Текст книги "Содержательное единство 2001-2006"

Автор книги: Сергей Кургинян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 78 страниц)

У нас же синтеза этих начал нет, и нового качества нет. До времени это маркируется "смесью начал" и кажется осовремененным ("Да, он говорит про державу, но он же – и про рынок, и про свободную экономику, – это современный вариант"). Когда же из этих начал одно освобождается, то оказывается, что осталась только "кузькина мать". Но "кузькина мать" была милой девушкой в 60-м году, а теперь это – бабуся с костылем.

Происходит сшибка с реальностью, и мы поволоклись в пропасть государственного распада, причем всё делается одними и теми же руками, под вопли о централизации. Это первая и самая малая часть вопроса. Теперь – его следующая часть (Рис. 4).

Суть заключается в том, что и так все понимают: есть катастрофическая демография, есть разрыв социальных связей между группами населения, есть страшная социальная дифференциация, есть эрозия образования, медицины и прочее. Всё это – мегатренды.

(Мне сейчас книжку принесли "Нас убивают" профессора Добренькова. Надо бы собрать всю серьезную литературу и статистику, инвентаризировать, проанализировать и собрать полные данные о мегатрендах страны. Чтобы был полноценный "справочник-мегатренд", желательно – по наиболее авторитетным данным. Я готов его издать большим тиражом, мне безразлична рыночная рентабельность).

Но и по тому, что уже известно и несомненно, все ключевые мегатренды чудовищны. О них говорили очень многие – более умно, менее умно, используя одни массивы данных или на другие. Но в течение нескольких последних лет о них заговорили не патриотические ученые, философы, публицисты и так далее, об этом заговорили западные эксперты, специалисты. И здесь возникает фантастическая проблема нашей сегодняшней элиты, истеблишмента, государственной власти (рис.5).

С одной стороны, для нашего западника во власти (ну, предположим, Кудрина) условная Тэтчер – это богиня и предмет поклонения. По определению, что такое наш нынешний западник? Это человек, который имеет в виде культа элиту Запада, он влечется туда, и Маргарет Тэтчер – для него всё. А с другой стороны, когда Тэтчер пишет: «Россия больна и, без сомнения, умирает», в этот момент наш западник говорит: «Что за чушь эта Тэтчер несет! У нас национальное возрождение».

Приехали к швейцарцам, а у них портрет Маркса висит: "Ишь ты! Эти швейцары Карлу Марлу вывесили!". То есть, сознание разорвано еще и в этом. Пока кто-то на Западе говорит: "Мы поддержим в России демократические реформы!" – он предмет поклонения ("Видите, нас и Тэтчер поддерживает"). А когда Тэтчер начинает гладить против шерсти: "Да шла бы эта старая карга вальсом вдоль забора!"

Карга, конечно, не пойдет вдоль забора. И она не настолько влиятельна, чтобы сама по себе что-то значить. Но коллизия-то в другом (Рис. 6). Она в том, что есть люди, ненавидевшие и ненавидящие Россию и желающие ей только смерти. И у них есть одна оценка: они всегда говорили, что эта мерзость дохнет, распадается. А есть люди, в чей проект гибель России не входит.

Это совершенно не значит, что эти люди любят Россию, Россию сейчас не любит никто. Но им надо, чтобы этот «Мишка» с хорошей мускулатурой дал по роже исламу, а потом, может, ещё и Китаю досадил. И очень даже неплохо, если вообще «Мишка» будет, и его можно на такие дела приспособить.

Эти люди говорят: "Мишка" выздоровеет, всё будет в порядке. Когда я в свое время спрашивал: что за интерес к генералу Лебедю, и что это Лебедь так кривляется, будто дикарь, он ведь не такой? – Представители этих же сил мне говорили: "На Западе считают, что скоро придет русский националист. И Лебедь под голливудский стандарт изображает русского националиста. Для них – он тот, кто нужен".

Могу еще сказать, что я понял только сейчас: какой фантастический объем ожиданий в этой группе был связан с Путиным. Фантастический: "Вот оно, началось, сейчас "Мишка" поднимется… Если ещё ему дать анаболиков, у него будут такие мышцы, и он…Вы слышите, как он ревет, этот "Мишка" – ого-го! Он, конечно, будет на цепи, и тогда все хорошо – стратегическое сотрудничество".

И между такими группами и их оценками – "Мишка дохнет" и "Мишка будет жить и делать полезную работу" – возникает явное противоречие. Но есть группы – и есть хозяин. Есть условный Бжезинский и условный Киссинджер. И если хозяин спрашивает: "что делать-то?", а мнения групп разошлись, хозяин зовет третьего, эксперта, и говорит: "Я знаю, Билл, что тебе безразлично – есть ли "Мишка", нет ли "Мишки". Но ты специалист по биомассе. Поезжай и посмотри, скажи объективно, что там происходит!".

Билл – он всегда по таким делам ездил. Он трезво оценивает: нефть есть – нефти нет, этнический конфликт разгорается или затухает. Ему все равно, куда он приезжает, он не Бжезинский и не Киссинджер, не советолог. Он возвращается и докладывает: "Вот – такие мегатренды". Хозяин говорит: "А-а-а! Можно в заднюю комнату? Так что, "Мишка" уже загибается? "Мишки" нет! А вот эти говорят, что "Мишка" есть". – "Так у них свой интерес! Они "пилят" там". Н-да?.. "Бжезинский, заходи в кабинет, поговорим о "мишкиной" смерти!"

Если кто-нибудь думает, что сегодня в этой омерзительной и отвратительной ситуации целостность России удерживает прежде всего воля патриотических партий в Думе, в Кремле или в оппозиции, а также – могущество местных губернаторов и решимость начальников военных округов, то этот "кто-то" выпал из реальности.

Целостность сегодня существующей России и сегодня существующего общества висит в основном на гнилом крюке под названием "сверхъестественный страх США перед возможностью оккупации Сибири Китаем". Никакая Россия в этом смысле почти никого сама по себе не интересует.

Если Китай получает территорию Сибири и Дальнего Востока, то его рост, уже почти неостановимый, превращается просто в отрыв. И тогда их, американцев, очень скоро на мировой "поляне" просто нет. И тогда неважно, есть ли там где-то русский "Мишка". Просто этой медвежатиной обильно кормится китайский муравейник, и он начинает быстро, катастрофически быстро, расползаться.

В чем квинтэссенция происходящего? Есть стол мирового преферанса, вокруг него сидят разные игроки (Рис. 7). Ко мне недавно приезжают и говорят: "Смотрите! Новый документ: глобализация, ООН, расчет ресурсов, расчет демографических трендов и всего прочего. России в документе вообще нет. Ни негативных процессов, ни позитивных не обсуждается, вообще ничего нет, ни слова нет!".

А я снова и снова спрашиваю: как вы думаете, почему за столом мирового преферанса сидят те или иные люди. Они же сидят не потому, что у них больше или меньше «бабок» или у них длиннее яхта. У кого-нибудь из этих людей – прекрасная яхта, но, наверное, на 10 или 20 метров короче, чем у любого из наших олигархов. Миллион долларов стоит один метр яхты супер-VIP-класса, у кого-то из них 60, у кого-то 80 метров. Однако у них там полтриллиона долларовой активной мобилизации, а у олигарха – лишь два миллиарда. Но яхта у него – гораздо длиннее.

Значит, за этот стол пропускают не по яхтам. Кто-нибудь видел, как американский миллиардер расплачивается по счету в ресторане? Официант приносит счет. Миллиардер смотрит – "нехорошо!", достает калькулятор, начинает считать, складывает, проверяет. Вынимает и подписывает карточку. Достает бумажник, открывает, долго копается, кряхтит, вынимает пять долларов, дает на чай, сует бумажник в карман.

И я видел, как за чашку кофе в баре на чай дается 100 долларов, просто так. И если кто-то думает, что в тот же момент личность, которая их дала, не попала в соответствующую картотеку, то он ошибается.

Когда в разгар разговоров о мобилизации один из главных сюжетов аналитических передач (10-минутный фрагмент!) заключается в том, как важно перейти элите с автомобилей марки "Мерседес" на автомобили марки "Бентли" и "Роллс-Ройс", и что это надо осуществить в кратчайшие сроки, дабы не отстать от прогресса, – это всё фиксируется. Там.

За стол мирового преферанса попадают не по дороговизне галстука, не по костюму "Бриони" и не по "Роллс-Ройсу". За него попадают держатели различных миропроектных оснований. Не ученые в потертых костюмах и не хорьки в "Бриони" и "Роллс-Ройсах", а люди, контролирующие ресурсы и субъекты, достаточные для того, чтобы играть в мировой преферанс на определенных миропроектных основаниях.

И первый вопрос, который здесь возникает: где Россия, где ее проект, где субъект, где контекст, в чем ресурсы? Если всего этого нет, – почему она здесь должна быть? Если нет понимания контекста, нет проектного языка, – что делать за этим столом?

Это была первая сокрушительная ошибка, о которую споткнулся Горбачев. Помимо того, что началось разоружение и исчезли ресурсы для "военной" игры, демонтаж коммунистического проекта означал, что нет идейных карт, с которыми ты садишься за стол. А зачем тогда ты за него садишься? И на какой "фене" ты собираешься говорить, и о чем собираешься говорить? Там – уже не "пилят"! Там те, кто уже прошел эту фазу давно, и они занимаются другими вещами. "Пилят" для них, и очень крупно, но не они сами. У них – другая логика и другие интересы.

А если ты считаешь, что должен сесть за этот стол и поговорить, что ты сделаешь? Ты купишь за 100 миллионов долларов титул гроссмейстера какого-нибудь Великого Востока Болгарии? Ну, купил, ну, сел… А дальше – что? Ты споешь "Как упоительны в России вечера"? Там ведь надо разговаривать всерьез, нужно какие-то мироустроительные предложения выдвинуть и доказать, что ты их хочешь и можешь реализовать!

Поскольку место России за тем столом пусто, то Россия в этом оставленном месте является просто тушей, которую на куски разделывают. Ничем больше! С ее сокрушительными мегатрендами, идиотической элитой, беспомощными людьми, выброшенными из нормальной жизни, с социальной и духовной деструкцией. Страна оказывается просто тушей, которую выносят и говорят: "Кому мясо, кому эту ножку, кому ту ножку?.." – Ну, уже почти дохлая – чего стесняться…

Люди, не чуждые каких-то возможностей, меня спрашивали: "А что? Ну, выполняются же фактически, при любой риторике, практически все американские требования и запросы! Значит, всё хорошо, американский империализм не должен возражать!". Что значит: не должен возражать?

Во-первых, миропроектные основания не делятся по странам, они гораздо сложнее. За этим столом разные люди и разные группы, и все эти группы играют каждая в свою игру. И, во-вторых, у них уже нет времени.

Самое примечательное, что было в последнее время, – пленум китайской компартии после событий в Беслане. Мы не провели у себя ни форсированного заседания расширенного Совета безопасности с приглашением фракций Думы, ни пленума КПРФ, ни чего-нибудь еще, где были бы приняты бы какие-то решения, – мы только митинги провели.

А компартия Китая по результатам Беслана (именно по результатам Беслана, я знаю, о чем говорю) провела стратегический пленум и пересмотрела все свои политические показатели: отказ от либерализации, консолидация власти в одних руках, приведение в полную готовность военной вертикали, начало более эффективного продвижения в Центральной Азии, – 10-12 пунктов решений.

Если в следующем году Китай начинает форсированно продвигаться в Центральную Азию, у американцев остается на реагирование два-три года. Всё. А тут, в России, посреди болтается какое-то совокупное "Бентли". Ему говорят: "Да пошел вон! Туда! Быстро!". Я кому-нибудь открою глаза, если скажу, что идет обсуждение планов спешного взятия под военно-политический контроль наших ядерных объектов? Что для этого в США созданы специальные новые подразделения?

Всё разворачивается очень быстро. Но вопрос-то заключается не в том. Никто не хотел, чтобы "Мишка" опять пугал мир и шел со своим проектным красным знаменем. Все хотели Мишку ручного, но с мышцами. Может быть, так в принципе нельзя сделать, но это отдельный вопрос. А если ничего этого нет, то: "Да пошел ты! Уберите тушу! Чего ты тут стоишь? Пошел отсюда! Ставь войска туда, ракеты – здесь… Мы готовимся к делу, что ты тут болтаешься со своим "Бентли"?"

Люди с очень высокими мировыми позициями, которые связали себя с российским проектом и с российским началом, люди, абсолютно чуждые собравшейся аудитории, – с круглыми глазами, расширенными от страха, начинают кричать о благодетельной русской революции, не понимая ни структуры населения, ни того, что происходит вокруг. Благодетельная русская революция!

В чем смысл? Он заключается в том, что это смертельный страх перед "провоцирующим отсутствием". Это ужас перед отсутствием всякого присутствия. На этом фоне говорится: "Пошли вальсом всякие такие кургиняны и не кургиняны – неважно, кто, и их оппоненты – все, кто нам всерьез говорит о русском проекте, все, кто хочет от нас чего-нибудь, – шут с ними! Мы хотим в мировую цивилизацию, мы хотим интегрироваться. Мы хотим войти вот так, за ручки, здесь Берлускони, а здесь – мы. И всё – одна любовь. Вот мы так хотим входить!"

– "Ах, ты так хочешь входить? Значит, ты не за этим столом. У тебя нет субъекта и нет проекта? Тогда ты – туша. Мы "пилим" твою тушу, а тебя – убираем, потому что ты не нужен". Вот и всё! Что на это ответить?

Начинаешь говорить – на другой интонации, отвечают: "Да, мы видим. Мы видим, Вы там что-то интересное пишете. Но где у Вас субъект? Что происходит в проектно-субъектном континууме? Что происходит реально, расскажите, покажите! Кто? Зюганов? Кто? Русский фашизм? Нет у вас там никакого фашизма!"

И действительно, почти никого нет! Почти сплошные воры, мелкие, крупные и любые другие, мечтающие "спилить" с политической деятельности кто миллион, кто миллиард. Всё! И рядом – беспомощные люди, политические доходяги. С ними за тот стол тоже не сядешь!

Что мы такое, чего мы хотели? Мы хотели войти в их проект, в их новый проект (Рис. 8). А где наш проект? Наше вхождение в их проект подразумевалось. А в какой – их? Мы в состоянии понять мегатренд? Что у них-то там меняется? Они ведь меняют или существенно корректируют свои проектные основания каждые 10-15 лет. Так где те, кто хотя бы в состоянии понять, что там происходит?

Мы же это проходили. Вот был Сталин, а под ним были вожди вот такие, поменьше (Рис. 9). А потом один из них, да еще не самый крупный, стал главным, а под ним были еще помельче. А потом один из них, тоже не самый крупный, стал главным. А под ним были уже совсем мелкие. Вот вам и развал.

Теперь я все-таки обязан рассказать вам, на каком языке и о чем мы говорили с американцами на конгрессе по антитеррору, который проходил в Израиле с 11-го по 14-е сентября, где я докладывал по Ираку. Это имеет самое прямое отношение к тому, что здесь происходит. Там как раз все эти вопросы активно задавали, было обсуждение и всё прочее.

Снова говорю: я на этом конгрессе ни слова про Россию вообще не сказал. О России там не было. Меня спрашивали: как мы оцениваем ситуацию в Ираке, и нужно было предъявить какой-нибудь подход, который позволял бы сохранить лицо. Потому что мне не хочется говорить о сегодняшней ситуации с терроризмом в России.

Подход заключался в следующем. Давайте рассмотрим воздействие на систему (Рис. 10). На входе системы импульс – война, распад государства, экономический кризис. Система реагирует, и что на выходе?

Вот у нас – война в Ираке (Рис. 11).

S – это Ирак и всё, что с ним связано. Какая будет реакция на осуществляемое воздействие? Реакция может быть локальной и нелокальной, линейной и нелинейной (Рис. 12).

Что такое локальная реакция? Если мы направили воздействие на объект S0 (Ирак), и есть большая система S, и максимум воздействия – внутри Ирака, а по краям оно меньше, то это локальное воздействие (Рис. 13).

А если максимумы воздействия в других частях, а на S0 воздействие меньше, то это нелокальное воздействие (Рис. 14). Мы оцениваем военно-политическое воздействие, в него включаем реакцию Европы, Китая, исламского мира и т.д.

Есть линейное воздействие: был удар, и на него сначала откликнулись, а потом всё стало гаснуть (Рис. 15).

А есть нелинейное воздействие: после удара реакция начинает нарастать, потом возникает фазовый переход, потом еще один, – и всё летит дальше (Рис. 16).

После удара по Ираку сначала иракцы мобилизовывались (Рис. 17).

Потом начали громить их возможности, и реакция стала затухать. И вы (американцы) надеялись, что так, по линейной логике, в дальнем поясе должна была быть реакция нулевая, в Турции или в Иране чуть-чуть, а главная реакция должна была быть в самом Ираке (Рис. 18).

А на самом деле было так: сначала иракская реакция начала затухать, а потом – подыматься (Рис. 19).

И это факт. В дальнем поясе, где-нибудь в Испании, реакция оказалась выше, чем в Ираке (Рис. 20).

Тогда вопрос: что такое война в Ираке – это нелинейное и нелокальное воздействие (Рис. 21) или линейное и локальное?

Мы отвечаем: всё, что мы вам приводим, говорит о том, что это – нелинейное и нелокальное воздействие. Почему? Потому, что когда вы наносите удар в какую-то точку, а есть другие точки, и эти точки вы напрямую не задеваете, то подпитка из этих точек вполне может создать новый процесс (Рис. 22). Это основная теорема военной нелокальности.

Если, скажем, вы проводите спецоперацию в Гранаде (Рис. 23), то всё в порядке – никто ее не подпитывает, и вы ее проводите быстро.

А если во Вьетнаме, – есть СССР, Китай, Варшавский договор и другие, и начинается подпитка, и вы ее не можете блокировать по военно-стратегическим и политическим соображениям (Рис. 26). И тогда начинается нелокальный процесс.

Вернемся к Ираку: считали, что раз СССР нет, то подпитывать некому, а там есть, кому подпитать (Рис. 25).

Что вы будете делать, нам понятно. В таких случаях перекрываются каналы подпитки (Рис. 26)

или уничтожаются сами объекты (Рис. 27).

Если Буш победит, то вы, скорее всего, постараетесь перекрыть в качестве канала подпитки Саудовскую Аравию, а может быть, ударить по объекту (Рис. 28).

Дальше – план-максимум (Рис. 29). Кое-кто будет призывать вас долбануть и по Сирии, и по Ирану, и по кому-то еще, но, скорее всего, это не жизнеспособно.

На самом деле вокруг этого объекта инфраструктура другого типа (Рис. 30).

Она включает в себя активизацию Европы, активизацию ислама, исламо-европейские объединения, транснациональные игры, очень амбициозного типа, влияние на происходящее всех антибушевских сил, включая внутриамериканские. Пока вы будете возиться с Сирией и Ираном, вы весь мировой процесс профукаете полностью.

Теперь – нелинейное воздействие (Рис. 31).

Сначала у вас одна структура объекта, потом другая, а потом третья. Что происходит? Вот по Ираку ударили (Рис. 32),

под этим воздействием образовался другой объект – с более мощной реакцией. Еще раз ударили, образовался еще более мощный объект, с еще более мощной реакцией. Значит, вы, оказывая нелинейное давление, сами этот объект трансформируете так, что он становится для вас же еще более опасным.

Вот вариант "Гитлер": воздействие – война, победа, денацификация. Бывает такой вариант (Рис. 33, 34).

А бывает и другой – «Кайзер». Воздействие – война, а потом – Гитлер (Рис. 35).

Пусть Хусейн – Гитлер. Он как – подключен к обществу (Рис. 36)?

Что вы сделали? Убрали его и создали пустоту, и непонятно, к чему общество подключать: либо к чему-то пристойному (тогда надо понять, к чему), либо появится негативный вариант (Рис. 37).

Вы считаете, что страны исламского мира делятся (Рис. 38)

на либералов, готовых во всем содействовать Западу, и реакционеров (в том числе исламских экстремистов). А это неправильно. Есть либералы, не имеющие значимой поддержки, националисты (сторонники модернизации и прогресса) и фундаменталисты (Рис. 39).

И реальная борьба – в Египте, Алжире и всюду – это не та борьба, где играют все трое. Играют только две силы – националисты и фундаменталисты.

Если в стране исламского мира националисты слишком сближаются с либералами, то они теряют позиции. И тогда фундаменталисты их атакуют (Рис. 40).

Это вариант Хомейни: шах сблизился с либералами, потерял позиции, и пришел Хомейни.

Если же произойдет дрейф в антизападную сторону, то националисты будут поглощены фундаменталистами (Рис. 41). Это тоже происходило: и Хусейн, и Арафат, и многие другие движутся в эту сторону.

Что угрожает национализму в исламских странах? Поглощение фундаментализмом, потеря связи с населением и нацистская мутация (Рис. 42).

Но в любом случае в политическом спектре есть либералы, националисты и фундаменталисты (Рис. 43).

Если бы вы объединили либералов с националистами, вы имели бы шанс противостоять фундаментализму (Рис. 44).

Но вы-то ударили по националистам (Рис. 45)! И либералы, и националисты уже не политическая сила. Первые – за счет того, что они сидят у вас на штыках, вторые – за счет того, что их легально-политически уже нет.

А фундаменталисты остались такими, как и были. Никто при Хусейне их не трогал, они были в оппозиции Хусейну. Вы по ним не ударили. Хусейн был против них – он их резал! Значит, вы их не затронули, да этот массив и не мог быть затронут в данных условиях.

Тогда получается, что расчищается поле фундаменталистам (Рис. 46), и на нем возникает попытка реванша со стороны этих фундаменталистов и шиитов – в Ираке и где угодно. Это и есть консервативная революция.

Возникает альтернатива: либо вы подключаете общество к этим радикалам, либо вы находите своего Мубарака своего Ирака (рис.47).

Но вы же его не нашли и, похоже, всерьез и не искали! Вы вместо этого здесь тоже говорите о ручном «Мишке», о своем ставленнике.

На самом деле – либо модернизация и сильный национальный Ирак, либо фундаментализм, и тогда будет халифат (Рис. 48). Даже если вы разделите Ирак, да еще Иран, – любое разрушение национального государства есть путь к созданию халифата.

С одной стороны, вы говорите: «новые крестоносцы». Тогда речь должна идти о проекте «модерн», которому противостоит проект контрмодерн. Вы понимаете, что борются два проекта (Рис. 49)? Или вы считаете, что вы воплями о демократии всё будете нейтрализовывать?

Но это ведь не все. Часть Запада – «другой Запад» – уже давно дрейфует из модерна в постмодерн (Рис. 50).

И тогда возникает вопрос: нет ли союза постмодерна с контрмодерном против модерна? Если этот союз есть, и идет смычка постмодерна с контрмодерном против модерна (Рис. 51), то этот «крестоносный» Запад неизбежно в полном проигрыше, он вообще уже дышит на ладан.

Постмодерн будет происходить в виде евроконгломерата, построенного на обломках западного модерна (Рис. 52), халифат – в виде другого конгломерата, выстроенного на обломках национальных государств Ближнего и Среднего Востока, – и они будут в смычке.

Что будет в результате? Вместо модерна будет постмодернистское ядро и «халифатическо-архаическая периферия» (Рис. 53).

И где мы здесь будем, смотрите следующий рисунок (Рис. 54). Всё.

Я вам за 5 минут изложил то, что на конгрессе излагал 15. Ко мне подходили все подряд, они такого варианта очень боятся. Почему? Для меня это называется «рефлексия на миропроектные основания» (Рис. 55).

Правильная она – неправильная… С чего мы начали здесь на Клубе? Что есть объективность и объективная наука, есть проекты, а есть заговоры.

Что такое проект? Это конструкция, которая скрывается от конкурента на рынке или где-то еще. И – реализуется. Там есть ядро, периферия, технологии, связи. Что, спецслужбы не осуществляют закрытые проекты? Осуществляют. Что, военные операции не есть закрытые проекты? Что, о них в газетах пишут? Нет. Что, крупная конкуренция на рынке, где сейчас действуют сотни миллиардов долларов (намного больше нашего бюджета), – не есть операция закрытая? Есть.

Следовательно, проекты есть. А все дугинские (или не дугинские) заговоры для чего придуманы? Для того чтобы дискредитировать, закрыть от обсуждения понятие "миропроектная конкуренция". А мир становится голографическим, и в любой точке – в Беслане, в Абхазии, в Приднестровье, в Израиле или на Балканах, начинают просвечивать все основания миропроектных замыслов.

Единственное, что человек может делать сегодня, всерьез обсуждая кризис (если он хочет реально расставить акторов на шахматной доске), – он должен обладать способностью осуществлять рефлексию на миропроектные основания. А конспирология нужна для того, чтобы навсегда забить, заткнуть всякое стремление российской элиты и общества приобрести способность рефлектировать на миропроектные основания. Вот в чем суть.

У меня возникает естественный вопрос: представьте себе, что некая концепция получила на Западе индекс top secret – TS (Рис. 56).

Если это затвор от автомата или танк, то всё понятно. А если это теоретическая книга, на основе которой разрабатывается военно-политическая доктрина? И она «закрыта»? Свои должны были хотеть ее получить? Должны были.

Но бесполезно посылать туда Иван Иваныча, который прекрасно крадет затворы. Без специализации это безнадежно. Бывает ли, что некто ничего не понимает в ядерной физике, но занимается разведкой по атомному манхэттенскому проекту? Не бывает!

Чтобы получать информацию по миропроектным вопросам, нужно было иметь или создать какую-то специализацию. А чтобы ее обобщить и осмыслить? Неужели ее надо было бы сгружать и сваливать в тот же архив аналитики, в котором валялись данные по танкам и затворам? Тогда это означало бы полный крах.

Одно из двух: либо такие звенья в СССР существовали (и тогда встает вопрос об их конвергенции с противником), либо они вообще не существовали. Тогда всё выглядит иначе: мы по дури своей уже 20-30 лет назад всё проиграли – не сейчас, а гораздо раньше.

Привожу простой пример: сейчас на Кавказ послали Козака. Это гигантская операция, все ликуют: Фрадков освобожден от Козака (можно "отпиливать" в нужную сторону), а Козак почти наверняка не сегодня, так завтра будет дискредитирован на Кавказе. Гигантская операция, и никого в этот момент не волнует, что будет с Кавказом.

Это для маргиналов типа Кургиняна важен Кавказ какой-то. А они – освободили канал ресурсов, дискредитировали одну из "близких к телу" фигур. Это – "задачи", это – "политика", это – "проект". Тогда о чем тут идет разговор второй час? Где "тема", Сергей Ервандович? Где "тема"?

Почему я это обсуждаю? Потому что государство дышит на ладан. Может, Козак талантливый администратор, может, он толковый человек, – я не знаю. Может, нет, – тоже не знаю. Я знаю только, что с другой стороны этого барьера стоит Стивен Манн. Он был представителем Госдепа по Кавказу, и сейчас у Буша пошел на повышение. А у Стивена Манна, в отличие от Козака, есть книги top secret, которые посвящены управлению хаосом как инструментарию практической политики.

И диссертацию докторскую он защищал по теме "Философия разведки". Может, это плохая докторская, и неглубоко он там копал, может, Стивен Манн не Пригожин, и у него никаких особых секретов по управлению хаосом нет. Но я хочу этим сказать, что сталкиваются на том же Кавказе две разные в миропроектном смысле цивилизации: "инопланетная" и наша.

Мы говорили когда-то о том, как устроена проектная системность (Рис. 57).

Сейчас, когда начинают говорить о проектности, говорят: «Нужно науку восстановить!». Правильно, нужно! Нужны психологи, экономисты, социологи, но предметная наука лежит вот там, внизу, а выше начинается первый трансперсональный мультидисциплинарный интегральный синтез, и называется он «построение систем».

За ним лежит второй синтез: описание среды, где действуют системы (это концепт), потом – третий синтез: рефлексия на чужие проекты (рефлексология, высшая операциональная интеллектуалистика), затем четвертый синтез, целевой: свой проект (стратегическо-целевой). А за ним пятый синтез – метафизический.

И они реально существуют. Внизу сидят предметники, выше них – концептуалисты, стратеги и т.д. Мы потеряли, если говорить о проектах, не просто понимание их важности, а всю семантику и семиологию проектной идеи. Люди шизеют, они выброшены из игры. Каждый шизеет в маленьком клубе между пивом и коньячком на свой лад. И внутри всего этого рождается… как его? – Фоменко с его новой исторической "концепцией".

Это означает, что никакой такой пирамиды не строится ни в сознании, ни в культуре, ни в деятельности. В момент, когда мир лихорадочно осваивает, что такое трансдисциплинарные методологические основания, – здесь это понимание вообще уничтожено, его как политического фактора просто нет.

Раньше я говорил о ядре и периферии (Рис. 58).

В Израиле я понял абсолютно точно, когда умерло ядро израильского общества. Оно умерло вместе с кибуцами. Кончились поселения, которые держали 6,5% проектно-активного населения, кончилась накаленная коммунистичность, кончились мечтания и содержательные разговоры о миссии. Возникло «благополучное» общество, оно сначала шло наверх по инерции, а потом тенденция развернулась вниз.

И у нас социальная тенденция уже давно развернулась вниз, потому что общество не может существовать без ядра. Я не знаю, что такое ядро американского общества (по крайней мере, в этом надо серьезно разбираться), но знаю, что никто не будет об этом ни мне, ни кому-то еще рассказывать на каждом перекрестке.

Люди, которые с этим работают, должны осуществлять рефлексию на миропроектные основания. Если вообще говорить о субъекте, о ядре, то это накаленные группы, строящие определенные формы социальной коммуникации. Это не дядя Петя, который всё узнал про проект и научился о нем говорить. Это – другие формы существования, формы жизни.

Наверное, вы слышали, что есть один из главных идеологов мусульман Сеид Куд, – он долго сидел в египетских тюрьмах и т.д. Он опубликовал десятки работ, и в них он очень просто всё это обозначает, прямо по-ленински. Я недавно внимательно читал его работы. Он говорит: "Ну, что там идеология, идеология, весь вопрос в том, есть ли авангард". Авангард – это 100-200 тысяч человек, готовых умирать за идею. Если вы сумели мобилизовать авангард под свою идею, это идеология. В противном случае это "профессорские мульки", это не идеология, это рассуждения.

Скажете, Сеид Куд неправ? Конечно, он прав. А главное, что всюду одно и то же: как только исчезают социальные ядра, способные повышать температуру, создавать импульсы социального движения, общество умирает. Причем умирать – это общее свойство. Никто не сказал, что можно создать общество без ядра. Я не знаю точно, что произошло с крестьянской культурой без крестьян, но вряд ли можно было сделать так, чтобы крестьянская культура шла всё время вперед и вперед, а само крестьянство вниз и вниз.