Текст книги "Александр Невский"

Автор книги: Сергей Мосияш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

ХХVII
ИЗГОНОМ НА ПСКОВ

Внезапное и неожиданное появление новгородских дружин под самым носом встревожило Орден. Вольская земля, вчера только принадлежавшая ливонцам, верно служившая им и дававшая выход к Варяжскому морю [87]87
  Варяжское море – Балтийское море.


[Закрыть], сегодня опять стала новгородской.

Услышав об успехах русских, восстал против немецких поработителей остров Сааремаа. Чтобы бросить на борьбу с князем Александром все силы, Орден вынужден был принять требования восставших и заключить с островитянами мир.

Но Александр не ждал, когда Орден соберется с силами – от Копорья он двинул дружину на юг, перерезая все пути к Пскову. Никто не мог с уверенностью сказать, где завтра явится новгородский князь со своей дружиной. На дорогах уже хозяйничали его дозоры, перехватывая не только рыцарей, но и торговых людей.

Эти маленькие успехи не обманывали князя, не кружили ему голову, он знал: Орден силен, очень силен, и главные испытания – впереди. Но Александр Невский был твердо убежден в том, что эти сегодняшние победы поднимают дух его войска, веру в грядущий разгром Ордена.

Посланный великим князем Миша Звонец с большим трудом отыскал Александра Ярославича на одной из глухих дорог за Псковским озером. Мишу поймали дозорные, приняли его за переветчика, и, позарясь на дорогую шубу и коня, решили поначалу убить. Лишь грамота Ярослава спасла Мишу от смерти. Заупрямься он, заспесивься перед мизинными людишками, и сгинул бы безвестно.

Князь сидел в шатре с воеводами, когда привели к нему Мишу Звонца. Александр и обрадовался, увидев его, и насторожился – знал, что отец посылает Звонца с самыми важными вестями.

– Что случилось, Миша?

– Читай, Александр Ярославич, – сказал Миша, подавая грамоту. – Не смею наперед великого князя говорить.

Князь торопливо развернул грамоту, начал читать сообщение отца: «Сим спешу уведомить тебя, Александр, что злонамеренный хан Батый со всем его войском поганым прошел ныне из Угор по Руси, прошел вельми поспешно и убежал за Волгу. Как стало ведомо мне, побежал он едва ли не в Каракорум [88]88
  Каракорум – столица монгольского государства, располагался в верхнем течении р. Орхон. Основан Чингисханом в 1220 г., существовал до XVI в.


[Закрыть]– стольный град их. Сказывают, великий хан их помер, и я мню, Батый отправился его стол себе добывать. А буде свернут друг другу шеи, то нам бы корысть великую сотворили. Слава всевышнему и пресвятой богородице, что услышали молитвы наши и плач земли Русской – нечестивцев их же волей прогнали от нас…»

Князь поднял от грамоты сияющие глаза:

– Спасибо, Миша, за весть добрую. – Обернулся к Светозару: – Налей ему меду теплого чашу.

Сам стал читать дальше: «Войско тебе сбираю спешно. Тысяч пятнадцать пошлю с Андреем. Когда бог попустит сойтись с рыцарями, вспомни Амовжу, где ты заслоном завел их в мешок. Подумай, сын, крепко подумай, допрежь сломать копье о железное рыло свиньи ихой».

– Эхма! – сказал вслух князь. – Амовжу, чай, и они помнят, в другой раз в мешок не заманишь.

Он сообщил воеводам добрую весть об уходе Батыя с Русской земли.

– Светозар, вели играть сбор.

На морозе трубы плохо играли, но дружину собрали быстро. Князь вышел из шатра в сопровождении воевод и посла владимирского. Дождавшись, когда утихнет дружина, он заговорил:

– Дорогие воины мои, только что прибыл гонец от великого князя с вестью радостной. Хан Батый со всем его войском поганым ушел с Русской земли туда ж, откуда притек к нам.

– Любо-о-о! Славно-о-о! – закричали воины, искренне радуясь доброй вести. Многие обнимались меж собой, поднимали ввысь мечи, копья, потрясая ими. Когда схлынула первая волна восторга. Александр сказал:

– Теперь Русь ждет от нас, когда мы дадим вздохнуть ей от ливонцев.

– Веди нас, князь! Веди! – вскричали дружинники.

И тут в дальних рядах крикнул кто-то: «На Псков!»

Потом клич этот подхватили другие.

– На Псков! На Псков!

Князь покосился на Кербета, тот подмигнул в ответ: а что, мол, я говорил. Александр поднял руку, прося тишины, сказал:

– Воля ваша с моей согласна. Ведомо мне от верных людей, томятся псковичи под ливонцами. Не чают, когда вновь будут под рукой нашей. – Князь обернулся к слугам: – Коня мне!

Александру подвели его вороного, любимого. Князь сел в седло, окинул взором дружину.

– Коли бог к нам милостив, попробуем Псков изгоном взять. Не отставать!

Александр выехал вперед, рядом воин с прапором, следом дружина.

Проехав до озера, князь оглянулся, увидев далеко растянувшееся войско, сказал, ни к кому не обращаясь:

– Растянулись вожжой, а еще Псков копьем взять хотим.

– Так снег же глубокий, Ярославич, – сказал Светозар. – Хошь не хошь, а теснись дорогой.

– Вижу и сам. Не слепой. Да токмо не легче от этого.

Когда впереди замаячили луковицы псковских церквей, дружина прибавила ходу. Перед городом дорога стала пошире, и всадники сразу же перестроились по четверо-пятеро в ряд.

Ворота были открыты, но, когда в виду города явилась дружина, у ворот началась свалка. Рыцари, находившиеся там, бросились закрывать их, а псковичи, признавшие в приближающемся войске своих, стали отчаянно препятствовать ливонцам. Рыцари закололи двух псковичей, но не устрашили остальных, а, наоборот, обозлили. Поскольку псковичи не были вооружены, они бились с рыцарями чем попадя: кто размахивал багром, кто оглоблей от саней, кто пытался надеть на рыцаря корзину, чтобы свалить его и обезоружить.

Это позволило дружине на полном скаку влететь в Псков.

– Никого не выпускать! – крикнул Александр. – Перекрыть все ворота!

Дружина устремилась на Вечевую площадь, а от нее стала растекаться по улицам и переулкам, догоняя и разя разбегавшихся рыцарей. Внезапность налета не позволила рыцарям сосредоточиться в одном месте. Они отбивались там, где были застигнуты.

Если при взятии Копорья дружине самой пришлось добывать победу, то в Пскове на сторону Александра сразу же поднялись все мизинные люди. Они кинулись помогать дружинникам, ловить и обезоруживать рыцарей. Видя такое рвение народа, князь остановил коня у вечевой колокольни, соскочил с него и, сев на крыльце, крикнул:

– Приведите мне Твердилу!

– Твердилу-у-у! – завопили мстительно люди и гурьбой кинулись в сторону его терема.

Но предателя-посадника дома не оказалось. Люди разбежались по всему городу, крича на всех углах:

– Твердилу к князю! Твердилу на суд!

Весь город поднялся на ноги искать беглеца. Наконец нашли его в сарае корзинщика и приволокли к князю. Он не был связан, но не мог и рукой двинуть, так как все его тучное тело было плотно втиснуто в корзину, лишь голова торчала.

Увидев Твердилу в таком жалком состоянии, князь нахмурился, спросил сухо:

– Что, Твердила Иванкович, не любо быть лозой оплетенным?

– Прости, Александр Ярославич, – всхлипнул Твердила, – проникнись заботой моей, пойми меня.

– Заботой предателя проникаться не хочу, – сказал жестко князь. – Понимать переветчика не желаю. Скорее врага своего лютого пойму, чем предателя. Молись, Твердила, если бог примет твою молитву.

Так в корзине и повесили Твердилу на виселице, где совсем недавно вешали ливонцы сторонников князя.

Потом псковичи приволокли бояр, служивших немцам. Суд Александра был короток:

– Вздернуть!

Ни мольбы, ни слезы не могли смягчить его сердце. Предательство князь почитал самым тяжким и непростительным грехом.

На площадь дружинники пригнали связанных пленных рыцарей. Все они были без шапок. К князю подошел воевода Кербет, еще разгоряченный боем:

– Александр Ярославич, что с этими велишь сотворить?

– Этих обменяем, Кербет.

– Ну гляди, тебе видней, – вздохнул воевода с сожалением. – Что до меня, я б их… Сколь наших сгубили – посчитай.

Александр поднялся со ступеньки, похлопал воеводу по плечу:

– Воин ты добрый, Кербет, а мироустроитель плохой. Зло в бою хорошо, а в миру – помеха. Мужей наших не воротишь, царствие им небесное, а убийством безоружных чести себе не прибавишь. Скорее, наоборот, последнюю потеряешь.

Князь прошел к толпе пленных ливонцев. Остановился перед ними, медленно обвел суровым взглядом. Заговорил по-немецки:

– Сколько раз земле Русской вас учить надо? – Князь остановился, словно ожидая ответа, но рыцари молчали. – Неужто не знаете, что земля наша горит под чужими ногами, ибо закона и власти чужой не приемлет? Может, вам туда хочется? – Александр указал на виселицы. Рыцари молчали, и он повторил уже настойчивее: – Я спрашиваю, вам в петлю хочется? Отвечайте!

– Нет, – прошелестело в толпе рыцарей.

– То-то же, – вдруг улыбнулся князь. – А чтоб наука вам впрок пошла, придется, господа рыцари, попариться в порубах новгородских.

Князь обернулся, кивком головы подозвал к себе Сбыслава.

– Сними со всех брони, железа, – и пешком в Новгород. Слышь, пешком! Там вели запереть в поруб и давать на день по куску хлеба и по чуму воды. Не более.

В это время к князю протиснулись два псковича.

– Воля твоя, князь, но отдай нам того, рыжего. Эвон, черт долговязый, хоронится за чужую спину, чует кошка…

– А что он вам?

– Александр Ярославич, – заговорили, перебивая друг друга, псковичи. – Это злодей, каких свет не зрел. Он не токмо твоих сторонников казнил, а и малых детей не щадил, говоря при сем: дурную, мол, траву с корнем рвать надо. Отдай его нам, князь.

– Ну что ж, – нахмурился Александр. – Берите. Да все вины ему прочтите, дабы ведали пленные рыцари о справедливости и неотвратимости суда вашего.

Князь круто повернулся и пошел с площади, сопровождаемый Светозаром и Кербетом. Шли не оглядываясь. Сзади завизжал вдруг по-поросячьи рыжий ливонец, которого псковичи тащили к виселице.

XXVIII
«ГЛАВНЫЙ БОЙ ДАЮ Я!»

О прибытии владимиро-суздальцев во главе с княжичем Андреем сообщили городу колокола, ударившие вдруг во внеурочное время.

Войско медленно двигалось со стороны Новгорода с развернутыми хоругвями, слышны были трубы.

Миша Стояныч прискакал вперед, чтобы предупредить князя о приближении полков. Александр обнял Мишу, поцеловал.

– Спасибо, Миша. Поспели вовремя. Только зачем шуму столько?

Миша засмеялся лукаво.

– Андрей Ярославич велел гудеть, насколько духу хватит, дабы враги, заслыша нас, дрожали от страху.

Княжич Андрей лихо въехал в Псков впереди войска. Александр, увидев брата, усмехнулся в бороду: «Неужто и я таким был когда-то?»

Думал, обнимутся при встрече, но Андрей, соскочив с коня, не дошел до брата несколько шагов. Остановился и, приложив руку к сердцу, сделал легкий поклон, молвил с важностью:

– Здравствуй, князь! Прими от великого князя полки оружные, числом воинов более пятнадцати тысяч.

Князь игру брата принял серьезно:

– Здравствуй, Андрей Ярославич, – поклонился ему в ответ. – Спасибо за войско. Как доехал? Все ль ладно в пути было?

– Слава богу, все ладно, князь. Окромя… Когда под Москвой лагерем стояли, воины из леса выпугнули вепря, и тот, мчась сквозь кусты, стоптал мой шатер.

– Ух ты! – удивился Александр. – А где ж ты был?

– В шатре трапезничал с Зосимой, – отвечал, не скрывая гордости, Андрей.

– Ну и?

– А ништо. Зосиме ухо отдавил вепрь копытом, мне синяк на боку сотворил да шатер изодрал.

Князь и все, кто стоял рядом, рассмеялись. Княжич Андрей побледнел, насупился. Сколько страху пережил, когда вдруг на него шатер повалился, когда перекатилось через них что-то визжащее, сопящее!

– Ты сказываешь, Зосиме на ухо копытом? Ха-ха-ха-ха!

Подошедшему Зосиме велено было показать ухо. И когда он выпростал его из-под шапки, вспухшее, синее, все развеселились еще пуще.

– Как же ты умудрился под копыто-то ухом? А?

– А леший его ведает, – отвечал Зосима, начиная заражаться весельем. – А токмо спать теперь на нем не приходится.

Александр увел расстроенного брата в терем. Раздеваясь в светлице, спросил его:

– Чего это ты осерчал, Андрей?

– А чего все смеются? Поглядел бы я, коли б на них вепрь наскочил.

– Знаю, брат, испытал. Ну а вперед тебе совет: коли народ смеется, ты с ним смейся, ибо твоя серьезность при сем того смешнее кажется.

В дверь заглянул Миша Стояныч.

– Александр Ярославич, где велишь владимирцам стать?

– Под городом пусть шатры ставят. В городе яблоку негде пасть.

– Так ладно ль, Ярославич? Мы уж в пути неделю мерзли.

– Ладно будет. Чай, не на масленицу сюда притекли. А с завтрева греться начнем, да так, что косточки затрещат.

Миша ушел. Князь и без того понимал, что зимой в шатрах стоять несладко. Но затевать переселение новгородцев в шатры, а владимирцев в избы не было уже времени. Ни одного дня не хотел терять князь, ни одного часу.

Еще со своего наместничества в Новгороде Александр понял: чем долее стоит без дела войско, тем ниже его боевой дух. Бездельничающий воин уже становится не врагу страшен, а своему смерду или ремесленнику, – если не воюет, то грабить начнет.

Вечером князь собрал всех своих воевод и тысяцких и объявил им:

– Заутре выступаем, господа. Владимирцы и моя дружина идут под моей рукой в сторону Юрьева. Я больно спешить не буду, поскольку все пешцы и обозы тоже при мне пойдут. Ты, воевода Кербет, со своей дружиной побежишь на заход, уклоняясь более в сторону полуденную. Тебе, Домаш, идти строго на заход, имея о правую руку меня с войском, а о левую – Кербета. Перейдя русский рубеж, занимайтесь зажитьем, но не забывайте и главного – поиска ливонцев. Увидя оных, исполчайтесь к бою и немедля ко мне гонца надежного шлите с донесением о числе врага и месте боя. Сколь бы ни встретили немцев, затевайте бой. Не бойтесь побитыми быть. Помните, мне важно силу их узнать. А как узнать, если не биться?

– А коли не захочется битым-то быть? – отозвался из угла Домаш.

Князь повернулся в его сторону. Увидел в свете свечи широкую грудь Домаша, туго обтянутую бахтерцом, окладистую черную бороду, смелый взгляд.

Подумал: «Да, этот не захочет битым оказаться. Не захочет».

– Ну что ж, дай-то бог, Домаш Твердиславич, нам сверху быть. Но я говорю о худшем не ради унижения чести вашей, а ради выгоды общей.

– Какая ж выгода битым оказаться?

– А такая. Есть у меня вести, что ливонцы собрались в кулак железный. И ни тебе, Домаш, ни Кербету кулак этот в одиночку не одолеть. Носы об него разобьете – и то хорошо.

– Что ж тут хорошего? – не вытерпел и Кербет.

– А то, воевода, – повысил голос князь, – что чем сильнее вы носы разобьете, тем более рыцарей в удаче обнадежите.

– А что ж нам с носами битыми творить? – улыбнулся Домаш. – Снегом, что ли, холодить?

Князь взглянул на Домаша, принял его шутливый тон, улыбнулся.

– Носы, воевода, ко мне несите. Да так, чтоб на хвосте у вас рыцари сидели.

Потом князь помолчал и заключил уже строго:

– Помните, главный бой даю я! Ваше дело – найти их, пощипать и ко мне привести.

XXIX
ПОЛЫННАЯ ПРАВДА

Течец Домаша по имени Ладимир, помня приказ воеводы: скакать к князю не жалея коня, пробивался по глубокому снегу через леса и болота весь день. Ладимир надеялся напасть на след войска и уж по нему догнать князя. След войска – это не след одного человека, и Ладимир знал – найдет его. Но гонки этой не вынес конь. Запалившись, пал в нескольких шагах от безбрежной равнины озера. И когда Ладимир, увязая в снегу, пробился наконец к озеру и почувствовал под ногами крепкий, зализанный ветрами снег, он чуть не заплакал от обиды. По этой тверди как бы славно помчался он вдогон князю на своем коне! «Ах конь мой, конь, прости, брат, что гнал тебя, не щадя, что не сберег до этого ровного и легкого пути…»

Теперь Ладимир сам бежал по прочному панцирю озера. На павшем коне он оставил седло, тороки с хлебом, лук со стрелами. Хотел бросить и тяжелый меч, чтоб легче бежать было, да вспомнил о диких зверях, встреча с которыми для безоружного может кончиться плохо.

Уже вечерело. Ладимир торопился засветло найти хоть какие-нибудь следы войска. И тут далеко впереди на ровной белой глади он увидел движущуюся черную точку. Она становилась все больше и больше, и наконец зоркий глаз Ладимира различил коня, сани и даже седока в санях. Воин побежал наперерез, призывно махая руками. Он боялся, как бы седок не испугался его и не кинулся прочь.

И тот, заметив наконец человека, повернул к нему навстречу. Запыхавшийся Ладимир подбежал к саням, облокотился тяжело на оглоблю.

– Фу-у, спасибо, мил человек, что не убежал, не испугался меня.

– А чего мне путаться, – отвечал седок. – Человек один на льду, стало быть, в беде он.

– Ты чей, откуда?

– Я с Рожицкого острова, смерд Лочка.

– А я гонец воеводы Домаша, мне без промедления надо к князю Александру Ярославичу. Вести у меня важные для него. Вези, мил человек, вези меня к нему.

– Садись, чего ж теперь, – согласился смерд и стал заворачивать коня. – Слава богу, князь недалече тут.

Ладимир упал мешком на сено в санях, пообещал:

– Он не оставит твоей услуги. Слышь, князь должным не останется.

– Ладно, чего уж, – ответил Лочка, подстегнув кнутиком коня. – Мы сами у него в долгу неоплатном.

Маленький мохноногий конь смерда, пофыркивая, резво бежал по льду Чудского озера. Уже в темноте выбрались они на берег, а там вскоре приехали в лагерь.

Узнав, что на санях гонец Домаша, сторожа без помех пропустили приехавших к шатру князя.

Александр еще не ложился, в шатре помимо брата и Зосимы были Светозар и Миша Стояныч. Увидев гонца, князь вскинул брови: «Ну?!»

– Ныне утром, князь, воевода Домаш напал на ливонцев.

– Где? Сколько их? – быстро спросил князь.

– В одном переходе отсюда. Воевода велел передать тебе, что мнит он, там главные силы их.

– Почему он так решил?

– Потому что хоругви магистра видны были и помимо рыцарей великое множество пешей чуди.

– Как нападал Домаш?

– Не ведаю, князь. Перед этим он отправил меня к тебе и гонца к воеводе Кербету.

– К Кербету? Зачем?

– Звать его на помощь.

– Что, перевес у них велик?

– Очень велик, князь. Раз в пять, если не в десять.

– Т-ак. – Александр вскочил, находил по шатру, едва не гася свечу. Потом остановился напротив Ладимира.

– Как думаешь, выдюжит он?

– Трудно, князь. Снег глубокий, едва не по брюхо коням.

– Он и ихним коням по брюхо, не токмо нашим. Ты не виляй, говори как на духу: выстоит Домаш?

– Боюсь, нет, князь, – вздохнул Ладимир. – Перевес велик.

– Молодец, – нахмурился Александр и опять заходил по шатру. – Молодец! Мне в сей час ухарство хвастливое ни к чему. Мне полынная правда злата дороже.

Ладимир переступил с ноги на ногу.

– Я думаю, Александр Ярославич, как бы весь отряд наш там не полег. Домаш на рати вельми зол и бешен, забудет об отходе.

– Пусть попробует! – неожиданно погрозил князь кулаком. – Я ему башку-те сверну. – Повернулся к Мише: – Стояныч, немедля отряди пять человек к Домашу. – И тут же к Ладимиру: – Дорогу не забыл?

– Нет, князь. Но я пеш, конь пал в пути. Так я со смердом одним на санях добирался.

– Коня получишь. А что за смерд там?

– С Псковского озера, говорит, с Рожицкого острова.

– С озера? – князь на мгновение задумался. – А ну-ка позови его.

Лочка вошел, сорвал шапку, поклонился.

– Озеро хорошо ведаешь?

– Да вроде бы, – замялся смерд.

– Так хорошо или «вроде»? – спросил строго князь.

– Хорошо, – ответил Лочка, почувствовав вдруг важность княжеского вопроса.

– Оставайся в лагере. Заутре мне надобен будешь. Ступай.

Лочка, поклонившись, вышел. Миша вскоре привел пятерых воинов. В шатре стало тесно. Князь подошел, каждому в лицо посмотрел, потом заговорил:

– Сейчас, славные мужи, вы отправитесь с гонцом сим к отряду Домаша. Снег глубок, возьмите еще по запасному коню. К вашему прибытию там, наверно, и воевода Кербет будет уже. Передайте им строгое веление мое: в бою не вязнуть, а лишь клевать рыцарей, тревожить да манить к Чудскому озеру. Посылаю вас, дабы вы были моими очами и ушами там. Первый из вас поворачивает ко мне сразу же по прибытии, узнав, как и что, второй – к утру, третий – после обеда ко мне побежит, четвертый – ввечеру наладится, а пятый сразу же, если что важное стрясется. Все ли поняли, мужи?

– Все, князь.

– Ну с богом. Миша, проводи воинов.

– Так что? – вдруг спросил Андрей. – Завтра Домаша ждать будем?

Князь повернулся к брату, улыбнулся устало.

– Эх, Андрей, уж не Домаша ждать надо, но ливонцев, – гостей дорогих, вот с кем трапезу делить станем. Да-а.

XXX
ГДЕ БЫТЬ СЕЧЕ?

В обозе, сбившемся вокруг княжеского шатра, прокричал в третий раз петух – главный побудчик князя. Александр Невский поднялся в темноте, надел кожух, пристегнул меч. Рядом одевался Светозар. Они не разговаривали, чтобы не разбудить Андрея, – пусть спит отрок. Молча вышли из шатра. Позевывая и крестясь, вылезали воины. На востоке уже начинала брезжить заря.

Подошедшего сторожа князь негромко спросил:

– Где этот смерд с Рожицкого острова?

– Я уж поднял его, Александр Ярославич, эвон коня запрягает.

– Иди подымай посадника с тысяцким, Мишу Стояныча, Якова Полочанина. Со мной поедут. Да чтоб живо!..

Сторож убежал, а князь пошел к возам, где Лочка проворно запрягал своего мохноногого коня.

– Здравствуй, муж… Запрягай, запрягай. Сейчас тронемся.

Лочка быстро привязал вожжи, кинул конец в сани, проверил подпругу.

– Скажи мне, муж, каков лед на озере?

– Толстый, князь, – отвечал Лочка и, видя, что ответ не удовлетворил князя, добавил: – Не менее как мне по пояс.

– Войско он выдержит?

– Войско? – задумался на мгновение Лочка. – Должон бы… А так, кто его ведает, – в голос смерда закралось сомнение. – Войско-то все в железах, тяжеленько оно. Да ведь и много его, как в кучу-те собьются… Ой и не знаю, что сказать!

– А кто знать должен, – рассердился князь, – ты же живешь на озере.

Лочка опустил голову, переступил с ноги на ногу, засопел виновато.

– Ну чего молчишь?

– Ды как тут, князь… – смерд зачесал под шапкой. – Весна уж, да и лед не везде одинаков. Где толстый, едва ли не до дна, а где в три-четыре перста.

– Ты ведаешь, где какой?

– Это ведаю, князь, – поднял Лочка голову.

– Вот и хорошо. Сейчас поведешь нас к тому месту, где самый крепкий. Выезжай. Мы следом.

Лочкин конек, отдохнувший и нахватавшийся ночью овса около княжеских коней, бежал весело и резво. Следом за санями в полусотне шагов скакал князь со Светозаром, а за ними посадник, тысяцкий, Миша, Яков и дюжины две воинов.

Когда спустились на озеро, поехали свободней, шире. Миша рассказывал что-то веселое, смеялся громче всех. Князю это не нравилось, он оглянулся, чтобы хоть взглядом осадить весельчака. Но Миша решил, что князь заинтересовался его рассказом, стал догонять, не переставая смеяться.

– Яков лег спать, а нож свой… ха-ха-ха, а нож свой положил…

– Перестань, – осадил Мишу князь. – Нашел час скалиться.

Миша осекся, но тут же сказал:

– Эх, Ярославич, на этом свете только и посмеяться, на том, сказывают, лишь плакать придется.

Миша отстал. Князь подстегнул коня, наддал ходу. Ни на шаг не отставал от господина Светозар. Они быстро нагнали сани. Поравнявшись, князь передал повод Светозару.

А сам, перекинув правую ногу через седло, прямо на ходу скакнул в сани к Лочке.

Это было столь неожиданно, что испугался не только Лочка, но и конь его – всхрапнул и понес.

Стоя на коленях, князь взял вожжи, потянул их.

– Придержи коня, а то запалится.

Лочка потянул вожжи, зачмокал, успокаивая коня. Тот сбавил ход. Съежился, сжался смерд – никогда в такой близости от князя не был. Боялся шевельнуться в своих санях, кашлянуть.

– Ну чего сник-то? – покосился Александр. – Чай, не кусаюсь, не бодаюсь.

– Дык… так… – промямлил Лочка и жалобно улыбнулся.

– Где-то я тебя вроде зрел, – окинул князь смерда цепким взглядом. – Где?

– Верно, Александр Ярославич, – обрадовался сразу Лочка, – Око твое что резец. Я Лочка. Ты ж нас рассуживал с отцом Дамианом.

– Когда это?

– Да уж года три тому. Помнишь, мы жалились на монахов, что покосы наши захватили на берегу.

– A-а, – вспомнил князь. – Ну, не лезут теперь чернецы к вам?

– Не лезут, Александр Ярославич. Боятся. Тебя боятся, твоя печать им, аки крест бесу.

Князь улыбнулся, взглянул на расстилающуюся белую равнину.

– Куда мы едем-то сейчас?

– А к Вороньему камню, Александр Ярославич. Там протока мелкая, Узмень, каждую зиму до дна промерзает. На ней хоша пляши со всем войском.

– Да-а, – прищурился князь, – будет пляска. Великая пляска грядет, Лочка.

Когда приехали на Узмень, Александр соскочил с саней. Стал ходить, внимательно осматривая все. Дошел до берега, где уже начинался лес. Подозвал одного из воинов.

– А ну-ка езжай в лес.

Воин сел на коня, разогнал его и направил в прибрежный лес. Выскочив на берег, конь сразу же стал вязнуть в снегу. Все глубже, глубже. И уже в каких-то двадцати шагах от берега завяз по брюхо.

– Давай назад! – скомандовал князь.

Воин кое-как завернул коня. Александр обернулся, поманил пальцем Лочку.

– Ты говоришь, лед здесь толстый?

– До самого дна, князь, хоть проверяй.

– А где тонкий?

– Вон там, у теплого берега, – показал Лочка кнутом.

– А ближе нет?

– Есть и ближе. Вот здесь, вправо ежели поехать, то недалеко – Сиговица, там ключи лед точат.

Александр внимательно осмотрелся, заметил невдалеке на берегу возвышение, напоминавшее бараний лоб, спросил:

– Это за Сиговицей, никак, Вороний камень?

– Угадал, Александр Ярославич. Он самый.

– Едем туда.

Не доезжая Вороньего камня, князь слез с коня, приказал слугам:

– Вы оставайтесь здесь, а остальные ступайте за мной.

Снег был глубокий и рыхлый, особенно у подножия камня, и Лочка хотел пойти первым, чтобы дорогу протоптать, но князь не разрешил ему наперед лезть.

– Знай свое место, Лочка, – осадил строго и дорогу стал пробивать сам.

Сверху, с камня, далеко было видно окрест, вся протока как на ладони; хорошо просматривался и противоположный берег. Сиговица проходила почти у самого подножия Вороньего камня.

– Ну что думаешь, Степан Твердиславич? – спросил князь посадника.

– Так ведь ты все равно по-своему решишь, Александр Ярославич.

– Вестимо, по-своему. Но и твои думки знать хотелось бы.

– Я думал, заутре подымем полки и двинемся Домашу на помощь.

– Это тебе, видно, брата скорей выручить хочется. А как нам на болотах да в лесах развернуться, подумал?

– Как-нибудь с божьей помощью пробились бы.

– Бог-то бог, да сам не будь плох, – поморщился князь. – Мне «как-нибудь» не надо. Я хочу бить ливонцев, как мне удобней и где выгодней. В лесах да болотах они разбегутся, рассыплются. А здесь, на льду, куда им деться? Им здесь два исхода: либо карачун, либо полон.

– Ой, Ярославич, – покачал головой посадник. – И не боишься сглазу, загодя сие говоря?

– Нет, Степан Твердиславич. Победа веру любит. Мы сюда ранее их прибыли, чтобы место себе выгодное приискать… – Князь обернулся, позвал остальных: – Эй, славные мужи, идите сюда.

Александр Невский окинул взором всех своих военачальников, пожалел, что нет среди них Кербета с Домашем.

– Ну да ладно. Им все это потом обскажете. Слушайте в три уха, запоминайте, как «Отче наш». Первое – «чело». Миша, ты там станешь со своими пешцами.

– Но мы ж не удержим «свинью»! – воскликнул Миша.

– Не перебивай. Не вздумай мысль сию вбить пешцам своим. В первый ряд выставишь воинов с великими щитами и такими ж копьями. Собери с округи туда все рогатины. Ощетинься ежом. За ними вставь лучников, дабы приблизившихся ливонцев осыпали они тучей стрел. Согласен с тобой, «свинью» сие не удержит, но бока ей поцарапает – и то хорошо. В последующие ряды ставь поболе воинов с крючьями да баграми – стаскивать рыцарей с коней. А уже опешивших – в топоры. «Чело» свое твори не столь широким, но толстым. Вон оттуда и до самого берега. Дабы «свинья» ливонская, пробиваясь через тебя, теряла силу и напор.

– Хорошо, Ярославич, – посерьезнел Миша. – Постараюсь, потружусь.

– Теперь о крыльях. Главная наша сила будет в них. На левом, дальнем отсюда, крыле будешь ты, Яневич, с Кербетом и суздальцами. На правом – ты, Твердиславич, со своим братом Домашем и с новгородцами. Я с княжичем Андреем буду здесь, на Вороньем камне. Мне будет видно все, и лишь по моему знаку вы навалитесь на рыцарей. Слышите, по моему знаку! Кто кинется раньше или опоздает, пусть пеняет на себя! После рати буду судить. Яков, ты с дружиной будешь на берегу в засаде. В сечу не лезь без моего знака. Когда на ливонцев навалятся «крылья» и когда обратят врагов в бегство, вот тогда наступит твой черед. «Крылья» устанут в сече, а преследовать, гнать надо мощно и быстро. Посему у дружины твоей лишь мечи должны быть. Вон там, за островком, старайся отжимать их вправо, там тонкий лед. Да сам-то не угоди туда. Слышь?

– Слышу, князь. Будь уверен во мне.

– Теперь о том же тебе, Степан Твердиславич. Не забывай, что у тебя за спиной будет Сиговица, и дружину предупреди. Навалясь на «свинью», постарайся в крыле своем сотворить окно им, дабы через него могли отступать они, но не на озеро, а на Сиговицу. И тут уж жми, топи окаянных.

– А может, лучше мне Сиговицу сзади иметь, – сказал Миша, – тогда, пройдя через меня, они бы прямо в нее угодили.

Князь улыбнулся.

– Сие с ними уж было под Амовжей. Не думаю, что забыли они это. Да и потом, допрежь самим искупаться – они тебя с дружиной туда столкнут, Миша. Вот ей-богу, ты первым в нее окунешься. А так за спиной у тебя берег, лес с глубоким снегом. Когда дружина спокойна? С водой за спиной или с твердью земной? То-то! Теперь знаки мои. Их немного будет, но следуйте им неукоснительно, друга. При подходе «свиньи» на Вороньем камне вскинется ввысь лишь прапор мой. Сие знак тебе, Миша, ощетиниться и стрелы пускать. Когда рядом с прапором явится хоругвь со Христом-спасителем, – знак сей «крыльям» обоим наваляться на «свинью». Твердиславич, Яневич, сие вас касаемо. Когда же к сим двум знакам присовокуплю я хоругвь с матерью божьей, то это тебе приказ, Яков, – гнать ливонцев. Понял?

– Понял, князь. Сотворю, как по-писаному.

– И последнее. Сразу после сечи – все ко мне, на Вороний камень. Слышите? Все сразу. Чтоб не ждать мне, не звать.

Затем князь сделал на снегу чертеж, указав каждому его место.

– Зарубите себе на носу: к завтрему утру стоять всем вот так. А посему поспешим-ка в лагерь. Солнце-то эвон уже поднялось как.

Они гуськом спустились вниз, где ждали их воины с конями. Александр подозвал к себе Лочку.

– Езжай-ка домой, Лочка, в весь свою. Передай смердам мое веление: завтра после обеда, ввечеру, всем прибыть сюда с санями, богу угодное дело творить – раненых русичей со льда собирать. Ступай.

Назад к лагерю скакали быстро, торопились. Уже сегодня надо было выводить дружины на лед. Еще не выехали с озера, как увидели верхового, несшегося от лагеря им навстречу. Князь угадал в нем одного из воинов, посланного к Домашу.

– Вот уже и первая весть от Домаша.

Воин подскакал, осадил коня, сказал быстро, скороговоркой:

– Домаш разбит, князь.

– Разбит? – насупился Александр. – А Кербет?

– Кербет дерется, князь. Но сил мало. Отходит.

– Куда?

– Как ты и велел, на тебя.

– Молодец, – сказал сухо князь и ожег коня плетью. – Быстро в лагерь, мужи.