Текст книги "Журнал Двести"

Автор книги: Сергей Бережной

Соавторы: Андрей Николаев,Двести Журнал
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 57 страниц)

И я, кстати, полностью согласен с Вашими словами, сказанными в адрес "Странника".

Но вот со словами, сказанными в мой адрес, я согласиться решительно не могу. Неужели Вы настолько невоспитанны, что позволяете себе походя дважды оскорбить совершенно незнакомого – по Вашим словам – человека, небрежным жестом налепив на него абсолютно безосновательные и несправедливые ярлыки. Уж от кого-кого, а от Вас я такого не ожидал. Нет желания извиниться?

Господам Странникам:

Я не собираюсь указывать Вам, кому и за что вручать премию «Странник». Это Ваше дело, профессиональное. Но хотелось бы заметить: продолжая относиться к фэнам, как к предмету интерьера, Вы когда-нибудь при вручении можете очутиться в пустом зале. Или за отдельную плату – будете нанимать статистов.

И еще: после первого же вручения "Странника" писатели Булычев, Логинов, Штерн, Щеголев публично заявили о своем нежелании номинироваться на эту премию. Не боитесь, что их примеру последуют другие, и в номинации будут только Ваши фамилии?

Юрий Флейшман

3.01.1995

Мимоид

ОТ РЕДАКЦИИ:

Каждому оскорбленному на страницах нашего журнала (или кому показалось, что он оскорблен) мы обязаны предоставлять возможность для ответного слова (интересно, кто придумал подобную глупость?) Роману Эмильевичу показалось, что его оскорбили – его право. Он поразмышлял и прислал нам небольшой текст. В сопроводительном письме, не предназначавшимся для публикации, он высказал мнение, что это гораздо лучше, чем оправдываться, что он не верблюд, что даже мы можем догадаться, что по форме это пародия на типовое интервью в уважаемой им "MEGE", и что он уверен, что это никого не обидит, но может, черт возьми, чуток повеселить, и что он уверен, что мы смогли бы это тиснуть без купюр. Что мы и делаем.

Профессор накрылся

На вопросы корреспондента журнала «Фантакрим-MEGA» Михаила ДУБРОВСКОГО любезно отвечает доктор филологических наук, профессор, автор монографии «История советской фантастики», лауреат премий «Бронзовая Улитка», «Интерпресскон» и «Странник» (все – за 1993 год) Рустам Святославович КАЦ. В беседе также принимает участие критик широкого профиля Роман АРБИТМАН.

Переделкино, 10 часов утра. Михаил Дубровский (в дальнейшем именуемый М.Д.) нагло-предупредителен, в руках у него кипа исписанных листков. Роман Арбитман (в дальнейшем именуемый Р.А.) держится почти спокойно. Д-р Кац (в дальнейшем именуемый по-прежнему д-р Кац) заметно нервничает и глотает таблетки.

М.Д. (с пафосом): Дорогой Рустам Святославович! Позвольте мне от имени читателей "МЕГИ" и от себя лично поздравить вас с получением премий и от всей души пожелать…

Д-р КАЦ (брюзгливо): Поздновато спохватились. Два года назад, батенька, нужно было поздравлять. Дорога, извините уж, ложка к обеду. Кто рано встает, тому Бог…

Р.А. (сдерживая доктора): Мессир, он не виноват. Вы сами долго отказывались от интервью. И потом вы преувеличиваете. Со времени вручения вам премий прошел всего-навсего год…

Д-р КАЦ (удивленно): Вот как? А…

Р.А. (продолжает):…А два года пройдет уже тогда, когда читатель получит журнал с этой беседой.

М.Д. (многозначительно, в сторону): Крот истории медленно роет.

Д-р КАЦ (услышав): Кто этот крот? Уж не хотите ли вы сказать…

Р.А. (поспешно): Так вы, Михаил Витальевич, остановились на том, что хотели поздравить и пожелать…

М.Д. (с удивлением): Я? Ах да, хотел. Впрочем, первый мой вопрос, боюсь, покажется вам чуть-чуть некорректным. Или, скажем так, не совсем корректным.

Д-р КАЦ (ворчливо): Тогда не задавайте.

М.Д. (не слушая): Или даже совсем не корректным. Но я все равно спрошу. Ходят упорные слухи, будто все три премии вы получили жульническим путем. Смухлевали, по-русски говоря. Правда ли это?

Д-р КАЦ (истерически): Да как вы смеете?!

Р.А. (успокаивая доктор): Спокойнее, мессир. Не поддавайтесь на провокации. (Дубровскому, вполголоса) Увы, это правда. Профессор смухлевал, чего уж там скрывать. Возбуждено уголовное дело. Старший следователь ФСК Алексей Свиридов убедительно доказал, что профессор обманным путем заставил несколько сот человек прочесть свою книгу. А если бы книгу никто не прочитал, никаких премий она бы, естественно, не получила. Даже в номинационный список не попала бы…

М.Д. (слегка ошарашенный такой степенью откровенности): И что же теперь делать?

Р.А. (подумав): Премии придется вернуть и выплатить компенсацию за причиненный моральный ущерб. Тогда дело, может быть, и не дойдет до суда…

Д-р КАЦ (истерически, глотая таблетку): Я тебе дам "вернуть"! Ты сначала заработай хоть одну премию, а потом свою и возвращай!

Р.А. (с некоторой обидой): Но, позвольте! У меня, в некотором роде, тоже…

Д-р КАЦ (с явным пренебрежением): А-а, бессмертный сборник "Живем однова"! Как же, имели удовольствие читать-с.

Р.А. (с душевной болью): Дважды! Дважды живем.

Д-р КАЦ (брюзгливо): Ты хоть одну жизнь нормально, как я, проживи. Чтобы, значит, не было мучительно больно…

М.Д. (осторожно вмешиваясь): Итак, этот самый старший следователь ФСК Свиридов…

Д-р КАЦ (совсем раздраженно): Какой там, к черту, старший! Молодой зеленый оперок, прогибается только. Помню, когда за мной пришли в сорок девятом…

Р.А. (предостерегающе кашляет): Кхэ-кхэ!

Д-р КАЦ (брюзгливо): В чем дело?

Р.А. (вкрадчиво): Рустам Святославович, товарищ корреспондент уже и так наслышан о вашей трудной юности…

Д-р КАЦ (недоверчиво): И про то…

Р.А. (очень вежливо перебивает): И про то, что Солженицин лично вам одну главу в "Архипелаге ГУЛАГ" посвятил, он тоже знает.

Д-р КАЦ (Заметно смягчаясь): Между прочим, не главу, а прочти полторы. Одну главу он астроному Козыреву посвятил. А мне – главу, еще полстолька, еще три страницы в примечаниях к первому тому и в "Теленке" два абзаца. В общей сложности, при пересчете на страницы, как раз и выходит полторы главы… (Дубровскому, почти вежливо) Ну, какой там у вас вопрос?

М.Д. (копаясь в своих листочках): Сейчас-сейчас… Были ли за границей… Не участвовали ли… Не находились ли на оккупированной… Где же это? А, вот! (Читает по бумажке) Как и когда вам пришла в голову идея написать вашу "Историю советской фантастики"?

Д-р КАЦ (гордо): Именно тогда! Помню, в пятьдесят первом в кондее на переследствии попалась мне книжка какого-то Бритикова. Вертухай принес вместо баланды. Начинаю ее с горя читать – и вижу (с внезапным грузинским акцентом): нэ так это было! Савсэм нэ так!

Р.А. (осторожно)): А вот раньше вы говорили, что идея пришла вам в голову только после XX съезда…

Д-р КАЦ (с искренним удивлением): Когда это я такое говорил?

Р.А. (корректно): Три года назад, в интервью журналу "Огонек", специальному корреспонденту Мокроступову. Вспомнили?

Д-р КАЦ (изумленно глядя на Дубровского): Постойте! А этот корреспондент тогда, по-вашему, откуда?

Р.А. (все еще корректно, но уже повышая голос): Я же вам объяснял. Это Михаил Дубровский из журнала "Фантакрим-MEGA".

Д-р КАЦ (тоже повышая голос): А как его фамилия?

Р.А. (громко, с отчаянием в голосе): Дубровский же! Д-р КАЦ

(кричит): Как-как?!

М.Д. (невольно тоже кричит): Тише-тише! Я – Дубровский.

Д-р КАЦ (после долгой паузы): А-а, Дубровский. Так бы сразу и сказали. Ладно, задавайте ваш вопрос.

М.Д. (снова копаясь в своих листочках): Момент… Есть ли близкие родственники за рубежом… Не провозите ли иностранную валюту или оруж… Черт! Не то, не то… О, нашел! (Читает) Сложно ли вам было собирать материал для своей книги? Помогал ли кто-нибудь вам?

Д-р КАЦ (быстро бросив взгляд на Арбитмана): Никто мне не помогал! Сам своим умом до всего дошел! (Опять бросает взгляд на Арбитмана, который с видом мученика молчит) Собирать материал было, конечно, непросто. (Со вздохом, доверительно) Бегали они от меня, как тараканы. Не хотели, чтобы я их в книжку вставлял. Один даже под поезд бросился.

М.Д. (с профессиональным интересом): Кто?

Д-р КАЦ (равнодушно): Не помню. Все равно в конце моей "Истории" они все умерли…

Р.А. (с некоторым нажимом): Рустам Святославович, не все.

Д-р КАЦ (испуганно): А? Что?

Р.А. (с сильным нажимом): Не все, я говорю. Насчет одного есть закрытое распоряжение. (Гулким шепотом на ухо доктору, но так, чтобы слышал и Дубровский) Считать его живым. Понятно?

Д-р КАЦ (Все поняв и перепугавшись): Да-да, один случайно выжил. В смысле, и не болел никогда. (С нарастающей истерикой) И на фронте не был! И в Париж сроду не ездил! (Кричит) И книжек таких не писал! Вообще никаких не писал!

М.Д. (встревоженно): Тише, доктор…

Д-р КАЦ (успокаиваясь): Да-да, вы Дубровский. Я помню… Ну, задавайте, наконец, ваш вопрос.

М.Д. (перебирая кипу своих листков): Секундочку… Не болели ли вы чумкой… Не ударялись ли головой… Не было ли среди ваших предков шизофре… Да где же он? Ага, вот! (читает по бумажке) Почему, по вашему мнению, до вас такая книга никем не была написана?

Д-р КАЦ (бросив изумленный взгляд на Арбитмана): Разве никем?

М.Д. (растерянно): Кажется, никем…

Р.А. (с угрозой в голосе): Никем-никем! Факт.

Д-р КАЦ (с удивлением): Как – никем? А кто же ее тогда написал? Ничего не понимаю.

Р.А. (со вздохом, постукивая по циферблату своих часов): Мессир, время. (Дубровскому) Доктор хотел сказать, что уже устал. Пора заканчивать.

М.Д. (просящим голосом): Ну, еще один самый важный вопросик! (Усиленно роется в бумажках) Где вы были в ночь с девятнадцатого на двадцать первое… в ночь с пятого на десятое… в Варфоломеевск… Вот он, вопрос! (Читает) Скажите, профессор, а будет ли у вашей книги продолжение?

Р.А. (выразительно постучав пальцем по лбу): Кхэ-кхэ…

Д-р КАЦ (устало): А вы что, хотите продолжения? Ну, честно?

М.Д. (напрягшись, честно): В гробу я его видал.

Д-р КАЦ и Р.А. (радостно, хором): Все там будем! Спасибо за внимание!

Беседу и не думал записывать,

а просто выдумал ее из головы

Данило АРКАДЬЕВ,

штат Арканзас

Сплошное оберхамство!

Правдивые истории от Змея Горыныча
Продолжение. Начало в номере Б

Е.Лукин

Потрясенный «Необходимым предуведомлением» Александра Щеголева, спешу заверить:

1. К калмыкам всегда относился достаточно терпимо.

2. Идентичность Штерна Ларионовой сомнению не подвергаю.

3. Адольф Гитлер для меня сначала лучший друг и лишь потом уже рейхсканцлер.

12. РАЗОБЛАЧУХАННЫЕ

Читатели-то, может быть, и догадались, а вот действующие лица оторопели до полного забвения ролей. Ошеломление сорвало с присутствующих маски и явило лица.

Родригес стал Щеголевым, Логинов – Витманом, Брайдер – Чадовичем. Подобно гробам в фильме ужасов раскрылись картонные коробки, и из них выглянули ошарашенные физиономии Байкалова и Казакова. Упаковка с надписью "Сифон бытовой. Свияга" была продырявлена изнутри тычком костыля, и в отверстии возник чей-то нестерпимо знакомый глаз. У Лазарчука со стуком упало искусственное сердце. Ланцеты обернулись корнцангами и наоборот. Зал резко изменил геометрию – это у дома номер восемнадцать поехала крыша. Сквозь Нобелевку отчетливо и зловеще проглянул "Гамбургский счет".

Пожалуй, одна только Ларионова-Штерн не ударила в грязь лицом. Слабо ахнув, она лишилась чувств, но из образа не вышла.

А в целом, конечно, мизансцену надо было спасать.

Первым попробовал спохватиться Щеголев, но второпях напрочь забыл национальность своего террориста и с перепугу растянул кончиками пальцев уголки глаз, за что в другое время неминуемо схлопотал бы в лоб от Вячеслава Рыбакова.

Но, к счастью, тому было не до Щеголева. Страшно вскрикнув, кинулся Рыбаков на самозванца, ибо, не будучи Лемом, тот явно не был достоин плевка! И быть бы трупу, не случись рядом Руденко и Брайдера, прикинувшегося, как выяснилось позже, Чадовичем просто так, по старой милицейской привычке. Вырвав полузадушенную жертву из цепких пальцев Вячеслава, господа офицеры заткнули ей рот штанами и под заломленные локотки внесли в туалет – выспросить, где он, вражина, дел труп классика.

Дверь за ними закрылась. Стало страшно.

13. ИНТЕРВЬЮ С ПЕТЛЕЙ НА ЛЮСТРЕ

Свита псевдо-Лема метнулась к дверям, однако была перехвачена. напрасно бился в ухватистых многочисленных руках престарелый стукач Казанцев, крича, что и не Казанцев он вовсе, а Шапиро, не верите – спросите у Лаврентия Павловича или на худой конец у доктора Каца… Уже снимали люстру и ладили к крюку петельку.

Но тут шведский король (сообразительный такой старичок) ударил в пол скипетром и, распахнув осколчато-ажурные двери, провозгласил что-то по-своему, по-шведски.

Толпа раздалась. Санкт-петертурбцы подвинулись влево, мастурбореалисты – тоже. Торопливо кланяясь, вбежал кабельмейстер и сноровисто опутал помещение какими-то шлангами. Затем в залу влетела Луиза Тележко со сворой телевизионщиков. Отшатнулась, увидев прилаживаемую петлю.

– Снимите! Снимите немедленно! – вскрикнула она в ужасе. Крупным планом!

И, обнажая микрофон, устремилась… Все взглянули на того, к кому устремилась Луиза, и оторопели вторично. У окна, негромко беседуя с порядочным книгодеем Ютановым, стоял – заклепать мои карие очи! – ну вылитый Станислав Лем!

– Падам до ног пани!! – старательно выговорил пан Станислав, принимая микрофон. Затем уставил без промаха бьющий глаз на кого-то в толпе. – Панове! – возвысил он голос и вдруг черт его знает с чего перешел на русский: – Известно, что плохой писатель, как правило, плохой человек. Взять хотя бы питерских маргиналов. Одного абзаца достаточно, чтобы понять моральную ущербность авторов. Да что абзац! Там на одни морды посмотреть – сразу видно, что жулики…

В толпе гневно заворочался необъятный Витман. Послышалось сдавленное:

– Кто маргинал? Я маргинал? Это ты маргинал! И отец твой маргинал! И дед маргинал!..

Щеголев стоял желтый, как Родригес.

Шведский король насторожился, опять ударил в пол скипетром и к очередному изумлению присутствующих направился в сторону туалета.

– Нельсон Карлович Двойной! – возгласил он, распахивая дверь с изображенным на ней тонким девичьим профилем.

И жуткая троица вновь предстала глазам собравшихся. Лицо задержанного выглядело несколько разбитым. На господах офицерах лиц не было вообще. Оба хлопотали и шестерили вокруг лжепана Станислава, бережно вправляя ему руки в плечевые суставы и с немыслимой деликатностью сажая на место изъятые в процессе допроса зубы.

– Нельсон Карлович?..

Публика так и обомлела.

…А Казанцева, кстати, звали вовсе не Шапиро, а Митькой. Удрал, пакостник, воспользовавшись общим замешательством.

14. СУДИЯ

А знаете, я понимаю устроителей этого хоть и не предумышленного, но, черт возьми, грандиозного безобразия. «Гамбургский счет» – он ведь, как жена Цезаря: чуть что – развод и девичья фамилия. И где тот Арбитр (Гай Петроний), чья беспристрастность не вызывала бы сомнений ни у кого?

Стругацкий, что ли, Борис Натанович?

Так ведь известно, что Стругацкий давно уже управляется дистанционно с помощью приборчика, смонтированного в пластмассовой мыльнице. Столяров, правда, божится, что мыльницу эту он носит с собой исключительно из гигиенических соображений (на тот случай, если, скажем, по ошибке поздоровается за руку со Щеголевым), но, заклинаю вас, не верьте этому…

А если не Стругацкий, то кто? Компьютер, что ли?

Так ведь Столяров и под компьютер клинья подбил. В течении месяца он промывал ему платы коньяком "Наполеон", заботливо выбирал и звонко щелкал на ногте компьютерных вирусов, так что теперь при одном лишь появлении Андрея Михайловича по монитору прокатывалась волна нежности…

Вот потому-то и был выписан из-за границы Сидоровичем старый гамбургер, в младенчестве – русский эмигрант, Нельсон Карлович Двойной, знаток всех видов единоборств, крупнейший авторитет по сведению счетов – от гамбургского до контокоррентного.

Вспомним, что не к кому-нибудь другому, а именно к нему, Нельсону Карловичу, летом 1943 года прилетали инкогнито в Буэнос-Айрес Адольф Шилькгрубер и Иосиф Джугашвили – доиграть ту самую партию "в три листика", с которой, собственно, все и началось. И хотя вторая мировая завершилась, как известно, сокрушительным поражением фашизма – это результат для публики. Имя настоящего победителя знает лишь Нельсон Карлович. Знает, но не скажет.

Для пущей беспристрастности "Гамбургский счет" пришлось загримировать Нобелевкой, а самого Нельсона Карловича – Лемом. В противном случае Столяров успел бы смастерить еще одну мыльницу.

Казалось, предусмотрено все.

…И вот многочисленные эти предосторожности были, по сути дела, уничтожены единым плюновением экспрессивного Вячеслава Рыбакова.

Талант – он, знаете ли, непредсказуем.

Продолжение, таки да, следует…

Aналог

научная фантастика

С 1995 года в России начинает выходить новый ежемесячный фантастический журнал. Основой ему будут служить материалы из двух самых знаменитых и популярных научно-фантастических журналов Америки – "Asimov's Science Fiction" и "Analog". В "Аналоге" будут публиковаться новинки мировой научно-фантастической литературы: романы, повести и рассказы таких знаменитых авторов, как Роджер Желязны, Джин Вульф, Брюс Стерлинг, Орсон Скотт Кард, Джон Варли, Джордж Мартин и многих других. Кроме этого в каждом номере: новости, мнения, комментарии, рецензии на отечественные и зарубежные книги. Формат 60х90/16. Объем 250–320 стр. Ориентировочный тираж – 5 тысяч экз. Чтобы подписаться на "Аналог" нужно отправить открытку по адресу: 195257, Санкт-Петербург, А/Я 144. В открытке необходимо указать Ваши Ф.И.О. и Ваш адрес. Каталог и условия подписки будут высланы Вам по почте за счет издательства.

СПЕШИТЕ – ТИРАЖ ОГРАHИЧЕH!

«ДВЕСТИ» (№ Г, май 1995)

Журнал под редакцией Сергея Бережного и Андрея Николаева

Журнал «ДВЕСТИ» посвящен вопросам теории, истории и нынешнего состояния русскоязычной фантастики.

Адрес редакции: 192242, Санкт-Петербург, А/я 153

Телефоны – С.Бережной: дом. (812) 245 40 64, раб. (812) 310 60 07

А.Николаев: (812) 174 96 77

E-mail: 2:5030/[email protected] или [email protected]

Мнение редакции может не совпадать с мнениями авторов публикуемых материалов. Присланные рукописи не рецензируются и не возвращаются. Гонорары авторам не выплачиваются. Ответственность за содержание рекламы несет рекламодатель. Авторские права на опубликованные материалы, если они не оговорены особо, принадлежат редакции. (C) ДВЕСТИ, 1995. Редакция распространением журнала не занимается.

Издатель: Фирма "СТОЖАРЫ"

Заявки на журнал "ДВЕСТИ" направляйте по адресу:

113005, Москва, Варшавское шоссе, 16, Книготорговая фирма "СТОЖАРЫ"

Журнал издан при поддержке

Александра Викторовича СИДОРОВИЧА

Михаила Сергеевича ШАВШИНА

Николая Юрьевича ЮТАНОВА

Содержание

НОВЫЕ СТРОКИ ЛЕТОПИСИ

Номинации премии "Странник"

НАКАНУНЕ

Статьи В.Казакова, В.Владимирского, А.Захарова и Ю.Флейшмана о номинациях "Бронзловой Улитки" и "Интерпресскона"

ГАЛЕРЕЯ ГЕРЦОГА БОФОРА

ПОСВЯЩЕНИЕ В АЛЬБОМ

Андрей Балабуха о Михаиле Веллере

ВЕЧНЫЙ ДУМАТЕЛЬ

Статьи С.Бережного и А.Первушина

ЕСТЬ ТАКОЕ МНЕНИЕ!

Статьи Н.Резановой, М.Нахмансона и А.Свиридова

ОТРАЖЕНИЯ

Рецензии А.Захарова и В.Окулова

КУРЬЕР SF

ПЕРЕД СУДОМ ИСТОРИИ

Б.Завгородний о себе, о "Страннике", и о тех кто рядом

ПОДРОБНОСТИ

"Странник-95": номинационные списки жанровых категорий

ШЛЕЙФ

Открытый ответ Р.Арбитмана В.Звягинцеву

А/Я 153

Письма А.Лютикова, А.Свиридова, С.Соболева и И. и И.Шишиных

СПЛОШНОЕ ОБЕРХАМСТВО!

Евгений Лукин. Там, за Ахероном. Глава из повести

Колонка редакторов

Допустимо ли использование псевдонимов в нашем журнале?

Уважаемый нами Вячеслав Рыбаков считает, что опубликованная в номере "В" статья "Элеоноры Белянчиковой" о повести Александра Щеголева "Ночь навсегда" – чистейшей воды политический донос, да еще и подписанный псевдонимом. Он считает, что фактом публикации мы создали прецедент, и теперь все будут знать, что в журнале "ДВЕСТИ" отныне можно необоснованно поливать грязью конкурентов и идейных противников.

Уважаемый нами Эдуард Геворкян полагает, что до публикации статьи "Элеоноры Белянчиковой" наш "ДВЕСТИ" был единственным местом, где авторы могли честно и открыто поливать друг друга грязью. А теперь (когда в ход пошли псевдонимы) ни один уважающий себя автор для нас писать не будет.

Высказывались в том же духе и другие не менее уважаемые наши читатели.

Удивительное дело: и для Вячеслава Михайловича, и для Эдуарда Вачагановича, и для других, значение имел прежде всего сам факт публикации под псевдонимом, раскрыть который сходу аудитория не смогла. В то же время ни у кого не вызывали возражений публикации острополемических статей под псевдонимами Логинов, Легостаев, Данилов и Привалов. Почему же такая дискриминация?

Чтобы больше не возвращаться к этому вопросу, объясним на примере публикации этой статьи нашу позицию. Не оправдываться будем (ибо не в чем), а объяснять.

В статье речь шла не о конкретном человеке, но о конкретном тексте. Или критика текста нынче все еще равнозначна политическому доносу? Какая бы аргументация в статье ни приводилась, заслуживает внимания прежде всего именно она; во-вторых, как это написано (тон, фразеология, стилистика); и только в третьих – то, каким именем это подписано.

Почему никто из читателей не попытался оспорить мнение автора статьи, почему все уперлось в псевдоним? Ей-богу, все это здорово напоминает давнюю историю с "Р.А., преподавателем из Саратова" – и странно, что та давняя история так быстро забыта. Может, мы все-таки позволим людям подписываться так, как они считают нужным? И С.Витицкому, и Киру Булычеву, и Ольге Ларионовой, и А.Зеркалову… В конце концов, доктору Кацу, Аркадию Данилову, Э.Бабкину, Э.Машкину, Роману Арбитману и Льву Гурскому!

Теперь о мнениях. При социализме принято было считать, что наркомании у нас нет. И проституции, и химического оружия, и даже секса. Это "принято считать" мы уже прошли, пора бы и забыть. Если мнение замалчивать, мнение это не исчезает. Оно уходит в тень – но потом неизбежно дает метастазы.

Не следует воспринимать вышесказанное так, что мы малодушно пытаемся дистанцироваться от принятого читателями в штыки материала. Мы сознательно пошли на его публикацию, хотя с самого начала были от него не в восторге уже то, что встык к нему пошла контрстатья (тоже, кстати, под псевдонимом), инициированная редакцией, вполне наглядно это демонстрирует. Имеющий уши да увидит, в какой рубрике статья была опубликована.

Мораль, свежая и оригинальная. Мы и в дальнейшем будем печатать спорные материалы – даже те, с которыми мы категорически не согласны (хоть нас критикуйте, хоть Гаррисона, хоть Бориса Натановича – лишь бы не Бориса Николаевича: надоело!) Одной только комплиментарной критики от нашего журнала не ждите.

И еще: как бы нам ни были ненавистны ваши взгляды, мы готовы отдать жизни за то, чтобы вы имели возможность их высказать.

Вольтер, Бережной, Николаев