Текст книги "Александр Невский"

Ловчий Стоян сам выбрал место для княжича, поставив его за толстым корявым дубом.

– Запомни, Ярославич, – наказывал он. – Не спеши, в лоб не бей, все одно не пробьешь. Дай ему поравняться с собой, а тогда бей под ухо або под лопатку. Не промахнись, худо будет.

– Постараюсь.

Стоян, еще раз осмотрев позицию княжича и убедившись в ее надежности, тихо ушел. Он свернул к пушистой елочке, где поставлен был Ратмир.

– Ты вот что, Ратмирка, – обратился к нему ловчий. – Стань поближе к княжичу, но чтоб он не видел тебя. Чуешь? А если выйдет вепрь на княжича, тут-то готов будь. И коли что, не мешкай. Вепрь – скор зверь, вмиг княжичу кишки выпустит.

– Свят, свят, свят, – испуганно закрестился Ратмир. – Чего мелешь?

– Не мелю, а знаю. И копьем тогда лучше не пользуйся, бей кинжалом под лопатку. Зубами рви, а княжича не дай задрать. Чуешь?

– Чую.

Заметив испуг в глазах Ратмира, Стоян понял, что достаточно страху нагнал, и решил ободрить.

– А вепря не боись, он, чай, тоже тварь живая, свинья и свинья. Уязвить легко и даже просто. Главное, не промахивайся. Он крепок осенью, а сейчас весна.

Ловчий ушел, и окрест наступила полная тишина.

Ратмир осторожно прокрался к кустам, куда указал ему Стоян. Он старался и дышать даже тише, чтобы не услышал его Александр.

Ратмир знал, что с другой стороны от княжича находится Рача; он не впервой на таком лове, вепрей бивал уже, и это успокаивало юношу: втроем и с чертом управимся! Тьфу, тьфу!

Тишина была долгой, утомительной. Но вот вдали прозвучал рог, и сразу оттуда послышались вопли и свист кличан [66]66
  Кличане – загонщики, облавщики на охоте.


[Закрыть].

Александр стоял за дубом, не спуская глаз с мелкого орешника, откуда должен был появиться зверь. Кличане заходили дугой, стараясь тем самым направить кабана точно на княжича. Их крики, хлопки, свист приближались.

Александр чувствовал, как гулко бьется его сердце в ожидании зверя и млеют пальцы, сжимая копье. В первый лов на вепря хотелось только удачи. Он мысленно молил бога направить вепря на него.

– Только бы сегодня, только бы сейчас! А потом…

Зверь выскочил из орешника неожиданно. Он, подобно копью, стремительно мчался мимо дуба, и Александр понял, что ждать нельзя. Он выступил из-за дерева с копьем наперевес и сделал выпад вперед, нацелив удар в плечо вепрю. Копье вонзилось, но разгон зверя и вес его были столь велики, что черенок копья хрустнул как соломинка.

Вепрь с визгом промчался мимо, словно тараном сбив княжича с ног. Все это видели из-за кустов Ратмир и Рача. И одновременно, не сговариваясь, они кинулись на выручку княжичу, когда разъяренный вепрь, поворотив назад, ринулся на лежавшего Александра. Княжич выхватил кинжал, но вскочить не смог.

Рача вонзил свое копье первым, попав точно под лопатку вепря. Ратмира задержали кусты, через которые он рванулся, и поэтому ударил он уже тогда, когда издыхающий зверь последним рывком достиг княжича. Вепрь успел навалиться на ноги Александру и, обливаясь кровью, испустил дух.

– Ноги, – поморщился княжич. – Скорее освободите ноги.

Ратмир и Рача вцепились в жесткую, колючую и липкую щетину вепря. Им стоило больших усилий свалить тушу с ног своего господина.

Александр был бледен. Не лучше выглядели и его слуги.

– Благодарю тебя, господи, – крестился Ратмир.

Княжич попытался встать, но резкая боль в левой ноге не позволила ему этого.

– Кончай молитву. Пособи встать.

Ратмир и Рача подхватили княжича с двух сторон, осторожно помогли подняться. Но княжич мог встать только на правую ногу. Платье и сапоги его были залиты кровью зверя, что поначалу сильно испугало слуг.

Ратмир побежал за конем, а Рача помог княжичу присесть на тушу вепря.

– А хорош зверь, – похлопал Александр по жесткой щетине. – Коли б не ты, не быть бы мне живу. Спасибо тебе, Рача, спасибо.

– Слава богу, что обошлось, – искренне молвил Рача. – В другой раз так нельзя – бросаться свинье в лоб. Надо пропускать. Понял?

– Да это-то я давно понял. Стоян уши прожужжал. А тут вижу, несется, как стрела. Думаю: промахнусь, не успею ударить. Вот и выскочил встречь. Куда хоть угодила мое-то копье?

Рача осмотрел зверя.

– Да вот. Удар пришелся у плеча, но высоковато. Загнал ему под кожу копье. А коли б чуть ниже, мог бы в сердце угодить, если б меж ребер попал. Для начала добрый удар.

– Ты не льсти, – поморщился княжич. – Удар – тьфу! Коли б, коли б, вырос бы во рту гриб.

Вскоре прибежал Стоян, увидев окровавленного княжича, напугался:

– Что с тобой, Ярославич?!

– Пустое, нога подвернулась.

Ловчий хотел было на Рачу напуститься, что не углядел, но Александр осадил его:

– Перестань, Стоян. Если б не Рача, меня б отпевать пришлось.

Набежали кличане, заахали, зацокали, нахваливая убитого зверя и искренне жалея пострадавшего юношу.

– Надо к Кузьмихе его, – предложил один из кличан. – Та мигом поправит ногу-те.

– Ишь чего выдумал, – возразил другой, – княжича к ведьме этой.

– Ведьма, ведьма, а меня дважды от смертыньки спасла. Да твоему дитю кто брюхо-те вылечил? Не Кузьмиха ль?

– Можа, то случай с дитем-то.

– Дурила. Какой «случай»? У всех-то болевшие дети преставились, а ты небось к Кузьмихе побежал. А теперь: «ведьма».

– Все одно с нечистым она водится.

Пока кличане меж собой препирались, решая, как помочь княжичу, Ратмир привел Александру коня.

– В веску, – коротко бросил Александр и поехал следом за толпой кличан, устремившихся домой.

Стоян и еще несколько дружинников остались, чтобы разделать и погрузить тушу кабана.

Весь путь ехали молча и шагом, лишь в виду вески княжич обернулся к Ратмиру.

– Догони кличан, узнай, где Кузьмиха живет.

Ратмир подстегнул коня и скоро нагнал смердов.

Переговорив с ними, он воротился в сопровождении старика.

– Вот, Ярославич, этот дед покажет.

Веска оказалась немалой. Более десятка дворов беспорядочно теснились на угорье близ речушки.

А выше всех, на отшибе, под старым развесистым дубом стояла Кузьмихина избенка. Недалече уже лес начинался.

– Что это вы, аль выгнали ее? – спросил Александр деда. – Эвон куда запятили.

– Сама так возжелала, поближе, знать, к нечистой силе, – отвечал старик, крестись и сплевывая.

– А давно она с нечистым знается?

– Давно. Еще в молодости чуть что – шасть в лес. Травку сбирает всякую, сама что-то шепчет да смеется.

– А пошто ж вы к ней с хворями бегаете?

– А куда денешься? Заболит что люто, хошь к кому побежишь.

– Кузьмиха помогает?

– Вестимо. Травку какую-нито попарит, даст подышать ейным духом, с «самим» пошепчется. И все.

– С кем с «самим»?

– Вестимо, с нечистым же. А он ее слушается. Выйдешь от Кузьмихи, сплюнешь через плечо, перекрестишься три разы, – это чтоб он отстал, – и до избы своей бегом.

Избенка Кузьмихи маленькая, с одним оконцем, затянутым пленкой бычего пузыря.

Сама Кузьмиха и впрямь на ведьму смахивает – волосы седыми космами из-под повойника торчат, нос сух, темен, глаза глубоко запали под насупленными бровями.

Княжич уже пожалел было, что надумал к ней приехать. Можно б было и до Городища потерпеть, а там бы лечец княжий пособил ноге. Александр и поворотил бы на Новгород, да гордость не позволяла. Что смердам помыслится? Испугался, мол, княжич ведьмы-то, слабенек оказался. Не только уехать, но вида-то являть нельзя, что старуха эта и впрямь страшновата. Может, и ведьма, поди проведай.

– Добрый вечер, старая, – приветствовал Кузьмиху Александр, стараясь не опускать глаз под ее пронзительным взглядом.

– Здравствуй, здравствуй, сынок, – отвечала старуха голосом ласковым, не вязавшимся с ее видом. – Чай, приболел, сердешный?

– Это тебе не «сынок», – сердито осадил ее дед. – А княжич. Наш княжич Александр Ярославич. «Сынок»…

Старуха с укором посмотрела на деда.

– Эх ты. Век прожил, дела не понял. Чай, мне не званье ведать надобно, а хворь, человека терзающую.

Сказав это, она отвернулась от старика и уж более не интересовалась им.

– Никак, ноженьку зашиб, сынок, – молвила Александру участливо. – Не кручинься, поправим.

«И впрямь ведьма», – подумал Александр, дивясь такой догадливости. Он перекинул больную ногу через луку седла, и тут же подбежавшие слуги помогли ему спуститься с коня.

– Милости прошу, сынок, до моего дома.

Опираясь на плечи слуг, княжич, пригнувшись, протиснулся в Кузьмихину избу.

Она оказалась столь мала, что от середины ее можно было рукой любую стену достать. Тусклый свет, проникавший через оконце, скупо освещал стены, сплошь увешанные пучками сухих трав и кореньев. И даже земляное ложе в углу было застелено травами. Кузьмиха вошла следом и указала отрокам:

– Положите.

Александр с помощью слуг лег на душистое ложе и вытянулся с облегчением, ощутив наконец желанный покой.

– А теперь идите, – велела старуха отрокам, – вздуйте во дворе огонь да поставьте на него греться воду.

Когда все ушли, Кузьмиха присела возле княжича и осторожно коснулась больной ноги.

– Болит?

– Болит, – признался княжич.

– А так? – чуть придавила пальцем Кузьмиха в другом месте.

– Еще пуще.

– Ладно, ладно, – пробормотала старуха. – Сейчас мы сапожок сымем и править ногу-те станем.

Александр понял, что будет еще больнее, и приготовился, стиснув зубы. А Кузьмиха возилась с сапогом и говорила совсем о другом.

– Я ведь во дворе сейчас огонь-то развожу, коли что. А тут у меня эвон печь, – она кивнула в противоположный угол. Александр только теперь увидел крохотную глинобитную печь. – Я уж зимой с ней маюсь, – продолжала Кузьмиха. – Сама мала и греет едва, зато дымит как путняя. Дверь откроешь– холодно, закроешь – дым глаза съедает, – засмеялась неожиданно Кузьмиха. – Уткнусь этак я в пол-те носом да и отдыхиваюсь. Там вроде дым пожиже.

Она все говорила-говорила о житье-бытье своем несладком, а сама потихоньку-полегоньку возилась с ногой. И вдруг облегченно вздохнула и подняла сапог.

– Ну слава те господи, сняли.

И только теперь Александр понял, что Кузьмиха попросту заговаривала его, отвлекая от боли. И подивился тому, что и впрямь почти не чувствовал ее.

– Мне долго ль лежать эдак? – поинтересовался он.

– Дни два-три, сынок, надо б. Чем ножке покоя больше, тем скорее здоровой станет. Да я тут ее травкой-те попарю, она и скоренько поздоровеет.

– Мне нельзя так долго.

– Льзя, льзя, сынок. Чай, не на столе еще?

– Нет.

– Ну вот и ладно. А чтоб дома-те не беспокоились, пошли кого из слуг со словечком утешным.

А и верно. Как сам-то не сообразил, что на Городище можно течца послать. Кого же? Ратмира? Нет, он должен под рукой быть. А если Станилу? В самом деле. Пусть-ка побежит один через лес, а то с того случая, как виру брал, бояться стал в одиночку ездить.

– Покличь, бабушка, мне Станилу.

Станила, услышав веление княжича, замялся.

– Може, кто другой, Александр Ярославич. Я с огнем занялся.

– С огнем другой и займется, а ты скачи и расскажи все Данилычу. Да княгиню не напугай.

Станила вышел из избы огорченный. Скакать лесом одному, да еще вечером, ему было страшновато.

Он не спеша проверил подпругу, сел на коня. Доскакав до лесу, перекрестился и начал бормотать молитву, не забывая подхлестывать и без того резво мчавшегося коня.

На третий день стараниями Кузьмихи, с помощью ее зелий и наговоров нога у княжича поправилась. Ступня немного побаливала, но уже можно было наступать на нее и даже ходить.

– Чем же мне одарить тебя, бабушка? – спросил Александр, прохаживаясь по темной избенке.

– Дареному коню в зубы не зрят, – отвечала Кузьмиха. – Эвон твои молодцы дровишек мне на две зимы уготовили.

– То не дар, то так, чтоб без дела не сидели. Может, и вправду тебе конь нужен? Так скажи.

– Ой, куда мне его. Себя б прокормить да согреть.

Кузьмиха прищурилась хитро, покачала косматой головой.

– Уж коли хошь, сынок, осчастливить старую, так вели мне шубу дать. Овчинную. Уж так зимой мне зябко. Кровь-то уж остылая.

– Шубу? – удивился княжич столь малому желанию. – И только-то?

– Шубу, сынок, шубу. Ох как в ней-то мне было б тепленько.

– Со мной здесь нет шубы. Но как только ворочусь в Городище – пришлю. Обязательно пришлю.

– Вот и спаси тебя бог, – обрадовалась Кузьмиха, словно уже шубу в руках держала. – А коли ты ко мне, старой, так добр и любезен, то прими от меня, сынок, ладанку с одолень-травой. Она тебя от стрелы вострой, от меча, от копья боронить станет.

Кузьмиха достала откуда-то крохотную ладанку орехового дерева с черным витым шнурком.

– Повесь на грудь себе. Станешь верить – поможет, разуверишься – в огонь кинь. И еще… – Кузьмиха оглянулась, ровно кто-то ее подслушать мог, и зашептала: – Еще заговор выучи. Ну! Повторяй за мной. Господи боже, благослови…

– Господи боже, благослови, – повторил Александр, тронутый искренней щедростью Кузьмихи.

– От синя моря силу, от сырой земли резвоты, от частых звезд зрение, от буйного ветра храбрости ко мне, рабу божию Александру.

Чем дальше повторял княжич заговор Кузьмихи, тем серьезнее становилось его лицо и в сердце поднималось непонятное волнение.

– …Стану я, раб божий, в чистое поле на ровное место, небесами покроюсь, на главу свою вскладу красное солнце, подпояшуся светлыми зорями, облачуся частыми звездами, что вострыми стрелами, – от всякого злого недруга моего. Аминь!

– Аминь, – повторял княжич, все более дивясь.

За время, что он пролежал здесь, сколько всего поведала Кузьмиха о травах, висевших по стенам ее избенки! Травы могли излечить от боли головной и от брюшных недугов, от ожога и от раны кровавой и даже от любви несчастной.

Ай да Кузьмиха, ай да ведьма! Александра уже не пугали ни космы ее белые, ни взгляд горящий, ибо знал – золотое сердце у этой старухи.

Перед самым отъездом, воспользовавшись тем, что Кузьмиха занялась своей печью во дворе, княжич зазвал в избу Ратмира, Стояна и Рачу.

– У кого из вас куны есть? – спросил он без всяких объяснений.

Ратмир сразу полез в калиту, достал свои куны.

– Вот у меня двадцать резан всего.

– Я на ловитву калиты не беру, – признался Стоян.

– У меня, Ярославич, – замялся Рача, – есть тридцать резан, отцу на кафтан сбираю…

– Высыпай. Будет твоему отцу кафтан.

Александр пересчитал куны.

– Эх, даже гривны не наскребли. Дешево мою ногу цените.

– Да ты что, Ярославич, – обиделся Ратмир, не уловив шутливого тона, – Да будь у меня сто гривен, да я бы…

Кузьмиха не хотела брать куны: тиун проведает, все равно все выскребет. Таково их племя псиное.

– Я старосте вашему накажу, дабы не трогали тебя.

– Накажи, сынок, накажи.

Отъезжал княжич пополудни. В седло мог бы и сам сесть, но Ратмир подсобил на всякий случай. Нога-то еще побаливала, и опираться на нее было боязно. Кузьмиха стояла у своей избенки и долго смотрела вслед. Уже за веской Александр оглянулся и увидел сиротливо стоявшую все на том же месте старуху. Подозвал к себе Ратмира:

– Явимся на Городище, тотчас принеси из амбара добрую шубу.

– Ай зябнешь, Ярославич?

– Зябну, – согласился княжич, не желая вдаваться в объяснения.

Путь до Новгорода был недолог. Еще до переезда через Гзень показались золотые купола Софийского собора.

Въехали в Новгород с Неревского конца. Через Детинец проскакали на Великий мост и на Торговой стороне, объехав Ярославово дворище, направились на Городище. Княжич ехал впереди и даже на мосту не давал коню переходить на шаг, все поторапливал его плеткой.

В Городище еще не окончился полуденный отдых. Даже слуг не было видно, только у конюшни двое играли в шашки. Увидев княжича, они оставили забаву, бросились ему навстречу коня принять.

Александр слез, почти не ощутив боли в ступне. Помянул добрым словом Кузьмиху, а конюшему приказал:

– Найди Станилу, вели ко мне явиться.

Княжич вошел в свои покои, опустился на ложе. Не снимая сапог, прилег поверх покрывала. Спать не хотелось, видно, время сна минуло.

Тут в дверях появился Ратмир, неся шубу княжича с бобровым воротом. Увидев слугу с этой шубой, Александр развеселился.

– Ты чего? – удивился Ратмир.

– Я шубу-то Кузьмихе хочу отправить. А ей на кой ляд бобер?! Ей бы потеплее да покрепче.

– А-а, – понял наконец Ратмир и тоже засмеялся, представив на миг Кузьмиху в княжьей шубе. – Так бы и сказал сразу. А то «зябну».

– Иди принеси добрый нагольник на Кузьмиху. Да новый чтоб.

Не успела закрыться дверь за Ратмиром, как Станила явился.

– Здравствуй, Александр Ярославич. Рад зреть тебя в здравии.

– Рад, сказываешь, – нахмурился Александр, – Поверим. Однако ж и проверим.

Станила насторожился.

Александр поднялся с ложа, взял с полки книгу и, присев к столу, развернул и углубился в чтение. Станила стоял, прикидывая и так и этак, никак не понимая, а оттого более пугаясь намерений княжича.

Наконец дверь распахнулась, и в покои вошел Ратмир с шубой.

– Вот подобрали. Может, сразу и отвезти? А? Ярославич?

– Нет, Ратмирка, опоздал ты, – Александр захлопнул книгу. – Опоздал. Вот Станила просится добежать до вески.

– Я? – побледнел Станила. – В веску?

– Да, да. В веску. Поклонись Кузьмихе от меня и передай дар сей. – Александр взял шубу из рук Ратмира и сунул Станиле. Отходя к столу, бросил через плечо: – Непристойно воину трусить. Ступай.

Станила вышел от княжича в расстройстве, ругая в душе и господина своего и ту ведьму старую, к которой скакать ему велено через лес. Скакать уже на склоне дня. Он прикинул, когда вернется, и выходило не очень хорошо: дай бог к полуночи управиться.

Он оседлал своего коня, приторочил к седлу шубу и выехал за ворота.

Станила нахлестывал коня, мчась к сияющему куполами Новгороду, стараясь не думать об испытаниях, ждущих его впереди. Он въехал на улицу Славную, намереваясь по ней добраться до Великого моста, но неожиданно конь свернул на Варяжскую улицу. Станила подумал: «Сам всевышний правит» – и опустил поводья. Впрочем, Станила лукавил даже перед собой: и себе не хотел признаться, что конь тянет его не по всевышнему велению, а ко двору знакомого скорного купчишки, где уже не раз угощали конька овсом и где уже не однажды пивал меды Станила. Именно этому купцу сбывал Станила рухлядишку, которая нет-нет да и перепадала на его долю от щедрот князя.

Седенький юркий купец встретил Станилу приветливо, ибо давно знал, что этот княжий слуга впустую не наведывается.

– Здравствуй, здравствуй, брат, – приветствовал он гостя. – Давненько уж не заезживал. Что так-то?

– Да все часу нет, – отвечал Станила, спрыгнув наземь и привязывая коня у крыльца.

– Никак, с товаром? – прищурился купец.

«Опять всевышний, – подумал Станила. – Была не была». А вслух сказал:

– Сам ведаешь – без товара я не бываю, – и стал отвязывать шубу. Отвязав, кинул купцу широким жестом: держи, любуйся.

Купец поймал шубу, скользнул ладонью по наголью, по меху, хмыкнул кисло:

– Не к часу, чай, лето начинается.

Но Станила и сам в деле торговом был не лыком шит и все уловки купеческие насквозь видел.

– А и верно, погожу до зимы, – и решительно протянул руку за шубой.

– Полно, полно, – осклабился купец, отодвигая шубу, – чай, мы свои люди. Сторгуемся. Сколь хочешь-то?

– Гривну.

– Эк хватил. Будет и половины.

– Ты что? – осердился Станила. – Шуба-то новая, ни разу не надевана. «Половину»… Посовестился бы так-то со своими.

– Ну хорошо, – посерьезнел купец. – Бери сорок резан – и айда меды пить.

– Сорок пять, – не сдавался Станила.

– Сорок, – уперся купец, не желая прибавлять. – Я ж тоже должен корысть иметь. Али нет?

Этот довод убедил Станилу. «Ништо, проживет ведьма и без шубы, чай, не сегодня-завтра на Страшный суд призовут».

Так думал Станила, ссыпая куны в калиту, твердо уверенный, что княжич ведьму ту старую во веки веков не встретит.

Теперь можно и горло медовухой промочить, чтобы время, положенное ему на путь княжичем, скорей пробежало.

– Ну что ж, айда в хоромы, – напомнил Станила купцу его обещание.