Текст книги "Содержательное единство 2001-2006"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 78 страниц)

Административный актив таким способом не наберешь. Тогда каким способом его набирать? Кто-то тут изобрел что-то, кроме понятия "единомышленники"? Если нет идеологии, стратегии – какие единомышленники? Консолидированную банду так не создашь, не то что кадровый потенциал, который должен вытягивать такую неуклюжую телегу из такой ужасной трясины.

Скажите, кто-нибудь из присутствующих смотрел телепередачу "Русское порно"? Зря не смотрели, посмотрите! "Русское порно" – это не просто порно. Это порно, целенаправленно снимаемое в сакральных точках русской культуры. Например, на крейсере "Аврора"! В момент оргазма барышня дергает за веревочку, и раздается выстрел крейсера "Аврора". Вам понятно, о чем речь? Это что, порно? Это десакрализация, ломка стереотипов, война против символов. А ведь там не только "Аврора". Такое же порно у памятника Петру I и в других, не менее сакральных для России, местах.

У меня на семинаре недавно были представители экспертного сообщества Израиля. Я их спрашиваю: "Скажите, может ли быть такое еврейское порно, чтобы групповик – у Стены плача? Что будет дальше? Арестуют или разорвут раньше, чем успеют арестовать?" Самый уважаемый мною эксперт ответил: "Надеюсь, что разорвут на части раньше, чем арестуют. Если нет, я эмигрирую из страны".

После таких вещей, как "Русское порно", мне будет кто-то говорить, что это просто соревнование огурцов с сорняками? Идет прямое подыгрывание каждому сорняку!

Казалось бы, достаточно просто приравнять сорняк к огурцу – и вырастет сорняк. Ан нет! Поскольку есть страх, что все-таки вырастет огурец, каждый отдельный случай "огурца" еще и "мониторят". И всех, кто пытается выращивать огурцы, ставят в максимально неблагоприятные условия.

Я должен собственным трудом зарабатывать на то, чтобы делать сложный театр. А Большому театру, где ставят сорокинских "Детей Розенталя", собираются выделить на реконструкцию миллиард долларов.

Не понимаю, зачем вообще публично оперировать цифрами. Можно строго сказать: "Представьте смету, она будет проверена и удовлетворена". Зачем злить голодную страну миллиардом долларов? Зачем нужно, чтобы высчитывали, сколько это будет за квадратный метр? И обсуждали все вопросы, лакомые для сегодняшнего криминального общества?

Но, в конце концов, ради торжества некоей высокой культурной нормы можно заплатить огромные деньги. Но тогда не говорите сколько, а говорите, за что. Вы же платите эти огромные деньги. Вы имеете право спросить: за что? Вам ведь должно быть не все равно!

Отремонтировали Большой театр , отделали по экстра-классу и… И показали там "Детей Розенталя"? То есть Сорокин – это у нас флагман культурной политики? Если Сорокин – флагман культурной политики, то это – политика акультурации собственного населения, превращение его в скотов, в быдло, в мразь.

И мне тогда уже все равно, на сколько процентов увеличился ВВП. Потому что если Сорокин – флагман культурной политики, то общество, которое здесь будет, – бордель и ничего больше. И меня не интересует, как вырастет ВВП борделя. И какие ракетные установки поставят на его крышу. Потому что никакие ракетные установки бордель не защитят. Бордель вообще не может сопротивляться. Потому что Сорокин как флагман (и просто как допустимая, государственно поддерживаемая возможность) – это не вытаскивание людей из грязи, а затаскивание их в грязь. Достоевский по этому поводу говорил: "Обратитесь в хамство, гвоздя не выдумаете".

Все понимают, что "Дети Розенталя" – это культурная политика "банановой" страны. Кого-то это радует. Кто-то это сосредоточенно ненавидит. Но культурная политика – это вообще переход от "чика" к "цыку". Для "цыка" это суперважная вещь, для "чика" – жалкая тусовка на периферии сознания.

А раз так – "банановость" будет расти. А если она будет расти, что можно защитить? Предположим, что хочешь защитить власть, понимая, что будет хуже. Но как это можно сделать? Только превращая "чик" в "цык". А это нельзя навязывать. Это должно быть выстрадано и понято.

И ведь это не касается одних "Детей Розенталя" или "Русского порно". По телевидению – один сериал за другим. То ГРУшники возят тоннами наркотики и убивают мужчин и женщин, то ФСБшники. Это что – мобилизация, создание аттрактивного позитивного образа?

Помимо прочего, уровень режиссуры и актерской игры в этих сериалах таков, что у любого культурного человека возникает единственное желание – "выключить ящик", чтобы это не видеть и не засорять мозги. Мне говорят: "Это естественный процесс: вор в законе хочет видеть свою любовницу по телевизору, он платит деньги, а те берут. А любовница не умеет в кадре стоять, ходить и говорить". А представьте себе, что вор в законе выдвинет новую Чурикову. И бабки заплатит за нее. Ее возьмут? Ой ли!

Я убежден, что имеет место не только органический процесс (то есть предложение на равных соревноваться сорняку и огурцу), но и процесс специальный. Дело не только в дефиците вкуса у воров в законе. А в том, что если вор в законе проявит высокий вкус, его, вполне вероятно, "шлепнут". Я не шучу.

С одной стороны, мы видим политику настойчивой, навязчивой акультурации нашего населения (каждый день просмотра телевидения об этом просто кричит), а с другой – слышим непрерывные разговоры о великой державе. О какой великой державе? О великой державе, в основе культурной политики которой оказываются Сорокин и "рашн порно"? Кто-то считает, что можно поместить все это в фундамент культурной политики – и иметь великую державу?

Ни в какую органику этой тенденции я не верю. Повторяю: сама апелляция к органике провокационна. Вытащить человека из грязи гораздо труднее, чем толкнуть его в нее. Но ведь толкают, не полагаясь на то, что тот и так выберет грязь.

И для таких выводов мне не надо читать конспирологические записки, достаточно включить четыре главных телевизионных канала и посмотреть, что по ним идет в прайм-тайм. Для этого достаточно знать, что когда автора и хозяина "Русского порно" пытались привлечь к суду, местные "народные избранники" заявили, что это не порно, а "жесткая идеологическая эротика", и триумфально оправдали обвиняемого! "Идеологическая эротика"! То есть, те, кто оправдал, реально понимают, что это идеологическая атака, что удары наносятся именно по сакральным точкам! Тогда зачем гимн: "Россия, великая наша держава"? Какой вкладывается смысл в сей оксюморон?

Я не хочу бесконечно метать громы и молнии и обсуждать то, что, с моей точки зрения, достаточно очевидно. Но я не могу и игнорировать очевидное.

Страна больна и погружается в тяжелейшее состояние, но ее не только не выводят из этого состояния, а все глубже, глубже и глубже в него затягивают. Делают ли это стихийно или сознательно, из предрассудков или по злостности, одни так, другие иначе, но никто никуда это затягивание развернуть не может. И корень проблем в том, что почти вся действующая элита находится в криминальном мейнстриме и гедонистическом консенсусе. В этом состоянии нельзя ни управлять, ни (внимание!) удерживать власть.

Между прочим, Петр Первый это хорошо понимал, когда создавал свои потешные полки. Он понимал, что ему нужен собственный вариант "катакомб", что ему нужно, чтобы из его "параллельной системы" вышел его новый актив. И он вполне осознавал, какой ему требуется актив. Есть такие понятия: "новый призыв", "революция сверху", – Петр это понимал, и это сейчас вполне актуально.

Но если под флагом "смены актива" кто-то хочет "срубить" на российской нефти или чем-то другом больше, чем "срубил" сейчас, – не надо считать, что все вокруг дураки. Сегодня уже очень многие в стране могут отличить реальное намерение исправлять что-то в обществе от "крышевания" благородными декларациями криминальных операций и хватательных рефлексов. Россия уже достаточно изощрена, и она на это не "купится".

Хотите говорить с обществом – говорите всерьез, и не считайте, что за вас пиарщики все сделают. Пошлите серьезный честный мессидж. Если живая часть России на него откликнется, – может, будет поддержка. А может, ее уже не будет, – с каждым месяцем шансов на это все меньше. Потому что мы живем "в ситуации Бишкека". И если мы в этом себе не признаемся, то просто прячем голову под крыло.

Персонажи в поисках смысла

Я не могу уходить от злобы дня. Но не могу и все подчинять этой злобе дня. Если мы хотим копить силы для прорывного выхода из сложившейся ситуации, если мы отрицаем свой "банановый" статус, то на повестке дня должна быть и подлинно стратегическая проблематика. Причем такая, которая имеет, в полном смысле слова, общемировой характер. И одновременно замыкается на нашу больную реальность. Иначе – зачем она?

Я позже объясню, какое это имеет практическое значение. А пока давайте рассмотрим следующую модель (рис. 1).

В нормальной жизни всегда есть территория смыслов – и территория всего остального, «происходящего».

Смыслы могут что-то значить, то есть влиять на происходящее, или же являться "смыслами в собственном соку" (если хотите, это вопрос о соотношении идеала и действительности).

Почему сегодня этот вопрос имеет глобальную актуальность? Потому что сегодня все менее понятно: а есть ли "территория смыслов", открытая происходящему? Остались ли вообще смыслы, которые что-то значат?

Из российской жизни они в значительной степени изъяты (вспомните соревнование овощей и сорняков, "Русское порно" и вообще наше телевидение, "Детей Розенталя" и прочее).

Но если смыслы есть, как отвечает мир на сопряжение двух территорий: одной – всего происходящего (конкуренция за ресурсы, энергоносители, финансовые потоки и т.д.) – и другой, вот этой скромной территории смысла? В мировой философской практике это называется "трансцендентное" и "имманентное". Или, говоря проще, смысловое – и все остальное. А между ними – граница.

Что же такое "территория смыслов" (а идеология – это частный случай смысла)? И что значит "граница"? Если есть граница, значит ли это, что в происходящее из смысловой зоны ничто не приходит? Как вообще смысл проникает в жизнь? Как он течет в происходящее у каждого отдельного человека и у всех нас вместе? И почему мы – общество, если вдруг смысл из трансцедентного в имманентное не течет?

В действительности, в нормальной общественной системе между "территорией смысла" и происходящим есть какой-то мост, по которому смысл перекочевывает из своей собственной области в актуальную жизнь и обратно. И этот тип "машины", связующей смысл и жизнь, этот способ соединения трансцендентного и имманентного, в религиозных системах называется "формулой спасения".

Причем в разных религиозных системах она разная. Протестантизм увел трансцендентное в бесконечность, заявил, что имманентный мир богооставлен, и что спасение – дело личного отдельного подвига. Православие же, напротив, говорит, что во всем имманентном присутствует трансцендентное, что инобытие есть везде в бытии.

В таком тезисе налицо риск впадения из теизма в пантеизм. И потому в православии внимательно разбирали, как именно трансцендентное размещается в имманентном. В связи с этим Карсавин, например, строго различал пантеизм и панентеизм. Но в религиозной системе трансцендентное, в любом случае, кочует с "территории смыслов" в жизнь.

Что, с этой точки зрения, есть современный мир? Не обязательно мы, а весь мир, – потому, что мы не поймем себя, не поняв других. В религии речь идет о связи Бога и мира: богонаполнен мир или богооставлен? А в идеологии он что, смыслооставлен? Что такое в нем смыслы? (На религиозном языке – благодать).

Ответы даются разные. Самый грубый вариант – смыслов в нынешнем мире вообще нет. Более мягкий вариант – мир есть "музей смыслов", которые уже не проникают в бытие. В моем спектакле "Изнь!" есть метафоры: "Рай" и "Зона Ч". "Рай" – это западный "культурный зоопарк", место, где смыслы есть, но они в нем не тигры, а кошечки, не "живые бомбы", а безопасные экспонаты. Они обезврежены.

Это и есть мир постмодерна. Неправда, что мир постмодерна – это мир без смыслов. Мир постмодерна – это мир смыслов, которые приручены. Они уже не жгут того, кто с ними соприкоснулся, не мотивируют поведение, не мобилизуют личную и социальную энергию, а существуют тaк, для декора.

Итак, в России вообще грубо изъяли из жизни смысл. А на Западе что сделали? Там его постепенно превращают в музейные экспонаты. И, по большому счету, я не знаю, что лучше.

Конкретная беда нашего нынешнего варварства, которую я обрисовал, вписана в мировой контекст. И это ставит проблему: какая-то идеология, какой-то смысл – релевантен или нет? Он как-то действует, кого-то активизирует? Люди способны им жить? "Идеи становятся материальными силами, когда овладевают массами", – так говорил Ленин, и это вовсе не потеряло актуальность. Так вот, сегодня идеи в принципе этими массами овладевают или нет? Становятся ли идеи материальными силами? Если становятся, то смыслы – это тигры, а если не становятся, то это кошечки, желательно – без коготков.

Куда идет Запад после 70-х годов ХХ века? В нем постоянно происходят попытки стерилизовать смысл, изъять из смысла заряд энергии, обезвредить его. И это – главное свойство постмодернизма. Это и есть некая эзотерическая философия для той экзотерической идеологии, которой называет себя глобализация. Глобализация – это ярлык для дураков. Подлинное содержание глобализации – постмодерн. Подлинное содержание постмодерна – это изъятие из смысла активного начала, запрет на то, чтобы какая-нибудь идея когда-нибудь превратилась в материальную силу, овладела массами, запустила энергетический импульс в общество.

Следующий вопрос, который всегда под названием "теодицея" стоял перед религиями, – объяснение и оправдание Бога, терпящего в мире Зло (рис. 2). Если происходящее в жизни содержит в себе зло, если налицо очаги зла, то какой стоит за этим смысл? Если горели печи Освенцима и фашизм уничтожил десятки миллионов славян, евреев и других, значит ли это, что в области смысла был какой-то импульс, идеология, энергия, которые это породили? Или и здесь "мухи отдельно, котлеты отдельно", смыслы отдельно, происходящее отдельно?

Мы видим, что в сегодняшнем Западе явно существует страстное желание отделить одно от другого. Я понимаю рискованность сопряжений, но постоянно это обнаруживаю:

– Мирча Элиаде был последовательным железногвардейцем…

– Нет, знаете, он был философом!

– Юнг последовательно стоял на фашистских позициях…

– О! Это архетипы!

– А Хайдеггер?..

– Это экзистенциальная философия.

Я не хочу никому "пришивать дело" и понимаю, что сложно заставить Ницше отвечать за капо в Освенциме, хотя и считаю, что это в каком-то смысле нужно сделать. Однако в современном западном обществе существует гигантское желание этих мух от этих котлет отделить окончательно и бесповоротно. И объявить, что смыслы ни за что не отвечают.

Но если смыслы ни за что не отвечают, что же тогда произошло, и откуда взялись Освенцим и геноцид? Это важно, но еще важнее другое. Если смыслы ни за что не отвечают – что такое человеческая жизнь, и почему она зовется человеческой? Говорить, что смыслы ни за что не отвечают, – это и есть попытка окончательно превратить смысл в чисто игровую постмодернистскую конструкцию!

Если всерьез обсуждать смыслы, то нельзя пройти мимо вопроса о смысле зла, то есть о смысловых очагах, проекцией которых на материальную реальность является зло. И мимо вопроса о том, что творит формы нашей жизни – дух, то есть смысл, или что-то еще? В классической философии, начиная с Платона, формы творит дух. Нет духа – нет форм, все рассыпается, возникает хаос.

Если убрать смыслы, что будет происходить с формами? С любыми формами жизни: с семьей, с межличностными отношениями, со школой, вообще любой деятельностью? Если смысл во все это не входит, если не смысл все это творит, то кто же и что же творит? Вот, на мой взгляд, главный вопрос XXI века.

И это вовсе не отвлеченный философский вопрос. Отказ от признания того, что дух и форма, то есть смысл и происходящее, связаны, прерывает эту связь, блокирует контакт "человека действующего" с его эгрегором, прерывает его подпитку энергиями высших целей и смыслов.

Что же тогда входит в происходящее? Во что превращается деятельность, если перекрыта связь между духом и формой, если смысл деятельности оказывается оторван от деятельности как таковой? Форма может просто рассыпаться. Так и произойдет, если прекратится доступ смысла, доступ духа. Но может произойти и другое. В форму войдет чужой, антагонистический смысл. Антисмысл. И тогда произойдет не рассыпание, а превращение форм. Форма даже усилится, но она станет отрицанием того содержания, которое ее создало. Форма начнет не раскрывать содержание и не прозябать в отсутствии оного. Она начнет воевать с содержанием.

Назовите это как угодно. Антибытием, адом. Важно понять, что речь идет об очень специфической онтологии и метафизике. И что эта онтология, эта метафизика имеют прямое отношение к нашей действительности, той самой злобе дня, о которой я говорил.

Как только вы не пускаете смысл в бытие, оно не просто чахнет и рассыпается. Это не единственный сценарий. По другому сценарию, в это бытие при перекрытии доступа смыслов активно входит антисмысл, зло.

Проблема превращенных форм ставилась еще в позднем марксизме. Позже неогегельянцы это обсуждали. Мамардашвили об этом много интересного написал (хотя и под другим углом зрения).

Так вот – наша реальность не просто обессмысливается. Она именно "превращается". И это указует на многое: на вектор, проект, субъект. Самый простой пример: если экономическая, хозяйственная деятельность оторвана от смысла, она не обязательно прекращается. Она может и превратиться. Стать антидеятельностью – в этом суть криминального государства. Важно не то, что я что-то построил, создал. Важно то, что я делаю прибыль на непостроении, на антиподе созидания. Что такое отмывка? Это затаскивание грязных денег в дыры, созданные недостатком деятельности. Пустота, антидеятельность становятся суперприбыльными. Чем не игра превращенных форм?

Другой пример – из сферы этого самого "чика". Если система государственной безопасности оторвана от смысла, она может принять в себя антисмысл. И стать для государства главной опасностью.

Есть такое заболевание – системная красная волчанка. Что это такое? Это такая биологическая превращенная форма, когда иммунная система (то есть система безопасности) начинает истреблять не врагов организма, а его, организма, системообразующие начала. Вот вам и пример по поводу сорняка и огурца. Сорняк (враг организма) поддерживается, огурец (системообразующий элемент) истребляется.

Рассмотрим теперь, что такое с данной точки зрения 60-летие Победы (рис.3). Празднуя Победу, нельзя не отвечать на вопросы "что победили?" и "кто победил?" И что это значит – победили? В чем был смысл фашизма, была ли в нем вообще связь между смыслом и происходящим?

Но ведь и у нас, и за рубежом постоянно спрашивают: «А почему она должна быть?» А заодно возникает и реабилитация определенных фашистских и околофашистских смыслов как «неответственных». И появляется Лени Рифеншталь не в качестве апологета фашизма, а в качестве «великого художника», и железногвардейцы оказываются просто «румынскими патриотами», а Дугин, восхвалявший Гиммлера, – «евразийским философом».

А когда все это появляется, то становится совсем уж непонятно: что победили-то? Своего исторического союзника – Третий рейх? О какой Победе идет речь? Если у Победы нет смысла, то нет победы, а есть поражение. Без осмысления этих вопросов мы сейчас идем к "триумфу капитуляции". И 60-летие Победы станет таким "триумфом капитуляции", потому что если отнимают смысл Победы, что такое форма Победы без содержания Победы?

Привожу пример. Газета "Известия" пишет: все говорят о том, что в Европе маршируют эсэсовцы. Столько лет прошло, а никакого примирения. В чем проблема-то? – спрашивает автор. Нужно, чтобы в День Победы в соседних колоннах прошли солдаты, водрузившие знамя на рейхстаге, и батальоны Waffen SS, чтобы все вместе отпраздновали этот день. И зачем, мол, мы с Латвией "выясняем отношения", обсуждаем, приедет или не приедет на праздник их президент? Все должны приехать, и должны по Красной площади пройти и немецкие батальоны, и наши ветераны, и все вместе должны выпить в этот день.

Не слабая идея, да? И где – в газете "Известия"! Нет связи смысла с происходящим. Нет этой связи – и происходящее распухает любыми формами, включая самые чудовищные, хоть предложением всем по Красной площади в одних колоннах идти.

Когда это возможно? Лишь тогда, когда смысл уже ничего не значит, когда он воспринимается как мертвый музейный экспонат. И тогда это уже не смысл, а чучело смысла, которое по его ценности для действительности равно смыслу чучела. Но если это чучела, то почему же они не могут сидеть или шагать рядом? Почему чучело мыши нельзя поместить рядом с чучелом филина? Это же чучела, экспонаты. Их смыслы не могут быть рядом: филин сожрет мышь или мышь убежит от филина. А чучела – могут.

Еще раз: если нет смысла Победы – нет и самой победы. И нет праздника, потому что праздник не может быть без смысла. А когда нет праздника – распухают "мероприятия". Деятельность лишена смысла, но оказывается самодостаточной. На философском языке – имманентное полностью оторвалось от трансцендентного, и это имманентное распухает "само в себе".

Фактически, речь идет о контринициации. И эту контринициацию развязывают те, кто отрывает смысл от вещей, дух от формы. Потому что в этот разрыв вклинивается иная энергия – антисмысл, антидух. Кому-то нужно, чтобы здесь все рухнуло. А кто-то хочет, чтобы здесь все "превратилось". Поймите, это не одно и то же! Рассматриваемая мною проблема не абстрактна. Она конкретно отвечает на вопрос о природе происходящего. А значит, и на многие другие вопросы. Например, на вопрос: "что делать?"

Перед тем, как к этому перейти, хочу состыковать метафизический и психологический уровни одной и той же суперпроблемы.

Смыслы и социальная психология

Аналитическая психология выделяет в человеческой личности "сверх-я", "я" и "оно". Если у человека в сфере "я" концепция самого себя расходится с реальностью (например, я считаю, что я великий человек и всем управляю, а на самом деле являюсь чем-то совершенно другим), то все, что содержится в разнице между этой концепцией и реальностью, всякое "несоответствие занимаемой должности", говоря совсем грубо, запихивается в подсознание, в "оно".

Механизм понятен? Я не могу спокойно жить, зная, что не соответствую занимаемой должности (абсолютно неважно, какой должности: большой, маленькой, средней – любой). Я должен ей соответствовать. Значит, все, что мне говорит об этом несоответствии, я должен куда-то запихнуть. Куда? Место для этого только одно – подсознание, "оно".

Но когда я запихиваю это в подсознание, прячу от себя, – что у меня рождается? Комплекс неполноценности. А он чего требует? Гиперутверждения. И я начинаю важничать, командовать. Если я не могу ничего сказать людям содержательно, я что должен сделать? Я должен их прищучить: "Ты, того, смотри!"

А ведь рядом люди, которые видят это мое несоответствие. И дают понять, что его видят. Что я должен сделать с этими людьми? Я их должен убрать. А кого я должен поставить? Тех, кто этого несоответствия не видит или не показывает. То есть либо идиотов, либо лжецов.

Что в такой ситуации вообще может сделать человек?

Человек может всю реальность "загнать под концепцию". И это Достоевский – "Записки из подполья": нет реальности, есть только концепция. Или Горбачев с его: "Нам подбрасывают… Не надо драматизировать". Если у человека "под ногами горит", а он не соответствует ситуации, он может попытаться выбросить из рассмотрения (ученые скажут – элиминировать) реальность.

Человек может разрушить концепцию себя и признать реальность. Это – Чехов: Лаевский в "Дуэли" сделал именно это, он признал, что он есть то, чтo он есть. То есть, человек может признать свое поражение в этой роли в этой реальности, и сменить роль на "посильную".

Есть ли "третий путь"? Есть. Это – самотрансцендентация. О ней – великая фраза Гоголя: "Монастырь наш – Россия! Облеките же себя умственно рясой чернеца и, всего себя умертвивши для себя, но не для нее, ступайте подвизаться в ней…". Блок потом это цитировал.

Самотрансцендентация предполагает, что человек имеет миссию, смысл. И тогда ему начинает открываться ресурс его "сверх-я". Этот ресурс открывается лишь в том случае, если человек чему-то служит, если у него есть высшая идея этого служения. И любая действительно прочная консолидация, любая активная и эффективная коллективность и командность возникают только вокруг такой идеи служения.

Без этой идеи служения, что такое "питерцы" или "чекисты"? Сегодня это "питерцы" или "чекисты-братья", а завтра – разные интересы, разные "бабки", разные аппетиты, конкуренция за близость к главной персоне, мысль "почему бы и не я", и т.д. Это же естественно! Невозможно выстроить устойчивую ролевую матрицу вокруг "я". Особенно если налицо разрыв между "я-концепцией" и реальностью. Значит, если нет миссии и общего смысла (служения), то обязательно будет грызня. А если еще окажется, что люди не соответствуют своим ролям, то грызни будет больше, потому что будет уже не только грызня между "я", но и грызня между "оно".

Что это означает? Что не может быть необходимой самотрансцендентации вне служения, вне актуальной миссии, вне "сверх-я". Но ведь именно по этому регистру личности нанесен удар. Потому что все, чему люди служили – отняли. Потому что людям сказали: "Будешь жить служением – станешь маргиналом".

Люди вообще не соответствуют нынешним вызовам, потому что вызовы гигантские, беспрецедентные. В условиях катастроф люди могли бы меняться, самотрансцендентироваться. Но такая самотрансцендентация требует невероятной мобилизации идеи служения. А именно эту идею вырывали с корнем. И там, где должна быть точка опоры, – пустота.

Я не хочу сказать, что этим описанием предлагаю решение. Но узловая точка коллизии, как мне кажется, обнаруживает себя. А когда нащупываешь узловую точку, то в чем-то уже нащупываешь решение.

Еще одно следствие смыслопотери

Смыслопотеря опасна тем, что она не позволяет преодолеть барьер между "чиком" и "цыком". Она вдвойне опасна тем, что не дает самотрансцендентироваться, изменить себя даже в условиях катастрофы.

Но есть еще одна опасность, связанная с ней. Отсутствие смысла скукоживает и выхолащивает даже прикладную аналитику, прикладное понимание происходящего. Приведу пример.

Наша нынешняя пресса наполнена предсказаниями о том, что в России возможен "вариант Чаушеску". Но никто не додумывает до конца, что такое "вариант Чаушеску"? Эта невозможность додумать до конца есть еще одно из следствий смыслопотери. В результате глубокие феномены становятся плоскими знаками.

Что такое "вариант Чаушеску" в качестве плоского знака, мне понятно. Если не весь наш силовой "актив" окажется перекуплен, а президент не согласится с предложениями "уйти по-хорошему" и будет "дергаться" (что сомнительно), то организуют конфликт между двумя политическими группами. Например, между Дугиным и Рогозиным. При этом Дугин станет защищать президента, а Рогозин нападать на президента. Это будут примерно такие фигуранты, потому что "оранжевые" демократические мальчики ничего не могут, они камень в руку не возьмут.

То есть этот конфликт начнут оформлять как противостояние, например, "русской" и "евразийской" групп. Затем куда-то будет "придан и упакован" радикальный ислам, куда-то – "белые", куда-то – "красные". И эти группы будут максимально разводить между собой. Как разводить, – в конце концов, не так важно. Важно, что за группой поддержки власти, за проправительственной группой, должны, например, стоять "комитетчики", а за ее оппонентами – военные.

Потом проправительственная группа должна начать защищать власть и стрелять по "бунтовщикам". Ответом станет "недовольство армии", решительно переходящей к поддержке восставшего народа. И вот тогда "комитетчиков" будут расстреливать так, как их расстреливали в Румынии. А в Румынии их расстреливали массово. Военные сажали их в грузовики, вывозили, ставили к стенке, расстреливали и закапывали. И семью президента, как мы помним, вырезали. Это и называется "румынский вариант", или "вариант Чаушеску".

В России действительно может готовиться румынский вариант. И я бы предложил представителям "чекистов" подумать о том, что речь уже идет не о люстрациях, не о запретах на профессию, речь идет о массовом уничтожении. Я не хочу разжигать страсти, я знаю, что говорю.

Но это – лишь плоский знак. Есть ведь и действительный масштаб феномена Чаушеску. И этот действительный масштаб имеет к нам самое непосредственное отношение. Раз уж кто-то оперирует феноменом Чаушеску, казалось бы, должно появиться желание додумать до конца. Но смыслопотеря как раз и мешает додумывать. И тогда вместо объемов – плоскость. Вместо проблемы – прописи.

Между тем, далеко не лишним является понимание того, чем же оказался плох Чаушеску, и почему начали стрелять?

Ответ на этот вопрос заключается в том, что в мировой элите были группы за и против Чаушеску. Против Чаушеску были старший Буш, Чейни и ряд других. А у Чаушеску-то что было, какая поддержка? Советская? Чаушеску, что, был верным ленинцем? Да нет!

Чем же Чаушеску был так плох для его противников? Почему всех остальных "советских" лидеров в Восточной Европе не расстреляли, а его расстреляли? Он, что, был особенно свиреп или сильнее всех сопротивлялся? Нет! Он просто был слишком прочно интегрирован в одну мировую группу, а к власти начала приходить другая мировая группа. Рядом с Чаушеску был некий Брюс Раппопорт, и он торговал нефтью. Это израильский военный спецслужбист, который оказался близко вхож в "семью", был у Чаушеску главным контрагентом по нефти и представлял интересы мировых конкурентов Буша.

Если бы Чаушеску "сдал" свою группу или перебежал из лагеря в лагерь, результат, возможно, был бы другой. Но он не сдал и не перебежал – считал, что это еще опаснее. Все это разве не имеет отношения к нашей действительности? А это ведь не единственный случай!

В чем реальный феномен Милошевича? Да в том же самом! Ему звонили два человека, и один говорил: "Слобо, ударь по американским войскам!", а другой – "Слобо, не смей!" Оба звонившие были американцами и для Милошевича представляли "хозяина". Просто один высказывал позицию республиканской партии США, а другой – демпартии США. Одним было нужно, чтобы Клинтон в Югославии провалился (а для этого югославы должны были ударить по войскам НАТО изо всех стволов), а другим – чтобы этого ни в коем случае не произошло, и чтобы "Слобо" поскорее сдался. Милошевич лавировал между этими требованиями до тех пор, пока к нему не приехал Черномырдин, как посланец Альберта Гора, и не сказал: "Надо скорее сдаваться".