Текст книги "В глухом углу"

Автор книги: Сергей Снегов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

3

Аварийный поселок – так называлось общежитие для новоселов, прибывавших Этим летом, – разбивался около рудничных служб, в ненарушенной тайге. По набросанному наспех плану какие-то деревья вначале оставляли, чтоб создать на улице аллею, потом стали валить лес стеной – деревья росли не аллеями, а как вздумается. Жалеть это добро не приходилось, поселок со всех сторон захлестывало зеленое море. Прораб махнул рукой на чертежи:

– Здесь не улица Горького, трястись над каждым деревом не обязательно.

В один из дней Саша, отправившийся из цеха в поселок за материалом, свернул в сторону, чтоб посмотреть, как работают бывшие бригадники. Он подошел к Игорю и Вере. Игорь подпиливал электропилой стволы, потом они с Верой их валили. В воздухе стоял особый, возбуждающий и печальный аромат свежего сруба. Дерево пахло живыми соками, как смертельно раненное тело пахнет кровью. В стороне пели другие электропилы, с громовым шелестом валились другие деревья. На опушке рычали и посапывали бульдозеры, выкорчевывающие свежие пни.

Саша после недолгого молчания сказал:

– Тяжелая работенка.

Вера ответила:

– А мы не ищем легкой. И вообще – проваливай!

Насупленный Саша насупился еще больше.

– Посмотреть уже нельзя?

– Такими гляделками, как у тебя, и бревно сглазишь.

Саша знал, что Вера недолюбливала его и в те времена, когда дружила с Георгием. Он пожалел, что заговорил с ней, хорошего ответа ждать было нельзя. Он отошел, ничего больше не сказав. Шагах в ста Саше повстречался Вася.

Вася обходил порубку, оглядывая образовавшуюся площадку. Бешенство, не перестававшее бродить в Саше, забурлило пеной.

– Здорово, начальник! – приветствовал Саша.

– Я не начальник, – холодно ответил Вася.

– Не начальник? Людьми командуешь, кому жить, кому подыхать, согласия их не спрашиваешь – значит, начальник!

Вася презрительно поглядел на него.

– Ты ищешь ссоры? Ссора тебе не поможет.

– А что мне поможет? Не объяснишь?

– Одним собой живешь. Плюешь на всех, было бы тебе хорошо.

– И плюю! И буду плевать!

– На всех плевков не хватит. Вон гляди, деревья! Они тоже без товарищей не живут. Одно дерево не составляет леса, один человек еще не человек. А ты? Что хочу, то закон, до других дела нет. Тебе и говорят: живи сам по себе, раз такой.

Саша не отрывал от Васи бешеного взгляда. Все было ложью! Правильно, и дереву тошно одному, он не дерево – ему хуже.

– Я тебе не пень – антимонии выслушивать. Возвращай в старую бригаду, понял!

– От меня это не зависит. Тебя товарищи не хотят.

– Возвращай! – бушевал Саша. – Возвращай, а то будет плохо!

Вася повернулся к нему спиной. Саше показалось, что Вася трусливо бежит. Бегущего врага надо догнать и повалить – это был старый инстинкт, он бросил Сашу вслед Васе. Тот оглянулся, не веря, что Саша лезет в драку. Саша ударил Васю в плечо.

– Да ты с ума сошел! – закричал Вася. – Подумай, что делаешь!

Саша схватил с земли сук. Вася сумел отскочить, но поскользнулся на мокрой земле, одна нога подвернулась под другую. Вася упал, пытался приподняться, тут же со стоном повалился. Саша снова размахнулся, но вихрем налетевшая Вера сшибла его с ног. Саша в ярости отшвырнул ее в сторону. Он опять схватился за сук. Подоспевший Игорь прыгнул Саше на плечи, оба полетели на землю. Вера подскочила к Васе, хотела поднять его.

– Беги за ребятами! – крикнул Вася. – Мы с Игорем пока удержим его.

Вася пополз, загребая руками землю, к катавшимся неподалеку Игорю и Саше. Саша раз за разом отшвыривал Игоря, подминал под себя – Игорь, не возвращая удары, валил Сашу на землю, не давая напасть на Васю. Бешенство мутило Сашу. Этот низкорослый дьяволенок присасывался, как пиявка, его руки легче было выкрутить жгутом, чем отбросить. Саша, не помня себя, стал душить Игоря, рыча:

– Ага, ты тоже! Я тебе покажу! Живым не выпущу, нет!

Игорь бился под Сашей, пытался сорвать его пальцы со своей шеи. Подползший Вася схватил Сашу за руку. Саша бросил Игоря и навалился на Васю. Игорь снова прыгнул Саше на плечи. На этот раз Саше удалось швырнуть его так, что он сразу не сумел подняться. Вскочив, наконец, на ноги, Саша с бранью схватил сук и бросился на обоих врагов. Тут он увидел бегущего брата.

Георгий широкими скачками перепрыгивал пни и поваленные стволы. Сук выпал из рук Саши. Он помчался в глубь леса, не разбирая дороги. Он слышал за собой свистящее дыхание брата. Георгий по-прежнему не подавал голоса, это ужасало Сашу – он знал, каким бывает брат, когда от ярости не может кричать.

Саша выскочил на полянку, обежал стоящий на ней валун, в смятении остановился. Это была не полянка, а провал – ущелье ручья. Каменистые берега падали вниз стеной. Саша отпрянул от обрыва и понесся вдоль, отыскивая пологий спуск. На обрыв вырвался Георгий. Саша прислонился спиной к пихтачу, нависшему над провалом, выхватил из кармана нож. Он всегда носил его с собой, хоть ни в одной драке не прибегал к нему – теперь лишь нож мог спасти от расправы.

– Стой, Жорка! – заорал он. – Стой, падло, завалю!

Георгий бежал с той же жуткой молчаливостью.

Саша заревел еще неистовее:

– Стой, говорю! Не пощажу!

Георгий прыгнул на валун, таким же стремительным прыжком слетел с него. Саша взглянул на его перекошенное лицо и швырнул нож в ручей. На Сашу обрушился тяжкий, как копыто, кулак. Упав на землю, Саша схватил брата за ноги.

– Жорка! – молил он. – Не бей!

Георгий отшвырнул его ногой. Теперь Саша услышал его голос.

– Вставай! – шипел Георгий. – У меня же принцип – лежачего не бью. Вставай, гад!

– Не встану! – бормотал Саша, ползая на коленях, снова ухватывая брата за ноги. – Не встану, Жорка!

Георгий пнул его, но Саша не выпустил ноги. Георгий заговорил спокойней:

– Поднимайся, не трону!

– Дай честное слово, Жорка!

Георгий – высвободил ногу, сделал шаг вбок.

– Иди вперед!

Саша торопливо шагал к руднику. Ему по-прежнему было страшно, он спешил на народ. Увидев Васю, около которого хлопотали люди, Саша хотел обойти стороной, но брат приказал остановиться.

Вася сидел на земле, правая штанина была закатана. Вспухшее колено покраснело, Вася ощупывал его, стараясь узнать, нет ли перелома.

– Вывих, – определил Георгий, дотронувшись до опухоли. – Нужно доставить тебя на носилках в медпункт рудника. Там вправят.

Он показал, как делать носилки из сучьев, потом протянул руку Вере.

– Спасибо, что позвала! Ты двоих спасла: и Васю, и Сашу. А может, еще и Игоря…

Она помедлила с ответным рукопожатием.

– Почему Сашу? На него не нападали. Он сам, как бешеный…

Георгий сумрачно взглянул на стоящего с опущенной головой Сашу.

– Черт знает, чем могло кончиться. За убийство меньше пятнадцати лет не дают. Пятнадцать лет – не многим слаще смерти… А так – годом отделается… В науку пойдет.

Он знаком приказал брату идти. Тот с прежней покорностью и торопливостью шагал впереди. Около служебных зданий Саша повернул к Георгию залитое слезами и грязью лицо.

– В милицию ведешь? – прохрипел он с рыданием. – Сука, лягавый, родного брата властям!..

Георгий жестко сказал:

– Властям – не врагам. Будут другие учить тебя, дурака, раз моей науки не послушался. Шагай, шагай.

4

В один из понедельников, когда библиотека для посетителей закрыта, Чударыч разбирал полученную почту – пакеты с книгами и журналами, письма. Письмо от Сувориной он перечитал дважды. Она благодарила за сведения о сыне, сообщала, что выполнила поручения стройки – отобрала в магазинах нужную литературу, заходила в заочный политехнический институт – там уже вое подготовлено к открытию нового отделения. Для таежного учебно-консультационного пункта отбирают, программы, методические указания, учебники. «Летом можно начинать на месте вступительные экзамены, – писала Суворина. – Если бы вы звали, как приятно возиться с вашими просьбами. Три четверти моего сердца в вашей милой глуши! Ах, если бы и жить там около сына и ставших родными его друзей!»

Чударыч, улыбаясь, зашагал вдоль стеллажей. Он останавливался у полок, где стояли любимые книги, клал на них руку. Со стороны можно было подумать, что он прощается с ними. Он и вправду прощался. Приходил срок бросать созданную библиотеку для другого, более настоятельного дела.

Еще в ноябре, отправляясь в Москву, Чударыч подумывал о том, что пора их поселку связаться с заочным институтом. В Рудном по плану предполагалось открыть среднюю школу для взрослых, но Чударыч понимал, что этого мало. Он выписал в отделе кадров нужные цифры – людей с законченным средним образованием уже было больше двухсот, а в навигацию этого года должно было прибавиться, по крайней мере, с полтысячи. «Надо, надо!» – твердил себе Чударыч.

И ни с кем заранее не сговариваясь, непоседливый старик долго разыскивал в Москве, в Мазутном проезде, нужное ему учреждение – Всесоюзный Заочный Политехнический институт. Там разъяснили, что консультационный пункт в тайге открыть можно, но деньги на помещение, лаборатории первых курсов и учебные занятия на месте придется отыскивать у себя. Институт будет обеспечивать программами, методическими указаниями и принимать студентов, приезжающих на учебные сессии. Чударыч на радостях, что дело выгорает, обещал достать любые требуемые средства. Он был уверен, что Усольцев его поддержит.

Усольцеву мысль о своем отделении института понравилась еще больше, чем новая библиотека.

– Великолепно! – одобрил он, когда Чударыч рассказал о московских переговорах. – Уж если мы сможем помочь ребятам на месте приобрести высшее образование, они по-настоящему ощутят, что здесь их дом. Помещение выстроим, лаборатории оборудуем – это все в наших руках. Труднее с преподавателями и консультантами. В этом году приезжает к нам много инженеров разных специальностей – будем искать среди них. В общем, давайте писать официальную просьбу в институт и завернем это дело по-серьезному.

Прохаживаясь по пустому читальному залу, Чударыч думал об этой новой работе, найденной им для себя. Он чувствовал, что нужен своим ребятам, и чем дальше, тем будет нужнее. Это было радостное чувство, он даже прослезился от сознания того, что скоро придется сменить свой – хоть и живой, но тихий – читальный зал на всегда набитый людьми кабинетик заведующего учебным пунктом института: вопросы, справки, просьбы, споры, телефонные звонки, вызовы, заседания, комиссии, экзамены, беседы на бегу в коридорах, страх и радость на лицах – он тосковал по гаму и толкотне, как по чему-то издавна родному.

Вечером пришла Лена. Она обрадовалась книгам.

– Я помогу ставить их на полки. У меня часик свободного времени, Георгий зайдет за мной.

– Леночка, сколько вы проходите километров после работы?

– Много. И я, и Георгий рождены бродягами. Сегодня первая поездка на тот берег, будет человек сто.

Лена уселась в комнате Чударыча и стала опорожнять ящики. Чударыч работал в зале.

В комнату вошел мужчина. Он сдержанно кашлянул. Чударыч, не поднимая головы, проговорил:

– Сегодня выходной, товарищ, книг не выдаем.

Посетитель сказал:

– Я не за книгами. Лена Никитина здесь не была?

Чударыч посмотрел на него и встал. Это был новый человек в их поселке, Чударыч ни разу его не видел. Вместе с тем он был хорошо знаком, как бывают известны люди, ежедневно встречающиеся, часто с тобой беседующие. Все в нем было знакомо – сухощавое лицо, широкий – плитой – лоб, большой нос, большой рот с тонкими губами, очки в массивной оправе, холодные, неподвижные глаза за стеклами. Даже голос его казался знакомым – глуховатый, неторопливый, холодный, как его глаза.

– Я сегодня прилетел. – Посетитель снял шляпу, провел рукой по гладко зачесанным волосам. – В общежитии сказали, что Лена ушла к вам. Можно ее увидеть?

Чударыч понял, наконец, откуда знает этого человека. Он был знаком Чударычу по рассказам Лены, это был ее московский друг, тот самый, с которым она поссорилась. Он был таков, каким она описывала, она ничего не приукрасила и не убавила, он стоял перед ее глазами живой, какой стоит сейчас.

– Вас зовут Николай? – спросил Чударыч.

– Да, Николай. Вы слышали обо мне? Но я хотел узнать…

Чударыч заторопился.

– Леночка недавно была. Подождите, я посмотрю, здесь ли она.

Николай присел на стул, положив шляпу на колени. Чударыч вышел в свою комнату, прикрыв дверь. Лена прижималась к стене спиной, лицо ее было искажено. Испуганный Чударыч кинулся к ней, она остановила его.

– Нет, нет, – шептала она. – Я не могу его видеть! Скажите, что меня нет, что я уехала! Только пусть уйдет!

Она подталкивала старика к двери. Чударыч уговаривал ее успокоиться, она все быстрей шептала:

– Не могу, не могу! – Она закрыла лицо руками, воскликнула шепотом: – Он там, Коля! Я узнала его по шагам! Что я скажу ему, что?

– Но вы не мажете выгнать его из поселка! – таким же шепотом урезонивал Чударыч Лену. – Все равно он увидит вас позже.

– Хорошо, позже! Я соберусь с мыслями… Пусть он придет через полчаса, дайте мне эти тридцать минут!

Чударыч задержался у двери. Николай, встав, шагнул ему навстречу.

– Видите ли, – сказал Чударыч, – Леночки нет.

То есть… она была, сейчас ее нет. Она еще придет. Зайдите через полчаса.

Николай вглядывался в Чударыча неподвижными глазами.

– Может, подождать здесь? Я не стесню вас?

– Лучше прогуляйтесь по поселку. Возможно, вы встретите ее.

– Искать ее по улицам я не стану. Передайте Лене, что я надеюсь застать ее здесь через полчаса.

Когда он затворил за собой дверь, Лена вышла в зал. Она опустила лицо на стол и заплакала.

Чударыч в смятении гладил ее по голове.

– Леночка, почему вы плачете?

Она крикнула с гневом:

– Уж вы-то должны понимать! Вы говорили – надо забывать Николая, свет не клином сошелся на нем одном… Боже, почему я поверила? В него не верила, а вам сразу, сразу!..

Чударыч, расстроенный, уже не утешал ее.

– Дурацкая женская привычка – валить собственную вину на других, – оказала Лена, вытирая платком лицо. – Но мне тяжело, мне тяжело… Только недавно мы обо всем договорились с Георгием.

В дверях показался Николай. Лена вскочила, прижала руки к груди. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Николай протянул руку.

– Здравствуй, Лена! Ты меня не ожидала?

– Не ожидала. – Она закашлялась, словно поперхнулась словами. – Такой неожиданный приезд… Хоть бы письмо!

– Я был очень занят, дипломная работа попалась трудная. Теперь все это в прошлом – дипломный проект, защита…

– Ты, значит, инженер? Поздравляю! А защита прошла хорошо?

– Диплом дали с отличием. Не в нем дело. – Он помолчал. Лена тоже молчала, не поднимая головы. – Мне нужно объяснить тебе, зачем я приехал.

– Я знаю: ты приехал за мной.

– Я приехал к тебе. Я взял направление на ваше строительство.

– Ты покинул Москву?

– Да. Тебя ведь там не было…

Лена хотела что-то сказать, он ждал. В комнату вошел Георгий, все повернулись к нему.

– Поздравляю с новолунием, – весело сказал Георгий. – Месяц кривой и светлый, как новоиспеченный кренделек. Он висел у меня слева, как серьга в ухе запорожца. – Георгий переводил взгляд с одного лица на другое. – Почему такое настроение похоронное? Простите, я не знаком с товарищем…

– Вам надо познакомиться, – сказала Лена. – Это Николай…

– Знаю – земляк! – прервал Георгий. – Я все помню. – Он хмуро протянул руку Николаю, тот вежливо поздоровался. – Меня зовут Георгий Внуков. Если не возражаете, завтра потолкуем. А сейчас мы с Леной спешим на лодочную прогулку.

Он взял Лену под руку. Она сказала:

– Не сердись, Коля, я должна идти. Я просила Иннокентия Парфеныча поговорить с тобой… Он был мне как отец…

Она поспешно направилась к выходу. Георгий в дверях обернулся и поклонился. Николай попрощался так же учтиво, как здоровался.

Он обратился к Чударычу:

– Лена сказала, что вы ей как отец. Это много, Лена дорожит памятью об отце, погибшем на фронте. Итак, я слушаю.

Чударыч, по стариковской привычке, любил беседовать сидя. Сейчас он встал и прошелся. Его страшил навязанный неожиданно разговор, смущал этот человек, вежливый холодной отстраняющей вежливостью, пугал его пристальный взгляд, его удивительное спокойствие. Николай был ровен, как мыслящий автомат, он, казалось, только слушал, сопоставлял, анализировал. Закричи он, стукни кулаком об стол, просто выругайся, Чударычу стало бы легче. Но он вежливо ожидал, только ожидал.

Николай положил шляпу на стол и закинул ногу на ногу.

– Я помогу вам. Беседы на эти темы всегда щекотливы, особенно для посторонних, даже если их объявляют отцами. Вы не знаете, как подойти ко мне? Не надо подходов. Расскажите, что произошло с Леной в вашем поселке.

Но Чударыч не мог начать. Николай назвал его миссию нелегкой, разговор – щекотливым. Что сказать этому человеку! Ему нужны одни факты – он приведет их в систему, исследует выводы… Чударыч встречал разных людей, одни с первого взгляда вызывали любовь или антипатию, к другим приходилось месяцы приглядываться, лишь потом составляя мнение, этот казался непохожим на всех, он поражал – Чударыч был смущен.

– Судя по всему, Лена нашла другого. Я хочу знать, кто он, как далеко зашли их отношения?

Но Чударыч не дал превратить рассказ о метаниях Лены в бесстрастный анализ ее поступков. Что составляло истинное содержание их жизни в отдаленном поселке в эти суровые месяцы? Он описывал тайгу, комаров, дожди, пурги, морозы, серые, как вечер, дни, непривычно трудную работу, возникшее почти у всех, начавших здесь самостоятельный путь, неверие в свои возможности и силы. Он рассказал, как преодолевалось это неверие, как молодежь расправляла плечи, поднимала голову, как нелады, вспыхнувшие поначалу, приглушались, как развивалась дружба – случайное собрание людей сплачивалось в коллектив. Он передавал, волнуясь и жалея ее, как долго Лена не могла найти здесь своего места, все жила воспоминаниями о Москве, о нем, о Николае, и как, наконец, – во многом под его, Чударыча, влиянием, он не собирается этого скрывать – она позабыла о не подававшем вестей старом друге, встретила хорошего человека…

– Любима? В это я поверить могу. Можете ли вы утверждать, что Лена не любит меня?

Этого Чударыч утверждать не мог. Больше того, к своему смятению, он мог утверждать обратное. Он молчал. Николай повторил:

– Мне важно одно – любит ли она меня? Я приехал к ней. Я должен знать…

– Об этом надо ее спрашивать.

– Я, конечно, спрошу ее завтра. Но я хочу знать уже сегодня – сохранилось ли у нее чувство ко мне.

Чударыч проговорил, запинаясь:

– До сегодняшнего дня я был уверен, что она вас забыла. Осенью она часто вспоминала о вас, но потом этих разговоров не было. А услышав, как вы вошли, она вся затряслась…

Николай кивнул головой на соседнюю комнату.

– Она находилась там?

– Там… Когда вы ушли, она рыдала. Больше я ничего не могу сказать.

Николай взял шляпу.

– Больше ничего и не надо. Между прочим, я и об этом думал – что она кем-нибудь увлечется. К сожалению, это случилось.

Чударыч теперь уже не мог бы сказать, что перед ним мыслящий автомат. Перед Чударычем стоял, близоруко в него всматриваясь, обыкновенный человек – красивый, сухощавый, печальный парень.

– Что собираетесь делать? – осторожно спросил Чударыч.

Николай прежде подумал, потом ответил:

– Постараюсь вновь завоевать ее уважение…

Когда Николай подходил к двери, в нее ворвался разъяренный Георгий.

– Слушайте, вы!.. – крикнул он. – Какого черта… – Поймав предостерегающий взгляд Чударыча, Георгий заговорил спокойней – Нам нужно срочно потолковать, товарищ Николай, не возражаете?

– Сделайте одолжение, – холодно сказал Николай.

5

Лена, выскочив наружу, побежала по улице, Георгий нагнал ее у дебаркадера. Она хотела бежать дальше, он остановил ее.

– Ты забыла, что нас ждут? Неужели этот ихтиозавр далекого прошлого мог так тебя напугать? По науке, призраки не возвращаются.

– Не надо так!.. На прогулку я не хочу. Мне не до прогулок.

– Может, пойдем на гору – ко мне? Тоже не хочешь? Остается одно – в лес.

На берегу он выбрал местечко, густо покрытое мхом, на нем было теплее. Он расстелил свое коверкотовое пальто, вынутое недавно из чемодана, где оно хранилось полгода. На другом берегу разжигались костры, одна багрово-красная точка вспыхивала за другой. По темному небу крался тоненький месяц. Георгий присел рядом с Леной.

– Я понимаю, тебе нелегко – этот тип нагрянул, как снег на голову. Даже наши полудикие предки в аналогичных случаях телеграфировали: «Иду на вы!» Разреши мне поговорить с ним от нас обоих.

– А что ты ему скажешь?

– Все, что полагается говорить неудачливому сопернику. Нужные слова подберу.

– Нет, объясни!

– Первым делом, что он опоздал. И что если он израсходовался, на обратный билет одолжить сумеем. Думаю, этого хватит.

– А скажешь ли ты, что он оказался лучше, чем я думала о нем? И что я раскаиваюсь в своем неверии в него, виновата перед ним – безмерно виновата!

– Леночка, возьми себя в руки! Тебе это померещилось.

– И что я люблю его – это скажешь? Да – люблю! Ненавижу себя за то, что люблю!

– Успокойся! Не надо так кричать. Все это от неожиданности. Ты же меня любишь, ты сама знаешь! Ровно неделю назад ты сказала, что будешь моей женой, что я всех тебе дороже… Или это была неправда?

Она плакала, уткнувшись лицом в расстеленное пальто.

– Теперь я понимаю, что значат слова: «Сердце разрывается на части», – проговорила она с отчаянием. – Нет, поверь, ты мне дорог, я не лгала! Но когда я услышала, только шаги услышала… И что он все бросит, приедет ко мне – нет, даже поверить не могла!

Георгий с ласковой настойчивостью повторил: – Пожалуйста, успокойся! Когда люди плачут, они утрачивают способность соображать. Нам надо думать, надо решать: с кем ты будешь?

Лена печально смотрела на него. Ее глаза светились в темноте. Георгию показалось, что они освещают лицо, так был глубок их блеск. Он понял, что предстоит услышать много тяжелого.

– Я не буду ни с ним, ни с тобой. К нему у меня нет дороги, к тебе – силы.

Он спорил, уговаривал, упрашивал, умолял. Потом, измученный, растянулся на мху. На другом берегу пылали костры, багровые блики пробегали по темной реке – Лара звенела на камнях, омывая мыски.

– Пойдем, – сказала Лена. – Я озябла.

У двери ее комнаты Георгий сказал:

– Утро вечера мудренее – завтра еще поговорим.

Он пошел не к себе, а на улицу, дома Семен и брат могли пристать с разговорами. Он мог вести сейчас лишь один разговор, по-настоящему важный, единственно важный. Это будет мужская беседа – крепкая словом, резким взглядом и – если до того дойдет – тяжелым кулаком. «Вот бог, а вот порог – катитесь, пока целы!» – такими словами он начнет, продолжение придет само. Завтра товарищ Николай аккуратненько умотается ко всем чертям, а Лена успокоится, она обязательно успокоится, если он умотается!

Георгий в нетерпении вслух бормотал, что собирался высказать. Но при Чударыче он не посмел сразу завязать ссору.

– Где же нам побеседовать? – спросил он. – На дворе – темно, в клубе – людно, дома – посторонние уши. – Георгий посмотрел на Чударыча. – Нельзя ли у вас?

Чударыч с неохотой согласился. Когда он ушел к себе, Георгий заговорил:

– Ваше появление расстроило Лену. Вам нужно завтра уехать.

– Этого я не сделаю, – спокойно ответил Николай. Он с вызовом глядел на раздраженного Георгия.

– Значит, нам предстоит борьба за сердце любимого человека, – сказал Георгий.

– Как вы ее мыслите – на кулаках, на палках, стульями? По завету предков – кто сокрушит соперника, тот и любим? Такая борьба мне отвратительна, но если нападут, я сдачи дам.

Георгию казалось, что этот человек угадывает его мысли.

– Стулья и кулаки – аргументы не столько веские, сколько увесистые. Нынешние девушки жалеют побежденных и не увенчивают победителей – Лена в этом отношении вполне современна…

– Тогда дайте себя побить, – серьезно посоветовал Николай. – Если бы это гарантировало любовь Лены, я согласился бы быть избитым.

– А я – нет, – откровенно признался Георгий. – Не терплю, чтоб меня безнаказанно колотили.

Николай наклонился к Георгию. Тот отодвинулся, неподвижные глаза Николая упирались в него, как кулаки. Георгию еще не встречались люди, так отрешенно впадающие в явившуюся мысль. Обычно мысли вспыхивают и проносятся, одновременно с ним человек что-то испытывает, делает, передвигается – этот задумывался всем телом.

– Допустим на минуту, что завтра я уезжаю… Думаете ли вы, что Лена забудет тогда обо мне? Что она будет с вами безмятежно счастлива? Верите ли вы в такую идиллию, зная характер Лены?

– Сменим пластинку, – резко сказал Георгий. – Под эту музыку я не танцую.

– Если у вас имеется другая тема, излагайте ее.

Георгия сковывал взгляд Николая. Разговор вышел более трудным, чем он ожидал. Георгий в спорах бил острыми словами – не всякому удавалось их парировать. Но противник его был хорошо забронирован, все отскакивало от него, не поражая. И слова его походили не на удары, а на сети, он набрасывал сеть, закручивал ее, заставлял биться в тенетах. Он вел спор по своему пути.

– Другой темы у меня нет, – сказал Георгий. – Но и предполагать ничего не хочу. Нужно решить, кто останется, а кто уйдет… Я предлагаю – что хорошо для Лены, то мы и должны признать.

– Именно это и я хотел предложить. Итак…

– Нет, теперь меня послушайте! Леночке со мной лучше, чем с вами. Вы – ее прошлая жизнь, она окончилась неудачей…

– Ссора – это не то же, что неудача.

– Во всяком случае, Лена уехала от вас.

– Выслушайте меня, – попросил Николай. – Я не знаю, что Лена говорила обо мне, но хочу рассказать, как сам отношусь к ней.

– Валяйте! – Георгий решил не давать сбить себя на сентиментальный тон.

Николай начал с того, как мальчишкой познакомился с Леной, как долго и неровно шла их дружба, как она выросла в такую же неровную любовь – нежность прерывалась ссорами, ссоры превращались в разрывы, разрывы заканчивались горячими примирениями. Георгий мог бы издевательски расхохотаться: Николай описывал случайные прикосновения рук, случайно брошенные и пойманные взгляды. Георгий не смеялся, забыл, что собирался иронизировать. Этот холодный, внешне такой сдержанный человек, его соперник, не только знал Лену так, как Георгию и не думалось узнать, он понимал ее проникновенным пониманием. Георгий видел теперь, что сам он скользил по внешности, спроси, что он видит в Лене, он бы ответил: «Некрасивая, зато фигура на пять, характер колючий». Этот же человек проникал в суть, он не отмахивался от того, что Георгию представлялось досадно-неприятным и случайным, все было для Николая ясным, случайное становилось необходимым. Георгию казалось, что у него самого открываются глаза, он был знаком с Леной скоро год, в последние месяцы они встречались каждый день, но как же многого не замечал в ней, Николай за час показал в ней больше, чем он узнал за год. Георгий старался защититься от этого удивительного понимания, он крикнул на себя запальчивой мыслью: «Вздор! У него манера такая – влезать в психологию. Молодой Чударыч – докапывается до корней!» Но дело было не в умении докапываться до корней, Георгий вскоре понял и это. Николай так необыкновенно и глубоко понимал Лену, ибо любил ее глубокой любовью, уважал необыкновенным уважением. Нет, сказал себе Георгий, далеко твоему чувству до такого, вряд ли ты способен испытать что-либо похожее!

И, слушая Николая, размышляя над его рассказом, Георгий вспоминал свою любовь к Лене. Она тоже шла неровно и трудно, это была иная неровность. Лена сказала как-то: «С тобой мне хорошо и спокойно, но это оттого, что у нас нет любви». Я не понял тогда, теперь понимаю – любовь оставалась здесь, я ее отстранил, но не устранил. Николай всегда стоял между нами, он был в воспоминании, им болела душа. Она не говорила о нем, с ним было порвано, обратной дороги нет, так ей казалось. «С тобой мне спокойно», – вот так говорила она, всего непереносимей и трудней было это полусонное, полуравнодушное спокойствие. Чего же добиваться дальше? Николая я Лене не заменю, даже если бы она и стала моей женой. Я просто иной человек, мне не по плечу быть таким, как он. Точка, Георгий, точка!

Георгий сказал грустно:

– Ты приехал как раз во время. На первомайские праздники мы решили расписаться. Она долго отказывалась. Скажу по-честному: мне жаль, что я не уговорил ее раньше…

Он чувствовал, что было бы кощунством говорить «вы» Николаю, породнившемуся с ним чувством к Лене.