Текст книги "Журнал Двести"

Автор книги: Сергей Бережной

Соавторы: Андрей Николаев,Двести Журнал
сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 57 страниц)

Антон Первушин
Фэнтези на службе отечеству

Автор предлагаемой вниманию уважаемой публики статьи вовсе не призывает считать свои чисто гипотетические построения истиной в последней инстанции. Это лишь опыт, попытка взглянуть на причины феноменальной популярности фэнтези, хоррора и литературы беспокойного присутствия под несколько другим, нетрадиционным углом. Опыт этот предпринят не для того, чтобы задеть, как-то оскорбить поклонников перечисленных жанров; нет у Автора и намерения этой статьей как-то противопоставить себя писателям, имена которых упоминаются в тексте; просто Автор надеется, что его опыт поможет искушенным исследователям ответить на вопрос, стоит ли что-то НОВОГО ждать нам от этих жанров?

* * *

Обдумывая свою конструкцию, я понял, что в первую очередь нужно будет разобраться с терминологией. Итак, что такое:

а) МЕТАЭГО

Под Метаэго понимается нечто общественное СОЗНАТЕЛЬНОЕ, возникающее паутиной эфемерных связей между индивидуумами, объединяя их в единое существо, живущее и действующее по своим малопонятным законам. Синонимов у термина предостаточно (от примитивного "коллективного разума" до экзотических "ГОЛЕМА" и "АППАРАТА"), но мне почему-то больше нравится этот: лаконичный он такой. На нем и остановимся.

б) ПСИХОТРОННОЕ ОРУЖИЕ

Под психотронным оружием будем понимать весь комплекс мероприятий и средств (психотронные генераторы, зомбификация, идеологическая обработка, экстрасенсы), с помощью которых волю значительной массы людей можно подчинить воле одного-единственного человека-оператора.

в) ФЭНТЕЗИ, ХОРРОР, ЛИТЕРАТУРА БЕСПОКОЙНОГО ПРИСУТСТВИЯ

Согласно правилам элементарной логики, предметы группируются по некоему объединяющему признаку. Есть нечто, объединяющее и, соответственно, выделяющее эти жанры из общего литературного потока, и как раз это самое нечто является предметом моего исследования. Дело в том, что вышеперечисленные жанры аккумулируют в себе все то ИРРАЦИОНАЛЬНОЕ, что, без сомнения, присутствует в нашей жизни, но не поддается анализу со стороны существующих общенаучных дисциплин.

Итак, с терминологией разобрались. Займемся аксиомами.

Аксиома первая. Смысл эволюции в движении к совершенству.

Одноклеточные объединяются в колонии, и скоро становится ясным, что колония как единица с большим совершенством приспособлена к тому, чтобы жить и выживать. Растение лучше, совершеннее колонии. Животные лучше, совершеннее растений. При этом количество клеток, как отличных друг от друга индивидуальностей, в каждой новой форме жизни увеличивается. Безусловно, в бао-бабе больше клеток, чем в кошке, но только по массе, а не по количеству новых КАЧЕСТВ.

Таким образом, эволюционное совершенствование заключается в объединении, подчинении единому организму как можно большего количества качественно различаемых клеток. Это аксиома вторая.

И наконец аксиома третья. Эволюция общественного сознательного, Метаэго, сходна по смыслу с эволюцией биологической.

Как ребенок в своем развитии проходит этапы формирования от одноклеточного существа до многоклеточной колонии, отягощенной двумя сигнальными системами, так и общество из небольшой группы диковатых пращуров наших разрасталось до пятимиллиардной цивилизации планетарного масштаба, сумевшей овеществить вторую сигнальную в материальных носителях информации, в техносфере.

Но поговорим о том, что было до фэнтези.

Где-то к середине прошлого века эволюция Метаэго значительно ускорилась. Связано это прежде всего с тем, что опять на мировую арену вышли новые многонациональные империи. Опыт, накопленный Метаэго, подсказывал, что старыми методами ничего значительного в смысле совершенствования от новоиспеченных империй не добиться: когда-нибудь и они развалятся, обратятся в прах. Но можно попробовать другой путь – технологический, рациональный. Именно тогда зародилась идея психотронного оружия. Оружие это представлялось как единственно надежный и сравнительно быстрый способ подчинить определенным идеям большие массы людей и даже, если угодно, заставить их принять единую религию, единый язык, единое мировоззрение, наконец, что, собственно, есть очень значительный шаг к совершенствованию Метаэго. И там, на рубеже веков, было решено, что единственной возможностью реализации психотронного оружия есть технологический путь развития.

Как проявилось это в науке и быте, вы прекрасно знаете. Как в литературе? Тоже должны помнить: Жюль Верн и иже с ним – целая плеяда авторов, глашатаев эпохи НТР.

Но очень быстро выяснилось, что технологический путь не такой уж прямой и быстрый. Можно, конечно, расставить по всему миру башни-излучатели, но для этого требуется, чтобы некое государство прежде стало всемирной империей, а подобный ход чреват беспрецедентной истребительной войной.

Метаэго заметалось в поисках решения, меняя свои установки на кардинально противоположные (оккультные секты, всеобщее увлечение спиритизмом) и снова возвращаясь к уже работавшим (расцвет неопозитивизма, марксизм-ленинизм). И верный путь нащупать удалось: необходимо вернуться к иррациональному для аккуратной подготовки соответствующей почвы, гумуса такого рода, чтобы сознание каждого индивидуума было ПРЕДРАСПОЛОЖЕНО принять объединяющую идею, которую навяжет ему в будущем психотронное оружие. Так появилась "социально-психологическая" фантастика, оперирующая уже не только сциентистскими идеями, но и категориями духовного мира в человеке – промежуточный этап между твердо-узколобой НФ и фэнтези в чистом виде.

Уэллс считается основателем направления. У него нашлось много продолжателей. Они ничем не рисковали. А вот те, кто тогда, в начале века, пытался работать в иррациональных жанрах, опережая время, жестоко поплатились за свою смелость (еще одно свойство Метаэго – обрубать ранние ростки). Говард, Лавкрафт, Булгаков – были подстрелены на взлете. Но с какой силой звучат ныне эти имена!

Ага, – скажете вы, – а почему тогда у нас, в нашей любимой стране Советов, социально-психологическая фантастика так запоздала? Отвечу просто: у нас НИКОГДА не было социально психологической фантастики.

Когда большевики занялись культурной революцией, они предполагали заменить старую систему ценностей совершенно новой. Должно было измениться все: литература, архитектура, религия, живопись. И на первом этапе большевикам это с успехом удалось реализовать. По-видимому, в те времена Метаэго еще не определилось, каким путем цивилизации следовать дальше и сразу ДВУМ системам (коммунизму и демократии) был выдан карт-бланш: догоняйте и перегоняйте. И мы оказались на том, первом, этапе проворнее! Нам не понадобилось осваивать социально-психологическую фантастику; мы почти сразу вырвались в иррациональность.

Прямо на глазах изумленного человечества в СССР выросла и окрепла так называемая "соврелигия". Вся эта символика: пятиконечные звезды, серпы-молоты, пионерские галстуки, выкрики гордо: "Всегда готов!", обожествление Вождей и т. д. и т. п.

За этот рывок на старте пришлось расплатиться большой кровью: все, чье мировоззрение не позволяло принять иррациональность "нового мира", отправились под расстрел или на острова Архипелага; остальные срочно перековывались.

И вот когда соврелигия получила наконец зримые черты; когда пришло поколение, не ведавшая, что такое Россия без социализма, вот тогда и появились авторы, творчество которых у наших критиков принято относить к социально-психологической фантастике. А это ФЭНТЕЗИ было, типичное фэнтези!

Судите сами. Откровенное противопоставление Мира Добра Миру Зла. Мир Добра – современное авторам социалистическое общество и непременно грядущее коммунистическое (Le commun advenement), и Мир Зла – загнивающий Запад. Особенно четко это противопоставление показано в двух по тем временам программных повестях Стругацких: "Стажеры" и "Хищные вещи века". А вообще к делу формирования в читательском сознании образа светлого будущего (Мира Добра) приложили свою авторучку многие, если не все: Ефремов, Гуревич, Снегов, Балабуха, Кир Булычев, Крапивин с его "пионерской готикой".

Кстати, вы, наверное, уже обратили внимание, что и в шестидесятые мы шли вровень, бок о бок с Западом. У них тоже был бум. Но бум вокруг Толкина и его подоспевших эпигонов. Воскресли труды классиков жанра (Лавкрафт, Говард), заставили говорить о себе Муркок и Нортон, Урсула Ле Гуин и Спрэг де Камп. Мы шли вровень, а потом нечто застопорило наш уверенный бег.

Соврелигия вдруг утратила признаки иррациональности. Здесь сыграла наконец установка на ее атеистическое происхождение. Поколение "неверящих ни в Бога, ни в черта" переработало ее в набор сухих рационально сформулированных догм, которые в ситуации гонки были совершенно нежизнеспособны.

В стране и в фантастике наступил кризис, пока еще умело маскируемый, но разжижающий ноги пресловутого колосса. А на Западе машина продолжала раскручиваться, и, когда колосс рухнул, они уже обогнали нас на несколько кругов. Феноменальная популярность С.Кинга, Д.Кунца, многочисленных авторов и соавторов фэнтези – прямое тому подтверждение.

Но у нас есть еще шанс. Метаэго оставило нам его. К руководству в стране пришли новые люди и вот смотрите: за пять лет им удалось все переставить с ног на голову, и хотя совсем уж без крови и тут не обошлось, все же к девяностому году мы были готовы всем сердцем и печенками принять иррациональные жанры. И мы их приняли! Любой может в том убедиться, подойдя на улице к книжному лотку. И мы еще успеем, еще нагоним на пути к совершенству. Вот только остается пока открытым вопрос: ЧТО ДЕЛАТЬ российскому писателю в новой для него ситуации?

Способствовать дальнейшему развитию фэнтези, что же еще? Или найдется среди нас такой, кто подобно Филиппу Вечеровскому рискнет противостоять мирозданию? Пока не нашлось.

Разные писатели выходят из кризиса по-разному. Кто-то пытается одеть фэнтези и хоррор в одежды современных технологий (Тюрин и Лазарчук), кто-то пытается вписать в фэнтезийные миры свои собственные эстетические ценности (Столяров и Геворкян), кто-то в новой форме обыгрывает нюансы соврелигии (Рыбаков и Пелевин), кто-то просто и честно пишет фэнтези (Иванов, Перумов, Ютанов, Логинов), или хоррор (Буркин и Соловьев), или литературу беспокойного присутствия (Шарапов и Щеголев).

Вам самим выбирать свой путь, уважаемые писатели. Но помните об одном. Метаэго наблюдает за вами, следит за каждой написанной вами строкой, за каждой буквой. Метаэго не прощает ошибок, не прощает измен. Противостоять ему трудно, договориться с ним невозможно, потому что главное для любого писателя – читательский интерес, а его не будет, если в чем-то ваши желания и требование от Метаэго создавать гумус для грядущей совершенной цивилизации разойдутся.

Так лучше верно служите Отечеству, пишите фэнтези. Небось сумеем догнать и перегнать американцев. С нашими-то талантами?

Есть такое мнение!

Наталья Резанова
"Не нужны, не нужны, успокойся…"

Перечитывала недавно опять «Улитку на склоне» – и вновь захотелось задать вопрос, уже однажды эаданный мною и, ясное дело, оставшийся без ответа. Впрочем, даже два вопроса. Первый: почему, когда мужчины принимаются изображать общество, состоящее из одних женщин – или общество, в котором женщины доминируют, то у них непременно получается общество тоталитарное? И второй: множество фантастов – как мужеска, так и женска пола – неоднократно отображавших женское общество, почему-то не пытаются представить общество из одних мужчин (я, во всяком случае, таких попыток не встречала). Что за дискриминация такая? Хотя на второй вопрос, пожалуй ответить легко. Этим мужчинам надобно будет как-то размножаться. А мужчина, рожающий детей – уже и не совсем мужчина. Здесь уже явственно возникают тени «Левой руки Тьмы». Поэтому придется вернуться к первому вопросу.

Почему все-таки тоталитарное? Кто-нибудь когда-нибудь видел тоталитарное общество, основанное или возглавляемое женщинами? Сплошное наоборот. (Правда, когда видишь в телевизоре некоторых бабцов с депутатскими значками, мыслишка возникает). Так на то, скажут мне, и фантастика. Но такова она почему-то только у авторов-мужчин. "Почему вы думаете, что мы обязаны повторять даже ваши ошибки?" – недоумевает героиня рассказа Джоаны Расс "Когда все изменилось" (о нем еще будет речь). Причем опус может быть и вполне масскультовым (вроде польского фильма "Сексмиссия"), и гениальным, как та же "Улитка". Изображаемое общество может вызвать содрогание (отвратительные бабы в "Улитке") или симпатию ("Месть стальной крысы" Гаррисона, где пришли мужики к власти гнилым демократическим путем, и, ни черта не умея, сдали планету космическому агрессору, а вернулись воинственные тетки – и все опять стало о`кей.) Не играет никакого значения националность и партийная принадлежность автора. Все равно глухой тоталитаризм. Возьмем, помимо "Улитки" – "Избери путь ее" Джона Уиндема, "Месть стальной крысы", "Анастасию" Бушкова (не разделяю презрения демократической общественноести к последнему – ах, он бяка такая, ренегат-антисемит. Да, конечно. Но это же так естественно в одной отдельно взятой стране. "Анастасия" же – книга презабавная), "Координаторшу" Герберта Франке. Некоторые сомнения вызывает "К западу от Эдема" того же Гаррисона. Общество, изображенное им, вполне соответствует перечисленным признакам (тоталитарное, разумное, биологическое), но это общество не людей, а разумных динозавров, у которых сама физиология делает самок сильным полом, а самцов – слабым. Пожалуй, этот роман следует исключить из списка. Поскольку все остальные авторы дружно пишут в жанре SF, а не fantasy, а свои модели относят не к прошлому, а будущему, довольно легко выделить как сходство, так и различия. Различия: мужчины а)отсутствуют вовсе, ибо вымерли от какой-то избирательной заразы, б)обречены на вымирание, потому как "не хочем с мужчинами знаться и будем теперь почковаться", в)просто угнетаются. Отношение к сексу: градации разные – от разгула половухи в "Анастасии" до антисексуального бунта в "Улитке". Главное же не в различии, а в сходстве. Главенствующую роль в обществе играет биология или биотехнология (во всех названных произведениях, кроме "Анастасии"). Оно консервативно, зато в нем господствует экологическая чистота и решена проблема охраны среды. (Вот, кстати, еще один пример создания современной мифологии. Хоть это и льстит женщинам, совершенно не вижу, почему они способны лучше сохранять природу. По-моему, губили они ее вместе с мужчинами, и вовсе не важно, кто был во главе.) Ради так называемого "общественного блага" личность совершенно нивелируется. Отсутствует даже личная диктатура, господствует какой-то коллективный правящий орган типа Доктората у Уиндема. Крайне желателен тайный сыск инквизиторского толка и карательные органы (специальная каста или даже биороботы, как у Стругацких). Словом, такой экологически чистый тоталитаризм.

Откуда такие одинаковые реакции?

Снова хочется вернуться к произведению, которое американская критика скромно именует "жемчужиной русской прозы", а русская критика обычно еще более скромно полагает несуществующим. "Славные отряды подруг" примаршировали, конечно, из вполне определенных краев. "Ради идеиуничтожается половина населения" – относительно сюжета это, прямо скажем, передержка, но не передержка с точки зрения истории. И "чистить, чистить, надо чистить" вызывает в памяти прежде всего "великие чистки", а потом уже все остальное.

Но почему именно женщины?

Единственным, кто попытался это объяснить, был А.Зеркалов, лучший, по-моему, из литературоведов, пишущих о творчестве Стругацких. В послесловии к "Улитке" (т. 5 собрания сочинений Стругацких) он в пандан к биологическому тоталитаризму Леса скрупулезно подбирал примеры сексизма, господствующего в Управлении. "Женщинам надоело быть "сучками и падлами" – без вас, козлики, обойдемся!" А если "Лес – будущее", то такая реакция закономерна и понятна.

Откуда же такое отвращение?

"Понять – значит упростить" (из тех же авторов, но из другой книги). Славные подруги авторам отвратительны, ибо представляют угрозу. Управление тоже отвратительно, но над ним можно посмеяться, потому что ты сам – в Управлении, внутри него. Среди "славных подруг" оказаться нельзя, ты им не нужен. Не нужен. А это – страшнее всего. Поэтому надо брать скальпель в руки.

Помимо прочего, у Стругацких очень традиционный, очень русский, очень понятный взгляд на женщину (а понять – значит…) Либо мать-сестра-возлюбленная – кроткая и жертвенная, либо "отвратительная баба". Иногда эта мать-сестра-возлюбленная совершенно ангелоподобна (типа Рады или Киры), иногда для пущего реализму уснащается бурным темпераментом (типа Сельмы или Дианы). В принципе это ничего не меняет.

Всякие попытки отойти от схемы (Саджах, например) обречены на неудачу. Ну, в учебниках будущего не будет раэдела "женские образы в произведених Стругацких", и что же? Речь только о том, что при таком раскладе женщина даже не помощница или противница героя – она фон. А что, если все вы, такие умные, активные, со всех сторон замечательные, не нужны фону? Отсюда страх, отсюда неприятие в наиболее понятных формах, только чувства у всех одинаковые ("А вдруг на Земле, как на Тау Кита, ужасно повысилось знанье, а если и там почкование?"), а степень одаренности – разная.

Отдав долг вежливости мужчинам, можно перейти и к дамам. Тут придется сразу шагнуть во владения англо-американской фантастики, поскольку ни одна известная мне приличная русскоязычная НФ-дама на данную тему не упражнялась. А хочется говорить только о хороших писателях, не делая скидку по половому признаку. Поэтому не станем касаться однополушарных авторесс типа Шэрон Грин. Первая персона по нашей части, безусловно, Урсула К.ЛеГуин. "А она-то здесь при чем?" – спросите вы. А она, не нарушая, заметьте, привычной схемы "мать-сестра-возлюбленная", значительно точнее указала на реальную социальную роль женщины. Позвольте еще раз процитировать общеизвестное: "Интелектуальная сфера принадлежит мужчинам, сфера практической деятельности – женщинам, а этика рождается из взаимодействия этих двух сфер." А во-вторых, она – автор "Левой руки Тьмы", в пику которой было написано одно интересующее нас произведение. Речь идет о рассказе Джоаны Расс "Когда все изменилось". Но прежде – о самой Расс. У нас ее принято считать пламенной феминисткой. В своем творчестве она и вправду не успускает случая походя пнуть мужскую гордость. Один ее ранний рассказ с симптоматичным названием "Синий чулок" (в первом издании – "Авантюристка", что несколько более соответствует духу сюжета) начинается примерно так: "Всем известно, что первый мужчина был сотворен из мизинца левой руки первой женщины… и с тех пор у женщины на левой руке только пять пальцев." В быту же феминизм, похоже, ее, только забавляет, и сложившаяся в мире ситуация, при всех несправедливостях, вполне устраивает. (Здесь и далее цитаты из авторского предисловия Джоанны Расс даны в переводе Алексея Молокина по рукописи). Сам рассказ в его же переводе опубликован в сборнике "Фата-Моргана 3". Существует также перевод Игоря Невструева).

"Кажется понятным, что если и должен иметь место стандарт, устанавливающий необходимость существования двух полов, то он должен быть именно таким, какой мы знаем, а не противоположным." Иное дело – литература как род современной мифологии. "В НФ, как и везде, присутствует мифическое утверждение, что женщины по природе своей мягче мужчин, менее творческие, чем мужчины, менее развиты умственно, зато более хитрые, более трусливые, более склонны к самопожертвованию, более скромные, более материалистичные и бог знает что еще". В действительности же "все различие состоит в том, что женщины слабее мужчин физически и рожают детей." По данному поводу вспоминается "Левая рука Тьмы", вызывающая у Расс некоторые сомнения. Этот же роман, видимо, и дал толчок к написанию рассказа "Когда все изменилось" (Ориг. назв. "When It Changed") (получившего, кстати, "Небьюлу" за 1972 г.)

Что мы видим? Нормальное, обычное общество. Не подарок – упоминаются поножовщина и промышленный шпионаж. Президентская форма правления. Частная собственность на землю (в рассказе фигурируют фермеры). А в целом – нормальный, обычный, несколько провинциальный мир. Одна только небольшая особенность – шестьсот лет назад здесь повымерли все мужчины (то есть выбран вариант "а"). Но вот планета заново открыта. Реакция мужчин – радуйтесь, девочки, у вас снова есть мы! Реакция женщин – глухая, беспросветная тоска. И рука невольно тянется к винтовке(чуть было не написала "к скальпелю"). Но нельзя. Нельзя. Против лома нет приема. Наступление мужчин не остановить. "Потому что всему хорошему когда-нибудь неминуемо приходит конец".

Не знаю, вдохновил ли этот рассказ в свою очередь Джеймса Типтри-младшего на написание повести "Хьюстон, Хьюстон, как слышите?" (Ориг. назв. "Huston, Huston, Do You Reed?"), но весьма на то похоже. История Элис Шелдон, в свое время капитально наколовшей американскую НФ-общественность, достаточно хорошо известна, и я не собираюсь ее пересказывать. Обратимся к повести "Хьюстон…" Там та же ситуация, что и у Расс, только вывернутая наизнанку. Корабль с американскими астронавтами в результате космического катаклизма переносится на несколько столетий в будущее. Тем временем Земля тоже "ушла лет на триста вперед по гнусной теории Эйнштейна", и корабль стыкуется с космической станцией, где обитают одни женщины. Ибо опять произошел вариант "а". И не на Валавэй какой-нибудь заштатной, а на Земле. И что? А ничего. Жизнь течет своим чередом – нормальная, полноценная жизнь. Прогресс, правда, немного замедлился, поскольку население вообще резко сократилось. Зато воздух чистый, войн нет, как и перенаселения… Да и наука не стоит на месте – вот, космические исследования продолжаются. Реакция мужчин – психозы с амплитудой от воинственно-сексуального до воинственно-религиозного. Реакция женщин – холодный, чисто научный интерес, смешанный с брезгливостью – надо же, оно еще и разговаривает!

Короче, и мужчины, и дамы согласны в одном – убери мужчину из мира, и мир не рухнет. Разница только в том, что мужчины утверждают, будто в качестве подпорки от крушения понадобятся разные формы угнетения, а женщины что в принципе ничего не изменится. Ах, да – замедлится прогресс. Ну так видали мы его, процесс этот, во всех видах…

Что же – женщины тем самым льют воду на мельницу интуитивных мужских страхов, подтверждая, что те вовсе не необходимы, чтоб существовала жизнь? "Скрипач не нужен?"

И тут невольно по аналогии с "Улиткой", с которой и начался разговор, приходит на память другой рассказ Джеймса Типтри-младшего, alias Элис Шелдон – "Мушиный способ" (Ориг. назв. "The Screwfly Solution"). Сюжет – мужчины получают божественное откровение: женщина – грязь, сосуд греха, всех женщин нужно уничтожить, а после мужчинам сообщат о новом, чистом способе размножения. И пошло… Тут уж действительно "во имя идеи уничтожается половина населения" – и не оставляется на произвол судьбы, а вырезается от мала до велика.

Героиня – вероятно, последняя оставшаяся в живых женщина (ее муж убил малолетнюю дочь, а затем, в момент просветления, наложил на себя руки), скитаясь по лесам в ожидании голодной смерти, понимает, что "откровение" было провокацией хитрых инопланетных захватчиков. Вместо того, чтобы отравлять вполне приличную планету радиоактивными либо химическими осадками, не проще ли лишить человечество способности к воспроизведению и оставить его тихо вымирать? Так вот, она не ищет единомышленниц, не призывает к сопротивлению, не хватается за скальпель, не мстит бедным обманутым мужчинам. Она их жалеет. Мы вас жалеем, господа.

Успокойтесь.