Текст книги "Содержательное единство 2001-2006"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 78 страниц)

Соответственно, мы имеем дело с человеком морали, высоким человеком, с человеком, входящим в коллективности ради решения этих великих проблем. Это есть общество Модерна. Все мы – его дети.

Кто-то из здесь сидящих, возможно, движется от этого в сторону (не буду говорить – фундаментализма) религиозного центризма и, как теперь модно говорить, "цивилизационизма". Но они должны понимать, что все эти разговоры о цивилизациях – не описание имеющегося. Это моделирование. Цивилизаций нет. Их можно получить, только обрушив Модерн. Тогда по ту сторону Модерна можно попробовать вновь (и очень неорганично) вылепливать цивилизационное ядро из вещества полуостывшего фундаментализма. Потому что цивилизационное ядро – всегда религиозно. А чтобы религию вновь сделать ядром, нужно сильно поработать. И не чем-нибудь, а инструментами катастрофизма, инструментами все того же хаоса.

Повторю: результаты работы до конца не предсказуемы. Можно вылепить снова религиозное ядро. А можно так и остаться в хаосе. Или полететь в очень глубокие "тартарары", где от христианства, магометанства, иудаизма и пр. клочков не останется.

Так что цивилизационизм – это не данность. Это проблематичная реверсивная возможность. А пока что все мы – дети Модерна, такие или другие.

XI. Общезначимое в Модерне

Что наиболее существенно в Модерне, что в нем настолько значимо, что никак невозможно отдать? То, что он, повторяю, всегда возвеличивал человека, всегда поднимал человека наверх, всегда говорил об исключительной роли и величии человека.

Однако на фоне единства светской культуры, нормативного права (которое в России так и не возникло, что бы об этом юристы ни говорили) и светской рациональной науки перед Модерном встал вопрос о том, как же удерживать в единстве человеческие общности, как обеспечивать их сосуществование?

Модерн создал великие литературные языки. Их не было до Модерна. Конечно, такие языки выкристаллизовывались постепенно, и нельзя сказать, что Данте и другие не творили литературный национальный язык. Но реальным создателем великих национальных языков стал именно Модерн.

Модерн поднял на невероятную высоту Историю. Потому что уже не индивидуальный человек, "герой", как в эпоху Ренессанса, а человеческие общности и человечество в целом должны были каким-то образом вершить космическую роль.

Модерн создал централизованное национальное государство современного типа, и Модерн создал нацию, создавая самое себя. В этом смысле субъектом модернизации является нация, а целью нации – Модерн. Модерн и нация – это и есть единство проекта и субъекта.

Модерн переосмыслил и возвысил идею гуманизма. То есть идею величия человека, берущего на себя космическую роль. Взять ее на себя может только "человек восходящий", поднимающийся (и поднимаемый) по ступеням прогресса. Источники прогресса – наука и буквально религиозная вера во всесилие научной мысли, техника, освобождение человека из-под всевластия природы (да, традиции тоже, но природы прежде всего).

А дальше уже начинается Маркс и его последователи: освобождаясь из-под власти природы, человек попадает под власть социальных и экономических институтов, ничуть не менее жестоких, чем институты природы.

Как освободить человека из-под этой власти? Спросят – какой? Отвечу: из-под власти полноценного в своей нутряной жестокости капитализма.

Этого зверя можно сдержать с помощью того, что Поппер называет "интервенционистским государством". Иными словами, с помощью государства-посредника, которое пытается жестко согласовать несогласуемое: капиталистический аппетит и общенациональные интересы.

И этого зверя можно убить с помощью социалистической революции…

Подобный спор крайне существенен. Но это спор о чем? О том, что нужно сделать для того, чтобы еще больше освободить человека и чтобы он еще лучше мог осуществить свою цель и еще больше возвыситься. Надо освободить его от эксплуатации или дать свободу частной собственности? Или надо как-то соединить одно с другим?

Это спор модернистов между собою. Сталин в этом смысле такой же модернист, как и Рузвельт (если, конечно, не приписывать Сталину скрытых православно-монархических заморочек). А советско-сталин-ский мир, в отличие от коммунистического, совсем уже напоминал мир умеренного Модерна. Хотя в советском (всегда и при любой степени сходства) черты альтернативности все-таки оставались. Точнее, "до конца не стирались".

XII. Советский мир и Модерн

В России и перед Петром, и перед Лениным стояла вроде бы очевидная, но при этом почти нерешаемая задача: как сохранить страну и провести модернизацию. Потому что модернизация, как расщепление империи на нации, вроде означала, что единую страну придется потерять. Так, как ее потеряли все основные империи мира.

Что такое ленинский "прыжок из феодализма в социализм"? Это – способ миновать буржуазно-национальный (разрушающий империю) этап модернизации. Это – альтернативный модернизационный проект.

Что такое сталинский тезис "модернизация без разрушения основ традиционного общества" (то есть те самые колхозы)? Является ли модернизация без разрушения основ традиционного общества модернизацией? Классической модернизацией – не является. Она является альтернативной модернизацией.

Русские никогда не хотели отказываться от основ традиционного общества и от своей культуры. Но при этом все время стремились соединить их с Модерном, то есть хотели совместить традиции и прогресс. В этом же стремлении – глубочайший импульс моделей развития Китая, Индии. И не только их. Слишком многие мучительно думают сейчас о том, как соединить традицию и прогресс, свою культуру и мощный импульс развития. И нельзя сказать, что эти мысли не дают политических результатов. Дают, и еще какие! Вот только всех ли эти результаты радуют? Все ли хотят этого или кто-то хочет совсем другого?

XIII. Модерн и СССР после Сталина

Альтернативный советский Модерн всегда расшатывался так называемым "национальным вопросом". Потому что нации – штука по определению буржуазная. И одновременно они-то, эти буржуазные нации, и являются субъектом классической, не альтернативной, модернизации. Российская империя почему начала распадаться? Потому что начались буржуазные реформы. Пока эти реформы сдерживались царизмом, все медленно загнивало. А когда февраль выпустил энергию буржуазных реформ из-под спуда, все сразу начало распадаться. После чего было уже не до реформ. Начался хаос.

И это не только русский опыт. То же самое произошло с Австро-Венгерской империей. Страшную разрушительную силу национально-буржуазных импульсов очень хорошо ощущала и использовала Великобритания в своей игре против континентальной Европы (об этом много написано, в том числе достаточно много толкового).

Но вернемся к России.

Большевики сдержали хаос силами альтернативной модернизации (она же – социализм как последовательная альтернатива всем буржуазным моделям).

Чем больше альтернативность этой модернизации выдыхалась (а она выдыхалась вместе с накаленным коммунизмом), тем в большей степени оказывалось, что импульсы для новой, не альтернативной, модернизации можно получить только в недрах разного рода национально-буржуазных начинаний. А последствия, связанные с запуском таких процессов, не могут не быть катастрофическими.

И тем не менее в позднем СССР заказ на подобный, пусть и катастрофический, вариант был оформлен. И не в каком-нибудь диссидентском движении, а в недрах того самого КГБ СССР, который должен был охранять советскую альтернативность.

XIV. Альтернативный Модерн и Модерн Андропова

Сейчас много говорят об Андропове. Кое-кто открывает для себя ужасные истины, в том числе и по части этнической принадлежности данного лица. Кое-кто видит в нем чуть ли не идеального политика. Вопрос не в оценках как таковых. А в содержании. Все нельзя обсудить в рамках одного системного анализа. Но приходится констатировать, что цель Андропова никак не сводилась к защите советского строя. Она не сводилась и к получению поста генсека, "красного царя". Видимо, Андропов не хотел быть "царем по помазанию" от КПСС. Он хотел прийти к власти вместе с другой – параллельной – структурой. И структурой этой была некая система внутри КГБ. Большего в аналитическом эскизе не скажешь, ибо нужны развернутые доказательства, а это круто меняет жанр.

Но параллельная структура – это форма. А содержание? Эксперты утверждают, что поиск этого содержания шел в "андроповском внутреннем круге", окончательно сформированном к концу 70-х годов. В первом приближении, идея была в необходимости перехода от альтернативного Модерна к Модерну классическому, а от СССР – к национальному русскому государству. Одно было немыслимо без другого.

Ибо для Модерна нужна нация, и "иного не дано". Вооружаясь идеологически против КПСС, своего хозяина и противника, элита КГБ (точнее, часть элиты, ее существенный сегмент) скрыто провозгласила лозунг "модернизация любой ценой". По итогам закрытой дискуссии было заявлено, что переход к классической модернизации настолько жизненно важен, что на алтарь этого перехода нужно и можно принести и идеологию, и империю. Во имя чего? Во имя русского национального Модерна. А потом как-нибудь вернется и империя. Совсем сквозь зубы было, видимо, признано и еще одно обстоятельство, требующее такого перехода: "Слишком быстро растет население исламских республик…".

Внешние проявления этой политической эзотерики были достаточно многообразны. Их полный перечень превратил бы этот доклад в книгу. Я остановлюсь на одном примере.

XV. Модерн Андропова и постсоветский Модерн

У Ельцина был такой советник – философ Анатолий Ракитов. Роль этого господина в расстреле Белого дома в 1993 году, а также степень интегрированности его в упомянутые мною субъекты, грезящие полноценной модернизацией, пусть раскроются, как в таких случаях говорят, "у Престола Господня". Я скажу только, что выбираю этот пример не без оснований. А основания раскрывать абсолютно не собираюсь. Для меня достаточно того, что Ракитов написал статью в журнал "Вопросы философии" в 1992 году, если мне не изменяет память. И в этой статье был заявлен тезис о модернизации через катастрофу. Позже этот тезис поддержали многие знаковые фигуры. Перечислять не буду.

Конкретно Ракитов заявил, что ради модернизации нам надо сменить культурное ядро российской цивилизации. И что ради модернизации нас будут раздирать катастрофы. Не люблю "личностного театра". Но из песни слов не выкинешь – никто, кроме меня, тогда не принял брошенную Ракитовым "концептуальную перчатку". Все как бы не заметили, что именно этим запрограммированы дальнейшие политические события. И продолжали орать свое. Кто про демократию, кто про то, что "банду Ельцина надо отправить под суд".

Так что же значит "сменить культурное ядро"? Все идеологи такой смены (а точнее, их устами те, кто потом занял позицию научной обслуги власти позднего Ельцина и власти сегодняшней), все они (не буду называть их имена, потому что имена обслуги не так интересны) говорили о "модернизации через катастрофу". Они и сейчас продолжают говорить об этом же. Об "острове Россия", который надо отделить от всего, что с ним не связано. О том, что не нужен никакой СССР. О том, что без политической демократии модернизации не может быть, и т.д. и т.п.

Распад СССР, реформы Гайдара, все, что за этим последовало, имеют в качестве ядра своего не демократизацию, не "выправление чудовищных аномалий". И не злостное желание "все разрушить до основания". В основе – почти мессианская вера в необходимость и спасительность национальной модернизации. Вера не существует без церкви. Как, впрочем, и церковь не существует без веры.

Эта вера и эта "церковь" стоят за спиной всего сотворенного. Они прячутся за ширмами в виде Горбачева и прочих разных. Они питают общество сказками про 5-6 агентов США из Колумбийского университета. Продолжать вкушать пищу сию после всего случившегося – это значит унижать себя и свою страну. Это значит фальсифицировать реальную правду о генезисе процесса и накладывать табу на все адекватные оценки и рецептуры.

Я уже сказал о личностном театре. Преобладание оного всегда нарциссично. Но полный уход от личностного начала в описании происходящего – это игра в прятки. Это концептуально-объективистская трусость. Предлагая другим прекратить такую игру, я не могу сам спрятаться под маску аналитического объективизма.

По мере сил я все последние 20 лет боролся за то, чтобы "церковь", вдохновляемая верой "а ля Ракитов", не осуществила своей задумки. Главным аргументом для меня была даже не цена, которую придется за это заплатить, а принципиальная неосуществимость замысленного. Невозможность перейти к Модерну в условиях всеобщего постмодерна и контрмодерна. Невозможность переломить регресс, запущенный искусственной катастрофой, без создания структур, которые задушат в объятиях любой Модерн. И будут при этом полностью лишены какой-нибудь исторической креативности.

Чем отвечали оппоненты на такую концептуальную аргументацию? Убогим, пошлым и бредовым аргументом et hominis. Конкретно говорилось следующее: "Кургинян этого не хочет, потому что мы создаем нацию. А ему хочется, по известным причинам, поиграть в "нового Сталина" на пространстве империи".

Что сказать? Первый наш клуб, который был собран в этом зале в 1994-м году, уже обсуждал эти проблемы. Здесь сидят люди, которые ходят на клуб с того времени. И они помнят, что я уже тогда сказал: если результатом идущей катастрофы будет реальная модернизация страны, я не буду с этим бороться. Да, это не мое. Но Россия в этом как-то может разместиться. И это главное.

Что касается того, кто, во что и как хочет играть, то у меня совершенно другие игровые амбиции. Может быть, и не меньшие, но расположенные отнюдь не в неосталинской, да и вообще не в кондово-политической, плоскости.

XVI. Где Модерн?

Но теперь-то мы имеем право спросить: где модернизация? Где наш постсоветский Модерн? Ради чего принесена жертва, ради чего допустили катастрофу? Где результат? На алтарь принесена империя, на алтарь принесен долгий советский путь, на алтарь принесено многое другое. А где то, что сулили взамен?

Я умею задавать вопросы очень энергично и таким образом, чтобы "завести" людей. И когда однажды, доведя до накала некое сообщество высокопоставленной обслуги тех, кто все еще держится за химеру "национальной модернизации", я задал вопрос в такой форме, "сообщество" завелось окончательно. И ответило мне, что я ничего не понимаю: ведь речь шла не о модернизации страны, а о модернизации элиты. Когда, еще сохраняя выдержку, я спросил: "За счет чего?", то услышал: "За счет всего".

Моральная, экзистенциальная, политическая оценка подобной позиции не должна и не может быть назидательной. Еще не вечер. А в ожидании исторической окончательности я порекомендовал бы подобным оценщикам почитать не Евангелие, не Диккенса, не Достоевского, не Гюго. Это не их круг чтения. Я порекомендовал бы "Портрет Дориана Грея". Творение высокого имморалиста. Возможно, в сочетании с "Балладой Редингской тюрьмы".

Но это бесовство не нуждается ни в каком диалоге. В диалоге нуждается то, что осталось от "церкви" (той самой, которая "а ля Ракитов"). Если от нее еще хоть что-то осталось. Ее мы спрашиваем: где Модерн?

Где идентичность? Где нация в подлинном смысле слова? Модерн требует господствующих позиций для общенационального языка. То есть русского языка. В Москве сейчас поощряют создание этнических школ, в которых дети должны обучаться другим языкам. Языкам диаспоризированных трайбов. В чем тут воля к строительству единой нации? Любой строитель нации одной рукой пресечет ксенофобский бред о "чурках" и "лицах этих национальностей". А другой – обособление меньшинств. Не с этим ли шел Модерн Великой Французской революции в Прованс и Бретань? Не с единством языка, подпираемым комиссарскими полномочиями и ужасом гильотины?

Если воли к этому нет, то при чем тут нация? Нация – это светское единство национальной культуры и национального языка. Нация – это Пушкин. Если еще точнее, единство Пушкина и Петра. Где это? А если нет этого, в чем Модерн?

Так называемый "религиозный ренессанс" – это Модерн? Развал высоких отраслей промышленности вместо второй волны модернизации – это Модерн? Дегенеративное образование на месте образования, которое всем миром признавалось как одно из лучших, – это Модерн? Здесь уместно вспомнить слова нашего министра образования, который сказал: "Да, у нас было великолепное советское образование, но мы теперь не можем себе такого позволить". То здравоохранение, которое мы имеем, – это Модерн?

В кулуарах научно-практической конференции, которая предшествовала XXVIII съезду КПСС, говорилось о том, что нам нужна политическая демократия. Она якобы нужна потому, что авторитарными средствами можно строить только Модерн, а превзойти Модерн (остался ли хоть кто-то, кто это помнит?) можно только в условиях глубокой демократии.

Теперь мы вроде наелись демократии, и все переходит к тем же, по сути, авторитарным методам. Модерн так и не превзошли… Ну ладно, но где хотя бы Модерн?

Китай за те же 20 лет авторитарными методами построил дай бог какой Модерн. А наш Модерн где? Все уже открыто пишут: "Петрогосударство, петрономика". Это, что ли, Модерн? А где обещанная высокая компонента культуры, которая должна была взлететь "за облака" при "национальной модернизации"? Сегодняшнее телевидение – это Модерн?

XVII. Модерн и глобализация

Кто-то считает, что глобализация – экспансия Модерна в мировом масштабе. Это глубочайшее заблуждение. Глобализация и есть постмодерн. А главная черта постмодерна заключается только в одном: человек в нем полностью лишается любого высокого предназначения. Задача постмодерна не в том, чтобы как-то дорушить "околдование мира", как говорил Макс Вебер, и еще более возвысить человека. Его задача в том, чтобы приучить человека жить в состоянии, когда он прекрасно понимает, что никакой принципиальной разницы между ним и крысой нет; может быть, он – ухудшенная крыса и должен это знать, ибо "отпал от природы". Вот это и есть постмодерн.

Как жить после Модерна в условиях, когда утешение не найдено и когда возвышающей миссии нет? А вот так. Потребляя "вот такое вот" телевидение.

Постмодерн – это не высокие технологии, это не глобализация великой культуры и техноструктуры. Постмодерн – это утрата человеком миссии, предназначения, смысловой вертикали. Я не знаю, возникает ли в России реальная "вертикаль власти" (я вообще не очень понимаю, что это такое). Но я знаю твердо, что власти нет без смысла, без духа. Я твердо знаю, что такое вертикаль духа. И столь же твердо знаю, что в России она отсутствует. И что нет никакой попытки ее воссоздать. Ибо такое воссоздание несовместимо с сегодняшними культурными инструментами. Которые свирепо уничтожают все предпосылки воссоздания чего-то подобного.

Их цель – как раз в том, чтобы доломать эту вертикаль духа. А такой полный слом, такой снос под основание (без замены чем-либо еще более интенсивно мобилизующим восхождение) – это и есть постмодерн.

XVIII. Постмодерн и его двойник

У постмодерна имеется двойник – контрмодерн. Контрмодерн утверждает, что надо вернуться, но не к религиозному христианскому возрождению (что многих бы обрадовало). В отличие от этих "многих" с их весьма наивными упованиями, контрмодерн прекрасно понимает, что ни к какому искреннему христианскому возрождению вернуться уже нельзя. Он утверждает, что нежизнеспособные конструкции Модерна требуют полного сноса. И допустить такой снос надо до той глубины, докуда он сам пойдет и где сам остановится. Где остановится – там и остановится. Но отнюдь не на рубежах христианской идиллии! Все это будет снесено. Во имя глубокой и зловещей архаики. В узких кругах это как раз и называется "вторичной архаизацией".

В атаке на Модерн архаизаторы и постмодернисты идут рука об руку. Конвенция между ними состоит в следующем. Постмодернисты намерены выстраивать "глобальный город", или "золотой миллиард", а "глобальную деревню" отдать в управление контрмодернистам, архаизаторам.

На "периферии человечества" для этого должны возникнуть архаические трайбы, племенная контрмодернистская структура. Сегодня главная модель этого процесса, полигон архаизации – Африка. Новыми полигонами архаизации должны стать Россия и Восток. Но первый полигон – Африка.

В центре – постмодерн "глобального города", на периферии – контрмодернистская трайбализация "глобальной деревни" под управлением согласных на это "племенных вождей". И – конвенция между одним и другим.

Если Хожа-Ахмед Нухаев, как сообщается, действительно убит, то пусть он испрашивает себе прощение в иных мирах. Смысл всего, к чему призывал Нухаев, был именно в вышесказанном. Сначала создать чеченский трайб, горную архаическую республику. Затем наращивать массу таких регионов, разделить весь мир на "регионы архаизации" и соединить их в сеть. А с другой стороны, на противоположном полюсе, должна быть сеть постмодернистского "глобального города". И это и есть глобализация.

Почему именно так?

XIX. Глобализация чего?

Обратим внимание на то, что почти во всех научных сагах по поводу глобализации бережно обходится один-единственный действительно научный вопрос: что же именно, по большому счету, глобализуется? "Глобализация – это вот это, это, это…". Извините, перечисление не создает научной предметности. Глобализуется якобы инфраструктура: транспорт, телефон, телевизор, Интернет… Но не может же глобализоваться инфраструктура сама по себе. К вопросу о субъект-проектном дискурсе. Нет глобализации без субъекта. Как нет ее без социальной основы. Потому что именно социальная основа порождает все остальное. То есть?..

То есть, по сути, глобализуются труд и капитал. А под эту глобализацию труда и капитала создается инфраструктура. Не инфраструктура сама по себе глобализуется; она обеспечивает глобализацию труда и капитала. Труда – в виде мигрантов и "удаленных рабочих мест", и капитала – в виде мгновенного перемещения финансовых активов.

Но если и капитал глобализуется, и труд глобализуется, то исчезает посредник между трудом и капиталом в лице модернистского или, как его еще называют, "интервенционистского" государства. И тогда глобальный капитал не имеет для своей экспансии (а это его неотъемлемое, родовое свойство) никаких сдержек.

Значит, этот капитал, раз нет сдержек в виде глобального интервенционистского государства (а их нет и не предвидится), будет делать все, что он захочет, сначала на периферии. А он хочет на периферии архаики племен, которыми можно всевластно управлять. Ему надоело государство, оно ему мешает это делать, оно его то с одной, то с другой стороны ограничивает. И глобальный капитал сначала подомнет под себя периферию, а затем с периферии будет продвигать свою власть к ядру.

Трагедия сегодняшнего мира заключается, в частности, и в том, что в "глобальном городе" Модерна нет места ни Китаю или Индии с их миллиардным населением, ни кому-то еще, вроде Бразилии либо России. Более того, уже идут разговоры, что и "золотой миллиард" – это слишком много: слишком большая нагрузка на ресурсные и экологические возможности планеты Земля.

А это означает, что нельзя продолжать модернизацию. И что очень многие национальные государства надо не создавать, а, напротив, разрушать и заменять трайбами, которые, в отличие от государств Модерна, потребляют немного ресурсов. А великие общенациональные языки – заменять множеством местных наречий.

Глобализация – это успокоительный термин для простаков.

Настоящий термин звучит иначе: "глокализация" (соединение глобального и локального через разрушение национального государства как оплота Модерна). Вот ведь в чем действительный смысл.

И вот мы уже видим, что поют с эстрад, "возрождая наречия", бретонские певицы, лангедокские певицы, еще какие-то. И это идет полным ходом где? – во Франции, которая мучительно, через гильотину, создавала единое национальное государство с единым великим языком. Во Франции!

Что уж говорить о других местах планеты?..

Один из очень культурных руководителей африканского государства пригласил к себе на встречу знакомого мне иностранца. И говорил ему, чуть не рыдая: "Я всю жизнь посвятил созданию в своей стране нации и национального государства. И многого добился. А теперь американцы требуют от нас полной многопартийной демократии. Но у меня здесь 27 крупных племен. То есть здесь будет ровно 27 партий, и драка между ними, и все межплеменные войны, вся эта кровь, начнутся заново".

Подчеркну, что Модерн никогда не оперировал демократией как неким абсолютом. Никогда. Петр Первый – не демократ, Наполеон – не демократ, Кромвель – не демократ, Робеспьер – не демократ. Все, кто реально продвигал в мире Модерн, действовали за рамками демократии. Большинство мировых модернизаций имели именно авторитарный характер.

Тогда что такое сегодняшняя американская борьба с авторитаризмами в странах "третьего мира"? Это средство модернизации или средство разрушения модернизации? Всюду, где она происходит, взрастает радикальная исламизация, глубоко враждебная Модерну. Разве не американцы сеют это по миру? Значит, демократия – это фасад, маска, превращенная форма. Суть в том, что на периферии нужна вторичная архаизация. И все средства хороши, чтобы добиться искомого.

Сейчас многие якобы хотят спасать Россию от "авторитарной модернизации". О том, что происходит на деле в стране вместо такой модернизации, я уже говорил. Но, если в ком-то зреет желание спасать что-то в России от "авторитарного Модерна" это значит, что нас хотят "спасать" от высокой культуры и высоких интеллектуальных стандартов, "спасать" от гражданина, как от человека, признающего единство языка и культуры, а не просто человека, имеющего штамп в паспорте, полученный неизвестно за что.

Беда нынешней мировой ситуации (и я здесь выхожу на финишную прямую "философской" части своего доклада) заключается в том, что Модерн сам очевидным образом "устает". И потому конвульсивные попытки американских "неоконов", всех этих Чейни, Либби, Вулфовицев и т.д., хвататься за Модерн неубедительны и крайне проблематичны.

Это очень неопределенные, нечеткие действия. За этими попытками не стоят дальний культурный горизонт и идеология. Это "невыговоренные" попытки. И эти невыговоренные попытки обернулись тем, чем они обернулись: провалом в Афганистане и Ираке и новыми авантюрами. По сути, они послужили тому же делу постмодернистской глобализации.

XX. Кто же все-таки за Модерн?

Такие констатации неизбежно вызывают вопрос: а остались ли в мире силы, которым нужен Модерн? Остались ли такие силы на Западе? Пусть речь идет не об идеях, а об интересах. Но есть ли эти силы (именно как силы, а не как воплощенная человеческая беспомощность) хотя бы на уровне интереса? Ответить трудно.

В принципе, Модерн не могут не поддерживать (на уровне рефлекса интересов) такие корпорации, как "Локхид". А также весь военно-промышленный комплекс. Почему? Потому что без мощных государств-наций, которые могут быть только в ситуации Модерна, нет и не может быть крупных военно-промышленных заказов, не может быть сотен миллиардов долларов на новые истребители, авианосцы, ракеты, космические корабли и на все, что с ними связано. В том числе – на финансирование "большой науки", которая в последние десятилетия фактически удушается во всем мире.

Назовите мне недавние крупнейшие "научные прорывы", которые обсуждаются в прессе. Эти прорывы никак не сопоставимы с Лос-Аламосом и Арзамасом-16. Они не сопоставимы с Гагариным и лавинообразным штурмом космоса в 60-е годы. Нет новых фундаментальных достижений в сфере энергетики (уровня управляемой термоядерной энергии). Псевдопрорывы касаются, в основном, мобильных телефончиков, Интернет-сетей, "умных электронных домов". То есть того, как нынешнего человечка комфортно обустроить в окружающем мире. А не как обеспечить новую фазу восхождения человечества.

Нет "большой науки" вне культурной энергии этого восхождения. Интересы "большой науки" требуют нового большого культурного рывка, нового рывка восхождения. Но эта духовная энергия не только не культивируется, она истребляется. Между тем либо будет найдена новая энергия, открыто новое "культурно-смысловое дыхание" для Модерна (искать его надо повсюду, и я убежден, что его можно найти), – либо Модерн кончен.

Но тогда вместе с Модерном кончена западная цивилизация и все, что с ней связано. Дальше – идти некуда…

Вот стоящая перед нами проблема! Закройте глаза и представьте себе масштаб этой проблемы…

А теперь "прокрутим перед собой" фигуры, олицетворяющие нынешнюю элиту мира. Есть ли что-то, соразмерное масштабу проблемы? Одно время казалось, что Ватикан Иоанна Павла Второго пошлет мессидж миру от лица Запада. Но этого не произошло. Буш должен учить человечество? Он научит!

Алла Пугачева в Общественной палате будет открывать новые глубины мысли и культурные горизонты? Российская "прагматическая политика" ответит на то, что апеллирует принципиально к транспрагматическим категориям?

Я не люблю Алена де Бенуа. Но не могу отказать ему в умении точно обрисовывать проблемные контуры. Это он сказал: "Интеллектуальные и политические семьи Европы находятся "в разводе", и этот развод плохо кончится для политических семей". Это не проблема одной лишь Европы. Это проблема Запада. И проблема России.

Скажут, что в России просто нет подобных семей. Если ничего нет – то нет России. Тогда зачем что-то писать? А если что-то есть, то это "что-то" надо собирать. И если и остались у меня какие-то амбиции, то, скорее, эти, нежели любые другие. Потому что очень уж с этим плохо. Так плохо, что тоска берет. Модернизация отсутствует на уровне внешних проявлений. Это страшно, но это полбеды. Но если нет и интеллектуального потенциала модернизации, если нет почвы, на которой она может произрасти, то беда становится слишком уж всеобъемлющей. Опускать руки я не умею. Как не умею и прятать голову под крыло. А это значит, что собирать придется то, что имеется. Я подразумеваю именно интеллектуальную сборку.

Спросят: "А что имеется?"

Отвечаю: пока не начнем собирать – не поймем. А пока правду о том, что есть, не скажем – никакой сборки даже начаться не может. Так и будем бегать по кругу, вереща про отсутствующие возможности.

XXI. Модернизация накрылась – но что же произошло?

В 1987 году перед элитой СССР стояла одна важнейшая задача – двинуть советскую империю на постиндустриальный, а не на постмодернистский путь развития. Это можно было сделать, сохранив диктатуру КПСС, но придав этой диктатуре характер диктатуры новых, постиндустриальных, классов. Однако полуфеодальный номенклатурный класс в самой компартии, с одной стороны, и одержимая постмодернистским безумием "спецуха", воевавшая с партией, с другой стороны, вместе это все прикончили. И сейчас все они, вместе с нами и страной, сидят на обломках.