Текст книги "Содержательное единство 2001-2006"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 78 страниц)

Но даже в рамках этого предположения – люди отдавали свободу за что-то другое. Они между решением "каких-то проблем" в условиях несвободы и нерешением проблем в условиях свободы выбирали решение этих самых "каких-то проблем". Ярчайший пример – война. А также другие "какие-то проблемы". Но лишь в одном случае – если эти "какие-то проблемы" предполагают выбор между свободой и смертью – и несвободой и жизнью.

Люди хотят свободно жить. Но они хотят жить. И если свобода и жизнь входят в конфликт (вновь подчеркиваю, один из ярчайших примеров – война), они выберут жизнь. Мне скажут, что не надо, чтобы такие вещи входили в конфликт, и я соглашусь. Но иногда они входят.

Самый очевидный пример – поведение граждан США после 11 сентября 2001 года. Они отказались от очень многих свобод. Почему? Потому что оказался поставлен выбор между жизненными удобствами – и жизнью как таковой.

Мне скажут, что это грубый и небезусловный пример. И что базовый набор свобод сохранен. Пока сохранен… Долбанут террористы еще раз пять-десять, он будет сокращен, и неизвестно, докуда.

Но главное сегодня для России не терроризм и не американский пример. Россия хочет и имеет право знать, что ей нужно для жизни. Не для комфортного угасания, а для прорыва из этого угасания в жизнь. Как там у Твардовского? "А уж с этой работенки дальше некуда спешить… Всё же – как решаешь, Теркин?" – "Да как есть: решаю жить!"

Увы, я не убежден, что травмированная нация выберет между сладким угасанием в полусне и горьким прорывом в жизнь – этот самый горький прорыв. Но, прежде всего, вопрос должен оказаться в повестке дня. И нация имеет право на альтернативную диагностику.

Абсолютизация свободы – есть часть теории открытого общества. Но сама же эта теория предполагает уже указанную мною выше асимметрию фальсификации и верификации. То есть один-единственный обратный пример имеет больше веса, чем сотня прямых примеров.

Обратный пример – Китай. В нем нет свободы, но есть развитие. Обратный пример – страны, где свободно победит или уже побеждает радикальный исламизм. Эти страны сами откажутся от развития, ибо идеал победителя не предполагает развития. Обратный пример – сам Запад. Наполеон – это несвобода плюс развитие. Диктатура развития – не пустой звук. Особенно, если нация понимает, что у неё простая альтернатива: развитие или смерть. Прежде всего, нация должна понять, существует ли у неё на самом деле эта альтернатива. Забрела ли она в тупик или вышла на новые горизонты. Без ответа на этот вопрос российская политика дальше обойтись не может.

Мы, видимо, согласны в том, что Россию надо не усыплять, а мобилизовывать. Что энергия – не опасность, а необходимость. Но нельзя мобилизовывать вообще. Как нельзя пиарить на тему "Отечество в опасности".

Стоит ли в повестке дня угроза смерти нации, угроза конца российской цивилизации? Если она не стоит – давайте жить комфортно и кто как хочет. Но если она стоит, и мы можем длить это "как хочет" только ценой конца страны и истории… Что ж, кто-то и в этом случае выберет комфорт. А кто-то выберет мобилизацию во спасение. Но даже в этом случае, убежден, ни одна струна русской души не зазвучит, если не возникнут, не соткутся в вихрях понятого народом несчастья новые слова по поводу Миссии, Судьбы и Проекта.

О проектах сейчас говорят невероятно много. И этот разговор невероятно невнятен. Потому что, повторю, есть проекты разного ранга. Есть мегапроект, предполагающий свое видение истории и будущего. А есть проекты и проектики. Не хочу их уценивать. Но решать всё будет именно мегапроект, содержащий в себе предельные ответы на предельные вопросы.

Конечно, этот мегапроект на следующем этапе должен во что-то конкретное оформляться. Он должен быть разверстан на тысячи и десятки тысяч конкретных задач. Но сначала он должен быть. Забалтывать эту тему недопустимо. И потому я здесь не собираюсь что-то детализировать. Но важность этого вопроса я подчеркнуть обязан. Потому что Владислав Юрьевич задел очень больные российские вопросы – татары, Чечня, якуты, Басаев… Можно всё облекать в детали и обмусоливать. Но вряд ли стоит делать это здесь и сейчас.

В чём же тогда выход? Толстой когда-то сказал устами своего героя: "Дело не в блуждающей почке, а в жизни и смерти". Когда республики стали отделяться от Москвы, дело обстояло именно так. Республики собирались Москвой под некий мегапроект. Под утверждение своего идеала человека и человечества. Опять же, не хочу здесь что-то детализировать… Третий Рим, крест над Святой Софией, православная симфония… Это ли, или коммунизм, – в данном случае, преемственным оказывается именно код сверхдержавной мегапроектности. Нет этого кода – не будет устойчивой государственной целостности. И тут недостаточно заклинать территорией, называя это "державой" или "Евразией". Решает смысл, вертикаль смысла, универсум, НЕБО ИДЕАЛЬНОГО над головами всех народов, собираемых в такие сложные системы, как Российское государство.

Народы собирались Москвой как царством или Петербургом как империей под мегапроект. И когда этот мегапроект был аннулирован в феврале 1917 года, народы стали разбегаться. Ленин вновь собрал их под другой мегапроект. Когда этот мегапроект растоптали в 1989-1990 годах, народы вновь стали разбегаться. Потом это как-то остановилось в ожидании нового мегапроекта. Это зависло. Это оказалось как-то склеено общим чувством, что дело – швах, что "залетели" куда-то совсем не туда. Но надолго этого не хватит. А ничего другого нет. И ни на какой голой силе тут ничего не удержишь, тем более, что и силы тоже не так много. И не будет её без мегапроекта.

Итак, если мы раз за разом будем повторять, что мегапроекта не только нет, но и не будет, и что вся задача – войти в мировую, то есть западную, цивилизацию, то страна очень быстро рухнет. Якутия, Татарстан, Северный Кавказ, Башкирия, Бурятия, давно фактически оторванные от Москвы дальние регионы, – начнут искать свой путь вхождения в эту самую цивилизацию. И найдут. Бороться надо сообща. Продаются – по одиночке.

Что толку сетовать на весьма прискорбные украинские события? Наши противники на Украине выдвигают проект вхождения Украины в Европу. Украина может войти в Европу, потеряв очень и очень многое. Но мы что, предлагаем альтернативу? Мы тоже говорим о вхождении в Европу. При этом ясно, что Россию туда впускать никто не собирается.

Но даже если кто-то и собирается, почему Украина должна входить в Европу через Россию? У неё есть другой путь. Было время, когда Россия предлагала Украине не вхождение в западный мир, а почётное место в своём, альтернативном миропроектном целом. Тогда было что выбирать! Кто-то и тогда выбирал Запад, и лил кровь – свою и чужую. А кто-то выбирал Россию. Но именно как иное. Может быть, и западное, но иное.

Теперь заявляется, что иного нет. Но нужен суверенитет. Суверенитет чего? Уже Киссинджер сказал, что Вестфальский мир позади. И что национальный суверенитет – это архаика. Глобализация надвигается неотвратимым образом. И это не сахар, не абсолютное благо. Вполне может быть, что это, напротив, абсолютное зло.

В любом случае, глобализация будет выстраивать свою системность на обломках наций и национальных государств. Она сотрет в прах любые суверенитеты – и остановится только в случае, если на её пути встанет не суверенность, а полномасштабная миропроектность.

Мы не готовы к этому? А ислам готов. И есть кому строить халифат на нашей территории. Тем более, что это будет поддержано отнюдь не только Басаевым и Бен Ладеном. Процессы в Египте и Палестине это полностью подтверждают. Без мегапроекта (прошу не путать это страшное дело с таким милым занятием, как общественные проекты) мы просто окажется трупом, через который будет прорастать бамбук чужих цивилизаций.

Да что значит "будет"? Он уже прорастает. Все эти разговоры о том, что мы будем прекрасно жить, потому что у нас много ресурсов, не стоят ломаного гроша.

Во-первых, их уже не так много. Это в Советском Союзе их было действительно "через край".

Во-вторых, кто вам сказал, что если у вас их много, у вас их не заберут вместе с территорией? Через что вы будете отстаивать своё право на эти ресурсы? Ваша армия конкурентна той, которую может выставить Китай лет через семь-десять? Ваш флот конкурентен американскому? Ах, у вас есть ядерное оружие и место в Совете Безопасности?

Я благодарен Владиславу Суркову за то, что он признаёт: всё это – суть советское наследство, не более. Но наследство – это не навсегда. Ракеты стареют. Содом и Гоморра, о которых справедливо говорил Сурков, разгромили не народное благосостояние вообще. Они уничтожили всё сложное и ориентированное на будущее. Удар был нанесён не по шоферам и штукатурам (хотя и по ним тоже). Главный удар был нанесён по учёным и всей инфраструктуре производства высших и высоких технологий. Не надо смягчать нынешнюю ситуацию.

В ближайшие пять лет разрыв между поколениями обозначит необратимость технологического завала, регресса. Чтобы остановить это, да, хотя бы остановить, нужен очень конкретный и очень мощный волевой импульс. Он невозможен не только в идеологии стабилизации, но и в идеологии некоего "развития вообще". Он возможен только в рамках стратегической мобилизации. А эта мобилизация может быть только мобилизацией под адекватный мегапроект.

Не будет всего этого – ядерное оружие не поможет. Оно окажется утонувшим в болоте технологического регресса. Очаги благополучия не вытянут. Советское наследство? Уже двадцать лет без малого (при среднем коэффициенте амортизации – 5 процентов в год) амортизация основных фондов, как таковая, не предполагается, и на этом делаются многомиллиардные состояния.

Потом нам показывают какую-нибудь одну улучшенную больницу посреди непролазного неблагополучия. Нам нужно не это. Нам нужно системное воспроизводство инфраструктуры. Цена такого воспроизводства – 500 – 800 миллиардов долларов на пятилетку. Это как минимум. Столько же на модернизацию, без которой об обороноспособности говорить просто смешно.

Но ведь решают не деньги как таковые. Если даже нам добрый дядя всё это даст, сегодня это будет просто украдено. И не надо говорить, что российская коррупция аналогична западной. Все прекрасно знают, что это не так. Оставим даже в стороне набивший оскомину пример с ГАИ. Сегодня взятка – это уже не взятка, а "протокол о серьезности намерений". Не дал взятку – значит, не очень хочет сделать то, о чем говорит.

Построена совершенно новая система отношений. Некая элита ведет себя, как полноценный криминальный субъект. Криминалитет системно замещает собой гражданское общество. У нас уже нет мафии. У нас есть новые формы социально-политической организации общества.

Я при этом вовсе не хочу сказать, что все воры. Я просто знаю, что это не так. Но… как это объяснить?

Может быть порода, например, гранит (с нулевой электрической проводимостью) с изолированными вкрапленностями металла (с высокой электрической проводимостью). Если это изолированные вкрапленности, то порода ведет себя, как гранит. То есть имеет нулевую проводимость. Даже если вкрапленностей очень много. А может быть другая порода. Тот же гранит и тот же металл. Однако вместо вкрапленностей – узкие прожилки. По ним протекает ток. И порода сразу начинает обладать проводимостью, близкой к проводимости металла.

Вот так и наша элита. В ней может быть очень много, большинство некриминального элемента. Но социальная система ведёт себя так, как будто в ней ничего, кроме криминального элемента, не существует. Аналогов этому нет в индустриальных странах, на которые мы равняемся. А африканские прецеденты вряд ли должны утешать. Ибо там речь не идет о развитии. Мобилизационном, тем более.

Кроме того, на нашей территории уже развертываются другие мегапроекты. Только один из примеров – исламский. Халифат фундаментально антагонистичен Западу. Если мы начнем слепо копировать гей-парады и многое другое, мы заявим о своей неконкурентоспособности халифату. И лично мне в этом случае будет очень трудно объяснять противникам халифата, почему порнуха с телеэкранов представляет собой московский идеальный мессидж, ради которого надо отказываться от традиционных моральных устоев. И заслуженного места в чужой могучей мегасистеме. Исламом, между прочим, всё далеко не исчерпывается. Но и этого достаточно.

Я сгущаю краски? Докажите! Но для этого подвергните сомнению и мои выкладки, и свои утверждения. Потому что у нас одна страна, и нам нужна не пропаганда, а истина.

Впрочем, почему я сгущаю краски? Владислав Юрьевич сам говорит, что наши учителя получают 60 процентов от того, что получали в СССР. Но это, во-первых, как считать. Теперь ведь уже все понимают, что общественные фонды потребления не выдумка. И что плохенькая бесплатная советская квартира – это, конечно, не американский коттедж, но и не барак в какой-нибудь Капотне, куда будут переселять за неуплату по ЖКХ.

А главное, у учителей в СССР был другой социальный статус. Люди вообще ориентируются на окружающие их социальные стандарты. Объясните сегодня учителям, почему они должны получать не просто мало, а 1 процент от того, что получает какой-то невнятный "хорёк" (он же – "хозяин жизни"). Что вы им скажете? Что "не хлебом единым"? А как же идеал материального благополучия?

Кстати, этот идеал действительно не может укорениться в России. Точнее, не может укорениться в тех формах, в каких он дал импульс некоему (честно говоря, протестантскому) Западу. Потому что там этот идеал была доведена до метафизической избранности богатых и метафизической же поврежденности бедных. Богатство не было средством комфорта. Оно стало особым (я убежден, что извращённым) средством спасения. То есть средством восхождения, подвига. На этом строился западный капитализм. Вебер это неопровержимо доказывает.

В России после Содома и Гоморры богатство стало не подвигом и аскезой восхождения. Оно стало средоточием гедонистически-расслабительных импульсов. Отвечаю за свои слова. Всё худшее, что говорилось (отчасти, конечно, несправедливо) в СССР про "город Жёлтого Дьявола", стало воплощаться (и воплотилось) в эпоху Содома и Гоморры в России в качестве позитивного идеала настоящего капитализма. Идеала, противостоящего "совковому бреду".

И эта тенденция не переломлена. Капитал, может быть, стал меньше хулиганить. Но он стал ещё больше кайфовать. Это означает, что всё здание власти оказалось опёртым на исторически бесперспективный класс, который при этом устойчиво воспроизводится. Зачем выдавать желаемое за действительное? Мне тоже хочется, чтобы этот класс стал субъектом форсированного развития, стратегической модернизации, выхода из тупика. Но надо смотреть правде в глаза. Все опросы показывают, что для этого класса (при прочих впечатляющих характеристиках – не хочу все мазать чёрным цветом) не существует ни сострадания, ни солидарности. Этот класс должен стать строителем новой нации? А как он им станет? Как?

Между тем, характеристики, о которых я говорю, отнюдь не относятся только к тому, что сформировалось в эпоху Содома и Гоморры. Молодое поколение кроет рекорды стариков по рассматриваемым мною системно-ключевым показателям.

Мы не имеем права на "торговлю страхом". Но и лимит "успокоительности" нами исчерпан полностью. Все, кто это понимают (а я верю, что Владислав Сурков входит в их число), ответственны за допущение в повестку дня предельных, я бы сказал, терминальных синтагм и определений. Мы не должны их бояться. Опасен не алармизм, а сон. Не энергия, а её отсутствие. Подвергая всё сомнению, мы просыпаемся. Отбрасывая сомнение во имя удобств, мы погружаем в сон себя и других.

Разбудит нас в этом случае либо удар чужого сапога в лицо, либо выстрел, который, разбудив, сразу же усыпит окончательно. Но да не будет так.

16.03.2006 : Смерть С.Милошевича – «По ком звонит колокол?»

Введение

11 марта 2006 года скончался бывший президент Югославии Слободан Милошевич. Омерзительность американского бандитского "наезда" на Югославию под занавес теперь уже прошлого, ХХ столетия, уродливые гримасы Гаагского суда, наконец, эта смерть – все вместе делает из Милошевича трагическую фигуру.

К этому необходимо добавляется издевательский тон нашей демократической прессы, которая не может даже посмертно допустить отсутствие травли по отношению к фигуре, которая так негативно оценена американскими (шире – западными) кумирами. Чего стоит название статьи "Милошевич отравил жизнь Белграда" в газете "Коммерсант" сразу после трагической кончины сербского лидера!

Со всем этим солидаризироваться так же невозможно, как с откровениями Анатолия Ракитова, предлагающего, по сути, заменить культ личности (это еще вопрос, кто так сократил "культ личности Сталина" до "культа личности" вообще) на "культ сортира" (об этом мы говорили на прошлом заседании клуба).

Но из этого никак не следует возможность и позволительность редукции всего происходящего до патетики "а ля передовицы газеты "Завтра".

Югославия (и, конечно же, прежде всего Сербия и Черногория) значила для меня невероятно много. Так уж получилось. Я приехал туда с театром в 1988 году сразу после очень показательной и далеко не случайной травли театра в Каунасе. Сегодня вообще уже трудно себе представить, что такое хорошо организованная кампания по репрессивному шельмованию не в нынешней, ко всему привычной, стране, а в относительно целомудренном и верящем прессе (особенно демократической) перестроечном СССР.

Та каунасская кампания против театра "На досках" с противопоставлением нашего театра театру Анатолия Васильева была "классикой" перестроечного периода. Она по силе не дотягивала до кампании 1991 года "Кургинян – таинственный советник кремлевских вождей". Но она предваряла эту кампанию. И имела с ней один генезис и фактически одних высокопоставленных режиссеров в кавычках ("в штатском", как у нас было принято говорить).

Суть опасений заключалась в том, что каким-то немыслимым образом я могу повернуть сознание если не всего общества, то какой-то части интеллигенции. На самом деле, риск чего-то подобного был минимальным, но "режиссеры в штатском" хотели избежать даже минимального риска. Интеллигенция должна была двигать процесс в сторону распада СССР. И при этом быть строго выстроенной в две колонны – в "сахаровскую" и "солженицынскую". И та, и другая должны были увести интеллигенцию от главного – от каких-то реальных претензий на власть. То есть такое выстраивание спасало действующие элитные группы от необходимой, с точки зрения любой модернизации, элитной ротации. Ротация заменялась управляемой революцией, в ходе которой агенты все той же нашей элитной Системы (Системы, хорошо связанной с Системой международной) должны были убить все энергетически живое и подлинное, все, стремящееся к подлинному прогрессу. Прогресс должен был быть заменен на регресс, а интеллигенция, провокативно уведенная в сторону от любых властных претензий, должна была пойти "под нож" и пошла под него. Как всегда идет "под нож" все, что касается прогрессивной сложности в обществе, обреченном на регрессивное вторичное упрощение.

Почему-то страх того, что я могу нарушить гармонию двух колонн и построить третью, был велик. Поэтому никак нельзя было допустить реализации какой-либо нашей программы. Как культурной (театр "На досках" претендовал на многое: интеллектуализацию вместо замысленного опрощения, выявление культурной специфики раздавливаемого Модерна вместо замысленного Контр– и Постмодерна), так и политической. На что претендовал уже не театр, а сделанный на его основе Центр.

Словом, шельмовали нас тогда очень круто. Правда, способ, которым я на это ответил, превратил замысленное "очень круто" в "слишком круто", что позволило нам в итоге выиграть. Но все равно, наверное, это были самые трудные дни в нашей жизни. И так получилось, что из Каунаса мы поехали в Югославию. Это была не первая поездка. Мы уже ездили туда же. Почему-то вообще первые наши выезды за границу стали югославскими. Но этот второй приезд особо запомнился по многим причинам.

Мы привезли в Югославию "Бориса Годунова". И привезли не куда-то, а на последний общеюгославский фестиваль "Ю-Фест" (иначе – "Югославия Фест"). Фестиваль организовывал известный югославский режиссер Любише Ристич, в дальнейшем (да и тогда) уверенно солидаризировавшийся с серьезными югославскими левыми. И потому симпатизировавший, если мне не изменяет память, жене Милошевича Мире Маркович, которая этому левому направлению осталась верна и в дальнейшем.

Триумф нашего "Бориса Годунова" (который югославская критика назвала "спектаклем о крахе первой русской перестройки") был беспрецедентен. Это не наша оценка. Это оценка самой югославской критики. Все поражались количеству статей о нас, реакции публики и всему остальному. Мы же поражались Югославии, где нас буквально отогрели после литовского (да и специфически московского) "спецшабаша".

Уже тогда все было видно невооруженным глазом. Что Югославия распадается. Что ей нечем ответить на этот распад, потому что уже сформирована специфическая, очень веселая, и я бы сказал слишком веселая, балканская "кайфовня". И что эта "кайфовня" не рассчитана на экстремальное давление. Позднее мне это тоже бросалось в глаза. Забитые до отказа кафе, веселящиеся улицы, теплый, приветливый карнавал нон-стоп… Все это было несоразмерно готовящейся трагедии. А она готовилась.

Я ведь и тогда уже не только культурные проблемы обсуждал. Я помню всех организаторов югославского распада, американцев, прежде всего. Но и не только. И я помню Милошевича. Никаких личных отношений между мною и этим (тогда еще готовящимся к бурному взлету) политиком не было. Но того, что я помню, достаточно. Я обсуждал происходящее с теми, кто был в гуще событий. И эти люди все понимали. Что же именно?

Ответ на данный вопрос настолько важен, что никакие траурные чувства не должны накладывать свой отпечаток на этот ответ. Я скорблю о Милошевиче. Просто потому, что в итоге он стал жертвой огромной мерзости. Но я не хочу эту свою скорбь превращать в заданное лубочное политическое шоу.

У меня были надежды на то, что Клинтон сумеет правильно отнестись к России. Клинтон вроде бы поначалу и сам двигался к такому правильному отношению, заявляя, что он хочет продолжить рузвельтовский курс. Искренность этих заявлений – под вопросом. Кроме того, для рузвельтовского курса нужны СССР и Сталин. Клинтон быстро оценил Ельцина. И быстро понял свою игру. Игра эта мне была чужда. И, тем не менее, надежда на что-то рузвельтовское в мире, где это рузвельтовское было невероятно нужно, долго сковывала меня в том, что касалось критики Клинтона. По многим соображениям, мне это было не с руки. Но когда Клинтон начал преступные бомбардировки Югославии, я сказал, что это преступник, заслуживающий проклятия. Люди, более склонные к конъюнктуре, звонили мне и говорили, что я сошел с ума. Я тогда считал, что я был прав, и теперь считаю то же самое.

Но я никогда не понимал, почему жертва злых сил должна обязательно восхваляться. Причем восхваляться безмерно. Ведь это же жертва, а не герой. Почему проигравший, ставший жертвой, должен безмерно героизироваться? Откуда это тупиковое наше патриотическое декадентство? ГКЧП был очень сложным явлением. Мое категорическое отношение к Ельцину мне было высказать гораздо проще, чем такое же отношение к Клинтону. И я сделал это намного раньше. В ГКЧП входили люди, которых я уважал и уважаю, ценил и ценю. В момент, когда они оказались в тюрьме, я занял абсолютно определенную позицию, взяв на себя многое из того, что вполне мог бы не брать. Ну, не был сценарий ГКЧП моим сценарием! Но как тогда было об этом сказать? И я сказал, что я идеолог чрезвычайного положения. А что было делать? Партбилет рвать прилюдно и от друзей отрекаться, как это делали некоторые?

Но я никогда не понимал, почему нельзя обсуждать ошибки ГКЧП. Почему такое обсуждение означает неуважение к людям? Ведь эти ошибки все равно обсуждаются. Ленин что, не обсуждал ошибки революции 1905 года? Проигравшая политическая сила не может обойтись без разбора ошибок. То же самое по поводу 1993 года. Но там это было, так сказать, в квадрате. Там люди погибли. Не вожди, а рядовые участники. И неприкосновенность вождей, их увод от критики мог иметь обратной стороной только пренебрежение этой кровью. А кровь ничего подобного не прощает.

Но если продлить сравнение, то феномен Милошевича – это не возведение в квадрат, а возведение в сотую степень. Кровь пролилась реками. Трагедия народа – безмерна. Милошевич взялся вести народ на борьбу и проиграл. Плюс – в том, что взялся. Минус – в том, что проиграл. Если этого не признать, то никакой политики нет. И нет ответственности перед людьми. А есть только слезливая, сопливая, сладкая патетика. Всегда очень возрастная и очень безвольная. Она не может мобилизовывать на борьбу и победу. Она может только демобилизовывать и потакать сюсюканью, которое культивирует внутреннее пораженчество.

Кстати, в таком сюсюканье нет ничего от трагедии. Это то ли сентиментальная мелодрама, то ли специфическая буффонада, то ли постмодернистская самоиздевка. Все, что угодно, кроме духа Девятой симфонии, которую поклялся уничтожить один из героев Томаса Манна за ее верность идеалам тех, кто штурмовал Бастилию. Сам творец симфонии говорил: "Вся жизнь трагедия – ура!".

Так "ура" или "увы"? Трагедия или вариант мыльного сериала на политическую тему? Выбирая это, мы выбираем победу или поражение. И здесь вкус совпадает с серьезностью и политической волей. Сумеем ли мы подобное проявить – не нам судить. Но мы не имеем права не пытаться это сделать. А потому отдадим честь тому, кто погиб в бою. И сразу начнем разбирать бой. Потому что это не дань прошлому, а размышление о будущем. Югославский колокол всегда звонит по России.

Часть первая. "Хоровод" смертей

11 ноября 2004 года. В парижском госпитале "Берси" скончался Ясир Арафат. По сообщениям информагентств, смерть наступила в результате остановки сердца. Племянник Арафата, получивший копию медицинского досье своего дяди в военном госпитале "Берси", тут же сказал, что дядя не был отравлен – что не могло не вызвать волну недоумения.

То, что нашлись эксперты, давшие другую оценку произошедшему и увидевшие в смерти пожилого больного человека не что-нибудь, а политическое убийство, – тоже понятно. Как понятно и то, что все тут в принципе недоказуемо. Потому что современная "медицина убийств" (а такая, конечно же, существует и не может не существовать) в профессиональном исполнении неотличима от естественной кончины. Ну, остановка сердца – и что? Как там у Толстого в "Смерти Ивана Ильича"? "Дело не в блуждающей почке, а в жизни и смерти"… Сердце-то почему остановилось? Оно само остановилось или ему помогли остановиться? Тут ни по какому одиночному факту ни о чем говорить невозможно. И потому продолжим хронику.

15 ноября 2004 года. "Едиот Ахронот" сообщает, что в Каире умер младший брат Ясира Арафата Фатхи Арафат, руководитель Организации Красного полумесяца в Палестине. И опять же – тут можно только развести руками. Известно, что Фатхи Арафат в течение трех лет страдал раком кишечника. А случайно или нет такая болезнь дала летальный исход именно в подобной временной увязке с кончиной брата – вопрос открытый. И он так и останется открытым.

7 сентября 2005 года. В Газе убит генерал Мусса Арафат. Степень близости данной фигуры к Ясиру Арафату дискуссионна. Но легенды палестинского истеблишмента гласят, что это племянник Ясира Арафата со стороны матери, то есть со стороны семейства Аль-Саудов.

18 декабря 2005 года. Шарон госпитализирован с диагнозом "микроинсульт". Обследование головного мозга премьер-министра не выявило серьезных отклонений от нормы, представители больницы "Адаса" заявили, что хирургического вмешательства не потребуется.

20 декабря 2005 года. Шарон выписан из больницы. Сообщается, что через две недели он должен будет пройти очередное медицинское обследование, в частности, проверить сердце. И что медики посоветовали Шарону сбросить вес и заняться медитацией или китайской гимнастикой тай-чи.

5 января 2006 года. У Шарона обширный инсульт, ему сделана нейрохирургическая операция. Состояние крайне тяжелое. Врачи считают, что полное выздоровление вряд ли возможно. Озвучивается мнение, что инсульт вызван лекарствами, прописанными Шарону после микроинсульта.

10 января 2006 года. Врачам не удается вывести А.Шарона из комы. Израильские газеты пишут, что причина может быть в неверном назначении и дозировке лекарств. СМИ активно обсуждают тему "неправильного" лечения премьера. Известно, что Шарону уже после второго инсульта прописали препарат NovoSeven, помогающий больным гемофилией и перенесшим кровоизлияние в мозг. Но, как утверждают эксперты Американ Медикал Эсошиейшн (American Medical Association), с 1999 года, когда препарат начал применяться, было зафиксировано 185 случаев образования у пациентов тромбов, что в нескольких десятках случаев привело к смерти пациентов.

21 января 2006 года. В Приштине скончался президент Косово Ибрагим Ругова. Причина смерти – рак легких. Рак был обнаружен еще в сентябре. Возможно, причиной заболевания послужило курение (президент был заядлым курильщиком). Несмотря на болезнь, Ругова возглавлял на переговорах по урегулированию в Косово делегацию косовских албанцев.

5 марта 2006 года. В Гааге в тюремной камере найден мертвым бывший лидер созданной на территории Хорватии Республики Сербская Краина Милан Бабич. Официальная причина смерти – самоубийство.

11 марта 2006 года в тюрьме Гаагского трибунала умер бывший президент Югославии Слободан Милошевич.

У вас не возникает ощущения, что жертвами этой "эпидемии смертей" оказываются ключевые фигуры, игравшие роль "стабилизаторов" кризисных региональных процессов или способные нарушить планы "архитекторов" крупных дестабилизаций?

Часть вторая. Смерть Милошевича как медико-политическая проблема

12 марта 2006 года президент Гаагского трибунала Ф.Покар заявил, что группе голландских судмедэкспертов накануне не удалось установить причину смерти С.Милошевича. По его словам, именно по этой причине решено провести вскрытие тела Милошевича в присутствии врачей из Сербии. Адвокат Милошевича З.Томанович потребовал провести вскрытие не в Гааге, а в Москве, поскольку полагает, что Милошевича могли отравить: "Я настаивал на этом… потому, что он не раз заявлял, что в тюрьме его пытались отравить".