Текст книги "Журнал Двести"

Автор книги: Сергей Бережной

Соавторы: Андрей Николаев,Двести Журнал
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 57 страниц)

Андрей Чертков
Пятнадцать ответов на тринадцать "неудобных" вопросов, включая два лирических отступления и не считая совершенно случайного эпиграфа

«Отсюда – и ощущение Апокалипсиса всякий раз после очередного поглощения тьмой кумира. Так было после смерти Пушкина („Солнце русской поэзии закатилось…“ Это при живых-то Жуковском, Боратынском, не говоря уж о Лермонтове, Тютчеве!). Достоевского, которого хоронили как последнего пророка, Толстого („Вот умрет Толстой, и все пойдет к черту“). И кто говорил? Не Чертков какой-нибудь, а Чехов! Впрочем, действительно „все пошло к черту“, но не потому, что умер Толстой, а потому, что у нас не было великой национальной культуры – были лишь великие писатели».

Борис Сушков. «Наш рок – феноменальность». («Литературная газета»,

24.08.1994, с.10. Выделение мое – А.Ч.)

Прежде чем перейти к ответам на ваши «неудобные» вопросы, многоуважаемые господа редакторы «Двести» (не обессудьте, хлопцы, что обращаюсь к вам столь напыщенно – правила игры, сами понимаете), я хочу – а точнее, просто обязан, – сделать два, надеюсь, не очень больших лирических отступления. Без этого ответы мои, как мне кажется, будут читаться не совсем так, как должны бы читаться.

Лирическое отступление первое, длинное.

Признаюсь откровенно: я человек недалекий. Там, где другие видят коварный заговор, я вижу лишь дурацкое стечение обстоятельств. Где другие видят злой умысел, я вижу лишь досадную оплошность. Именно поэтому я считаю, что конфликт, возникший на "Интерпрессконе" вокруг премии "Странник" и доклада Андрея Столярова и который вот-вот может перерасти в настоящую войну, на самом деле не имеет под собой никакого идеологического, мировоззренческого основания, которое могло бы эту войну оправдать. Кстати, именно это обстоятельство и отличает нынешний конфликт от той "войны", которая велась несколько лет назад между нами – фэндомом и писателями "стругацковского" направления – и так называемыми "молодогвардейцами". Та война была одной из форм сопротивления тоталитарному строю, ибо противоположная сторона баррикады была одним из оплотов "империи зла": мало того, что была представлена плохой, бездарной фантастикой, так еще и впрямую ассоциировалась с КПСС, КГБ, цензурой и другими атрибутами режима.

Впрочем, та война давно закончилась – и закончилась она не так, как обычно заканчиваются все войны – не победой одной из сторон с выплатой соответствующих контрибуций другой, и не временным перемирием, дабы стороны могли произвести перегруппировку сил. Нет, она закончилась ничем, просто пшиком – вчерашние противники волею судеб оказались в разных измерениях, и теперь каждый имеет полное право считать, что это именно он потерпел победу – или одержал поражение. То, что по-прежнему издаются и, возможно, раскупаются (сие мне неизвестно: нет точных цифр – следовательно, нет доказательств) книги Павлова, Гуляковского, Щербакова и таких графоманов нового разлива, как Петухов и Малышев (которых тоже почему-то причисляют к "молодогвардейцам") для меня ровным счетом ничего не значит. Пусть их, как говорится – на вкус и цвет читателей нет, а графоманов и неумных издателей на наш век хватит.

К сожалению, кое-кто из коллег-писателей и коллег-фэнов, бывших ранее (и всегда) по эту сторону баррикады, никак не может остановиться в своей воинственной инерции. Если реальный враг исчез бесследно в другом измерении – что ж, найдем себе нового врага – в нашем. И находят.

Ладно, не будем засорять себе голову художественными образами, а перейдем к самой что ни на есть суровой правде жизни. Попытаюсь описать ситуацию так, как вижу ее я, человек недалекий и совсем не драчливый. Однако, прошу прощения, конкретные фамилии при этом называть воздержусь. Еще побьют.

Итак, один хороший писатель (и, кстати, мой хороший друг) делает на "Интерпрессконе" доклад о том, что такое плохая литература и что такое литература хорошая – и почему между ними не может быть вечного мира. Доклад, на мой взгляд, содержит в равной степени как положения спорные, так и бесспорные – однако дело, в общем, не в нем самом, а в сопутствующих обстоятельствах. Обстоятельства эти таковы, что накануне автор доклада получил некую литературную премию, при вручении которой произошел целый ряд досадных – и, видимо, неприятных для многих из присутствующих – накладок и недоразумений. Поэтому нет ничего удивительного в том, что во время прений по докладу другой хороший писатель (и тоже мой хороший друг), который премии не получил и почему-то уверовал, что не получит ее никогда, выступает с резким возражением, что доклад в корне неверен и вообще – если все это так, то он, имярек, – писатель плохой. Или, точнее – посредственный (такая, кажется, была формулировка). Наконец, третий хороший писатель (и опять-таки мой хороший друг) начинает откровенно переходить на личности, поминая при этом всуе семинар, в котором состоят оба ранее выступавших писателя и которым руководит ведущий заседание мэтр. После чего заваривается веселая кутерьма, в которой торты и оплеухи летают уже по поводу и без повода, но которая в отличие от стародавних чаплиновских комедий воспринимается отнюдь без гомерического хохота.

Ладно. "Интерпресскон" заканчивается, однако конфликт на этом не исчерпывается. Два хороших, талантливых редактора (и оба мои хорошие друзья) выпускают один за другим два номера толстого и прекрасно сделанного журнала (только под разными названиями), в котором не наговорившиеся устно полемисты получают полную возможность покидаться друг в друга тортами письменно – во имя свободы слова и на благо будущим историческим исследователям нашего грязного белья. В результате наезды всех на всех приобретают хаотический характер, среди тортов начинается эволюция сродни той, что была описана в рассказе А.Днепрова "Крабы идут по острову", а в некоторых тортах начинают обнаруживаться разной величины булыжники, а также кассетные ядерные боеголовки с блоком самонаведения. В частности, в дискуссию включается четвертый хороший писатель (и снова, черт возьми, мой хороший друг), который пригвождает к позорному столбу не спорные положения пресловутого доклада и не результаты присуждения пресловутой премии, а самого докладчика и лауреата, именуя последнего не иначе как "серый кардинал", "хам" и "карманный писатель с карманной премией" (извините, если слегка напутал в формулировках).

Так вот, с моей сугубо личной точки зрения все это выглядит достаточно неприглядно. И поэтому мне совсем не хочется разбираться, кто прав, кто виноват, и включаться в боевые действия на любой из сторон. Повторю еще раз раз: данный конфликт никакого идеологического стержня в себе не содержит и проистекает главным образом из-за накопившихся личных неприязней, несовпадения личных вкусов и столкновения личных амбиций. Более того – если конфликтующие стороны не наступят на горло собственным песням (и самолюбиям) и будут продолжать в том же духе, вовлекая в свои разборки все новых и новых бойцов, последствия окажутся весьма малоприятные. Не буду вдаваться в подробности – ситуация экстраполируется элементарно. Одно могу сказать наверняка – победителей не будет.

И еще несколько слов о моей собственной позиции. Пользуясь случаем, хочу проинформировать читателей "Двести" о том, что в начале сентября я сложил с себя обязанности ответственного секретаря премии "Странник", а также вышел из состава обеих номинационных комиссий – и "Странника", и "Бронзовой Улитки". Сделал я это не столько из-за того, что так уж сильно повлияла на меня вся эта драчка (хотя и не без того, конечно); главная причина, однако, в том, что со следующего года "Интеркомъ" наконец начинает выходить регулярно – в виде автономного критико-информационного раздела в московском журнале "Если". Для него – и для меня – это означает куда более широкую аудиторию, нежели ранее; следовательно, чтобы объективно освещать события, происходящие сейчас в фантастике, я просто обязан дистанцироваться от любых официальных и полуофициальных организаций, которые эти события производят. Элементарная журналистская этика, не более того.

Лирическое отступление второе, короткое.

Готовя свои ответы, я перечитал еще раз письма в "А"-номере журнала "Двести" и обратил внимание на одно обстоятельство, которое раньше от меня ускользнуло, а теперь буквально бросилось в глаза. И именно это обстоятельство, как мне кажется, сильно повлияло на раздувание нынешнего конфликта. Ведь какое письмо ни возьми – вовсе не о "Страннике" оно и не о Столярове. Это лишь повод. Авторы писем, говоря вроде бы о проблемах фантастики, на самом деле просто стравливают пар, сбрасывают напряжение, накопившееся от нашей нынешней дурацкой жизни со всеми ее такими неуютными проблемами. К сожалению, напряжение свое они сбрасывают не куда-нибудь на сторону, в безопасное место, а друг на друга. Именно поэтому Р.Арбитман наезжает на А.Свиридова с А.Приваловым, П.Вязников и С.Логинов – на А.Столярова, А.Больных – на Б.Н.Стругацкого, В.Казаков – на премию "Странник", Б.Штерн на коллег из бывшей метрополии, В.Окулов – на столичных фэнов, А.Лазарчук на фэндом в целом, а Н.Горнов – на А.Черткова.

На последнем наезде вынужден остановиться особо – понятное дело, почему. Хотя скажу честно – не очень мне этого хочется. Не вижу смысла подымать брошенную на пол перчатку на потеху охочей до скандалов публики. И в то же время – оставлять ее без внимания вовсе, наверное, тоже неправильно. Поэтому в двух словах.

Я думаю, нынешнее черное состояние души Николая Горнова объясняется просто. Вернувшись из Николаева в свой родной Омск, он с ходу погрузился в удушливые пучины бизнеса, унаследованного им от Павлова-младшего – со всеми его долгами, просроченными кредитами и бандитскими наездами. Это вам не "Страж-птицу" выпускать. Естественно, что Коля попытался найти точку опору, чтобы перевернуть Землю – прежде всего среди друзей-фэнов. Звонил он и мне: не может ли "TF" разместить какие-нибудь из своих заказов в омских типографиях? Я обещал выяснить ситуацию. Но ничего положительного для Горнова не выяснил. И Коля, видимо, обиделся: Чертков, мол, мэн крутой, в Питере прочно обосновался, кучу книг издал, миллионами, должно быть, ворочает, а старому товарищу помочь не хочет. Ну как ты ему объяснишь, что никаких миллионов я и в глаза не видел, особого влияния на финансово-производственную деятельность фирмы не имею, а живу на достаточно скромную зарплату, которую получаю за то, что работаю с текстами и их авторами? Не более того. Фирма же наша в данный момент не имеет возможность размещать какие-либо заказы в Сибири. И устраивать вокруг этого обстоятельства мальчишеские обиды ("руки подам – не подам") не только не имеет смысла, но просто глупо.

Короче, скажу так. Я надеюсь, что судьба будет к Николаю благосклонна, и он сумеет разобраться со всеми своими проблемами. И у меня дела, даст Бог, наладятся. И встретимся мы через год-другой-третий, с улыбкой вспомним о том, какими дураками мы были, и больше не будет, надеюсь, у нас повода заявлять с обидой в пространство: "Хороший был парень Колька (Андрюшка)…ов!"

Ты понял меня, Николай?

На этом, считаю, с лирическими отступлениями покончено. Могу переходить к ответам на неудобные вопросы.

1. Вопрос, казалось бы, простой. Потому что как еще я могу относиться к фэндому, если отдал ему добрых полтора десятка лет своей жизни? Если только благодаря ему я стал, как вы выразились, "профессиональным редактором фантастики"? Однако – не все так просто. Ибо в подтексте вопрос звучит совсем не так, как в тексте. Ведь не о том вы спрашиваете, ребята, как я лично я – отношусь к фэндому. А спрашиваете вы о том, какое влияние он, фэндом, оказывает на меня. А также: влияют ли на меня мнения и настроения, которые им продуцируются. Вот, скажем, есть такое мнение, что премия "Странник" – это прямое оскорбление всех честных советских фэнов. Или еще: в лице издательства "Terra Fantastica" мы имеем новую "Молодую гвардию", стремящуюся узурпировать власть в отечественной фантастике. А у меня вдруг странное ощущение – словно перенесся я на десять лет назад, в царство классовой черно-белой логики ("кто не с нами, тот против нас").

Что ж, господа хорошие, на сформулированный в подтексте вопрос отвечу прямо. Я действительно люблю и уважаю фэндом, более того – по-прежнему считаю себя его частью. Тем не менее, нынешние настроения, сложившиеся здесь, в этой среде, не разделяю и разделять не собираюсь. И потому, что работаю в пресловутом издательстве "Terra Fantastica" и уходить из него не планирую (если, конечно, самого оттуда не попрут). И потому, что знаю, какой ценой даются нам наши книги, которые вы читаете и которые вы – возможно, справедливо – критикуете. А также потому, друзья и коллеги, что фэндома, о котором вы так много говорите в последнее время, на самом деле давно не существует. Фэндом, по определению, это МАССОВОЕ движение ЛЮБИТЕЛЕЙ фантастики. Ну так и где оно? Где все те клубы, что составляли некогда Великое Кольцо? Где многолюдные конвенции, куда мог приехать любой неофэн и полной грудью вдохнуть в себя радость общения с себе подобными? Где фэнзины, выходившие ранее едва ли не в каждой деревне (и даже в Москве)? Ничего этого более нет. Прежний советский фэндом умер. А новый не возник – условий для этого пока не сложилось. То же, что мы по привычке именуем "фэндомом" – лишь небольшая тусовка из старых "профессиональных фэнов" – бывших завсегдатаев конвенций, председателей клубов и прочих фэн-активистов, которые слишком крепко сошлись друг с дружкой и слишком сильно любят фантастику (а также быть при фантастике), чтобы разбегаться по своим углам. К тому же, выражение "профессиональный фэн" нынче не выглядит простой фигурой речи. Потому что большинство из них (из нас) является реальными профессионалами – если не в роли редакторов и издателей, то уж, как минимум, книготорговцев. Однако вот что странно: претендуя по старой памяти на статус фэна, фэновским энтузиазмом иные из них (из нас) не очень-то и горят. Например, один мой хороший приятель (и это именно так – подчеркиваю!) признался мне как-то, что он с большим кайфом покупает все книжки российских фантастов, выпущенные "TF" – для себя лично, однако как сотрудник книготорговой фирмы связываться с их реализацией не хочет – хлопот больше, а финансовая отдача совсем не та, чем в случае с западным "верняком". Что ж, я его понимаю – однако в этом случае имею полное право задать вопрос: а кто же тогда больший фэн – издатель, выпускающий хорошие книги отечественных авторов себе в убыток, или торговец, который эти книги с удовольствием читает, а работать с ними – тем самым помогая выжить российской фантастике – отказывается?

Ну и как мне прикажете относиться к черной кошке в темной комнате? Тем более, что там ее, видимо, нет.

2. Значит, так: на выступлении Андрея Михайловича я, к сожалению, не присутствовал – в тот момент, закруглив все дела по "Страннику" и изрядно от этого утомившись, я ощутил острую потребность очутиться где-нибудь в другом, менее официальном месте. Каковую потребность с успехом и осуществил. Можете спросить об этом у… А, впрочем, не надо. Так что с докладом я знаком только в его письменном варианте. О том же, что происходило на заседании и что говорил уважаемый Борис Натанович, я знаю только по показаниям очевидцев, а это, согласитесь, не одно и то же, что собственные впечатления. В любом случае, не думаю, что тезисы Андрея Михайловича можно охарактеризовать как изложение точки зрения Бориса Натановича. Разумеется, определенное созвучие есть. Но иначе, наверное, и быть не может. Борис Натанович – руководитель семинара. Что означает – педагог. Было бы странно, если бы ученики не перенимали мысли и идеи своего Учителя, особенно если Учитель – Личность. Читайте об этом у тех же Стругацких – например, в "Полдне" или в "Отягощенных злом". И это касается не только Андрея Михайловича, но и многих других членов семинара. Меня тоже, наверное, можно обвинить в том, что если не в большинстве случаев (все-таки в семинаре я не столь давно), то уж в некоторых наверняка я высказываю мнение Бориса Натановича. Впрочем, ученики тоже бывают разные – одни все больше отмалчиваются, даже когда у доски, а другим и на месте не усидеть – им есть что сказать! Говорю об этом по собственному опыту: когда я работал в школе, у меня тоже были такие ребята, о которых до сих пор нет-нет да и вспомню. Однако лучшие ученики – не те, которые только повторяют за учителем, а те, которые, отталкиваясь от чужих мыслей, чужих идей, могут отправиться дальше – своей дорогой. И по опыту своего общения с Борисом Натановичем и Андреем Михайловичем (как на семинаре, так и вовне его) могу уверенно сказать, что на самом деле Столяров в своих идеях уже давно и во многом не совпадает со Стругацким. Быть может, именно поэтому Борис Натанович с таким вниманием относится к его идеям?

3. Этот вопрос действительно следует из предыдущего. Равно как и мой ответ – см. выше.

4. Наверное, я и в самом деле давно оторвался от фэндома, раз о бытовании такого рода мнения мне до сих пор известно не было. Отвечу так. Писатели – люди в большинстве своем откровенно честолюбивые (как, впрочем, и другие творческие люди). Это и не хорошо, и не плохо – это природа. Столяров может считать себя фигурой номер один в отечественной фантастике. Его право. Однако то же самое – и не без основания – может считать о себе Рыбаков. Интересно, а что думает про себя Щеголев? Неужели и в самом деле, что он посредственный писатель? Чушь! Не верю! Однако главное не то, что ты думаешь о себе сам – главное, чтобы это же думали о тебе другие. Я вот тоже считаю, что я лучший редактор в стране. Увы, члены жюри "Странника" со мной не согласились и выбрали в лучшие редакторы страны Ефима Шура – наверное, справедливо. А я вообще оказался на четвертом месте – после Гены Белова из "Северо-Запада". Ничего не поделаешь – значит, мало работал. Кроме того, есть еще один нюанс, который ставит под сомнение упомянутое в вашем вопросе "мнение". Дело в том, что Столяров не считает, что он пишет фантастику он считает, что пишет этакую "пограничную" современную прозу. Что ж, считать так – его право, однако все же первыми его заметили и признали именно любители фантастики. А что касается пьедестала, то это, право, несерьезно. Ни один уважающий себя писатель никогда не будет претендовать на пьедестал своих великих предшественников. Он будет строить собственный. Так вот: Андрей Михайлович себя уважает.

5. Помнится, в детстве меня волновал вопрос: а кто сильнее – слон или кит? Когда я стал постарше, этот вопрос меня занимать перестал. Потому что я понял: не имеет смысла сравнивать то, что сравнивать смысла не имеет. Когда я был простым фэном (ну ладно – простым фэнзинером), я тоже любил поразглагольствовать о премиях: эта премия хорошая, потому что за нее голосуют фэны, а та – г…, потому что ее присуждают за закрытыми дверями дяди в замшевых пиджаках, причем исходят не из художественных соображений, а из каких-то своих, нам непонятных. Например, всем сестрам по серьгам. Но с тех пор я стал чуть-чуть постарше (то есть – если и фэнзинером, то непростым) и перестал задаваться подобными вопросами. Точнее – они перестали меня волновать. Потому что каждая премия должна оцениваться исходя из тех задач, ради которых она учреждалась. И в этом плане все вышеуказанные премии: а) прекрасно дополняют друг друга; б) дают возможность всем, кто достоин, "не уйти обиженным"; в) предоставляют мне как журналисту массу материала для различного рода выводов и комментариев. Кстати, последний пункт имеет отношение и к тем премиям, которые вы почему-то в свой список включить постеснялись – скажем, "Золотой Змей". С другой стороны, раз "Золотого Змея" в списке нет, то это еще одно свидетельство того, что премии, в список попавшие, по-настоящему престижны.

6. Художественную значимость литературных произведений может определить только время. Пройдет десять-двадцать лет – что-то останется, а что-то умрет. И вполне допускаю, что останется произведение, которое не было в свое время удостоено лауреатской медали. В конце концов, ни Рэй Брэдбери, ни Курт Воннегут ни разу не получали "Хьюго". А кто сейчас, кроме специалистов (даже там, у них), помнит роман Марка Клифтона и Фрэнка Рили "Видимо, они были правы" ("Хьюго-55")? И кстати, если бы уже тогда, в 50-х, американцы имели "Небьюлу", Брэдбери и Воннегут могли бы и не остаться без заслуженных ими наград. Впрочем, не уверен. Потому что премии в первую очередь ориентированы не на шедевры (шедевр редко удостаивается признания сразу), а на текущую литературную конъюнктуру. Они оперируют понятиями относительного, а не абсолютного. Кроме того, каждая премия имеет свой механизм присуждения, в который заложена большая или меньшая степень лотерейности. Скажем, степень лотерейности Беляевской премии довольно невелика. Это не значит, что Беляевская премия плоха или необъективна – просто у нее такой механизм. А вот у "Странника" степень лотерейности весьма высокая, что, кстати, подтвердили присуждения этого года (например, по категории "художник" – я чуть со стула не упал). Причем, как мне кажется, не менее высокая, нежели у премии "Интерпресскон". И в этом плане "Гравилету" просто не повезло. Тем, что "Гравилет" не попал в финальный список, я был расстроен нисколько не меньше, чем Вячеслав Михайлович. Быть может, даже больше – тем более, что Булычев (чей роман "Река Хронос" я тоже оцениваю весьма высоко) приехать на "Интерпресскон" не соизволил (подробнее об этом – в ответе на 11 вопрос), а Рыбаков – вот он, здесь, злой и расстроенный. И я очень рад, что Слава получил "Бронзовую Улитку" и "Интерпресскон". Но это, опять-таки, не значит, что премия "Странник" менее объективна, чем те, которых был удостоен "Гравилет "Цесаревич". Потому что абсолютно объективных премий в природе не существует.

7. На мой взгляд, такая возможность совершенно реальна.

Во-первых потому, что ни механизм присуждения "Странника", ни состав жюри не представляют из себя некую железобетонную глыбу, придавившую своей тяжестью нежные молодые ростки. И механизм будет дорабатываться, и состав жюри расширяться – причем в первую очередь за счет тех авторов, которых вы перечислили. Во всяком случае, именно эти фамилии назывались в кулуарах жюри – и не только до того, как начался известный конфликт, но и много после. Следовательно, не стоит придавать проблемам чисто технического плана (а именно они сейчас наиболее сложны, уж мне поверьте) статус идеологических или эстетических разногласий.

Во-вторых, нет вещи более изменчивой, нежели эстетические предпочтения. Да, на коне сегодня турбореализм – то есть то направление, которое олицетворяют собой Лазарчук и Столяров (а также, отчасти, Пелевин). Это верно. Но назовите мне другие вещи последних двух лет, которые, будучи построены на иных эстетических принципах, были бы не просто отдельными вещами в себе, а укладывались бы в некое новое, отчетливо сформировавшееся направление. Я, например, такое направление назвать не могу. Но не исключаю, что оно вскоре появится. И если оно предложит нам новый взгляд на окружающий мир, или новую оригинальную литературную технику, то, думаю, его поддержат не только читатели, но и жюри "Странника". Включая и Столярова с Лазарчуком.

И, наконец, в-последних. Все упомянутые вами авторы – люди талантливые. Единственное, с чем у них проблема – не успели вовремя попасть в издательскую струю. Или выпали из этой струи по не зависящим от них причинам. Проблема Публикации – это действительно Проблема. Однако нынешняя черная полоса, я уверен, пройдет; не может не пройти. А вот тогда преимущество будет у тех, кто не только талантлив, но и пишет, пишет, пишет, несмотря ни на что – пусть даже и в ящик стола. И в этом плане, как мне кажется, наиболее предпочтительные шансы у Тюрина, Иванова и Лукьяненко. Потому что они пишут. И пишут много. А вот Логинов, скажем, смастерив два года назад хороший роман (то, что он до сих пор не вышел – просто тотальное невезение, с давних пор преследующее Славу), с той поры, насколько мне известно, почти ничего не написал. Или Щеголев – взяв пример с Измайлова, он переключился на боевики. Дело тоже хорошее, но стоит ли тогда рассчитывать на премии по фантастике? Далее, что делает Штерн, я просто не в курсе. Зато в курсе, что делает Вершинин – большую политику на Малой Арнаутской. Лучше бы он делал малую прозу. Хоть на Большой Арнаутской, хоть на Дерибасовской. Поэтому какие тут к черту эстетические принципы…

8. И опять, господа, вы передергиваете карты. Кто сказал, что "Странник" – самая престижная премия в российской фантастике? Столяров? Так ему просто хочется так считать. Точно так же, как Николаеву хочется считать (хотя по присущей ему скромности он этого ПУБЛИЧНО не говорит), что самые престижные премии – это "Бронзовая Улитка" и "Интерпресскон" – то есть те премии, которые придумал и которые организовывает он, Николаев. Причем "Улитка", присуждаемая лично Борисом Натановичем, по своим результатам весьма близка к "Страннику" – не означает ли это, что и она поддерживает вышеупомянутое литературное направление в его желании быть генеральным? Ах да, вы сошлетесь на "Гравилет" Рыбакова. Да ни о чем этот пример не свидетельствует! "Странник", в отличие от "Улитки", присуждался пока один только раз. Вот когда он три-четыре года подряд будет присуждаться Столярову, Лазарчуку и другим очень похожим на них авторам (таковых я, кстати, не знаю), тогда и можно будет делать оргвыводы. А пока лучше обойтись без таких громких слов, как "подавление свободы творчества". КГБ столько лет не мог ее подавить, а Столяров со товарищи – раз-два и подавят? Право слово, на месте Андрея Михайловича я бы возгордился до небес.

(Написал все это и вдруг подумал, что шансы у Столярова и Лазарчука и на следующий год весьма высоки – у них вышло по роману в "толстых" журналах, а что могут им противопоставить другие претенденты? Ох уж эта Проблема Публикации!).

9. Опять двадцать пять за рыбу деньги. Когда-то у меня было историческое образование. Правда, с упором на марксизм. И хотя ни от того, ни от другого в памяти почти ничего не осталось, кое-что я все же помню. Например, то, что не стоит делать далекоидущих выводов, опираясь на недостаточный набор фактов. Во-первых, повторюсь, премия вручалась один только раз. Во-вторых, я имел дело со всеми членами жюри и знаю, что голосовали они исходя не из каких-то чуждых или нечуждых им эстетических принципов, а из того, какая пятка зачесалась у них в этот момент – правая или левая. И из того, сколько рюмок коньяка было принято ими накануне. Я, естественно, утрирую, но, право слово, странно слышать, как из уважаемого Андрея Михайловича пытаются сотворить Сергея Владимировича Образцова, а из остальных уважаемых членов жюри – Образцово-Показательный Краснознаменный Кукольный Театр Для Детей и Взрослых Всея Руси.

10. Наконец-то вопрос по существу. Поясняю. Борису Натановичу Стругацкому бюллетени для голосования были выданы первому – на несколько дней раньше, чем другим членам жюри. Просто так уж получилось. И вот в эти-то несколько дней с подачи Булычева (весьма щепетильного в вопросах этики человека) и было принято решение, что произведения членов жюри в выдаваемых им бланках будут вычеркиваться секретарем – пусть даже это несколько ослабит тайну голосования. Так что остальным членам жюри бланки я выдавал уже почерканные. А Борису Натановичу я отзвонил (или спросил при личной встрече – уже не помню): как мы будем поступать с повестью Ярославцева? Он сказал, что поскольку его участия в этой вещи почти что не было – процентов пять или десять, то он считает себя вправе голосовать за нее на равных основаниях. Впрочем, он еще подумает. И я оставил этот вопрос на его усмотрение. Тем более, что случай этот не просто сложный – уникальный случай. Такое, увы, уже вряд ли когда-нибудь повторится.

11. Игорь Всеволодович не приехал потому, что ему, наверное, не очень-то хотелось на "Интерпресскон". Я звонил ему до последнего момента, даже билет на поезд ему заказал. Но он сослался на сложные семейные обстоятельства – и не приехал. Не спорю, семейные обстоятельства тоже имели место, однако причина все же, наверное, была в другом – и это самая моя существенная недоработка по линии "Странника". Так уж случилось, что Булычев оказался единственный, кому я не сумел доставить все необходимые тексты из номинационного списка. Предполагалось, что он получит тексты от Владимира Дмитриевича Михайлова, которому их в свою очередь организуют московские ребята (я слезно просил их об этом одолжении, ибо с текстами завал был полнейший, да к тому же ведь это еще и другой город). Однако что-то там не сложилось, и до Булычева тексты своевременно не дошли. По номинационному списку он проголосовал по телефону (тайну голосования обеспечивал Борис Натанович – он же и провел подсчеты по первому туру), при этом лакун в его бланках было действительно немало. Что же до финального голосования… "Андрей, ну как я могу голосовать за произведения, которые я не читал?" сказал мне Игорь Всеволодович за два дня до "Интерпресскона" – и был совершенно прав. Так что неприезд Булычева – вина моя и только моя. Но никаких других этических нюансов, подразумеваемых в формулировке вопроса, я думаю, не было.

12. Честно говоря, я не был стопроцентно уверен, что премию получит "TF". Как ни странно, серьезные шансы были у "Текста", хотя это издательство успело насолить многим из членов жюри (в подробности вдаваться не имею права, да и не очень я в курсе). Кроме того, члены жюри в силу чисто этических соображений могли отдать предпочтение вообще кому-нибудь третьему – например, "Северо-Западу" или "Миру". Если бы я был стопроцентно уверен, что эта лотерея беспроигрышная, то я сказал бы об этом Ютанову, и он, уверен, снял бы "TF" из номинационного списка. С другой стороны, просто обидно – впервые появляется премия (пусть даже и нами придуманная), в которой имеется такая категория, а мы что – в стороне? Ведь что-то такое для фантастики мы сделали за эти два года, не правда ли? Причем не денег ради если бы мы работали лишь из-за денег, то и книжки гнали бы совсем другие, да и о премии этой речь бы, наверное, и не зашла. Никакая это не реклама на самом-то деле (по крайней мере, сейчас), а лишь сплошная морока и огромные траты. А в общем-то, черт с ним со всем – что вышло, то вышло. Каждый может иметь по этому поводу собственное мнение, я же, наверное, не имею никакого. Можете меня за это повесить.