Текст книги "Скопин-Шуйский. Похищение престола"
Автор книги: Сергей Мосияш
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 30 страниц)
Яков Делагарди всегда у князя Скопина гость дорогой. Оно и понятно: ратное поле сдруживает крепче родства. Вот и на этот раз, поговорив о приготовлениях к походу, сели вдвоем за стол. Фома, как водится, принес корчагу хмельного меда, рыбку жареную, икорку черную, яблоки моченые и калачей свежих. Все поставил на стол, наполнил чарки и исчез, оставив воевод вдвоем.
После первой же чарки Делагарди заговорил:
– Михаил Васильевич, надо скорей идти на Смоленск.
– А чем коней кормить будем, Яков?
– Дело не в конях, Михаил.
– А в чем?
– Мне не нравится, как к тебе при дворе стали относиться.
– Мне, может, тоже не нравится, Яков Понтусович. А что делать?
– Делать то, князь, на что мы с тобой назначены – воевать. А при дворах… при любых и при нашем тоже одно занятие – поедать друг друга, кто кого опередит.
– Я никого не собираюсь есть, – отшутился Скопин.
– Тебя съедят, Миша, тебя. Вот чего я боюсь.
– Не бойся, Яков. Подавится, – молвил твердо Михаил Васильевич, наполняя чарки. – Ты лучше напомни Горну о пушках. Пусть лично все принимает после ремонта.
– Еверт знает свое дело, Миша, а на лишний помин может обидеться.
– Вот этим мне и нравятся шведы, – сказал Скопин. – Прикажешь ему и можешь не беспокоиться, сделает все в лучшем виде. А нашему долбишь, долбишь… Пока он рукава засучит, пока развернется. Плюнешь, да и сам сделаешь.
Делагарди засмеялся, похлопал ласково Скопина по плечу:
– Эх, Миша, Миша, хороший ты человек. А беречься не умеешь.
– На рати беречься – победы не видать, Яков.
– Я не о рати, я о завистниках. Слишком много их у тебя при дворе. А это чревато…
– Ну хорошо, Яков, перед маем выступим.
– За сколько дней?
– За неделю.
– Ну вот это уже другой разговор. За это не грех выпить.
У храма Покрова на Рву сидел гусляр на ременном стульце, перебирая струны, пел подсевшим осипшим от старости голосом:
…Он правитель царству Московскому,
Обережитель миру крещеному
И всей нашей земле светорусския,
Что ясен сокол он вылетывал,
Как белой кречет он выпархивал,
Выезжал воевода московский князь,
Скопин-Шуйский Михайла Васильевич…
Ах как хотелось Дмитрию Ивановичу пнуть по этим гуслям Ногой, чтоб разлетелись на щепочки и дать оплеуху этому гугнявому старикашке, слеподыру несчастному. Гусляр и впрямь был слеп или прикидывался незрячим.
Ударь такого, мигом сотня заступников сыщется. Эвон развесили уши, слушают. Тронь старикашку пальцем, взовьются как бешеные: «Ах ты убогого! Да мы тебя!» И ведь побьют, не посмотрят, что князь. Чего доброго, и убить могут.
Зато надо братца царствующего порадовать. Все не верит, все отмахивается, еще и посохом норовил ударить. Прибежал Дмитрий во дворец: «Где царь?» «В Думе, в Грановитой».
Прождал до обеда у кабинета в приемной. Появился Шуйский с Мстиславским, кивнул брату: погоди, мол. Дождался, когда ушел от него Мстиславский. Вошел, прикрыл плотно дверь за собой:
– Вот ты серчал давеча из-за Скопина. Вон у Покрова гусляр уж в песне его царства Московского правителем навеличивает.
– На кажин роток, Митя, не накинешь платок, – вздохнул Шуйский. – Попоют, попоют да и перестанут. А Скопин что? Не сегодня завтра на войну идет, а там всяко может случиться. Пуля-то не разбират, кто перед ней – смерд ал и князь. Да и потом, окромя его некого боле на короля слать. Измельчали воеводы-то, всяк токо о своей корысти мнит. Забыл, сколько их к Вору перекинулось? А Михайла, слава Богу, мне прямит. Со шведами ладит пока.
– Вот именно «пока».
– Ну а там видно будет.
Не решился Василий Иванович открывать брату, чем юродивая его оглоушила. В свое время по пьянке обещал престол ему отказать, ежели наследник не родится. Да если и родится, все равно велит Дмитрию опекуном быть до взроста. «А скажи о юродивой, он ведь тогда на Михайлу волком осмотреть станет, чего доброго, худое умыслит. Нет, не надо пока. Может, та дура-то нарочи ляпнула. А если вдруг моя Петровна парня родит, назову Михаилом и все. Тогда пусть сбывается по Офросиньему слову».
Опасения Дмитрия Ивановича хорошо понимала и разделяла лишь жена его, Екатерина Григорьевна. Ей тоже не нравилось, что вся Москва «носится с этим Мишкой Скопиным».
– Нашли героя, на шведском коне в славу въехал.
Какой жене не хочется мужа своего царем видеть? А самой царицей покрасоваться? И княгиня Екатерина чем хуже других? Старшая сестра ее, Мария, царствовала за Годуновым, а чем же она хуже ее? Правда, у Марии-то больно смерть люта случилась – задушили беднягу вместе с сыном. Но ведь не каждую царицу душат-то. Даст Бог, ее-то, Катерину, минет чаша сия. Главное, Мите престол раздобыть, а уж посля придумает что-нибудь княгиня, то бишь уже царица, извернется, чай, отцова дочка, Малютиного корня.
Князь Воротынский собственной персоной к Скопину пожаловал:
– Михаил Васильевич, сделай честь дому моему. Восприми сына моего от купели.
– О-о, Иван Михайлович, поздравляю тебя с наследником. Почту за честь. Как назвать решил?
– Алексеем.
– Когда крестишь?
– 23 апреля.
– Буду. Обязательно буду.
Приехал князь Скопин на подворье Воротынского к назначенному часу. Там слуги, лакеи с ноги сбиваются, от поварни, от медоуши к дому туда и обратно бегают с крынками, тарелями, корчажками, почестной стол в доме готовят.
Крестили новорожденного в домовой церкви. Тут только Скопин узнал, что восприемницей будет еще и тетка Екатерина Григорьевна Шуйская. Увидев его, радостно воскликнула княгиня:
– А-а, племянничек дорогой Михаил Васильевич, ноне еще и покумимся с тобой. Я рада. А ты?
– Я тоже, Катерина Григорьевна, – отвечал Скопин более в угоду тетке, чем от действительной радости.
Священник отец Пафнутий повязал восприемникам белые платки и начал обряд крещения. Они стояли у купели рядом тетка и племянник, она по плечо ему. Поп, совершив погружение младенца в купель и надев золотой крестик на него, передал орущего возмущенно княжича крестным отцу и матери.
Скопин, взяв голенького мокрого младенца, боялся, как бы не выскользнул он из рук.
– Ну-ка дай его мне, кум, – молвила Екатерина. – Это что ж мы орем-то, Алексей Иванович, – и зачмокала, засюсюкала: – Ух ты, какие мы горластые, голосистые.
Подошла мамка-нянька, унесли крикуна. Отец Пафнутий развязал платки на крестных родителях, положил их под образом Богоматери.
Из домовой церкви все гости направились к застолью на крестинный пир. А в это время за воротами, на улице теснились нищие, ждавшие своего угощения, полагавшегося им после крестин. Не забыл про них князь Воротынский, приказал слуге:
– Нестерка, вынеси за ворота и питья, и закуси вдосталь. Всех одели, никого не обидь.
Едва начался крестинный обед, как перед Скопиным явилась Екатерина Григорьевна:
– Ах, кум, сам знаешь, как я тебе обязана, сколь добра ты сделал нам с Дмитрием Ивановичем. Выпей, кум, почестный кубок из рук моих.
– Спасибо, тетушка Катерина.
– Кума, – подсказала весело княгиня.
Скопин с готовностью поправился:
– …Кума Катерина Григорьевна, – и приняв из ее рук кубок, выпил его до дна, отер усы. – Спасибо.
– На здоровьичко, милый, – княгиня поцеловала его, молвила весело, игриво: – Сладок кум, да не про наш ум.
Чем рассмешила все застолье и смутила молодого князя. Пиршество продолжалось. Гости хмелели, все говорливее становясь. Князь Воротынский старался каждому уделить хоть толику внимания:
– Григорий Леонтьевич, что ж не допил-то чарку?
– Князь Иван, попробуй-ка вон того балычка.
– А где наша крестная? Что-то не вижу.
Оно и впрямь никто не заметил, когда и как исчезла княгиня Шуйская Екатерина. Вроде со всеми подымала чарку, целовала кума, шутила и как растаяла.
– Михаил Васильевич, куда куму дел? – спросил Воротынский шутливо.
Но Скопин неожиданно побледнел, из носа по усам побежала кровь, он откинул голову на спинку кресла.
– Что с тобой, князь? – кинулись к нему Воротынский и Валуев.
– Что-то плохо мне, – прошептал Скопин. – Голова кругом пошла.
– Нестерка, – закричал Волынский. – Зови лечца.
– Он на Торг ушел.
Всполошились гости, повскакали с мест, столпились встревоженные около Скопила.
– Что с ним?
– Занедужил.
– Оботрите кровь.
– Надо дать воды.
– Лучше молока.
– Его надо на ложе положить.
– Да, да, на ложе.
– Давайте возьмемся. Князь, берите его за плечи. Григорий, поддержи ноги.
Поднятый на руки Скопин неожиданно внятно проговорил:
– Пожалуйста, домой.
– Да, да, да, – подхватил взволнованный Воротынский и закричал: – Нестерка, вели запрягать каптану. Да быстрей ты, телепень!
Ехать с Скопиным вызвались Валуев и Федор Чулков. Гости, пораженные случившимся, не захотели уже возвращаться к столу. Праздник был испорчен. И вскоре все начали разъезжаться.
Валуев, вернувшись, застал только князя Воротынского. Он поднял встревоженный взгляд:
– Ну как?
– Плохо, князь. Очень плохо. Его еще в каптане начало рвать.
– Отчего бы это, Гриша?
– Как отчего? – возмутился Валуев. – Его отравили.
– Кто? Что ты мелешь?
– Кума твоя, курва, вот кто! Она – змеюка малютовская.
– Тише, Гриша, тише. Могут холопы услышать. И это в моем доме, Боже мой!
– Шила в мешке не утаишь, Иван Михайлович, завтра вся Москва будет знать: у Воротынского убили князя Скопина.
– Бог с тобой, Григорий Леонтьевич, что ты говоришь? При чем тут я? Да и потом, может, еще обойдется, выздоровеет князь.
– Хотелось бы верить, но от укуса такой змеи… Эх, Иван Михайлович, кто тебя надоумил ее в крестные звать?
– Она сама напросилась.
– Как, то есть, сама? – насторожился Валуев.
– Ну как? Я сказал ей, что восприемником зван Михаил Васильевич, она и говорит: меня тоже возьми, хочу с племяшом покумиться.
– Покумилась, сучка, покумилась.
– Но ведь, Григорий Леонтьевич, это же твои предположения только. Может, к Скопину какая-то болезнь прицепилась.
– Эх ты, Иван Михайлович, – сказал с упреком Валуев. – Я думал, ты умный человек, а ты… Да чего там говорить. – Валуев махнул рукой и вышел, даже не попрощавшись.
Скопин умирал тяжело. Страшные боли терзали внутренности. Делагарди прислал своего лекаря, тот велел давать больному парного молока. И казалось, от него наступало какое-то облегчение, но оно было недолгим. Начиналась рвота, и все молоко свернувшейся массой вылетало обратно. Любая пища только усиливала боль, и уже через неделю князь Скопин исхудал до восковой желтизны.
– Скорее бы… Скорее, – шептал он побелевшими губами.
– Что, Мишенька, что, родненький? – спрашивала жена Анастасия Васильевна, заливаясь слезами.
Но у него уже не хватало сил даже на жалость:
– Смерти прошу, смерти… Где она?
Пороховой дорожкой, вспыхнувшей от искры, бежала по Москве новость, «Скопина-князя отравили».
– Кто?
– Шуйского Дмитрия жена.
– Ах, стерва. А? Да за это убить мало.
– Это он… Это по приказу Васьки.
– Не может быть?
– Что не может быть. Народ Скопина в цари прочил. А Ваське не в дугу.
– Ах ты ж, батюшки, горе-то како!
И едва разнеслась весть: «Михаил Васильевич преставился», как на Торге настойчиво зазвучали голоса: «Убить Шуйчиху! Убить змею подколодную!»
Толпа, вооружась дрекольем, кинулась к подворью князя Дмитрия Шуйского. В дубовые ворота застучали палками, закричали требовательно:
– Отчиняй! Давай малютино отродье на суд мирской!
Дмитрий Иванович послал к царю конюха за помощью:
«Скажи, чернь взбулгачилась, как бы не побила нас». Тот крышами амбара и сарая перебежал на другую улицу, помчался к Кремль.
Екатерина Григорьевна, поняв, что чернь явилась по ее душу и не надеясь на крепость ворот, спряталась в бане под полок: там не найдут.
Однако помощь из Кремля подоспела вовремя. Прибежала рота стрельцов с алебардами, оттеснила толпу, разогнала и согласно царскому приказу приступила к охране подворья князя Шуйского.
Ночью был призван во дворец сам Дмитрий Иванович. Царь с ходу напустился на него:
– Это ты, что ли, велел ей извести Михаила?
– Да ты что, Василий Иванович? Ни сном ни духом.
– Думаешь, я так тебе и поверил?
– Ей-богу, Василий. И Катя же ни при чем.
– Ты про свою Катю помолчи. Знаю я ее. И не божись попусту. Вот что теперь прикажешь делать?
Мялся князь Дмитрий, что он мог посоветовать.
– Хоронить, что еще.
– Это и без тебя знаю. Кто армию под Смоленск поведет? Ты?
– Давай я.
– И опять без порток прибежишь.
– Ну сейчас со шведами совсем другое дело.
– Ну смотри, Митрий, это в последний раз. Слушайся хоть Делагарди.
В опочивальне царь и жене Марии Петровне выговаривал:
– Твою дурочку Офросинью по-доброму к Басалаю бы отправить, кнутиком погладить.
– За что, Василий Иванович?
– Чтоб не турусила, что не скисло: Михаил следующий, Михаил… Где он теперь? Вот то-то. Тоже мне ведунья выискалась.
– Народ на тебя, батюшка, сказывают, шибко сердится за него.
– Оно и понятно, некоторые его мне в преемники прочили и твоя дура Офросинья тож.
– Ты не осерчаешь на мой совет, батюшка?
– А что ты хотела посоветовать, Мария?
– Вели, батюшка, положить его в Архангельском соборе, где царей кладут.
– Да ты что, Марья, серьезно?
– Еще как серьезно. Ты сразу же всем своим врагам нос утрешь, мол, и впрямь хотел его в наследники назначить.
Василий Иванович помолчал, соображая, потом молвил:
– А что, Мария, пожалуй, ты права. Так мы и створим.
И на пышных царских похоронах князя Скопина-Шуйского в Архангельском соборе царь первым кинул горсть земли на гроб и, заливаясь слезами, отступил в сторону, уступая место близким родственникам покойного.
Но кто верил этим слезам?
«Уступил свое место на кладбище».
И люди того более уверялись, что именно по тайному приказу Шуйского извели Михаила Васильевича: «Пожаловал в цари после смерти».
Трудно народ обмануть, еще трудней угодить ему.
20. ЭпилогВнезапная смерть князя Скопина-Шуйского – единственного победоносного воеводы Смутного времени – погубила надежды народа на благополучное окончание несчастий державы.
Русская армия двинулась к Смоленску под командованием спесивого, но бездарного воеводы Дмитрия Шуйского, не сумевшего даже наладить взаимоотношения со шведским командованием, а именно с Делагарди.
Но до Смоленска армия не дошла. Под Царевым Займищем она была разгромлена гетманом Жолкевским. Делагарди, рассорившийся с Шуйским и перешедший на сторону короля, увел свой отряд в Швецию, поступая по пути с русским населением нисколько не лучше поляков, словно мстя за своего друга князя Скопина.
Это явилось началом конца царства Шуйского, гибелью династии, а вскоре и пленением поляками самого Василия Ивановича и всех его братьев вместе с женами. В плену всем им и суждено было сгинуть…
Но главное, Русская земля была еще на долгих три года ввергнута в тяжелые испытания бесцарствия, оккупации, и страдания.
Лишь в 1613 году, сбросив с себя иго польских завоевателей, сметя с лица земли самозванцев и их приспешников, русский народ избрал наконец законного государя – юного Михаила Романова, даже в мыслях не претендовавшего на шапку Мономаха, на царскую власть, поперву и отказываясь от нее. Может быть, России и далее следовало возводить на трон не рвущихся к нему, а бегущих от престола. Ибо именно от Михаила Романова – сына патриарха Филарета – умиротворилась держава, а юродивая Офросинья, пережившая всех Шуйских, долдонила на углах непонятное:
– А я что сказывала? Не слушались, окаянные.
Юродивых у нас слушают, да не по их делают от веку и доныне.
А победителей опасаются.
Справка об авторе
Мосияш Сергей Павлович родился 14 ноября 1927 года на станции Чистозерная Новосибирской области. С 1944 по 1952 год служил в армии. После демобилизации, работая на заводе, окончил школу и педагогический институт. Работал учителем, десятником на шахте, в газете, на телевидении, в пединституте.
Первая детская книжка «Эх, возьми меня, пилот!» вышла в 1956 году в Новосибирске. С того времени издал их более 30, из них 16 стихотворных. Выйдя на пенсию, стал писать исторические романы. К настоящему времени изданы – «Александр Невский», «Великий государь Федор Алексеевич», «Святополк Окаянный», «Без меня баталии не давать», «Ханский ярлык», «Фельдмаршал Шереметев», «Семи царей слуга».
Роман «Похищение престола» издается впервые.
Хронологическая таблица
1587 г. – родился Михаил Васильевич Скопин-Шуйский.
1598 г. – умер царь Федор Иванович. Царем становится Борис Годунов.
1604 г. – войска Лжедмитрия I, состоящие из польских наемников, перешли русско-польскую границу и начали поход на Москву.
1605 г.
13 апреля – умер царь Борис Годунов.
20 июня — Лжедмитрий I торжественно въехал в Москву. Лжедмитрий I назначает М. В. Скопина-Шуйского «великим мечником» и поручает ему встретить и привезти в столицу царицу Марфу.
1606 г.
17 мая – низвержение и убийство Лжедмитрия I.
1 июня – на царство венчается Василий Иванович Шуйский.
Июль – начало восстания под предводительством Ивана Болотникова, скоро принявшее характер народной войны.
Июнь – М. В. Скопин-Шуйский одерживает победы в двух сражениях с армией И. Болотникова: при реке Пахра и при урочище Котлы. М. В. Скопин-Шуйский принимает участие в осаде Тулы, которую занимали войска И. Болотникова.
1607 г. – в г. Стародубе объявился Лжедмитрий II.
1608 г. – армия Лжедмитрия II начинает поход на Москву и закрепляется в подмосковном селе Тушине.
М. В. Скопин-Шуйский отправляется в Новгород для переговоров с представителями шведского короля о предоставлении военной помощи царю Василию Шуйскому.
1609 г.
14 апреля – М. В. Скопин-Шуйский выступает из Новгорода во главе русско-шведского войска.
Май, июнь – армия М. В. Скопина-Шуйского освобождает от войск Лжедмитрия II Орешек, Тверь, Торжок.
Июль – армия М. В. Скопина-Шуйского занимает Александровскую слободу и тем самым заставляет гетмана Сапегу снять осаду с Троице-Сергиевой лавры.
1610 г. — М. В. Скопин-Шуйский торжественно въезжает в Москву.
23 апреля – М. В. Скопин-Шуйский скончался.
