Текст книги "Содержательное единство 2001-2006"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 78 страниц)

Для справки, вдруг кто не знает: социальные реакции – это сострадание, солидарность и т.п. И вот как этот молодой социолог завершил свою реплику: "У меня дети здесь! Я не хочу жить вне России. Сделайте что-нибудь!"…

Если есть в России стратегический штаб и глава страны действительно беспокоится по поводу того, развалится она или нет, то этот стратегический штаб днем и ночью должен заседать, обсуждать и докладывать главе, что происходит с социально-нормативными реакциями в российском обществе, которое явственно движется к десоциализации…

Разве непонятно, что способно сделать мощное информационное оружие в наших условиях? Очевидно, что любые такого рода тренды в принципе можно у нас в России повернуть. И уже вполне ясно, что если их не повернуть, то мы вскоре получим мощную звериную стаю, а не общество!

И, наконец, есть последний тренд. Он называется "метафизическим" (или стратегическим). Здесь я совершенно согласен с теми, кто говорит, что центральная проблема России – это ее право на существование.

Во-первых, оно ведь, это право, вовсе не задано автоматически, как кому-то кажется! Да и как, скажите мне, сочетаются понятия "менеджер" и "ликвидность" с заклинаниями о "великой России"? И кто сегодня внятно объяснит, каково реальное место нашей страны в мире и в происходящих на наших глазах новых мировых процессах? Может, России вообще места в них, в этих процессах, нет?

И, во-вторых, что такое субъектная значимость России? Страна предала свою историю, своих союзников и теперь барахтается в каком-то криминальном месиве. В чем выражается ее право на существование, ее онтология? Покажите нам эту онтологию. Это что, литератор Сорокин, который говорит о наслаждении гниением, "сладостностью распада". Или это дяди со свечками, стоящие в церкви? Где онтология-то? Почему ты считаешь, что имеешь право жить, да еще вместе с такой страной? И что это такое – жить, что ты под этим понимаешь?

Все это я называю "трансцендентальным мышлением".

А без этого какая Россия? О чем идет речь?

Теперь начинается субъективное (рис. 3).

Все, видимо, слышали или читали слова «мы потеряли Россию». Это кто говорит? Республиканская партия США. А кто, по ее мнению, в этом виноват? Вы, клинтоновцы и горовцы! Вы ее потеряли!

Если представить это огрубленно, без нюансов, то республиканская группа начинает свою игру. "Россия нужна! – говорит часть "бушменов". – Потому что мы ее хотим заточить то ли на ислам, то ли на Китай, и вообще нам надо, чтобы это пространство кем-то контролировалось. Нужен баланс в Евразии. И поскольку мы уже поссорились с Европой и исламом, необходим кондоминиум с Россией".

Но противоположная часть американской элиты от своей позиции не отступает: "Россия невозможна! Делающий на нее ставку Буш – дурак. Мы, клинтоновцы, были правы! Ее надо "замочить" до конца!".

Когда старые материалы с прогнозами о скором распаде России, вроде тех, что появились недавно в нашей прессе, выбрасываются на официальный сайт ЦРУ, – это означает, что идет очередной тур предвыборного "бодания" между Бушем и Кэрри. И демократы хотят Бушу вставить "фитиль" за то, что он опять вяжется с Россией. А Буш должен сказать, что ослабление России в том виде, в каком это осуществлял Клинтон вкупе с нашими олигархами, приведет к тому, что Россия исчезнет. И тогда здесь будет ислам, или сюда прорвется Китай. И Америка потеряет своего союзника и позиции на континенте.

"Какого союзника, где вы видите союзника? – восклицают его оппоненты. – Глядите, на каком там уровне демография, армия, культура, промышленность? Они только воруют! Где вы видите эту Россию? Ведь в 2015 году ее уже не будет!"

Но если ее, нашей России, не будет в 2015 году (а с точки зрения оценки всех перечисленных тенденций оппоненты Буша абсолютно правы), то кто станет строить стратегический союз в 2005 году? Если понятно, что стратегический союзник через десять лет прикажет долго жить.

Это одна логика.

А у "менеджеров", – прежде всего, иноземных – логика другая. Если ликвидность страны высока, а ее ликвидация неминуема, то у них только один вопрос: как лучше "оседлать ликвидацию"? Они рассуждают просто: "Раз все разваливается, так либо я что-то получу, либо мой конкурент. Мне-то что, если им, самим русским, она не нужна? Если для них это "корпорация", то для меня – корпорация вдвойне. Я ее и буду "дербанить"!"

Идет игра в "мировой преферанс". Но никто же не будет играть в такие игры просто "на интерес". Одна из самых крупных ставок – Россия. И поскольку здесь, у нас, игроков мирового уровня нет, эту ставку "разыгрывают" все остальные. По любым правилам.

Вот сбросили материалы о распаде России на сайт ЦРУ. Сидит Сатаров и рассуждает: "Да, Россия может развалиться, если Путин будет продолжать антидемократическую линию". Сидит Бунич и говорит: "Нет! Россия не может развалиться". Сидит некто третий и вещает: "Если не окоротить олигархов, Россия точно развалится". Бэ-бэ-бэ… Бу-Бу-Бу… Ба-Ба-Ба…".

Это все что означает? Это означает, что есть создатели подобных тем и форматов обсуждения и они находятся не здесь, не в России. А есть их, этих тем и форматов, потребители и трансляторы.

И здесь должен заметить, что, с точки зрения структуры современного общества, уже не существует "пролетариата" как эксплуатируемого класса производителей. Вместо него все более явно на роль нового эксплуатируемого класса выходит так называемый "консьюмтариат" или "консьюмериат" – весь совокупный "класс потребителей". "Консьюмтариат" – это сегодняшний "плебс". Плебс посткапиталистического общества. Плебс информационной эры.

Элита создает форматы и темы обсуждения, а "пипл хавает", как любят говорить некоторые журналисты. "Пипл", который этот элитный продукт "хавает", потребляет, "консьюмит" – это новая эксплуатируемая часть общества.

Вопрос мой заключается в следующем: состоит ли Россия только из "консьюмтариата"? Потому что по отношению к посткапиталистическому формату тот, кто "консьюмит" "мерседес" и ресторанные завтраки по 500 долл., такой же плебей и эксплуатируемый, как и тот, кто "консьюмит" плохую колбасу и полугнилой хлеб. Это все одно – потребители. Новое быдло – быдло посткапиталистической эпохи.

Итак, они здесь, в России, сидят и эти темы и форматы обсуждения, которые создают в другом месте, «хавают». И никакого стремления расширить повестку дня, ввести в нее что-то парадоксальное, создать неожиданный ракурс, отрефлексировать на усечение этой повестки – то есть вступить в игру! – ничего подобного не просматривается.

А почему не просматривается? Потому что в этой игре необходимо понимать цену слов. Понимать, что вся философия господства и подчинения в XXI веке формируется вокруг слов. Что хозяева слов суть хозяева XXI века. А когда люди пренебрегают словами, то, сами того не сознавая, они прямо говорят: "Я отчуждаю от себя функцию господства. Я господство отдаю. Мне оно не нужно".

Ведь как создается ситуация, когда правящий класс заведомо превращается в быдло? Нужно, чтобы правящий класс не хотел всех тех функций, которые сочетаются с господством. И когда правящий класс не осознает значения слов, он сам добровольно себя кастрирует. Он отказывается от функции господства, он делегирует ее кому-то другому.

Информационная эра, о которой мы говорим, не шутка. И информационные продукты, предлагаемые для потребления, не косметика на "реальной жизни" (рис. 5).

Кто был во все времена наиболее причастен информации? Спецслужбы. Стихия спецслужб – информация. Казалось бы, раз наступает "информационная эра", наступает "эпоха спецслужб". Но, на самом-то деле, – все наоборот. Наступающая информационная эра немедленно становится эпохой уничтожения спецслужб. Временем, когда они не приобретают, а теряют власть.

Спецслужбы – это ведь привычка работать с острым дефицитом информации, добывать специальными методами необходимую закрытую информацию. А новое-то время отличается катастрофическим избытком информации. И это принципиально иная ситуация.

Задача новых хозяев эпохи, создателей форматов и тем, как раз в том, чтобы на вас шел непрерывный шквал информации, чтобы вы тонули в информационном океане, в котором ни в чем нельзя разобраться. И тогда – куда уходит власть? Что становится властью в XXI веке? Властью становятся знание и контекст.

А каковы возможности в XXI веке для тех, на кого этот шквал обрушивается? Вы можете быть рабом предлагаемого «меню» форматов и тем, то есть реагировать по заданным стереотипам: «последние новости», «модная трактовка» и т.д… Или вы должны сами разбираться: это – барахло, это – информационный шум, а вот это и это значимо.

Если вы выстаиваете в этом шквале и способны в нем действовать, то вы, вне зависимости от ваших материальных и статусных потенциалов, принадлежите к господствующему классу. К классу тех, кто в состоянии каким-то образом ориентироваться в процессе, держать или создавать его.

Если же вы способны только "хавать" то, что летит вам в рот, вы – плебс.

Так что, если спецслужбы хотят сохраниться, а не оказаться стертыми в порошок в первую очередь, они должны от "страстей" по информации перейти к "страстям" по контексту и знанию.

Вопрос жизни и смерти спецслужб сегодня заключается в том, смогут ли они приобрести и удерживать внутри себя это самое трансцендентальное измерение. Никого это не касается так сильно, как их. Либо они сумеют и успеют перейти с формата "ловли рыбы в мутной воде информации" на формат "управления повесткой дня" на уровне знания и контекста, либо спецслужбист становится быдлом под ногами информационного менеджера, который понимает цену слов.

Информационная революция – это не то, что у вас в 25 раз больше телевизионных программ и появился Интернет. Это принципиально другая, страшно жестокая эпоха, когда поставлено на карту все. Если элита какой-то страны хочет жить – она овладевает переходом от информации к знанию и контексту. В противном случае она гибнет. Она уже не элита. Ее захлестывает волна плебса, и она гибнет так же, как гибли в эпоху капитализма феодалы, не сумевшие овладеть законами рынка и прибыли.

Так понимают ли закон слов "государственные менеджеры" высшей категории? Понимают ли, что они не менеджеры?

Избыток информации – вот ныне главный герой и причина трагедии спецслужб (рис. 6). От дефицита, в котором они существовали, все переходит к профициту и девальвации информации. И, значит, к девальвации роли ее, информации, собирателя и носителя.

Куда смещается реальный центр власти? К контексту и знанию.

Значит, как и в случае с КПСС, рядом с центром власти стоят двое! Остатки интеллектуального класса страны и та группа, которая кажется себе господствующей, а уже почти готова превратиться в труп. Только раньше этой группой была "верхушка КПСС", а теперь этой группой оказалась "верхушка спецслужб".

И опять проблема состоит в одном: если вы уж взялись за Россию, вы не можете не построить площадку, на которой перегруппируетесь с позиций информации на позиции контекста и знаний. Ведь эта площадка все равно будет существовать. И в ее пределах кто-то сумеет пересесть «с лошади информации» на «лошадь контекста и знания», а кто-то не сумеет. Не сумет и пополнит разряд «рабов нового типа».

Эти наши спецслужбы, они же чего-то хотели! Они хотели тут создать капитализм. А называли его еще "модерном", "национальной модернизацией России". Они же с этим проектом себя связывали! От Берии до Андропова и дальше… И образовалось то, что представляет собой внутреннюю трагедию эпохи Путина (Рис. 7).

При Клинтоне ничего подобного не случилось бы. А тут хозяевами США стали республиканцы, и оказалось возможно оттеснить "демократию" чуть-чуть в сторону. Наконец-то, на горизонте забрезжил свой КГБ-истский "национальный режим"! И вся их коллективная энергия – идеологического "Пятого управления" и родственных ведомств – со страстью устремилась в проект "Национальный модерн", как демонстрацию своей состоятельности. Можно было показать эту композицию и сказать: "Вы читали разработку "АСУ-Перестройка" НИИ КГБ? Знаете, что там было написано? Вот сейчас-то мы как раз все и реализуем".

Теперь оказалось, что проектом Модерн и не пахнет (Рис. 8). Потому что "модернизация" – это когда возникают и работают новые заводы и когда все больше ВУЗов и библиотек. А когда некто в звании министра говорит, что надо сократить количество библиотек, ВУЗов и т. п., это называется "ликвидация". Реально идет демодернизация. Нации нет. Возник регресс.

Сейчас вроде бы что-то в направлении модернизации «зашевелилось». Но… ровно в тот момент, когда проект Модерн, с которым они себя связали, начал рушиться во всем мире. Буш – последняя судорога Модерна. И то уже Модерна для Америки, потому что Ираку никакой Модерн не светит. Югославии – тоже. Капитализм в том виде, в котором мы к нему якобы стремились и прилаживались, уходит. Уходит во всем мире.

А что у нас? Президент только нескольких, особо его раздражавших, "комаров" из нашей новой буржуазии прихлопнул, а она вся так и поплыла… Лопнул этот социальный субъект. Испарился. Элиминировал.

И тогда вопрос: чем же она, эта наша буржуазия, была на самом деле? Разве так проявляет себя господствующий класс? Если бы президент только замахнулся, а в ответ получил волну возмущения и вынужден был вступить в диалог с этим возмущением или подавить его, а возмущение бы только нарастало, в результате подобной раскачки, быть может, и конституировался бы буржуазный класс.

А теперь очевидно не только отсутствие стратегической программы модернизации, демодернизация России – яркое тому свидетельство. Очевидно и отсутствие субъекта модернизации, потому что не бывает проекта Модерн без буржуазии и без нации. Если буржуазии, как выяснилось, нет, и нации нет, и модернизации нет, какой тогда проект Модерн? Какое национальное государство? Где оно? Ведь нация и есть главный субъект модернизации.

Что же есть, что в остатке?

Начнем, как говорится, ab ovo.

Жила-была КПСС, как основа советской Системы, и в ней сложился какой-то (знаю по опыту) относительно модернизированный слой, с которым я, в частности, имел дело. Сказать, что это были гении, робеспьеры, джорджи вашингтоны или нечто подобное, не могу. Это были просто вменяемые ребята, которые еще хотели что-то там в Системе крутануть, наладить. Но существовала и как бы "теневая Система", я не буду сейчас ее разбирать. Система-2.

А напротив всей этой конфигурации располагался "социальный актив" в лице научно-технической интеллигенции и части гуманитариев, бюрократии и части народа. По крайней мере, пролетариата индустриальных систем, ВПК и прочего.

Этот актив имел две возможности. Он мог либо взять штурмом Систему, соединяясь с какой-то ее частью, выбрасывая не устраивающее его закоснелое властное вещество и заполняя собой образовавшиеся ниши. Либо разрушить эту Систему.

Все, что я тогда делал, все мои книги, "Постперестройка" и пр., – это попытка построить мост между этим активом и Системой. Но у актива были уже к этому моменту "делегированные" Системой-2 свои ориентиры – Солженицын и Сахаров. А также – романы Стругацких, как некие совокупные символические образы существующего и должного.

Соответственно, актив начали "затачивать" на то, чтобы он Систему снес.

Теперь – внимание. Сам по себе актив Систему снести не мог. Он был слаб. Для того, чтобы снести Систему, надо было актив подключить к "антиактиву" – теневикам и будущему криминалитету. Должна была возникнуть патологическая мизансцена – Окуджава в ковбойке и рядом Япончик на "мерсе": "Да здравствуют демократия и мораль!" Без такой композиции невозможно было снести систему. Но между ними, между Окуджавой и Япончиком, располагалась такая вещь, как "антимещанский механизм" (АММ), встроенный в актив и препятствующий налаживанию их отношений (рис.9).

Вспомним «В поисках радости», где Олег Табаков шашкой крушит мещанский рай, или того же Окуджаву: «А если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся… я все равно паду на той, на той единственной, гражданской…»

Значит, "антимещанский механизм" надо было сломать для того, чтобы загнать актив под антиактив. Чтобы сделать идолом актива, условно говоря, колбасу, нужна была идеологическая и моральная санкция "жрецов перестройки".

И эту санкцию сначала осторожно, а затем вполне решительно дали. Негласно, еще с 70-х годов. Я этот порог уже тогда четко ощутил. Позже девальвация идеального стала приобретать агрессивные формы. Помню, в 80-е годы, когда я был руководителем театрального коллектива, мы приехали в Каунас на фестиваль театров-студий. Показывали там, в частности, спектакль Васильева "Серсо", где в главной сцене герой выхватывает у старика купленную им для внука советскую соску и выкидывает ее с криком, что ребенок, сосущий такую соску, никогда не будет свободным человеком. А еще что-то пафосное о своем опыте жизни в коммуналке, когда дверь ударялась о спинку кровати. (И это тоже формировало раба.)

Я потом спросил на обсуждении: "А что сосали дети древних спартанцев? Неужели американские соски? И как насчет "скорлупы ореха", в которой Гамлет готов был чувствовать себя повелителем бесконечности?" И тогда один из журналистов, ставший потом очень модным, заорал: "Тут нам Кургинян навязывает какую-то социальную интеллектуальную дискуссию. А мы в Каунасе не хотим интеллектуальных дискуссий. Мы хотели их до тех пор, пока сидели по кухням. Мы всего боялись и притворялись, что нам все это нужно. А теперь в этой прекрасной западной стране (а ведь Литва была еще в составе СССР) нам нужно карбонатов и мультфильмов!". И вся эта культурная "хевра" – театральные деятели, искусствоведы, критики – начала колотить по столам бокалами и пивными кружками (дискуссия была в "непринужденной атмосфере" кафе) и истерично скандировать: "Карбонатов и мультфильмов! Карбонатов и мультфильмов!" Их было человек сто. Я этого никогда не забуду. Шел 1988-й год.

Кто же отдавал этот приказ – не на демонтаж "замшелого коммунизма", а на разблокировку "антимещанских механизмов" в активе? Вот тот, кто его отдал, – пусть теперь хотя бы не поет песен о том, что он хотел национального государства русских и модернизации. Пусть этих анекдотов не рассказывает. Потому что он в тот момент открыл двери всему, вплоть до фашизма (рис. 10).

Но это происходило не на пустом месте. Поскольку актив надо было положить под «антиактив» и коренным образом изменить ситуацию, требовалась некая «философская заморочка», без которой это нельзя было сделать. И ее тоже необходимо хорошо представлять.

Был такой талантливый мужик. Он "отсидел", потом его вытащили (как теперь свидетельствуют, занимался этим лично Ю.Андропов), привезли в 60-х в Москву, определили в ИМЛИ. Звали его Михаил Бахтин.

И он, как теперь очевидно, нужен был, по большому счету, лишь для одного: поднять и ввести в массовый оборот тему "карнавализации". Вся филологическая верхушка и иже с ними устроили настоящую вакханалию вокруг этой карнавализации. Достоевский – карнавализация. Здесь – карнавализация. Там – карнавализация…

Понимаю, что какие-то, не слишком образованные, люди могут вообразить, будто карнавализация – это когда просто ходят разнообразные ряженые, кувыркаются, что-то смешное несут. Словом, весело. Однако именно карнавализация и стала самым эффективным инструментом демонтажа антимещанского механизма. Для того чтобы провести "смычку" Япончика с Окуджавой, нужно было включить носителей АММ в карнавальную процессию.

А карнавал – тире "сатурналии" – далеко не такое уж доброе и безопасное дело. Там, в частности, есть жуткий образ – беременная смерть. И она – главная фигура Ада. Ибо карнавал – это допущение Ада в человеческий мир, дозированная прививка инферно этому миру.

Они же начали навязывать карнавализацию всему. То есть открыли Ад, создав эту бесконечную карнавальную процессию. А закрыть его не смогли.

И тогда "антиактив" с подстегнувшимся к нему активом уничтожили Систему (рис. 11).

Но логика-то исследуемого нами «романа» между странными и несовместимыми социальными телами в том, что эта «теневая» Система-2, с которой я начал, все эти идеологические управления ГБ и пр., рассчитывали, что они создавшейся «композицией» будут руководить.

А этой "композицией" руководить нельзя. Она сама собой руководит. В нее можно встроиться, при ней можно присутствовать – со свечкой, с премьер-министром, без него. В храме Христа Спасителя, в Кремле, на даче… Можно что-то говорить с телеэкрана. Но руководить ею нельзя, так как она живет по закону самораскрутки! Потому что главный закон Ада – моментальное наступление пресыщения. Бандитские сериалы с убийствами? Уже мало, дайте убийство-он-лайн. Включили Интернет, заказали убийство мальчика 8 лет, его у вас на глазах разрезают на части. Пожалуйста, цена – 50 тысяч долларов! А в скольких точках страны ежевечерне идут натуральные гладиаторские бои с обязательным смертельным исходом?

Все это вместе – демодернизация, десоциализация, деонтологизация, депопуляция – и есть ликвидация. Это и есть терминальный процесс для страны.

Не считал, не считаю и не хочу считать, что Путин сознательно возглавляет этот процесс. Но сегодня уже не до Путина! Власть скопом тащится в карнавальной телеге, где блеют "мастера культуры", ликуют новые авторитеты, власть отдает какие-то приказы… Но телега-то едет туда, куда едет! К смерти! Вот реальный процесс.

Если идет распад социальных реакций, он пройдет до конца. Мы пока живы инерцией остатков прежней системы. Пока многие учителя учат детей, а многие врачи соглашаются лечить больных за гроши своей зарплаты. Почему они соглашаются, понять не может никто, но они – пока – соглашаются.

Но мы же не можем не осознавать, что:

а) этот человеческий материал выбывает; и

б) он же не бесконечно будет согласен на это. Он же тоже живой!

Еще в 1994 году я писал, что постсоветский проект Модерн в России будет провален! Но был готов и тогда, и сейчас всячески его поддержать. Только я вижу: все, что происходит, носит обратный характер, характер галопирующей демодернизации. И я понимаю, что при той скорости, которую набирает этот процесс, все, что власть сейчас пытается делать, его не остановит.

То есть сейчас нужно уже другое. Требуются, очевидно, некие трансцендентальные процедуры внутри субъекта власти. После чего этот субъект должен разбираться в сложившейся ситуации на совершенно иных основаниях.

И не факт, что это возможно. Потому что если существующий буржуазный класс – барахло, то оттого, что на место этой буржуазии назначат чекистов, новый современный властный класс не образуется. Помните у Чехова, в "Даме с собачкой"? "Не знаю наверняка, где служит мой муж, но знаю твердо, что он лакей".

Капитализм, модерн, все эти надежды и истерика по их поводу… Что мы имеем в итоге? Общество в условиях краха капитализма (рис. 12).

Вот опять поднялся шквал проклятий в адрес Ленина? Что это означает? Казалось бы: ну, что тебе Ленин? Все уже, вроде, по косточкам разобрали. Что вы снова и снова к нему возвращаетесь?

Это означает, что авторам проклятий очень хочется самооправдаться. И внушить обществу, что раз русский народ не покаялся за Ленина и вообще Ленин его так испортил, то оказалось, что с этим народом невозможно сделать модернизацию и капитализм. То есть те, кто так атакует Ленина, почуяли: скоро их начнут вешать…

Но если в стране все рушится и все описанные истерики лишь признак конца, то вопрос таков: что есть российское общество в условиях краха капитализма? Ведь к социализму оно не вернется! Если бы имелся хоть какой-то значимый актив желающих туда, в социализм, вернуться, мы вернулись бы туда уже в 92 году, ну, может, в 96-м. Однако всем нам известно, кем наполнен этот "социалистический" актив. Это – псевдооппозиция.

Главное же сегодня заключается в том, как поведет себя в России посткапиталистическое меньшинство. На десятках и сотнях сетевых площадок, подобных моему Клубу "Содержательное единство", сейчас решается один вопрос: сформируется ли это посткапиталистическое меньшинство, по каким законам сформируется и как оно поведет себя в России. Ему, этому меньшинству, все равно, так или иначе, придется договариваться с большинством.

Но абсолютно не предопределено, что это меньшинство, во-первых, сформируется как социальное тело. Во-вторых, что оно проявит социальную твердость. И, в-третьих, что оно не окажется "стаей хищников". Запросто может оказаться. Таково свойство посткапитализма. Однако все будет зависеть от живого социального процесса. Сейчас, на наших глазах, в узлах этой невидимой сети что-то начинает формироваться.

А пока России как самостоятельного субъекта нет. Отрицательные мегатренды усиливаются. Элита не способна контролировать идущие процессы, в том числе процессы трансцендентальные, которые являются решающими.

Значит, либо это меньшинство сумеет сформироваться и заявить, что Россия – это его собственность. И убедить большинство, что оно двигает страну в новый проект. Либо на месте России образуется большая зловонная помойка с мухами, из которой станут вылавливать отдельных представителей. Но это уже "акция Нансена". Это не политическая борьба.

Между тем роковая развилка приближается. И трагедия заключается в том, что общество – изгой для сегодняшней власти. Власть не понимает, что такое общество, что такое метафизика, что такое социальные и материальные тренды. Власть решила, что она живет вполне независимо от общества.

С таким подходом надо бороться и можно бороться. Это делается путем настойчивого обозначения всей правды о ситуации. Каждый день.

И другая важнейшая проблема – процесс формирования этого "посткапиталистического меньшинства".

Что нужно: а) чтобы оно делало ставку на Россию, потому что ему проще всего превратиться в придаток "Дженерал Электрик" и оно (правда, не целиком) само хочет этим придатком стать

и б) чтобы оно не было хищническим, то есть хранило, несло в себе и передавало через себя идеальную гуманистическую традицию, гуманистический, культурный и символический капитал.

И того и другого будет добиться совсем не просто. Но других перспектив я не вижу, не понимаю, не ощущаю в плане как социальной, так и исторической дееспособности.

Что касается всего остального социального массива, то он обречен быть либо союзником этого процесса, либо просто вываливающимся из исторической телеги на обочину материалом. Носится ли он на "мерседесах", гниет ли в своих малогабаритных квартирах, он – вне игры. Игра будет проходить по другим правилам и на других основаниях. Их надо нащупывать. И пытаться делать все то, что еще может быть сделано, чтобы наша российская жизнь оставалась жизнью людей, сохраняла какой-то исторический, духовный и нравственный потенциал.

Это единственное, за что можно бороться.

И все, что я могу предложить, – такую вот "двойную стратегию": сдерживания разрушительных процессов и усиления борьбы за создание нового социального субъекта. Только эта двойная стратегия, с максимальным переносом акцента именно на вторую часть, может сегодня являться собственно политической.

А все остальное превращает любое социальное начинание в "болтовню по интересам" или в сговор на предмет того, кому какие взятки давать на новых выборах.