Текст книги "Ханский ярлык"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

15. НА ХАНСКИЙ СУД

Юрий Данилович с братом Афанасием в сопровождении полусотни гридей прибыл в Новгород в ненастный осенний день. В закрытой плетёной повозке среди подушек и шуб приехала с ним и Стюрка, «зарубившая себе на носу» никогда не отставать от князя во избежание грехопадения.

В многодневном пути от Москвы на ночёвках, случались ли они в веске или в чистом поле, князь забирался в повозке в жаркие объятия наложницы. И едва ль не до полуночи скрипела и покачивалась телега, словно бы продолжая своё дневное путешествие.

Гриди, ночевавшие около, посмеиваясь, негромко зубоскалили меж собой:

   – Поехал наш Данилыч в мягком седле.

   – Нет шоб нам дал проехаться...

   – Вот и усни тут при таком скрипе и пыхе.

   – Романец, а Романец...

   – Ну чего?

   – Ты навроде в этом седле езживал. Как оно? А?

   – Идите к чёрту.

Романцу слушать эти ночные скрипы и пыхтенья было особенно горько. Он хорошо помнил ту жаркую близость со Стюркой за поварней, потом счастливейшую покупку. Не забыл её, прижавшуюся у него за спиной на коне, упирающуюся тугими грудями в его лопатки. И что было обиднее всего, что сам же князь сосватал её в жёны Романцу и ту же ночь отобрал. А она? Тоже хороша. Словно и не было ничего меж ними. Помнил, как спустила по лестнице, едварёбра не переломав. Вот сучка! А теперь ещё и взглянуть на неё не моги под страхом потери живота.

Никого не посвящал Романец в эти горькие думы, более того, скрывал их от окружающих, а тем более от князя и самой Стюрки.

Появление Юрия Даниловича в Новгороде было встречено славянами радостно, тем более что он обещал послабления в сборе дани. Погорельцам простил все недоимки. А к корельскому городу, захваченному немцами, отправил с дружиной князя Фёдора, едва тот воротился с Волги.

Фёдор Александрович приступом овладел взбунтовавшимся городом, перевешал и иссёк едва ли не половину его жителей. Объявил уцелевшим, что-де они вновь присовокуплены к Новгороду, и воротился победителем. Успех этот приписывался Юрию Даниловичу, поскольку по его приказу князь Фёдор отправился в поход. Как тут не прокричать ему: «Ты наш князь». Прокричали.

Но случилась одна закавыка, помешавшая настоящему торжеству. Неожиданно заупрямился архиепископ Давыд, который должен был принять от князя Юрия клятву в верности Новгороду и дать поцеловать ему крест.

   – Как хотите, но я не могу переступить через крестоцелование великому князю Михаилу Ярославичу, – заявил Давыд.

   – Да ты что, владыка, – убеждал его Михаил Павшинич. – Князь Михаил давно расплевался с нами. Когда он был здесь? Не упомню.

   – Он в Орде и вполне удерживаем ханом.

   – А что натворил его наместник? Он же обворовал нас.

   – Крест нам целовал князь Михаил, а не наместник. Если б мы дождались Михаила, он бы наверняка наказал корыстолюбца. Наверняка.

   – Но без твоего благословения князь Юрий Данилович... как бы это сказать...

   – Беззаконен, – подсказал архиепископ.

   – Ну да. Ты, владыка, выступаешь против всего Новгорода. Так?

   – Нет, сын мой, я выступаю против клятвопреступления. Какой же я буду духовный пастырь, если стану переступать через крест? Давно ли вы кричали Михаилу: «Ты наш князь!» А ныне зовёте другого на его место.

   – Но Новгород издревле волен в князьях, владыка Давыд. Издревле.

   – Верно, волен, но на законных основаниях. Надо вначале было, объявив Михаилу Ярославичу его вины, указать ему путь. Вы это сделали? Нет. А сразу на живое место стали звать другого князя. Младшего. Заведомо нарушая издревле принятое: Новгородом владеет только великий князь. Вот станет Юрий Данилович великим князем, пожалуйста, я благословлю его на наш стол. А ныне Михаил Ярославич великий, и я верен его ряду.

   – Но он же целовал крест ещё Феоктисту.

   – Ну и что? Я принял святой стол от Феоктиста, Царствие ему Небесное, и верен всем его рядам.

   – Но князь Михаил-то в Орде.

   – Тем более. С ним там и митрополит, кстати. И наверняка он – высший иерарх Русской Церкви – одобрит моё решение.

Не преуспев в разговоре с архиепископом, Михаил Павшинич напустил на него завзятого краснобая Степана Душиловича. Но и у того ничего не вышло. Воротился он от владыки потный и красный. И на удивление был краток в объяснении своей неудачи:

   – Он это... – и покрутил у виска указательным пальцем, что обозначало вполне понятное: мол, спятил. – Зря мы его выбирали.

Бояре ломали голову: как объяснить Юрию Даниловичу задержку с благословением владыки? Хорошо, хоть сам князь не напоминал об этом: возможно, догадывался о затруднениях вятших.

Обосновавшись на Городище – пристанище всех князей, – он обживал дворец, веля каждый день топить все печи, тем более что начиналась зима:

   – Чтоб живым духом пахло, не мертвечиной.

Живой дух во дворец привносила и Стюрка, переходя по горницам, бормотала молитву заговорную, отгоняя отовсюду злых духов.

   – Во имя Отца и Сына и Святого Духа, – крестилась она. – Стану я, раба Божия Стюрка, благословись. Поднимается царь грозная туча, и под грозною тучей мечется царь-гром, царица-молонья. Как от царя-грома и от царицы-молоньи бегут враги и дьяволы лесные, водяные и дворовые и всякая нечистая тварь в свои поместья – под пень и под колоду, во озеро и во омуты, и так бы бежали от живущих во оных хоромах и от меня, рабы Божьей Стюры, и света души моей князя Юрия бежали всякие враги и дияволы лесные, водяные и дворовые под пень и под колоду, во озеро и во омуты безотпятно, безотворотно, век по веку, отныне и до века, аминь.

Княженье Юрия Даниловича в Великом Новгороде, как он считал, началось вполне успешно. Корел усмирил, погорельцам долги простил. Куда уж лучше? А то, что там владыка что-то бурчит, пусть его. Может, и впрямь из ума выжил к старости.

Из Москвы от брата Бориса и Родиона Несторовича тоже вести вполне благополучные. И вдруг громом средь ясного неба явилось на Городище уже в конце зимы посольство от хана:

   – Князь Юрий, великий хан положил на тебя гнев свой. Царь Узбек зовёт тебя.

   – За что? – перетрусил Юрий Данилович.

   – За то, что ты не явился пред его светлые очи.

   – Но я думал, зовут лишь великих князей.

   – Звал царь всех. Но это не все. Ты, воспользовавшись отсутствием великого князя Михаила Ярославича, захватил его земли, грозил его городу. Царь Узбек взъярён твоим самоуправством и немедленно требует тебя на суд.

   – Но какой будет суд царя? – свял князь Юрий.

   – Справедливый и беспощадный.

«К чему он может присудить? – подумал бедный князь. – Неужто?»

Татарин, словно услыша мысли его, молвил вполне откровенно:

   – Может, и к смерти. На это будет воля царя.

   – Когда ехать?

   – Хоть сейчас. Мы готовые и будем провожать тебя до самого царя. Мы отвечаем перед ним за твою голову.

Это приглашение на ханский суд испугало князя. Он по себе знал, как скоры властью владеющие на расправу. Когда-то он, и глазом не сморгнув, обрёк рязанского князя на смерть. Неужто пришёл его черёд подставлять свою выю под меч палача?

Ночью, лёжа со Стюркой, он поведал ей о своих опасениях.

   – Бежать надо, милый, – молвила ласково наложница, прижимаясь всей грудью к ненаглядному.

Однако на сей раз чары не сработали. Юрию Даниловичу было не до Стюркиных прелестей. Страх подавил в нём все желания, он даже оттолкнул её.

   – Молчи, дура. Бежать. Куда бежать? Подумала?

   – А хошь бы и к немцам.

   – Ну, умница, – с издёвкой молвил князь. – Я немцев только что расколошматил в корельском городке – и к ним же прибегу спасаться. Ты соображаешь, что говоришь?

   – Их колошматил князь Фёдор, не ты же.

   – Ну дура, ну дура. Князь Фёдор бил их по моему приказу, с моей дружиной. Немцы меня повесят на первом же суку.

   – Ну, тогда в Краков.

   – А поляки выдадут Орде.

   – Тогда не знаю. Знаю, что надо бежать. А куда? Сам думай.

   – Не знаешь – молчи.

   – Я молчу.

   – Вот и молчи.

Князь Юрий сердился на Стюрку ещё и потому, что она сказала о том, о чём он втайне сам подумывал, но говорить вслух не решался, дабы не прослыть трусом. И за мысль, высказанную бабой, он не мог сразу ухватиться из гордости. Вообразит ещё, дура, что князь только её и слушает.

Спалось князю в эту ночь плохо. Снилось Бог весть что. То вроде он бежит куда-то, то за ним кто-то гонится и вот-вот схватит, а у него ноги почти не двигаются. Наконец его схватывают, и князь в ужасе просыпается. Сердце зайцем в силке колотится от пережитого страха.

«Ох, не в руку ли сон? – подумал Юрий Данилович. – Неужто бежать придётся?»

Но утром, когда вышел во двор, понял: бежать не придётся. Кругом татары. Толкутся у конюшни, и даже у ворот их малахаи видны. Обложили, как медведя в берлоге. И навстречу, скалясь в ухмылке, посол Алчедай:

   – Ну как спалось, князь?

   – Хорошо, – буркнул Юрий Данилович с едва скрытой ненавистью.

   – Значит, едем?

   – Едем. Но мне распорядиться надо.

   – Распоряжайся, князь, распоряжайся, – молвил татарин всё с той же ухмылкой, а Юрию подумалось: «Знает поганая харя, что меня ждёт. Знает. Вишь, как говорит ехидно, словно покойнику».

После завтрака призвал к себе Юрий Данилович князя Фёдора и брата Афанасия.

   – Ну, поди, знаете, что зовёт меня Узбек на суд?

   – От тебя только слышу, – сказал Афанасий. – А за что?

   – Вроде за то, что раньше не приехал за ярлыком. Но я думаю, Михаил там на меня нажалился за Новгород.

   – Но ведь тебя сами новгородцы позвали.

   – Сами. А попробуй докажи. В общем, так, други, ты, Фёдор, останешься за наместника.

   – А я? – спросил Афанасий.

   – Ты князь, Афоня. Князь. Но Фёдор старше тебя, опытнее, так что слушай его. Держитесь друг за дружку.

   – А как с Михаилом быть? – спросил князь Фёдор.

   – С Михаилом? – задумался Юрий Данилович. – С ним мира не будет, это ясно. Из-за него, может, меня и зовёт Узбек. Он наверняка попытается Торжок захватить. Вам его надо упредить.

   – Ну, это мы сможем, – молвил Фёдор. – Снег сойдёт, трава вырастет, и выступим. А не пойдёт ли он на Москву?

   – Вряд ли. Ему Новгород доставать надо сейчас. Да и в Москве Родион Несторович, Михаил об него зубы поломает.

Тем, что Юрия Даниловича зовут в Орду, да ещё и на суд, князь Фёдор был доволен, хотя старался не показывать вида. Суд ханский всегда короток и неумолим: смерть. Фёдор был уверен, что Юрий из Орды не воротится. Тогда Москва уж не станет угрожать Ржеву, с Афанасием договорится, ну а Борис его не ослушается. Так думал Фёдор, но внешне высказывал обречённому Юрию сочувствие:

   – Я вот что тебе посоветую, Юрий Данилович, возьми с собой побольше даров. Может, удастся отдариться.

   – Это само собой, – согласился Юрий. – Заеду в Москву, захвачу казну с собой, мехов, драгоценностей.

   – Можно и Новгород пощипать.

   – Нет-нет. Новгород нельзя. Вон наместник тверской пощипал, и дали ему по шеям. Новгороду я дал облегчение, пусть так и остаётся. Он твёрже за нас будет стоять. Славянам-то кто потакает, за того они и вопят на вече.

Алчедай не разрешил Юрию взять с собой много гриди.

   – Зачем? Моих воинов-татар вполне достаточно. Что ли мы тебя не укараулим?

И опять эта ненавистная ехидная ухмылка. Если б кто из своих так посмел ухмыляться, князь бы ему всю рожу плетью исполосовал. А этот лыбится, погань. Знает свою силу.

Разрешил татарин князю взять с собой и Стюрку.

   – Бабу можно. Она в дороге годится. Это вещь нужная. Хе-хе-хе.

Передав своего засёдланного коня Романцу, Юрий Данилович влез в телегу к Стюрке, опустил холщовую занавеску. Так и он никого не будет видеть, и встречные его не узрят.

Наконец тронулась коляска, закачался, заскрипел короб, зацокали вкруг копыта татарских коней.

   – Словно в полон везут, суки, – процедил сквозь зубы Юрий Данилович.

Рядом, у плеча, Стюрка точила слёзы, лепетала всхлипывая:

   – Хосподи, и за что ж нам такое наказание?

Это раздражало князя, он отталкивал от плеча её голову, ругался грязно:

   – Не каркай, ворона. Заткнись!

16. ПОБЕДА МИХАИЛА ЯРОСЛАВИЧА

Хан Узбек, отпуская от себя Михаила Ярославича, придал ему двух послов татарских Таитемира и Имар-Ходжу, старого знакомца князя. С этими послами шёл и татарский отряд конников.

   – Я отпускаю с тобой самых уважаемых моих людей, – сказал Узбек. – Они подтвердят на Руси твоё право на великокняжеский стол. И не только словом, но, если понадобится, и оружием. А с недоброжелателем твоим Юрием Московским я разберусь, пусть только явится.

Михаил Ярославич возвращался на Русь окрылённым. Ещё бы, его великокняжеский ярлык был снова подтверждён, а главный соперник, Юрий Данилович, вызван к царю на расправу.

Правда, во Владимире несколько охладил его торжество митрополит Пётр:

   – Однако неладно, сын мой, тащить поганых за собой в наш дом. Ох, неладно.

   – Но их навелил мне хан, владыка. И потом, Даниловичи доброго слова не понимают. Не успел я отъехать, а они уж в Новгороде уселись.

   – Я их не оправдываю, сын мой. Но и тебя одобрить рука не подымется. По Андреевой стежке пошёл, князь, по Андреевой. А она к добру никогда не приводила. Ай запамятовал?

Где ж тут запамятовать? Любой приход татар на Русь добром никогда не кончался, даже когда являлись они вроде с благими намерениями – помирить перессорившихся русских князей. Всегда уходили в Орду, хорошо нагрузившись и ополонившись.

Родная Тверь встретила князя Михаила с великой радостью. Ещё бы! Отсутствовал едва ли не два года. Сыновья выросли, возмужали. Дмитрий почти вровень с отцом стал, правда, потоньше. Узнав о его противостоянии с новгородцами в подробностях, князь похвалил:

   – Вот и хорошо, что миром разошлись.

Он понимал – сцепись Дмитрий со славянами, наверняка был бы разгромлен, а то и убит. Слава Богу, обошлось.

Однако ждала в Твери великого князя и неприятная новость: только что полученная потаённая грамота от Данилы Писаря, в которой сообщалось, что князья Афанасий Данилович и Фёдор Александрович собираются идти на Торжок и далее на Тверь.

   – Ну что ж, – молвил, хмурясь, князь, – встретим. Как говорится, на ловца и зверь бежит.

   – Но князь Фёдор, сказывают, немцев побил в кореле, – заметил Дмитрий. – Удачлив вельми. И смел, говорят.

   – Говорят, что в Москве кур доят. Пойдёшь со мной, Митя. Попробуем рога сломить Афанасию с Фёдором. Они тут без меня, вижу, обнаглели.

Победа над немцами в корелах вскружила голову Фёдору Александровичу, поэтому, собираясь в поход на Тверь, они с Афанасием решили обойтись без мизинных ратников.

   – Нам достанет дружины, – сказал князь Фёдор.

Это отчасти объяснялось экономией. Большой полк – большие траты. А ныне время в Новгороде нелёгкое. Кое-как оклемываются славяне после пожара, после двух голодных годов. А тут снова рать. Да и никто Новгороду пока не угрожает. Не настроен был Новгород на драку, хотя дружину князьям вооружил хорошо, отпустил с ними посадника с тысяцким: «Идите, воюйте, добывайте собе чести, а городу славу».

Два супротивных полка – новгородский и тверской – встретились недалеко от Торжка. Выстроились, исполнились к сече.

Михаил Ярославич послал татарский отряд во главе с Таитемиром в обход новгородцам.

   – Укрывайся за лесом в лощине и нападай не ранее меня, – наказал князь. – Начну я. Когда втяну всю их дружину в сечу, тогда и ударишь сзади.

   – Хорошо, – согласился татарин, отлично понимая, что чем позже он вступит в сечу, тем лучше для него. Меньше потеряет, больше возьмёт.

   – И ещё. Князей бери живыми. Они мне живыми нужны. Особенно Афанасий.

Лукавил несколько князь Михаил, не очень-то они ему нужны были. Но не хотелось стать убийцей родственников, хотя бы и дальних. Афанасий вспомнился почему-то замерзшим, сопливым, зарёванным мальчишкой, когда он сбежал с Александром от старшего брата. И вот, пожалуйста, то прибегал с жалобой, а ныне с мечом пришёл на заступника.

«Ах ты, чертёнок, – думал об Афанасии князь Михаил. – Ну погоди, пленю, я тебя тоже за уши оттаскаю, как когда-то Юрий в Москве. Зажило ухо-то, зажило. Забыл? Я напомню».

Наказал и Фёдору Акинфовичу, занявшему место в челе полка:

   – Афанасия мне живого доставь. Слышь, Фёдор?

   – Попробую, Михаил Ярославич, – неуверенно отвечал Фёдор, не забывший ещё гибели отца, который собирался пленить переяславского князя Ивана Даниловича, а вместо пленения Ивана свою голову потерял.

Иван Акинфович встал на правом крыле и тоже получил от князя приказ: «Афанасия взять живым». Иван сразу догадался: «Ага, жалеет сродного брата». Но обещал гораздо твёрже Фёдора:

   – Попадётся, не упущу, Михаил Ярославич.

Новгородский посадник с тысяцким и Фёдором, посовещавшись, решили Афанасия к сече не приобщать: «Ещё молод! Пусть со стороны посмотрит».

И князь Афанасий Данилович остался с несколькими ближними гридями на опушке леса, откуда плохо было видно поле предстоящей сечи. Один из гридей по его приказу забрался на самый верх крайней берёзы.

   – Смотри за боем и всё сообщай мне.

Тот, усевшись на развилке, обрубил засапожником несколько веток, заслонявших зрелище, и крикнул:

   – Князь, я всё хорошо вижу.

   – Ну, что там?

   – Тверичи, кажись, пошли... Да, да, левым крылом мчатся на наших. И чело двинулось.

   – А князь Фёдор где?

   – Он под прапором[199]199
  Прапор – знамя.


[Закрыть]... Вот выхватил меч и помчался на них... Да... Да...

Потом наблюдатель умолк, но и без него Афанасий видел, как схлестнулись там, на поле, сражающиеся.

   – Чего молчишь?

   – Да худо дело, князь.

   – Говори, дурак, что худо?

   – По дальней лощине нам в спину пробираются, кажись, поганые.

   – Ты что?! – взволновался Афанасий. – Серьёзно?

   – Да куда уж серьёзней. Это татары, князь.

   – Олфим, – обернулся князь. – Скачи, предупреди посадника или тысяцкого: татары в засаде.

Гридь хлестнул коня, поскакал туда, где клубилось сражение.

   – Не найдёт он там их, – вздохнул кто-то за спиной. Афанасий взглянул вверх, крикнул зло:

   – Ты чего молчишь, где?

   – Так там каша, князь.

   – А татары? Татары где?

   – Там же.

   – Где там же?

   – Ну в лощине.

   – Что они делают?

   – Стоят.

   – А Олфима видишь? Где он? Что делает?

Тот, наверху, не отвечал. Афанасий озлился того более:

   – Ты оглох там?

   – Нет.

   – Что с Олфимом?

И опять наверху молчание. Афанасий закричал:

   – Почему не отвечаешь, гад?!

   – Татары пошли! – заорал громко сидевший наверху.

   – Где Олфим, тебя спрашиваю?

   – Фимку срубили... Наши бегут... Стяги кинули... Татары насели... Посадника убили...

Наблюдатель кричал уже без подстегиваний, а внизу встревоженные гриди без команды князя подтягивали поводья, шевелили плетьми, готовые в любой миг сорваться с места.

Афанасий Данилович был в растерянности: «Как же так? Фёдор же обещал, что разнесёт их в пух и прах. Откуда взялись татары?»

Наконец сверху донеслось паническое:

   – Надо тикать, князь.

И наблюдатель, ломая сучья, кубарем слетел вниз, отвязал поводья, вскочил в седло.

Все кинулись было в сторону, но гридь, только что свалившийся сверху, заверещал:

   – Не туда-а! Там татары. Вот сюда, через лес.

Разгром новгородцев был сокрушительный. Даже сам Михаил Ярославич не ожидал этого. Конечно, свою роль сыграли конники Таитемира, врезавшиеся в тылы славян. Но как в дальнейшем выяснилось, новгородский полк был чуть ли не вдвое меньше тверской стороны. Пожалуй, это и предопределило исход сражения. Ратников-пешцев, набиравшихся обычно из мизинных, на этот раз не было, понадеялись на княжьих конников, столь доблестно справившихся с немцами в корелах. Но тут счастье изменило новгородцам.

В скоротечной сече погибли посадник и тысяцкий, но князь Фёдор ускакал. Не оказалось ни среди убитых, ни среди пленных и Афанасия Даниловича.

Вечером у костра Михаил Ярославич, собрав начальников, говорил:

   – Завтра я с Таитемиром скачу следом за остатками их до самого Новгорода. Жало у змеи не вырвано, пока Фёдор с Афанасием на воле. Ты, Иван Акинфович, с Дмитрием остаёшься на костях[200]200
  ...остаётесь на костях – на поле боя.


[Закрыть]. Соберёте оружие, коней, телеги, пленных заставите рыть скудельницы и схороните павших.

   – Всех? – спросил Иван.

   – Всех. И наших и славян, чай, тоже православные. После этого погоните полон в Тверь, запрете в порубы. Если явятся покупники, продавайте. Я ворочусь, разберусь с остальными.

   – А я? – спросил Фёдор Акинфович.

   – Ты едешь со мной, Фёдор. Сядешь наместником.

   – Опять? – скис Акинфович.

   – Да-да, опять. Что? Наломал, видать, там дров, да? Оттого и турнули. Да? Ничего, сам свои грехи будешь замаливать.

Отвечать Фёдору Акинфовичу было нечем. Он-то знал свои «грешки» перед Новгородом и «замолить их» не очень надеялся. Оттого и скис.