вариант Номер Четыре, когда в небе над Америкой кружат самолеты, готовые в любой момент превратить в огонь и пепел любое место, где назревают проблемы, тогда почему бы не держать все в тайне? Только сделайте так, чтобы мы находились подальше от места очередной бомбардировки, ладно?

Мюррей на секунду задумался.

– Ну, хорошо, – проговорил он. – Вы получите доступ.

– А как насчет разведки сигналов? – спросил Кларенс. – Огден считает, что здесь может быть вовлечен внеземной спутник. Есть какая-нибудь информация?

Мюррей покачал головой.

– Никакой. Агентство национальной безопасности пока не может засечь каких-либо сигналов. НАСА пытается обнаружить необычные объекты на орбите, но пока по нулям.

– Это может быть замаскированный спутник, созданный по технологии «Стелс», или что-то в этом роде, – предположил Кларенс.

– Говорят, что объект может быть создан по совершенно новой технологии, пока нам недоступной, – пояснил Мюррей. – В общем, меня это уже не касается.

– Надо же! – усмехнулась Маргарет. – Враг применяет биотехнологии, которые мы не можем даже постичь, уже не говоря о том, чтобы как-то их скопировать. Выходит, скрыть что-то от НАСА не так уж и трудно. А мы-то думали…

– Возможно, – сказал Мюррей. – Все. Я предоставлю вам доступ, только не звоните Чэну напрямую, хорошо? Тем более, ты ему не очень-то по душе, Марго…

– Даже представить себе не могу, почему, – с издевкой ответила женщина.

Лонгуорт отключил связь.

– Здорово, что у нас будет доступ к информации, – воодушевленно проговорил Эймос. – Но если серьезно, Марго, то в ЦКЗ ведь действительно есть отличное программное обеспечение и один из самых мощных суперкомпьютеров, а заодно и хорошие системные аналитики. Мы по сравнению с ними – просто кучка умных обезьянок. Что у нас есть такого, чего нет у них?

– Все очень просто, – подмигнула Маргарет. – С нами согласился сотрудничать Перри Доуси…

ЮНОСТЬ НАЦИИ

Клетки ребенка делятся не так быстро, как у взрослого человека. В результате детские теломеры претерпевают меньше повреждений, мутаций и укорачиваний. Они более здоровые.

Поэтому, когда шарики-считыватели превратили стволовые клетки Челси в мышечные фабрики, большинство из них производило как раз то, что требовалось: здоровые, модифицированные мышечные волокна.

Они искали друг друга, затем превращались в ползучие ткани и подбирались к нервам.

Тело маленькой девочки изнывало от множества болей, она дергалась и хныкала во сне, и из закрытых глаз текли слезы. Но, как и остальные недавно инфицированные люди, Челси проспала свою боль.

Не испытывая никаких препятствий от недостаточного деления или апоптоза, ползучие ткани превосходно проводили время. Армия медленно двигающихся микроорганизмов следовала за эфферентными нервами от ладоней к локтям и предплечьям, перешла на плечи, а вскоре проникла в позвоночник.

Путь был не из легких. Нервы проходили через мышцы, вены, кости, сухожилия, связки и хрящи. Ползучие ткани с трудом пробивались через эти плотные области, словно путешественники-исследователи, попавшие в непроходимые джунгли. Однако то, что они добрались до позвоночника, означало, что джунгли, наконец, позади и впереди ждет гладкое скоростное шоссе.

Ползуны тысячами вливались в ее позвоночник.

Еще один стремительный прыжок, и они окажутся в головном мозге Челси Джуэлл.

РАЗГОВОР НЕ НА ТРЕЗВУЮ ГОЛОВУ

Дью уже давно так не напивался.

В последний раз это было с его напарником Малколмом. С тем самым, которого большим ножом зарезал Мартин Брубейкер. Один из инфицированных. А теперь он распивает виски вместе с таким же придурком, как Брубейкер.

Но разница в том, что Перри Доуси больше не заражен.

– Вот что я тебе скажу, приятель, – медленно проговорил Дью. – За свою жизнь мне довелось столкнуться с множеством очень крутых ребят. Должен тебе признаться, что ты, наверное, самый сильный из них.

Перри широко улыбнулся, насколько позволяли распухшие губы, и в знак приветствия поднял бутылку. Там оставалась всего пара глотков, не больше.

– Спасибо, господин Филлипс, – сказал Перри, затем отпил, оставив немного виски для Дью.

Агент забрал бутылку и допил.

Улыбка с лица Доуси исчезла, и теперь вид у него был какой-то встревоженный. Дью уже наблюдал подобное выражение лица раньше, много лет назад. Так выглядели лица парней из его взвода. Не всех, правда, и не всегда. Обычно после потери друга, после длительного минометного обстрела или убийства мальчишки, бросавшегося на них с гранатой в руках. Либо после того, как кто-нибудь из них в первый раз всаживал нож в живот человека и одновременно прикрывал ему рот рукой, ожидая, пока тот умрет.

– Выходит, я крутой парень, – сказал Перри и откашлялся. – Вот ведь какая штука! И что же эта крутизна мне дала в жизни? Прости за откровенность, но я ведь неполноценный мужик. Член мне, конечно, пришили обратно, но никто не знает, встанет он когда-нибудь или нет. Вообще, меня предупредили, что, скорее всего, я до конца жизни останусь импотентом. И у меня никогда не будет детей.

– И что с того? У меня тоже никогда не будет сына.

– Не издевайся. У тебя есть дочь, – поправил Перри.

Дью хмуро кивнул.

– Это верно, и я очень люблю ее. Здесь ты попал в точку. Но знаешь что? Она ведь терпеть не может рыбалку. Не хочет даже попробовать! Она видела рыбалку в одной из телепередач и считает ее отвратительным занятием. Поэтому мне так и не удалось порыбачить вместе с собственным ребенком. С внуками это тоже не удастся, потому что детей у нее нет и не предвидится. Поэтому мой род, по сути, заканчивается, как и твой.

– А почему у нее не будет детей?

– Она лесбуха.

– Правда, что ли?

– Правда, – буркнул Дью. – Поэтому о каких детях здесь может идти речь? Разве что о приемных. Но я все равно люблю ее такой, какая она есть. И, кстати, если ты назовешь ее лесбухой, я дам тебе по морде, усек?

– Я так не говорил, господин Филлипс. А вот вы – уже сказали.

– Я?

– Вот именно.

– О, – вздохнул агент. – Ну, ладно. Ты, кстати, прекращай называть меня «господином Филлипсом», черт бы тебя побрал.

– Есть, сэр.

– И это дерьмо – «господин» – я чтобы тоже никогда от тебя больше не слышал. Я зарабатываю себе на жизнь своей работой. Поэтому называй меня просто по имени. Но только не Дьюи. Этого я терпеть не могу!

– Хорошо, Дью, – ответил Перри. Тембр его голоса стал немного глубже, чем обычно. Он снова свесил голову и обхватил ее руками, а густая копна светлых волос закрыла лицо.

Филлипс понял, что только что снова угрожал Перри. Видимо, для человека, который сам себя изрезал ножницами, это оказались не самые желанные слова. Дью сделал глубокий вдох. Ему нужно все-таки иногда думать, прежде чем говорить.

– Знаешь, что мне пришло в голову, приятель? – сказал Дью.

Перри, не поднимая головы, пожал плечами.

– Я, понимаешь ли, уже сыт по горло твоим нытьем.

Теперь громила поднял голову. Не полностью, но достаточно для того, чтобы пристально взглянуть на собеседника хотя бы исподлобья. В его синих глазах зажглись злые огоньки.

– Нытьем? – проговорил – нет, скорее прошипел Перри. – Пусть у тебя отрежут член, дважды в тебя выстрелят, потом заставят проходить курс экспериментального лечения. А в это время под кожей все полыхает огнем, и даже мозг устал от непрекращающейся боли. Потом, когда наведаетесь в мою часть рая, вы вызовите команду специалистов, которые пришьют веселого друга обратно, – но, конечно, уже без яиц, ведь сквозь них проросли чертовы щупальца. Эти гребаные спецы особенно не церемонятся, они говорят, что ваш вентиль, может быть, и заработает, но шансы невелики – всего процентов десять… Каково побывать в моей шкуре, Дью, и потом упрекать меня в том, что я на что-то там жалуюсь?!

– Бедное, несчастное дитя…

Теперь в глазах Перри отразились совсем другие эмоции, среди них преобладала досада. Досада от того, что уважаемый тобой человек говорит, что ты гроша ломаного не стоишь.

– Слушай, парень, я уже этим сыт по горло, – сказал Дью. – Прекрати себя жалеть.

– Думаю, у меня есть золотой билет на подобную жалость, – с упреком произнес Перри. – Думаю, что я имею право пожалеть себя, потому что больше некому.

– Хочешь, расскажу тебе про Марти Эрнандеса?

Глаза Перри забегали.

– А он кто?

– Мой сослуживец во Вьетнаме.

– О, только не это! – воскликнул Доуси. – Опять военные истории?

– Да, именно. Военные истории. Просто наберись терпения и послушай, ладно?

В воздухе повисла тишина. Дью явно выжидал. Глаза Перри сузились, но он все-таки кивнул.

– Так вот. Мы патрулировали один из участков в предгорьях Биньтхуана. Однажды были застигнуты врасплох и попали под обстрел. Двое наших сразу же погибли. Мы вместе с Марти спрыгнули в одну очаровательную низину, где можно было укрыться. Вот только Марти не повезло. Рядом с ним разорвалась мина. Ему оторвало ногу, чуть ниже колена. Он закричал. А я в это время высунулся и начал отстреливаться, ведь наши преследователи были совсем близко. Ты понимаешь?

Перри закивал, как будто знал об этом.

– Марти был совсем плох. Но я никак не мог помочь ему, потому что передо мной были вьетконговцы, от которых, хочешь не хочешь, надо отбиваться. Я видел, как они подходят все ближе, и стрелял. А Марти в это время истекал кровью; обрубок ноги он кое-как прикрыл листьями и еще каким-то мусором. И вот он прекращает кричать. А я все еще стреляю. Я знаю, что убил двух или, может быть, трех врагов. И вдруг слышу его голос. Марти очень спокойно мне говорит, что, мол, Дью, давай поскорее выбираться отсюда. Я украдкой взглянул на него. Он только что ножом обрезал свисающие куски кожи и мяса и теперь прижимал оторванную ногу к груди, словно ребенка. Рядом засвистели пули, мне пришлось повернуться и продолжить стрельбу. И знаешь, что потом сделал Марти?

Доуси покачал головой.

– Он начал рассказывать о «Рейдерах»!

– Да ладно тебе! – удивился Перри. – Об «Оклендских рейдерах»?

Дью утвердительно кивнул.

– Да, он очень любил эту команду. У него на плече была татуировка с их эмблемой. Щит с мечами. Так себе татуировочка, ее сделал ему один из сослуживцев. Но это ведь неважно, не так ли?

– Конечно.

– Ну вот. У него, понятно, болевой шок. Он сидит там, держит свою ногу, словно ребенка, и говорит, что, мол, нужно бы вернуть им в команду Флореса. Ты ведь в курсе, кто такой Том Флорес?

– Еще бы, ведь он в качестве тренера выиграл два суперкубка!

– А сначала он был квотербеком.

– Не врешь?

– Истинная правда.

Теперь Перри наклонился вперед, и в его глазах зажегся неподдельный интерес.

– Именно так, – продолжал Дью. – Первый испаноговорящий квотербек в лиге, поэтому Альварес эль Мексикано считает, что Флорес – просто бог в шлеме и щитках. «Рейдеры» сбагрили Флореса в «Баффало», и Альварес мрачнее тучи. Марти говорит: Дью, им нужно непременно вернуть Флореса. Сидит, держит свою оторванную ногу и болтает о футболе, будь он неладен.

– И что ты ему сказал?

– Да ничего. Просто убиваю вьетнашек налево и направо и думаю вот о чем. Наверное, если он может так держать свою ногу, то сумеет держать и оружие. Так почему же он не помогает мне и не стреляет по врагу? Короче, вскоре подошли подкрепления, и мы удержали позицию. Затем наш передовой артнаблюдатель скорректировал огонь артиллерии. В общем, заговорили пушки, и снаряды понеслись прямо у меня над головой. А я все продолжаю стрелять как заведенный. Марти снова что-то говорит, но на этот раз ему приходится уже кричать, чтобы я мог расслышать его на фоне шумной канонады. Вскоре канонада прекращается, и я решаю, что нужно потихоньку убираться отсюда. Вьетконговцы разбежались, и пора было выводить людей из этого ада. Я поворачиваюсь, чтобы помочь Марти, и вижу, что он уже мертв.

– Но ведь он же вроде нормально разговаривал…

Дью кивнул.

– Так и было. Я вполне мог представить нашу беседу в моей гостиной, у телевизора, во время просмотра футбольного матча. Но он был мертв и лежал, прижимая к себе собственную ногу, словно плюшевого мишку.

Дью помолчал некоторое время. Он ломал голову над тем, понял ли Перри то, что он только что хотел до него донести. Видимо, не совсем…

– Я не понял, – словно догадавшись, сказал Перри.

Возможно, Доуси хорошо разбирался в компьютерах, но что касается здравого смысла…

– Сколько тебе лет? – спросил Дью.

– Двадцать семь, – ответил Перри.

– Марти Эрнандесу было девятнадцать лет и три дня. У него тоже никогда не будет детей. Но, в отличие от тебя, ему не суждено было отметить свое двадцатилетие и все последующие дни рождения и юбилеи. Твоя жизнь, конечно, порядком испорчена, но ты уже прожил почти на десять лет больше, чем бедняга Марти. А он покинул этот мир куда спокойнее и мужественнее, чем другие. Знаешь, мне не раз приходилось наблюдать, как кричали и стонали парни, когда им в грудь вонзался штык вражеской винтовки. Поверь, это страшно. Так почему же ты сейчас ставишь крест на собственной жизни? Какого черта, я спрашиваю?! Ты-то, по крайней мере, жив, приятель. Еще далеко не все потеряно. Используй те ресурсы, которые у тебя есть. Будь мужиком.

Дью поднялся. Не сразу: для этого потребовались две попытки. Перри молчал. Филлипс помялся немного, потом сказал, поглядывая на сидящего на кушетке большого человека:

– Знаешь, что я никак не могу понять?

Перри вопросительно поднял голову.

– Когда ты вырубил Баума и Милнера, то не забрал у них оружие. Почему?

– На фиг оно мне?

– Ерунда, – отмахнулся Дью. – Ты ведь отправился убивать инфицированных. И был в курсе, что они состоят в Национальной стрелковой ассоциации и исправно платят взносы. Возможно, даже приготовился к тому, что тебя могут убить, но я знаю таких, как ты. Если ты уже вошел во вкус, тебя трудно остановить. Не хотелось проигрывать, верно?

Перри уставился в пол, опустив голову.

– Больше всего на свете мне хочется их остановить, – тихо ответил он. – Паразиты у меня много отняли, но я… по крайней мере, я все еще в состоянии их победить. Если они не смогут сделать то, ради чего их сюда послали, тогда… догадайся, что? Правильно! Тогда я победил. Чтоб они все провалились, я победил!

Дью кивнул.

– Понимаю. Ты даже не представляешь, как мне хочется остановить этих маленьких тварей. Но ты не взял оружие. Это значит, ты оставляешь им шанс убить тебя. Почему?

Перри сидел тихо и не двигался. Дью ждал ответа. Иногда тишина красноречивее всяких слов…

– Ты, наверное, подумаешь, я спятил, – проговорил Перри.

– Я уже думаю, что ты хуже, чем комната, битком набитая вьетконговцами. Говори же, я жду!

– Я… все еще слышу Билла…

Дью такого не ожидал. Вот еще на тебе!

– То есть так же, как слышал своего отца? Когда сам был инфицирован?

Перри кивнул.

– Да, отчасти. Билл постоянно просит, чтобы я застрелился.

– Застрелился?!

– Угу. Вот почему не хочу брать в руки оружие… потому что в какой-то момент могу его послушаться…

– Если ты действительно хочешь покончить с собой, то оружие для этого иметь необязательно.

Перри поднял глаза.

– Да, но другие способы самоубийства, по крайней мере, требуют какой-то подготовки. Например, времени, чтобы еще раз все обдумать. Возможно, при этом человек опомнится. Но когда у тебя есть пистолет? Вместо того чтобы задуматься, ты просто наводишь его и спускаешь курок… Всего пару секунд, и все, правда?

Дью кивнул. Он ведь и сам планировал это над собой проделать, если бы вдруг обнаружил на собственной коже зудящие волдыри. Разве пуля не лучше, чем муки, подобные тем, через которые пришлось пройти Перри Доуси?

– Да, – ответил он вслух. – Две секунды, если не меньше.

– Поэтому я и не прикасался к оружию.

Он, конечно, не психолог. Но даже в таком состоянии, когда после изрядной порции виски на голодный желудок едва мог держаться на ногах, Дью Филлипс все-таки обладал здравым смыслом, впитанным с молоком матери. В голове у Перри бродили мысли о самоубийстве, но все-таки вел себя достаточно осмотрительно. Чтобы избежать ситуации, в которой эти мысли могут стать реальностью.

– Доуси, а тебе вообще приходилось стрелять?

Футболист покачал головой.

– Понятно. Иди-ка лучше выспись хорошенько. И перестань себя истязать. Жизнь… она такая, какая есть. А завтра мы постараемся сделать так, чтобы ты ни о чем не жалел.

ТВОЙ МОЗГ ВО ВЛАСТИ ПОЛЗУНОВ

Челси Джуэлл проснулась. Она вытерла капли пота с лица, затем встала с постели. Взяла подушку под мышку и стянула стеганое ватное одеяло.

Пока она спала, сюда могла войти мама и наказать ее. Челси должна спрятаться…

Она открыла раздвижные дверцы встроенного шкафа и вытащила все свои ботинки. Поставила их под кровать, а в шкаф запихала подушку с одеялом. Девочка закрыла шкаф изнутри, затем улеглась на одеяло, положила голову на подушку и мгновенно уснула.

В голове у Челси 1715 ползунов терпеливо ждали своего часа. В кровь, текущую через головной мозг, они выделили энкефалины и эндоморфины. Эти очень сильные естественные опиаты наводнили мозг девочки, сцепились с опиоидными рецепторами, не давая им получать любую информацию, в частности болевые импульсы.

С учетом того, что должно было произойти, это было, наверное, единственным гуманным действием ползунов…

Паразиты рванули вверх, через лобную долю, растекаясь во все стороны. Рассредоточившись и отцепившись друг от друга, они опять превратились в мышечные волокна, готовые сплетаться между собой новыми способами. И теперь у них были совершенно новые функции.

Вновь возобновились сигналы «Я здесь», но на сей раз волокна плотно сцеплялись, образуя длинные-предлинные пряди. Они пересекались между собой во всех измерениях, образуя ячеистую сеть, проходившую через лобную и теменную доли, гиппокамп и, в частности, его орбифронтальную кору. Во многих местах волокна сформировали дендритоподобные пальцы, которые одним концом соединялись с мозговыми клетками девочки, а другим – с ячеистой сетью.

Всего за несколько часов 1715 ползунов превратились в нейронную сеть. Она внедрилась в части мозга Челси Джуэлл, управлявшие высшими функциями организма. Такими, как память, мышление, благоразумие, рассеянность, эмоции.

Наконец, остальные волокна подергались немного и сошлись в центре мозга. Если бы вы увидели их там, то, скорее всего, подумали, что они взбесились и нападают друг на друга, разрывая на части. Но волокна не были живыми и не действовали обособленно; они принадлежали более крупной функции. Не рвали друг дружку, а перестраивались, восстанавливались… в общем, сливались.

Когда они закончили этот процесс, то образовался шарик диаметром около тысячи микрон. Из шара выползли щупальца, соединяясь с нейронной сетью только что «обращенных» ползунов. Как только все связи были установлены, шар сделал то, для чего был предназначен.

Он отправил сигнал.

ВЫТЯНИСЬ И ДОТРОНЬСЯ ДО КОГО-НИБУДЬ

Орбитал засек ранний биосигнал от новой пряди. Учитывая первоначально высокий уровень апоптоза, объект логично предположил, что эта партия семян, производящих ползунов, обречена на провал. Подрастающие работники вынуждены были снова бороться за собственное существование, пытаться избежать сукиного сына при постройке очередных врат.

Орбитал уже работал над созданием второй партии семян, производящих ползунов. На этот раз – с модифицированным кодом. Это последний шанс – восемнадцатый зонд был заключительным.

Однако когда он получил сигнал, то отменил модифицированный код. Все возможности своей системы Орбитал направил на обработку новой ситуации.