Текст книги "Александр Невский"
Автор книги: Сергей Мосияш
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 41 страниц)
«НЕТ ТРУСОВ СРЕДЬ НАС!»
Князя Мстислава разбудил среди ночь слуга его, Светозар.
– Что? Приступ? – вскочил Мстислав, щурясь на свечу.
– Нет, князь. Но ты сам велел будить, коли что, – отвечал Светозар. – Татаре что-то возятся сразу за рвом. Кабы не полезли.
– Воевода?
– Воевода уж там, на стене.
Мстислав одевался быстро. Светозар молча подавал ему одежду, оружие. Живя с отрочества возле князя, он понимал его без слов, по единому взгляду, по движению бровей. Одевшись и пристегнув меч, князь двинул плечом – Светозар и это понял.
– Уже заседланы, у крыльца стоят, – отвечал негромко.
Светозар едва поспевал за князем, спускаясь по лестнице из покоев. Мстислав быстро сбежал вниз, прыгая через две-три ступени. У крыльца отстранил стремянного, выхватил у него повод и легко взлетел в седло. И сразу же поскакал к Золотым воротам, никого не ожидая и не оглядываясь. Несколько воинов поскакало следом, Светозар замешкался, долго не мог поймать стремя.
На улице было темно, лишь в Успенском соборе горели сотни свечей. Оттуда доносилось нестройное заунывное пение. «Загодя отпевают», – подумал Светозар, ощутив в сердце тоску. Он догнал князя почти у самых ворот.
Мстислав подскакал к Золотым воротам, соскочил с коня и побежал наверх к бойницам. Светозар бежал следом за господином. Наверху дул ветер, сек мелкой снежной крупой. Воевода Петр стоял в затишке за церковью.
– Ну что там? – подошел Мстислав.
– Зри сам, князь, – кивнул воевода в сторону татар.
Мстислав стал напряженно всматриваться. Летящая наискосок снежная крупа перечеркивала и без того почти непроглядную тьму. И все же там, за рвом, на снегу было видно какое-то движение, мельтешили тени людей.
– Что они? Уж не пороки [80]80
Пороки – метательные орудия.
[Закрыть]ли придвигают? – предположил Мстислав.
– Нет, – отвечал воевода. – Я посылал к Орининым и Медным воротам. Там то ж творится. Вкруг всего города вот так-то. Мнится мне, огораживают нас они, отынивают.
– Как Рязань, значит?
– Истинно так, князь, как Рязань. Как бы днем на приступ не пошли.
– Ну что ж, встретим, – отвечал Мстислав недобрым голосом. – Скорей бы уж приступали.
– Эх-хе-хе, – вздохнул воевода и с укоризной покосился на юного князя. – Лучше б вовсе не приступали, Мстислав Юрьевич. Я б за это пресвятой богородице пудовую свечу поставил.
– Э-э, – отмахнулся князь, – ты, Петр Ослядюкович, воевода, а молвишь, как гость богатый. Пресвятая-то богородица смелым благоволит.
Воевода взглянул на Светозара, стоявшего за князем. Не нравилось ему, что при подлом человеке так о нем нелестно князь отзывается. Но и говорить об этом счел того более унизительным, начал о другом:
– Тут у меня, Мстислав Юрьевич, один мизинный человечишка лук великий сотворил, тетиву вдвоем-втроем тянуть надоть. Но и бьет зато в два полета стрелы, не менее. Сила.
– Где он? – резко спросил князь.
– Тут рядом. Позвать?
– Зови.
– Эй, Радим, ходи сюда да лук-то, лук свой тащи.
От ближайшей бойницы отделился человек, принес с собой огромный лук в два человеческих роста.
Князь взял лук, попробовал напряжение тетивы. Она басовито гудела под пальцем.
– Добро, добро, – сказал Мстислав. – Пробовал на бой?
– Пробовал, – отвечал Радим. – Доску в три перста со ста шагов насквозь прошибает.
– Что мне доску, – осердился князь. – Мне чтоб поганого прошибла.
– Прости, князь, – сконфузился Радим. – Не далее как вчера сотворил я лук-те. Не успел на поганых.
– Так у тебя он один, что ли?
– Один, – вздохнул виновато Радим.
Мстислав недовольно засопел, отвернулся. Радим продолжал оправдываться.
– Дерево-то долго надо искать, выдерживать. Выпаривать… Да и с жилой хлопот…
– Ладно. Будет скулить, – перебил Мстислав. – Станешь с ним здесь на Золотых воротах и, едва рассветет, выбивай тех, кто у порока будет. У тебя есть поспешители?
– Есть, есть, князь, – обрадовался Радим скорой отходчивости Мстислава. – Мы уж наторели малость.
– Ступай, – махнул рукой князь и опять стал смотреть на татар, щурясь от летящей снежной крупы. Долго всматривался. Ощутив рядом плечо воеводы, сказал, не оборачиваясь:
– Да-а. Похоже, отынивают нас. Ты верно угадал, воевода.
– Может, мост раскидаем? А? – осторожно спросил воевода.
– Вели, да чтоб тихо.
До самого рассвета не уходил Мстислав со стены. Заботливый Светозар привез из дворца шубу: от блях бахтерца зябло тело у князя. Укутавшись в шубу, ходил князь у бойниц, хрупая свежим снегом. Дружинники-сторожа, коротавшие ночь на стене, при князе не смели дремать, бдили, свирепо тараща глаза в сторону поганых. А когда рассвело наконец, увидели русские высокий тын за рвом. Черной лентой он тянулся по низинам, захлестнув, словно удавкой, весь город.
– Ну, – вздохнул кто-то, – и мышь теперь из града не выскочит.
Вскоре на стене появился князь Всеволод, поздоровался с братом, долго осматривал тын.
– По всему, приступят скоро.
– Да, – согласился Мстислав, – пора дружины исполчать.
В это время где-то рядом закричали тонко, не по-мужски:
– Береги-и-и-ись!
Большой круглый камень сильно ударил в стену около Золотых ворот. Во все стороны брызнули щепки и пыль. Воин, бывший на стене, охнул, схватился за голову и повалился.
– Пороки бить начали, – крикнул Всеволод. – Надо людей отводить.
– Радим! – позвал Мстислав.
– Я здесь, князь, – отозвался от бойницы Радим.
Князь Мстислав нетерпеливо посматривал на Радима. У того было три помощника: один держал лук, прижимая его к стене, двое, кряхтя и тужась, натягивали тетиву. Сам Радим, возложив длинную, как копье, стрелу, никак не мог приспособиться для прицеливания.
Мстислав едва сдерживался, хотелось самому и натянуть, и выстрелить. Его нетерпение Радим затылком чуял и оттого суетился и волновался.
– Береги-и-и-ись!
Очередной камень ударил почти в то же место стены, сбив стояк между бойницами. Полетели осколки камня. Князь Всеволод схватился за плечо.
Мстислав обернулся, ощерился.
– Отводи людей, хоронись за воротами.
Пороки били методично и ровно, ударяя всякий раз в одно и то же место. Стена трещала, крошилась. Ясно было, татары пробивают в деревянной стене брешь для прохода. У Золотых ворот таких брешей готовилось две.
– Пускай! – крикнул Радим.
Тугая тетива, выпрямившись, загудели шмелем, бросив стрелу в сторону татар. Князь Мстислав ревниво смотрел ей вслед. Стрела ударилась в тын, расщепила кол и повисла, покачиваясь. Радим испуганно втянул голову в плечи, ожидая брани от князя. Но Мстислав оттолкнул его, схватил очередную стрелу.
– Ну! – Сам возложил стрелу, движением руки велел лук выше направить. Приложился щекой к тетиве, прицелился. – Пускай!
Стрела на этот раз перелетела тын, ударила в сам порок, расщепив боковую стойку. Татарин, стоявший около, испуганно отпрянул.
– A-а, не любо! – крикнул злорадно Мстислав и схватил новую стрелу. В это время за тыном взметнулось вверх кидало порока и новый камень понесся к стене.
– Береги-и-ись!
Князь, не обращая ни на что внимания, торопил своих помощников.
Они натянули тетиву. Мстислав возложил стрелу. Долго целился в копошившихся у порока татар. Словно опасаясь их спугнуть, не крикнул, а шепнул своим поспешителям:
– Пускай.
На этот раз стрела достигла цели. Она попала в одного из четырех татар, тащивших к пороку камень. Пронзенный ею человек упал, даже не вскрикнув.
– Ай любо-о! – крикнул Мстислав и, обернувшись к Радиму, повелел: – Вот так стреляй.
Меж тем пороки били и били. Сильно разрушали стены, словно жернова, размалывая все в щепки и пыль. Некоторые камни перелетали через стену и попадали в город. Уже лежали убитые, кричали раненые. Со стены летели в сторону татар редкие стрелы, которые по большей части втыкались в тын, не принося вреда. Лишь Радим со своим луком нет-нет да и доставал какого-нибудь татарина.
На Золотые ворота поднялся посыльный из дворца, разыскал Мстислава, передал, что князь Всеволод и епископ к трапезе ждут.
– А и верно, – сказал Мстислав, – перед ратью потешим чрево свое.
Трапезничали в сенях. Все сидели на лавках. Никто не занимал стольца великокняжеского, считалось сие худой приметой при живом-то хозяине. Мстислав сел возле брата, выпил полчума меду и, несмотря на пост, съел добрый кус вепрятины, приготовленной по его велению. Всеволод и воевода не решались при епископе есть дичину, довольствовались рыбой. Сам Митрофан, обиженно поджимая губы, жевал капусту, лучок с хлебом. Не ронял чина своего.
Все молчали. Каждый понимал, что, может, это уже последняя трапеза. Даже епископ не решался заговорить, хотя шел в сени, чтобы обсудить с князьями дело о погребении их брата-мученика Владимира. Он лежал в Дмитриевском соборе, уже прибранный, в гробу, и возле него сидели окаменевшая от горя княгиня Агафья Мстиславовна и безутешная вдова его, Мстислава.
Но когда князь Мстислав поднялся из-за стола и, быстро перекрестившись, направился к выходу, епископ решился:
– Ныне отпеваем князя Владимира, Мстислав Юрьевич.
Мстислав остановился в дверях, оглянулся через левое плечо, улыбнулся нехорошо, оскалив по-волчьи зубы:
– Твори свое дело, святой отец, а мы свое будем. Заодно и нас, грешных, отпой.
Князь Мстислав вышел. В сенях воцарилось молчание. Шутка князя была зла и богохульна, но все понимали: похоже, так и будет.
Светозар встретил князя на лестнице: он был в новой броне, в высоком шлеме, с длинным мечом у бедра.
– Ел? – коротко спросил Мстислав, поравнявшись.
– Ел, князь.
– Ну и ладно, пойдем помирать.
Дружина стояла у крыльца, все были при оружии. Ждали князя. Мстислав остановился на самой верхней ступени крыльца и медленно обвел воинов взглядом. В стати его, в осанке явилась вдруг высокая гордость и сила.
– Други мои, – начал зычно князь. – Русичи! Приспел наш час животы свои положить за родину. Не за князя вашего, слышите, но за землю, вас родившую и вспоившую. Так давайте же драться с врагами храбро и весело, а коли умирать, то с честью. Прошу вас напоследок именем святой богородицы: не опозорьте оружия русского.
– Веди нас, князь! – взволнованно крикнул воин, стоявший впереди. И дружина закричала дружно: «Ве-ди-и!»
Мстислав дождался, когда утихнут голоса, и продолжал:
– Вашим именем беру на себя суд: трусов живота лишать на месте. А я шаг назад ступлю перед недругом – убейте меня тотчас же. Слышите?!
Дружина молчала, пораженная таким велением, и князь повторил еще:
– Слышите?! Нет трусов средь нас!
– Нет! Нет! – подхватила дружина.
VIПРИСТУП
Мстислав не допускал дружину к стене, пока били пороки. И так было уже много убитых, а он хотел сохранить людей для отражения приступа, который вот-вот должен был начаться.
– Князь! – закричали со стены. – Татаре переметы ладят.
– Бейте их из луков, – закричал Мстислав.
– Так нас тут мало, живых-то.
Мстислав оборотился к своей дружине.
– Кто в лучной стрельбе искусен, на стену!
Большая группа воинов кинулась к развороченной пороками лестнице. А Мстислав кричал:
– Когда в пролом пойдут, бейте их сверху!
Воины, взобравшись на уцелевшую часть стены, увидели, как сотни, тысячи людей тащили ко рву и бросали в него палки, бревна. Катили плетеные корзины с землей. У самого края рва теснились татарские воины-лучники, которые стреляли по осажденным, появлявшимся на стене, давая своим без особых помех ладить перемет.
Воины Мстислава открыли ответную стрельбу, и довольно успешную. Но урон, наносимый татарам, был почти незаметен. Своих убитых они тут же сбрасывали в ров: для перемета и тела годились.
Как только перемет был налажен и по нему стало возможно перейти ров и приблизиться к пролому, сразу перестали бить пороки.
– Сейчас пойдут на приступ, – сказал Мстислав и скомандовал: – За мной, русичи! К пролому!
Князь шел впереди дружины и поэтому первым увидел рыжие мохнатые шапки татар, появившиеся в проломе. Татары лезли так густо, что, если бы и захотели, повернуть обратно не смогли бы.
– С богом! – воскликнул Мстислав и со звоном обнажил меч.
Князь первым врезался в толпу, направо и налево разя мечом. Сила, клокотавшая в его жилах, ненависть, распалявшая сердце, делали князя страшным для врагов. Мстислав бился с упоением и радостью, то и дело взывая к дружине: «Бей поганых! Не щади!»
Как трава, клонились рыжие шапки под свистящим мечом. И дружина, вдохновляемая князем, рубилась храбро и жестоко.
Давно уже не было под ногами у дерущихся камней и бревен, а лишь тела убитых. Бурели и парили стены пролома от горячей крови. Все прибывало и прибывало татар, но русские не ступили назад и шагу. Проломленная стена для врага оказалась еще более неприступной. Уже начало смеркаться, когда среди звона мечей, хрипов и стонов вдруг раздался вскрик Светозара:
– Князя! Князя спасай!
Несколько рук подхватили сразу обмякшее тело Мстислава, дюжина воинов заступила его от татар. Рукопашная продолжалась с прежним ожесточением, а раненого князя вынесли из пролома.
Светозар посадил его у стены, нахватал руками снегу, отер им окровавленное лицо Мстислава. Князь в азарте боя потерял шлем и получил тяжелое ранение в голову. Он открыл глаза и сразу спросил с возмущением:
– Как ты посмел нарушить мое веление? А? Ты слышал, что ждет отступившего?
– Ты ранен, князь, – отвечал Светозар.
– Но не убит. Где мой меч?
Мстислав, скрипнув зубами, стал подниматься с земли, опираясь на стену и меч.
– Умирать надо в бою, а не в затишке.
Князь сделал несколько шагов в сторону пролома, гудевшего злой сечей, но вдруг, покачнувшись, рухнул снопом на землю.
Светозар подбежал, перевернул его лицом вверх. В полумраке наступающей ночи чернело залитое кровью лицо. В это время кто-то подскакал на коне со стороны города и закричал:
– Князь Мстислав! Эй, где князь Мстислав?
– Здесь он, – крикнул от стены Светозар. – Здесь князь!
Верховой соскочил с коня, подошел.
– Князь, сейчас у Орининых ворот убили князя Всеволода…
Не услышав ответа, посыльный наклонился к Мстиславу.
– Убит, – сказал Светозар тихо. – Тож убит.
С наступлением ночи татары отошли. Никому из них так и не удалось прорваться в город. Русские выстояли, но какой ценой! Оба князя погибли, положив в проломах не только несчетное число татар, но и почти все свои дружины. Татары отошли, когда осажденный город уже почти некому было защищать.
Воевода Петр, руководивший обороной возле Медных ворот, был ранен. Он отправил во все концы верховых собирать уцелевших воинов, звать их в крепость Детинец.
Большой город, за которым днем полегло столько людей, ночью был оставлен добровольно, без боя.
Воевода, явившись в опустевшие сени, велел отыскать хоть кого-нибудь из тех, кто был рядом с князьями. К нему привели Светозара.
Выслушав его горький рассказ о смерти Мстислава, воевода вздохнул, перекрестился на икону. Потом обратился к Светозару:
– Послушай, славный воин, тебе надлежит сей же час, пока татаре не оклемались от дневных трудов и не заделали проходов в тыну, выйти из города и достичь великого князя. Надень платье поганого, лопочи по-ихнему, молись по-ихнему, но пройди. Слышь, пройди.
– Что передать великому князю?
– Передай, что умерли все по-христиански, что княгиня Агафья Мстиславовна со снохами пред смертью постриглися в монашеский чин и причастились таинств святых.
– Но они живы, – удивился Светозар.
– Ныне живы, – вздохнул воевода. – А заутре что их ждет?
Воевода грустно смотрел Светозару в глаза, не требуя ответа. Оба хорошо знали его.
– Ступай, славный воин, и думай только об одном: тебе, только тебе я велю остаться живым. В это устреми все духовные и телесные силы свои. Ступай. Не медли. Да поможет и оборонит тебя мать пресвятая богородица.
Светозар поклонился воеводе и спросил:
– А ежели я не поспею?
– Должен поспеть.
– Я пеш, а татаре на резвых.
Воевода понял, что имел в виду Светозар, но ему так не хотелось верить в возможность гибели великого князя. Должен кто-то уцелеть, должен же кто-то отомстить.
– Ежели не поспеешь, ищи Ярослава Всеволодича. Ступай.
Воевода сказал это уже с едва скрываемым раздражением. Он не хотел больше вопросов, на которые не знал ответа.
Светозар вышел. На улице было темно и холодно. Опять сыпала снежная крупа, затевалась метель. И Светозар молил бога, чтобы она скорее началась. С ее помощью он надеялся незамеченным пройти татарский стан.
Тускло светились узкие оконца церкви Святой богородицы – последнего прибежища княжеской семьи. Светозар шел мимо, крестился перед храмом и не мог знать, что уже завтра после обеда взметнется здесь жаркое пламя и погибнут в страшных мучениях великая княгиня со снохами и внуками своими.
У стен великого города, где днем кипела схватка, блуждали редкие огоньки: женщины искали в грудах погибших мужей своих, сыновей и братьев.
«Зачем это? – с горечью думал Светозар. – И когда хоронить их, если своя смерть уже рядом. Эх, жены, жены».
VIIХУДЫЕ ВЕСТИ
Дни у юного князя Александра Ярославина были тревожные, трудные. Надо было готовить город и войско к встрече татар. В том, что они рано или поздно будут у стен Новгорода, князь не сомневался. Что представляли из себя эти орды, явившиеся с восхода, он уже хорошо знал. Не проходило недели без вестей, худых вестей: сожжены Москва, Коломна, пали Суздаль, Ростов, Ярославль, Переяславль, Кострома.
Горела Русская земля на февральских ветрах, стонала под копытами татарских полчищ. Ничто не могло остановить их – ни железо мечей, ни отчаянная храбрость русичей, ни мольбы, ни слезы детей. Все падало под их напором, все превращалось в прах и тлен после них.
Недавно проводил наконец Александр отца своего, князя Ярослава, с полками на помощь великому князю. И вот теперь живет в постоянной тревоге. Давным-давно уже не было добрых вестей, а все одна другой хуже и горше. И приносят те вести не гонцы с грамотами, а люди случайные, разные. То чернец, спасшийся через тайный ход из монастыря, то смерд, отсидевшийся в печи, то рыбак, уцелевший под своим челном.
Захудал и торг новгородский, жито вздорожало, мизинные люди голодать начали. Купцы попрятали, позатаили товары до лучших времен.
Собрал их однажды Александр на Ярославовом дворище, стыдил, увещевал пощедрее быть. Купцы кряхтели, отводя глаза.
Осмелел купец Житный, молвил смиренно:
– Корысти нет, Александр Ярославич.
– А какая корысть вам от татар станет? – недобро прищурился Александр. – Не ведаете? Так я вам загодя скажу: не токмо имение, все отберут у вас – и детей, и жен ваших.
– Бог милостив, князь, не допустит.
Не в силе бог, но в правде, господа новгородцы. А вы ныне по кривде жить начали, на беде руки погреть решили. Кривдою жить, не у бога быть.
Но сколько ни увещевал их в тот день князь, все без толку. Так и разошлись ввечеру, ничего не приговорив.
Ратмир ждал князя у коней.
– К владыке, – буркнул Александр, усаживаясь в седо, и, стегнув коня плетью, поскакал к Великому мосту.
Воины ехали следом, Ратмир держался у правого стремени. Догадываясь о печали князя, решил утешить:
– Не горюй, Ярославич, чай, не купцов на рать поведешь.
– Дурак, – отвечал беззлобно князь, – они тех, кто на рать за них же пойдет, за глотку берут. Нынешняя корысть им завтрашний день застила.
– Это верно, вместо очей у них гривны блестят, – согласился Ратмир.
Владыка Спиридон встретил Александра с тихой радостью, как сына родного. Он недавно воротился со службы, разоблачился до исподней сорочки. Сидел в покоях у стола, блаженствовал в тиши, попивая сладкую сыту. Радушно пригласил высокого гостя к столу:
– Испей со старцем немочным, сын мой. Не откажи в милости.
Александр едва не улыбнулся. Его всегда веселили жалобы Спиридона на немочь. Поклонился владыке с достоинством. Спиридон размашисто перекрестил князя, руку для лобзания совать не стал. Знал старик: не охоч юноша до этого, и поэтому всегда щадил самолюбие и гордость его. Указал на лавку подле.
– Садись, сын мой.
Александр присел, налил себе сыты, отпил несколько глотков.
– Чего опечалился, Александр Ярославич? – спросил владыка участливо. – Аль с гостями не поладил?
«Уже проведал», – подумал Александр, а вслух сказал:
– Дивно мне их упрямство, отец святый. Ведь ведаю ж я, что и жита у них ямы полные, и амбары от товаров трещат. Ан жмутся, хоронятся. Выжидают чего-то. А чего? Татар, что ли?
– Что ты, что ты, сын мой. Не к ночи будь помянуты, нехристи, – Спиридон перекрестился. – Какому ж русичу татаре по душе?
– Выходит, купцам нашим, отец Спиридон.
– Нет, нет, Александр Ярославич, не говори так. У купцов свои сражения, людям неторговым порою незримые, непонятные. Они б не были купцами, если б во всем корысти себе не искали.
– Так какая ж им корысть с беды народной?
– Бог весть, – пожал плечами Спиридон. – Воронье вон, тварь последняя, а тож рати жаждет, дабы убоинкой человечьей полакомиться. И чем полки реже, тем воронья того в небе гуще. Ты пей, пей, сын мой. Хошь, я велю меду принести?
– Не надо, владыка. Не до медов ныне.
– Это верно, сын мой, – вздохнул Спиридон. – Ныне голову надо просветленной иметь. Думать есть о чем.
– Как ты мнишь, отец Спиридон, устоит Новеград перед Батыем?
– То, Ярославич, одному богу ведомо.
Александр внимательно взглянул на владыку: искренен ли? Спиридон прикрыл очи мохнатыми ресницами. Князю неловко за свой вопрос стало: князь – опора и защита, надежда и вера – вопрошает о рати у старца «немочного». Не по-мужски сие, не по-княжески.
– Прости, владыка, суесловие мое.
Спиридон рукой махнул: мол, пустое все, нечего себя казнить. Понимал он юношу, сочувствовал ему. В семнадцать лет быть князем, да в Новгороде, да в лихолетье такое… Тут и убеленному сединой мужу было б над чем пораздумать. А этот? Едва отрочество перешагнул, а уж забот навалилось – на десятерых хватит. Отца нет – в походе, брат мал. С кем ему еще сокровенными думами поделиться?
– Да, – приоткрыл наконец глаза Спиридон, – время тяжелое ныне для Руси. Слез и крови – реки бездонные. И уж нет-нет да и возьмет сомнение: будет ли Русь в это лето? Ныне княжить не токмо мечом надо, сын мой, ум надо наперед его пускать. Великомудрому впору ныне усидеть на столе.
– А разве у тех князей, кои погибли, недоставало ума, отец святый?
– Не нам судить их, сын мой. Но, окромя брани, они не искали других путей. А они есть. Есть, Александр Ярославич.
«Какие?» – хотел спросить Александр, но смолчал, боясь опять показаться суесловным.
А Спиридон помакивал в чум седые усы, посасывал сыту, говорил неспешно, негромко, ровно самому себе:
– Князь выше всех сидит, стало, и зреть должен дале других. И менее всего тех слушать, кто лишь под носом видит, да не далее дня завтрашнего. Таких-то советчиков сотни вкруг стола кормятся. Хлеба их лишать не след, не по-христиански, а вот слушать надо с оглядкой, сын мой. Ибо им советовать да вопить легче всего; коли что случится, спросят не с них – с князя. Сам всегда думай, сам решай. И что б ни вздумал сотворить, загляни вперед – не на день, на год-два, а то и на все двадцать.
Долго в тот вечер просидел Александр у владыки в покоях, слушая мудрые речи старика.
Уже когда стал уходить, Спиридон, взяв его за локоть, шепнул на ухо жарко и убежденно:
– Крепи свои полки, Ярославич, а уж святая София пособит тебе. Верь мне: сила ее чудодейственна.
Едва вышел князь на крыльцо, как подбежал Ратмир.
– Ярославич, с Городища гридин прибегал. Там течец из Владимира.
– Какие вести?
– Не сказывал.
– Живо коня!
По улицам мчались рысью – быстрее нельзя было по деревянному настилу. Сторонились редкие встречные, издалека заслышав дробный топот копыт. Завизжала испуганно собачонка, метнувшись со страха в подворотню.
За городом князь пустил коня во весь опор, воины едва поспевали сзади.
Они вихрем влетели во двор, у сеней осадили коней. Александр, кинув повод подоспевшему конюшему, побежал вверх по ступеням. Ратмир за ним.
В сенях горело десятка два свечей. Ждали князя.
– Где течец?
– Он у княгини Феодосии Игоревны, – доложил слуга с поклоном.
– Зови ко мне, да живо!
Александр скинул на лавку шубу, прошел к стольцу, сел.
Вскоре привели владимирского течца. Он был в изодранном платье, худой, заросший, застывший. Александр взглядом подозвал слугу.
– Вели баню истопить для течца.
– Уже топят, Александр Ярославич. Княгиня давно велела.
– Ну ин ладно. Ступай. Да платье новое приготовь ему, сорочку.
Когда слуга ушел, Александр наконец обратился к гонцу:
– Откуда ты, отрок, чей?
– Я князя Мстислава Юрьевича гридин по прозвищу Светозар.
– С чем притек?
– С худым, князь. Прости.
Александр насупился, одолели уж худые вести. А что делать?
– Ладно. Сказывай.
Он молча слушал повествование владимирца, не перебивая, даже не шевелясь. Светозар рассказывал все, чему был свидетелем. Лишь когда начал говорить, как искал великого князя, Александр спросил нетерпеливо:
– Ну, нашел?
– Нашел, князь, да уж поздно было. Все полегли они на Сити. Все поле усеяно трупиями, аки колосьями после жатвы. Нашел в кустах дружинника одного живого, он мне и поведал о битве.
– А почему ты на Новгород шел?
– Мне воевода велел, если не поспею к великому князю, искать князя Ярослава Всеволодича в Новгороде.
– Князь Ярослав уже две недели как ушел на помощь великому.
– Не ведал я того, князь. Знал одно – в Новгороде он.
Светозар умолк, заметив, как помрачнел князь от его вестей. Александр долго молчал. Потом спросил грустно:
– Значит, у тебя на руках умер мой брат Мстислав?
– Да, князь. У меня.
– Он ничего не сказал перед смертью?
– Сказал, что умирать надо в бою, а не в затишке.
Александр вздохнул.
– Ну что ж, славный муж, – сказал он гонцу. – Благодарить тебя не за что, сам знаешь. Ступай в баню да пропарься, прогрейся. Будешь у меня в гридинах.
– Спаси бог тебя, князь, за твое великодушие, – поклонился Светозар и вышел.
Александр поднялся со стольца, потянулся, хрустнув суставами, прошел к окну. Долго смотрел в темноту ночи. Тоска подкатывала к сердцу. Одно утешало: гонец не видел отца его – ни живого, ни мертвого. Может быть, удастся князю избежать встречи с татарами, удастся уцелеть. При мысли об отце Александр почему-то забывал о главной обязанности князя Ярослава – о ратоборстве с погаными. Одного хотелось юноше – увидеть отца живым и невредимым.
